продержаться не больше пяти минут... Как там сцепились остальные - не знаю, лично я буквально был сбит с ног мощным броском своего противника и вместе с ним рухнул с берега в воду, подняв тучу брызг. Он был гораздо сильнее и тяжелее... Подводным течением нас быстро несло в сторону, борьба в воде вообще очень проблематична: ни размахнуться толком, ни ударить. Противник попросту ломал мне ребра, обхватив поперек обеими руками. Я безрезультатно пытался сдавить ему горло, но воздуха не хватало, одежда тянула на дно. В полном безумии я как-то ухитрился выскользнуть из смертельных объятий, однако немец, тоже почти задохнувшийся, мертвой хваткой вцепился в мой китель. Легкие разрывало! Последнее, что я запомнил, - это синие и зеленые полосы перед глазами. Мне они что-то напомнили... "...Оставайся с нами... Ты устал, ты так невероятно устал... Мир жесток, его невозможно исправить, как бы ты ни старался, зло никогда его не покинет. Там пыльно и жарко, там пот и кровь орошают землю, любой шаг превращается в борьбу за право жить... Останься с нами, отдохни от вечного бега за своей неустроенной судьбой. Отдохни от друзей и врагов, от шума и дел, от службы и суеты. Позволь нам снять с твоих плеч усталость, ни о чем не думай, не беспокойся, не страдай. Мы уложим тебя на мягкие водоросли, мы окружим тебя лаской и прохладой, наши руки навсегда утешат тебя, наши поцелуи..." - Эй, участковый! - Кто-то сильно ударил меня чем-то мокрым в лоб. - А ну, вставай! Разлегся тут... Я с трудом разлепил глаза. Речка, отмель, лежу на старой, выбеленной коряге, невдалеке мостик, тот самый, у которого я знакомился с русалками. Излучина речки Смородины, вот, значит, куда меня вынесло... А кто же тут? - Да здесь я, здесь! Озирается еще... Слева, под корягой, на солнце в такую жару лезть неохота. Я глянул вниз: действительно, из-под коряги на меня смотрели мутно-зеленые глаза, лягушачий рот кривился в знакомой улыбке, а с усов и белой бороды стекали мелкие капельки. - В-водяной, если не ошибаюсь? - Не ошибаешься, участковый, он самый и есть, - подмигнула голова. - Что ж это ты, друг любезный, делаешь? Тебя в Лукошкино зачем поставили? Порядок охранять! А ты тут чем занимаешься? Моих русалочек невинных соблазняешь... - Простите великодушно, я... - Мне удалось прийти в себя и после второй попытки сесть. - Я совсем ничего... почти ничего не помню. Там... была драка на берегу, мы упали в воду. Наверно, я утонул? - Конечно, утонул, - бодро подтвердил водяной, подавая мне фуражку. - Девоньки тебя уж почти готовенького на бережок вынесли, а там и я подоспел. Думаешь, мне очень надо речку милицией загрязнять? - Вы... о чем это? - О том, что у меня и без тебя мусора хватает... Шел бы ты домой, участковый, да делом занялся. Даром мы с лешим тебя уму-разуму учили? Не ровен час, немцы эти мессу свою проведут... Вот и кончится наша спокойная жизнь. - Да, конечно... - попытался встать я, но соскользнул, по пояс рухнув в воду. - Ой, извините, пожалуйста! - Извиняю, - великодушно кивнул водяной, оттирая с лица брызги. -- Беги давай, там тебя уж обыскались небось... - Спасибо. И... я хотел бы поблагодарить Уну и Дину, вы передайте им... - Передам! Мотай отсюда, я тебе говорю! Вот ведь напасть, как заведешь молоденьких русалок, так все подряд и липнут... Я выбрался на берег, вылил воду из ботинок и широким шагом направился по тропинке в город. Уже на холме, обернувшись, я заметил две девичьи головки - русалки стояли по горло в воде в тени старой ивы и прощально махали мне вслед. Надо будет обязательно вернуться, принести бутыль водки старому хрычу, конфет и пряников девчатам, ну и бусы какие-нибудь в подарок. Так сказать, за спасение утопающего... - Стрелецкий разъезд перехватил меня уже у мельницы. Мужики были страшно рады видеть мое благородие насквозь мокрым, но живым. У Фомы хватило мозгов отправить еще два таких наряда вниз по реке, в надежде выловить мое тело. Оказывается, мы угодили в специально подготовленную ловушку. Немецкие телохранители ждали именно меня, кроме посольского рукава в реке больше ничего не оказалось, так что поиски Кнута Гамсуновича по-прежнему продолжаются. Двое стрельцов получили пулевые ранения. Тот охранник, что боролся со мной, был найден утонувшим, еще один был убит в общей схватке, двое уцелевших доставлены в отделение. Яга, выслушав доклад о моей гибели, едва не бросилась на стрельцов с кулаками. Потом опомнилась, быстро поворожила на воде и сказала, что я жив, чтоб сей же час шли искать и чтоб без сыскного воеводы не возвращались. Ну, здесь все складывалось хорошо... Митька, уже успевший вернуться от царя, ждал нас еще в воротах. Все соседи были тут как тут... - Живой! Живого ведут! - Славен Господь на небесах, и чудны его деяния... - Участкового из речки за шнурки выловили! Говорят, враги на него покушались... - Ох ты ж, да кому ж он так неугоден, защитник наш?! - Да мало ли ворья беззаконного по земле ходит... А Никита Иваныч никому спуску не дает! Ни купцам, ни боярам, а намедни и вовсе всех священников заарестовал! За что, за что... Значит, было за что! - Ой, гляньте-ка, да ведь он мокрый весь... - Знамо дело, дура... его ж из реки выловили, а не с бельевой веревки сняли. - Совсем замаялся, сердешный наш... А, доброго здоровьичка, Никита Иванович! Не, не... мой больше не пьет! Спасибо за про...