о восточному образцу. Не будем врать, что это у него хоть когда-нибудь получалось... Молчание затягивалось, и мягкосердечный Али-Баба не выдержал первым: - Салам алейкум, почтеннейший! Конечно, ты - гость, но... у нас... я не... - Мой добрый хозяин, да хранят его небеса, хочет сказать, что Аллах благоволит к путникам и наказывает тех, кто отказывает мусульманину в гостеприимстве. Заходите в дом, господин, кушанья и щербет будут поданы вскоре. Вечером я буду танцевать для вас... - Хачатурян. "Танец с саблями"? - С кинжалами, - холодно поправила бывшая рабыня и, не поняв юмора, проследовала в дом. - Эй, минуточку! - лениво задержал ее Оболенский. - Через часик сюда доставят мой багаж, несколько больших кувшинов с маслом. Понимаешь намек? Так уж ты, домомучительница, проследи, чтобы к ним никто не приближался. Мало ли чего... - Я прослежу, - с нескрываемым торжеством в голосе обернулась Марджина, а Али-Баба вновь закрыл лицо руками. - Обязательно прослежу, почтеннейший. А то действительно - мало ли что... - Безумен! Она погубит тебя... - Едва рабыня прикрыла за собой дверь, ее бедный хозяин бросился выпихивать гостя со двора, - Беги! Беги и не возвращайся, да охранят тебя святые Муса и Джабраил! - А пузырек? А посидеть? А законы гостеприимства, освященные Аллахом?! - упирался Лев - бегство отнюдь не входило в его планы. - Глупец, она же зарежет тебя, как зарезала атамана разбойников, прикрывавшегося честным именем купца! - Ой, да жалко, что ли?! Дай тетке выпустить пар. С купцом получилось, пусть и со мной поэкспериментирует... - Ты что, больной, да?! - Больной у нас - ты! Посмотри на меня повнимательнее, дубина, я похож на пацана с суицидными наклонностями?! Нет! - Но... тогда кто ты? - бессильно опустил руки домовладелец. - Я - Багдадский вор, Лев Оболенский! Запомнил?! И я же - твой последний шанс, ва-банк, вышрышный лотерейный билет на свободу. Второго такого уже не будет., . Али-Баба сдержанно кивнул, но в его безропотных глазах впервые загорелся огонек надежды... x x x Уличные сплетни - газета для малоимущих. И это правда. Десять всадников из мобильного отряда городской стражи высокородного Шехмета длинной кавалькадой вытянулись вдоль узенькой улочки. На их суровых лицах была написана смутная нерешительность. Конница, хороша для открытого боя, где есть место разбегу и маневру. А вот для штурма крепкого зажиточного домика, с надежными воротами и высоким забором, подходит весьма относительно. Да ладно, откровенно говоря... совершенно не подходит! Особенно если учесть, что дом Али-Бабы с обеих сторон плотно прижимали дома таких же состоятельных соседей. На кишлачной улице и одной лошади развернуться еле-еле, что уж говорить о боевом десятке. Шехмет понял это первым, подманивая пальцем неопрятного брадобрея: - Иди сюда, плешивый лжец! Так ты говоришь, именно в этом жилище укрывается сейчас наиподлейший Багдадский вор? - Воистину! - важно кивнул Ходжа. - Он бежал под кров благочестивого мусульманина, взял в заложники всю его семью и грозно хохочет, угрожая им кривым ножом! - Ва-а-а-х... - сочувственно прошелестело по колонне стражников. - А еще он бессовестно кушает их плов! - повысил голос Насреддин. - Ва-а-й мэ-э... - Вот видите, какой он страшный злодей? - Видим, - чуть поежился в седле глава городской стражи. - Сейчас мы спешимся, сломаем ворота, ворвемся в дом, и там наши ятаганы решат судьбу негодяя! - Как будет угодно моему повелителю, поклонился брадобрей, но, словно припомнив что-то, вновь поднял глаза: - А разве великий эмир Багдада не желал видеть отступника живым у своего трона? Многомудрый Шехмет слегка изменил решительный угол бровей: - Что ты можешь предложить, плешивый глупец? - Если только мне будет позволено говорить, о величавый, я бы рассказал много тайного и скрытного, ибо люди во время бритья часто распускают язык и забывают о рассудке и осторожности... - Говори, да покороче! - Слушаю и повинуюсь... - елейно пропел домулло, привычно вводя в свой тон нотки опытного вруна-акына. - Да будет известно благороднорожденному господину, что случайно прознал я о том, кто в нашем кишлаке покрывает воров и злодеев. Кто втерся в доверие к простодушному мусульманину, обманул его семью, погубил брата и взял бразды хозяйства в свои преступные руки. Знай же, что именно в том доме скрывается черная злодейка, нарушительница Шариата, не стыдящаяся переодевать платье перед книгой Корана, - бесстыдница Марджина! - Погоди-ка... - попытался припомнить Шехмет, - это не та храбрая женщина, что победила целую шайку из сорока разбойников? - Та самая, о начитаннейший, - язвительно подтвердил Ходжа, - Да только скажи мне, разве хоть одна монетка из разбойничьего клада попала в руки великого эмира? Нет! Эта наглая воровка просто извела всех своих сообщников и, запугав добрейшего Али-Бабу, устроила в его доме воровской