возьми! -- рявкнул великан Каюзак. -- У меня чешутся руки вышибить там дверь и... Его прервал отчаянный, полный смертельного ужаса вопль, раздавшийся в доме, который д'Артаньян только что покинул. Не теряя ни мгновения, ничего еще не соображая толком, гасконец apnqhkq назад. Навстречу ему, оглушительно топоча, несся слуга, не то что стряхнувший -- сонливость, а бодрый и проворный, как сто чертей. Завидев д'Артаньяна, он отбросил окровавленный кинжал, повернулся и кинулся вверх по узкой кривой лестнице. Д'Артаньян вломился следом за ним в прихожую, но далее преследовать не стал, кинувшись к распростертому на полу Пишегрю в испятнанной кровью несвежей рубашке. Опустился рядом с ним на колени и поднял его голову. И с первого взгляда определил, что помощь тут не поможет, -- перед ним было безжизненное тело. Вскочив, он бросился в комнату маркиза и, увидев распахнутое настежь окно, не колеблясь, выпрыгнул на улицу тем же путем, каким только что проследовал убийца. Ну да, так и есть: слуга сломя голову несся в сторону церкви Сен-Северен, где у него были все шансы затеряться в паутине переулков. Д'Артаньян помчался следом, вопя: -- Стой, мерзавец! Стой, кому говорю! Беглец, бросив на него через плечо испуганно-злой взгляд, наддал, как вспугнутый заяц. Сообразив, что кричит зря -- кто в таких случаях остановился бы? -- д'Артаньян вспомнил другой более надежный способ и заорал что было сил: -- Держи вора! Лови его! Держи вора! Призыв к подобному развлечению испокон веков будоражил кровь не одних лишь парижан. Пожалуй, мало сыщется на земле людей, в ком не взыграет азарт охотника, особенно если учесть, что всякий, кто гонится за вором, каков бы ни был в обычной жизни, становится на короткое время словно бы полноправным блюстителем закона и порядка... Ничего удивительного, что все, кто находился поблизости, восприняли крики д'Артаньяна, как обученный конь под рейтаром -- рев боевой трубы. Добровольные помощники хлынули со всех сторон, вопя и сталкиваясь, еще плохо представляя себе, кого именно следует ловить из находившихся на улице, -- и гасконец с радостью увидел, что бегущий шарахнулся от выскочившего ему навстречу здоровенного мясника, сбился с аллюра, метнулся в сторону, в переулок, теряя драгоценное время на петлянье меж преследователями... И припустил быстрее, придерживая немилосердно колотившую его по ногам шпагу. По булыжной мостовой загрохотали подковы -- гасконца обогнали конные де Вард и Каюзак, вихрем летевшие прямо на толпу брызнувших во все стороны добрых парижан. Проносясь мимо бегущего, Каюзак опустил ему на темя свой увесистый кулак -- и убийца кубарем покатился по мостовой, пока его не остановила тумба на углу. Добежав наконец, д'Артаньян опустился на корточки и воскликнул недовольно: -- Черт возьми, вы его прикончили, Каюзак! -- Да ничего подобного, -- пробасил великан, проворно спешиваясь. -- Самый живучий на свете народ, д'Артаньян, -- как раз убийцы. Можете мне поверить, я их столько перевидал... У каждого из них душа гвоздями к телу приколочена, тот, кто отнимает чужую жизнь, за свою цепляется, как за спасение души... -- По-моему, он прав, -- поддакнул де Вард, присмотревшись внимательно. -- Мерзавец живехонек... Эй ты, вставай! А вы все разойдитесь, живо! -- обернулся он к столпившимся вокруг зевакам. -- Служба кардинала! Кому неймется от любопытства, может потом навести справки в Бастилии! После этих слов -- и при виде красных плащей -- толпа стала редеть, хотя кое-кто, уходя, и бормотал себе под нос нечто такое, wrn вряд ли позволяло зачислить этих буржуа в ряды кардиналистов. Как бы там ни было, но переулочек быстро опустел. -- Эй ты! -- рявкнул д'Артаньян, бесцеремонно поднимая слугу за шиворот с мостовой. -- Хватит притворяться! Ишь, глазами хлопаешь! Зачем ты убил маркиза? Слуга смотрел на него затравленно и зло, и этот взгляд убедил гасконца, что дело определенно нечисто, простым подкупом его, пожалуй что, не объяснить... -- Позвольте-ка мне, д'Артаньян. -- Каюзак бесцеремонно отобрал у него пленника и встряхнул его, как куклу. -- Слушай внимательно, я тебе сейчас объясню, как это делается на войне... Вон там -- лавка канатчика, видишь вывеску? Сейчас я пошлю слугу раздобыть у него добрую веревку и вздерну