фи... фили...сифили... - Да не лезь ты к коням под ноги, бедная скотина от твоей рожи аж шарахнулась! Вон у сыскного воеводы фуражечка на ухо съехала... Может, подмогнуть чем, батюшка? Когда ворота захлопнулись, я облегченно вздохнул. Народ здесь простой, душевный и общительный, как увидят - здороваться лезут, разговоры заводят, мнениями обмениваются. Я, к сожалению, пока так и не выучился свободно разговаривать с людьми. Нужно иметь быстрый ум и хорошо подвешенный язык, а то тебе из толпы такого наговорят - всю жизнь с красными ушами ходить будешь... Яга моему возвращению не удивилась, глянула мельком и вновь повернулась к столу, на котором были расставлены разные мисочки и пузырьки. Я понимающе кивнул, прошел к себе в комнату и переоделся в домашнее. Форму еще нужно было приводить в порядок, хотя она на мне, конечно, слегка подсохла, но мятая была до невозможности и на погоны налипли листики водорослей. Пусть повисит, а бабка освободится и быстренько сделает все, что надо. - Есть будешь? - Нет, спасибо... Как идет экспертиза? - Уж и не знаю, что сказать... Либо я стара стала и подвоха Кощеева не вижу, либо он, злодей, и впрямь стоящую вещь подсунул. Надо бы по уму испытать на ком... - Я могу попробовать. - Тебе нельзя, да и мне тоже. Если мы с тобой на любой вопрос только правду резать будем, то как же секретность в следствии соблюсти? - А Митька? - Ему тем более... Он и без порошка все что хошь разболтает, лишь бы слушали. Нужен человек пришлый, к отделению отношения не имеющий. - А как это хоть готовится? - полюбопытствовал я. - Да проще пареной репы. Одну ложку на цельный самовар, что в горячем виде, что в холодном. Как выпьешь, с полчаса погоди, пока действовать начнет. А уж потом, как приспеет, - хоть рот зажимай, все равно все самое сокровенное растреплешь. - Никита Иваныч, гости к вам, - раздался из сеней Митькин голос. - Прикажете пропустить? - Да, - громко ответил я. В горницу, сумрачно озираясь, вошел думный дьяк Филимон, известный скандалист и прощелыга. Начал он, как всегда, без предисловий, с прямолинейного хамства: - Где тебя черти носят, сыскной воевода?! Я те что, малец босоногий, по всему Лукошкину за светлостью твоей участковой пятки мозолить? У меня ноги не казенные! Я было приподнялся, но Филимон не дал мне и рта раскрыть: - Что ж ты, участковый, порядку не знаешь? Всю бухгалтерию мне нарушаешь... Ты когда должен жалованье свое получать? Третьего дня! Али совесть не позволяет брать деньги незаработанные? Так у меня из-за совести твоей баланс посейчас не сведен! - А не откушаешь ли чайку с дороги? - неожиданно вмешалась Баба Яга, с подозрительным гостеприимством выставляя на стол большой поднос с ватрушками. Всю свою "химлабораторию" она незаметно сдвинула в угол. -- Вот у меня и печево свежее, и самовар только вскипел, и вареньица разного достану... - Благодарствуем, конечно... да только временем особым не располагаем. Из-за таких вот... Не приходют вовремя, а я за ними бегай! - Вот и присядь на минуточку, отдышись, я те быстренько чашечку спроворю... - Побольше! - сурово попросил дьяк, позволяя усадить себя на лавку. -- И сахарку, уж не поскупитесь... Я деликатно помалкивал, догадываясь, что затеяла Яга. - Что нового на дворе царском слышно? - Да как вам сказать, бабуленька... Государь наш в гневе, на милицию вашу серчает. Дескать, посла немецкого не уберегли, а у него теперь международная обстановка разваливается. Опять же квартирант ваш жалованье свое забрать ленится... Ну и молодежь пошла... Я, бывало, в его годы каждому грошику медному радовался, за каждой копеечкой бегал, каждому пятачку в пояс кланялся, работы не стыдился... Вы бы уж присмотрели тут, а то ведь, не ровен час, турнет государь вашего участкового за такую свинскую непочтительность. - Присмотрю, присмотрю, а как же... - в тон пропела Яга. - Вы чай-то выпили? - Да... - шумно выдохнул дьяк и потянулся к ватрушке, но бабка резко шлепнула его ложкой по пальцам. - Ау! Больно же... - Раз чай выпил, давай выметайся отсель! - Чего?!! - Того! Хватит тут грубиянничать, иди себе подобру-поздорову. От такой невероятной смены настроения бедный дьяк едва не сполз на пол. Когда же он наконец вылез из-за стола и, поджав губы, широким шагом двинулся на выход, Яга быстро остановила его, рявкнув вслед: - Куда пошел?! А деньги? - В приказе