? - Успехов пока нет, - сказал Савин. - Но все возможно... - Нужна моя помощь? - Разумеется! - Савин перешел на испанский - вряд ли испанский знала очаровательная почтмейстерша, которая, скуки ради, могла и подключиться к каналу. - Рауль, вот что. Постарайся немедленно выяснить, есть ли в графстве, где я сейчас нахожусь, еще кто-нибудь, кроме Гралева, имеющий отношение к темпоральной физике. Кроме того, ты выяснишь, какому времени и стране принадлежит вот эта монета. - Он продемонстрировал обе стороны, чтобы Рауль мог их заснять. - Пока все. Ответа жду немедленно. Если понадобится, сверни горы, понял? В лавчонке за углом он купил булку, пакет фруктового молока и позавтракал, присев на скамейку возле чьего-то дома. Остаток булки он отдал крутившемуся поблизости пуделю. Подумал и отправился к Диане, сопровождаемый благодарным псом. Он распахнул чугунную калитку. Пудель нахально проскочил мимо него и улегся возле клумбочки. В приоткрытую дверь маленькой конюшни выглянул конь, оказавшийся при дневном свете муругим, постоял и задним ходом отработал назад. Савин коротко позвонил. Дверь открылась сразу же. - Я тебя в окошко увидела, - сказала Диана. - Рыщешь спозаранку? - Ноги кормят. Ты не собираешься меня впускать? Она отступила на шаг. Савин вошел и откровенно огляделся. - Я представлял себе твое жилище как-то иначе, - сказал он. - Чучело крокодила под потолком, магический хрустальный шар, черный кот, знающий арамейский и латынь... - Господи, как тривиально-то... - Если честно, журналистика всегда была заповедником стереотипов. А тебе идет этот фартучек. Если ты еще и кофе угостишь... Он тараторил что-то глупое - был возбужден, чуточку взволнован, как всегда в поиске, когда шел по горячему следу, зыбкое обретало контуры, а белые пятна становились аккуратными парками с каруселями и мороженым. Савин безудержно любил такие минуты - он и жил-то, наверное, ради них... Он замолчал - стул согнул ножку и чувствительно пнул его в лодыжку. - Так-то лучше, - сказала Диана. - Вот тебе кофе. Любопытно, что произошло? Ты прямо-таки ненормально весел. - Ты можешь молчать сколько тебе угодно, - сказал Савин. - Одного ты недооцениваешь - на дворе двадцать первый век. Помимо всех прочих достоинств, его отличают жажда познания и целеустремленность. Здесь происходят слишком серьезные вещи, чтобы мы могли пройти мимо. Уже запущена огромная машина, понимаешь? Она никого не раздавит, не для того она предназначена. Она всего лишь не оставляет камня на камне от тайн, белых пятен и темных мест. - Чего ты хочешь - своими глазами увидеть настоящее чудо? - Неплохо бы, - насторожился Савин. - Но при условии... - Тогда не нужно, - быстро перебил он. - Никаких обещаний я давать не стану. И потому, что не хочу, и потому, что поздно. - Ты не дослушал. Мы можем сегодня ночью побывать в городе, который может показаться сказкой, но тем не менее существует реально. Условие - никаких кинокамер. Ну? - Согласен, - подумав, сказал Савин. - Вот и прекрасно. Сегодня с наступлением темноты, у спуска, где каменный столб. Савин стойко выдержал ее взгляд. На этом месте он помогал разгружать баркас. А рядом подняли труп Мак-Тига... - Хорошо, - сказал он. - Я знаю то место. Никаких кинокамер не будет. Он аккуратно притворил за собой дверь, прошел по дорожке, чувствуя спиной пытливый взгляд Дианы. Он знал, что никому ничего не скажет... Пуделя уже не было. Мимо прошел, конспиративно не узнавая Савина, напарник Лесли, внедренный сюда под видом туриста агент-коротышка со скучным и ничем не примечательным лицом мелкого клерка, лет сорока пяти. Он скрылся за углом, и городок снова стал самым безлюдным на свете. Поднимался ветер, из-за далеких зубчатых гор наплывала серая хмарь. Савин любил такую погоду, дождливый день всегда казался ему интереснее глупого солнцепека. Он снова уселся в потертое кресло. Вспыхнул экран, на котором был яркий пражский день. - Так вот, амиго, - сказал Рауль. - Объявлять всеобщую мобилизацию и свистать всех наверх не пришлось, не такие уж трудные твои загадки. Помнишь Кетсби? Ты просто обязан его помнить. - Прекрасно помню, - сказал Савин. - Правая рука Гралева. Ты хочешь сказать, что он здесь? - Он в Монгеруэлле. Патер, вспомнил Савин. Физик, который решил вдруг обратиться к богу... Неужели Кетсби? - А вторая моя просьба? - Вот это интереснее. Такой монеты попросту никогда не существовало. Где ты ее взял? - Господи, изготовил ради розыгрыша... - усмехнулся Савин. - Только лишь. Насвистывая "Вересковый мед", он валкой матросской походкой пересек зал, мимоходом отметив, что с очаровательной почтмейстершей вовсю любезничает виденный вчера в "Лепреконе" морячок, явно успевший зарядиться с утра. Савин ничего еще не знал определенно, но чертовски хотелось пройти на руках по немощеной улочке. ...