тебя на этих вот воротах не хуже мэтра парижского палача. Мне, знаешь ли, не раз приходилось на войне вздергивать шпионов и разных там гугенотов... На войне палачей нет, приходится самим справляться... Ну, что уставился? Ты слишком незначительная персона, чтобы определять тебя в Бастилию или хотя бы к ближайшему комиссару. Сами управимся. Или ты решил, что у людей вроде них будут неприятности из-за такой твари, как ты? Эй, Эсташ! -- повернулся он к своему слуге. -- Беги к канатчику за веревкой! -- Сударь, помилосердствуйте! -- отчаянно завопил убийца. -- Я расскажу все, что потребуете! -- Ага! -- удовлетворенно воскликнул Каюзак. -- Так и знал, что старые способы -- самые верные! Мотайте на ус, д'Артаньян: когда будете на какой-нибудь войне, вспомните, что нет лучшего приема развязывать языки! Ну, говори, мерзавец, кто тебе платит! Не мог же ты заколоть своего старого хозяина просто так. -- Антуан мне велел присматривать за ним, и, если он кому-то проболтается... -- Какой еще Антуан? -- Мой брат... Он служит в доме герцогини де Шеврез... в том доме, который она использует для... -- Подождите, Каюзак, -- вмешался д'Артаньян. -- То-то этот мерзавец мне кого-то явственно напоминал... Теперь я вижу, что фамильное сходство и в самом деле имеется, и несомненное... Должно быть, этот молодчик крайне высоко ценит родственные узы, если ради них решился на подлое убийство... Это тот самый дом, понятно вам? -- Улица Вожирар, семьдесят пять? -- догадался де Вард. -- Именно! -- ликующе воскликнул д'Артаньян. -- Позвольте, Каюзак, теперь я сам с ним побеседую, ибо предмет беседы мне близко знаком... Эй ты, как тебя зовут? -- Франсуа... -- Этот господин не шутит, Франсуа, -- сообщил д'Артаньян. -- Ничуть. Мы тебя и в самом деле вздернем в два счета -- кто станет отбивать у нас схваченного на месте преступления убийцу? Наоборот, добрые парижане из любви не столько к закону, сколько к увлекательным зрелищам еще и помогут нам как содействием, так и дельным советом... -- Господи, я же сказал! -- взвыл слуга. -- Во всем признаюсь, только помилуйте! Дайте слово дворянина! Они переглянулись, и д'Артаньян, видя на лицах друзей молчаливое одобрение, решительно сказал: -- Черт с тобой. В конце концов, покойный Пишегрю был редкостной скотиной, и при известии о его преждевременной кончине вся парижская полиция вздохнет с облегчением... Даю слово дворянина, что отпущу тебя на все четыре стороны, если ответишь на все вопросы... и если нам поможешь, -- добавил он предусмотрительно. -- Что хотите, сударь! Лишь бы не повредить Антуану... -- Да кому он нужен, твой Антуан! -- пренебрежительно махнул psjni д'Артаньян. -- Меня интересует дичь покрупнее... Ты подслушивал -- значит, все знаешь... Тебе, часом, незнаком этот англичанин по имени милорд Винтер? -- Отчего ж незнаком... -- проворчал слуга. -- Антуан сказал мне, что милорд ищет проворного человека, который смог бы организовать убийство кого-то там неугодного, ну, я сразу и подумал про своего хозяина. Уж он-то за такие дела брался без колебаний, заслышав звон золота... Я и Антуану услужил бы по-родственному, и мне самому перепала бы пара пистолей... Словом, он меня свел с англичанином, а уж потом я привел туда хозяина, и они договорились... Милорд мне щедро заплатил -- не столько за услугу, сколько за то, чтобы я присматривал за хозяином и, вздумай он кому-то выдать милордовы секреты... -- Бедняга Пишегрю, -- сказал д'Артаньян без особого сочувствия. -- В конце концов он нарвался на подобного себе прохвоста, пусть и самого подлого звания... Погоди-ка! Вряд ли наш милорд покинет Париж, пока окончательно не удостоверится, что со мной покончено... Бьюсь об заклад, он и сейчас обитает на улице Вожирар! -- В самую точку, сударь, -- проворчал слуга. -- Вы ему крепенько насолили, я сам слышал, как он говорил, что не уедет отсюда, пока не полюбуется на вашу могилу. Англичане, да будет вашей милости известно, народ упрямый. Уж коли ему что в башку втемяшится, дубиной не выбьешь, в особенности если тут еще и месть припутана... А отомстить вам ему так хочется, что ночи не спит... -- Боюсь, придется ему и дальше маяться бессонницей, -- усмехнулся д'Артаньян. -- В Париже, по моему глубокому убеждению, для иностранца