притон... Тот, кого ты называешь Львом Оболенским, прячется именно там! - Так ты, презренный болтун, утверждаешь, что Марджина на его стороне... - Как человек, занимающий свой пост по праву, высокородный Шехмет соображал быстро. Брать штурмом дом, где засели Багдадский вор и женщина, угробившая сорок с лишним человек, - это вам не фунт изюму! Здесь понадобилась бы вся городская стража, а не жалкий конный десяток. - Я сейчас же пошлю за подкреплением! - О храбрейший и предусмотрительнейший, сколько медных монет ты дашь бедному, глупому брадобрею, если он укажет тебе, как взять Багдадского вора? - Ты получишь целый дихрем серебром, но если... - Буду казнен в соответствии со всем богатством твоей фантазии, - равнодушно перебил Насреддин, делая начальству знак наклониться поближе. - Там, за углом, есть лавка старьевщика, купи себе в ней купеческое платье и попросись на ночлег. С тобой пойду я, а десять сундуков с товарами будут нагружены на десять лошадей. Али-Баба не откажет путникам в гостеприимстве... - А в каждом сундуке будет сидеть по моему воину! Ночью я выпущу всех, и мы захватим злодеев спящими! - Твоя мудрость и прозорливость не знают разумных границ... - с непередаваемым оттенком полувосхищения-полуиздевки протянул фальшивый брадобрей. - Лавка плотника находится через четыре дома по соседней улице, быть может, он продаст десять сундуков сразу. - Мы поступим иначе, - после секундного размышления коварно усмехнулся глава городских стражников. - Я вернусь в караван-сарай и возьму все, что мне надо, даром! А ты жди здесь... - Воистину говорят: "Советы суслика смешны для тигра!" После такого комплимента неподкупный Шехмет раздул щеки, вскинул подбородок и чуть тронул пятками под бока своего коня. Белоснежный арабский скакун, пританцовывая, понес своего хозяина вниз по узкому переулочку. Кое-как развернувшись, остальные всадники припустили вслед. Ходжа философски поковырялся в ухе, чихнул, вытер нос остатками рукава и, неспешно подойдя к дому Али-Бабы, постучал в ворота. Мальчишеский голос ответил минуты через две: - Кто там? - О юный отпрыск почтеннейшего семейства, не у вас ли находится в гостях знаменитый Багдадский вор? - У нас, они с моим приемным отцом вкушают лепешки и шурпу. - О ненасытная утроба, жрет, где только может... - тихо облизнулся Ходжа и громко попросил: - Будь добр, прекрасный юноша, передай Багдадскому вору, что его товар будет доставлен через полчаса. И это будут не кувшины с маслом, а сундуки с тканями. Десять штук! Ты все понял, мальчик?! - Обязательно передам, - честно пообещал ребенок. - И пусть он там не пьет вина! - Что вы, уважаемый?! Аллах запрещает правоверным мусульманам употребление... - Знаю, знаю... - отмахнулся Насреддин, разворачиваясь спиной к воротам. - Только кое-кому все эти запреты, как Рабиновичу - вентилятор! Кстати, не забыть бы спросить у Левы: что такое вентилятор? Когда я работал еще только над первыми главами этого романа, то пару раз консультировался с моим хорошим другом, известным харьковским литературоведом. Так вот, он как-то прочел мне целую лекцию о том, что на самом-то деле в Багдаде был халиф, а не эмир. Эмир, видите ли, эмирствовал в Бухаре! Плюс еще тенге - это именно бухарская мелкая монета, а в Багдаде якобы все расплачивались динарами и дихремами. Ну что я мог сказать? Для начала сунулся в областную библиотеку и, покопавшись в книгах, обнаружил, что мой критик совершенно прав! Потом, в тот же вечер, набрал телефон Оболенского в Москве и устроил ему разнос за такую "подставу". Лев выслушал меня с истинно танковым спокойствием и сказал, что все это чушь! Нет, если дословно по тексту, то он выразился так: "Андрюха, не морочь мне голову, все это - фигня! Может быть, в Багдаде и должен был сидеть твой халиф, но я сам видел только эмира. И все его называли эмиром, а уж чего там навыясняли всякие ученые и филологи-востоковеды... лично мне до лампочки! Ты кому веришь?! Твой профессор когда в последний раз был в средневековом Багдаде? Я его знаний не оспариваю, но и ты мои мемуары на склерозе не замешивай. Таньга там были! Были, я тебе говорю! Только не тенге, а именно - таньга! Я с тобой тут делюсь откровенными воспоминаниями, как редкий очевидец, а ты мне специалистов в нос тычешь... Вообще ничего не буду говорить!" Господи, ну естественно, я бросился извиняться... Книга уже как-то складывалась, оставлять ее из-за мелких исторических неточностей казалось глупым, но мнение своего харьковского друга я все же принял к сведению. По совести говоря, мне не так уж интересно, сколько правды и сколько лжи в рассказах Оболенского. Он любит и умеет приукрашивать, я об этом предупреждал. Но сама-то история от этого только выигрывала, получаясь куда более живой и интересной! Поэтому каждый вечер я открывал большую тетрадь, и волшебный Восток распахивал мне свои чарующие, сказочные