след в след, так что любой принял бы его за законно арестованного. Скорость движения Оболенский развил просто невообразимую благодаря тому же подсолнечному маслу. Теперь он ласточкой скользил по полированным кирпичам двора, неслышно огибал повороты и без напряжения протискивался в самые узкие двери... Гарем нашелся не сразу. Нет, если бы там над входом висела аккуратненькая табличка: "Гарем эмира. Приемные дни - среда и пятница, с 10 до 20 часов. Посторонним вход воспрещен", тогда другое дело. А так, несмотря на разведданные скрупулезного Насреддина, найти нужное помещение оказалось не так просто. А проникнуть внутрь и того сложнее... Перед дверями стояли два неулыбчивых нубийца, тупо уставясь пустыми взглядами на алюминиевый полумесяц, интимно строящий рожки из-за главного купола дворца. Ошибка Оболенского заключалась в том, что он наивно счел обоих обыкновенными евнухами... - Здорово вечеряли, казаки! - бодро начал Лев, не скрываясь выходя им навстречу. - А я тут сегодня-главный врач-гинеколог. Доктор, лекарь, знахарь и повивальная бабка в одном липе. Мне в гарем, по делу, срочно! Нубийцы вообще не были евнухами (в смысле, толстыми кастратами с писклявыми голосами...). Эти двое лишились только языков и служили скорее для охраны от чрезмерно любопытных слуг, так и норовивших хоть одним глазком посмотреть на прекрасных жен эмира. Особо удачливые лишались глаза, не особо - жизни. - Эй, братаны! Вы че?! - неискренне завозмущался Лев, когда чернокожие, молча вытянув руки, взяли его в клещи. - Я ж без дураков говорю, что доктор! Меня эмир послал! У трех его супружниц внеплановые месячные, в белом ходить не могут, а танцевать хочется... Эй, эй, эй! Когти прочь от нетрадиционной медицины! Бесполезно... Сейчас он мог бы орать что угодно, но недолго. Нубийцы знали свое дело и бросились на незваного гостя с чисто звериной грацией. Лев так и не понял, почему и как он выскользнул... Видимо, сила душителей была очень велика, а слой масла на халате Оболенского достаточно обилен. Охрана валялась рядом, стукнувшись друг с другом лбами, а Багдадский вор, выскочивший из их лап, как скользкий обмылок, неожиданно услышал мелодичный смех у себя над головой. Откуда-то сверху, со второго этажа, бесшумно спустилась веревочная лестница, и округлая женская ручка зазывно поманила в окно... - Гарем! - восторженно прорычал Лев Оболенский, делая первый шаг... x x x Застенчивая стриптизерша раздевается дороже. Знание, помноженное на практику. Каждый раз, когда я просил своего друга вернуться к этой щекочущей воображение теме, - глаза Льва подергивались романтической поволокой. Его супруга Маша подобных рассказов не одобряла. Причем исключительно потому, что упрямо считала их плодом больного воображения мужа. Если бы она хоть на минуту поверила, что все это было всерьез... Нет, Машенька - умница, милейший человек и добрая душа, а посему ни мне, ни Льву не хотелось огорчать ее ни малейшим образом (и мы беседовали на кухне, за чаем, полушепотом плюс при включенном радио). - Андрюха, гарем - это что-то... Вот веришь - нет, а я ведь там не один день провел - впечатлений на всю жизнь! Я не ангел... Скорее, даже наоборот. Да, черт побери, не сексуальный маньяк, но присутствие хорошенькой женщины, и не в моих руках, - это уже оскорбление! Я всегда старался, как мог, и "оскорбляли" меня не часто... Но дело не в этом... Гарем, он... в общем, вот как бы тебе на примере объяснить... Ты женщин завоевывал? - В смысле, брал на поле боя под угрозой пулемета?! - Очень смешно... Я имею в виду, ты ведь ухаживал, дарил цветы, кормил мороженым, короче - соблюдал всю необходимую в деле охмурения процедуру и, в конце концов, брал свое, так? - Ну... где-то как-то вроде того. - Так вот, а в гареме все иначе. Скажи, только честно! Лично тебя когда-нибудь хотели три красавицы сразу? Кидали на подушки, раздевали на месте, целовали во все места и отдавались со страшной силой?! Причем ни разу не поинтересовавшись твоим мнением (типа: устал на работе, голова болит после вчерашнего и очень спать хочется...). - Н...нет, пожалуй, такого не было. - А у меня - было! Лев не знал, куда он лезет, не имел ни малейшего понятия о том, какой прием ему готовят там, наверху, и все-таки лез. О эта необъяснимая русская вера во "что бог ни делает - все к лучшему"! О эта святая мужская простота, когда все судьбоносные решения принимаются не головой, а ее уменьшительно-ласкательным прозвищем! О этот незыблемый дух собственного превосходства и неистребимого романтизма, толкающего нас проверить каждый разрез, измерить каждое декольте и заглянуть в каждую... Братья мужчины, будьте хоть чуточку осмотрительнее! Просто Багдадский вор нарвался на чрезвычайно отзывчивых и истосковавшихся по ласке юных жен эмира, а попади он двумя комнатами южнее.. В том углу жили первые, то