на небо. Вокруг этого солнца висела какая-то серятина, какой на Земле никогда не бывало. Там если вставало солнышко, то мир окрашивался в свои краски, а небо -- в голубизну. -- У собак тут могут быть большие проблемы, -- сказал Пестель. -- Почему? Да, Солнце, дневное светило, тут было чужим шаром, который просто лил на них и на весь мир жару. Стоило представить себе это, как в сердце, несмотря на сытный завтрак и спокойный, напоенный ароматом акации воздух, закрадывался холодок. Ростик потряс головой, чтобы развеять наваждение, но оно не проходило. Внезапно на улицу выкатила машина. Только сейчас Ростик понял, что не видел на улицах машин. Это был газетный "уазик". Антон, восседавший за баранкой, притормозил напротив лавочки и вышел. Эдик тоже вышел, вытираясь панамой, -- наверное, в машине было еще жарче. Он начал говорить, словно они и не расстались у обсерватории: -- На всех предприятиях введено особое положение. Тока пока не будет, но воду подавать смогут, включив насосы на солярке. Два часа утром, два вечером. -- Каких часов? -- спросил Ким. -- Тут время другое, Перегуда сказал... -- Пока приказано считать в сутках двадцать четыре часа, а лишнее время добавят минутам. -- Так сколько же сейчас времени? -- спросил Ростик, вспомнив, что хронометр на стене показывал, что еще нет полдня. Ему никто не ответил. Тогда Антон сказал: -- А вокруг города установят сплошной периметр. -- И до каких пор? -- спросил Ростик. -- Пока не утрясется. -- Так, может, вообще не утрясется, -- ответил Пестель, -- Подумайте, как это, -- он обвел рукой и улицу, и сизое небо над собой, и неподвижные, словно нарисованные, деревья, -- как это может утрястись? -- Ты очень странно рассуждаешь, -- сказал Эдик. От волнения акцент у него стал заметнее. -- Если началось, то может и кончиться. -- Ничего не кончится, -- буркнул Пестель и стал разворачивать велосипед, чтобы ехать домой. Перед этим он, конечно, забрал у Ростика из рук мышонка. Судьба у того была незавидная, он должен был погибнуть под препарационным скальпелем великого любителя и знатока всего живого. Впрочем, подумал Ростик, это неправильно -- осуждать человека за то, в чем не смыслишь. Внезапно за калитку своего дома вышла Люба. Она оглянулась, заметила ребят и направилась к ним. Ростик с удовольствием посмотрел, как она идет. -- Мама приходила, -- сказала она, -- объявлены мобилизационные мероприятия. -- Точно знаешь? -- спросил Эдик. Иногда его кавказская грамматика не соответствовала природной вежливости. Люба вытянула из кармашка листок размером в четверть листа. Это было написанное от руки предписание. Ростик подумал: "Неужели теперь мы никогда не вернемся к цивилизации?" -- Тебя, что ли, забирают? -- спросил Антон. В голосе его отчетливо зазвучали сварливые нотки. % -- Маму. Она как директор... Ну, в общем, подлежит призыву. -- Война? -- спросил Ким. -- Говорят, на лагерь солдат было нападение, какие-то огромные богомолы или что-то похожее. -- И еще приказано не паниковать, -- сказал Эдик. Ким поднялся, возбужденно шмыгнул носом. -- Ты же журналист, давай смотаемся? У вас еще бензин остался? -- Нет, не получится. Я должен сдать материал в редакцию. Он не уточнял, какой материал и зачем этот материал редакции. Но переспрашивать его никто не стал. Ким просто повернулся к Ростику: -- Рост, а ты? -- Если тут просиживать, ничего не узнаем. Следовательно, -- сказал он, поднимаясь, -- нужно ехать. Больше их никто не поддержал, -- наверное, еще не обедали, а есть тут почему-то хотелось зверски. Но доехали ребята только до завода. Тут дорога была перегорожена бревном, уложенным на два деревянных ящика, и стояло несколько солдат с автоматами. Еще несколько солдатиков сидело в стороне, в тени. Всем командовал тот парень, которого утром опускали в колодец, по фамилии Квадратный. Впрочем, не исключено, что это было прозвище, и довольно меткое. После недолгого препирательства пришлось возвращаться. Проезжая новостройки, они вдруг услышали заливистый голос и, свернув за угол, чуть не врезались в колонну ребят, которыми командовал мрачный, темноволосый старшина. Он вел их в окружении пяти солдат с карабинами, словно конвоировал пленных. Сходство еще больше усиливалось молчанием мобилизованных, их понурым видом и штатской, неудобной одеждой. Многие несли за плечами солдатские сидоры, у одного был туристский рюкзак. Ребята освободили им дорогу, потом Ким сказал: -- Вот и началась мобилизация. Но Ростик даже не кивнул. Ему вдруг в голову пришла отменная идея, он даже не мог понять, почему она не появилась раньше. -- Слушай, Ким, а ведь у отца есть аварийный комплект рации в мастерской. -- Ну и что? -- Ты что, не понимаешь? Она не требует электричества, ее, можно использовать, если кто-то будет просто крутить маховичок. До Кима дошло. -- Что же ты раньше