небольшую сумму наличными, вот и решил вместо вульгарного гусарства поместить сбережения в приличный бизнес приличного бизнесмена. Поскольку он приезжает только к вечеру, а ждать наш человек не хочет, нам с вами придется к нему поехать. Заберем деньги, сосчитаем, вернемся. Всего и делов. Ваша задача - держаться просто, радушно, естественно. Как-никак вы имеете дело с добрым знакомым и вкладчиком... Справитесь? - Справлюсь, - сказал Петр серьезно. - Сейчас вызову машину... - Э, нет! Туда ехать на "мерседесе" с сопровождением безусловно не стоит. Вы не против, если я обойдусь своими силами? Повторяю, эта встреча запланирована, просто из-за нетерпения нашего партнера придется ехать вам... - Попала собака в колесо - пищи, да бежи, - сказал Петр, вставая. - Ведите. Обходитесь своими силами. - Вы только предупредите Жанну, что пару часов будете заниматься с бумагами... Петр, чуточку заинтригованный, так и сделал. Фомич шустренько засеменил впереди него по широченному чистому коридору, они спустились этажом ниже, свернули в тупичок, оказались перед железной дверью с лаконичной табличкой "Спецотдел". Это была единственная дверь из виденных Петром в "собственном" офисе, где не отыскалось ни замочной скважины, ни устройства для магнитной карточки - имелся лишь электронный кодовый замок. Косарев проворно набрал девятизначный код, высветившийся на узком экранчике, потянул ручку. Быстренько захлопнул дверь за Петром. Они оказались в небольшой комнатушке без окон, где, правда, стоял стол с двумя стульями, но выглядели они так, словно ими не пользовались вообще с тех самых нор, как привезли из магазина. Голые стены, ни единой бумажки, вообще ничего. - Официально у нас тут хранятся наиболее важные бумаги, - пояснил Косарев, сразу же направляясь в угол. - А неофициально... Он нажал возле плинтуса носком туфли, и в стене отворилась замаскированная дверь, ведущая на узенькую, слабо освещенную лестничную клетку. Спокойно пояснил: - Как в старинном замке, знаете ли. И, между прочим, оказалось, очень полезное приспособление. Даже Земцов не знает, только ваш покорный слуга и... Пойдемте? - и первым стал спускаться. Петр шагал за ним, с любопытством озираясь. Он нисколько не тревожился - сумел бы в случае чего свернуть шею Фомичу, как курчонку... Спустились по лестнице, двинулись по узкому туннелю, где едва могли разминуться два человека. Было душновато и прохладно, над головой чувствовалась некая вибрация. "Так это ж мы под улицей идем, - догадался Петр. - Точно, судя но направлению движения, сначала спустились ниже уровня земли, потом оказались под проезжей частью". Наконец туннель - столь же слабо освещенный, неуютный - кончился, уперся в узенькую лестницу, поднимавшуюся к самой обычной двери. Десяток бетонных ступенек, не более. Косарев обогнал, повернул справа какую-то железную финтифлюшку, и дверь открылась. Сделав три шага, Петр оказался в самой обыкновенной квартире. Подошел к окну, в соответствии с нынешней русской модой для первых этажей украшенному железными решетками. Откинул занавеску и увидел напротив, через улицу, монументальное здание "Дюрандаля". Ага, вот они где... Недурно придумано. - Как вам это удалось? - не удержался он. - Пустяки, Павел Иванович. Когда строили здание, рыли столько канав... Даже рабочие не догадались. - А вы их потом, случайно, под туннелем не того... не закопали согласно старинной традиции? - Павел Иванович! - ужаснулся Косарев. - Да шучу я. шучу, - усмехнулся Петр. - Даже Дмитрий Донской, но слухам, своих мастеров, которые ему строили тайные ходы, потом... нейтрализовал. А ведь считается прогрессивной личностью... - Пойдемте, - сухо сказал Фомич, у которого с чувством юмора, Петр давно подметил, обстояло не ахти. Они вышли из подъезда, не привлекая ничьего внимания - с какой стати? Сели в стоявший на асфальтовом пятачке красненький "Запорожец". Косарев пояснил: - Идеальный вариант. Можно оставлять у подъезда хоть на неделю, никто и не польстится... Впрочем, помятый ветеран бежал довольно бодро, судя по ровному гулу мотора, с ним поработали неплохие механики. Водил Косарев неплохо. А еще, как очень быстро заметил Петр, неплохо умел проверяться, по всем правилам, классически. Они минут десять петляли по прилегающим улицам, два раза сворачивали во дворы, потом, сразу почувствовалось, Фомич убедился в отсутствии хвоста и целеустремленно погнал куда-то, насколько позволял движок красненькой табакерки. Еще через четверть часа патриарх автомобильного племени, чьи потомки нынче получили право гордо именоваться в России иномарками, свернул в неширокий проход меж двумя высоченными кирпичными стенами каких-то пакгаузов, осторожненько, как и подобает автоплебею, прижался к бетонному забору, уступая дорогу навороченной "тойоте", сделал еще несколько поворотов по грязному узкому лабиринту - и оказался перед воротами гаража, над которыми была укреплена