есть уже постаревшие и озлобившиеся, настолько верные тетки - кастрировать могли запросто! А тут, по словам Оболенского, он выполз в общий коридор где-то примерно через час-полтора, оставив позади сразу трех, едва мычащих от умопомрачающего экстаза, гурий. Имен он не знал, они и не пытались представиться, но то, что это были именно гурии, - факт бесспорный! Ибо делали они с ним то, что, по убеждению всех мусульман, делают настоящие гурии в раю с настоящими праведниками... Из всей одежды Оболенскому удалось захватить лишь тюбетейку. Впрочем, душа его пела, и когда дрожь в ногах немного прошла, он горделиво ускорил шаг, водрузив головной убор на приличествующее ему место. В смысле, на макушку... Общее здание гарема занимало два этажа и подразделялось на несколько помещений. На первом этаже: баня, столовая, кухня, комната для молитв и большой гостиный зал для собеседований. На втором этаже: уединенные комнатки-спаленки, отделенные друг от друга толстыми стенами. Это на случай, если венценосный супруг возжелает сам навестить какую-то из жен, а не призвать ее в свои покои. Ну, короче, "ели будет эротический шум и вопли, чтоб прочие супружницы не захлебнулись слюной от зависти... Естественно, стража присутствовала только у входа на первый этаж, войти наверх мог исключительно эмир. Так что Льву в коридоре опасаться было некого, разве вновь доведется попасться в нежные женские объятия. - Нет, нет и еще раз нет! - строго напоминая самому себе, бормотал наш герой, идя неизвестно куда. - Джамиля - чудная девушка, и я не хочу обижать ее мелочными изменами. Один раз - это еще куда ни шло... В конце концов я же был захвачен врасплох и даже чуточку посопротивлялся... Но второй раз - категорически нет! Я занят, у меня срочное дело, на меня возложены большие надежды и... черт! Можно подумать, мир перевернется, если я тут немного задержусь?! О аллах, ты меня поймешь... Это ведь гарем! Когда еще доведется... Но, увы и ах, этой ночью ему довелось испытать совсем другое. Пройдя весь коридор от начала до конца, Оболенский не обнаружил ничего, кроме лестницы, ведущей вниз, и закрытого с обратной стороны входа (или выхода?). Ладно, это не принципиально... Главное то, что Льву пришлось вернуться назад, и вроде бы у одной двери его слуха коснулся знакомый перезвон ножных браслетов. - Тук-тук, кто в тереме живет? Не пугайся, Иридушка, это всего лишь я! - Как утверждал Оболенский, с этими словами он вошел. Просто вошел, благо не заперто. Просто сказал, ничего такого не сделал, и почему рыженькая танцовщица бревном рухнула на пол, так и не понял. Хотя она ведь тоже не сразу потеряла сознание, сначала покраснела, потом побледнела, потом попыталась прикрыть ладошкой глаза, но не успела, тогда и повалилась навзничь. Не на шутку перепуганный Левушка кинулся ее поднимать, уложил головой себе на колено, похлопал по щечкам, и девушка вроде бы на секунду очнулась. Очнулась, спросила: "Где я?", скосила глазки, увидела где и отвалилась заново. Гроза Багдада был в полном недоумении... - Ирида! Солнышко наше кучерявенькое, вставай, а?! Там на улице Ходжа дожидается, сестра твоя с ума сходит, а ты тут разлеглась... Вот уж не знал, честно говоря, что все танцовщицы такие припадочные! - Не все... - едва слышно пролепетала девушка, не раскрывая глаз. - Очнулась?! Ах ты ж моя умничка! Ну, вставай, надо рвать отсюда, не оглядываясь. - Лев встал и одним могучим рывком поставил маленькую красавицу на ноги. Глаза она по-прежнему не открывала, даже наоборот - зажмурилась что было сил. - Вы Багдадский вор - Лев Оболенский? - Ага, он самый! Минуточку, ты что же, не узнаешь меня, что ли? Протри светлые очи, подружка, только вчера вместе пили! Вместо ответа Ирида отрицательно помотала головой. Лев опять ничего не понял и, уверенно взяв ее за руку, потянул к дверям, но девушка удивительно легко вырвалась. - Ты чего?! - Я никуда не пойду. - Ах вот оно что... - медленно и певуче протянул знаток женских душ, для которого неожиданно все стало на свои места. - Ага... теперь-то мне все ясненько... Конечно, кто для тебя какой-то там Насреддин - преступный элемент, изгой, гонимый ветром легенд литературный персонаж. Не чета вашему эмиру, разумеется! Да я не в претензии, каждый устраивается, как может... Раз тебе в гареме лучше, о чем говорить?! Мне глазки строила, Ходже улыбалась, так и эмира охмуришь - он тебя наутро любимой женой вне очереди назначит. А мы уж, извини, для такой чести компания неподходящая... Как говорится, стражу не позвала - и на том спасибо! - Я не могу... - И не надо! Я уж сам как-нибудь отсюда выберусь, без провожатых... Что сестре-то передать? Или ну ее на фиг... Оно, знаешь, правильнее будет - зачем жене эмира внебрачную дочь визиря в сродственницы принимать? Далеко пойдешь, свет Епифенди, ой далеко! - Не-е-т! - Что