достаточно достопримечательностей и без моей могилы... Ну что, господа? Затравим лису в ее логове? Милорда Бекингэма давно нет в Париже, некому защитить этого мерзавца. -- А основания? -- задумчиво спросил де Вард. -- Основания? -- саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. -- По- моему оснований достаточно. Он нанимал убийц, чтобы расправиться со мной... и с миледи Кларик. У нас есть свидетель, -- встряхнул он лязгнувшего зубами пленника. -- Для любого парижского суда его показаний будет вполне достаточно, а если нет, то у нас есть еще сержант Росне и его сообщники, которые смирнехонько сидят за решеткой и ради спасения жизни запираться не будут! Нет уж, он у нас не отвертится! -- Может быть, сначала доложить кардиналу? -- столь же задумчиво предположил де Вард. -- Вы меня удивляете, де Вард! -- прогудел Каюзак. -- В Париже любая новость разносится молниеносно, как лесной пожар! Прикажете ждать, пока этот негодяй прослышит о случившемся и ускользнет на свой туманный остров, откуда его уже не выцарапать? Д'Артаньян прав: на коней, господа, на коней! Эй, слуги! Прихватите этого мерзавца с собой и следите, чтобы не убежал, -- он нам еще понадобится, чтобы проникнуть в дом без лишнего шума! -- Пожалуй, вы правы, -- подумав, согласился де Вард. -- На коней, друзья мои! На улицу Вожирар!  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  QUI MIHI DISCIPULUS15 Глава первая Дом на улице Вожирар Кампания, предпринятая тремя друзьями против неприметного маленького домика на улице Вожирар, была подготовлена по всем op`bhk`l военного искусства в сочетании с опытом охотника на лис (военный опыт имели де Вард с Каюзаком, а в охоте неплохо разбирался д'Артаньян). Возле той стены, что соприкасалась со знаменитыми яблоневыми садами улицы Вожирар, заняли свои посты Планше с мушкетом и Эсташ с увесистой дубинкой (слуга Каюзака ростом, шириной плеч и кулаками мало уступал своему господину, а потому глубоко презирал в душе "все эти железки", по его собственному выражению, и, если уж судьба вынуждала его браться за оружие, он, подобно Гераклу, предпочитал палицу или нечто на нее похожее). Возле калитки, выходившей в короткий переулок, откуда можно было без труда бежать задворками, расположился Любен с двумя пистолетами. Трое гвардейцев прижались к стене по обе стороны двери, перед которой расположили своего пленника так, чтобы только его можно было увидеть в крохотное зарешеченное окошечко, проделанное в двери на высоте человеческих глаз. Разумеется, они не собирались доверять своему пленнику безоглядно -- а потому д'Артаньян, предусмотрительно обнажив шпагу, держа ее так, чтобы острие пребывало поблизости от левого бока Франсуа, шепотом посоветовал: -- Не вздумай откалывать номера, прохвост, а то изобразишь собой натурального жука на булавке... Ну, стучи! Франсуа, с физиономией хмурой и обреченной, послушно заколотил дверным молотком так, словно намеревался поднять мертвых из могил еще до Страшного суда. Очень скоро заскрипела задвижка, по ту сторону решетки откинулась крохотная заслонка, и послышался недовольный голос слуги по имени Антуан, которого д'Артаньян сразу узнал по ленивым и гнусавым интонациям: -- Иду, иду... Франсуа, чтоб тебе запаршиветь с головы до ног! Ты что, перепутал дверь с наковальней? В кузнецы податься решил? Маркиз твой наконец-то набрался ума и выгнал тебя за воровство? Честным ремеслом теперь зарабатывать будешь? Д'Артаньян, сделав страшное лицо, приблизил острие к самому боку пленника, и тот, побуждаемый к действию, воскликнул с весьма натуральным волнением и поспешностью: -- Открывай скорее, сурок жирный! Англичанин тут? -- А куда он денется? -- зевнул ленивый цербер. -- Открывай живее! Для него есть новости, и важные! -- Что, твой хозяин прикончил-таки этого паршивого гасконца? -- Ага! -- воскликнул Франсуа. -- Сейчас я тебе буду орать во всю глотку, прямо посреди улицы! Хочешь, чтобы нас обоих сволокли в Бастилию? Там и господам неуютно, а мы с тобой и вовсе не велики птицы! Открывай! -- Ну, смотри, младшенький, если опять приперся, чтобы выманить пару пистолей у английского гуся в обмен на пустую болтовню, я тебе наломаю холку собственными руками. Хозяйка и так ходит злая, как три ведьмы, знай шпыняет