не сказал? Они добрались до дома и в спешном порядке отыскали рацию. Она оказалась вполне в норме, маховичок, вращаемый специальной ручкой, зажужжал, вырабатывая необходимый для устройства ток. Потом Ростик натянул большие, обтянутые замшей наушники и покрутил настройку. Судя по всему, рация работала, и даже гораздо лучше, чем думал Рост. Но поймать хоть что-то понятное не удалось. Отругав себя за то, что плохо слушал объяснения отца, когда тот пытался научить его ловить станции, различать их и поддерживать с ними контакт, он дал послушать Киму, а когда и тот ничего не понял, ребята нашли проволоку и подсоединились к стационарной антенне, которую отец сделал на крыше их дома. Но и с усиленной антенной они только зря крутили ручку аппарата. В наушниках потрескивало, шелестело, иногда жужжало, иногда Ростику даже казалось, что он ловит звуки какой-то далекой, незнакомой речи, но ничего конкретного так и не появилось. Провозившись несколько часов, даже проголодавшись и снова перекусив, ребята поняли, что, если с машиной все было в порядке, значит, никому в зоне досягаемости их антенны не известно не только радио, но и электричество вообще, потому что ни разу они не наткнулись даже на рев несущей. Когда часы подползли к четырем, приехала усталая мама. Она заставила мальчишек натаскать воды из колодца в бочку и стала возиться на кухне. Ким, опомнившись, засобирался и, хотя Ростик уговаривал его остаться еще немного, все-таки отправился домой. Тогда они остались вдвоем. Поужинав, сели в саду под вишней. Мама вытянула ноги, за один день они стали какими-то не такими, как Ростик привык, -- более толстыми, натруженными. Он присел, попытался помассировать лодыжки, но мама лишь печально улыбнулась: -- Не помогает. -- А в чем дело-то? -- У стариков сердечные атаки, пришлось ходить по всему городу. Замучилась. -- Вдруг она стала очень настороженной, как будто услышала что-то непонятное. -- Но вот что странно. Такие перетряски должны вызвать более неблагоприятный клинический фон. А у нас даже спятивших всего-то человек пять оказалось... Складывается впечатление, что всех, в целях безопасности, анестезировали каким-то очень мудрым образом. Никто, по сути, не волнуется, не болеет, даже не очень переживает, что мы тут оказались. -- Не знаю, -- вздохнул Ростик. -- Может, кто-то и не переживает, а вот разлука... И лишь потом сообразил, что говорить об этом не следовало. Глаза у мамы стали такими, что он чуть не вздрогнул. Но она не произнесла ни слова. Они посидели еще немного. Вдруг солнце нахмурилось и погасло. Оказалось, вечера тут практически не было. 5 Ребята с оружием из мобилизационного участка явились ночью. Они торопились сами и торопили Ростика. Впрочем, когда стало ясно, что он никуда удирать не собирается, они затопали дальше по улице, попросив его поторапливаться. Потом они зашли к Киму, Пестелю, и даже, к кому-то из девушек. Колонна формировалась быстро, как будто все давно ожидали мобилизации. Зато когда народу стало много, вооруженные конвоиры, возникшие по бокам, довольно-таки раздражали. Пестель спросил Ростика: -- Ты не знаешь, почему они устроили этот маскарад? Не могли призывников вызвать повесткой? Опасаются массового дезертирства в необжитые окружающие просторы? Нам ведь через пару часов, наверное, оружие вручат? Не опасаются, что мы его не по назначению используем? Тогда Ростик высказался в том смысле, что повестки, скорее всего, уже не на чем печатать. Это подействовало, но плохо. Каждый понимал, что начальство решило, так сказать, подстраховаться. То, что это было проделано в форме, оскорбительной для большинства мобилизованных, их не трогало. Потом началась работа. Поступил приказ окапываться по периметру, тянуть колючую проволоку, строить эшелонированную оборону, выставлять заслоны, разбивать сам город на сектора и квадраты, патрулировать их, выставлять посты и наблюдательные пикеты, возводить на передовой долговременные огневые точки и организовывать коммуникации... Это был какой-то ад, люди ели урывками, работали по нескольку суток без сна, без понимания того, что они делают, часто даже не умываясь по нескольку дней, потому что вода стала редкостью. Все колодцы к утру второго дня пребывания Боловска в новом положении были взяты под охрану, а на воду ввели карточки. Потом стало известно, что биостанция при зверосовхозе, который стоял дальше всех прочих, в единственном лесу, была уничтожена полностью. Люди погибли каким-то чудовищным образом, а многие вещи и оборудование пропало. На Пестеля это произвело огромное впечатление. Они уже получили оружие и даже привыкли для сна прикладываться к стенке окопа, не выпуская автомат из рук. Когда Ростик спросил его, знал ли он тех, кого называли в числе убитых, тот ответил: -- Да если бы ночью не пришли, я бы к утру сам