орешь? Ну нет так нет... Не хочешь далеко ходить - не надо. В последний раз спрашиваю, ты со мной или как? Девушка долгую минуту молчала, напряженно морща носик, потом все-таки решилась и, повернувшись ко Льву спиной, выпалила все как на духу: - Я не могу с вами пойти, потому что вы весь голый! - Кто, я?! - не сразу поверил Лев, лихорадочно проверяя, а на месте ли верная тюбетейка. На месте, хвала аллаху... Но кроме нее ничего другого обнаружено не было. Он вынужденно признал правоту девушки. - Ладно, каюсь... Были форс-мажорные обстоятельства и... и... и потом, у меня все равно весь халат бесповоротно испорчен подсолнечным маслом! Твой Ход-жуля подсуропил, кстати... А у вас тут нигде лишних шаровар не завалялось? - Нет. - Да ты хоть глаза открой и посмотри хорошенько! - Не буду я глаза открывать! - почти срываясь на слезы, взвизгнула девушка. - Потому что вы голый, а Шариат запрещает смотреть на голого мужчину! - Я в тюбетейке... - нервно огрызнулся Лев, ему и самому уже стало как-то неудобно. Пошарив по комнатке, он вытащил полупрозрачные газовые ткани, три раза обмотал себя вокруг пояса и вполне удовлетворился осмотром. Стыдливая Ирида, мельком глянув на приодевшегося Багдадского вора, коротко всхлипнула и вновь повернулась спиной: - Все равно... - Что все равно? Сейчас-то чем я тебя не устраиваю?! - Все равно у вас все видно... Ответить Лев не успел, хотя уже набрал полную грудь воздуха для гневной отповеди, - в коридоре раздались возбужденные голоса: - Эмир! Радуйтесь, ибо наш муж пришел к нам! x x x Вернулся муж, а я без парашюта. Памяти В. Вишневского. А скромный полуголый герой почему-то сразу почувствовал, что Селим ибн Гарун аль-Рашид несколько не в духе. У владыки Багдада, надо признать, были причины для плохого настроения. Являясь просвещенным монархом, он время от времени переодевался в платье простолюдина и разгуливал по базару, слушая, как народ восхваляет его правление. Естественно, заблаговременно предупрежденная стража Шехмета, так же переодевшись, ненавязчиво охраняла эмира от всяких малоприятных неожиданностей. Со стороны это выглядело очень впечатляюще: десяток откормленных мордоворотов в нищенских лохмотьях, распихивая прохожих, повсюду сопровождал невысокого, худенького декханина средних лет, с набриолиненной бородкой и ухоженными руками. Народ тоже быстренько просек это дело, и везде, где только появлялся переодетый эмир, начиналось шумное, едва ли не хоровое, вознесение до небес его социальной политики. В результате каждый получал, что хотел: эмир - удовлетворение, народ - разрядку, ибо после таких похвал увеличивать налоги было уже как-то неудобно... Вот в один из безоблачных от общегородской лести дней великий и могущественный Селим ибн Гарун аль-Рашид увидел на базаре танцующую девушку. Ее милое личико слегка прикрывала полупрозрачная вуаль, шаровары и расшитый жилетик почти не скрывали стройную фигурку, и, посоветовавшись с ближними сопровождающими, эмир решил взять танцовщицу во дворец. Ему казалось, что это очень хороший и мудрый шаг - в народе будут говорить, что их повелитель скромен, доступен и не чванлив, раз берет себе в постель первую же базарную девку. Ошибка была лишь в том, что Ирида Епифенди таковой не являлась. Да и сами багдадцы вряд ли сочли подобный произвол свидетельством простоты и демократии... Но причина плохого настроения именно сегодня была совсем в ином - город полнился слухами о неуловимом Багдадском воре. За последние несколько дней его видели многие, его деяния превращались в легенды, его голубыми глазами бредили женщины, его ловкость и безнаказанность воспевали бродячие акыны, его приметы были столь значимы, что не узнать такого человека на улице было просто невозможно, а он все равно оставался неуловим... Он обокрал караванщиков Бухары, он надсмеялся над городской стражей, бежал из зиндана и дважды грабил самого Шехмета; он опозорил подающего надежды Али Каирского, расстроил его брак и изгнал Далилу-хитрицу вместе с дочерью; он постоянно уходил из суровых рук закона, и некоторые отдельные неблагонадежные мусульмане даже смели ему... сочувствовать! А ведь в Багдаде уже почти установился истинный порядок... Назойливые мысли о наглом воре не давали эмиру спать, и даже когда преданные нукеры доложили о доставке во дворец рыжеволосой красавицы с базара, эта приятная новость все равно не была достаточной для полного успокоения души. Конечно, здесь было где порадоваться телу, но... Сиюминутное удовлетворение чисто мужских потребностей с новой игрушкой не могло соперничать со жгучим желанием собственноручно содрать кожу с бесстыжего нарушителя основных заповедей Корана. Но ладно, пусть неотвратимое возмездие подождет, а пока на маленькую танцовщицу следовало взглянуть поближе. Каково же было удивление эмира, когда у самых дверей хранимого