Мистер Брайди, учитель географии на пенсии, чудак местного значения, находился на заслуженном отдыхе три года, а картотеку свою (так он ее именовал) собирал без малого семнадцать лет. Картотека представляла собой изрядное количество пухлых папок и хранилась на шести полках. Савин сидел перед настоящим пылающим камином, который был здесь не экзотикой, а необходимой принадлежностью дома, перебирал содержимое третьей по счету папки. Не будучи ученым, мистер Брайди не стремился обобщать и делать выводы - он лишь собирал, классифицировал и сортировал в надежде, что появится человек, которому материалы пригодятся для теоретической работы. Учитывая, что мистер Брайди ни к кому не обращался с рассказом о своей картотеке, трудно было понять, каким образом и откуда появится благодарный теоретик. Однако Савину экс-географ ничуть не удивился, словно его визит был чем-то само собой разумеющимся. И вел он себя спокойно, без ненужной суеты, рассказывал, доставая одну папку за другой, без экзальтации и мельтешения по комнате. Савину это понравилось. Правда, картотека не так уж его и обрадовала. В ней содержались материалы самых разных степеней достоверности, от случаев, над которыми, безусловно, следовало серьезно задуматься, до "уток" сродни старинным матросским побасенкам о морском епископе. И многое, очень многое невозможно было проверить. Например, вырезки из газет полувековой давности - и герои событий, и описавшие события репортеры, и издатели давно находились в местах, куда при жизни попасть невозможно... Лист номер семьсот девятнадцать. В одном из лиссабонских портовых кабачков вдрызг пьяный матросик, единственный спасенный из экипажа проглоченного Бискаем сухогруза, клялся и божился, что за пять минут до катастрофы встречным курсом почти впритирку пронесся парусник старинного облика. Паруса были изодраны в клочья, на топах рей пылали зеленые огни, а на шканцах гримасничали скелеты. Источник - одна из лиссабонских газет, ныне не существующая, а в те времена - отнюдь не самая уважаемая. Лист номер семьсот девяносто девять. Яхтсмен, в одиночку совершавший кругосветное путешествие, однажды ночью увидел по левому борту странный парусник, словно бы стеклянный, светившийся изнутри. Парусное вооружение его нельзя было отнести к какому-либо из ныне существующих либо некогда существовавших видов (точный рисунок прилагается). Источник - журнал одного из международных яхт-клубов. Лист номер восемьсот шестнадцать. Неизвестный, задержанный кейптаунской полицией за бродяжничество и беспаспортность, утверждал, что провел три с лишним месяца на борту "Летучего Голландца". В детали вдавался скупо. При этапировании бежал и канул в безвестность. Источник - дурбанская газета средней руки. Лист номер девятьсот сорок два. Один из участников Большой регаты позапрошлого года. Находился на яхте со своей девушкой. Оба уверяют, что ночью в тумане сблизились со смутно видимым, но, несомненно, парусным огромным кораблем, показавшимся "каким-то странным". Последовал короткий разговор, в ходе которого стороны задали друг другу вопросы о курсах кораблей и фамилиях вахтенных. Через месяц успевшие к тому времени пожениться яхтсмены отыскали все же фамилию своего собеседника - случайно, в судовой роли фрегата "Эндервор", одного из кораблей Джеймса Кука. Готовы присягнуть, что до регаты фамилии этой в связи с плаваниями Кука не слышали и вообще мало этими плаваниями интересовались. Источник - упоминавшийся уже журнал. В таком примерно духе. Следующие папки Савин просматривал уже не так скрупулезно. Задумай он и в самом деле снять фильм о чужаках, Брайди было бы отведено минут десять, не более, а то и менее. Интересным, увлекательным, но не поддающимся проверке материалам - грош цена... И то же самое скажет любой здравомыслящий человек, к которому обратятся со своим и рассказами Савин или Лесли. Наша ахиллесова пята, подумал Савин, наш зигфридов лист. Настанет когда-нибудь время, когда люди будут безоговорочно верить просто словам, не подкрепленным какими бы то ни было доказательствами. Такое время обязательно придет, но эта Эра Доверия пока что не наступила... - Можно вопрос? - спросил Савин. - А сам-то вы верите во все это? Или, по крайней мере, в те материалы, которые больше других похожи на правду? - Вы полагаете, что я могу и не верить? - Человек не всегда верит в то, что защищает... - сказал Савин. Мистер Брайди сцепил на коленях сухонькие пальчики. Больше всего он напоминал жюльверновского профессора того идиллического времени, когда наука, не превратившись еще в пугало для слабонервных двадцатого века, оставалась в глазах многих безобидной забавой или панацеей от всех бед. Субтильный, с великолепной седой шевелюрой, подчеркнуто мягкий и вежливый мистер Брайди. Парадоксы географии, подумал Савин. Континенты, страны и горные хребты открывали мордастые мужики вроде Магеллана, жилистые стоики вроде Кайе, а увлекательно рассказывали об открытиях грассирующие старички