туда поехал. Хотел сверить результаты, попросить кое-что для препарирования... Помнишь, я нес коробку с живностью? Ростик помнил. Он вообще жизнь до Переноса -- так теперь называлось все, происшедшее утром второго июня, -- вспоминал редко и как-то слабо. Помнил только отца, его руки, глаза, улыбку... А то, что произошло после второго июня, ему представлялось в деталях, сочно и выпукло. И хотя от недосыпания в голове установился какой-то постоянный гул, хотя от недоедания и усталости подгибались ноги и дрожали руки, хотя после сна одеревеневшее тело подолгу не могло двигаться без напряжения -- он понимал происходящее тут, под этим солнцем, гораздо лучше, словно его сознание подходило для этого места куда лучше, чем Земля. Пока строили линию обороны, никого за пределами периметра видно не было, кроме, разумеется, рабочих ближайшего совхоза. Те повели себя странно. Они решили, что как бы то ни было, война там или нет, а нужно косить траву, следить, чтобы на полях наливалось зерно, и что следовало бы испытать на предмет всхожести ту почву, которую по понятной аналогии стали называть красноземом. Самых рьяных на время арестовывали, но на остальных это не действовало, они так же выезжали работать, как и на Земле. Но вдруг весь этот энтузиазм кончился -- стало известно, что бензина и солярки для уборочной все равно не будет. Заговорили, что топливо теперь используется только для насосов, качающих откуда-то воду. И горожанам это было понятно. В районах новостроек, где не было никаких колодцев, а жило более полста тысяч человек, без воды за неделю вспыхнула бы настоящая эпидемия. По дислокации, которая сложилась как бы сама собой, ребята с Октябрьской и соседних улиц оказались на хуторе Бобыри. Направление считалось трудным, тут в самом деле раньше других пришлось стрелять. Командиром стал лейтенант Достальский, тот самый, которого Ростик встретил колодца в первый день. Так уж получилось, что он оказался единственным обученным военным в городе, и потому им сначала попробовали затыкать все дырки разом, но потом решили, что он нужнее всего в Бобырях. К тому же тут подъездные рельсы с вагоноремонтного завода уходили практически в степь, метров на семьдесят за колючую проволоку. И именно сюда все время кто-то шастал. Сначала это были какие-то зверушки, похожие на кабанов с жесткой щетиной на низких загривках, потом вдруг появились светло-зеленые богомолы под два метра, с крохотными головками, мощными лезвиями на трехсуставчатых лапищах, и четырьмя маленькими ручками, растущими прямо из брюха, которыми они могли делать тонкую работу. Эти прогнали кабанов и принялись за дело сами. Никто толком и разбираться не стал, чего хотели насекомые, потому что сразу пришел приказ бить на поражение, словно люди действительно находились тут на фронте, словно эти богомолы были врагами, словно весь мир за колючкой был враждебен городу. Патронов расходовали -- море. Три или четыре раза приезжали инспекторы, но, посмотрев, как тут воюют, отбывали, чувствуя себя подлинными героями. После инспекций подвозили новые боеприпасы. На их направлении этим заведовал Квадратный. Часто он сам и привозил патронные ящики на телеге. Под предлогом, что нужно дать роздых лошади, он ходил по окопам, осматривался. Парнем он оказался довольно разговорчивым. В конце июня к ним пришел Антон. Он ушел из газеты и попросился на самый горячий участок. Теперь Ростик, Ким Пестель и он держались вместе. Сообща ели, стояли на постах ходили в патрули, работали в нарядах, даже спали, согревая друг друга. Оказалось, что думают они тоже почти одинаково. Хотя лучше всего по этой части получалось, конечно, у Пестеля. Лейтенант Достальский тоже выделил этих ребят из общей массы. Сначала он придирался к ним, полагая, что это компания обычных "сынков". Но когда выяснилось, что ребята справляются с делом лучше других, размяк и все чаще стал появляться по вечерам у костерка в "их" окопчике. В темноте активность богомолов спадала, стрельба становилась редкой. Устанавливалась относительная тишина и покой, и их каждый использовал как мог. Можно было бы даже домой бегать, но Достальский предупредил, что самоволки посчитает дезертирством, а это были уже не игрушки. Как-то в начале июля, когда они пережевывали первый за два дня горячий ужин -- давленая картошка с огурцами и тушенкой, -- появился лейтенант. Он уселся на краю окопчика, посмотрел в сторону степи и внезапно спросил: -- Интересно, что им нужно? Они толком даже не атакуют... Если бы не приказ, я бы вообще не стрелял. Пестель, которому, несмотря на худобу, всегда хотелось есть, вытер свой котелок корочкой хлеба, сунул ее в рот и промямлил: -- Они пытаются украсть рельсы. Достальский недоверчиво хмыкнул. -- Зачем им рельсы? -- Не знаю. Но за последнюю неделю они сообразили, что в открытую им