Аллахом гарема он обнаружил двух бессознательных охранников! Причем бедные нубийцы валялись так, словно какой-то дэв-великан стукнул несчастных лбами, как шкодливых котят. По одному знаку владыки гарем со всех сторон окружили бдительные нукеры с ятаганами наголо! А сам Селим ибн Гарун аль-Рашид осторожненько постучал в дверь... - Да, наш господин? - счастливым хором взвыли все жены, наложницы, сожительницы, любовницы и фаворитки эмира, гроздьями высовываясь из окон второго этажа. - Кыш, бесстыдницы! Разве вы не видите, сколько здесь посторонних мужчин?! А вы куда уставились, негодяи?! Разве вы не видите, что это мои жены?! - Да простит нас Аллах... - пряча улыбки, ответили верные стражи, а женщины с упоенным визгом задернули занавески. Эмир постоял, подумал и решился на новый вопрос, не очень умный... - О женщины, нет ли в моем гареме незнакомца? Ответом послужила долгая минута недоуменного молчания, а потом началось такое... Вой перепуганных и оскорбленных женщин был так громок, что под ногами нукеров задрожала земля. Некоторые опустили ятаганы, наиболее впечатлительные падали ничком, закрывая ладонями уши, а сам владыка Багдада едва не опрокинулся навзничь, хватаясь обеими руками за спрыгнувшую с головы чалму. Увы, ей не удалось спастись бегством... Призвав на помощь всю силу воли и терпение, умудренный опытом жития с пятьюдесятью женами сразу, Селим ибн Гарун аль-Рашид безуспешно пытался переорать несчастных. (Или счастливых? Ведь что ни говори, а посторонний мужчина в гареме - это какое ни есть развлечение для его обитательниц...) Но вернемся к попыткам эмира - они были сколь старательны, столь и бесполезны. Вой не прекращался! А истинный виновник всей суматохи стоял в комнатке базарной танцовщицы Ириды, с лицом белее алебастровых стен и нервно дрожащими коленками. Лев лихорадочно соображал, куда и как удрать? Прыгать из окна второго этажа - глупо, там ждут стражи с острыми саблями, а выходить через единственную дверь первого этажа - прямо в теплые объятия ревнивого мужа - тоже не намного умней... Тем паче что благодаря трем безымянным плутовкам Багдадский вор уже осчастливил хозяина гарема добротными, слегка разветвленными рогами. Мысли путались в голове, стукаясь, пихаясь локтями и яростно наскакивая друг на друга. Спокойно и хладнокровно вела себя лишь одна, чинно стоящая в уголочке, мысль о том, что времени становится все меньше и меньше. Рано или поздно муж и жены придут к взаимопониманию, в пять минут обыщут все здание и с позором выдадут связанного шелковыми ленточками блудливого внука дедушки Хайяма. Который, кстати, так и не узнает, где сгинул его воспитанник, ибо тайны гарема хранятся строго, а нарушители его покоя покоятся тихо. Если вы поняли, что я хочу сказать... Если не совсем, то поверьте мне на слово - Льву в ту минуту действительно было страшно. - Они убьют вас. - А? Что?! Кто? Эти?! Кого?! Меня-я??? - Обязательно убьют, - бесцветным, утешающим голоском продолжила маленькая Епифенди. - По законам Шариата безумец, опозоривший гарем владыки, подлежит немедленной казни. А также все жены, что попались ему на глаза и были этим безвозвратно обесчещены... - Да что ты... Их тоже поставят в угол?! - удачно, как ему показалось, съязвил Оболенский. Девушка повернулась и в первый раз без смущения глянула ему в глаза: - Нас обезглавят или утопят. - Бред собачий! - Так поступали всегда. Меж смертью и позором достойнейший выберет смерть. - Угу... Офигенно нравится мне ваша толстовская политика непротивления! - посерьезнел Оболенский, и меж его бровей легла упрямая складка борца до последнего. - Короче, ты тут, конечно, как хочешь, а я пошел домой. - Там вооруженные люди. - Танцовщица мельком глянула в окно. Лев отважно (или безрассудно) пожал плечами. - Но выход только внизу, а там - эмир. - Отлично, вот наконец и познакомимся! Так ты со мной?! - Нет. - Почему? - уже начал заводиться Оболенский, сам отвечая на свой вопрос. - Потому что я опять голый?! О, трах тибидох трах, чтоб не сказать крепче! Черт с тобой, где там завалялась моя старая одежда? Но имей в виду, она вся так пропитана маслом - хоть выжимай, и я наверняка буду оставлять жирные пятна на паркете... Устраивает? Рыженькая Ирида осторожно кивнула. На всякий случай, так как особой уверенности у нее все равно не было... x x x Гарем - это серпентарий из любящих жен. Автор неизвестен. Эмир у входа тоже пребывал в заторможенном состоянии. С одной стороны, так и не мог перекричать своих женщин, а с другой - что толку на них орать, если логического разрешения ситуации все равно днем с огнем не сыщешь. Ведь вроде бы все просто - зайди в гарем, самолично проверь помещение и, если там кто есть, - хватай злодея за шиворот да тащи в шариатский суд. А лучше - руби его тут же, на месте преступления... Оставалось одно "но" (честно