неряшливо выполненная вывеска "Авторемонт". Выключив мотор, Косарев кивнул: - Пойдемте. Держитесь без излишнего панибратства, по-свойски. Будьте немногословны, как и подобает серьезному человеку, денег у него, пожалуй что, не меньше, но вы - легальный, а он не вполне... Петр вошел следом за ним в обширный ангар, освещенный мигающими лампами дневного света. Не похоже было, чтобы автосервис процветал - посередине торчала лишь белая "Волга" со снятыми передними крыльями, возле нее, опершись на дверцу, философски курил черноволосый кучерявый парень. При виде гостей он всмотрелся, сделал нечто вроде приглашающего жеста и принял прежнюю позу, Бережно держа дешевенькую сумку с каким-то угловатым предметом, Косарев уверенно направился в конец ангара, распахнул обшарпанную железную дверь. За ней обнаружилось помещеньице, и в самом деле напоминавшее контору крохотного автосервиса: груды ржавых запчастей, стопа лысых покрышек в углу, небольшой столик, заваленный бумагами и вовсе уж мелкими деталюшками. Из-за стола проворно вскочил мужчина, столь же черноволосый и кучерявый, как бивший баклуши слесарь, раскинул руки: - Паша, какая честь скромному заведению! Извини, ничем не угощаю - ну какой в этой дыре может быть приличный стол? Это уж потом, на природе... Не обижаешься? - Да что ты, пустяки какие, - сказал Петр, пожав протянутую руку. - Слухи дурацкие ползают, будто у тебя мозги перевернулись... Я, конечно, не верю: чтобы у тебя? Такие мозги? - И правильно делаешь, что не веришь, - усмехнулся Негр. - Сам знаешь, как продвигаются негоции. Похоже это на труды человека с перевернутыми мозгами? - Да ни капельки не похоже, Пашенька! - блеснул великолепными зубами чернявый. - Как же, газеты читаю, телевизор смотрю, там подробно растолковали про твой проект... - Ну, не только мой... - Твой, Паша, твой, не скромничай! Скажи по секрету: эту соску, Вику Викентьеву, можно позвать на достархан или ты на бедного цыгана обидишься? Петр, не без цинизма усмехаясь, глядя ему в глаза, помотал головой. - Намек понял, Пашенька! - энергично закивал цыган. - Идею свою снимаю, как идеологически невыдержанную и где-то даже, между нами говоря, волюнтаристскую... - Послушай, Баца... - нетерпеливо начал Косарев. Цыган, одним неуловимым движением оказавшись рядом с ним, процедил сквозь зубы: - Фомич, я когда-нибудь крепко рассержусь... Сколько раз было говорено? Это для друга Паши я - Баца. А для тебя, твое финансовое преподобие, я - Петре Георгиевич или господин Чемборяну, выбирай одно из двух, что твоей душеньке угодно, неволить не стану... - Не любишь ты меня, Петре Георгиевич, - вздохнул Косарев. Баца провел кончиком указательного пальца по густым смоляным усам, напоминавшим пышные беличьи хвостики: - Ты же не баба, Фомич, и не доллар, чтобы мне тебя любить... И не силовой орган, чтобы мне тебя не любить. Считай, что я к тебе равнодушен. Как ко множеству других вещей на нашей грешной земельке... И я для тебя - не Баца, усек? То-то. Ну что, Паша, пойдем заниматься скучными делами? - Пойдем, Баца. - сказал Петр. Втроем они пересекли ангар - при полнейшем равнодушии юного бездельника-слесаря, - вышли во двор и, пройдя метров двадцать, оказались перед воротами другого гаража, стандартными, ржавыми, но снабженными тремя довольно замысловатыми замками. Баца в две секунды отпер их разномастными ключами, вошел первым, повернул выключатель. Задом к ним стоял старый "Уаз", заслуженный фургончик темно-зеленой армейской раскраски, еще один ветеран советских времен. Отперев замок, Баца раздвинул обеими руками дверцы, бросил, не оборачиваясь: - Фомич, вон там, у верстака, розетка. Подключай свою технику. Понимаю, что возиться нам придется долго, но ты же сам, Паша, не возьмешь капусту ни на вес, ни по счету сумок... Всю заднюю часть фургончика занимали объемистые сумки типа "Верный друг челнока" - синие, черные, полосатенькие. Не без натуги Баца вытащил обеими руками ближайшую, машинально оглянулся на дверь, которую сам только что запер на два засова и серьезный внутренний замок: - Начнем с богом, Паша? Звучно раздернул длиннющую "молнию" сумки, обеими руками вытащил здоровенный целлофановый пакет. Сквозь него мутно проглядывали стянутые резинками пачки черно-зеленых долларовых бумажек. Косарев, установивший на верстак новехонькую купюросчетную машинку, выжидательно поглядывал на них. Опустив глаза, Петр убедился, что сумка набита битком. Целлофановые пакеты с заокеанской валютой лежали в ней тесно, как кирпичи на поддоне, и было их столько... Во что же это его втравили? - Давайте так, - предложил Баца. - Я подаю, Фомич считает и приходует, а ты, Паша, пакуешь обратно. Попашем конвейером, а то до утра провозимся... И началась стахановская работа. Баца подавал пухлые пачки, Косарев сноровисто освобождал их от резинок, засовывал в машинку, ставил на листочке палочки, крестики и квадратики, Петр снова перехватывал