не заметят. Уж как я обрадовалась, что ты не за гадостью этой пришел, что уходишь завтра и с компанией здешней не свяжешься! Ведь никак мне с ними не справиться - звери уже, а не люди. Плюнула бы на все, сама бы ушла, куда глаза глядят, да боюсь, ящики они эти найдут и в Город притащут. Что же будет тогда? Конец Городу. Он и так еле жив, а то и вовсе вся жизнь прекратится... - Жизнь! - просипел вдруг Шибень. Он не отрываясь смотрел на ампулу в руках Улисса. - Что ты городишь, старуха? Никакой жизни не бывает! Только сны. Два сна. Один страшный, длинный - там снег, холод, свирепень, уроды. Целый город уродов! Там кругом отрава, и Яма, и старуха, и ампулы, и стены, и потолки, и темень, шахта! Там страшно. И хочется только проснуться... А другой сон... Там не так. Там солнце и тепло. И цветы. Знаешь, что такое цветы? И я не знал, а там увидел. И земля там - огромная, и никаких Мертвых Полей, беги, куда хочешь. Или лети. Я там летаю много... Летишь! А под тобой цветы. И вода - прямо из ручья. И небо - не серое и не черное, как у вас, а такое, знаешь... Другое совсем. А вы тут... Эх! Не надоело вам? Так и будете всегда в одном сне? Удавиться ведь легче! Проснитесь, дураки! Как же вы не понимаете, что лучше там умереть от счастья, чем сдохнуть в стылой конуре? Как же вы... Эх! Да что с вами говорить! Шибень вдруг бросился к Улиссу и выхватил у него из рук ампулу. Потом, проворно отбежав в дальний угол, дрожащими пальцами отломил стеклянную головку и стал поспешно высасывать из ампулы содержимое. - Не надо, Шибень, не пей, погоди! - крикнул Улисс. Но Шибень уже не обращал на него внимания. С отсутствующей улыбкой он лег на пол, отвернулся к стене и замер. ...Ящики оказались удивительно тяжелыми. Улиссу приходилось брать их по одному и осторожно, чтобы не рассыпать ампулы, спускаться по крутым железным ступенькам. Он боялся надолго оставить их без присмотра, хотя знал, что в Яме все спят, успокоенные новой порцией "сока". Последней порцией, подумал Улисс, нащупывая ногой ступеньку. Как хотите, ребята, а больше вам этой отравы не пить. "Ну почему - отравы? - возражал голос Шибня, все еще звучавший в ушах. - Ты сам-то пробовал? Ты попробуй сначала, а потом уж говори - отрава... Дурак! Зачем куда-то идти, зачем искать новые земли, когда я тебе и так могу сказать: да, новые земли есть. Да еще какие! Без конца-края, без снега, без горя! Вот они, у тебя в руках! Разломи только ампулу - и они твои!" - Нет, - сказал Улисс: Протащив последний ящик по коридору, ведущему к шахте, он, кряхтя, взгромоздил его на остальные. Все пять ящиков стояли теперь один на другом у самого края пролома. И тогда Улисс, отступив на шаг, ударил ногой в середину башни... Прошло несколько дней с тех пор, как Улисс покинул Большую Яму. Он быстро шел вперед и уже видел встающие на востоке вершины Предельных гор. Лес все редел, стройные высокие сосны совсем исчезли, вместо чих попадались лишь уродливые низкорослые деревца. Зверей почти не было видно, даже следы на снегу встречались очень редко. Ночью небо на востоке слабо светилось, подернутое бледно-зеленой пеленой. Улисс напрасно искал хоть какие-нибудь приметы, указывающие на проход через Мертвые Поля. Он видел только, что все больше углубляется в опасную, необитаемую и непригодную для жизни страну. "Куда же девалось зверье? - с досадой думал он, сидя ночью у костра. - Ведь если придется остаться в этих местах надолго, совсем не мешает пополнить припасы". Когда-то Улисс уже бывал здесь вместе с другими охотниками и помнил, что дичь все-таки попадалась им изредка, теперь же полное запустение царило кругом. Может быть, все звери ушли за Мертвые Поля? Но как найти этот путь, если следы давно занесены снегом, если нет возможности охотой добывать себе пищу? "Неужели придется возвращаться ни с чем? - думал Улисс, с тоской глядя на сплошную, непреодолимую горную гряду впереди. - Почему мне казалось, что стоит только добраться сюда, и проход обнаружится сам собой? Дед, убедил меня в этом. Да я и сам себя убедил, лишь бы поскорей бежать из Города..." Низкий рев, прокатившийся вдруг над заснеженной равниной, заставил его вскочить на ноги. Отойдя на несколько шагов от костра, Улисс долго вглядывался в темноту и, наконец, заметил вдалеке приближающуюся редкими скачками неясную фигуру. Зверь был гораздо меньше свирепня, но, пожалуй, крупнее обыкновенного клыкана, поэтому Улисс поспешил вооружиться копьем и дубиной, взятой у Шибня. Рев повторился. В нем слышалось нетерпение изголодавшегося хищника, завидевшего, наконец, добычу. Улисс приготовился к бою. Он был неплохим охотником и не раз вступал в схватку сразу с несколькими клыканами, но этот зверь никогда не попадался ему раньше на охотничьих тропах, и Улисс чувствовал, что для поединка с ним ему, возможно, понадобится вся его сила и ловкость. Кроме того, он и сам был голоден. Теперь, когда тысячелетия истории планеты превратились