получит, в следующем месяце, - попытался свредничать Филимон, но моя хозяйка сдвинула брови и выпустила из ноздрей оранжевую струйку пара. Дьяк побледнел, сунул руку за пазуху и быстренько выложил на стол новенькие червонцы. - Еще раз задумаешь на милицию гавкать - попомни, мы тоже кусаться умеем. На прощанье Баба Яга изобразила широкую улыбку, продемонстрировав бюрократу кривые желтые клыки. Из терема Филимон вылетел, думаю, он вплоть до самого дома бежал не оглядываясь. - Зря вы с ним так... - Заслужил, - огрызнулась Яга. - Да я не об этом. Вы ведь ему порошок подмешали, время не вышло, как мы узнаем, что через полчаса он будет говорить только правду? - Ну... увлеклась! Довел он меня упреками своими. Давай на ком другом еще попробуем. - Так у нас же немецкие охранники в порубе! - вовремя вспомнил я, но Яга охладила мой пыл: - Нет их там, в царскую тюрьму я их отправила. Допросила сперва, конечно, да только не знают они, где посол. Не врут, вправду не знают. Их дело было - тебя погубить, так им пастор слободской приказал. Я ж насквозь вижу, когда кто врет. Че их в порубе держать, может, он для дела понадобится... В дверь снова забарабанили. Митька, дежуривший в сенях, доложил, что заявились стрельцы. Привели с собой незадачливого иконописца. Он под вечер направился на немецкое подворье, но парни решили перед этим завести его к нам, в том смысле, не угодно ли мне чего спросить? Я подумал и решил, что поговорить стоит. Яга поставила на стол чистую чашку, а вот использовать порошок не стала. Богомаз был человеком простодушным и вряд ли бы стал скрытничать. Новичков задержанию не удивился и даже обрадовался случайной возможности заскочить в отделение. Вины он за собой не чувствовал, а к нам тянулся, видимо, из-за того, что мы первые, кто не костерил его самородное творчество. - Как дела? Где устроились? - У конюхов в торговых рядах, я лошадей люблю, - скромно отвечал художник, присаживаясь к столу. - Краски есть еще, рисую помаленечку. - Появились заказы или так, для себя? - осторожно начал я. Новичков не заметил подвоха и тут же пустился в доверчивый рассказ: - Да вот недавно церковь немецкую мне под роспись предложили. Пастор ихний, Швабс, так и сказал - вот, мол, все стены твои - твори как хочешь, мы заплатим. - Заплатили? - Аванс дали, грех жаловаться. А на роспись только сегодня иду. - Почему же так поздно? Дело-то к ночи. Я всегда считал, что профессиональным художникам необходимо естественное освещение. - Оно бы конечно, - загорелся иконописец-авангардист, - но заказчик требует срочной работы, он хочет, чтоб церковь была закончена уже завтра. Мы с Ягой тревожно переглянулись. - Но... но это ведь нереально! Один человек не в состоянии расписать за столько времени целый храм. - Успею... Вы меня не знаете, я как до красок дорвусь, так не ем, не пью, не сплю - кисти в руках так и бегают! Опять же мне там не живопись разводить, а в два цвета да в моей манере... - Минуточку! - почему-то вздрогнул я. - Как это в два цвета? В какие же? - В черный да красный, - пожал плечами Савва и взял еще плюшку. - Но... не совсем понимаю... Конечно, я человек далекий от искусства, а в религиозных темах вообще ничего не смыслю, но неужели логично расписать храм изображениями святых, используя лишь два цвета? Ну, там белый или желтый - я бы как-то поверил, но черный и красный... - Так им святых и не надо. - Как это так? - не выдержала Яга, обычно бабуля предоставляет право задавать вопросы мне, а сама строго бдит за правдивостью ответчика. - Мне сказано было ад изобразить, демонов да бесов разных. Чем страшнее, тем лучше, - на мгновение задумавшись, пояснил художник; видимо, его моральная сторона темы нисколько не волновала, человек творил только ради чистого искусства. - А мух вас не просили изобразить? - Просили... А как вы... - Служба такая - про всех все знать, - криво улыбнулся я. - Значит, вы говорите, что к завтрашней ночи все должно быть готово? - Да. - И платят хорошо? - Десять червонцев обещано, два вперед дали. - Угу... А позвольте полюбопытствовать, вы прямо на стенах писать будете или... - Прямо на стенах не успею, - признался богомаз. - Это ж леса надо устанавливать, лазить по ним вверх-вниз, несподручно одному. Ткани должны были доставить черной, на полу расстелю, а уж после на стены разверну. Это и с лестницей сделать можно... - Как же вы будете рисовать черным по черному? - Что ж тут мудреного? Свет - красным проложу, а тени... краска-то черная только на первый взгляд одинакова, а ведь сколько оттенков у нее: сажа смоляная, кость жженая, виноградная, персиковая, гутанкарская, шахназарская, звенигородская... Это ж как технически интересно! Черным на черном, да черную душу демонизма во всем ужасе показать... Вот увидит отец Кондрат, сразу поймет мое искусство и еще небось и на работу к себе