сосчитанные баксы резинками, упаковывал в пакеты, а пакеты утрамбовывал в сумки. Трудились без перекуров. Понемногу Петр втянулся, благо дело было нехитрое. Все трое вспотели, сняли пиджаки. Баца одет был так, что его в любой толпе могли принять за трезвого, но обнищавшего в ходе реформ заводского работягу, вот только на безымянном пальце правой руки у него в простеньком серебряном перстне посверкивал зеленый ограненный камешек размером с ноготь большого пальца здоровенного мужика. Петр уже не сомневался, что изумруд настоящий, - учитывая, сколько здесь баксов, дешевым стеклышком и не пахнет... В гараже было душно, за работой они ухитрились опустошить две двухлитровых бутылки "Спрайта". С какого-то времени Петр полностью перестал видеть в этом ворохе бумажек деньги как таковые - они сейчас ничем не отличались от тонны угля в котельной, которую следовало перекидать. Был у них особенный, ни с чем другим не ассоциировавшийся, непонятный запах - сотен рук, сотен кошельков и карманов, прилавков, обменок... - А ведь все! - возгласил вдруг Баца. - Перекурим, Паша? - Это сколько же мы перекидали? - вслух вопросил Петр. - Я тебе совершенно точно скажу, - ухмыльнулся Баца. - Двадцать лимонов в сотнях... Лимон весит пятнадцать кэгэ... Три центнера перелопатили. Но стоит того дело, Пашенька, стоит, яхонтовый... Двадцать миллионов долларов? Петр с трудом уместил в сознании эту сумму, - еще и оттого, что она располагалась в потрепанных сумках, в потрепанном "уазике", в зачуханном гараже... - А впечатляет, впечатляет! - хихикнул Баца. - Глаза-то стали зеленого отлива! Это тебе не по бумажкам проводить дикие суммы, тут оно все напоказ, на пуды и фунты... Прямо сейчас забирать будешь? - Желательно было бы завтра, - вмешался Косарев прежде, чем Петр подыскал ответ. - Так уж сложилось... - Это твое слово, Паша? - цепко воззрился Баца, определенно относившийся к Фомичу без всякого пиетета. Петр молча кивнул. - Значит, где-то им до завтра предстоит валяться... - вслух принялся размышлять Баца. - Ежели... И этак... Ага! Есть вариант. Сейчас закинем машину на верную стояночку, где никто и близко не подойдет. Но за эти сутки отвечаем, Паша, поровну. Так оно будет правильно, а? Перехватив взгляд Косарева, Петр кивнул: - Конечно. Так оно будет правильно... - Как скажешь, Паша... Можно тебя пока на пару слов? Цыган проворно откинул засовы, вышел на яркий солнечный свет. направился в глубь двора. Петр плелся следом, все-таки слегка подавленный грандиозностью суммы и тем, что ответственность ложилась на него. Наконец Баца остановился. Затоптав подошвой окурок, приблизил лицо: - Паша... Ты только на меня не держи обиды, ладно? - Какие обиды, Баца? - открыто глядя ему в глаза, сказал Петр. - Я тебе верю. Я, вообще-то, мало кому верю... Но у тебя, Паша, долгие годы складывалась репутация человека, который в таких делах не кинет. Потому и верю. - Он определенно подыскивал слова. - И все равно, ты меня пойми правильно... Тут не только мои лавэ, далеко не мои, люди собирали, вкупились... Если что-то пойдет не так, не только тебе конец, но и мне заодно. Такая уж игра, на полном доверии... - Баца, - сказал Петр елико мог убедительнее. - Ну что мне, на колени вставать? Землю есть? Все давно обговорили... Если не веришь, не стоило и начинать. - Пашенька! - цыган приобнял его за плечи, заглянул в глаза. - Да если бы не верил хоть на ноготок, не было бы никакого дела... Ты меня, главное, пойми. И не обижайся. Тяжелая сумма. Не моя. Сердце немножко не на месте... - Все будет в порядке, Баца, - сказал Петр. - По одной простой причине: вести дела честно, знаешь ли, выгоднее, чем мошенничать, обманывать и трястись потом зайцем... Не стоит оно того. - Золотые слова, Паша! - вздохнул Баца с видимым облегчением. - Не обиделся, значит? - Ни капельки. - Сердце что-то ноет, - цыган положил ладонь с перстнем на грудь, напротив помянутого органа. - Так и мозжит, проклятое. Тут сам поверишь во все эти цыганские штучки... - Это у тебя к погоде, - сказал Петр. - Да, надо полагать... Стареем помаленьку. Паш... Ты этого, - он кивнул в сторону гаража, - к лавэ не допускай, делай все сам. Очень тебя прошу. Не то чтобы я ему не верил, но глаза у него тухлые. Давай все сам, договорились? Пусть стоят сутки, пусть стоят двое, хоть неделю. Никто их там не тронет, моя стояночка, схваченная. Но только чтобы забрал их ты сам. Без Фомича... Идет? - Идет, - кивнул Петр. - Тогда - по коням? Он распахнул ворота, выгнал "уазик" из гаража, лихо развернулся на тесном пятачке. "Запорожец" поехал следом. С четверть часа они ехали, скрупулезно соблюдая правила, как и положено двум столь дряхлым и непрезентабельным машинешкам. В конце концов "уазик", загодя помигав сигналом поворота, свернул на автостоянку - самую обыкновенную, ничем не примечательную. Белая собака лениво побрехала на них из будки в углу, забралась в свое хлипкое жилище