объятия... x x x Надевающий маску теряет лицо. Кодекс самураев буси-до. - Отец, там приехал купец с караваном, он просится на ночлег! Али-Баба вопросительно взглянул на бывшую рабыню, та молчаливо кивнула. - Но, сынок, разве у нас во дворе поместится целый караван? - Не знаю, отец... Там десять лошадей с поклажей, высокий господин с очень сердитым лицом и добрый брадобрей с плешью на голове. - Разместятся! - уверенно разрешил Оболенский, сыто откидываясь на подушках. - Это, видимо, мой товар прибыл. Можете не разгружать, сундуки и на лошадях прекрасно повисят. - Но бедным животным надо отдохнуть, - удивился Али-Баба. - Ничего, уже сегодняшней ночью их ноша заметно полегчает... - с нажимом произнес Лев, адресуясь исключительно к Марджине, и она это прекрасно поняла. В ее черных раскосых глазах мелькнуло зарево такой упоительной радости, что Оболенскому на миг даже стало жарко. - Ну, так нечего тянуть, зови дорогих гостей за стол и будь лапушкой, сгоняй за вином, я угощаю! Женщина безоговорочно приняла из рук Багдадского вора золотой динар, попробовала его на зуб и, поклонившись, вышла из комнаты. - О добрейший и благоразумнейший... - Не надо титулов и грубой лести, - мягко остановил хозяина наш герой. - У меня интуиция пашет без передыху - ты ведь хотел спросить, как я намерен избавить твою хату от этой навязчивой хранительницы домашнего очага? - Да, да... - сбивчиво забормотал Али-Баба. - Я очень ей благодарен, клянусь аллахом! Но... ей все мало! Я дал ей свободу, дал золото, ключи от всех сундуков - ей опять мало! На днях она потребовала, чтобы я женил на ней сына своего брата... - У-у... тетка западает на малолеток? - понимающе присвистнул Лев. - Вообще-то очень неглупый ход, если вдуматься... Пара несчастных случаев, и она остается молодой вдовой с богатым наследством! - Увы мне... - Эй, надеюсь, ты еще не дал согласие?! - Нет, но она требует... - Не вздумай, пожалей ребенка! А что касается твоей бывшей наемной работницы, то у меня такое предвидение, будто бы после этой ночи она надолго залетит в тюрягу... "Залетит", я имею в виду - сядет, а не то, что ты подумал... Али-Баба с надеждой взглянул на ухмыляющегося Оболенского и, пустив слезу, бросился целовать "пыль его сапог". - Сдурел мужик! Я ж тебе не Наташа Ростова... - искренне возмутился Лев, отдергивая ногу. Но хозяин упорствовал в проявлении своей благодарности, завязалась свалка, в каковом положении их и застал вошедший Насреддин. - Вай дод! Лева-джан, что он от тебя хочет? - Сам спроси! - Только не говори, что он первым начал... - Слушай, ты в чем меня подозреваешь?! - Уважаемый Али-Баба, не могли бы вы отпустить восхитительно белую ножку моего друга и выйти во двор, где вас нетерпеливо дожидается багдадский купец, изнывающий от жгучего желания у вас переночевать? - Одной длинной фразой домулло выпроводил смутившегося хозяина за дверь. - Где Марджина? - Объект отправлен за алкоголем, а ты взял с собой самогонку? - Нет, у меня имеется кое-что получше... - "Бра добрей" сунул руку за пазуху и вытащил крохотный бумажный пакетик. - Это гашиш, он дарит самые чувственные фантазии. Между прочим, пришлось отдать торговцу последние три динара.., - Хорошая наркота дешевле не стоит, - авторитетно кивнул Лев, чьи познания о наркобизнесе ограничивались газетными вырезками и кинематографическим ширпотребом. - Да, кстати, почему сундуки, а не кувшины? - Сундуки безопаснее, - пояснил домулло. - Или ты, упаси аллах, решил дать возможность этой женщине еще раз сварить в масле правоверных мусульман? - Ну-у, может, самую чуточку... Ходжа покосился на вальяжного Оболенского, быстро сунул в рот половинку персика и, прислушиваясь к шагам за дверью, прошипел: - Это Шехмет! Умоляю тебя, о невежливый и сквернословящий, будь с ним поласковее! - Я буду с ним... нежен, - томно промурлыкал Лев, потягиваясь, как огромный мартовский кот. - Ладно, шайтан с тобой, обольстительный бесстыдник! Ответь только на один вопрос: там, в гареме, ты спал с какой-нибудь женой эмира? - Сразу с тремя... Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже... бодрствовал! - Только могильная земля исправит горб горбатого... - прочувствованно оповестил домулло, и дверь в комнату открылась. Али-Баба с поклонами ввел внутрь маскарадного купца. Честное слово, иного эпитета было не подобрать! Чалма поверх медного шлема, рукояти ножей, торчащие из-за голенищ, румийская кольчуга, блистающая в разрезе халата, за поясом ятаган а длинная белая борода топорщится мочалом под черными усами. Чтобы окончательно быть неузнанным, премудрый господин Шехмет перевязал левый глаз черной тряпочкой и изменил голос. - С-с-салам алейкум, поч-чтеннейшие! - старательно заикаясь, произнес он. - Я сам арка-ка-ндский купец Ке-керим! - Керим, - пояснил Ходжа, все, кроме Оболенского, вежливо кивнули. А Лев в совершенно ненормальном