пригласит. - Очень может быть, - сдержанно кивнул я. Все складывалось более-менее ясно, хотя совершенно непонятно, что же, в конце концов, делать. Черная месса недалека, возможно, ее проведут уже завтрашней ночью. К сожалению, четкого плана действий мы не выработали до сих пор... Новичков, закончив с чаем, попрощался и ушел, я попросил стрельцов проводить его до немецкой слободы. - Ну, что скажешь, сыскной воевода? - Если честно, то сказать нечего. - Будем всех арестовывать? - Можно, но это не выход. Раз уж в деле замешаны такие темные силы, то взамен одного пастора они легко соблазнят десяток других. Необходимо не просто остановить черную мессу, а сделать так, чтобы впредь никакому Повелителю мух не взбрело в рогатую голову лезть к нам в Россию. - Правильно мыслишь, Никитушка. Только как сделать-то? - развела руками Яга. - Вот и у меня те же проблемы... - Стало быть, думать будем... Но долго думать нам не дали - едва не снеся дверь, в горницу вломились четверо стрельцов, да еще Митька держал в охапке двоих, пытаясь изобразить служебное рвение: - Никита Иваныч, я их не пускал! Нельзя, говорю, без доклада. Их благородие с бабулей думу думают! А они, окаянные, так и прут... - Беда, сыскной воевода! - шагнул вперед один из стрельцов. - Царя убили? - вскинулся я. - Хуже! Дьяк Филимон с ума сошел... На этот раз мы отправились всем отделением. Стрельцы в минуту запрягли нашу кобылу, Митька прыгнул за вожжи, в общем, до дьякова дома добрались быстро. А уж народу там было... жители трех близлежащих улиц, половина гончарного квартала, бабы, сельские мужики, приехавшие на базар, дети с сахарными петушками на палочках, заезжие торговцы, свободные от службы стрельцы, куча работного люду, побросавшего все дела, дабы послушать "политические откровения" Филимона Груздева. Сам дьяк влез на крышу домика и оттуда, держась за трубу, орал дурным голосом: - А еще купцу Манишкину бумагу нечестную подписал, будто у него холстина батистовая для производства портновского дюже подходящая. Врал я! За взятку в полмешка муки да фунт сала кабаньего все воровство злодею дозволил. Грешен я! Каюсь перед всеми! Судите меня, православные! - Ну что ж, сыворотка правды успешно действует. Как вы полагаете, долго продержится этот эффект? - Часа два, а то и три, - задумчиво решила Баба Яга, а из толпы уже подбрасывали провокационные вопросики: - Эй, длинногривый! А вот ты нам про бояр расскажи, правда ли, что они в царском тереме только водку жрут да девок щупают, а об судьбе Отечества никто не радеет... - Правда! - вдохновенно вопил Филимон, осеняя себя размашистым крестом. - Вот давеча сам видел, как боярин Ржевский бабку Марфу с кухни в углу прижал. Та тока пищит, а он, распутник, сзади се облапил и ручищами все по груди, по груди, так и возит... Словно ищет че, а че - непонятно... - Митя, рот закрой, спустись с небес и слушай мой приказ. Учителя своего в другом месте дослушаешь... - А? Что? Вы мне, воевода-батюшка? - Тебе, дубина стоеросовая! - рявкнул я. - У нас в отделении пропажа - свидетель сбежал. Кучерявенький такой, с длинным носом, зовут Шмулинсон Абрам Моисеевич, ты его знаешь. Наша бабушка, в порядке программы охраны свидетелей, несколько уменьшила его рост, чтоб спрятать понадежнее, а этот несознательный элемент взял и сбежал. Так вот, пока его куры не склевали, найди и верни. В поруб можешь не сажать, сунь за пазуху, пусть там загорает. - Понял, Никита Иванович, а где же мне его по городу в сумерках искать? - Думаю, в районе Шмулинсонова двора. Раз у него там жена и дети, значит, туда он и побежит. Порасспрашивай соседей, дело нехитрое, может, кто чего и видел. - Соседи, они врать горазды, - шмыгнул носом Митяй. - Ну не угощать же всех подряд Кощеевым порошком. Во-первых, мало его, а во-вторых, как людей уговоришь? Ладно, шутки в сторону... Двигай давай, сориентируешься на месте. Кру-у-у-гом! - Слушаюсь! - по-солдатски вытянулся он, сделал поворот и ушел, бормоча себе под нос: - Во-первых... во-вторых... щас сориентируюсь... - Что делать-то, участковый? - протолкались ко мне стрельцы. - Он там уж всех бояр да князей осрамил, того и гляди, за государя возьмется. - А царь-то наш совсем дела государственные забросил... -- мгновенно донеслось с крыши. - Об женитьбе и думать не хочет, не дает народу на матушку царицу полюбоваться! Намедни я ему портретец донны Изабеллы Флорентийской как бы невзначай под нос сунул... так он меня за руку ухватил, да как нажмет, как согнет, как завернет - я ж света божьего не взвидел! - Вяжите его, - тихо приказал я. - Двое на крышу, шестеро ловят внизу, остальным оцепить двор и деликатно попросить граждан расходиться по домам. - А кто его, батюшку нашего, этому костоломству-то зверскому обучил?! Участковый, Никита Иванович, сыскной воевода! Мало ему воров ловить, так он еще и царя нашего в свою