меня за то, что с тобой связался, с болтуном и бездельником... -- Я-то при чем? Не я должен был делать дело, а господин маркиз... -- Оба вы с господином маркизом одного поля ягоды, по хозяину и слуга. Точно тебе говорю, если пришел ни с чем, хозяйка совсем остервенеет, она и так взбеленилась, когда сбежала эта пикардийская паршивка... Говоря это, он звенел и лязгал многочисленными цепями и запорами, памятными д'Артаньяну по прошлому визиту. Наконец дверь приоткрылась -- не распахнулась, а именно приоткрылась, и Антуан, как видно, распространявший подозрительное недоверие ко всему на свете и на родного брата, высунул в щель настороженную физиономию. Каюзаку этого вполне хватило. Он, вытянув ручищу, сграбастал qkscs за глотку и без малейшего усилия выдернул его наружу, будто пробку из бутылки. Прислонив к стене и надежно сомкнув на горле пальцы, тихо пообещал с исконно спартанским немногословием, самым что ни на есть грозным тоном: -- Заорешь -- совсем задушу. Понял? Если понял, кивни. Полузадушенный Антуан, издавая лишь слабые звуки наподобие мышиного писка или голоса совести у отъявленного подонка, торопливо закивал, багровея лицом от нехватки воздуха и выпучив глаза. Усмехнувшись, Каюзак чуть ослабил стальную хватку: -- Ну-ка, глотни воздуха чуток... Англичанин, стало быть, в доме? -- Ага... -- просипел Антуан. -- А хозяйка? -- Тоже... -- Кто мы, тебе ясно? Вопросов задавать не будешь? -- Не буду... -- его выпученные глаза остановились на красных плащах. -- Чего уж тут... -- Толковый парень, -- одобрительно кивнул Каюзак. -- Теперь слушай внимательно и запоминай хорошенько. Сейчас мы все вместе войдем в дом. Проведешь нас к хозяйке, и боже тебя упаси поднять шум -- шпага для тебя слишком благородное оружие, я обойдусь чем попроще... -- он выразительно поднес к носу пленного громадный кулак. -- Уяснил? Усмиренный цербер отчаянно закивал. Каюзак напутствовал грозно-ласково: -- Ну, смотри у меня, прохвост... Вперед, господа, дорога открыта! И они ворвались в прихожую, готовые к любым неожиданностям, каковых, впрочем, не последовало. Д'Артаньян, уже здесь бывавший, с уверенностью завсегдатая и близкого друга хозяйки дома -- кто посмеет сказать, что это не так вопреки очевидным фактам?! -- шагал впереди. Они очутились в той самой гостиной, где в тонкой перегородке гасконец сразу заметил проделанную им самим дырку, прислушались. Тишину нарушил шелест платья -- и перед ними предстала Мари де Шеврез, вне себя от гнева. Иных женщин гнев делает некрасивыми, но герцогиня, порочная и очаровательная, была невероятно хороша даже сейчас: ее бездонные глаза метали молнии, щеки раскраснелись, полуприкрытая кружевами грудь часто вздымалась, в общем, судя по ее виду, она искренне жалела, что не способна испепелять взглядом, как та мифологическая ведьма, о которой д'Артаньян слышал краем уха от какого-то книжника в Тарбе, -- помнится, имя у нее было испанское, Мендоза Горгулья, что ли... -- И вы... -- у нее не было слов. -- И вы осмелились сюда явиться?! Шпион, предатель! -- Ну, это спорный вопрос, герцогиня, -- сказал гасконец в совершеннейшем присутствии духа, изящно поклонившись. -- Предатель -- это тот, кто предает своих... А что до "шпиона" -- я, клянусь честью, вовсе и не собирался шпионить. Каюсь, я выдал себя за другого, но исключительно для того, чтобы провести с вами ночь, и, если память мне не изменяет, меня буквально за шиворот втянули в заговор, о котором я и не подозревал... Какое же тут шпионство? Прелестная Мари послала ему еще один уничтожающий взгляд, но и сама уже успела понять, что это не производит особенного впечатления. На ее очаровательном личике изобразилась прямо-таки детская обида, несколько мгновений всерьез казалось, что из этих огромных глаз, бесстыжих и невинных одновременно, брызнут слезы. -- Если вы не предатель и не шпион, то, безусловно, последний идиот, -- выдохнула она. -- Болван, дурак набитый, чурбан, depebemyhm`, дубина! Перед вами была ослепительная фортуна, вы могли взлететь невероятно высоко... и на что вы это променяли? На благосклонный взгляд кардинала и неуклюжие объятия этой белобрысой интриганки... Нечего сказать, хороша награда! Могу спорить, в постели она ужасно добродетельна и скучна! Д'Артаньян