и задремала. Из высокой будочки спустился еще один соплеменник Бацы, вежливо поклонился Петру, прижав ладони к груди, отошел с загадочным цыганом подальше. Говорили они недолго, совершенно спокойно. Баца загнал "уазик" меж "пятеркой" и "Газелью" со смятым левым крылом, тщательно запер все двери. Подошел, протянул ключи Петру и заговорил так, словно вместо Косарева перед ним был лишь загазованный воздух: - Все устроилось, Паша. Ребята головой отвечают. Тебе они машину отдадут без звука, вместе с бумажками, чтобы у тебя не случилось проблем, когда поедешь... Только тебе, кому-то другому бесполезно и приезжать - зарежут... Шучу. Зарезать не зарежут, но машину ни за что не отдадут, вдобавок и побить могут... Больно. Косарев поджал губы. Не обращая на него внимания, Баца крепко пожал руку Петру, оскалил в прощальной улыбке великолепные зубы и медленно махал рукой, пока "Запорожец" не отъехал. - Что-то вас мир не берет... - сказал Петр. - Пустяки, - отозвался Косарев сварливо, с ноткой оскорбленной гордости, которую скрыть полностью все же не удалось. - Буду я обращать внимание на всякое животное... Клиентов, к сожалению, не выбирают, милейший Павел Иванович, в этом финансист схож с гинекологом. - А откуда у него столько денег? - спросил Петр. - Или это секрет? - Знали бы вы, сколько денег, словно бы и несуществующих, странствует по Руси великой... - Помолчав, он все же снизошел до объяснения: - Бензин. Автозаправки. Удивительно даже, какие деньги можно накопить за пару лет на примитивной горючке... - Вообще-то, за последние четыре недели я разве что от утюга не слышал, насколько респектабельна, безупречна и законопослушна фирма "Дюрандаль"... - сказал Петр. чтобы легонько позлить лысого. - Только утюг да электрочайник молчали, все остальные электроприборы вещают об этом на всех волнах... - Мы и есть респектабельны и безупречны, - отрезал Косарев. - А вот проект... Я не хочу сказать, будто с ним что-то не то. Но так уж устроена жизнь, милейший, что в масштабных проектах сплошь и рядом вертятся... ну, не преступные, однако ж левенькие деньги. Потому что самые честнейшие проекты нуждаются в некой смазке наличными. Вам не доводилось об этом слышать? - Слыхивал. - Вот видите. Не мы эти правила выдумали, а посему не стоит корчить из себя святош. Цель-таки сплошь и рядом оправдывает средства... Что вы ухмыляетесь? - Знаете, что мне пришло в голову? - мечтательно сказал Петр, - Двадцать миллионов баксов - умопомрачительная сумма. Вы не боитесь. что я с ними сбегу? Если дать вам сейчас по голове монтировкой, свидетелей не останется. От этого потомка конокрадов как-нибудь спрячусь... - Казарменный у вас юмор, - огрызнулся Косарев. - Вот то-то и оно, - развел руками Петр. - Ну, а все-таки? Не боитесь? - Павел Иванович, у вас все равно не получится. Убежать, предположим, сможете, а потом? Я никоим образом не хочу вас оскорбить, но вы с такой суммой не справитесь. Не ваше оно... Вам для полного счастья нужно гораздо меньше. - За Балаганова меня держите? - Ну что вы. - усмехнулся Косарев. - Причем тут Балаганов? Эти деньги - не ваша сумма. Вы не сумеете с ней обращаться. Даже если ухитритесь сбежать и благополучно замести следы. Есть суммы, достаточные для удовлетворения потребностей, пусть и высоких. - и есть суммы, которыми могут управлять достойно только дельцы. - И нелегальными тоже? - Нелегальными - тем более. Правда, я предпочел бы другую терминологию - "нефиксированные деньги". - Здорово, - сказал Петр. - Сами термин придумали? - Да вот, знаете ли... Деньги, которые нигде не фиксируются. Очень точно отражает суть проблемы. - А главное, звучит благолепно? - Не без этого, милейший, не без этого... В общем, вы заберете машину со стоянки, когда он скажет. У меня пока что нет на сей счет точных инструкций. - Яволь, - сказал Петр. - Слушайте, я смогу с ним увидеться сегодня вечером? - Конечно. Ему тоже не терпится с вами поговорить. Я вас опять доставлю тем же путем - чтобы не возбуждать любопытство посторонних. Просто засидитесь в офисе допоздна, никто и не удивится... Глава восьмая ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА Вслед за Косаревым он поднялся на четвертый этаж стандартной серой "хрущевки" - не на окраине города, но довольно далеко от центра, район не из респектабельных. Косарев открыл дверь своим ключом, предупредительно посторонился. Петр прошел в комнату. Шторы были полузадернуты, царил полумрак. В первый момент он едва не отшатнулся - человек, вставший ему навстречу из продавленного старомодного кресла, чертовски напоминал уэллсовского человека-невидимку в его классической версии: голова и лицо сплошь замотаны чистыми бинтами, так, что для обозрения доступны лишь кончик носа и рот. Нос, слава богу, все же не картонный, каковой вынужден был употреблять невидимка... - Ну, что таращишься, ваше степенство, господин Савельев? - весело спросил забинтованный