в давно забытые выдумки, человек и зверь снова стали равноправными участниками борьбы за существование и встречались, не зная заранее, кто из них охотник, а кто добыча. Копье и дубина против клыков и когтей - все так же, как сотни тысяч лет назад, если не считать блеска Мертвых Полей да черного, иззубренного силуэта какого-то высокого здания на фоне Предельных гор. Шагов за сто от костра хищник остановился. Бока его тяжело вздымались. Он приглядывался к Улиссу, словно стараясь оценить силу противника. Улисс тоже внимательно рассматривал его мощные когтистые лапы, массивное туловище, покрытое облезлой, с проплешинами, темной шерстью, шишковатую, в буграх и наростах, голову и вытянутую пасть, из которой во все стороны торчали одинаково длинные и острые зубы. С пронзительным, устрашающим шипением зверь двинулся в обход костра, зорко следя за человеком. Улисс понял этот маневр и старался поворачиваться так, чтобы костер все время оставался между ними. Хищник постепенно приближался, все ускоряя бег, и, наконец, бросился в атаку напрямик. Улисс, опустив копье, стоял неподвижно. Из пасти зверя вырывалось нетерпеливое рычание, он собирался уже, сделав последний прыжок, всей массой обрушиться на добычу, как вдруг человек резко поднял копье и нанес молниеносный удар. Хищник не смог сразу остановиться, и вонзившийся в его горло наконечник копья проникал все глубже, разрывая сосуды и мышцы. Зверь захрипел, осел назад и ударил копье лапой. Древко с хрустом переломилось, но рана от удара стала только шире, из нее потоком хлынула кровь. Зверь тяжело опустился на передние лапы. Улисс не дал ему времени прийти в себя. Подхватив тяжелую, обитую железными пластинами дубину, он изо всех сил ударил хищника по голове. Раздался треск. Зверь замер, словно прислушиваясь к чему-то, а затем рухнул на землю и, уткнувшись носом в снег, затих. Улисс перевел дух. Он не чувствовал усталости - победа вернула ему силы. Кроме того, он был теперь надолго обеспечен мясом, если только оно съедобно. Во всяком случае, стоило продолжать путешествие. Разделывая тушу и снимая с нее шкуру, Улисс вдруг обнаружил на задней лапе зверя не зажившую еще рану с запекшейся вокруг нее кровью. Он сделал надрез и извлек маленький металлический предмет, состоявший из помятой, надорванной оболочки и более твердого сердечника. Улиссу никогда не доводилось видеть пули, но он понял, что такое можно изготовить только человеческими руками. Люди! Они где-то не очень далеко. Значит, он на верном пути, значит, нужно идти вперед, что бы ни случилось. Два следующих дня не принесли изменений. Улисс приблизился к самому подножию Предельных гор и теперь двигался вдоль гряды на север, с опаской поглядывая на изумрудные сполохи, загоравшиеся в небе по ночам. Считалось, что воздух здесь вредный и дышать им долго нельзя. Если через день-два не обнаружится каких-нибудь признаков прохода, подумал Улисс, придется отойти на безопасное расстояние и некоторое время переждать. Вот только неизвестно, какое расстояние здесь безопасное, а какое опасное. Пока никаких неприятных ощущений, кроме постоянной, привычной уже тревоги, он не испытывал, но кто знает, не будет ли поздно, когда они появятся? Поздним вечером на второй день своего путешествия вдоль Предельных гор Улисс остановился на ночлег на склоне невысокой конусообразной горы. Прежде чем лечь спать, он решил забраться повыше на гору и хорошенько оглядеться, пока окончательно не стемнело. Он сбросил мешок и лыжи и, прыгая с камня на камень, стал подниматься по склону. Небо на западе еще светилось багровой полосой, но уже разгоралось над вершинами гор зыбкое зеленое сияние. Оно ничего не освещало, наоборот, равнина внизу казалась из-за него погруженной в черную, непроницаемую тьму, и только на обращенных к закату склонах еще можно было что-то разглядеть. Улисс вскарабкался на гладкий каменный выступ недалеко от вершины и стал внимательно рассматривать поднимавшуюся перед ним гряду. Если и есть в этой сплошной стене пролом, как можно найти его, не зная, где искать? Да и куда он ведет? Может быть, в новые земли, а может быть, в самую глубь Мертвых Полей. А настоящий, безопасный проход лежит в двух днях пути отсюда на юг. Или на север. Как узнать? Улисс повернулся в ту сторону, куда предстояло ему идти завтра, и замер. Там, далеко впереди, на погрузившихся уже в темноту склонах ярко светились четыре оранжевых огонька. Да ведь это костры! Словно-светлее вдруг стало вокруг, и теплом повеяло от далеких огней. Горы перестали быть мертвым холодным миром - в нем появились люди. Люди, думал Улисс. Наверное, охотники. Только не наши, из Города сюда давно уже никто не ходит. Нет, они пришли оттуда - из-за Мертвых Полей! Они собираются охотиться в нашем лесу, а может быть, уже возвращаются обратно. Нужно обязательно посмотреть на них вблизи. Посмотреть и поговорить, если получится. Скорее! Главное - не потерять их из