милицию заманивает! Уж не хочет государь в боярскую думу, хочет в опергруппу!.. На этом последнем истерическом вопле души дьяка сдернули за лапоть с крыши. Внизу ловко поймали, сунули кляп и, опутав веревками, бросили в нашу телегу. Народ немного поворчал, но большинство логично считало, что Филимон попросту сбрендил. "Вот посидит в порубе, на холодочке, ему и полегчает..." - говорили они. В общем, правильно. Если расчеты Яги верны, то завтра же бедный дьяк будет рвать на себе остатки волос, но... слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Наговорил, конечно, от всего сердца. Ладно, осталось только применять это средство по уму, без суеты и расточительства, а так - вещь очень полезная. Уже по дороге домой в мою голову забрела некая идея, нужно было срочно посоветоваться с Ягой, но сначала я поманил к себе стрельцов. - Ребята, не напомните, у нас в Лукошкине есть какие-нибудь специалисты по настенной росписи? Ну, оформители храмов? - Богомазы, что ли? Знамо, есть, цельная артель. На Иконной улице расположена. - Тогда доставьте-ка ко мне их начальника. Извинитесь за поздний визит, но приведите. - Как скажете, сыскной воевода! - Двое молодцов ушли влево по переулочку. Яга повернулась ко мне и тихо протянула: - Ну и хитер же ты, Никитушка... - Но ведь вполне может сработать? - предположил я. - Не знаю, не знаю... Это ж еще успеть надо, да Новичкова твоего предупредить, да чтоб немцы раньше времени ничего не заподозрили... А во всем прочем - план хоть куда! Вот Вельзевул-то обрадуется... - Я еще уточню утром у отца Кондрата. Сейчас главное, чтобы артельщики не проболтались. - Сделают дело - и в поруб их всех! - безапелляционно заявила бабка. -- Ужо потом... отпустим с извинениями. Я невольно вздохнул и призадумался, с каких же времен берут свое начало проблемы "превышения полномочий"?.. Спать легли рано, все намотались за день. Митяй пришел почти вслед за нами. Шмулинсона он не нашел, соседи его на смех подняли и по куширям лазить заставили. Дескать, только что туда измельчавшие евреи толпой бросились... Короче, похихикали над младшим сотрудником. Он им от моего имени пригрозил, за что был еще раз обсмеян задиристыми бабами. Стрельцы привели щупленького старца с кроткими глазами и благообразной бородой. Вкратце объяснив ему, в чем дело, я получил степенное согласие и услышал такую сумму, выставленную в оплату, что едва не свалился с лавки. Выручила Яга, она сразу согласилась, оговорив, что полный расчет только по окончании работы, а до этого - скромный аванс в пять золотых червонцев. Ударили по рукам. Пусть пашут, потом с ними царь разберется... Барыги какие-то, а не свободные художники. Три шкуры с милиции драть... Ночь прошла спокойно. Утро - тоже. Петух ко мне в комнату не входил, в голос орал за окном. Я еще с вечера принес старую тапку, подкрался к подоконнику и запустил в гада. Попал?! Надо же, попал! Петух брюквой рухнул в лопухи, только перья взлетели, выбрался оттуда, глянул на меня злобно и дернул жаловаться курицам. Вниз к завтраку я спустился сам, не дожидаясь зова Яги. Старушка уже хлопотала у стола, готовя мне вареники со сметаной, оладьи с молоком и брусничный чай с клюквенными пирожками. Если бы ее поставили завстоловой какого-нибудь захудалого санатория, то уже через год там не было бы свободных мест. Бабка готовит так, что пальчики оближешь! Сильно подозреваю, что знаменитая поваренная книга Молоховец на самом деле была написана Бабой Ягой и издана под псевдонимом. - Никитушка... - А? - Да ты ешь, ешь... - Бабка уселась за стол и подперла подбородок сухонькими кулачками. - Ты кушай давай, а я тебе о делах докладывать буду. - Есть новости? - полюбопытствовал я. - Митя спозаранок в засаду бегал, Шмулинсона ловил. Вроде бы заприметил, как в евонном доме кто-то возится. Ближе подкрасться не мог, собачонка у них дюже злая. Разгавкалась на всю улицу, но Митька наш уверен, будто семейство еврейское вещи в узлы вяжет. - Значит, Абрам Моисеевич уже дома. Что, выписать ордер на арест? - Да ну его... не до них сейчас, поважнее дела есть. Нам ведь по совести Шмулинсон-то совсем не нужен. Это уж так, для порядка, чтоб знали, как из отделения сбегать. Бог с ним... Сегодня утром Вася мой вернулся. - Кот? М-м... это хорошо. И какие известия? - Вчера вечером к пастору шестеро монахов из-за границы пожаловало. Телохранители посольские не появлялись нигде, но кошки местные уверяют, что там они, в слободе, по подвалам прячутся. А вот самого посла нет как нет! И знаешь, Никитушка, версия твоя о похищении, видать, неверная. Карета посольская так за конюшней и стоит, никуда она со двора не выезжала. - Тьфу, черт! Мы с Горохом там обыск устраивали... Как же не обратили внимания? Я же сам видел карету, но... наверно, думал, что они уже вернулись. - А они и не выезжали вовсе. Это нам немцы с перепугу