говоря, их было два, просто второе вытекало из первого...). Вдруг этот Багдадский вор действительно там и вместо того, чтобы покорно склонить голову перед мощью закона, вздумает оказать сопротивление? Если он действительно так силен и страшен, то в одиночку выходить на такого преступника - опасно! Лучше заручиться поддержкой проверенных слуг и послать их вперед, а уж самому появиться в нужном месте в нужный час для совершения акта последнего приговора. Вот тут-то вступает в дело второе "но", плавно проистекая из первого - если пустить нукеров в гарем, то получится, что они своими нескромными взглядами обесчестят всех пятьдесят жен! Что же потом, казнить и нукеров, и супружниц чохом?! Идея показалась настолько привлекательной, что эмир даже отвлекся от мыслей о штурме. Любимые женщины старательно продолжали все тот же ор, в полной убежденности, что от их верноподданнического воя сердце их общего мужа полнится непередаваемой радостью. - Я войду туда и за уши вынесу голову негодяя, скрывающегося в моем гареме! - Но, владыка мира, а если там никого нет? - резонно уточнил кто-то из приближенных царедворцев. Ответить эмир не успел, так как четверо молодцов поставили пред его грозные очи вырывающегося Ходжу Насреддина: - О великий и сиятельный, мы поймали этого человека за битьем окон во дворце! - Кто ты такой?! - гаркнул эмир. - Не слышу! - нагло ответил домулло, указуя кивком головы на заходящийся воплями гарем. - Я спрашиваю, кто ты такой, недостойный червь?! - едва не срывая глотку, проорал глава Багдада. Насреддин поморщил лоб, имитируя работу левого полушария, и откровенно доложил: - Просто прохожий. Гулял себе под луной, смотрел на звезды, слушал пение соловья о его неразделенной любви к прекрасной розе... - Ты лжешь! - А что, нельзя?! - Казнить паршивца! - Что сделать?! - оттопыривая уши, переспросили нукеры. Эмир медленно начал наливаться багровой краской... - Я сказал, отрубите ему голову-у-у!!! - Не надо... - вынужденно буркнул Ходжа. - Что?! - не расслышал эмир. - Я говорю: не надо-о-о! - Почему-у-у?! - Потому что я - Насредди-и-н! Друг Багдадского вора-а, легендарная личность и герой народных анек-дото-о-ов! - О-о?! - даже удивился Селим ибн Гарун аль-Рашид. - Так, значит, это ты и есть? Ну тогда, конечно, мы не можем тебя вот так, сразу, обезглавить... Мы посадим тебя на кол посреди базарной площади, где ты будешь, извиваясь от боли, славить мое имя! - На все воля Аллаха... Так я пойду? - Куда?! Если бы не бдительные стражи, Ходже почти наверняка удалось бы выкрутиться. - Но вы же сами сказали, что пока я не нужен. Посижу вон там, в уголке... - Ах ты, бесстыжий нахал! Паршивый шакал с раздвоенным языком змеи! Говори сейчас же, где прячется твой жалкий соучастник, и, быть может, мы одарим тебя легкой смертью! - Ну, так сразу я не могу... - замялся Ходжа, опустив глаза долу. - Мне надо осмотреться, покажите-ка, где тут у вас что и как. Пожав плечами, стража указала на двух все еще не пришедших в себя нубийцев и воющее здание "женского общежития". - Угу, клянусь бородой пророка, здесь не обошлось без проделок Багдадского вора. Даю руку на отсечение - он и сейчас находится в вашем гареме! - Ничего не слышу... - простодушно развел руками эмир. Насреддин поманил к себе ближайших стражников, и те под его началом хором проорали: - Баг-дад-ский-вор-в-ва-шем-га-ре-ме!!! От такого громогласного известия притихли даже заинтересовавшиеся жены. - Кто у нас в гареме? - тихохонько полюбопытствовал тонкий голосок со второго этажа. - Баг-дад-ский-вор! - еще раз продекламировали нукеры, виновато косясь на обалдевшего владыку. - Ой, мамочки-и... - томно вздохнули три голоса сразу. И все почему-то поняли, что это значит... - Я убью его! - визгливо поклялся эмир. - Принесите мой самый большой ятаган! - И доспехи! - твердо добавил домулло. - Щит, шлем, кольчугу, копье, кинжал и лук со стрелами. О вас же забочусь, о великий и блистающий в гневе... Мой друг силен, как снежный барс, просто так вам ни за что его не одолеть. - Может быть, взять боевого коня? - призадумался Селим ибн Гарун аль-Рашид, но Ходжа дружески отсоветовал: - Не стоит, о мудрейший... Гонять лошадь взад-вперед по всем этажам, да еще заглядывая под каждую кровать в каждой комнате?! Клянусь аллахом, это лишнее... - Но как я могу доверять тебе? - Его дед, - домулло ткнул пальцем в сторону гарема, - когда-то написал: Если глупый лекарство дает тебе - вылей! Если мудрый подаст тебе яду - прими! А я отнюдь не глупец... - Из тебя вышел бы хороший царедворец, - поджав губки, процедил эмир, - но я все равно посажу тебя на кол, а с твоего друга сдеру кожу. Ну, чего же вы ждете, лентяи?! Слышали, что он сказал? Принесите мой парадный доспех, и живо! Выдрессированные слуги бросились выполнять приказ уличного бродяги, подтвержденный волей