виду. Он почти бегом спустился к своей стоянке и, нацепив кое-как лыжи, быстро покатился с горы. Огоньки все ярче разгорались с наступлением ночи, и Улисс, глядя на них, все ускорял бег. Единым духом он перемахнул крутой заснеженный отрог, лавируя среди камней, миновал широкую осыпь и спустя некоторое время оказался на краю неглубокой лощины, поднимавшейся куда-то в горы. Огни виднелись на дне лощины, но еще выше по склону; вероятно, Улисс в спешке потерял направление, и ему, чтобы добраться до них, предстояло теперь подняться немного в гору. Оттолкнувшись копьем (новым, вырезанным взамен того, что было сломано зверем), он скатился на дно лощины - там было побольше снега и совсем не попадались камни - и зашагал туда, где светились костры. Вместо четырех он видел теперь только два из них и начал беспокоиться, не гасят ли их охотники, собираясь в дорогу. Улисс пошел быстрее. Несмотря на довольно крутой подъем, идти по плотному снегу было легко, и он широко шагал, помогая себе копьем. Преодолев за короткое время немалое расстояние, он с удивлением обнаружил, что костры ничуть не приблизились, даже как будто стали дальше. Улисс остановился и, тяжело дыша, с обидой глядел на далекие огни. Убегают они, что ли? И вдруг он увидел: один из огней разделился надвое, и обе светящиеся точки, чуть подрагивая, разбрелись в разные стороны. Спустя некоторое время они слились снова и снова разделились, и тогда Улисс заметил, что они действительно удаляются. Нет, это не костры, подумал он. Это, пожалуй, факелы. Но зачем им факелы, когда дорогу видно и так? Может, у них со зрением плохо? А может, этим беднягам так досталось во время войны, что они до сих пор не знают, что такое кремень и огниво? Нет, нет, все не то... Тут что-то совсем другое... А! Ну, конечно! Улисс ударил себя кулаком по лбу и быстрее прежнего кинулся вверх по лощине. Скорее! Скорее! Только бы не отстать!. Теперь он понял: факелы нужны. Они просто необходимы. Ведь путь через Мертвые Поля проходит, оказывается, под землей! Да и где же еще ему проходить? Просто удивительно, как можно было столько дней ломать голову и не додуматься до такой простой вещи! Сердце Улисса бешено, колотилось, но не из-за сумасшедшей гонки впервые за все время своего путешествия он был уверен, что идет по правильному пути. Впервые он по-настоящему чувствовал, что с каждым шагом приближается к проходу, ведущему в новые земли. Как он мечтал об этом в Городе! Как часто видел во сне эти горы, расступающиеся перед ним и пропускающие его в залитую солнцем страну. "Там солнце и тепло, - вспомнил он слова Шибня, - и цветы... И земля там огромная... И вода - прямо из ручья..." Должно же это хоть где-нибудь быть на самом деле! Края лощины поднимались все выше. Скоро они вообще сомкнутся, думал Улисс. Лощина тогда превратится в пещеру. Делать нечего, нужно побыстрей догнать людей, иначе придется ползти в полной темноте. - Эге-гей! - закричал он что есть силы. - Подождите! Огни спокойно двигались вдалеке, выстроившись гуськом и не особенно торопясь. Но едва голос Улисса разнесся по лощине, они дрогнули и вдруг, как по команде, бросились врассыпную. Один из них стал быстро удаляться в прежнем направлении, а трое других принялись карабкаться на откос. Улисс в растерянности остановился. Что с ними? Почему они так испугались? Может быть, это ловушка, и они хотят его окружить? Но ведь он на лыжах, а у них, судя по цепочке следов, лыж нет. Он легко уйдет от них в случае опасности, так что этого можно не бояться. Улисс приблизился к проложенной людьми тропе и стал осматривать следы. До сих пор ему было не до них, он видел только, что это не лыжня, а большего при мутном, неверном свете Мертвых Полей и увидеть было нельзя. Теперь же он склонился над тропой и внимательно всмотрелся в след. Что такое? Улисс с ужасом поглядел в сторону быстро удаляющихся огней. Не может быть! Все следы были отпечатками раздвоенных копыт! Он бессильно опустился на снег. Это не люди! В голове его сам собой всплыл давний рассказ Деда. Есть такой зверь особенный, говорил Дед, у этого зверя шкура светится в темноте прямо как огонь. Зачем ему это, неизвестно, и почему такое может быть, тоже неведомо. А пасется он, говорят, на Мертвых Полях и жрет камни, потому как ничего там, понятное дело, не растет. Улисс не очень поверил тогда Дедову рассказу. Да и сейчас, убедившись, что Дед не выдумал странного зверя, он думал о другом. Ведь как прекрасно все складывалось, как ясно выходило одно из другого все, что он предполагал! Увидел костры - значит, рядом люди. Факелы - значит, путь проходит под землей. А куда он ведет? Ну, конечно же, в новые земли! И вот, из-за этих проклятых светящихся тварей рассыпалось самое первое звено. Они оказались не кострами и не факелами людей, а всего лишь бродячим семейством безмозглых скотов. Улисс чувствовал себя так, будто какая-то сила отбросила его назад, к самому началу