наболтали, чтоб от себя подозрения отвести. Так что ежели посол где и пропал, так только в собственной слободе. - Значит, плохо искали, - пригорюнился я. - Сейчас, конечно, уже поздно. От трупа десять раз могли избавиться. А что же тогда искали в кабинете у посла? - О том не ведаю, - пожала плечами Яга. - У меня все ж таки кот, а не криминалист. Что мог - выспросил, больше с него не возьмешь. - Нет, нет, и на том спасибо. Вычтете из моего жалованья премию на покупку сметаны, наградить медалью не могу, их только служебно-розыскные собаки носят. - Правильно, к чему ему медаль? Еще Митька заревнует. Он вон свою к мамке в деревню отправил, теперь перед девками хвастать нечем. А Васеньке моему, касатику, сметанка для здоровья полезнее. Ты сам-то что сейчас делать намерен? - Схожу к отцу Кондрату, утрясу детали, пусть держит своих наготове. Оттуда к царю, доложу сложившуюся обстановку, пусть даст приказ войскам оцепить слободу. Ну, а потом уж на Иконную улицу, надо взять бригаду оформителей и каким-то образом переместить их вместе с материалами в новую церковь. - Ох! Старая я дура! - Яга хлопнула себя ладонью по лбу. - Совсем о главном запамятовала... Мессу черную сегодняшней ночью служить будут! - Я знаю. - Как? А... мне ж тока-тока Вася сказал... - Бабуля, но раз Новичкову велели закончить работу к этой ночи, то и так понятно, что тянуть они не будут. Милиция на хвосте, каждый час на учете. Все свершится именно сегодня, тут и сомнений нет... - Ладно, Никитушка, ты уж свои дела решай, а я своими займусь. Придумаем небось, как мастеров твоих в слободской храм посредь бела дня тайком доставить... Митьке-то чем заняться? - Пусть продолжает наблюдения за Шмулинсонами. Это самое безобидное, что мы можем ему предложить, напортачить здесь трудно. Разговор с отцом Кондратом был короткий и деловой. Батюшка сообщил, что нашел в городских храмах соответствующую литературу и вместе с церковным хором будет молиться всю ночь у ворот немецкой слободы. Случись Вельзевулу таки вырваться на свободу, они постараются Божьим именем загнать его обратно. Здесь проблем не было. Мы пожали руки и договорились о взаимовыгодном сотрудничестве. Вот с Горохом пришлось несколько туже... - Меня с собой возьмешь! - Ваше величество... - Пастора ихнего я самолично арестую! Руки за спину - и в кутузку... - Да там ровным счетом ничего интересного, - пытался договориться я, но царь был непреклонен. - Щас как дам... скипетром по лбу за вранье... Вы, значит, там будете засаду устраивать, демона иноземного ловить, монахов заморских брать, а я тут сиди?! - Но там опасно! - Так ты, шавка участковая, меня трусом обзываешь?! Тяжелая держава, как баскетбольный мяч, полетела мне в голову. Я ухитрился ее поймать и продолжал бессмысленные уговоры: - Что дума боярская скажет? На меня тут и так все зубы точат... а если узнают, что я вашу светлость смертельному риску подвергаю?! Да они мне все отделение разнесут! - Я тебе новое построю. Хочешь, как у меня, в четыре этажа? - Нормальный царь должен на престоле сидеть, дела государственные решать, а не с опергруппой по углам шарить... Вот возьмем мы их тепленькими, приведем сюда на ваш царский суд - тут и потрудитесь на благо Отечества. - Ты мне про Отечество не пой! Ишь, соловей легавый выискался... Всякий царь, ежели он к себе хоть каплю уважения имеет, поперед прочих должен любому злу в лицо глянуть! Особливо когда зло это всему царству-государству угрозу несет весомую. Хватит со мной спорить, участковый, уволю ведь... Вот те крест, уволю! Мы оба выдохлись. В дверь постучали встревоженные охранники и, убедившись, что кровопролитие не состоялось, шепотом поинтересовались, не подать ли чего откушать? Мы переглянулись с царем и решили выпить мировую, но только чай - вечером серьезное дело. В таких случаях слуги не утруждают себя длительным соблюдением этикета, а накрывают на стол с налету в две минуты. Чай разливал государь: - Тебе с медом или с вареньем? - С вареньем. Спасибо, я сам положу. - Во сколько начинать думаешь? - После обеда надо загнать в католическую церковь весь отряд художников. До ночи они должны расписать ее, как пасхальное яичко. После десяти, к моменту выхода ночной стражи, ваши молодцы должны незаметно оцепить всю слободу по периметру. Ружей и пушек не брать, только сабли. Думаю, до прямого сражения дело не дойдет, в основном все жители слободы - честные, законопослушные немцы и к черной мессе никакого отношения не имеют. Но вот пастор, шестеро монахов и, возможно, трое-четверо охранников представляют серьезную опасность, нельзя дать им сбежать. Мы с Ягой, Митькой и Еремеевым попытаемся укрыться внутри, в самом храме. Если все пройдет по плану, то демон не вырвется. Если будут накладки, то у ворот слободы, на всякий пожарный, разместится сводная бригада священников под командованием