- О майн Готт! - ответил я, вовремя прячась за спинку дивана, страстная графиня стукнулась об нее головой, недооценив силу мужского коварства.   - Ну-у... нельзя же так с женщиной... - укоризненно протянул Анцифер, стараясь смотреть в потолок, а не на застрявшую задом вверх барыню. - Проявляйте твердость, а не грубость.   К сожалению, именно моя грубость и возбудила в Ольге Марковне очередной всплеск африканской страсти. Она умудрилась отодвинуть тяжелый диван в нужную сторону и поймать меня за руку. Мы покатились по ковру в партерной борьбе. Я начал орать, чувствуя, что вот-вот стану жертвой бессовестного насилия. Бить женщину я не мог, а оттолкнуть не удавалось -- руки соскальзывали с ее мокрой кожи.   - Анцифер!   - Уже бегу... а, минуточку! Там шаги за дверью, может быть, Павел Аркадьевич вернулся?   Дверь распахнулась с ужасающим грохотом. В проеме действительно стоял гневный барин с большим охотничьим ружьем. При виде распростертого меня и графини сверху он пошел пятнами... Потом покраснел так, словно собрался лопнуть, и, потрясая двустволкой, завопил:   - Пристрелю кобеля немецкого!   В ту же минуту в двери просочился заспанный Фармазон. Черт неловко ткнул под руку хозяина, ружье дернулось, и двойной заряд разнес большую вазу с цветами.   - Ух ты... И не стыдно? Сами развлекаетесь, а меня разбудить забыли... Циля, это ты такой роскошный бардачок устроил? Не оправдывайся, я по глазам вижу, что ты. Графиня в неглиже и мыле, рогоносец махает дедовским дробовиком, а наш герой-любовник утомленно загорает на собачьем коврике. Циля, ты же воруешь мои прерогативы - втравить хозяина в такое...   - Убью, фриц поганый, - снова взвыл барин, лихорадочно пытаясь перезарядить двустволку.   Графиня под шумок чмокнула меня в челюсть и гордо встала, стряхивая осколки и лепестки:   - Скотина, я все могу объяснить...   - Да уж, сделайте милость, - сдержанно пробурчал я, пока Анцифер с Фармазоном ставили меня на ноги.   - Что ж тут объяснять, ласточка моя?! - удивился хозяин. - Разве ж я не вижу, что этот немчура здесь вытворяет? Он же, насильник, тебя, счастье мое, едва не...   - Кто? Я?!! - Близнецы гирями повисли на руках, пытаясь меня удержать, но плотина терпения лопнула! - Где у вас глаза, тиран репоголовый? Да ваша супруга мне с первой встречи проходу не дает! Забодала своей любовью окончательно! Я требую оградить меня от ее озабоченности. В культурных странах за такое домогательство тихого домашнего учителя можно под суд угодить!   - Что? Он... как он смеет, Оленька?   - Очень даже смею! Она ваша жена? Так вот и проследите, чтобы она свою неудовлетворенность на мою бедную голову не сваливала!   Я выдохся. В комнате стало тихо-тихо. Барин переводил умоляющий взгляд с жены на меня, на общий кавардак, потом снова на жену...   - Серега, ты глянь, мужик явно не в себе: губки дрожат, цвет лица в зелень отдавать начал, языком шевелит не по делу, ножками сучит... Зря ты с ним так сурово. Обманутым мужьям глаза нужно открывать постепенно.   - Да, - вздохнув, поддержал братца погрустневший ангел, - как-то не по-христиански получилось. Без милосердия, без человеколюбия, справедливо, но... жестоко. Может быть, в душе этого самодура еще остались хоть какие-то чувства, раз он так страдает. А ведь страдания исцеляют душу...   - Ладно, я был не прав. Прошу прощения у всех присутствующих! Я... попробую прочесть что-нибудь лирическое, о восстановившейся любви. Надеюсь, поможет...   - А... о... у... - было возопил Анцифер, но Фармазон ловко засунул ему в рот его же кружевное жабо.   - Читай, Серега! Пусть всем будет хорошо! Я чуть прикрыл глаза, вспоминая...   Пограничье. Поле боя.   Ты да я да мы с тобою.   Постоянная война,   Я один, и ты одна.   Слева пушки, справа бомбы,   Душ пустые катакомбы,   Как берлинская стена.   Чья вина? Ничья вина.   Мы живем в пылу сражений,   В взрывчатости отношений,   В мертвой пропасти без дна,   И победа не видна,   Но расписаны, как ноты,   Канонады, артналеты.   Наша бедная страна   В эти дни совсем бедна.   Убедившись в неудаче,   Мы сойдемся и поплачем,   Поцелуемся спьяна.   Что поделаешь - война...   - Оленька! - всхлипнул барин, протягивая руки.   - Павлик! - прошептала барыня, бросаясь в объятия супруга.   Господи, неужели у меня получилось? Помещики Филатовы поливали друг друга слезами, умиленно обзываясь при этом самыми ласковыми именами. Братцы впервые посмотрели на меня с неподдельным уважением, кажется, этим стихотворением я действительно угодил всем. Непонятно, правда, чего теперь делать лично мне? От "барской ласки" я избавлен, но если и этой ночью Ольга Марковна припрется меня есть, то ведь надо как-то подумать о собственной безопасности. Вопрос о медведях отодвинулся на второй план. Живучего волка-оборотня тоже нельзя не брать в расчет. Запутался я - А тут еще подбежали двое рослых молодцов в охотничьих костюмах и хором заскулили:   - Беда, батюшка барин...   - Подите к чертям болотным, холопы! - огрызнулся Павел Аркадьевич. Он настолько увлекся обниманием жены, что забыл про все на свете. - Вон из дома, и до охоты не беспокоить меня, бал-бесы осиновые! Ты уж прости, душенька, вечно лезут не вовремя...   - Так ведь о том и речь, - сбивчиво извиняясь, попятились егеря. -- Не прогневайся, барин, а только...   - Что еще?! - уже не на шутку рассердившись, зарычала Ольга Марковна, заподозрив, что ее разглядывают отнюдь не с почтительным страхом в глазах,   - Не будет сегодня охоты. x x x   Дальнейшие события развивались шумно и динамично. Графиня вновь завернулась в свой плед, Павел Аркадьевич бросился во двор, пинками гоня неповинных егерей. По доносившимся воплям я понял, что кто-то до отвала накормил всю свору охотничьих псов, теперь они ни за что не пойдут по следу. Ах, крысюки... так тонко и талантливо провести всю операцию - молодцы! Барин ругался как извозчик, но все тщетно, виновных не нашли. Естественно, кто, как не крысы, мог вскрыть любые склады, закормить голодных псов до неподвижного лежания и скрыться незамеченным. Мысленно поблагодарив отчаянных разведчиков Кошкострахуса, я неторопливо двинулся в сад, Анцифер с Фармазоном остались сторожить графиню. Им было о чем поговорить, а я надеялся, что мое послание дошло и до Наташи. Хотя понимание того, как она рискует, появляясь в саду днем, пришло гораздо позднее - сначала я просто был безумно рад ее видеть.   - Любимый, я здесь. - На этот раз она пряталась в зарослях смородины на другом конце сада. - Как ты?   - Все позади... Пока цел и невредим, а полчаса назад восстанавливал счастье одной семейной пары. Знаешь, иногда мои стихи приносят вполне ощутимую пользу.   - Не увлекайся, милый. - Волчица ласково потерлась щекой о мое колено. - Когда ты вернешься? Я уже скучаю...   - Мне тоже тут невмоготу, но, честно говоря, я не знаю, что делать. Сегодня барин собирался на охоту, мы с крысюками испортили ему все удовольствие, но... понимаешь, это лишь временная отсрочка. Господин Филатов предельно туп и травит медведей из нескольких соображений сразу. Его жене нужен животный жир для косметических целей, он сам успешно сдает шкурки за рубеж, самый большой череп медведя хотят прибить над входом в дом как отпугивающее средство от упырей, ну и хозяину усадьбы просто приятно убивать. По-моему, последняя причина для него самая весомая. Что мне делать?   - Задуши его подушкой! - воодушевленно пустилась издеваться Наташа. - Заставь наглотаться нечищеных орехов и дай слабительного. Посади в сарай и корми только семечками. Напои пивом, а в туалет не пускай. Загони под шкаф и...   - ...подпилить ножки? Старый чукотский метод охоты на тараканов. Старо как мир... Родная, кроме шуток, я - поэт, а не коммандос.   - Как скажешь, милый... Тогда заколдуй его.   - Но у меня нет стихов о перевоспитавшихся самодурах.   - Плохо, надо что-нибудь придумать...   - Слушай, - я присел на траву и обнял жену, перебирая пальцами серо-серебристую шерсть, - когда наконец кончится вся эта беготня? Ты не скучаешь по старому Петербургу, по нашей маленькой квартирке, по работе... Эй! Тебя уволят за прогулы!   - Ерунда, с директрисой я разберусь. Мы не можем вернуться, пока у Сыча мой талисман. Пока ты был здесь, медведи еще раз обшарили его избушку, они почти разобрали ее по бревнышку, но бабушкиного креста не нашли.   - А без него нельзя?   - Без него я слабею... - Наташа положила голову, ткнувшись холодным носом мне в ладонь. - Я никому об этом не говорила, даже самой себе... Как ведьма, я теряю силу. Мне стало труднее произносить заклинания, некоторые уже не срабатывают. Я боюсь, что однажды не смогу сменить облик и буду вечно скитаться в волчьей шкуре. Сережка, милый, родной, единственный, нам обязательно нужно его вернуть, или... мы потеряем друг друга навеки.   - Вот вы где спрятались, зоофил с мохнатой... ой! Молчу... О жене хозяина только хорошее, и не потому, что она ведьма, а так, на всякий случай... Серега, двигай в дом, тебя все ищут - барин опять собрался на охоту.   - Как? Я полагал, что без охотничьих псов...   - Вот так! Похоже, у него пунктик на этом деле, а графиня с пеной у рта требует своего домашнего учителя, доброго герр Ганса. Короче, целуй супругу, прощайся - и за дела. Я отвернусь, чтобы этого не видеть...   - Любимая, тут Фармазон пришел.   - За тобой? - печально вздохнула она.   - За мной. Возвращайся в лес, подготовь всех, у меня предчувствие, что этой ночью что-то будет.   - Береги себя.   - Ты тоже.   