самого властелина Багдада. Но пока они бегают туда-сюда, у нас есть пять минут свободного времени, и мы вполне успеем посмотреть, где в настоящий момент скрывается думающий виновник всего переполоха. Думающий - это потому, что рыженькая Ирида ушла на поиски Левиной одежды, а сам Оболенский ходил взад-вперед по комнатке и стучал себя кулаком в лоб. Или по лбу? Ладно, ему без разницы, а нам тем более... Главное, что он изо всех сил пытался найти достойное разрешение сложившейся трагикомедии. Причем ритуальное харакири его никак не устраивало... - Вот, почтеннейший, я нашла! - Впорхнувшая в дверь танцовщица аккуратно сложила промасленный халат и шаровары у ног углубленного в себя Багдадского вора. - Только мне надо руки чем-нибудь вытереть... - Ха... убедилась? - Да, уважаемый. Вы были правы, это никак нельзя носить. Масло так и сочится... - Вот видишь. - А я - то еще думала, с чего это у вас такая блестящая задн... ой! Прошу прощения! Вы весь такой блестящий... - Неприятно... - скорбно откликнулся Лев, - ходишь везде, поскальзываешься, и вообще... Кстати, чем у нас прочие обитательницы занимаются? - Пока все собрались на втором этаже, в конце коридора, ждут указаний светлейшего эмира. - И сколько их там? - По-моему, человек пятьдесят, - припоминая, Епифенди вскинула бровки и почесала за ушком, - но точно не знаю, я ведь здесь новенькая. - Хм... пятьдесят, это, пожалуй, много. - Увы, если эмир прикажет женам выкинуть вас из окна - они справятся. Вы сейчас - как между молотом и наковальней... - Да, вроде бы не ядерная война, а все равно хреново, - деловито согласился Лев, и нездоровый блеск в его глазах показался девушке чуточку опасным. - Значит, если их попросят, то они меня отсюда турнут? Да еще и всем коллективом, конечно... Постороннему мужчине в гареме не место! Это хорошо, это даже правильно, это просто прелесть какая-то... - Что с вами, почтеннейший?! - настороженно подобралась маленькая Ирида, глядя, как Оболенский хватает с пола испорченную одежду, потрясая ею в воздухе. - Они ждут приказа эмира? Да я сам их попрошу! И клянусь бородой... этого... вашего... Гызра! - Хызра, - автоматически поправила танцовщица. - Короче, уж мне-то они не откажут! На персидский ковер падали тяжелые капли подсолнечного масла... x x x Красота мужчины на конце его копья! Арабская пословица с намеком. Вот ей-богу, это был один из немногих случаев, когда я категорически отказывался верить Оболенскому. На мой взгляд, способ, каким они выбрались из, казалось бы, совершенно безвыходного положения, оказался настолько прост, что первоначально даже не укладывался в голове. Может быть, я чересчур подозрителен, может быть, просто переутомился или перечитал фантастики, но всему же есть разумные границы! Если верить Льву, то эмир Багдада был человеком весьма недалекого ума, отличавшимся редкостной скрупулезностью и требовательностью в соблюдении буквы закона. Да что там буквы... он мог прийти в бешенство от неправильного толкования какой-нибудь запятой! А ведь именно это и дало возможность нахальному Багдадскому вору смыться. Или вот нукеры, стражники и слуги - неужели они так уж слепо и безоглядно выполняли любое указание начальства? Ведь стоило им проявить хоть чуточку неповиновения и личной инициативы - моего друга сграбастали бы как миленького! А жены? Вряд ли гарем является местом строгого содержания пятидесяти дур одновременно! Нет, я отнюдь не отличаюсь махровым мужским шовинизмом и как раз уверен, что женщины точно знают, чего хотят. А хотели они немногого - глотка свежего воздуха свободы и скромненького домашнего бунта. Нет, не кровавой революции, упаси аллах! Просто так, немножечко, чуть-чуть, маленький мятежик на чисто бытовом уровне... Лев долго уверял меня, что на Востоке свои законы: например, за невыполнение приказа, приведшее ослушника к победе, - ему сначала отрежут уши, а потом наградят новым седлом. Стоит ли игра свеч?! Вот и я о том же... Так что в этой истории все действовали в строгом соответствии с законами Шариата, а потому виноватых просто не было. Не верите, убедитесь сами... - Что я должна сделать? - О несложившаяся балерина багдадского канкана! Повторяю в пятый раз - иди и скажи им, что я - здесь! - Ясно. Но ведь они побегут на вас смотреть? - Это нам и нужно. - А если они захотят вас побить? - Это предусмотрено планом операции, даже больше - именно на факт битья мы и делаем основную ставку. - Мы? - Я. Ты стоишь позади всех, как бедная родственница. - Как кто?! - Не важно, главное, когда все выйдут - сразу дуй к воротам, там тебя будет ждать Ходжа. - А как же вы? - Я выберусь сам, я скользкий. Все поняла? - Да. - Тогда - вперед. - Куда? - В конец коридора, к прочим женам! - А что я там буду делать? - О-оу-у, ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ - язви тебя в карбюратор!!! Ириду