оцепенении впился взглядом в ястребиное лицо начальника городской стражи, даже не дыша от изумления. - Добрейший хозяин, да продлят небеса твои годы и осыпят твой дом благостями, не будет ли нам позволено сесть и насладиться беседой четверых достойнейших мужей, ибо каждому из нас есть что рассказать миру, - многозначительно выдал Насреддин, подпихивая Али-Бабу. Тот сразу вспомнил о законах гостеприимства, захлопал в ладоши, и все тот же мальчик Касим быстренько произвел на столе надлежащую смену блюд. - Да простит Аллах мое нетерпение, о великодушнейший Али-Баба, но твоя доподлинная история известна всем, - Когда присутствующие уселись, "брадобрей" вновь взял нить разговора в свои руки. - Я бы мог рассказать много чудесного, но мои уста сковывает печать обета Ибо обещал я Всевышнему не раскрывать чужих секретов и не выдавать личных тайн до тех пор, пока само Небо не призовет души усопших к Страшному суду! Но, быть может, молодой господин с голубыми глазами и богатырской статью развлечет нас какой-нибудь сказкой? Лев молчал, все так же открыв рот и не сводя глаз с напряженного Шехмета. - Эй! Эй, уважаемый, я к тебе обращаюсь! - Оболенский не реагировал. Поняв наконец, что все усилия пропадают втуне, домулло почтительно обернулся к так называемому купцу: - Тогда, быть может, мой спутник, благородный торговец Керим из Самарканда, поведает нам занимательную историю? - M-м... кх... ну, я, вообще-то, не... - Чувствующий себя не в своей тарелке Шехмет не сразу вспомнил о том, что надо заикаться. - Особенных историй как бы и не было... так, мелочь всякая. Служба, разъезды, стражи... ой! Торг-говля, это... стран-ны всякие, стольк-ко интер-р-ресного, уй! Но всего н-не запомнишь... ага. В дверь постучали, молча вошла Марджина, прикрывая лицо широким рукавом, и поставила перед Оболенским небольшой кувшин вина, литра на полтора. Именно это и сыграло роль последней капли... Лев вздрогнул, соединил в памяти Шехмета и кувшин, после чего повалился в приступе дикого и абсолютно неуправляемого хохота! Он совершенно по-детски, упоенно заливался смехом, он ржал, как лошадь на свежий анекдот, он уже едва дышал, перемежая короткие всхлипы с придушенным хихиканьем, и никак не мог успокоиться... - Н-ну, и что же т-тут смешного... - непритворно заикаясь, звенящим от ярости фальцетом выдавил глава городской стражи, его пальцы нервно заплясали на рукояти кривого ятагана. x x x Хороший писатель не усложняет жизнь своим героям. Бесплатный совет начинающим. Надо отдать должное Льву, в какую-то минуту он сумел вовремя остановиться. То есть всей силой воли наступить на горло собственной песне (в данном контексте - хохоту). - Все, все... не кипятись, старик! Дай отдышаться, и я расскажу тебе такую смешную историю, что все правоверные мусульмане вашей епархии просто животики надорвут! - Сначала скажи - ты ли тот человек, которого называют Багдадским вором? - Ну я. Пардон, если забыл представиться... Лев Оболенский - тот самый Багдадский вор, собственной персоной. Еще у кого вопросы есть? - Нет, - убедившись, что все молчат, объявил домулло, - только, может быть, не надо все рассказывать, а? - Пусть говорит! - начальственно разрешил "купец", и Али-Баба поддержал его согласным киванием. Никто и не обратил внимания, куда и как исчезла Марджина... - Жили-были, значит, я - Багдадский вор - и начальник городской стражи - некий гражданин Шехмет... - торжественно начал Лев, демонстративно игнорируя явное напряжение по крайней мере двух слушателей. Но если переодетое начальство заинтересованно вытянуло шею, то проницательный "брадобрей" обличающе покрутил пальцем у виска. (Жест, чрезвычайно редко встречающийся в мусульманских странах, сильно подозреваю, что Ходжа просто перенял его у щедрого на такие штучки Оболенского.) - Так вот, шел как-то раз я - бедовая головушка воровская - по пустыне и причалил к одному бухарскому каравану. А заправлял там некий Гасан-бей, не слыхали? - Не, не...-тут же открестился Шехмет, - н-не слыхал и н-не хочу! - Ну и леший с ним! Все равно он гадом оказался впоследствии... Короче, пригласил он меня в шатер и поставил на спор пять кувшинов крепленого вина, а один зажал. Якобы для этого самого Шехмета из городской стражи. Тоже сволочь изрядная... - Э-э... почему же?! Я слы-лышал, будто бы господин Ш-Шехмет - храбрый, мудрый и весьма достойный п-почитания человек! - Да, да...