этого не сделать, и стали рыть подкоп. -- Тактику сменили? -- заинтересовался Антон. -- Я заметил, тактику они сменили еще недели две назад, когда стали трупы уносить, -- отозвался лейтенант, закуривая горькие, дешевые папиросы "Север". Ким лениво сказал, поглядывая в небо: -- Трупы они уносили с самого начала, потому что в них застревают наши пули. Лейтенант чуть не поперхнулся дымом: -Что? -- Моя гипотеза звучит так, -- сказал Пестель, наконец прожевав свой хлеб. -- Тут очень мало металлов, вот они и посылают наименее ценных членов общины... -- Животных, -- поправил его Ростик. -- Ты забыл про хрюшек, которые раньше всех появились. -- Их же богомолы прогнали? -- спросил лейтенант. -- Хрюшки принадлежали богомолам, когда они кончились, богомолам пришлось самим ходить. -- Сначала животных, а потом членов общины, -- продолжил Пестель, -- чтобы добывать из них металл. Лейтенант поднялся в полный рост и попытался хоть что-нибудь рассмотреть в темноте. Ничего он, конечно, не увидел, но какие-то новые идеи у него в голове определенно завелись. -- Значит, чем больше мы стреляем... -- Тем вернее привлекаем их к себе, -- подтвердил Ким. -- А началось все, безусловно, с их попыток раскрутить рельсы. -- Не сразу же они сообразили... -- Похоже, они не знали принципа болта и гайки, -- пояснил Пестель. -- Нам кажется, что это просто, а на самом деле это целый принцип -- вращательное движение, разъемное соединение, да еще необходимость гаечного ключа, которого у них не было... -- Да, приржавели они там, наверное, изрядно, -- подал голос Антон. -- Но ведь не только рельсы, но и колючая проволока, и часть самих укреплений по периметру сделаны из металла, -- гнул свое Достальский. -- Что же, эта война вообще никогда не кончится? Мы так и будем?.. Пестель вздохнул, собирая котелки в кучку, чтобы было удобнее нести на мойку: -- Я думаю, дело тут не в металле. А в войне. Мы каким-то образом противопоставили себя здешним зверям. И перевели мирное соседство в вооруженный конфликт. -- А как бы ты сделал? -- спросил Антон. Собственно, ни для кого, кроме лейтенанта, этот разговор новым не был. С вариациями он повторялся раз в три-четыре дня. -- Нужно не противостоять этому миру, а включиться в него. Попытаться торговать, может быть, даже платить дань. -- Глупо, -- отозвался лейтенант и нахмурился. -- Мы не знаем, какую дань с нас потребуют. А вдруг?.. -- Вот с этого обсуждения мы бы и стали узнавать законы этого мира. А что сейчас -- глухая оборона? Потеря малейших возможностей развития?.. Сейчас умнеет только наш противник. Мы же деградируем, и чем дальше, тем вернее. -- Ты, кажется, ведешь пораженческие разговоры? Вдруг Антон так неприлично заржал, что даже Достальский, похоже, смутился. Все-таки Ким не мог не использовать момент: -- Верно, командир. Он спит и видит, как бы ему перебежать к насекомым. Я бы выяснил, нет ли в его сидоре пачек долларов. -- У него тяга к их красоткам, -- вмешался Антон. -- Я тоже за ним наблюдаю... Мне кажется, ему обещали полпроцента от захваченного тут металла, -- поддержал приятелей Ростик. -- По здешним масштабам это настоящее состояние! Отсмеявшись, стали спокойнее. Пестель опять заговорил: -- А дело серьезнее, чем кажется. Неправильная стратегия приведет нас... Вдруг слева раздался хлопок, потом в небе с шипением загорелась осветительная ракета. И тут же кто-то завопил простуженным голосом: -- Тревога! Они атакуют! 6 В неровном свете ракеты Ростик в самом деле увидел, как по полю двигались огромные, словно колхозные амбары, существа. Тени делали их еще больше. Шагали они не очень быстро, но так внушительно, словно ничто на свете не могло их остановить. Достальский оглядел окопы в обе стороны и помчался назад, выкрикивая команды на ходу. Пестель со вздохом поставил котелки в небольшую нишу позади себя, взялся за автомат. -- Огонь одиночными, по команде! -- надрывался командир отделения метрах в пятидесяти от них. Ростик достал отцовский бинокль, который захватил из дома. Это был мощный, дальнозоркий прибор, поэтому смотреть через него с рук было очень трудно -- все дрожало. Чтобы что-то разглядеть, требовалось изрядно сосредоточиться. Ростик все время ломал себе голову, как морякам в волнение или даже в шторм удавалось хоть что-то высматривать в этих окулярах? Ракета погасла прежде, чем он успел что-то понять, но тотчас взлетела следующая, а потом еще одна. -- Кто-то нервничает, -- буднично, почти заунывно произнес Пестель. -- А ты? -- спросил Антон. Он деловито щелкал скобой автомата, словно радовался, что его придется сейчас опробовать. Пестель не ответил. Ростик поставил локти на край окопа, сразу все стало понятнее. Это были огромные черепахи на высоких ногах, медлительные, с бронированными головами и длинным, свисающим почти до земли хвостом. По бокам каждой