путешествия. Он уже увидел, было, людей, и снова потерял, и не знал теперь, как и прежде, существуют они или нет. И новые земли, казавшиеся уже такими близкими, исчезли в одно мгновение. Пропал, будто обрушился, и подземный ход. Впрочем, тут еще оставалась маленькая надежда. Ведь куда-то же шли эти звери? Если верить Деду, выходит, что лощина может привести прямо в Мертвые Поля. Бежать, значит, надо отсюда, пока не поздно... Да вот никак не верится, что в Мертвые Поля кто-нибудь может по своей воле ходить. Нечего там делать, ни человеку, ни зверю, будь он хоть светящийся, хоть распресветящийся. Смерть там, и дороги туда нет, и лощина наверняка не туда идет. А куда? Хорошо бы узнать. Не поворачивать же, в самом деле, назад! Сил ведь не хватит снова что-то искать, не зная даже толком, что именно. Улисс поднялся, поправил лыжи, подтянул мешок, как следует укрепил на спине дубину и снова двинулся в путь. Он шел теперь медленно, будто устав от дальней дороги, на сердце у него было тяжело. Долина открылась внезапно и во всю длину. Вернее, даже не долина, а глубокое ущелье, наполненное клубящимся паром, красным от лучей встающего на востоке солнца. Слева и справа высоко поднимались почти отвесные стены, заслоняющие долину от сияния Мертвых Полей. Среди камней пробивались зеленые кустики, а дальше, под слоем тумана, угадывалась сплошная темная масса зелени. Тысячи запахов плавали во влажном разогретом воздухе. Чувствовалось, что жизнь бурлит здесь, как жирная похлебка на жарком огне. Еще не веря своим глазам, Улисс стал медленно спускаться по каменистой тропе. Ему казалось, что он погружается в странный сон, не то в мечту, не то в кошмар, и ощущает чью-то смутную угрозу, а может быть, и не угрозу, может быть, обещание, и боится, ужасно боится этой неизвестности, но еще больше боится проснуться. Впервые в жизни его теплая меховая куртка показалась ему тяжелой и неудобной. Он чувствовал себя глупо в этой влажной жаре с лыжами под мышкой. Он понимал, что здесь, в долине, все по-другому, все не так, как в привычном ему мире, и это сулит массу неожиданностей, а потому надо быть очень осторожным. Впрочем, неожиданности могут быть и приятными. Например, это тепло, идущее из-под земли, или густая, сочная трава, указывающая на то, что здесь много чистой воды. Да, если таким оказался проход в новые земли, то какими же будут они сами! Улисс уже не сомневался, что путь в новые земли лежит через открытую им долину, ему даже казалось, что когда-то давно, в неясных мечтах, он именно так его себе и представлял. Туман на дне ущелья оказался не очень густым, кроме того, с наступлением дня он все больше рассеивался, и когда Улисс приблизился, наконец, к зарослям высокого кустарника, они уже совсем не казались опасными. Солнце играло на широких влажных листьях, его лучи яркими пятнами ложились на тропу, продолжавшуюся под зеленым сводом. Улисса поразило птичье многоголосье, раздававшееся со всех сторон. Поначалу он тревожно вертел головой, пытаясь разглядеть каждую птицу, но постепенно привык и уже не вздрагивал, если поблизости вдруг раздавалась громкая трель. Спустя некоторое время заросли стали расступаться, и впереди заблестела неширокая речка. Улисс в нерешительности остановился. Он хорошо знал, как коварны бывают реки, несущие прозрачную, но смертельно опасную воду с Мертвых Полей, или мутную, гнилую и ядовитую воду со стороны Брошенного города. Но у тех рек были голые, каменистые или покрытые вонючей слизью берега, а здесь... Здесь изумрудная травка росла у самой воды, и прибрежные кусты, склонившись над рекой, окунали в нее свои сочные продолговатые листья. Улисс засмотрелся на эту неправдоподобную картину и не сразу заметил, как чуть в стороне от зарослей, боязливо озираясь, вышло крупное животное с тремя толстыми короткими рогами на голове. "Быкарь!" - чуть не закричал Улисс, увидев его. Вот он, без вести пропавший кормилец, столько лет снабжавший население Города мясом и одеждой. Нашелся, беглец! Но куда это его несет? Там же река, он что, не видит? Странно. Всегда быкари реку чуяли за полдня пути и ближе не подходили, хоть убей. А этот... нюх потерял, что ли? Пропадет же, туша бестолковая! Но быкарь не проявлял ни малейшего беспокойства. Приблизившись к реке, он нагнул голову и стал пить воду с таким видом, будто никогда в жизни не приходилось ему, подолгу принюхиваясь, осторожно слизывать языком тончайший слой снега и таким образом утолять жажду. Улисс застыл. Этого не может быть, думал он. Это обман. Ведь река, она и есть река. Любой ребенок знает - ничего нет страшнее и опаснее реки. Она просто заманивает его, чтобы убить... Он стал медленно пятиться назад по тропе, но никак не мог оторвать взгляд от ярких солнечных бликов на поверхности воды: "И вода - прямо из ручья" - зазвучал в ушах голос Шибня, Улисс остановился. Он вдруг почувствовал, что ему мучительно хочется пить. Нет, нельзя, говорил