-сдержанно подтвердил Ходжа, - Его достоинства так велики, что вызывают исключительно одно восхищение! - У прекрасных дам? - слегка спошлил Оболенский, но его московский юмор не был оценен по достоинству - никто просто ничего не понял. - А ну вас... В общем, решил я от него ночью сбежать. Стырил у Гасана стильную одежонку и влез в здоровенный такой баул с китайскими ширпотребными шароварами. Слушайте, они у вас тоже все рынки оккупировали, да? Ой, отвлекся... а шестой кувшинчик шахдизарского я, естественно, затащил с собой. Чего ж, думаю, в скукоте-то сидеть? Так с выпивкой, как сами понимаете, было куда веселее... Утречком в лагере - шум, суета, все вопят и друг на друга наезжают - дескать, верблюды мусульманина съели! - Вай дод! - не сдержался Али-Баба. - Такое точно бывает! Мой дед спал на песке, а его же верблюд за ночь выщипал ему все волосы на голове... - Все? - не поверив, отвлеклись Лев, Шехмет и домулло. - Все! Все четыре, клянусь аллахом! - страстно заверил Али-Баба, присутствующие сочувственно пожали плечами. На Востоке в большинстве живут легковерные люди, перечитайте арабские или турецкие сказки - вы поразитесь количеству самого незатейливого вранья и еще больше - готовности населения принимать все это за чистую монетку. - Если тема волосатого дедушки исчерпана, то я, с вашего разрешения, продолжу... - церемонно объявил Лев, ему вежливо улыбнулись - продолжайте, почтеннейший. - Итак, пока суд да дело, мне в туалет захотелось со страшной силой. В бауле нельзя - все шаровары промочу, наружу тоже не выскочишь - мы в воротах стоим. Думаю, ну куда? Ага, ты правильно угадал, прозорливый купец Керим, - именно в опустевший кувшин! Лицо грозного Шехмета пошло пятнами... Казалось, что вот-вот, и главу городских стражников хватит удар. Он было открывал рот, беззвучно шевеля безвольными губами, и тут же его захлопывал, словно боясь сказать лишнего. Думаю, на самом деле его уже тыщу лет вот так не высмеивали в присутствии посторонних... - Там, конечно, было потом много всякого, но суть не в этом. Я ведь почему сейчас, при вас, так неделикатно расхихикался? Просто вспомнил, как этот Гасан-бей наливал из этого кувшина этому самому Шехмету, а он... - Он - не пил! - срывающимся голосом взвыл "псевдокупец". - Ни глотка не пил! Он сразу понял, что это... слышишь, ты?! - Заикаться не забывайте, уважаемый, - скромно напомнил домулло, господин Шехмет кивнул и продолжил: - Я т-тоже слышал эту гн-нусную сказку про нашего дорогого и вс-семи любимого нач-чальника стражи. Тебе не удалось его провести! Он не выпил, не выпил, не выпил, чтоб ты знал! - Я говорю, заикаться не забывайте, э?! - Д-да, д-да, спасибо... - закашлялся выравнивающий дыхание гость. - Ну, я х-хотел, чтоб-бы он п-понял! - Вот за это и выпьем, - с напором опытного миротворца предложил Лев. - За понимание! Увы, выпить не успели... В комнату вбежал перепуганный мальчик с криками о помощи: - Там - беда! Лошади почтенного купца взбесились! - Вай мэ... - А сундуки ругаются человеческими голосами! - Вай дод... - И тетя Марджина обварила себе ногу кунжутным маслом! - Упс! - подытожил Оболенский. - Подъем, мужики! Надо поглядеть на трезвую голову, что там у нас творится... Да, собственно говоря, когда они вышли во двор, ничего особенного там уже не творилось. Подуспокоившиеся боевые кони фыркали, прядали ушами, нервно переступали с ноги на ногу, но не бесились. Опытный взгляд господина Шехмета отметил лишь следы маленьких копыт, истоптавших землю вокруг лошадей. Этот факт не ускользнул и от Оболенского... Насчет "ругающихся сундуков" начальник стражи разобрался еще быстрее, громогласно сообщив, что, "если хоть какой-нибудь шайтан подаст голос, то не сносить ему головы!". Подозрительный шум разом прекратился, хотя звуки, издаваемые "сундуками", скорее походили на стоны, чем на ругань. А вот разнесчастная Марджина действительно сидела в углу двора на перевернутом вверх дном ведре, и все вокруг нее было забрызгано жирными пятнами. При виде мужчин бывшая рабыня сжала зубы, встала и, страшно прихрамывая, поплелась в дом. Она так старательно делала вид, будто бы с ней ничего не случилось, что ей почти поверили. Покачав головой, Али-Баба прилюдно постыдил мальчика за поднятую суматоху, вновь приглашая всех вернуться за стол. Поцокав языками, гости проследовали за хозяином, и только один Лев Оболенский чуточку задержался на входе - исключительно для того, чтобы послать воздушный поцелуи подмигивающему из-за угла Рабиновичу. Маленький ослик и был на деле первопричиной всех бедствий. Скучающий четвероногий герой явно знал куда больше, чем казалось на первый взгляд. Ведь Лев привел его до того, как Шехмет с Насреддином разместили в маленьком дворике десять лошадей с притороченными к седлам длинными сундуками. В каждом лежал стражник, каждый был заперт на замок, а для дыхания в каждой крышке было просверлено несколько дырочек. Ослик спокойненько бы стоял себе в уголке, если бы не злокозненная Марджина, обстучавшая пару сундуков и убедившаяся, что внутри - люди. Когда она, приплясывая, бросилась кипятить масло, Рабинович взялся за дело. Надо признать, ничего из ряда вон выходящего он не сотворил, так... начал совершенно бесстыдно домогаться всех кобыл в отряде. А их оказалось целых четыре. Ни самим кобылам, ни стоящим рядом коням, ни белому