отца Кондрата. Они готовят молитвы и псалмы, так что Вельзевула мы в любом случае скрутим. - Мудреный план, но верный, - поддержал государь. - А как иконописцев обратно выводить будешь? - Яга обещала позаботиться. - Ну, тут и я подмогну. Сделаем второй визит с обыском. Пущай пастор поволнуется... Пока я шорох наводить буду, твои богомазы и проскользнут. - Годится, - кивнул я. - Но на засаду в храме меня с собой возьмешь. И не перечь! Я по-простому оденусь, никто и не признает. Не спорь, сыскной воевода, я тоже отродясь живого демона не видел. Не одному тебе интересно... Дальше все шло как по маслу. Горох кликнул верховую бригаду и вместе со мной отправился в немецкую слободу. Баба Яга с командой художников уже ждала в установленном месте. Пока царь со стрельцами шумел внутри, изображая активный обыск, моя хозяйка что-то пробурчала, помахала руками, и в надежных бревнах дубового забора образовалась мерцающая дыра. - Быстро внутрь! - приказала бабка. - Церковь ихняя задним крылом как раз сюда приходится. А ну, смелей, тараканы безусые, один шаг - и вы на месте. Понукаемые иконописцы, груженные красками, кистями и лестницами, лезли в дыру. Старший замыкал колонну, и Яга напомнила ему, строго подняв палец: - Как в десять часов пушка бумкнет, чтоб все здесь же были, я вас обратно выпущу. Кто не успеет - сгинет смертью безвременной! Качество работы я уж потом сама погляжу, но ежели что не так, ноги у святых кривые али глаза косят... - Побойся Бога, бабушка! - возмутился мастер. - Мы ж - люди крещеные, нешто не понимаем... - Ну, то-то же... Новичкову приказ передашь, как я велела. Скажешь, от участкового. Он спорить не будет. Ну, в добрый час! Вскоре на том же месте так же незыблемо стояли надежные тесаные бревна. - Куда теперь, Никитушка? - В отделение, - взглянув на часы, решил я. - Времени только половина первого, раньше десяти нам здесь делать нечего. Митька-то где? - Все Шмулинсона ловит. У него уж какой-то пунктик по этому поводу. Ох, да вот и он, легок на помине. Только, что ж это, Никитушка, его стрельцы под белы ручки ведут?! - Сейчас выясним. - Мы суровым шагом направились навстречу шестерым стрельцам, ведущим под прицелом нашего младшего сотрудника. - Здравия желаем, сыскной воевода! - Здорово, молодцы. Что у вас тут за конфликт, опять к милиции придираетесь? - Никак нет! - гаркнули стрельцы. - А только заприметили мы парня твоего, когда он в колодезь какой-то порошок горстями сыпал. Божится, что не яд... На углу улиц Плешивой и Волконской шло натуральное сражение. Жители окрестных домов яростно выговаривали друг другу что накипело. Мужья лепили женам пресвятую истину, бабы в свою очередь откровенно докладывали благоверным тако-о-о-е... Ну, честное слово, в личной жизни любой семьи есть моменты, о которых стоит умолчать по причине сохранения нормальных отношений. Старики и старухи, друзья и соседи, даже дети малые и те периодически оглашали улицу какой-нибудь страшной тайной... Кое-где вовсю дрались, в других местах каялись и плакали, почти все просили прощения, причем у всех. На фоне происходящего разгула правды-матушки горькие исповеди дьяка Филимона казались цветочками. Ягодки - вот где! - Митька-а-а! - Да я всего горсточку! - жалобно выл он, валяясь у меня в ногах. - Случай-то какой... Шмулинсониха за водой собралась, то ли баню топить, то ли белье стирать, а только раза три с ведрами бегала. Я уж как просек, так рысью в отделение, порошка Кощеева взял да у колодца и жду. Думаю, сейчас опять придет, воды наберет, а я сзади в ведерко и сыпану! Пусть потом попробует скрыть, в какой щелке муж прячется... а ее нет и нет. Вдруг сзади как хлопнут по плечу! У меня аж сердце захолонуло... Обернулся - стрельцы! Че в колодезь сыпешь? Ниче не сыплю! Ну, глядь... а в руке-то... уже и впрямь ничего... - Я с тобой дома разберусь. - Не надо... - Поздно. Довел ты меня. Так, ребята, - я обернулся к стрельцам, - народ здесь сам успокоится, особо буйных волоките в отделение, а вообще... ну пусть люди выскажутся. И началось... Пока мы с Ягой пробились сквозь толпу, чего только не наслушались: - Смилуйся, батюшка сыскной воевода, уж прикажи, Христа ради, дурака моего в тюрьму посадить! Сколько крови мне выпил... А вчерась слова бранные про власть говорил и песни орал сплошь разбойничьи. Посади, а? Не то мой полюбовник совсем ко мне бегать перестанет, мужнина голоса дюже пугается... - Грешен, грешен я, гражданин участковый! Вяжите меня, в суд волоките, да первым этапом - на каторгу... Маму свою я ограбил! Мамку родную! Она себе червонец на Рождество скопила, а я унес да пропил... Вяжи меня, участковый! - Так вот кто деньги мои спер... Отойди, сыскной воевода, я сама энтому паршивцу задницу надеру! Ах ты аспид бессовестный, пьянь подзаборная! Вот тебе, вот тебе, вот!.. - Простите меня, бабы! Простите, люди