он себе. Она притворяется, это просто такая река, у нее такой способ убивать. Одни одурманивают ядовитыми парами, другие заманивают на предательски обваливающийся берег или разбрасывают вокруг камни, с виду совсем как настоящие, но на самом деле - пузыри с едкой дымящейся жидкостью, мгновенно сжигающей и кожу, и дерево, и даже металл, а эта река действует по-своему - прикидывается безобидной и желанной, как сон. Все они одинаковые, ото всех нужно держаться подальше! Но, повторяя это про себя, Улисс снова двинулся вперед и сам не заметил, как оказался на берегу. Опустившись на колени, он протянул руку и осторожно тронул воду. Она была прохладная и чистая, длинные бурые водоросли медленно колыхались на дне, среди них, посверкивая чешуей, сновали мелкие рыбки. Улисс наклонился и, ощущая дрожь во всем теле, коснулся воды губами. Жив, подумал он. Почему я все еще жив? И вдруг начал пить большими глотками, не останавливаясь, чтобы понять, наконец, обман это, или сон, или неожиданно сбывшаяся мечта, в которую никогда до конца не верилось... Ночь наступила сразу, едва солнце скрылось за высокой скалой на западе. Снова опустился туман, и в лесу стало совсем темно. Птицы смолкли, слышались только отдаленные шорохи и иногда треск сучьев, приглушенный туманом. Улисс поднялся с земли и, сладко потянувшись, искоса посмотрел на лежавшие в траве вещи: мешок, дубину и лыжи. Сон на берегу реки вернул ему силы, но снова взваливать на Спину весь этот громоздкий и, кажется, совершенно бесполезный здесь груз ужасно не хотелось. Пробираться в полной темноте извилистой тропой, цепляясь лыжами за кусты и ветки деревьев, - зачем? Улисс решил здесь же, на берегу, и переночевать, только осмотреть предварительно окрестности, набрать дров и развести костер. Он двинулся вдоль реки, подбирая по дороге обточенные водой и иссушенные солнцем обломки деревьев, которые заметил еще днем. Неожиданно из глубины леса донесся низкий протяжный вой. Улисс, только что выдернувший из песка большую корягу, уронил ее в воду и замер, испуганно вглядываясь в темную чащу. Этот вой, почти рык, был ему хорошо знаком. Так мог выть только один зверь - свирепень. Улисса охватила тоска. И здесь он, этот проклятый убийца! В лесу послышался приближающийся треск сучьев, это зверь, не разбирая дороги, пробивался сквозь чащу к берегу реки. Улисс, наконец, спохватился. Он бросил собранные дрова и, даже не вспомнив о мешке и лыжах, побежал к лесу. Однако прежде, чем ему удалось скрыться в зарослях, за спиной раздался оглушительный победный рев, и на противоположном берегу появился свирепень. Улисс понял, что зверь заметил или учуял его и теперь не остановится, пока не догонит. Огромная черная тень быстро приближалась к реке. Не помня себя от ужаса и отчаяния, Улисс бросился в заросли, чтобы только не видеть этой скачущей туши и кровожадной морды. Он бежал, как ему казалось, во весь дух, но понимал, что на самом деле едва продирается сквозь кусты, которые свирепень может подминать под себя целиком. Позади уже слышался громкий плеск - зверь переходил речку вброд. Сейчас он выйдет на берег, в несколько прыжков достигнет зарослей, а там... Улисс на ходу оглянулся и в то же мгновение налетел плечом на какое-то препятствие. Вскрикнув от боли, он резко повернул в сторону, но вытянутая рука и здесь натолкнулась на твердую холодную преграду. Перед ним была стена. Улисс застонал. Неужели здесь и придется умереть? Он стал лихорадочно ощупывать руками шершавую поверхность стены, в надежде отыскать ее край или какое-нибудь отверстие. Снова послышался хруст ветвей - свирепень вошел в чащу. Неожиданно Улисс почувствовал под рукой холодный металлический прут, сильно изъеденный ржавчиной. Над ним обнаружился еще один и еще - целая лесенка! Приглядевшись, он заметил узкую темную щель, уходящую куда-то вверх, это была полоска обнажившейся арматуры. Как высоко она поднимается и доходит ли до края стены, Улисс не знал, но, не задумываясь, ухватился за прутья и полез вверх. Если лестница сейчас кончится, думал он, свирепню не придется даже наклоняться, добыча будет как раз на уровне его морды... Но лестница не кончилась. Улисс поднимался сначала торопливо, цепляясь за что попало, обдирая колени и больно ударяясь об острые края, щели, а затем все медленнее, тщательно выбирая надежный пруток, прежде чем повиснуть на нем всей тяжестью. Он не знал, на какую высоту успел забраться, но, судя по доносившемуся треску кустов, зверь был где-то далеко внизу, может быть, под самой стеной. Неожиданно стало светлее, и Улисс" понял, что поднялся уже выше деревьев. Странно, как он не заметил эту стену днем? Скоро стала чувствоваться усталость в руках. Пальцы задеревенели и с трудом разгибались. Вдобавок, трещина начала вдруг сужаться, и Улиссу едва удавалось вцепиться в очередную перекладину. Он чувствовал, что на спуск у него уже не хватит сил, даже если бы он и х-тел спуститься. Но