Епифенди снесло наверх взрывной волной, словно растрепанного воробышка. Лев, с трудом уняв рвущийся с языка эмоциональный стресс, злорадно подумал, что домулло будет очень весело с такой хохотушкой. Он еще раз выкрутил обеими руками свой настрадавшийся халат, выжимая на гладкий мраморный пол последние капли масла. Коридор первого этажа, от лестницы до входных дверей, имел свободного пространства метров восемь - десять. Из них последние пять были обильно политы подсолнечным маслом. Сам Лев бочком прогуливался по узенькой сухой кромке впритык к двери. А с той стороны доносились звуки не менее содержательного диалога... - Теперь хорошо? - Изумительно, храбрейший из отважнейших! Но что вы собираетесь предпринять? - Как что, приблудный сын шелудивой собаки?! Войти в свой гарем и ятаганом вытащить печень у твоего дружка! - Вай мэ... как это мудро! Куда же ему без печени - люди засмеют... Но, мой эмир, я лишь хотел узнать, как именно вы будете его убивать - ведь негодник очень хитер! - Сначала я всажу в него все пять стрел, как пять сур Корана. Потом проткну его шаурменским зазубренным копьем, после чего изрублю дамасским ятаганом, зарежу кривым пакистанским кинжалом и больно ударю по голове круглым шитом с двадцатью семью серебряными шишечками! Что скажешь? Что вы все скажете, а?! - Ва-а-а-а-х... Велик и прекрасен наш эмир, но нет ничего страшнее его гнева - от такого любой вор точно умрет! Мы бы умерли... - Ха! Медноголовые дети глупцов, даже я и то умер бы! А ты почему молчишь, бессловесный чурбан для колки дров?! - Я не молчу... я... я... Га-га-га!!! Не вовремя расхохотавшийся Ходжа тут же получил по спине древком эмирского копья. Больно, но смех оказался сильнее... В этот момент срывающийся девичий голосок, звеня от напряжения, оповестил весь гарем: - Внизу, у входа, стоит сам Багдадский вор! Прежде чем Селим ибн Гарун аль-Рашид успел осознать, что это значит, толпа женщин, с ревом и топотом, ломанулась по лестнице со второго этажа на первый. Что же предстало их взглядам? Практически голый Оболенский нагло расхаживал на цыпочках, приплясывая в неизвестно откуда знакомом ритме: Все вы, бабы, - стервы, Милый бог со мной![ ]Каждый, кто не первый, Тот у вас второй Первоначально эмирские жены массово обалдели. На лестнице все не умещались, а любопытство слабого пола еще со времен Адама приводило человечество к плачевным последствиям. Каковой результат не замедлил сказаться и в данном контексте... - Что они там так притихли? - шепотом поинтересовался эмир, и в этот миг двери прорвало! Естественный напор сзади стоящих жен на впереди стоящих наложниц дал свои результаты: приливной волной хлынув на промасленный пол, они, как по натертому паркету, всем весом ударили в дверь, снеся ее, словно картонную перегородку. Все пятьдесят женщин высыпались наружу, и сверху кучи малы, пятками вверх, восседал героический Лев Оболенский! Сбитый с ног, закатившийся в угол владыка Багдада тем не менее сумел правильно оценить обстановку. Голову он не потерял, законы помнил, а потому командирски взвыл во все горло: - Всем закрыть глаза! Не смотреть на моих жен! Кто опозорит хоть одним взглядом жену вашего повелителя - будет казнен на месте! Нет проблем - все так и поступили. Верные нукеры, опытные телохранители, обученные слуги, рабы и невольники послушно побросали оружие, плотно закрывая ладонями глаза. Кое-кто даже падал лицом вниз, чтобы уж наверняка не быть заподозренным в нескромных взглядах. - Ну, что встал, как памятник Гоголю? Валим отсюда! - Подскочивший Оболенский схватил за рукав замешкавшегося Насреддина. - И очи свои ясные распахни, ты же не видишь, куда бежим. - И я с вами! - Из растерзанных дверей, на разъезжающихся ногах, показалась рыжеволосая Ирида. - О звезда моих очей... - растроганно начал Ходжа, но был быстро одернут деловитым сотоварищем: - Хватай свою звезду в охапку, и бежим не оглядываясь! На меня тут слишком сладко смотрят... Бежим, я тебе говорю! Нас не догоня-ят! Хм... кажется, это немного не в той музыкальной тональности. На-а-с не догоня-а-а-т! Вот оно... именно так! x x x Приказы не обсуждаются, не комментируются и не выполняются. Армейская практика. Как я уже говорил вначале, вот этот конкретный эпизод лично мне представлялся и представляется весьма сомнительным. Однако, чтобы не гонять вас туда-сюда со своими авторскими ремарками, критику отложим на потом, а пока я просто продолжу... Итак, благодаря уже набившему вам оскомину подсолнечному маслу пятьдесят женщин великого эмира впервые покинули гарем. Столь массированный и несанкционированный выход в свет был обеспечен давлением желающих, скользким полом и бесстыже голым певцом с оскорбительными куплетами. Справедливости ради признаем, что не все жены оказались морально подготовлены к столь решительному шагу (собственно