смотрел на нее с благожелательной улыбкой и молчал. В конце концов она и сама замолчала, видя, что все ядовитые стрелы летят мимо цели. Оглядела всех по очереди -- непроницаемого де Варда, ухмылявшегося во весь рот Каюзака, державшего одной рукой за шиворот Антуана, а другой его достойного братца, и спросила совсем другим тоном, уже, скорее, рассудочным: -- Что все это значит? Как вы посмели сюда ворваться? Антуан, скотина, зачем ты их пустил? -- Я ничего не мог поделать, хозяйка, -- покаянно просипел слуга. -- Этот вот дворянин как сгреб меня за глотку, чуть не задавил, я уж думал, конец пришел без покаяния... -- Великодушно прошу извинить, герцогиня, -- непринужденно сказал д'Артаньян. -- Служба кардинала, увы. Нам стало известно, что в вашем доме скрывается один подозрительный англичанин по имени Винтер, замешанный в подстрекательстве сразу к нескольким убийствам... -- Подите к черту! -- Сдается мне, кое-кто попадет туда раньше меня... -- сказал д'Артаньян спокойно. -- Я не шучу, герцогиня. Мы пришли арестовать вашего постояльца... -- Нет у меня никаких постояльцев! Я вам не трактирщица! -- Мари... -- укоризненно произнес гасконец. -- Ну зачем вы цепляетесь к словам? Нам нужен лорд Винтер, как его ни именуй... Или вы хотите сказать, что никогда не слышали о таком? -- Да провалитесь вы! Как вы смеете меня допрашивать? -- Между прочим, дом окружен, -- небрежно добавил граф де Вард, очень громко, явно предполагая наличие поблизости кого-то подслушивающего. Он был совершенно прав: д'Артаньян, глядя на знакомую дырку в стене, проделанную острием его собственного толедского кинжала, уверился, что ее сейчас закрывает то ли чей-то глаз, то ли чье-то ухо... -- Ах, вот как? -- саркастически усмехнулась герцогиня. -- Уж не хотите ли вы увести меня в Бастилию? По какому праву? -- Мари... -- поморщился д'Артаньян. -- Вас мы трогать не собираемся. А вот милейшему лорду Винтеру, боюсь, придется с нами прогуляться до ближайшего полицейского комиссара. У нас есть свидетель, который совершил убийство по наущению Винтера чуть ли не у меня на глазах... -- и он кивнул в сторону Франсуа, стоявшего с видом понурым и обреченным. -- Да и ваш слуга, доведись потолковать с ним задушевно, многое может поведать... -- Мерзавец! -- выдохнула она, настолько очаровательная в гневе, что у д'Артаньяна защемило сердце от непонятной тоски. -- Гасконский нищеброд! Дурак набитый! Провалить такое предприятие из- за совершеннейших глупостей... Достаточно было протянуть руку... Ну погоди, я тебе отплачу сторицей! Ты еще будешь валяться в уличной канаве с полуфутом железа в спине... но сначала я доберусь до твоей маленькой паршивки... О, я из нее сделаю последнюю шлюху, каких даже парижские бордели не видели... и у тебя еще будет время на нее полюбоваться в новом качестве, прежде чем с тобой самим будет покончено... Кровь бросилась гасконцу в лицо, но он произнес насколько мог спокойно: -- Я бы категорически не советовал вам, Мари, претворять эти мысли в жизнь. Есть ситуации, когда не делают различия меж lsfwhmni и женщиной -- в том случае, если женщина начинает играть в мужские забавы... Послушайте, бросим это глупое препирательство. Я повторяю: мы пришли, чтобы арестовать убийцу... -- Вы уверены, господа, что в этом доме есть убийца? -- раздался веселый, даже чуточку насмешливый голос. В дверном проеме стоял герцог Орлеанский, глядя на них без всякого страха -- и даже, кажется, без злости, что было довольно- таки странно, учитывая последние бурные события. -- Тьфу ты, -- пробормотал Каюзак. -- Брат короля... Однако своих пленников он и не подумал выпустить, держа их за воротники с прежней цепкостью. -- Отрадно видеть, что моя скромная особа известна даже простым гвардейцам нашего несравненного кардинала, -- сказал с улыбкой на губах герцог Орлеанский, сделав пару шагов в их сторону мягкой кошачьей походкой. -- Вы так шумели, господа, что я невольно оказался посвящен во все происходящее... Неужели здесь и в самом деле прячется убийца? Как занимательно! Кто же он, если это не секрет государственной важности? -- Лорд Винтер, -- мрачно сказал д'Артаньян. -- Мой английский друг?! Право, шевалье, вы шутите! -- И не думаю, ваше высочество. -- Кого же он убил? -- Сказать по