из них шли богомолы-погонщики. Они укрывались за ногами чудовищ, перебегая следом за каждым их шагом. От голов черепах в их маленькие лапки тянулись какие-то веревки. Без сомнения, это была узда. Потом что-то мелькнуло... -- Ну, что там? -- спросил Антон. Он нащелкался и теперь ждал своей очереди посмотреть в бинокль, дыша Ростику в ухо. -- Что-то... непонятное. В самом деле, сбоку от черепах мелькали какие-то прозрачные силуэты, и было их много, очень много. Наконец, когда догорела четвертая, кажется, ракета, Ростику удалось поймать в поле зрения такое вот существо... Это были богомолы, с теми же выставленными вперед мощными руками-саблями, с крохотными головками на длинных, хрупких шеях. Но они были прозрачны и почти не оставляли теней. Ростик отдал бинокль Антону. -- Мы такого еще не видели, -- сказал Ростик. Когда бинокль завершил круг и все поняли ситуацию, Пестель чуть заволновался. Он вдруг предложил: -- Может, лейтенанту доложить? Антон решительно ответил: -- Ему сейчас не до нас. В самом деле, метрах в двухстах, сразу у домов, на взгорок вдруг выкатил ЗИЛ с зенитной скорострелкой, укрепленной в кузове. Лейтенант сидел за наводчика. -- Нужно огнеметом, -- проговорил Пестель, -- иначе они не остановятся. -- А так ли прочны их черепушки? -- азартно спросил Антон, он ждал, и не напрасно. Крупнокалиберный пулемет ударил с грохотом, от которого Ростик даже поежился. Уж очень необычным после хлопков автоматов и карабинов показался этот звук. -- Взвод, слушай мою команду! -- снова заорал сержант. -- Огонь! Выстрелы защелкали со всех сторон. Ростик снова поднял бинокль и стал следить, как поднимающая тучу пыли очередь крупнокалиберника настигла одну из черепах и стала обрабатывать ее панцирь. Черепаха раскрыла рот, -- вероятно, заверещала от боли, но ее было не слышно. Потом она повернулась боком, втянула голову и присела, чуть не раздавив своих погонщиков, но те, не выпуская поводьев, вовремя отбежали в сторону. Остальные черепахи шагали дальше. Ростик пересчитал их. Пять черепах и неизвестное количество богомолов нового вида. Внезапно в круг его зрения попал один из этих прозрачных. Он крался по земному еще чернозему, но вдруг оказался на более светлом песке. И тут же его силуэт, какое-то время сохраняющий почти графическую четкость, расплылся, голова и лапы стали светлеть, а спустя десять секунд он снова стал почти невидимым даже в свете ракеты. -- Они мимикрируют, -- проговорил Ростик. -- Кто? -- спросил Антон. Потом вдруг рассвирепел: -- Слушай, ты будешь стрелять? Но Ростик ему даже не ответил. За спиной атакующих существ он увидел совершенно новых насекомых, похожих даже не на богомолов, а на кузнечиков около метра длиной. Эти кузнецы, не обращая внимания на стрельбу, рылись в песке, а когда падал кто-то из сраженных, они подхватывали его и уносили с поля боя. Добыча металла из раненых стала куда организованнее. -- Опять что-то новое, -- произнес Ростик. -- Кузнецы с очень большими и яркими глазами. -- Дай посмотреть, -- попросил Пестель. -- А воевать кто будет? -- проворчал на этот раз даже Ким. Чтобы его успокоить, Ростик взял автомат и выпулил целый рожок, целясь в слабые тени, остающиеся от мимикрирующих солдат. Когда он взялся за следующий магазин, слева раздались крики и прогремел взрыв гранаты. Ростик пробежал по окопу в соседнюю ячейку, откуда был лучше виден тот угол, и только тогда понял, что прозрачные, на которых тут не обратили внимания, подошли очень близко. До них осталось метров тридцать, если не меньше. Они бы даже ворвались в окопы, если бы... Если бы не наткнулись на колючую проволоку. Тут они попытались ее сматывать, прямо под убийственным огнем, теряя своих пачками... Ростик вернулся, стало ясно, что главное направление атаки все-таки определяют черепахи. Тем временем, заставляя приседать то одну из них, то другую, Достальский остановил их. Ту, что шагала в центре, даже удалось завалить из бронебойного ружья. Она ворочалась огромной грудой метрах в трехстах перед окопами... Вдруг бой угас. Из пяти черепах три просто повернулись и убежали, в прямом смысле поджимая хвосты. Ту, которую ранили, богомолы очень хладнокровно прикончили, потом опутали веревками и стали утаскивать, как обычно, в свой тыл. Пятой черепахе в последний момент удалось перебить задние ноги. Она поползла назад на передних, воя писклявым голоском. К утру совсем успокоилось, кое-кто даже улучил время поспать. Зато едва с той стороны, которую теперь решено было считать востоком, хотя на Земле восток был совсем иной, приползло пятно света, в часть прикатил Борщагов. Он был на своей черной "Волге". Она поурчала холеным мотором у командирской землянки, а потом ее от греха закатили в какой-то сарай. Борщагов выслушал Достальского, приказал построить батальон и вытянулся перед строем, чтобы