дирижерского облика. Хотя главный парадокс географии в другом - пожалуй, это единственная наука, становлению которой способствовало такое количество антиобщественных элементов: конкистадоры, иезуиты, корсары, работорговцы, беглые каторжники, золотоискатели, все эти полукупцы-полупираты и просто бродяги... - Вы не ответили, - мягко напомнил Савин. - Действительно, случается порой, мистер Савин, люди защищают то, во что не верят... Мне трудно ответить. Одним свидетельствам я верю, другим - нет. Собирать все это, - он плавным жестом указал на полки, - меня заставила не вера в чудеса, а любовь к Океану. Земля давным-давно исхожена вдоль и поперек, изучена, разграфлена, разложена по полочкам. С Океаном мы не можем себе позволить такого панибратства, он до сих пор во многом остается загадочным. Земля, даже самая прекрасная, статична. Океан же - тысячелик. Пантеон земных сказочных чудовищ, призраков, заколдованных мест неизмеримо беднее свода морских легенд... Ничего хотя бы отдаленно напоминающего "Летучего Голландца" вы не найдете на земле. Разве что Прометей - по духу. Прометей и "Летучий Голландец", каждый на свой лад, бросили вызов жестокой непреклонности божьей воли, тирании вседержителя... (Савин отработанно направляюще кивал). Вы обратили внимание на одну любопытную деталь? Во всех наиболее достоверных рассказах присутствует туман. (Савин вздрогнул). Парусники выступают из него на считанные мгновения и снова скрываются в нем - дети тумана... С загадками и тайнами на твердой земле почти покончено, остались мелкие, третьестепенные осколки, требующие уточнений частности. Настоящие тайны нужно искать в Океане, может быть, их столько, что хватит следующему поколению... - Хорошо, - сказал Савин. - Это интересно, заманчиво. Но есть ли у вас конкретные тезисы? Свое объяснение "наиболее достоверным случаям"? Что такое, по-вашему, "Летучий Голландец" - реальный корабль, необъяснимым образом пронзающий века, как иголка - парусину? Проекция из иного измерения? Из прошлого? Журналистика требует не меньшей, чем в науке, отточенности формулировок. - Мне казалось, что она требует еще и поиска, - мягко прервал его Брайди. - Некоторой общности с работой детектива, сыщика, если можно так выразиться. - Можно и так выразиться, - сказал Савин. - И как раз этим я занимаюсь... Скажите, а материалы по Шотландии в вашей картотеке найдутся? - Пожалуйста. - Брайди протянул синюю папку. Савин методично просмотрел листы. Ничего там не было о графстве, городке, где он сейчас находился, сопредельных участках побережья. - А в ваших краях ничего подобного не случалось? - Савин впился внешне безразличным взглядом в лицо собеседника, которое оставалось, увы, безмятежным. - У нас? - В голосе экс-географа звучало нешуточное и неподдельное удивление. - Впервые слышу. А разве... - Нет, ничего подобного, - поспешно сказал Савин. - Ни о чем-либо похожем я не слышал. Просто я подумал... Представляете, как это прозвучало бы? Загадочные события происходят и там, где живет создатель уникальной картотеки. Законы жанра, что поделаешь... Похоже, Брайди ему поверил. - Кто-нибудь интересовался до меня вашей работой? - спросил Савин с давно и великолепно отработанной небрежностью. - Да. Вас, признаться, опередили. Неделю назад ко мне обращался Мортон из монгеруэллской "Инвернесс стар". Очень экспансивный молодой человек. - Брайди улыбнулся. - И я бы сказал, довольно хваткий. Он обещал позвонить, когда появится статья, но пока не звонил. Интересы Глобовидения, я думаю, это не затрагивает? - Ни в коей мере. - Савин взглянул на часы и заторопился. - Прошу прощения, я заказал разговор с Лондоном, подходит время... Я приду к вам еще, если позволите. Вот так оно и бывает, с грустной иронией думал Савин. Человек семнадцать лет собирал материалы о загадках далеких морей, но понятия не имел, что совсем неподалеку от его дома, от городка причаливают к берегу те самые загадочные корабли, о которых сообщают пожелтевшие газетные вырезки - как о курьезах и дутых, сенсациях. Вот так всегда. А потом кто-то изобретает давно изобретенное, открывает давно открытое... И тут он остановился, словно его с маху ударили в лицо. Он вспомнил трехлетней давности историю, вспомнил человека, который - теперь никаких сомнений - еще три года назад побывал на борту одного из тех кораблей, что растворяются в тумане и выныривают из него уже в другом мире. Но тогда Савин ему не поверил - так уж сложились обстоятельства. Удобнейшая формулировка: так уж получилось, так уж вышло, вот незадача-то... Савина охватил жгучий стыд, от которого не убежать теперь, не заслониться, не освободиться никогда. Остается цитировать печального человека Экклезиаста, который, по мнению Савина, вовсе не считал жизнь гонкой по замкнутому кругу, а полагал, что за совершенные однажды ошибки чаще всего воздается той же монетой - стоит только угодить в схожую ситуацию. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя... Возвращается на круги своя. Когда-то у тебя не хватило дерзости мысли, чтобы поверить - теперь не поверят тебе. Вот тогда ты взовьешься, поспешишь задним числом оправдаться и заверить, что отныне готов безоговорочно принять любую, самую сумасшедшую гипотезу и драться за нее как угодно и где угодно. И хорошо, если опомнишься ты вовремя, когда еще не поздно исправить ошибки, загладить вину и выиграть бой... Как же звали того летчика? Ведь забыл! А он верил в меня, доверял больше, чем другим, потому и пришел. Верил, что я, человек, который профессионально занимается тайнами и загадками, пойму, не усомнюсь и поверю. Как же его звали? Ведь забыл начисто! Три года назад, на другом конце света. История в стиле картотеки Брайди - пилот упавшего в море легкого спортивного самолета несколько часов проболтался в спасательном жилете на волнах, посреди тумана. Он особенно напирал на то, что туман был каким-то странным, но никак не мог объяснить, в чем эта странность выражалась. Неизвестный парусник возник из тумана, и летчика подняли на борт. Там говорили на непонятном языке и не понимали ни одного из тех, которыми владел пилот. Пилота они высадили на берегу, эти странные люди в диковинной одежде, и парусник словно растаял в тумане. Врачи, с которыми говорил Савин, разводили руками. Они компетентно и ненавязчиво объяснили, что долгое пребывание в воде, экстремальные обстоятельства, страх смерти - все это, вместе взятое, часто вызывает в схожих ситуациях разного рода галлюцинации. Прецедентов более чем достаточно - господин Савин может ознакомиться со следующими классическими трудами (демонстрировались классические труды). Такое случалось и в мирное время, и в военное, с потерпевшими кораблекрушение моряками, с летчиками упавших в море самолетов. Галлюцинации. Зрительные и слуховые. Бред, в реальность которого, потерпевший свято верит. Что касается данного случая - не подлежит сомнению, что волны и ветер вынесли незадачливого пилота на берег. Ветер и волны, только лишь. Затем к беседе подключились представители спасательной службы - моряки, профессионалы. Они объяснили: в наш век большие парусники, подобные "подобравшему" пилота, столь же редки, как особо крупные алмазы - их мало, единицы, они известны наперечет, и ни один из них не ассоциируется с галлюцинацией вашего бедняги, господин Савин... Снова подключались врачи, снова в ход шли примеры, накопленные флотскими психиатрами за два столетия. Количество и качество прецедентов внушало уважение. Савин сам был профессионалом, привык доверять профессионалам, кое-какие его сомнения и колебания уничтожили наступавшие сомкнутым строем врачи и эксперты морского министерства той страны. Так что он крайне вежливо, но решительно отказался от пилота, у которого, к тому же, с точки зрения психиатрии, было что-то не в порядке с родословной - то ли дедушка пил запоями, то ли прабабушка регулярно убегала с драгунами... Краем уха Савин слышал, что летчик не успокоился, обивал еще какие-то пороги, напечатал даже статью в местной бульварной газетенке, которую никто не принимал всерьез (другие газеты отказались), а потом исчез, растворился в девятимиллиардной толпе на широкой, нескончаемой улице города Земля. И Савин начисто забыл об этой курьезной истории - любой журналист знает, что нет смысла помнить решительно все курьезы, с которыми сталкиваешься. А вот теперь пришлось вспомнить... Савин закрыл глаза - ему стало невыносимо душно от стыда. Он вспомнил лицо летчика, когда тот убедился, что ас телекамеры, мягко говоря, тяготится его обществом и не верит - удивленное лицо, жалко-растерянное. Словно его грабил на большой дороге кто-то невидимый, которого не ухватить за руку... И поздно бежать вдогонку, хватать за рукав - на Земле миллионы улиц, и в заполняющей их толпе бессмысленно искать полузабытое лицо. Самому бы найти кого-то, кто поверит... Он сел за руль своего застоявшегося "гарольда". Развернуться здесь не удалось бы, пришлось проехать до конца улицы. Звероподобная жемчужно-серая машина промчалась по протоптанной в давние времена датскими пиратами дороге и выскочила на автостраду. Моросил нудный дождь, туман повис над морем. Савин крепко сжимал руль, чтобы, слившись с машиной, забыть ненадолго город на другом конце света и загорелого человека в голубой каскетке с эмблемой аэроклуба... Через тридцать минут он въехал в Монгеруэлл. Еще через два часа вышел из вычислительного центра, принимавшего и частные заказы. Сел в машину, бросил на сиденье рядом пачку ненужных уже бумаг, положил руки на руль, подбородок на руки и смотрел на тихую улочку. Что-то произошло за последние сутки. Очень мало осталось от прежнего охотника за тайнами, смотревшего на жизнь уверенно и чуть насмешливо. Впервые за долгие годы Савина покинула стойкая уверенность в себе, и