спускаться нельзя - свирепень не уходит так быстро. Он будет бродить поблизости и день и два - сколько понадобится. Лучше уж просто выпустить перекладину из рук, когда не сможешь больше держаться. Пасти зверя все равно не избежать, так хоть лишить его удовольствия рвать на куски живое тело. И вдруг что-то произошло. Улисс не сразу понял, почему он никак не может нащупать следующую перекладину, потом удивился, что это его нисколько не расстраивает, и только после этого сообразил - стена кончилась. Ухватившись обеими руками за край, он подтянулся и лег грудью на горизонтальную площадку. В темноте нельзя было разобрать, что это за площадка, и какого она размера. Немного отдохнув, Улисс осторожно пополз вперед и сейчас же наткнулся на какую-то сложную металлическую конструкцию. Из темноты выступала массивная опора, на которой была укреплена горизонтальная труба, окруженная крупными и мелкими деталями. Один конец трубы торчал в сторону леса, другой был упрятан в длинный ящик-кожух. На кожухе Улисс обнаружил две рукоятки, похожие на дверные ручки, какие он видел в Большой Яме. Он взялся за них, и вся конструкция вдруг легко повернулась, не издав ни малейшего скрипа. Улисс поспешно вернул ее в прежнее положение. Труба снова уставилась в глубь леса, и он невольно поглядел туда же. Палец сам собой лег на небольшую пластинку между рукоятками. Улисс легонько нажал на нее, потом потянул на себя, но пластинка не поддавалась. Он стал осторожно ощупывать покрытый маслянистой пленкой механизм, стараясь понять, для чего может служить все это железо. Какой-то крючок соскочил вдруг под его пальцами, и сейчас же ночная тишина взорвалась оглушительным пульсирующим грохотом. Улисс с ужасом смотрел, как из трубы, трясущейся в его руках, один за другим стремительно вылетают яркие огни и, впиваясь в темную чащу, озаряют ее ослепительными вспышками. Срезанные ими вертушки деревьев беззвучно валились вниз, и там, куда они падали, из кустов сейчас же поднимались языки пламени. Улисс, наконец, пришел в себя и рванулся прочь от страшной машины. Сейчас же грохот оборвался, так же внезапно, как и начался, и эхо, в последний раз пролетев над долиной, утихло вдалеке. Слышно было только, как трещит огонь в лесу да хрустит где-то в кустах улепетывающий свирепень. Вот это да, подумал Улисс. Видно, это и есть "довоенная техника", как ее называют старики. Ему много раз приходилось слышать рассказы о гигантских силах, которыми управляли люди до войны. Он видел даже обломки каких-то машин и непонятных аппаратов, но все это было давно испорчено, проржавело, и никто не знал, что с этим делать. Впервые Улиссу попалась машина из тех странных, забытых времен, которая почему-то осталась целой и работала. Да как работала! Только теперь он представил себе, какую звериную ненависть друг к другу, какой злобный, отчаянный страх должны были испытывать люди, чтобы изобрести эту холодную железную штуку, способную беспощадно уничтожать все, на что ее направляют. Даже свирепень боится ее, потому что она не знает, в кого плюет огнем, не чувствует боли своей жертвы, ей безразлично, кого убивать, лишь бы убить. Стараясь держаться подальше от зловещего механизма, Улисс опустился на колени и в поисках края площадки стал осторожно ощупывать растрескавшийся бетон. Пожар в лесу угас сам собой - было слишком сыро. Стена снова погрузилась во тьму. Некоторое время он медленно продвигался вперед, но до края так и не добрался, видимо, площадка была очень широкой. Наконец, терпение его лопнуло, он поднялся на ноги и вдруг совсем недалеко впереди увидел освещенное мягким красноватым светом окно. Этот свет поразил его больше, чем все остальные чудеса удивительной долины. Когда-то в Брошенном городе он видел множество домов, огромных и маленьких, но ни в одном из них не было освещенного окна - все они были давным-давно заброшены и мертвы. И вот теперь этот светлый прямоугольник, неожиданно появившийся в кромешной тьме! Это люди, подумал Улисс. На этот раз точно - люди. Что ж, давно пора. Он зашагал вперед смелее, потому что свет из окна хоть и казался слабым, все же немного освещал путь. Улисс понял, что находится на обширной, поросшей травой, кустами, а кое-где даже деревьями террасе у подножия скал. В центре ее стояло серое приземистое строение, как видно, из бетона. Бетонная же дорожка тянулась к строению от края террасы и упиралась в стену с длинным рядом низко расположенных окон. Свет горел в третьем справа окне. Стеклянный светильник под потолком, показавшийся Улиссу необычайно ярким, освещал красноватым светом большую запыленную комнату. Посреди комнаты стоял заваленный книгами стол, а вдоль стен - шкафы со стеклянными дверцами. Разглядеть сквозь пыльное окно что-либо еще Улиссу не удалось, но он убедился, что в комнате никого нет. Внимательно оглядевшись по сторонам, он нажал на створки окна, и они вдруг открылись с неожиданной легкостью. Улисс