проорать благодарность за службу. В этот момент его круглая, лоснящаяся физиономия излучала такой свет, что становилось ясно -- он видит себя если не Суворовым, то уж Жуковым точно. Рядом с ним в капитанской полевой форме, очень спокойно, даже, пожалуй, со скукой, осматривался по сторонам Дондик. Ростику это не понравилось, но что это означало, он еще не знал. С начальством прибыл и Эдик, этот просто цвел. Когда строй наконец распустили, он заметил ребят, подошел к ним и, с интересом осмотрев, вдруг сказал: -- Знаете, я решил, что все нужно зафиксировать. -- Что -- все? -- не понял Антон. -- Ну, все. -- Журналист обвел рукой поле, с которого кузнечики уже убрали большую часть трупов, погибших ночью. -- И вас тоже. -- Он помолчал, чтобы все прониклись, а потом выпалил: -- Я начал писать книгу. -- Книга -- это хорошо, -- отметил Пестель. -- Если она честная, конечно. Но Эдик и не думал обижаться. Вдруг он засуетился: -- Ох, что же это, я ведь газет привез. -- Действительно, что же это ты? -- воскликнул Ростик. -- Давай скорее! Эдик сбегал к начальственной машине и приволок кипу листков серой бумаги. Они мигом разлетелись по рукам. Эдик заблуждался, это были не газеты. Это были листовки. Ким вежливо повертел одну из них, потом подошел к Ростику: -- Давай махнемся, может, у тебя получше? Ростик пожал плечами, отдал ему свой экземпляр, потом посмотрел на вновь полученный. Те же слова, только набранные в другом порядке. "И теперь, когда в год пятидесятилетия нашего славного исторического праздника на нас обрушилось временное испытание, нам всем, как одному..." - У тебя то же самое, -- констатировал Пестель, заглянув к нему через плечо. -- М-да, -- к ним подошел Антон. -- Зато теперь знаешь, на что ее использовать, а то надоело -- бумаги нет, приходится лопухами пользоваться. А они бывают такими шершавыми. Эдик чуть побледнел и стал прямее. -- Я тебя не понимаю. -- Да все ты понимаешь, -- вмешался Пестель. -- Бумаги мало. Лучше бы ее тратили на детей в школах, а не на призывы дурацкие. -- Но ведь людям нужна информация... -- попробовал было Эдик. -- Информация -- да. Но тут ее нет и в помине. Внезапно в их окопчик в полном составе явилось начальство. Борщагов бодренько шагал впереди, за ним следовал Достальский, потом все такой же скучающий Дондик, и замыкал шествие шофер, большой мрачный тип с черными бровями на пол-лица. Борщагов глаголил: -- Я полагаю, нужно проложить линию проводов, раз радиоволны тут не действуют. Что хотите говорите, но такой важный участок обороны нельзя оставлять без постоянной связи. Достальский, кивнув для вежливости, стал рассказывать, что и как происходило ночью. Дондик, заметив ребят, подошел, мельком улыбнувшись: -- Старые знакомые, вот вы где служите. Никто ему не ответил. Капитан не смутился, он твердо, уверенно посмотрел каждому в глаза. То, что он там увидел, каким-то образом его устраивало. Тем временем Достальский умолк, вероятно иссякнув. Тогда Борщагов снова вступил: -- Да, все правильно. Следует держаться и еще раз держаться. Я полагаю... Внезапно Дондик его прервал, и, хотя голос капитана звучал негромко и даже как-то вяло, секретарь райкома мигом сбавил тон. Он и сам стал чуть более усталым, словно постоянная демонстрация энтузиазма была даже для него нешуточной работой. -- Все-таки, Савелий Прохорович, я полагаю, нужна разведка. Нужен выход за периметр. Иначе мы не сумеем вовремя подготовиться к следующим сюрпризам. Это было продолжение разговора, в котором основные аргументы уже прозвучали. Дондик просто "дожимал" оппонента. И дожал. Борщагов провел ладонью по лицу, по великолепно выбритым щекам. -- Ладно, попробуем. Когда? -- Как можно скорее. -Где? -- Тут активнее всего, тут и поедем. -- Один собираешься или?.. Дондик вдруг сверкнувшими глазами оглядел Ростика и остальных по порядку: -- Вот эти глазастые орлы мне подойдут. Борщагов словно только сейчас заметил ребят и посмотрел на них удивленно. -- Молоды. Может, возьмешь кого повернее? Но теперь, получив шанс, Дондик не собирался его упускать. Он взглянул на Достальского в упор: -- Как они, лейтенант? -- Вы правы, товарищ капитан, самые глазастые из тех, с кем я тут служу. Дондик кивнул, словно именно такого ответа и ждал. Потом обратился к Борщагову: -- Тогда сделаем так -- пригоним БМП, и... Если вы, конечно, не возражаете? Разумеется, Борщагов не возражал. Ростику показалось, ему было все равно. Он думал о чем-то совсем другом, далеком от реальных проблем и надобностей попавшего в непонятную ситуацию Боловска. Часть 2. В Чужом городе 7 Чернобровый водила, о котором Ростик думал как о персональном шофере Борщагова, оказался и водителем БМП. Машина эта была полностью на ходу, и даже снаряжена к походу, -- наверное, Дондик все подготовил заранее. Осталось только сесть и отправиться