Пашкиным голосом. - Падай. Коньячку хочешь? - Что с тобой? - встревоженно спросил Петр, плюхаясь в другое, столь же продавленное кресло. - Пустяки, Петруччио. Такое, что и стыдно сказать. Когда в столице переделал все дела, поехал с мужиками расслабиться на бережок уединенного озера, разумеется, с табличкой "Только для белых". И на радостях, что дела у нас обоих идут отлично, нажрался так, как давно не надирался. Классическая "асфальтовая болезнь". Только вместо асфальта были лодочные мостки. Видел бы ты, как я по ним мордой проехался... Давненько так не позорился, - голос брата был бодр и весел, без малейшей удрученности. - Ну и черт с ним... Бывает. Видел бы ты, как я назад летел - сначала даже в самолет не пускали, паспорт-то я предъявил, а вот вместо живого оригинала паспортной фотографии имело место нечто сюрреалистическое... Даже разматываться пришлось. Пропустили. - Ничего серьезного? - Пустяки. Просто ободрало физиономию так, что обратный обмен в любом случае делать рановато. Разве что придется еще какую-нибудь аварию изобретать... Ну, ничего. Во-первых, еще рано мне вертаться, а во-вторых, - глаза в щелях повязки лукаво блеснули, - а во-вторых, сдается мне, что ты не прочь побыть мною еще немножечко... Петр оглянулся на Косарева. - Фомич, - сказал Павел. - А поболтайся-ка ты по двору, за машиной присмотри, чтобы не угнали. Найдется какой-нибудь извращенец, покусится на твой "Запор"... Если есть маньяки-геронтофи-лы, почему бы не быть автомобильным ворам-извращенцам? Погуляй! Не прекословя, Косарев покорно направился в тесную прихожую. Щелкнул замок. - Ну, рассказывай, - сказал Пашка, наполняя рюмки. - Дела идут... - Петруччио... Плевать мне на дела! Что происходит в конторе и вокруг, я и так знаю. Фомич успел дать обстоятельный отчет. Здесь - никаких сложностей. - Черский ни в какую не хотел подключаться... - Ну и хрен с ним, - сказал Пашка. - Без нервных обойдемся. - Ты бы меня предупредил в свое время, что к его супруге подходить не рекомендуется... - Петюнчик, извини, не мог же я рассказать тебе всю мою жизнь... Он что, опять танец ревности плясал? И как? - Пустяки, обошлось, - сказал Петр. - Разошлись, как в море корабли. Меня другое волнует. Фомич тебе не мог не рассказать о двух покушениях... - Какие это покушения? Смех один... - Тебе, может, и смех, - сердито сказал Петр. - А в меня, знаешь, палили по-настоящему. И даже два раза. - Петруччио, ну ты же военный, в конце концов, хоть и штабист. Надеюсь, рыжей ничего лишнего не наболтал? - Как я ей мог что-то наболтать, если представления не имею, кто все это устроил? - Резонно, - серьезно сказал Пашка. - Так вот, могу тебя обрадовать: с покушениями покончено навсегда. Можешь не волноваться. Я, едва прилетел и узнал, быстренько принял меры. Митька с Фомичом все обтяпали. - Они что... - Петруччио! - расхохотался Пашка. - Ты за кого их держишь?! Никто никого не убивал. - Объясни хоть... - Бога ради, - сказал Пашка. - Понимаешь, был у меня тут романчик с одной... А муженек у нее вроде тебя, вояка с двумя просветами. Только тебя проводили с почетом, пряжку дали, а его выперли с позором за дискредитацию или что-то вроде этого, от безденежья понемногу приторговывал казенным имуществом. Не тем, что носят на ногах или на голове. а тем, что бахает и бухает. Уличить не смогли, за руку не схватили - вот и предпочли от греха подальше выгнать якобы за алкоголизм... У вас ведь такое бывает? - У нас и не то бывает... - сумрачно сказал Петр. - Ежели между своими... Так это он и выделывался? - Я же тебе и объясняю... Он, гаденыш, вместо того, чтобы по-мужски попытаться набить мне морду, решил потребовать за рогатость денежную компенсацию. Аккурат за день до того, как ты в Шантарск приехал. Я его, разумеется, послал - телкам я иногда плачу, но вот платить мужьям-рогоносцам не намерен, это, по-моему, форменная дикость. Прости, что так получилось, но я никак не думал, что этот чудик устроит триллер с пальбой... Пугал, сволочь этакая. Стрелок-то он отменный при всей своей гнилости, этого у него не отнимешь, ты сам, наверное, оценил? В общем, когда Митя к нему приехал, он как раз сочинял эпистоляр типа "Положите сто тысяч долларов под третью урну справа, иначе всех убью, один останусь..." Только недооценил он меня, собака, недооценил... Фомич ему быстренько обеспечил буйное отделение в психушке - и раньше чем через месяц не выйдет, да и полгода еще после лечения будет ползать, как черепаха. Ты его не жалей, у него мозги и впрямь набекрень, можешь мне поверить... Вот и вся разгадка. Успокоил я тебя? - Успокоил,- кивнул Петр. Он лгал самым беспардонным образом. Что-то здесь было не так. Все вроде бы гладко и связно, но в Пашкином тоне ухо определенно чувствовало фальшь. На протяжении всего рассказа. Петр был стопроцентно уверен, что не ошибся. Врал Пашка, как сивый мерин... Но зачем? И в чем разгадка? - Значит, с