не стал долго раздумывать и, опершись руками о подоконник, влез в комнату. Интересного здесь было мало. В шкафах за стеклом тоже оказались книги, они стояли нескончаемыми рядами, занимая все четыре стены, оставив место только для окна и двери. Столько же книг он видел как-то раз в одном подвале в Брошенном городе и тогда еще удивлялся, зачем они нужны. Он никак не мог себе представить, для чего их можно использовать, кроме растопки. Бегло оглядев комнату, он подошел к двери и потянул за ручку. Дверь была заперта. Улисс дернул сильнее, а затем, навалившись на дверь плечом, попытался выдавить ее наружу. - Напрасно стараешься, парень, - послышался вдруг низкий хрипловатый голос со стороны окна, - заперто надежно. Улисс стремительно обернулся. К нему, держа наперевес что-то вроде машины, плюющейся огнем, только поменьше размером, приближался высокий широкоплечий человек, одетый в лохмотья и совершенно лысый. Лицо его поразило Улисса. Оно было темно-багровым, почти черным, без ресниц и бровей, словно его только что опалило пламенем. Остановившись шагах в пяти от Улисса, человек махнул своим оружием и произнес несколько слов на непонятном языке. Улисс ничего не ответил. Он был захвачен врасплох и все еще не мог прийти в себя. Так глупо попасться! Наверняка этот человек давно следил за ним, может быть, с тех самых пор, как услышал грохот на краю террасы, а потом заманил его в эту комнату, как бестолкового жука, летящего на свет. Вряд ли удастся вырваться силой - железяка в руках у черного человека убивает, пожалуй, быстрее, чем шибенева дубина, оставшаяся где-то на берегу реки. И все же... Улисс не испытывал страха. Когда прошел первый испуг, он всмотрелся в глаза незнакомца и не увидел в них того, что должно быть в глазах врага - ненависти. Острый, цепкий был взгляд, в то же время чуть насмешливый и снисходительный. - Ты что, не понимаешь? - спросил человек. - Нет, - ответил Улисс. - Из какого же ты леса появился, такой... Первобытный? Последнего слова Улисс опять не понял, но в общем вопрос был ясен. - Я не из леса, - сказал он, - я из Города. - Из города? - удивился человек, недоверчиво разглядывая его наряд. - А из какого именно города? Улисс пожал плечами. - Город один, - сказал он, - в старых городах никто не живет. У них и названий нет, потому что туда редко кто ходит. Глаза незнакомца стали вдруг серьезными. - Один город, - медленно произнес он, - и это все? - В наших краях - все. На севере и на западе - океан. На юге и на востоке - Мертвые Поля. Ты этого не знаешь? Человек задумчиво покачал головой. - Не знаю. Я ничего не знаю, хотя именно мне-то и следовало бы знать... - Но разве никто из вас, живущих здесь людей, - удивился Улисс, - никогда не ходил на запад? Незнакомец усмехнулся и, опустив оружие, оперся на него рукой. - Нет, малыш. "Никто из нас" никогда туда не ходил, потому что "всех нас" ты видишь перед собой. Я живу в этом ущелье один, как перст, уже добрую сотню лет... - Сотню лет, - пробормотал Улисс. Он подумал, что перед ним сумасшедший. - Но ведь это значит - со времен войны! - Как ты сказал? Со времен? - человек хмыкнул. - Черт возьми! Вы там, у себя в городе, видно, решили, что были _времена_ войны. Вам кажется, что для уничтожения мира требуются _времена_! Ничего подобного, малыш! Эта война была самой короткой за всю историю планеты. Она длилась _один день_. Потому что все было готово заранее. Десятки лет все было готово для проведения войны за один день. Она всегда висела над миром на тонком ненадежном волоске. И когда волосок оборвался, никто уже не мог ничего изменить. В тоне незнакомца чувствовалась уверенность. - Откуда ты все это знаешь? - спросил Улисс. - Еще бы мне не знать! - сказал тот. - Я ведь и сам участвовал в этой игре. И до сих пор участвую, хотя никого из моих врагов, наверное, уже нет в живых. Все эти мертвые поля появились из-за меня, из-за того, что здесь придумывалось, делалось и хранилось самое смертоносное на планете оружие. А они... Они хотели все это уничтожить первым ударом, но не смогли, а потом им стало уже не до того, они увидели, что им самим и всему миру приходит конец. После первого удара мир сошел с ума. В безумной надежде уцелеть каждый спешил уничтожить всех возможных и невозможных врагов, посылая ракеты наобум. Было несколько взрывов севернее и южнее, а один - прямо на востоке. Долина избежала прямого попадания, но все же и ей здорово досталось. Кроме меня, все погибли, да и я уцелел только чудом, выгорели деревья, перемерла живность, а вот монитор, трижды проклятая болванка, нашпигованная ракетами со смертью, остался невредим. Улисс слушал черного человека и не знал, чему верить. Взрыв на востоке. Значит, нет никакого прохода в новые земли? И земель нет, кроме этой щели в скалах? И он говорит, что все это из-за него, из-за каких-то его "ракет"? Улисс слышал о "ракетах" в детстве, но привык относиться к ним, как к