он не знал, что будет через час, что он станет делать завтра. Трудно было бы назвать причину и определить, что же стало поворотным пунктом: девушка на коне посреди ночной равнины, смутный силуэт полураскрытого туманом парусника или отчаянное недоумение в глазах молодого сержанта уголовной полиции? Может быть, все вместе, вся эта история... Перед глазами вставали лица людей, о существовании которых он и не подозревал всего тридцать два часа назад. Диана. Ведьма поневоле, не испытывающая никакой радости от своего ведовства, ведьма, которую нужно расколдовать, вот только как это сделать? Сержант Лесли. Человек перед глухой стеной. Дон-Кихот двадцать первого века - рассудочный, трезво-логичный, но одержимый яростным стремлением бороться со злом и всем, что злу сопутствует. Милый мистер Брайди, жюльверновский дирижер, запоздавший родиться и оттого упустивший самое подходящее для себя время - девятнадцатый век, наивно и непреклонно считавший науку панацеей от всех абсолютно бед и недугов. Кристи, Бенниган и остальные, опутанные древними страхами. Ну как их всех бросить? Никак невозможно... Проходивший мимо полисмен задержался, привлеченный странной позой водителя, присмотрелся к машине. Савин заверил его жестом, что все в порядке. Посмотрел на бумаги, полученные в вычислительном центре, - столько вариантов, и никакой зацепки. ..."Гарольд" вывернул на ведущую к автостраде улицу, и Савин бегло взглянул в зеркальце, чтобы еще раз посмотреть на упорно сопровождавший его в деликатном отдалении неброский серый "белчер". "Белчер" не отвязался и на автостраде, то пропадал ненадолго за поворотом дороги, то снова возникал в овальном зеркальце. Савин потерял его из виду лишь милях в трех от городка... На этот раз он тщательно запер машину, что, откровенно говоря, было не более чем глупой игрой в "сыщика и вора" - в машине не было ничего, что стоило бы защищать от посторонних глаз. При нем вообще ничего такого не было, разве что полученный от Лесли кольт, - его Савин носил при себе исключительно из чувства ответственности за выданную под расписку серьезную казенную вещь. Он отпер дверь, по инерции сделал шаг в комнату - мозг еще не успел осознать то, что увидели глаза. - Так. Ну, так... - сказал он вслух и просвистел что-то бессмысленное. Зрелище было, надо сказать, весьма непривлекательное. На кровати валялась груда осколков металла, пластика, стекла - остатки первоклассной аппаратуры от лучших фирм (видимо, на кровати все и разбили, чтобы шумом не привлечь внимания). Принадлежащую отелю обстановку не тронули, но весь багаж Савина постигла та же учесть, что и аппаратуру, - разорвано, разломано, разбросано по полу. Монеты исчезли со стола. На стене распят большой черный кот, над ним чем-то бурым, очевидно, кошачьей же кровью, размашисто выведено: "Не уберешься отсюда - прибьем точно так же". Савин присел на краешек кровати, закурил, поглядывая на оскаленную кошачью пасть и остекленевшие желтые глаза. Итак, тут было кому наступить на мозоль, и он ухитрился это сделать - так ощутимо, что таинственный противник сделал ответный ход. Почему-то Савин был твердо уверен, что наглые визитеры не шутят и при необходимости пойдут на крайние меры. Может быть, на такие мысли наталкивало место действия - в пестром и шумном курортном городе у теплого моря несерьезно выглядели бы и несчастный кот, и выведенные кровью угрозы. Но не здесь, в краю серых дождей и угрюмых скал. Здесь все выглядело очень серьезно. Как бы там ни было, следовало в дальнейшем осторожнее вести себя на загородных прогулках - не шарахаться от каждого куста, но и не набиваться в компанию к незнакомым морячкам со странных судов, вряд ли числящихся в регистре Ллойда... Бахвальством было бы утверждать, что он ничего не боялся сейчас, - неприятно ожидать удара, не зная, откуда он последует и кто его нанесет. Но и уважать себя перестанешь, если сбежишь. Да и поздно бежать - _это_ уже стало твоим, закружило, понесло... Савин тщательно собрал все осколки, обрывки и клочья, свалил на кровать, положил сверху несчастного кота. Связал углы покрывала, подхватил узел и решительно вышел из комнаты. К счастью, хозяина за стойкой не было, и не понадобилось объяснять причины столь странного обращения с инвентарем отеля - покрывалом. ...