покушениями кончено? - Совестью клянусь! - приложил Пашка руку к груди. - Ты лучше расскажи, как там дома, интересно же... С Катькой, я так понимаю, у вас форменный ренессанс пламенных чувств? Да ладно, ладно, что набычился? Я за тебя попросту рад, вот и все. Мне она давно встала поперек души, а вот у тебя с ней, надо же, любовь, да еще, судя по твоей счастливой роже, надо полагать, обоюдная... А в театр сходить, правда, не тянет? Все, умолкаю! - Сколько мне еще тобой прикидываться? - Дай подумать... Недели две, Петруччио. Справились мы с тобой раньше, чем планировалось... но пару недель тебе еще придется потерпеть. Пока морда у меня не заживет, пока не кончится вся суета вокруг проекта. Выдюжишь? По физиономии вижу, что выдюжишь с превеликой охотой - возле Ка-тюхи-то... Ты, кстати, не придумал еще, как с ней потом уладить? - Времени не нашлось, - честно признался Петр. - То одно, то другое... Может, вдвоем подумаем? - Обязательно. Чуть погодя. Когда все будет подписано и начнется рутинная работа, не требующая вмешательства господина Савельева, неважно, право, которого... Вот тогда мы с тобой сядем за стол и не встанем, пока железный план не разработаем... Лады? Расскажи лучше, как ты с Бацой денежки считал... - А что рассказывать? - пожал Петр плечами. - Триста килограммов долларов, только и всего... - Браво, брательничек! Врастаешь... Ты не думай. Баца нормальный мужик. Ну, завелась у человека неучтенка, сделанная на бензинчике... - Я знаю. Мне Фомич подробно объяснял про неправедные деньги, служащие праведным целям... Пашка подался вперед и хлопнул его по колену: - Петруччио, смак в том, что именно так оно и обстоит... По крайней мере, лично мы с Фомичом по большой дороге с кистенем не бродим. И никого не посылаем бродить. А вот состояньица кое-кого из тех, кого потом чинами жаловали и медали на шею вешали, из смутных источников произошли.:. Думаешь, только в доброй старой Англии пираты на склоне лет джентльменами становились и награбленные капиталы в мануфактуры вкладывали? Кой у кого из наших Третьяковых и прочих там Морозовых предки как раз кистенем и промышляли. В "Угрюм-реке", мне один доцент рассказывал, чистая правдочка написана, даже конкретные фамилии шантарские называл... Так что денежки Бацы, считай, не такие уж и грязные... - Когда мне их забрать? - Придумаем, - сказал Пашка. - Пусть пока полежат, тут один мэн подъехать должен, он ими и озаботится. Никуда они со стоянки не денутся, там все ребята - либо племяннички Бацы, либо иная кровная родня, народ верный... Я тебе брякну, когда нужно будет. Ты тоже запиши номер вот этого мобильничка, я теперь постоянно буду в Шантарске обитать. При нужде моментально созвонимся. Кстати, - спросил он словно бы небрежно, но Петр легко уловил нотки тревожного интереса, - что это за "дипломат" ты в кабинет приволок? - Что, за мной и на фирме надзирают? - Да брось ты. Просто Фомич забирал картины, вот и наткнулся на непонятный "угол"... "Интересно. - подумал Петр. - "Дипломат" появился в кабинете уже после того, как Фомич забрал картины". - С "дипломатом" вышел форменный детектив, - сказал он самым естественным тоном. - Позвонила какая-то Полина, потребовала срочной встречи. Я, естественно, приехал - ты про нее ничего не говорил, мало ли что... А она мне объявила о полном и окончательном разрыве, кинула под ноги "дипломат", заявив, что не намерена больше держать у себя "мои" шмотки... Ну, я и забрал. А что оставалось делать? Поставил в заднюю комнатушку, пока ты на горизонте обозначишься... - И правильно, - подумав, сказал Пашка. - Документы там пустяковые, пусть валяются... Фомич потом заберет. Значит, решила нас бросить, стерва? - Тебя, братан, - усмехнулся Петр. - Я с ней единственный раз общался... - А, какая разница... Ну и хрен с ней. На свете таких Полин... Ну ладно... Я вынужден констатировать, Петруччио, что ты с заданием справляешься прекрасно. Благодарность от командования. Держи премию. тут тысчонка баксов. Да не жеманься ты, тебе еще и Вике интервью давать, и Жанне на булавки подкинуть надо... В чем, в чем, а в телках недостатка не испытываешь, а? Скажи братухе спасибо... - Вот, кстати, - сказал Петр. - Есть еще одна тема, напрямую, правда, с сексом не связанная, но, я бы сказал, где-то близкая... Этот снимочек я у тебя в столе нашел. Дома, в кабинете. Чисто случайно, искал твои ордена для съемок, телевизионщики ж от меня потребовали быть непременно в орденах... Эт-то как понимать? Катя могла наткнуться... Пашка рассматривал снимок обнаженной Нади, сидящей на широком подоконнике в небрежной позе, поворачивал так и этак. К великому сожалению Петра, наблюдать за выражением лица бра-тельничка было невозможно по причине бинтов. Фотографию эту, разумеется, он не в столе нашел, а отложил, одну-единственную, когда отдавал конверт и негативы Наде. Хотел понаблюдать за реакцией Пашки, но вот бинтов совершенно