Когда я вышел из сада к барскому дому, на площадке у входа толпились разгоряченные охотники с обрывками упряжи в руках. Все возбужденно галдели, а Павел Аркадьевич вновь наливался красным, пока не приобрел свекольный оттенок. Мы с чертом намеревались его обойти, но не успели. Барин цапнул меня за рукав, разворачивая лицом к дворне:   - А ну стой, немец! Вот ты мне скажи, при всех скажи: у вас в Европе поганой такое бывает?!   - Бывает, - решил я. - А что именно?   - Запорю всех, скоты! Всю дворню в батога! Всю жизнь мне испоганили... поубиваю!!!   - Смилуйся, барин. - Егеря толпой рухнули на колени.   - На, полюбуйся! - Едва не задыхаясь от ярости, хозяин усадьбы швырнул мне в руки целый пук непонятных кожаных кружев. Я потянул одну ленточку и ахнул от восхищения! Ни одно французское белье не могло сравниться  тонкостью узора с ажурной работой крысиных зубов. Нет, я их явно  недооценивал. Такие вещи надо на всемирных выставках народного творчества демонстрировать с гордостью за отечество.   - Ну, чего молчишь? Это же моя лучшая упряжь была. Поводья, чепрак, оголовье, шлеи, недоуздки, подпруги, даже вожжи - все изгрызено!!! Бывает такое в Европе вашей, а? И ведь так мне всю конюшню подчистили! Ни одну лошадь не запряжешь... Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет. Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю!   - Он, - спокойно сказал кто-то.   Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды напряженно сошлись на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по плечу:   - Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный?   Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с костылем под мышкой и прежней злобой в глазах.   - Сереженька, все пропало, бегите! - трагическим голосом посоветовал ангел с правого плеча.   - Не надо паники, Циля, - мгновенно парировали слева. - Куда он побежит? Пусть здесь помрет героем. Ты ведь давно мечтал записать его в великомученики?   - Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? - проснулся барин. - А ну говори, говори все, что знаешь об этом человеке.   Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал с размахом во всю ивановскую:   - Я знаю его. Этого негодяя давно разыскивают власти шести стран за мошенничество, разбой и воровство детей! - Все ахнули и подались назад. - Он не кто иной, как знаменитый Гамельнский Крысолов! У него есть волшебная дудочка, стоит в нее подуть, сразу все крысы и мыши идут за ним гурьбой, выполняя все его приказы. Он страшный колдун! Наверняка ему удалось наслать порчу на ваших собак. Конечно же именно он заставил крыс сгрызть всю упряжь. Его надо схватить и сжечь!   - Павел Аркадьевич, ну кого вы слушаете? - начал было я, но осекся...   Барин смотрел на меня с такой нездоровой подозрительностью, что оправдываться было бессмысленно. Егеря подталкивали друг друга локтями, однако не двигались с места.   - Так вот ты что за птица, немец-перец-колбаса, - недобро начал отставной самодур, хватая меня за рукав. - А коли мы тебя в полицию сведем, так, поди, и награду дадут? Говори, подлец, сколько за твою голову в шести странах уплатить обещают?! У, немчура проклятая...   - Пустите меня, думкопф! - Мою шальную голову захлестнули ничем не оправданный гнев и уж совершенно непонятная гордость за свою "родину Германию". - Их бин честный немец! Я не позволю вам позорить майн фатерлянд! Зиг хайль! Унд дер офици-и-рен!..   - Взять его! - заревел Павел Аркадьевич, первым бросаясь на меня с кулаками.   В общем, мы подрались немного... Он разбил мне нос, а я ему дал в глаз, очень удачно. Потом еще успел пнуть пару раз, после чего подоспели дворовые холопы, меня, естественно, скрутили и очень деликатно понесли на конюшню. Старый Сыч прихрамывал рядом, грязно ругался, истошно требуя моего немедленного сожжения. Видимо, тот факт, что инквизиция меня не дожгла, не давал ему покоя. Но русские мужики оказались куда более рассудительными людьми.   - Побойся Бога, что ж мы, нехристи какие? Живого человека жечь... Вот ужо полиция приедет, так там в уезде и разберут, а то жечь... Иди отсюда!   Удобно уложив меня на охапке сена, егеря принесли хлеб, яички, молоко в крынке, а перед тем как выйти, низко кланялись, тихо благодаря:   - Спаси тебя Господь за то, что барину нашему в морду дал. Откушай, не побрезгуй, молочка попей. Вот ведь, подишь ты, немец, а какой человек... Двери в конюшню заперли. Я вольготно развалился в сухом душистом разнотравье, запрокинув голову, чтобы остановить кровь. Лошади сочно хрупали овсом, под потолком носились ласточки, мне было хорошо, и мысли казались кристально чистыми. Больше не надо никого обманывать, не надо изображать из себя то, чем на самом деле не являешься, не надо говорить с акцентом, не надо глядеть на эти противные рожи. Все, пора становиться самим собой. В конце концов, на самом деле все не так уж и плохо. Барин не поедет на охоту, и хотя бы сегодня медведи будут спать спокойно. Барыня... Ну, может быть, ложка подействует хотя бы к вечеру. Старому Сычу не удалось склонить народ к самосуду, похоже, егеря его недолюбливают. Эх, жизнь моя - копейка медна-а-я...   