жеребцу господина Шехмета это почему-то не понравилось. Арабский скакун так вообще счел, будто кто-то нарушает его личные, племенные прерогативы. Через минуту в маленьком, спаянном табунке вызрел бунт и началась драка! Все пытались прижать, лягнуть и укусить наглого, вертлявого ослика. Каково пришлось лежащим в сундуках стражам, можно только догадываться... А тут еще и бывшая рабыня спешит с ведром наперевес. Удирая, Рабинович сделал ловкий финт, и арабский жеребец грудью сбил несчастную женщину, заставив ее на собственной шкуре испытать всю прелесть кипящего масла. Вот, собственно, и все... К тому же будем откровенны - все вышесказанное лишь лирические домыслы Оболенского. Он ведь лично при этом не присутствовал и в описании данного инцидента руководствовался лишь собственной интуицией и хитрющим прищуром доверчивых глаз любимого Рабиновича... x x x Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?[ ]Да, да! Марджина и такое предлагала... Кражи в клинике временно прекратились. Никто не знал, с чем это связано и какому святому ставить пудовую свечу, но... факт остается фактом - после вскрытия памятного сейфа целую неделю ничего ни у кого не пропадало. Выздоровление Оболенского шло довольно медленно, по мнению его супруги, и необыкновенно быстро - с точки зрения профессиональных медиков. То есть больной самостоятельно поворачивал голову, шевелил пальцами обеих рук (левой активнее, чем правой), почти без помощи медсестер переворачивался с боку на бок, и у него существенно улучшился аппетит. Хотя можно ли считать последнее личной заслугой Оболенского? Думаю, всем известно, как кормят в наших больницах и клиниках... Так вот, даже эту перетертую, пюреобразную бурду выздоравливающий наловчился проглатывать быстро и без претензий. Дополнительные калории и витамины, приносимые заботливой супругой, съедались с тем же пылом, хотя Лев по-прежнему никого не узнавал. Но самое главное, что прогресс пошел! Мой друг маленькими, но уверенными шажками шел к выздоровлению. Быстро или медленно, не столь важно, важно - что стабильно! Теперь-то я понимаю все тонкости и почти эфемерные аспекты этой больничной истории. Выздоровление Льва могло обозначать только одно - там, в другом мире, он уже приступил к выполнению своей самой главной миссии... Как сидели, что пили, чем закусывали и о чем говорили наши герои за столом у Али-Бабы - вряд ли стоит дословно воспроизводить. Ни даже сам Лев, ни УЖ тем более я не смогли бы абсолютно достоверно припомнить малейшие детали застольного разговора, произошедшего столько лет назад. Именно лет, можно было бы написать и столетий, ведь реальные похождения Багдадского вора пришлись на очень древние времена... Как говорится, еще до царя Гороха... Мы же с вами вернемся к той достопамятной ночи, когда Али-Баба был освобожден от тирании бывшей спасительницы, господин Шехмет еще раз получил щелчок по носу и впал в ересь, а Лев Оболенский был живым вознесен на небеса! Не подумайте, что за праведность, совсем наоборот. И, кстати, ему там не очень понравилось... Как понимаете, эта сволочная Марджина на достигнутом не успокоилась. Одной обваренной ноги ей было мало, и тетка, дождавшись ночи, с маниакальным упорством взялась за прежнее дело. На кухоньке вовсю полыхал веселый огонь, а в подвешенном казане булькало кипящее масло. Свои "танцующие" кинжалы она достала и наточила заранее. Почему эта, в чем-то довольно умная и даже изобретательная, дамочка отдавала предпочтение уже наработанным методам - я совершенно без понятия! Вроде бы если так уж хочешь кого-нибудь непременно убить, то способов для этого тысячи, ан нет! Масло, кинжал... и все тут. Не зря медик и математик Авиценна говорил: "Женщине можно доверить все, кроме: тайны, денег, здоровья, жизни и прочего..." Хотя, быть может, это сказал и не Авиценна, Лев точно не помнил... Однако первую роковую ошибку допустил не он, а благородный господин Шехмет. Пользуясь тем, что Али-Баба повел гостей укладываться на ночь, он незаметно проскользнул во двор и начал проверять боеготовность своих людей: - Тук-тук! Не спишь?! - Никак нет, мой господин! - Молодец! Жди, скоро ты мне понадобишься. Вот примерно такой диалог прозвучал почти десять раз. Почти, потому что в четырех случаях переодетому купцу ответствовал здоровый храп и добудиться спящих в сундуках воинов было очень непросто. А ошибка заключалась в том, что на стук и ругань змеей выскользнула бдительная Марджина, лишний раз убедившаяся в полной основательности своих подозрений. Участь бедных стражников была решена... Вот вторую ошибку совершил действительно Оболенский, хотя и не без участия Насреддина. Заметив, что Марджина сидит себе в одиночку на кухне, кипятит масло и ест лепешку с сыром, он недолго думая свистнул пару ломтиков. А опытный Ходжа, разогрев в ладонях катышек героина, аккуратно залепил его в