чести, сам он никого не убивал, -- сказал д'Артаньян, мучительно пытаясь догадаться, какие еще сюрпризы сулит появление нового действующего лица. -- Но по его приказу уже убит один человек, и то, что другой остался в живых -- отнюдь не заслуга вашего, как вы изволите выражаться, английского друга... У нас есть свидетели... -- В самом деле? -- произнес герцог с наигранным удивлением. -- Это что, вот эти рожи? А ну-ка, дайте присмотреться... Клянусь собакой святого Рока, где-то я уже видел эту продувную рожу... Ну да, так и есть! Нечего сказать, хорош свидетель! Да ведь это он, я теперь совершенно уверен, срезал у меня позавчера кошелек на Новом мосту! Ах ты, бестия! Д'Артаньян, чуя неладное, кинулся вперед, но опоздал, потратив несколько драгоценных мгновений на то, чтобы обогнуть огромный дубовый стол. Герцогу этого времени хватило. Его шпага, молниеносно вылетев из ножен, сделала отточенный выпад -- и покрытое дымящейся кровью острие чуть ли не на фут вышло из спины Франсуа, испустившего отчаянный вопль. -- Ага! -- воскликнул герцог, отпрыгивая назад по всем правилам фехтовального искусства. -- Оленя ранили стрелой! Он нанес второй удар, столь же меткий и безжалостный, небрежно вытер шпагу концом свисающей со стола скатерти и шутливо отсалютовал ею уронившему руки д'Артаньяну, после чего преспокойно вложил в ножны и встал в прежней ленивой позе, скрестив руки на груди. Франсуа, медленно подгибаясь в коленках, повалился лицом вперед и замер на полу без движения, из-под него понемногу расползалась лужа крови. Каюзак, раскрыв рот, от неожиданности выпустил воротник оставшегося в живых братца. -- Ах ты, мразь благородная! -- взревел тот. И, выхватив из-за голенища трехгранный стилет, ринулся на принца крови -- с исказившимся лицом, растрепанный и страшный. Пистолетный выстрел прогремел в комнате оглушительно, как раскат грома во время летней грозы. Гостиную заволокло сизым пороховым дымом. Когда он рассеялся, д'Артаньян увидел лорда Винтера, стоявшего в дверном проеме, -- разряженный пистолет `mckhw`mhm преспокойно держал дулом вниз, не собираясь на кого-то нападать. -- Клянусь богом, вы вовремя появились, друг мой! -- воскликнул чуть побледневший герцог Орлеанский. -- Мерзавец определенно пытался меня продырявить... Черт побери, шевалье д'Артаньян, в каких притонах вы отыскали этих двух головорезов, и зачем вы их с собой привели? Д'Артаньян, охваченный безнадежностью и отчаянием, смотрел себе под ноги, на обоих незадачливых братьев, лежащих мертвее мертвого. Он уже понимал, что все пропало, но смириться не мог. -- Мы их привели? -- воскликнул он. -- Одного, согласен, я и в самом деле прихватил с собой, но второй, это самый, служил здесь... -- Господи боже мой, д'Артаньян, да что вы такое говорите? -- вскричала герцогиня с невероятно изумленным лицом. -- Кто это здесь служил? Я не видела ни одного из этих двух ублюдков, до того как вы их притащили ко мне в дом... -- Боюсь, я вынужден буду подтвердить слова дамы, -- вежливо сообщил герцог Орлеанский. -- Уж не посетуйте, что мне пришлось убить обоих, но... -- Обоих? -- вырвалось у д'Артаньяна. -- Боже мой, ну конечно! -- обаятельно улыбнулся герцог. Взял у Винтера разряженный пистолет и, небрежно им помахивая, продолжал: -- Разумеется, когда они стали угрожать смиренной хозяйке дома и моему другу, эти неведомо откуда взявшиеся и непонятно зачем приведенные злодеи, я был вынужден убить обоих. Что, без сомнения, подтвердят как герцогиня, так и лорд Винтер... Он безмятежно улыбался во весь рот -- брат короля, Сын Франции, наследный принц, неподвластный любому суду королевства по отдельности и всем, вместе взятым... Почти не владея собой, д'Артаньян выкрикнул: -- Ловко придумано, черт побери! Почему бы вам заодно не убить и меня? -- он сделал приглашающие жесты обеими руками перед грудью. -- Ну-ка, смелее! Вы же ничем не рискуете, принц, с тем же успехом вы можете проткнуть и захудалого беарнского дворянина! И останетесь с этими людьми... которые, да будет вам известно, готовы были реализовать в заговоре кое-какие свои планы... Надо сказать, он не собирался умирать, как бык на бойне, -- и, крича все это в лицо герцогу Орлеанскому, все же готов был при малейшей угрозе для жизни отскочить