в путь. Но возникла одна трудность -- в оборонительных рядах не было сделано ни одного прохода, и пришлось выводить вперед десятка три людей, чтобы они расчистили ограждение. Поэтому только часа за два до полудня все, кто оказался в окопе и попался на глаза Дондику, загрузились в открытую машину. Когда они въехали в проделанный для них проход, небольшой отряд кузнечиков попытался преградить им путь, но трех гранат хватило, чтобы насекомые отошли. Кроме того, чернобровый с хрустом сбил одного из богомолов, и остальные уже не столь решительно кидались под колеса. Ехали с ветерком. Блестящие, неизношенные покрышки машины бодро давили красную почву с невысокими растеньицами. Пестель, словно пришпиленный, стоял рядом с кронштейном для пулемета и смотрел по сторонам. Эдик пытался глядеть поверх борта, представляя, вероятно, себя настоящим фронтовым корреспондентом. Ким и Антон сидели на лавочках, мирно прикемарив. Ростик попытался было тоже подремать, тем более что покачивания машины очень этому способствовали, но не выдержал и тоже стал смотреть вперед, устроившись рядом с Пестелем. Сначала это показалось делом нелегким -- ветер бил в глаза, пыль мешала, да и вообще удержаться на ногах стоило труда. Но потом он привык, и удовольствие от быстрой езды скоро вытеснило даже новизну окружающего ландшафта. Тем более что лесостепь вокруг оказалась почти привычной, в которой Ростик вырос и прожил всю свою жизнь. Примерно те же рощицы, перебитые полями и луговинами, примерно те же холмы, овражки, речушки и буераки. Только на Земле было меньше странных деревьев и всякой необычной живности. А тут этого в самом деле хватало. Из-под колес машины то и дело прыскали в разные стороны какие-то существа, от которых даже у далекого от биологии Ростика иной раз глаза лезли на лоб, как, например, от мыши размером с небольшую косулю. Внезапно Пестель сказал: -- Ты заметил, насекомых тут нет и в помине? Верно, богомолов и кузнецов, ни прозрачных, ни каких-либо других, тут не было, они скопились только вокруг городского заграждения. Зато Ростик сказал так: -- Знаешь, мне кажется, поверхность тут очень похожа на ту, что была у нас дома, на Земле. -- Как это? -- не понял Пестель. -- Вот там, -- Ростик указал рукой, наклоняясь к другу, чтобы легче было перекричать рев мотора и свист ветра, -- дома есть овраг. Мы мальчишками еще с того откоса катались. И тут тоже что-то очень похожее, хотя земля уже красная, не наша. А вон там -- озерцо, из него течет ручей. Здесь посуше, но и тут, я заметил, что-то вроде русла наметилось. Пестель подумал, потом кивнул. -- Понимаю, такое впечатление, что схожесть поверхности как бы явилась кодом, который перенес Боловск со всеми обитателями в это... В эту... Он не знал, как закончить. -- Вот только там у нас, -- Рост указал на здоровенную низину, -- железнодорожный вокзал. А тут... -- Там сделали насыпь под рельсы, а раньше тоже было что-то вроде этого, -- пояснил Пестель. -- Мне дед рассказывал. _ Насыпь? Что ж, пожалуй. Внезапно между ними вклинился Антон. Он вежливо раздвинул их своими тяжелыми плечами, не заметив, что прижал обоих к бортам машины с силой кузнечного пресса. Впрочем, никто ничего не сказал, смотреть вперед в самом деле было интересно. Они миновали небольшой взгорок, и из-за его округлого бока появилась рощица с красно-коричневыми, как осенью, круглыми деревьями. В Версале садовники могли позавидовать такой аккуратности. -- Как пудели, -- сказал Антон со смехом. -- Ну, только красные, конечно. Ассоциация была слишком далекой, Пестель вздохнул: -- Эх, жаль я не ботаник. -- Ботаники должны быть в универе, -- подсказал Ростик. -- Ведущие погибли во время трагедии на станции, а остальные... Как и я -- студенты. Плохо, решил Ростик, очень плохо. Почему-то ему показалось, что они сумеют тут выжить, приспособиться и использовать этот мир себе на пользу, а не во вред, если каталогизируют, опишут, обмыслят его. И сделать это должны были самые умные из них, самые обученные. Потеря навыков мышления, умения накапливать знания должна была обернуться неминуемой катастрофой. Вдруг они выкатили на огромную проплешину, покрытую мелкими трещинками, совершенно красную, как несвежее мясо. Антон поерзал, все-таки стоять втроем тут было неудобно, но машина пошла по естественному шоссе ровнее, поэтому стало как бы легче. Он спросил: -- Ребята, а мы не на Марсе, а? Пестель даже хрюкнул от досады: -- Не валяй дурака, там то же Солнце. А тут... -- Да, что тут? -- Никто Антону не ответил, он переспросил: -- И где это -- тут? -- Чтобы это понять, нужен Перегуда, -- ответил ему Ростик. -- А он не торопится обсуждать свои гипотезы. -- Нет, в нем просто осторожность серьезного ученого говорит, -- попытался защитить астронома Пестель. Внезапно Дондик, который до этого мирно сидел