сыр. Вернуть украденный продукт на место оказалось еще проще, и через пару минут наркотик плавно опустился в желудок бывшей рабыни. Ошибка заключалась в том, что на разных людей гашиш действует по-разному. Далее сюжет разворачивается трогательно и обеззвученно одновременно... Все происходило в тишине. Весь дом погружен в праведный сон (хотя на деле спят лишь Али-Баба, мальчик Касим и трое-четверо невольников). Из дверей, дыша бесшумно, крадется одноглазый заикающийся купец и торопливо осуществляет совершенно сумасшедшую работу - в одиночку разгружает всех лошадей, складывая сундуки со стражниками в ряд! (Три пары глаз старательно наблюдают, как он обливается потом.) После чего мудрый Шехмет хлопает себя по бокам, рыщет в халате, в чалме, в поясе - ключа от сундуков как не бывало! (Две пары глаз перемигиваются, ибо ключик давно у Оболенского.) Проклиная ни в чем не повинного шайтана, глава городской стражи идет обратно в дом, где начинает шумные поиски в темноте на месте общего ужина. (Третья пара глаз, наблюдающая из кухни, радостно вспыхивает, и нетерпеливая Марджина идет на дело.) Она вприпляску бежит через весь двор и, глупо хихикая, выливает полное ведро кипящего масла на первый же сундук. Но попасть в маленькие, почти неразличимые в темноте дырочки для воздуха - это ведь не в широкую горловину кувшина... То есть практический результат - на нуле! Однако гашиш дает о себе знать, в движениях женщины наблюдается нездоровая активность, как у ополоумевшего таракана. (Две пары глаз, по-прежнему следящие из окна дома, обмениваются многозначительными взглядами.) Мокрая от счастья Марджина, порхая словно мотылек, носилась взад-вперед с полунаполненным ведром, ибо ждать, пока новая порция масла соизволит вскипеть, она уже не могла. У тетки свербило в одном месте... Вскоре все сундуки были обляпаны горячим, чуть теплым, а кое-где и совершенно холодным маслом. Лежащим внутри стражникам практически ничего не перепало, но бедняжка уже не могла успокоиться и все так же бегала из кухни во двор, воодушевленно размахивая ведром. В эту минуту благородный Шехмет наконец вышел из дому и стал искать ключ на пороге, где, кстати, он и оказался. (Одна пара глаз, исчезнув на мгновение, быстро вернулась к другой, мигнув в знак выполненного задания.) Глава стражников сразу же открыл все сундуки, дважды падая поскользнувшись на масле. Естественно, что бедолага даже не заметил здоровенного силуэта, выросшего у него за спиной, и, получив тяжелый удар по затылку, ничком рухнул наземь. В сознание он пришел, оказавшись связанным спиной к спине с "плешивым брадобреем". Вот здесь наконец начинаются первые диалоги, а то я и сам успел утомиться о? однообразной описательности... - Что... со мной? - Ты связан, о великий охотник на воров. Тебя ушибла ведром вон та сумасшедшая, пытающаяся залить кипящим маслом твоих доблестных воинов, - доходчиво пояснил Насреддин, бессовестно оклеветав старательную женщину. Шехмет зарычал, дернулся пару раз, но веревки попались крепкие. - Почему же ты, сын осла, не поднял тревогу?! - Помилуй аллах, да разве у меня ключ от твоих сундуков? - Ага! Сундуки! - восторженно взвыл переодетый начальник стражи. - Хвала аллаху, я успел открыть замки! Эгей, мои храбрые воины! Выходите по зову своего командира!!! Марджина, не прекращая хихиканья, продолжала бессмысленную беготню, так как масло на кухне давно кончилось. На все вопли грозного Шехмета особенно никто не вышел... То есть попытались, конечно, кое-кому из стражников даже удалось откинуть крышку, но на этом... увы... все! А вот попробуйте сами полежать в узком сундуке по стойке "смирно" в течение часов семи-восьми, дыша через крошечные дырочки... Естественно, у людей безнадежно затекли и руки, и ноги. Начальству легко глотку драть, но встать по приказу, к сожалению, не сумел никто, хотя честно пытались все! В результате своими криками Шехмет добился одного - находящаяся под кайфом Марджина вдруг вспомнила, на кого ей следует обратить внимание-Ведро полетело в сторону. - Я буду танцевать для вас, почтеннейшие! - свистящим шепотом пропела она. В руках бывшей рабыни зловеще сверкнули длинные дамасские кинжалы. x x x Что плохому танцору мешает, а хорошему тенору помогает? Угадали! Ходжа, конечно, понимал, что все идет по его же плану, но все-таки... Все-таки колющее оружие у женщины в состоянии наркотической эйфории выглядело весьма жутковато. Гашиш действительно вызывает у человека самые разные реакции: кто-то впадает в безумное веселье, кто-то в дикую работоспособность, а кто-то в волшебные галлюцинации. Марджина, как вы видели, прошла все три стадии, но, прежде чем наркотик свалил ее, обессиленную и опустошенную, бывшая рабыня вполне могла натворить дел... В планы друзей это никак не входило, они почему-то надеялись, что мужененавистница быстро выдохнется и захрапит, а