подальше. Однако герцог не двинулся с места. Он произнес с неподражаемой беспечностью: -- Ах, господин д'Артаньян, охота вам держать в памяти подробности провалившихся шалостей... Политика -- дело тонкое. Сегодня она одна, а завтра -- совершенно другая... Наша милая Мари -- неисправимая фантазерка, и не стоит на нее сердиться, когда она строит прожекты, словно кружева плетет... -- Убирайтесь, вы трое! -- вскрикнула герцогиня. -- Слышите? Д'Артаньян и сам понимал, что здесь им делать более нечего. Свидетели были мертвы, и нет в королевстве силы, способной привлечь к ответу этого невозмутимого принца, похоже, единственного из двоих братьев, кому в полной мере передались коварство и решимость Марии Медичи... -- Пойдемте, господа, -- произнес он удрученно. -- Нам здесь больше нечего делать... Они вышли в прихожую, и тут д'Артаньяна, шагавшего последним, тронул за локоть бесшумно догнавший их герцог: -- Могу ли я задержать вас на несколько слов, шевалье? Эти господа могут подождать на улице. Впрочем, если вы боитесь... -- С чего вы взяли? -- надменно вздернул подбородок д'Артаньян. -- Я -- вас? Предпоследний раз, когда мы виделись... -- Сударь, -- как ни в чем не бывало произнес герцог, закрывая dbep| за Каюзаком и де Бардом. -- Не стоит напоминать людям о минутах слабости, какие способны настичь каждого из нас... Так вот, я хотел бы вам сказать, что нисколечко не сержусь на вас. -- В самом деле? -- недоверчиво покосился на него д'Артаньян. -- Могу вам дать честное слово. Разумеется, вы заставили меня пережить несколько неприятных минут... -- Да? -- усмехнулся д'Артаньян. -- Между прочим, я еще и спас вам жизнь, да будет вам известно. Не могу привести подробностей и назвать имена, но, поверьте... -- О, я охотно верю... -- небрежно взмахнул рукой принц. -- Вне всякого сомнения, наша проказница Мари... быть может, вкупе с моим английским другом... придумала какие-то свои планы, решительно изменявшие ход бесславно закончившегося предприятия. Ну и что? По- вашему, я теперь должен смертельно на них обидеться? -- Но ведь... -- Боже мой, как вы еще молоды... -- свысока произнес принц, если и старше д'Артаньяна по возрасту, то буквально на несколько месяцев, не более. -- Те чувства, которые я, по вашему представлению, должен питать, -- месть, злость и что-то вроде, да? -- подходят разве что буржуа и прочему простонародью, лишенному всякого понятия о высокой политике. Политика, дорогой д'Артаньян, -- штука причудливая и руководствуется своими собственными правилами, ничего общего не имеющими с примитивными чувствами быдла. Что бы там ни было в прошлом, сейчас мы с моими друзьями -- вновь союзники, объединенные общими целями, а это перевешивает все остальное... Вы знаете, вы меня заинтересовали. Я вас не понимаю, а это всегда меня раздражало -- когда что-то остается непонятным... Ну какого черта вы в споре двух братьев встали на сторону слабого? Вы ведь не станете отрицать, что из нас двоих наиболее слаб, никчемен и бесцветен как раз другой... Можете не отвечать, я понимаю, есть вещи, в которых вы никогда не признаетесь вслух, но ваше лицо отражает ход ваших мыслей... Вы сами знаете, что я прав. Этот никчемный болванчик, все преимущество которого в том, что он родился раньше... Вам не унизительно служить такому? О, только не вспоминайте вновь кардинала Ришелье. Вот это -- сильная личность, согласен. Но он -- министр, и не более того. Он подвержен не только королевским капризам, но и вполне естественным угрозам, ничего общего не имеющим с заговорами, -- хворь, несчастный случай, падение с коня... Такое даже с королями случалось. А он к тому же собирается на войну в Ла-Рошель, где будет довольно опасно... Давайте исключим из наших расчетов кардинала. Сосредоточимся на двух известных вам братьях. Ну какого черта вы стоите на стороне слабого? -- Я стою на стороне порядка, ваше высочество, -- сказал д'Артаньян. -- А это совсем другое. -- Что это за порядок, если он защищает слабых и никчемных? Сила в том и состоит, чтобы самому устанавливать для этой жизни свои порядки... -- Боюсь, здесь мы с вами, принц, решительно не сходимся, -- ответил д'Артаньян мрачно. -- Черт вас раздери, но вы же сильный человек, это несомненно! Сильные люди должны держаться