добрые! Прости, милиция родная! Много зла я в жизни сделала, а ноне нет моего терпения молчать. Все скажу! Про всех своих полюбовников поведаю... и про Замохина-портного, и про Кольку-мясника, и про Банина-купца, и про... Ой, бейте меня, бабы-ы-ы! - А у меня батяня вчерась хвастал, будто они с тети Маниным мужем на двоих ведерную бутыль самогону выпили и яблоками ворованными закусывали. А яблоки те из боярского двора Шмыгаловых. А шмыгаловский сын к нашей Верке-распутнице нечестно бегает... - Ужо ты прости меня, старую... я ить сокрыла, что сынок наш осьмнадцатый - не твой будет... Не твой, Па-шень-ка! Ан и не твой... от Сеньки Рыжего али от Борьки Кривого, но не твой, грешная я! А может, и твой? Не помню... - Суди меня, участковый! Своей рукой суди! Казнью лютой, смертью безвременной, пытками страшными... А только не один я был! Погодь, щас всех поименно перечислю... Это было что-то умозатмевающее. Когда Яга наконец буквально выдернула меня из толпы "кающихся грешников", я был уже не в себе. Митька брел следом, размазывая слезы по щекам и тихо поскуливая, что он-то хотел как лучше... Дома Яга заставила меня сходить в баню, надеть чистое белье и найти под кроватью царскую саблю. Вплоть до самого вечера мы молчали или обходились односложными репликами. Ожидание томило... Самым слабым местом в нашем плане являлись художники. Что, если они не успеют закончить роспись? Что, если авангардист Новичков не захочет выполнять мои приказы, переданные к тому же через третьих лиц. Что, если пастору взбредет войти в храм до наступления ночи и он поймает всех с поличным? Правда, царь обещал задержать его обыском, отвлекая вплоть до последней возможности, но нельзя исключать и случайностей. В таких операциях всегда срабатывает "закон подлости". К девяти часам подтянулся Еремеев с ребятами. Я наказал ему выбрать пятерых, самых опытных и отчаянных. В целом наш отряд насчитывай шестерых стрельцов, трех работников милиции и одного государственного деятеля. Десять человек для группы захвата вполне достаточно. Саблю я повесил через плечо, Митька вооружился коротким поленом, стрельцы оставили при себе только холодное оружие. После короткого совещания и уточнения плана военных действий мы пошли на дело. В Лукошкине рано ложились спать, поэтому и вставали с петухами. Случайных прохожих было мало. В Курином переулке за заборчиком уже вовсю молился сводный отряд отца Кондрата. Мы козырнули им на ходу и двинулись дальше. Примерно без пятнадцати десять царь со своей кавалерией покинул немецкую слободу и ворота захлопнулись. Почти сразу же со всех улиц тихо побежали затаившиеся стрельцы, они вплотную прижимались к слободскому тыну, окружая немецкое подворье со всех сторон. Операция "Дихлофос" началась... Баба Яга дождалась выстрела из пушки, прозвучавшего ровно в десять, и вновь повторила свое заклинание. Из образовавшегося прохода быстренько выскользнули перепачканные краской богомазы. - Все ли сделано, работнички? - Все как уговорено, батюшка. Все стены расписали в лучших традициях, а поверх на гвоздики малые полотна малювальника вашего бездарного развесили. - Гражданин Новичков не протестовал? - уточнил я. - Да спит он! - хмыкнул старший иконописец. - Как мы пришли - уже дрых, но работу выполнил. На полу громадные полотнища ткани черной красным да черным изукрасил. Сущий демонизм... Мы аж плевались! Так до сих пор и спит... - Ну что ж, объявляю благодарность за ударный труд. Расчет завтра утром в отделении, как договаривались. Спокойной ночи. - Благодарствуем, сыскной воевода. Сзади подоспел запыхавшийся царь. Судя по всему, он удрал от собственного конвоя и те будут до утра носиться по Горохову двору, разыскивая государя. А может, и не будут, решат, что он опять с какой-нибудь молодкой под телегой прячется... Наша группа на цыпочках вошла в немецкий храм. Я шепотом отправил Еремеева выставить стрельцов у всех стен. В церкви горели оплывшие свечи. Стены до самого потолка были завешаны громадными росписями на черном шелке. Автор тихо сопел в уголочке. Новичков показал себя во всей красе. Черно-красные фигуры обнаженных демонов кривились в авангардно-кубических изломах и производили невероятно гнетущее впечатление. Хотелось закрыть глаза и не глядя бежать из этого черного ада. Если уж такая мысль появилась у меня, человека, закаленного атеизмом, то что же творилось в душах моих спутников... - Завтра же сожгу мазилу проклятого! - сквозь зубы побожился Горох. -- Надо же, чего нарисовал. У меня аж колени трясутся... - Не надо! - так же тихо попросил я. - У парня большой талант. Может, он даже гений. Лучше возьмите его в придворные живописцы... - Чтоб он и меня так приукрасил?! - А что? Авангард - искусство будущего. Опять же, если такой портрет показывать вашим надоедливым невестам... Вы же вовек не женитесь! - Да? - призадумалс