Туман, как обычно, подступал к самому берегу, касался камней, походил на слепого, осторожно нащупывающего дорогу в незнакомом коридоре. На секунду он показался живым, и Савин с некоторым усилием подавил странное чувство, в котором было больше тревоги, чем страха. Бродивший неподалеку Лохинвар резко поднял голову, насторожил уши, вглядываясь в темноту, и Савин услышал деловитый перестук копыт. Вскоре всадник выскочил из-за скалы, Савин узнал Диану, и рука, протянувшаяся было к пистолету, отдернулась. Кое-чего "те" уже добились, зло подумал Савин, начинаю шарахаться от каждого куста и каждого шороха... - Привет, - сказала Диана, соскочив с коня. - Условие выполнил? Я предупреждала - никаких кинокамер. - Выполнил, - сказал Савин. - Помогли мне его выполнить, знаешь ли. Вся моя аппаратура, равно как и вещи, покоятся в растерзанном виде на дне. Вон там. - Шутишь? - И не думаю. Какой-то неизвестный доброхот уничтожил все и оставил вместо визитной карточки любезную надпись - предлагает убраться отсюда, или мне оторвут голову. У тебя есть чересчур ревнивые поклонники? Кажется, я кому-то мешаю. Диана задумалась, опустив голову. Савин смотрел на нее, но думал не о таинственном противнике. - Странно, - сказала она наконец. - Ни с чем из того, что мне известно, я это связать не могу... - А о тех, кто выгружает здесь ночами контрабанду, тебе что-нибудь известно? - Господи, нашел, о чем говорить, - сказала она досадливо. - Какая это контрабанда? Люди возят в разные места свои товары, и вообще этот мир для них не более, чем придорожная скамейка, где можно присесть и передохнуть. Что ты к ним привязался? - Вовсе я к ним не привязался. Я им даже помогал таскать тяжелые мешки. - Прекрасно! Объясни, как это ты ухитряешься постоянно оказываться там, куда тебя никто не приглашал? - Работа такая - совать нос во все приотворенные двери. Плюс профессиональное везение. Но сегодня здесь меня, если не ошибаюсь, ждали и приглашали сюда? - Ждали, ждали... Постой тихонько, не мешай. Она повернула лицо к морю и прислушалась к чему-то, неслышному для Савина. Савин послушно молчал. У него вертелся на языке не один вопрос, но он знал, что никаких ответов сейчас все равно не получит, и чутье подсказывало, что торопиться не следует. Чистый серебряный звук, похожий на далекий сигнал трубы, донесся с моря, и мгла сгустилась в узкий высокий силуэт. Корабль с зарифленными парусами бесшумно скользил к берегу, приобретая все более четкие очертания, поворачивался бортом к ним, и Савин, не будучи специалистом в морском деле, тем не менее мог бы с уверенностью заявить, что узнал его, - с него прошлой ночью выгружали свой таинственный груз незнакомые моряки, расплачивающиеся странными монетами. Прогремела цепь, шумно плюхнулся в Темную воду небольшой якорь, борт навис над Дианой и Савиным (орудийных портов, отметил Савин, не было), молча зашевелились знакомые уже фигуры в мешковатых коротких куртках с капюшонами, опустили сходни у самых их ног. - Ну? - с любопытством и явной подначкой спросила Диана. - Что-то ты не торопишься... - Только после вас, миледи, - галантно сказал Савин и шагнул к трапу следом за ней. Что, если они меня переиграли, подумал он, осторожно нащупывая ногами грубо тесанные плашки-ступеньки. Выманили на берег, как последнего дурака, и Диана с ними заодно, и до скончания века никто не отыщет следов пропавшего без вести репортера Глобовидения, впутавшегося в чужие непонятные игры... Глупости. Это тоже называется - шарахаться от каждого куста. Исходи угроза от этих самых корабельщиков, "честных контрабандистов", они не приглашали бы помочь и не расплачивались бы честно за помощь. Что им стоило вчера хлобыстнуть по затылку чем-нибудь тяжелым и отправить на угощение рыбам? Нет, забеспокоился кто-то другой... Хотя бы тот, кто принимал доставленный товар. Цепочка из нескольких звеньев, где каждое звено обладает определенной самостоятельностью и, не исключено, преследует различные цели, каждое - свои. И для моряков он не представляет ровным счетом никакой опасности, помехи или угрозы, зато не нравится приемщикам груза - а это означает и то, что они могут принадлежать этому миру, постоянно живут здесь и потому не склонны восторженно приветствовать случайных свидетелей... Вполне логично. Снова провизжала цепь, вползая в клюз, резко свистнула сзади боцманская дудка, матросы отрывисто перекликались, карабкаясь по вантам. Тяжело захлопали паруса, разворачиваясь и наполняясь тугим прохладным ветром. Они стояли у борта, никто к ним не подходил, не пытался заговорить, и Савин не понимал почему, - он был чужаком, но Диана? Мимо деловито прошагали двое матросов, не бросив в их сторону и взгляда. - Нас словно игнорируют, - сказал Савин вопросительно. - Отнюдь. Просто, к чему навязывать свое внимание? Если мы плывем с ними, значит, так нужно. Да и о чем бы ты с ними говорил? И вообще, ты часто заговариваешь с шоферами такси? - Контакт... - почти машинально сказал Савин. - Ну вот, как обычно - вспомнил один из расхожих штампов, и все стало на свои места. Контакт, изволите ли видеть. А зачем? О чем могут говорить двое незнакомых друг другу прохожих, случайно встретившихся на перекрестке? О погоде разве что, и то это уместится в две-три фразы. Приподняли шляпы, поклонились друг другу и разошлись... Она была не права, определенно не права, но Савин не стал спорить - не был уверен, что сможет ей что-то сейчас доказать. Наверное, ей когда-то очень не повезло в жизни, подумал