чудовищам из страшной сказки, которых давно уже не бывает. - Кто ты? - спросил он незнакомца, задумчиво глядящего куда-то мимо него. - Кто я? - переспросил тот. - Я сам думал над этим много лет. Когда-то меня называли громкими именами: "выдающийся ученый", "крупный физик", но потом... Потом я понял, что это ложь. Я всегда был выдающимся убийцей, крупным людоедом, изобретателем смерти. Сотрудники моей лаборатории, солдаты, офицеры Управляющего Центра, - они все погибли в тот день. Я потом часто задумывался: кого считать их убийцами? Таких же солдат, сидящих в таком же Центре на другом континенте? Ерунда! Ведь неизвестно даже, откуда именно прилетали сюда ракеты. Да, мир сошел с ума, и все палили во всех, но использовали при этом оружие одной, самой совершенной тогда системы. Моей. Я долго обдумывал это и понял, что настоящий убийца - это я. Такие, как я, наводнили своими дьявольскими изобретениями планету и космос, мы набивали свои карманы деньгами, свои дома - роскошью и не думали о том, что на самом деле набиваем свои желудки человечиной... Иногда мне бывает очень плохо, я начинаю сходить с ума, боюсь и ненавижу сам себя: Но мертвым не нужен надгробный плач убийцы, они хотят мщения. И мстят. За свои злодеяния я обречен на жизнь. Сто лет я сижу в этом ущелье, не смея отлучиться из своего подземелья больше, чем на час, чтобы снова не стать убийцей. Не понимаешь? Я объясню тебе. Это просто, как все преступное. Это тоже мое изобретение. Изобретение, которое я проклинаю сто лет. Оно приковало меня к этому бетонному мешку... Вот и сейчас, - он вдруг насторожился, словно прислушиваясь к чему-то - да, пора. Идем, я покажу тебе! Черный человек положил оружие на плечо и приблизился к Улиссу. - Видишь ли, парень, - сказал он, и глаза его блеснули. - В сущности, это ведь здорово, что ты пришел. Это может все изменить. Но я еще боюсь поверить... Если бы нам удалось... Ладно, потом. Как тебя зовут? Улисс? А я Полифем. Так меня и называй, понял? Он отпер ключом массивную дверь и повел Улисса сначала по коридорам куда-то в глубь здания, потом вниз по винтовой лестнице, снова по коридорам, открывая и закрывая за собой тяжелые железные двери, с многочисленными рукоятками и задвижками, совсем такие же, как в Большой Яме. Улисс с удивлением смотрел на рубиновые огни, освещавшие лестницы и коридоры. Несколько раз они проходили через гулкие полутемные залы, наполненные различными механизмами или пустые, с холодно мерцающими экранами вдоль стен, и, наконец, спустившись уже глубоко под землю, вошли в небольшую комнату, вся обстановка которой состояла из стола с торчащей посередине кнопкой и полукруглого циферблата на стене перед ним. На полу валялись вороха льняного тряпья, служащие, как видно, постелью, посуда, разобранное оружие и несколько книг. Полифем прежде всего подошел к столу и нажал кнопку. Стрелка, находившаяся в правой части циферблата, резко рванулась влево и замерла в крайнем положении. - Вот здесь я и живу, - сказал он, поворачиваясь к Улиссу, - живу с того самого дня, когда наступил конец света. Садись-ка вот сюда и послушай, это не лишено интереса - рассказ о конце света. Может быть, ты в нем ничего не поймешь, но это не важно - я должен, наконец, выговориться, слишком долго мне пришлось ждать такой возможности... Да и мясо успеет как следует свариться, у четверорогих козлов оно, знаешь ли, жестковато. Итак, слушай... Место, где мы с тобой находимся, называлось когда-то Управляющим Центром. Отсюда можно подавать команды огромному монитору-истребителю. Сам он находится в шахте на другом конце долины, но стоит приказать, и он взлетит, поднимется в космос и будет кружить над планетой, нанося удары по заранее указанным ему местам, а также по всем подозрительным объектам на территории "противника". Это страшная штука, самая страшная из всех, что были придуманы для уничтожения людей. Но нас, его создателей, тогда это мало тревожило. Мы построили монитор, и гордились им, и продолжали совершенствовать, делая его все неуязвимее и смертоноснее. Во всем мире тогда изобреталось новое оружие, лаборатории работали уже прямо на стартовых площадках, и эта гонка казалась нам захватывающей, потому что мы всегда оказывались впереди. В тот день я работал в самой глубине шахты - нужно было проверить работу нового, только что установленного оборудования. Неожиданно раздались сигналы тревоги. Пол под ногами задрожал - это двигались стальные плиты, изолирующие отсеки друг от друга. Я поспешил к лифту, но он уже не действовал, пришлось карабкаться по лестнице через монтажный лаз. Гул моторов скоро прекратился, и наступила непривычная тишина. Мне стало страшно, на учебную тревогу это не походило - она никогда не объявляется так внезапно, по крайней мере, я бы знал о ней заранее. Скорее всего, думал я, какая-нибудь авария или пожар, ничего другого мне даже в голову не приходило. В отсеке верхнего этажа никого не ока