К дверям конюшни кто-то подошел, зыркнул на меня свирепым взглядом сквозь щель и злорадно просипел:   - Ладно, поэт... Вот только дождись ночи... x x x   Анцифер и Фармазон появились тут же, только я подумал о еде. Хлеба был целый каравай, вареных куриных яиц - четыре штуки, молока - полная крынка, так что мы закатили пир горой. Черт хвастался напропалую: дескать, именно он научил меня так драться.   - Не, мужики, вы бы видели сейчас его морду! А я не поленился, сбегал посмотрел... У толстобрюха глаз так заплыл, что бровей не видно, и подпрыгивает при ходьбе - так классно ему Серега сапогом под зад приложил!   - Это было просто замечательно! - воодушевленно поддерживал братца скромный Анцифер. - Когда он вас ударил, я уж было решил, что вы подставите и другую щеку, но вы... Ах, как вы ему вмазали! Рукоприкладство - это грех, но я горжусь вами.   - Мне и самому как-то приятно было, - признался я, - хотя с непривычки здорово ушиб палец. А вы не в курсе, что они там собираются делать?   - Граф булькает, как таз с вареньем, у него постельный режим и огромная примочка на пол-лица. Графиня мучается животом у себя в спальне, кусает подушки, отплевывается перьями и орет, чтобы не беспокоили. Вся дворня передает из уст в уста народную сказку о том, как умный немец побил глупого барина. Сыч шныряет по углам, злобный как аллигатор, на всех огрызается и явно строит козни. Уездный пристав сможет прибыть только завтра, поэтому сегодняшняя ночь решающая.   - Я должен все успеть.   - Правильно, а какой у нас план, майн генераль?   - Фармазон, прекратите издеваться. Никакого тактического плана у меня нет. Я уже говорил вам и Наташе, что совершенно не представляю себе, что делать дальше. Я никого не хочу убивать, да и не могу, если на то пошло. Вспомните перестрелку с Сычом... Стыдоба. Три ранения, а он бегает. Нет, кровопролития - это не по мне. Стихов, умертвляющих потенциального врага, у меня тоже нет. Итак, ваши предложения?   - Дались тебе эти медведи, - шумно начал нечистый, - дались тебе эти крысюки, дался тебе этот Сыч, далась тебе эта же... Все. Я сказал достаточно, чтобы присутствующие оценили мой такт и прямолинейность.   - Анцифер, скажите, неужели этот двуличный подстрекатель на самом деле половина моей души?!   - Увы, Сергей Александрович...   За разговорами незаметно опустилась ночь. Забегал конюх, справился о здоровье, проверил лошадей и принес мне рюмку водки с огурцом.   - Ты, немец, нос-то не вешай... Надумаешь бежать - конюшню не ломай, вон в том углу лаз есть, тока солому разгреби. Однако ночью лучше тут отсидись, вдруг опять упырь объявится. Дождись первых петухов, а уж там Христос тебе в подмогу. А двери я запереть должен, для порядку.   Мы посоветовались и тоже решили переждать до утра. Фармазон было нацелился на рюмку, но Анцифер успел осенить ее крестным знамением, и черту осталось лишь раздраженно плеваться. Около полуночи лошади стали проявлять первые признаки беспокойства, мы насторожились. Черт припал к дверным щелям и доложил обстановку:   - Братва, дело кислое! По всей территории усадьбы разгуливают волки, а наш недостреленный старикашка стоит прямо перед конюшней и что-то бормочет, размахивая руками. По морде видно: читает заклинание, гад...   - Может быть, пора воспользоваться лазом? - спросил я.   - Не выйдет, я ж тебе говорю, тут волки как по Бродвею разгуливают. Мгновенно заметят, вычислят и съедят с пуговицами.   - Будем молиться! - твердо решил Анцифер. - А ну-ка опуститесь на колени, прикройте глаза, сложите руки вот так...   - Ага, обрадовался! Щас я тебе помолюсь! Хочешь, чтобы меня совсем уволили?   - Хватит орать! Вечно вы цапаетесь, как сведенные! - прикрикнул я, вглядываясь в щель. - Посмотрите, они что-то задумали.   Повинуясь приказам вожака, серые хищники кольцом окружили конюшню, а десяток самых рослых старый Сыч медленно вел в атаку. Кони бились в стойлах, вставая на дыбы и стуча копытами, в воздухе пахло смертью.   - Сейчас он отодвинет засов, волки бросятся внутрь, и нам всем наступит неминуемая хана! - прозорливо заключил Фармазон.   - Ребята, ну вы же существа высшего порядка, сделайте что-нибудь!   Сыч приближался... Анцифер углубленно читал молитву, черт приготовился к худшему и лишь отряхивал соломинки с черного одеяния. Я тоже не видел никакого выхода, но мою мятущуюся душу вместо отчаянья наполняла здоровая злоба. Из-за этого маньяка моя жена навсегда останется волчицей, талантливые крысюки пойдут войной на Город и погибнут, барин выздоровеет и окончательно затравит медведей, даже если его жена все-таки умрет, это тоже сыграет на руку злодею, ведь в округе останется только один оборотень. А его подручные в качестве награды растерзают ни в чем не повинных лошадей, которые и сопротивляться-то не могут, потому что надежно привязаны в стойлах...   - Ну нет! - вскочил я, хватая висевший на стене серп.   - Серега, ты че? - отодвинулся Фармазон. - Не надо так нервничать, все устаканится... В Раю неплохо, а если залетишь к нам, я первый буду заглядывать в гости... Я тебя там не брошу, не переживай. Брось железочку, а?   - Он их не получит! - рычал я, с размаху обрубая крестьянским серпом поводья и недоуздки. Лошади косили безумными глазами. - Хотя бы их он не получит без боя... Фармазон, гоните их к выходу!   - Не идут! Они чуют волчий запах, они напуганы, и у них нет вожака.   - Вот этот подойдет? - Я повис на гриве рослого, черного как смоль жеребца. Он свирепо раздувал ноздри, приплясывал, и крутые мускулы, перекатываясь под лоснящейся шкурой, говорили о яростной жажде жизни. Такой конь будет биться до последнего...   - Братан, ты гений! - вдохновенно взвизгнул черт, подсаживая меня на лошадиную спину. - Держись крепче. Если ты свернешь шею - меня за это только похвалят!   - А... остальные пойдут за ним?   - Побегут! Они же табуном от волков мокрого места не оставят. Главное, чтобы этот негр первым вылетел в дверь.   - Фармазон! Сыч снимает засов.   - Придумал!!! - Бес пулей бросился к молящемуся в уголке ангелу, схватил забытую всеми рюмку водки, вновь вернулся к коню, задрал ему хвост и, плеснув под него содержимое, старательно растер ладонью. Благородное животное встало на дыбы, заржало дурным голосом и бешеной торпедой рвануло с места. Именно в это время старый Сыч широко распахнул двери... Я не видел, куда его снесло. Меня занимали более насущные проблемы: как удержаться на этой сумасшедшей скотине! Остальные лошади ломанулись за нами, сдирая бока. Отчаянный визг волков потонул в хрипе и ржании. Ошалевшие от испуга и ярости, кони остервенело топтали серых разбойников. При каком-то особенно резвом прыжке моего коня я выпустил гриву и кубарем отлетел в клумбу. Лошади разбежались. Уцелевшие волки тоже дали деру, но, несмотря на весь адский шум, ни один человек не рискнул высунуть нос из дома: люди боялись упыря.   - Серега, Серега, эй! Ты живой? - Фармазон вышел из конюшни раньше, но по ходу Анцифер его опередил:   - Слава Господу нашему, вы живы и, надеюсь, невредимы! Что, злой дух, не вышло твое пакостное дело?   - Не повезло... - притворно сокрушаясь, подмигнул мне улыбающийся черт. - Очередной злорадный план ужасного террориста Фармазона потерпел полное фиаско. И все из-за душеспасительных молитв некоего белокурого доброжелателя.   - Спасибо всем! - громко вмешался я, потому что ангел уже готовился дать достойный отпор. - Парни, а ну прекратите дуться друг на друга. Если вы оба равные части моего подсознания, то я от ваших вечных склок скоро душевнобольным стану. Пора подсократить амбиции и прийти к разумному компромиссу. Не могу я больше враждовать сам с собой. Хочу внутреннего мира, любви и согласия. Кто против?   - Он! - хором сказали близнецы, одновременно указывая друг на друга.   Я приобнял их обоих за плечи и продолжил:   - Довольно ссор и претензий. Да здравствует сотрудничество и взаимопонимание! Забудьте о прошлом, живите настоящим, верьте в будущее. Протяните открытые ладони и скрепите дружеским рукопожатием начало новой эры наших деловых отношений!   - Как сказал... - умилился черт. - С чувством сказал, проняло аж до кишок... Эх, была не была! Циля, вот тебе моя рука!   - Не буду я ему руку подавать, - поджав губки, отвернулся белый ангел.   - Почему? - не понял я.   - А вы посмотрите, в чем она у него. И запах... Мне едва удалось ухватить Фармазона за шиворот, разобиженный черт гневно махал кулаками перед носом невозмутимого Анцифера.   - Пусти меня! Я же коня под хвостом не для удовольствия, между прочим. А этому... чистоплюю этому я в глаз! Не держите меня...   - Анцифер, вы должны извиниться!   - Я? Извиниться?! Перед ним?!!   - Именно вы, именно извиниться, и именно перед ним! - строго потребовал я. - Пока вы были заняты, Фармазон приложил все силы, чтобы помочь мне спасти лошадей. Если он при этом не побоялся запачкаться - честь ему и хвала. Хотя, конечно, руки следовало бы ополоснуть.   - Ну, если вы настаиваете, - пожал плечами светлый дух. - О нечистый и лукавый бес, прими мои искренние извинения. Возможно, я не сразу оценил глубину и благородство твоего поступка. Сходи к умывальнику, не забудь воспользоваться мылом, и я первый пожму твою мужественно вымытую руку.   Их диспут прервал сдержанный рык. Мы обернулись, с трех сторон на нас опять смотрели волки... x x x   Вот так, нельзя забывать о живучих врагах. Видимо, пока мы спорили, оборотень пришел в себя и как-то сумел организовать сбежавших волков. Единственное место, куда мы могли бы отступить, - двери барского дома, но они наверняка глухо заперты. Но больше бежать некуда - мы медленно попятились к дверям, а волки так же медленно последовали за нами.   - Кто в теремочке живет? А ну открывайте! - зашумел Фармазон, но, естественно, никто не отозвался.   Оборотень вышел из-за конюшни, удовлетворенно потирая руки. Он хромал еще сильнее, под глазом чернел кровоподтек, а его хриплое дыхание, казалось, отравляло воздух нечеловеческой злобой.   - Сереженька, вы бы как-нибудь довели это дело до конца. Только посмотрите, он ведь весь израненный, а до сих пор живой. В следующий раз обязательно дострелите, из человеколюбия...   Я машинально кивнул белому ангелу и тоже пару раз пнул каблуком в дверь. Бесполезно.   - Тебе никто не откроет, - тихо захихикал старый Сыч. - Ты умрешь здесь, тебя разорвут волчьи клыки. Знаешь, как это бывает? Волчьи зубы так остры, что сначала человек даже не ощущает боли. Он лишь удивленно смотрит на глубокие резаные раны, больше похожие на следы от ударов ножом. Обычно волк рвет горло и начинает есть с живота. Если ты не будешь сопротивляться, то выгадаешь легкую смерть. В противном случае они начнут резать тебя на куски еще живого. Ты хочешь умереть быстро, поэт? Тогда не дергайся и слушай меня молча. Я изучил тебя... Твою магию невозможно просчитать - она непредсказуема, но все же и здесь есть одно слабое место: у тебя нет коротких стихов. Все, что ты читаешь, достаточно длинно, и мы можем успеть оборвать заклинание до того, как оно войдет в силу, заставив тебя захлебнуться собственной кровью...   Ему не стоило тратить столько времени на пустопорожние угрозы. Решил убить, так убей! А то старик, увлекшись, впал в те же ошибки, в которых упрекал меня. Он заболтался. К тому времени, когда разговоры уже всем наскучили, за дверью раздались уверенные шаги, и она широко распахнулась... На пороге стояла Ольга Марковна! Ну, почти она... В смысле, она, конечно, но уже перевоплотившаяся. Упыриха радостно вперила в меня взгляд, плотоядно щелкнула зубами и пошла в атаку. Мы оказались меж двух огней. Близнецы, мгновенно уменьшившись, взлетели на балкон и уселись там, прощально помахивая ладошками. Старый Сыч заворчал, потом быстро сбросил одежду и превратился в перемотанного бинтами волка. Это выглядело несколько комично, но даже в таком виде я не рискнул бы выйти с ним один на один. Громадный волк поднял шерсть дыбом и грозно прорычал:   - Теперь я убью тебя, поэт...   - Ничего не имею против, - подумав, решил я. - Заступиться за меня некому, оружия под рукой никакого, даже убежать и спрятаться негде... Единственное, что хотелось бы, так это извиниться перед уважаемой графиней Ольгой Марковной за то, что ей сегодня ничего не достанется...   - Как это? - низким, хрипловатым голосом переспросила упыриха. - Я хочу тебя. Вчера не успела, значит, сегодня ты - мой!   - Эй, Сыч! Может быть, уступите даме? Видите, какая она голодная...   - Мои волки тоже голодны, - огрызнулся оборотень. - Не морочь мне голову, я сам тебя убью.   - Ты не получишь и капли его крови! Этот человек - только моя добыча!   Упыриха уперла руки в бока, обливая волка презрительным взором. Старый Сыч оскалил пасть, демонстрируя острые зубы, а я осторожно шагнул в стороночку.   - Пошел прочь, плешивый пес! Его мясо принадлежит мне!   - Уйди с дороги, грязная дура! Я первый напьюсь его крови!   - Ну... вы тут сами разберитесь. Не бойтесь, я не убегу, просто подожду тут, на ступенечках.   Оборотень и графиня так и не смогли прийти к единому мнению, в результате чего и произошла вполне ожидаемая драка. Шерсть летела во все стороны! Волки, сгрудившись, хором болели за Сыча, я, чисто из вредности, за Ольгу Марковну. Анцифер и Фармазон оставили балконные перила, присели рядом, жарко обсуждая гладиаторское побоище.   - По-моему, силы неравны... Она все-таки женщина, к тому же с ложкой в животе.   - Много ты понимаешь, Циля! Да эта горилла хоть половник проглотит, и ничего... Даже целый столовый набор из серебра - не поперхнется.   - Ребята, они друг друга стоят. Лично для меня кто победит - принципиального значения не имеет. Какая разница, кто конкретно меня съест?   - Серега, ты фаталист! Или у тебя в голове зреет очередной коварный план? Зуб даю, что ты уже придумал взрывоопасный стишок, после которого оба бармалея превратятся в безобидных резиновых пупсов.   - Фармазон, не приставай к хозяину с глупостями, и без тебя тошно. Почему же все идет не так? Почему волк-оборотень, трижды раненный серебряными пулями, все еще вершит свои темные дела? Почему упыриха бодро бегает, хотя должна была умереть еще прошлой ночью? Может быть, изменилась сама структура серебра и оно уже не смертельно для нечисти?   - Не знаю, не знаю... Одно предположение у меня, конечно, есть, - начал я, поудобнее располагаясь на мраморных ступеньках. - Мы ведь скормили Ольге Марковне обычную серебряную ложку, а вот пули для Сыча были еще и освящены!   - Что-то он не торопится тапочки отбрасывать, - скептически сощурился черт.   - Да просто жизненно важные органы не задеты, но раны дают о себе знать: вон посмотрите - он же весь выдохся.   И вправду, оборотень с упырихой выпустили друг друга. Волк тяжело дышал, до колен высунув язык, мокрые бока вздымались, как кузнечные мехи. Поцарапанная и покусанная графиня тоже выглядела не лучше. Мне было интересно, придет ли им в голову мысль наконец объединить свои усилия? Монстры внимательно посмотрели на меня, потом друг на друга, сложили в уме два плюс два, перемигнулись и действительно пришли к соломонову решению.   - Кровь - мне, - выдохнула упыриха.   - Мясо - пополам, - согласно кивнул оборотень.   - Сережка, я пришла! - из-за угла дома вылетела серебристо-серая волчица. Мы обнялись. Анцифер с Фармазоном - тоже. Сыч и Ольга Марковна застыли столбами.   Следом за Наташей появились шесть громадных фигур. Медведи! Ну вот, теперь силы хороших и плохих сравнялись.   - Ты звал нас, Пастух?   - Да. Большое спасибо, что пришли. Я уже начал уставать от навязчивого внимания вон того приставучего волка. Вы не могли бы указать ему самую короткую дорогу к лесу?   Одной медвежьей оплеухи оказалось достаточно, чтобы старый Сыч кубарем покатился по дорожке, с треском влетев в ухоженную клумбу. Прочие волки рискнули было вступиться за вожака, но молодые медведи быстро показали, кто в лесу хозяин. Упыриха, пользуясь моментом, бочком, бочком пошла на меня...   - Любимый, кто это?   - Та самая графиня Филатова Ольга Марковна. По совместительству, в ночное время, подрабатывает местной достопримечательностью. Ест всех подряд. Прошлой ночью пыталась закусить мной - не вышло, жаждет реванша.   - Да я сейчас из нее... - Наташа оскалила зубы и подняла дыбом шерсть.   - Ведьма, уйди, - неожиданно тихо попросила графиня, - мне нужна человеческая кровь. Ты должна понять...   - Еще шаг, и я заставлю тебя пить свою собственную. Никто не поднимет руку на моего мужа.   - Уступи... Мне надо. У меня серебро в желудке... если до утра я не напьюсь... ты знаешь, что будет...   - Знаю, но ты его не получишь. Сережа, она не врет насчет серебра?   - Нет, это я могу гарантировать.   - Ты стрелял в нее?   - Дорогая, как ты могла подумать? Я - и вдруг стреляю в женщину?! Дело было так: в гости зашел лакей Парамон, подарил мне серебряную ложечку, я сунул ее в сапог, а она, когда пришла, сапог съела. Фармазон говорил, что обычные упыри после этого долго не живут.   - Она - не обычная... Если до утра она не попробует крови, то действительно умрет.   - Ведьма, помоги мне... уступи... только один глоток... - Голос упырихи перешел в неразборчивый хрип. Грозный медведь дядя Миша подошел к ней сзади и деликатно прижал ее руки к бокам. Капкан медвежьих лап был настолько крепок, что бедная графиня даже не делала попыток вырваться.   - Что с ней делать, Пастух?   - Право, не знаю...   - Твоя жена - добрый человек. Раз уж она говорит, что ей жить только до утра, может быть, нам взять ее в лес и накормить медом?   - Вряд ли это поможет, - задумалась Наташа, наморщив нос. - Разве что от души наестся сладкого перед смертью, да и похоронить проще, где-нибудь на солнечной поляночке. Вот если бы... Я попробую!   Она прикрыла глаза и быстро пробормотала какое-то заклинание. Ничего особенного не произошло. Наташа почесала лапой за ухом, что-то просчитала в уме и повернулась ко мне:   - Не получается... Помоги.   - Чем? - удивился я.   - Просто положи мне руку на спину, закрой глаза и ничего не говори.   Пожав плечами, я сделал все, как она просила. Через пару секунд словно электрический разряд пробежал по моей руке от пальцев к плечу и тонкой иглой уколол сердце. Я вздрогнул. Потом где-то в глубине сознания сформировалась ответная искорка, побежала через грудь в плечо, а из плеча - в запястье, и вот уже волчья холка едва заметно дернулась от горячего проникновения.   - Все. Спасибо, любимый. Посмотри... x x x   Хм... не совсем понимаю, чего добивалась моя жена своими заклинаниями, но в результате всего на дяди Мишиных лапах картинно возлежала графиня Ольга Марковна в своем человеческом обличье. Сценка несколько напоминала подобный кадр из "Кинг-Конга". Волосы барыни были распущены, ночная рубашка свисала лохмотьями, взгляд светился гремучей смесью благодарности, ревности, смущения и бесстыдства одновременно. Она спрыгнула из медвежьих объятий на землю, грациозно потянулась и пошла на меня медленным танцующим шагом.   - Я так благодарна вам, Серж... Вы снова сделали из меня полноценную женщину. Нет слов, чтобы выразить всю гамму чувств, переполняющих мою душу. Я хочу...   - Все! - строго рявкнула моя жена. - Тема хотения закрыта надолго, если не навсегда. Будешь приставать к чужому мужу - все космы повыдергиваю!   - Господин Петрашевский, - всплеснула руками графиня, - что эта волчица себе позволяет! Как вы можете спокойно выслушивать ее абсурдные притязания на свободу вашего выбора?   - Она не волчица. Вернее, не всегда волчица. Это моя жена, Наташа, я вас предупреждал. Что вы на меня так странно смотрите? Не приближайтесь, я вас боюсь...   - Неужели как женщина я способна внушать страх? Все это так странно... Вы женаты на волчице, она не подпускает к вам нормальных женщин, и вы же упрекаете меня...   - Это ты нормальная женщина?! - мгновенно вспылила Наташа. - Иди в дом, накинь что-нибудь, а то мельтешишь тут разрезами до бедра... Любимый, или ты отвернешься, или я за себя не отвечаю!   - Стыдно, любимая, - я вообще смотрю в другую сторону!   - Сережка, не доводи меня...   - Стоп! А в самом деле, из-за чего мы ссоримся? Ну сделали из упырихи прежнюю дамочку, дальше что?   - Надо извлечь из нее ложку.   - Дать слабительное или рвотное?   - Что?! Да как вы только подумать об этом посмели? - испуганно отшатнулась Ольга Марковна, - Я не позволю издеваться над моим бедным желудком.   - А вас никто не спрашивает! - в один голос ответили мы. - Надо бы и то и другое. Фармазон! Вы не в курсе, где можно достать подобные лекарства?   - Щас порыскаю в доме, - охотно откликнулся нечистый.   - Я проконтролирую, - вставил свое слово Анцифер, - а то мало ли что он притащит.   - Замечательно, - решил я. - А теперь... "Ба-бах!" - неожиданный выстрел грохнул у самого моего уха.   - Оленька! Не бойся, я спасу тебя! - В дверях в исподнем и тапочках на босу ногу стоял бледный барин Павел Аркадьевич. В его руках дымилась уже знакомая двустволка. Медведи сдержанно заворчали, но я подозревал, что второй ствол еще заряжен, и не мог позволить себе роскошь - подставить под пулю чью-то жизнь.   - Прекратите стрельбу! Здесь женщины и... нет детей. Ольга Марковна, скажите ему, пожалуйста, что вам не причиняют вреда, пусть уберет свое дурацкое ружье.   - Как это не причиняют? - стервозно вопросила графиня, подбегая к мужу. - А кто собирается поить меня всякой дрянью?   - Но... это же в лечебных целях.   - Сережка, не оправдывайся. Вот он, значит, каков, мерзавец, топтавший копытами маленького беззащитного медвежонка. Сейчас, сейчас... Одно маленькое заклинание, и я превращу его в мусорное ведро.   - Какое хамство! - вновь возвысила голос барыня. - Мало того, что чужого мужа даже на время не дают, так еще и собственного угрожают переделать!   - Не волнуйся, Оленька, - дрожа как осиновый лист, начал трясти ружьем отставной военный. - Я сейчас... я сам их всех... по-позастреляю! Беги сюда, золотце мое!   Графиня с супругом дружно отступили к открытой двери, держа нас под прицелом. Мы не рвались их преследовать. Когда хозяева скрылись и засовы лязгнули, на балконе появились две улыбающиеся физиономии.   - А вот и мы! Между прочим, раздобыли все, что нужно. Рвотного, правда, не нашлось, но зато касторового масла - целая бутыль! Серега, не томи, где жертва?   - Графиня? Только что ушла с мужем.   - Как это? Зачем ты ее отпустил? Кого же я теперь касторкой поить буду, Цилю, что ли?   - Ну уж нет! Увольте, - отодвинулся белый ангел. - В самом деле, Сергей Александрович, что здесь произошло?   - Заявился граф с берданкой, затеял стрельбу, Ольга Марковна увидела в нем героя-спасителя, и они полюбовно отступили в спальню.   - И вы их не задерживали?   - Очень надо... выстрелит с перепугу - еще попадет в кого...   Мои рассуждения прервал страшный нечеловеческий крик в глубине дома.   - Она опять превратилась в упыриху! - первой догадалась Наташа, - Надо ломать дверь! Дядя Миша!   Здоровенный медведь просто рухнул на дверь всем весом, выломав ее с петлями, запорами и косяками. Мы наперегонки бросились внутрь. В гостиной горела свеча, слышался грохот передвигаемой мебели и непрекращающиеся истошные вопли. Моя жена серой молнией мелькнула впереди, на четырех лапах она, естественно, бегала быстрее, я догадался запрыгнуть на спину медведю, а Фармазон с Анцифером неслись над головой, завывая, как фашистские истребители. Мы успели вовремя. Упыриха отчаянно крутилась по комнате, пытаясь сбросить с загривка вцепившуюся волчицу. Наташа рычала, не разжимая зубов, и я на ходу попытался поймать ее за задние лапы. Дядя Миша схватился с Ольгой Марковной врукопашную, они покатились, ломая мебель, так что мы с женой отлетели в сторону. Наташин хвост ткнулся в мой нос, я чихал не переставая. Анцифер суетился рядом, подсовывая платочек, а его братец, усевшись на шкаф, шумно комментировал очередной раунд:   - Итак, графиня кусает медведя за ухо. Ухо волосатое, ей невкусно... выплевывает. Ага, вот теперь медведь завалил нашу дамочку на развалины дивана и начал... начал... О, какой