он, обидели когда-то или что-то еще в том же роде, мне ее почему-то жаль, но нельзя ей этого сказать. Корабль скользил в тумане как призрак, и Савин крепко сжал обеими руками тугие ванты, привязывая себя к реальности. "Уходят из гавани Дети Тумана..." - вспомнил он мимолетно. Туман был не просто туман, странные ощущения пронизывали тело и сознание, они не были болезненными, пугающими или неприятными, просто ничего похожего прежде испытывать не приходилось и сравнивать было не с чем - словно за бортом тихо плескалось само Время, прохладной изморосью оседало на лице, было соленым на вкус, проникало в каждую клетку тела, растворяло в себе... Туман редел, явственнее проступали вокруг темные волны, над мачтами показались звезды, исчезло странное ощущение текущего сквозь тело Времени. Все оставалось прежним, и все изменилось на неощутимую толику - чуть-чуть не так пахнул морем воздух, чуточку иначе взлетали соленые брызги, в резком крике промелькнувшей справа чайки послышались незнакомые нотки, да и была ли это чайка? Савин знал, что он в другом мире, и последние сомнения на этот счет развеялись, когда парусник выскользнул из тумана, и небо оказалось усыпанным неизвестными созвездиями, и слева, почти в зените, стояла снежно-белая луна, раза в два меньше земной, а справа, почти над самыми волнами, - вторая, зеленоватая, с вишню размером. А впереди, прямо по курсу, вырастало над горизонтом странное зарево - спокойное светлое сияние, пронизанное в тысяче мест сполохами чистых спектральных цветов, и корабль на всех парусах шел туда, матросы весело перекликались, палуба озарилась отсветами приближающегося зарева, выраставшего из морских глубин и упиравшегося в звезды. Савин смотрел во все глаза. Впереди был белый свет исполинского маяка, и освещенные радужными огнями башни, и лес мачт, увешанных гирляндами разноцветных фонариков, - невероятный, сказочный порт гриновского города. Шутихи со свистом проносились над топами мачт и гасли в воде, вертелись огненные колеса, музыка становилась все громче. - Карнавал какой-то? - спросил Савин. - Как каждый год в этот день, - сказала Диана. - Доволен? - Да не очень, - сказал Савин. - Я ведь не для себя коплю впечатления - для других... - Подождут твои другие... Убирали паруса. Возле каменного мола отыскалось свободное местечко, и рулевой виртуозно пришвартовал парусник, двое матросов сноровисто перемахнули через борт, опутали канатом изящные литые кнехты. - Прошу, - показала на трап Диана. - Добро пожаловать в Город Тысячи Кораблей... Они прошли по пирсу мимо бесчисленных ярко иллюминированных кораблей - их наверняка было гораздо больше тысячи у причалов и на рейде, - вошли в широкие ворота и окунулись в бесшабашное веселье. На стенах домов горели разноцветным необжигающим пламенем без копоти и дыма гроздья факелов, фонтаны, украшенные каменными изваяниями неизвестных зверей, испускали веера искр, десятки песен сливались в Мелодию Карнавала, пели и танцевали люди в масках и незнакомых нарядах - двух одинаковых не было, и Савин не знал, что они такое - праздничная одежда или карнавальные костюмы? Может быть, и то и другое. Диана крепко держала его за руку, повеселевшая, смеющаяся, куда-то далеко отлетели все заботы и сложности, Савин стал беспечной молекулой карнавала. Кто-то в черном трико и красных кружевах, проносясь мимо, сунул им в руки тяжелые чеканные кубки, весело крикнул что-то и растаял в толпе. Они пробились к овальному бассейну фонтана, присели на парапет. Искры ливнем сыпались на них и гасли, не причиняя боли. Савин вздрагивал сначала, но вскоре привык. За спиной плеснуло - в бассейне кружило длинное гибкое животное, похожее на тюленя. Приостановилось, всплыло на поверхность, глянуло в лицо Савину, испустило звонкий веселый визг и снова, извиваясь, заскользило вокруг постамента с каменным зверем. - Ваше здоровье! - сказал ему вслед Савин. Вино было густое и ароматное. - А ты быстро освоился, - сказала Диана. - Хвалю... - Стараюсь, - пожал он плечами. - И пореже вспоминай свои холодные скучные слова вроде "контакта". Просто приплыть сюда, провести ночь посреди феерии. Как и все те, кого ты здесь видишь. Пойдем танцевать? - Как бы друг друга не потерять в этой толчее... - Не беспокойся, даже если и потеряешься, тебя утром проводят в порт. Или я сама тебя найду, закон карнавала - двое, приехавшие вместе, обязательно встретятся. Пойдем? - А я смогу? Музыка какая-то незнакомая... - Ничего, привыкнешь... Танцующие вокруг фонтана пары импровизировали каждая свое, подстраиваясь под ритм. Музыканты не сидели на одном месте - приплясывали, держась не очень тесной кучкой. Мелодия стала отдаленно похожей на "Голубые снега" Пелчицкого, медленный танец. Диана положила Савину руки на плечи, ее глаза были совсем близко, и не хотелось сейчас думать обо всех загадках и удручающих деталях, но суровая действительность отрешала