на сиденье рядом с водителем, полуобернулся и, перекрикивая шум двигателя, спросил из низкой дверки в кабину: -- Кто такой Перегуда? Он все слышал. Для ребят это стало открытием, им-то казалось, что они полностью изолированы. Такое впечатление создавалось давлением ветра в лицо, свистом в ушах, пылью, летевшей в глаза. Ростик пояснил: -- Директор обсерватории. Дондик разочарованно покрутил головой: -- Он темнит что-то, не говорит того, что знает. Пестель, которому Перегуда определенно нравился, снова вступился: -- Товарищ капитан, он просто не любит говорить о том, в чем не уверен. У него такая школа, такая выучка. Тем более... Пестель замолчал. Внезапно машина ухнула вниз, потом, резко задрав нос, рванула, как самолет, в серо-бурое небо. Мотор отчаянно взревел, заскрежетал... Где-то сзади, громыхнув металлом, упал чей-то автомат. И машина заглохла. Ее колеса, зашуршав по мелким камешкам, поехали вбок. Потом она встала окончательно. -- Догазовался, Чернобров? -- спросил Дондик. Ростик все еще не понимал, прозвище это или фамилия. За такие брови в самом деле можно было и фамилию дать. -- Да ерунда, капитан, -- ответил водила. -- Посмотрю, что с задними колесами, и дальше полетим. Он хлопнул дверцей и спокойно, будто они остановились на шоссе недалеко от города, вылез из машины. Пыль, догнав их, стала оседать на гимнастерки, на лица, на борта машины еще плотнее. Ростик огляделся. Накренившись, они стояли на покатом галечном берегу неглубокой речушки. На Земле речки тут не было. Она вообще выпрыгнула на них слишком неожиданно, или водила в самом деле чересчур разогнался на красном такыре. Пестель вдруг выдернул из захвата свой автомат. -- Я сейчас -- Он подошел к дверце, устроенной сзади, и решительно раскрыл скобочный замок. -- Ты куда? -- удивился Дондик, оборачиваясь. -- Он правильно делает, -- отозвался Антон. -- Водилу прикрыть нужно. Подхватив автомат с пола -- оказалось, это он закрепил оружие не вполне надежно, -- здоровяк пошел к дверце. Не смог устоять и Ростик. Сначала земля странно подрагивала под ногами, но потом Ростик понял, что это обманчивое впечатление, оставшееся от слишком быстрой езды по пересеченной местности. Через полминуты оно прошло. Пестель тем временем уже спустился к речке. Мелкая и прозрачная, она текла деловито, как на Земле. Пестель наклонился над ней, и водяные блики осветили его фигуру. Потом он спокойно зачерпнул воду ладонями, посмотрел в нее и вылил себе на лицо. Ростик даже зубами заскрипел, так ему захотелось пить. -- Боец! -- заорал Дондик. Потом, осознав, что орать причины нет, спросил уже потише: -- Ты чего? -- Так вкусно же, -- отозвался Пестель и улыбнулся. Антон тоже вошел в воду по щиколотку пыльных, давно не мытых сапог. Наклонился, выбрал струйку почище, зачерпнул пилоткой и выпил. -- Ничего. А мы в окопах пьем черт-те что. Убедившись, ко всеобщей радости, что выкладывать фашины под колеса не придется, заправившись водой, как только было возможно, двинулись дальше. Снова водила Чернобров летел вперед, не выбирая дорогу. Снова ветер бил в глаза, а пыль догоняла сзади. И вся эта новая земля расстилалась перед ними. И жизнь становилась почти такой же ясной, как и прежде, до Переноса. Пестель отчетливо внушал капитану: -- Теперь уже понятно, что богомолы эти собрались только у нашего периметра, не исключено, именно потому, что мы начали с ними войну. Да, сейчас это очевидно, именно мы начали войну, а не они... -- Ну, это ты хватил, -- отозвался капитан. -- Безопасность прежде всего... Чернобров, сколько мы уже отмахали? -- Километров пятьдесят, я думаю, через полчаса будем на месте. -- Значит, тут около семидесяти? -- Ага. Тогда капитан начальственно отрекомендовал: -- Тогда давай потише. Техпомощи тут нет, если сломаемся, придется пехом... Полкилометра проехали чуть медленнее. И это вдруг оказалось кстати. Антон сказал: -- Как дома. Из-за невысокой, торчащей словно обломанный палец гиганта скалы выплыли жирафы. Это были именно жирафы, с теми же шеями, теми же пятнами в виде размытых коричневых клякс. Только у них на загривке отчетливо виднелись горбы, и шли они строгим рядом, словно караван. БМП едва не врезалась в них. Но все же не врезалась, Чернобров успел затормозить, в очередной раз подняв тучу пыли. Подождали, пока недрогнувшие звери прошествуют мимо. Тогда Дондик негромко ответил: -- И все-таки не дома. Его поддержал Эдик: -- Да, такого никто и придумать не мог. Где же мы? Как мы тут оказались, зачем все это? Прямо перед ними, меньше чем в десятке километров, на холме стоял неизвестный, незнакомый город с крепостными стенами, башнями и крышами, виднеющимися из-за стен. И никто Эдику не ответил. 8 Подъезжали осторожно, с опаской. И чем ближе оказывались, тем яснее становилось Ростику, что стены были не очень высокими, а часть и