не предполагал... - Ах, вот оно что... - досадливо сказал Пашка. - А я-то думал, что спалил или выкинул, забыл совсем... - Откуда это взялось? - А это ты у соплюшки спроси, - отрезал Пашка. - Я, знаешь ли, не рискнул. Чтобы не вторгаться в интимные тайны юного создания. Вот так же, чисто случайно, наткнулся. Хотел поговорить с Катей, да недосуг было. Я так предполагаю, соплячка себе завела сердечного дружка - настолько сердечного, что балуются на досуге фотографией. Что смотришь? Нынешняя молодежь в этом возрасте все университеты прошла... - Он небрежно скомкал снимок и сунул себе в карман. - А может, и не стоит с Катькой обсуждать? Еще расстроится, Надьку все равно от этих забав не оттянешь, раз уж начала где-то на стороне личной жизнью баловаться... И вновь его голос звучал спокойно и естественно, но Петр снова чуял фальшь. К тому же имел все основания полагать, что объясняется все немножко по-другому... - А как мне с рыжей быть? - спросил он. - Ведь так и вьется вокруг. Открытым текстом заявляет, что я, по ее мнению, о чем-то серьезном умалчиваю, со следствием не сотрудничаю, хотя знаю прекрасно, кто в меня палил, и вообще... - Да плюнь ты на нее, - сказал Пашка. - Походит и перестанет. Голубчик наш месяц будет куковать в психушке, следов никаких, менты к нему и близко не подберутся. В конце концов отправят дело в архив... Мы с тобой, братан, сейчас на такие высоты вскарабкались, что никаких рыжих не стоит опасаться. Даже если и почует что-то неладное, нестыковки какие-то вычислит, все кончится пшиком. К тебе-то у нее никаких претензий нет и быть не может, и позиция твоя неуязвима. Об этом и не думай, не трать нервные клетки. Лучше соберись, главное близится. Тот самый великий миг. И все будут при своем интересе - я, ты, еще куча народу... Ну что, все проблемы обкашляли? - Да вроде... - добросовестно припомнил Петр. - Хотя... Вроде бы и говорить об этом неудобно, такие вопросы полагается решать меж мужиками с глазу на глаз, но я как-никак - ты... - А что такое? - Твой Елагин, знаешь ли, оборзел. Пристает к Кате в открытую. Настолько, что об этом треплется вся контора. Земцов мне принес сводку слухов и сплетен, и там это -- на первом месте... - Так... - судя по положению головы, сплошного шара из бинтов, Пашка призадумался. - С одной стороны, парнище мне необходим. С другой, такое без последствий оставлять никак не годится, тут ты прав, правильно сделал, что сказал... Сейчас подумаем... А, что тут думать! Сделаем так: если он еще раз что-то себе позволит, ты его самым официальным образом уволишь. Приказ издашь, все, как полагается. А потом я его назад возьму, когда вернусь. Парнишка-то, в принципе, неплохой, работничек полезный, только заигрался немного по молодости лет, действительность от сцены плохо отличает... В общем, если что - увольняй. Фомич поспособствует. Пока мною будешь ты, пусть погуляет вдали от конторы, так даже лучше... ...Спускаясь по лестнице, Петр испытывал странное чувство, которое он сейчас даже не брался определить однозначно. Эдакая помесь неудовольствия с беспокойством. Все вроде бы оказалось в порядке, все решено, все проблемы сняты, но что-то саднило и зудело в глубине души, некое ощущение неудобства, неправильности, нестыковок... Во дворе мирно стоял "Запорожец", Косарев возился с мотором - взглянуть со стороны, простецкий пенсионер, всю жизнь без особых затеи и запросов оттрубивший слесарем или каким-нибудь бульдозеристом... - Поехали? - громко сказал Петр. Фомич едва не стукнулся головой о задранный капот, с грохотом его захлопнул: - Напугали... - Нервишки жалят? - доброжелательно поинтересовался Петр. - Тут любой от неожиданности... - огрызнулся Косарев, но не стал углублять тему, послушно уселся за руль. - На фирму? - Не совсем, - сказал Петр. - Предварительно мы заедем еще в одно место, вы подождете, а я на четверть часика исчезну... - Это куда? - Фомич... - поморщился Петр с многозначительным видом. - Я же вам говорил - у нас есть свои секреты... - Он накануне старательно изучил план Шантарска и потому уверенно сказал: - Отвезете меня на угол Кутеванова и Западной, высадите там, постоите, пока я не вернусь... - Как прикажете, - угрюмо отозвался Фомич. И довольно быстро доставил к указанному месту - карга не соврала, там и в самом деле оказался заросший скверик с чьим-то потемневшим бюстом посередине. Как Петр ни приглядывался, опознать неизвестного не удалось, и, поскольку тот не походил на канонизированные, классические образы великих, являлся, надо полагать, третьестепенной, чисто местной знаменитостью. Ну и черт с ним... Карта картой, но ориентироваться на местности - совсем другое дело. Прежде всего, на плане города не указано, какая сторона улицы четная, какая, соответственно, - наоборот. И Петр, вылезши из "Запорожца", едва не лопухнулся, направился было не в ту сторону, но тут же сделал вид, будто заинтересовался прессой