Лев, соответственно, беспрепятственно сунет ее в мешок, дабы "украсть" куда подальше. Увы... глянув на покачивающуюся в танце женщину, упоенно отстукивающую кинжалом о кинжал ритм, у Оболенского резко пропало желание воровать. Резко, но ненадолго... Поразмышляв с минуточку, он высунул нос из-за двери, осмотрелся и пошел корректировать планы. Или, иными словами, вносить в стратегические разработки Ходжи необходимые изменения по ходу дела... - Бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон! Смотрите на меня, почтеннейшие, ибо нигде и никогда больше вы не увидите ничего более прекрасного, чем мой танец! - Спаси аллах, спаси аллах, спаси аллах... - на одной ноте надсадно бормотал начальник городской стражи, не в силах отвести глаз от тусклого блеска стали. Домулло, напротив, что-то пристально высматривал за спиной Марджины, казалось - среди лошадей бесшумно скользит чья-то громоздкая фигура. - Бум-балаки-дон! Бум-б ал аки-дон! Что же вы молчите, уважаемые?! - Одурманенная танцовщица на миг замерла, пощекотав кинжалом фальшивую бороду Шехмета. - Вам не нравится?! Ах, значит, вот как... не нравится! Связанный "купец" икнул и потерял сознание. Насреддин мысленно помянул "тупоголовых иблисов, принимающих в ряды городской стражи людей, склонных к припадочности"... - А ты, бум-бал аки-дон! - Я - бум-балаки-дон?! - Не строй из меня глупую женщину! - взвизгнула мгновенно оскорбившаяся домоуправительница. - Я никому не позволю... бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон! Так как тебе мой прекрасный танец, о плешивейший из всех брадобреев? - Вай мэ, клянусь Аллахом и Мухаммедом, пророком его, твой танец - есть живое совершенство, счастье для души, радость для глаз и услада для сердца! - с чувством ответил домулло, видя, как под чадрой лицо женщины буквально светится от удовлетворения. - Однако не позволишь ли ты мне, недостойному ценителю твоих красот, один вопрос, терзающий мой скудный разум? - Бум-балаки-дон! Бум-балаки-дон! - Бывшая рабыня быстро забыла о собеседнике и, протанцевав еше какое-то время, обернулась к нему, словно видя впервые: - Как тебе мой танец? - Хвала небесам, это прекрасно, изумительно и достойно восхищения Всевышнего! - лишний раз подтвердил Ходжа. - Но неужели столь искусная в движениях красавица знает только один танец? Марджина остановилась как вкопанная. Видимо, какая-то часть ее мозга все еще боролась с наркотиком и четко понимала, что зрителей пора убивать. С другой стороны, один из них и так уже не дышит, а другой смеет сомневаться в ее возможностях?! Нет, это, знаете ли, слишком! - Бум-балаки... ладно, танец с кинжалами я дотанцую после. Говори, что бы ты хотел увидеть? Каирскую плясовую? Бухарскую свадебную с выходом? - "Укус пчелы"! - Но... это же... бум-бала... - О да! Это чувственный и страстный танец для самых храбрых женщин, но не каждая решится его... - Довольно! - Марджина швырнула клинки наземь и, полуприкрыв глаза, начала плавно покачивать бедрами, напевая сама себе одну из сверхпопулярных мелодий Древнего Востока. Домулло скромно поздравил себя с победой и дважды больно пнул бессознательного Шехмета локтем в бок. Отважный начальник городской стражи слабо застонал, открывая глаза: - Я уже на небесах? Тогда что за шайтан лупит меня по ребрам... - Ва-а-х, зачем так шумишь? Лучше посмотри, что происходит! А на происходящее стоило посмотреть. Кое-как выползающие из сундуков воины замерли на полпути. Вышедший на шум во дворе Али-Баба встал столбом, прикрыв ладонью вытаращенные очи приемного сына. Лев Оболенский, успешно выводящий за ворота уже третью пару лошадей, словно окаменел с поднятой ногой. Что говорить, благородные жеребцы и те повернули головы, а у впечатлительного Рабиновича разом отвисла челюсть... Вы знаете, что такое танец "Укус пчелы"?! Вот и я не знал до тех пор, пока мой друг не поведал, с заблестевшими глазками и прерывающимся полушепотом. Это стриптиз! Самый настоящий, неприкрытый багдадский стриптиз, без всяких топлесс... Марджина, мягко двигаясь по кругу, невесомыми пассами рук "отгоняла" от себя невидимую пчелу. Ее уста сомкнулись, прекратив пение, а сквозь зубы вылетало навязчивое жужжание "насекомой", "Пчела" кружила вокруг молодой женщины, заставляя ту изгибаться в самых причудливых и сладострастных позах. Это было необычайно пластично и сексуально притягательно. Льву первому удалось стряхнуть с себя чары бывшей рабыни (в конце концов, уж он-то насмотрелся в свое время всяких разных стриптизерш в десятках московских клубов!). Благословив общую оцепенелость, Багдадский вор неторопливо повел за ворота следующую пару лошадей... А танец меж тем разворачивал свое мистическое действо, буквально завораживая слабые мужские сердца. Опасная "пчела" одним махом "залетела" в рукав танцующей, заставив ту завертеться волчком, срывая с себя одну деталь одежды за друг