его от толпы. Он уже не думал о будущем фильме, да и не будет, кажется, никакого фильма, все сложнее. И глобальнее - иные миры, иные цивилизации, которые земляне собирались искать в космосе, были рядом, за зыбкой туманной дверью. А Земля об этом не знала - знали только Савин с Дианой да еще кучка каких-то неизвестных темных личностей. Это было невыносимо - чувствовать себя едва ли не единственным хранителем тайны, поразившей и обрадовавшей бы все население планеты, и это при том, что его работой как раз и было - рассказывать людям о разгаданных тайнах... - Я так не могу, понимаешь? - сказал он. - Знаем только мы с тобой... - Ты так думаешь? Мы не первые, и не в этом веке сюда впервые попали земляне - может быть, тысячу лет назад... Возможно, многие древние легенды о путешествиях в таинственные миры основаны на реальных фактах, подумал он. Даже наверняка. Может быть, и Томас Лермонт, знаменитый бард из Эрсилдуна, - овеянная легендами, но реально существовавшая когда-то личность, - тысячу лет назад ходил по этим улицам. Почему об этом городе молчали побывавшие здесь тысячу лет назад, понятно: кто знает, вдруг та река крови, которую пришлось пересечь Томасу, уходя за королевой фей в ее страну, - всего лишь не очень сложная метафора, отражавшая дух определенных времен? - Но это же неправильно, - сказал он. - Сюда никак нельзя было пускать Кортеса, даже в прошлом веке следовало помалкивать, но сегодня-то - двадцать первый? - А здесь - не двадцать первый. Ты не подумал, что не нам рано приходить, а им рано встречать? - Вот это уже довод посерьезнее, - сказал Савин. - Но ведь непременно должны существовать и более близкие нам по возрасту миры? А то и ушедшие вперед? - Таких я не знаю, - сказала Диана. - Наверняка они есть, но там я не бывала. Хватит, ладно? А то рассержусь... Савин замолчал. Он никак не мог заставить ее выйти из той роли, которую она сама себе навязала. В чем-то он мог ее понять, в чем-то она была права, но - не в главном. И ничего нельзя было сделать... Танец сменился более быстрым, напоминающим старинный тулузский ригодон, образовался хоровод, но внезапно к фонтану прихлынула новая толпа - хохочущая, гомонящая, пускающая шутихи. Может быть, они только что приплыли. У них были свои музыканты, мелодии двух оркестров причудливо переплелись, хоровод рассыпался, возникла толчея, вызвавшая лишь новые взрывы хохота, - все перемешалось, Савин выпустил руку Дианы и тут же потерял ее из виду. Растерянно затоптался, оглядываясь, его окружила и дотащила за собой смеющаяся кучка парней и девушек, нимало не удивленных его одеждой, - сунули в руку новый кубок, уволокли прочь от фонтана. Он не мог сопротивляться - так подчиняло себе их бесшабашное веселье - и вскоре оказался далеко от фонтана, на какой-то другой площади. Там высилась посередине статуя всадника - на низком и широком пьедестале плясали, а самый отчаянный ухитрился взобраться на шею коня и размахивал шаром на длинной палке, испускавшим веера искр, прекрасных и необжигающих, как радуга. Здесь Савину удалось покинуть своих веселых похитителей. Он присел на каменное крыльцо расцвеченного яркими огнями дома, отхлебнул вина и поставил кубок рядом с собой на ступени. Прихватить его с собой? - мелькнула мысль. Но ведь ничего этим не докажешь - всего лишь кубок. Впрочем, и монеты, честно говоря, никого ни в чем не убедили бы - таинственные налетчики явно опасались в первую очередь его аппаратуры, а монеты, несомненно, прихватили, решив быть последовательными до конца в своей наглой лихости... Осторожно обходя танцующих, прошел и скрылся в боковой улочке черный зверь, как две капли воды похожий на одного из резвящихся там, на том берегу, на вересковых пустошах Шотландии. Никто не обратил на него внимания, словно и он был здесь равноправным гостем... Савин грустно смотрел на танцующих вокруг памятника, хотелось крикнуть им: "Ну что же вы прячетесь? Вам будут только рады!" Но и этого он не мог... Внезапно неподалеку от него возникла фигура в таком причудливом костюме и маске, что нельзя было даже по движениям понять, мужчина это или женщина. Поманила Савина рукой. - Вы меня? - немного растерянно спросил он. Фигура вновь призывно повела рукой, и Савин только сейчас увидел, что рядом с ней стоит предмет на треноге, чрезвычайно похожий на фотоаппарат, - правда, довольно старинный. Или на кинокамеру старой модели. Сердце захолонуло от радости. Он вскочил, но фигура отступила, сделала знак, несомненно означавший просьбу соблюдать определенную дистанцию, и пошла в боковую улочку. Савин шагал метрах в десяти сзади, послушно сворачивал вслед за своим таинственным поводырем в какие-то переулки, дворы, где уже не было ни веселых толп, ни карнавального фейерверка. Музыка осталась далеко позади, стала едва слышной. Фигура беззвучно скользила впереди, загадочный футляр висел на ремне у нее за спиной. Сердц