говоря, вообще никто). Посему большинство - вовремя вспомнило о законах Шариата, и, как подобает правоверным мусульманкам, женщины поспешили завизжать, прикрывая лица подолами рубах. Помните похожую сцену в фильме "Белое солнце пустыни"? Так вот, режиссер практически не соврал, именно так и поступали благовоспитанные жены в подобных экстремальных случаях. А теперь попробуйте представить себе положение недотоптанного эмира, неуклонно требующего от своих подданных буквально дословного исполнения предписанного закона. Представили? Итак, сначала он никак не мог подняться по причине тяжести доспехов и того, что ножны его ятагана намертво заклинило меж двумя особенно массивными телохранителями. Как вы поняли, град женщин обрушился отнюдь не на одного эмира, но и приближенным досталось на орехи... - Всем закрыть глаза и не смотреть на моих это был приказ номер один, никто и не пытался ослушаться. - А вы куда уставились, бесстыдницы?! Всем сию же минуту прикрыть лица! - это приказ второй, не менее разумный и вполне последовательный. До этого момента все действия главы Багдада выглядели абсолютно логичными и рассудочными. Потом, когда он увидел, как лица, явно виновные в создавшемся кавардаке, внаглую улепетывают к воротам, эмир бросил третий клич, - и не умный, и не последовательный... - Что вы встали, словно столетние чинары? Хватайте этих негодяев! Ослушаться, как вы догадываетесь, никто и не подумал. Восток - дело тонкое, там дураков мало... Вот мудрых людей там много, их ценят и уважают. Ибо мудрость восточного человека, в отличие от ума европейца, имеет не только практическое, но и материальное обоснование. Будь на месте мудрых нукеров какие-нибудь умные рыцари, они бы с ревом повытаскивали двуручные мечи и, всей толпой бросившись в погоню, не оставили б от Льва с компанией даже тапочек. Но для этого надо открыть глаза, что налагает мгновенный позор на гарем горячо любимого правителя, а он, правитель, непременно припомнит свой позор в самое неподходящее время. Мораль: в присутствии начальства выполняй все приказы, а не только самый последний. Не сомневайтесь, по слову эмира догонять "негодников" бросились практически все. Но, памятуя о предыдущем указании, - строго не открывая глаз! Люди похватали сабли и ринулись во все стороны сразу, предпочтительно друг на друга, босиком по визжащим от ужаса женам владыки. Селиму ибн Гаруну ал-Рашиду стало дурно... Полнейший бардак на относительно маленькой площадке грозил обернуться глобальным мордобитием на ощупь. Мужчины уже кое-где где радостно гвоздили друг друга по чалмам. Нежные восточные женщины только выглядят беспомощными и забитыми, но это пока им три раза не наступят на ногу или не ткнут острым ятаганом... совсем не туда! В эти горькие для отечества минуты они с ходу превращаются из гурий в фурий, бодро выщипывая бороды зазевавшимся нукерам. Если наши друзья успели беспрепятственно добежать до выхода, то исключительно благодаря перечисленным выше обстоятельствам... Двое молодцов в коротких кольчугах, охраняющие ворота, схватились было за копья, но Насреддин храбро упал им под ноги, вереща на одной истерично-надрывной ноте: - Открывайте ворота, о беспечные воины! Уводите всех, кого еще успеете спасти! Случилось страшное, ибо Аллах забыл про нас... - Что такое, э? - нервно поднапряглись стражи, шум и крики со стороны гарема было невозможно не услышать. Ходжа закатил глаза и страшным шепотом пояснил: - Женщины взбесились! - О шайтан... - с ужасом выдохнули воины, а домулло одним махом добавил скипидара в огонь: - Аллах поразил безумием весь гарем нашего повелителя! Женщины словно сошли с ума! Они сломали двери, они бьют правоверных, они произносят непотребные слова и грозятся уничтожить весь город. Эмир с верными людьми пытаются их задержать, но... - Говори же! - переглянувшись, взмолились оба молодца. - Но он... увы мне, я не смогу жить после того, что видел! Он успел крикнуть, чтобы я уводил всех невинных, а сам... А-а-а! Смотрите, смотрите, о воины, - вон они! Уже бегут сюда!!! Из-за поворота действительно показался рослый полуголый человек, на плечах которого, надсадно вопя, подпрыгивала какая-то растрепанная девица. От изумления стражники бросили копья и попытались спрятаться за щитами. - Куда?! У-у, хвастливые дети высокогорных баранов... - беззлобно рявкнул Насреддин, хватая храбрецов за шиворот и намеренно меняя тон, - Живо открывайте ворота, пока эта безумная не откусила мусульманину голову! Кто готов оказать ему братскую помощь? А, правоверные?! Ворота открылись мгновенно, благо запирались простым брусом, без всяких сложностей с замками. В образовавшуюся щель первыми юркнули отважные воины эмира. Лев подбежал совершенно запыхавшийся, а у танцовщицы от шока так свело ножки, что Ходжа еле-еле снял ее с затекшей шеи Оболенского. - О любо