в киоске. Таращась на цветные фото дорогих шлюх и дешевых политиканов, украшавших обложки газет и журналов, краем глаза наблюдал за машиной. Косарев смотрел в его сторону в зеркальце заднего вида, но из "Запора" предусмотрительно не вылезал. К тому времени Петр, пошарив взглядом как следует, наконец-то обнаружил четную сторону улицы. Что ж, почти угадал точку десантирования... Энергичным шагом, создавая у любого наблюдателя впечатление, будто без оглядки спешит к близкой, конкретной цели, направился во двор, где с радостью усмотрел узенький проход меж гаражами и трансформаторной будкой из обшарпанного кирпича. Куда и юркнул. Из своего укрытия он видел, как во дворик, запыхавшись, влетел Фомич - сука такая, а если бы я и в самом деле выполнял Пашкино задание? - растерянно потоптался, не обнаружив предмета слежки, но потом, очевидно, сделал первое пришедшее в голову заключение: что Петр успел нырнуть в который-то из ближних подъездов, а посему дальнейшая беготня бесполезна. И Косарев, уже не озираясь, не пробуя никого расспросить, понурившись, побрел назад, в сторону своего железного одра. Из педантизма Петр выждал еще пару минут, после чего вернулся во двор и, не забывая столь же бдительно проверяться, свернул вправо. Пройдя мимо трех старых однотипных домиков - скверно оштукатуренные кирпичные двухэтажки сталинских времен, - нырнул в подъезд четвертой. Так, искомая квартира - на втором этаже... Прижал пальцем кнопку старенького звонка, в квартире тягуче задребезжало. Чуть позже раздались неторопливые шаги, дверь открыла девица в черных джинсах и черной футболке навыпуск, крашеная блондинка из разряда стандартных, не обремененных ни особым шармом, ни особой уродливостью. Вся она была какая-то то ли заторможенная, то ли невыспавшаяся - уставилась на него без единого слова, слегка покачиваясь. - Я по поводу Марушкина... - осторожно начал Петр. Она отступила на шаг, бросила: - Проходите, - и, небрежно захлопнув дверь за его спиной, с той же неторопливостью поплелась следом. С первого взгляда стало ясно, что Петр угодил по нужному адресу. Дичайший беспорядок был не простой, а творческий, к коему следовало относиться снисходительно: есть разница между залежами пустых бутылок вперемешку с нестираными рубашками и грудами рам, картонов, холстов на рамах, холстов, свернутых в небрежные рулоны, тюбиков с красками... Впрочем, энное количество бутылок и пара грязных рубашек все же и здесь присутствовали. Девица прошла мимо него со скоростью испуганной черепахи, плюхнулась на низкий диван, опустив руки, уставилась куда-то в стену. Потом, не глядя, протянула руку в сторону, взяла с пола початую бутылку водки "Воевода" и надолго прильнула к горлышку со сноровкой, заставившей Петра Взглянуть на нее не без понимающего уважения. Пожалуй, от первоначальной мысли насчет наркотической природы ее заторможенности следует отказаться: наркоманы свою отраву со спиртным практически не совмещают, это во-первых. Во-вторых, футболка у нее без рукавов, и сразу видно, что руки не исколоты. Конечно, наркотик еще не обязательно впрыскивать посредством "баяна", но все химические запахи, витавшие в квартире, имеют своим происхождением исключительно инструментарий живописца. Нет, положительно, не "шаровая". - Вы откуда? - без интереса спросила девица. - Опять из райотдела? - Не совсем, - осторожно ответил Петр. - Городское угро, что ли? - Ну, не совсем... - А может, вы вообще не мент? - Не он. - И не чекист? - Нет, - сказал он. - И не налоговик, и не цэ-рэушник... Я, знаете ли, заказчик. Марушкин мне кое-что обещал... Буквально пару дней назад, должен был засесть за работу... - Все, месье заказчик, - сказала девица. - Он не засел, он залег... - Куда? - На Кагалык. - Я могу его там найти? - Запросто. - Адрес вы помните? Отхлебнув очередную порцию, девица подняла на него потухшие глаза: - Циник или нездешний? - Нездешний, - сказал Петр, уже чуя по ее тону что-то совсем нехорошее. - Кагалык - это кладбище, - тоном автоответчика мобильной связи, равнодушно сообщающего, что данный абонент находится вне пределов досягаемости, сообщила девица. - Наверное, уже доехали... Сколько сейчас? Точно, доехали. А меня не взяли бы, бесполезно было и проситься. - Она то ли всхлипнула, то ли попыталась невесело засмеяться. - "Шнурки" у него чересчур уж правильные. Думают, если он меня рисует голой, то я обязательно шлюха и наркоманка. А я дури сторонюсь, две подружки подсели, насмотрелась... Только им, козлам, не объяснишь... Они и так на меня заявы настрочили, куда только в голову пришло. Два дня хату перерывали. И районщики, и городские. И не нашли ни хрена. Так им же не докажешь, козлам... - она звучно присосалась к горлышку. - Что с ним случилось? - Героин, - сообщила девица, рыгнув. - Дикая передозировка. Менты, похоже, не врут, один там был, на человека похож, он мне давал протокол читать... Не прут. Стал бы