вместе! Что такого вам в состоянии дать кардинал? О моем братце я и не говорю, самое большее, на что он способен, -- это со вздохом вынуть из кармана пару десятков пистолей... -- Есть еще вещи, которые не имеют отношения к материальным благам, ваше высочество, -- ответил д'Артаньян почтительно, но твердо. -- Право же, есть... -- Да бросьте! Наш мир насквозь материален, а все его населяющие -- насквозь порочны, исходя из этого и следует жить... -- Вот уж не ожидал в лице вашего высочества встретить приверженца янсенизма16... -- усмехнулся гасконец. -- Да бросьте вы, какой там янсенизм... Не стройте из себя святошу! Послушайте, д'Артаньян, присоединяйтесь ко мне. Мне нужны именно такие люди -- которые не умеют предавать. -- Но если я перейду на вашу сторону, я тем самым кое-кого как раз и предам... -- Тьфу ты! -- в сердцах сказал герцог Орлеанский. -- Да ничего подобного! Вы просто выберете правильную сторону, вот и все. Д'Артаньян решительно сказал: -- Давайте прекратим этот разговор, ваше высочество. Вы меня ни за что не переубедите, так что не тратьте зря время... -- Дурачина! Вас же убьют! Они там... -- он показал пальцем себе за спину, в глубину дома, -- они там пышут злобой. Мари умна и коварна, как сто чертей, но она все-таки женщина, и ей никогда не овладеть в полной мере принципами высокой политики, требующей отказаться от лишних эмоций... Я -- другое дело. Я вам давно все простил и забыл о многом... -- Это делает честь вашему высочеству... Разрешите откланяться? -- Не валяйте дурака! Вас убьют... -- Пусть попробуют. У меня тоже есть шпага. -- Да кто сказал, что они будут драться открыто? Шпагами? -- Будем надеяться на гасконское везенье, -- и с этими словами д'Артаньян, раскланявшись, вышел. -- Ну слава богу! -- облегченно вздохнул Каюзак, увидев, как он спускается по ступенькам в тяжелом раздумье. -- Я уж хотел выломать дверь, мало ли что... -- Говоря по чести, я был готов к нему присоединиться, -- сказал де Вард хмуро. -- Когда имеешь дело с герцогом Орлеанским... Чего он от вас хотел? -- О, совершеннейших пустяков, -- сказал д'Артаньян со вздохом. -- Чтобы я предал всех и вся, перейдя к нему на службу. Эти знатные господа порой бывают удивительно тупы, никак им не втолкуешь, что остальной мир вовсе не обязан разделять их мнение... Ну что же, мы, кажется, проиграли, господа? Наши свидетели мертвы, у нас нет никаких доказательств... -- Проигранное сражение еще не означает проигранной войны, -- сказал Каюзак. -- Согласен, -- кивнул де Вард. -- Каюзак, хоть и не светоч мысли, иногда выражается метко и умно. Беда только, что конца войны на горизонте что-то не видно... Глава вторая В Лондон, господа, в Лондон! -- Прекрасно, -- сказал кардинал Ришелье с наигранным бесстрастием. -- Просто великолепно. Вы ворвались в тот злокозненный дом, словно великие античные герои... я не называю имен этих героев, поскольку подозреваю, что для кое-кого из вас они останутся пустым звуком ввиду досадных пробелов в образовании... Но все равно, вы храбрецы, господа гвардейцы! Мои поздравления! Вот если бы только к вашей храбрости добавить толику здравого рассудка и сообразительности... Помилуйте, ну кто же врывается в дом, когда совершенно неизвестно, на какие сюрпризы можно наткнуться внутри и что за люди в доме находятся?! Трое друзей стояли повесив головы и даже не пытались возразить, потому что упреки кардинала, каждый признавал это в глубине души, были совершенно справедливы. Дело они провалили позорнейшим образом... -- Кто-то из вас виноват больше, кто-то меньше, -- продолжал кардинал, глядя на них ледяным взором. -- Д'Артаньян, хотя и неплохо показал себя в известной поездке, все же неопытен в некоторых вещах, а потому заслуживает известной доли снисхождения. То же относится и к Каюзаку, чья сильная сторона, простите за невольный каламбур, заключается как раз в силе, а не в остроте ума. Но вы-то, де Вард! Вас никак не назовешь неопытным или тугодумом. Почему вы не отправились незамедлительно ко мне или Рошфору? За домом немедленно установили бы тайное наблюдение, и птичку можно было поймать в сеть без всяких вторжений наудачу... Куда вы смотрели, де Вард? -- Простите, монсеньер, -- удрученно произнес молодой граф, не поднимая глаз. -- Я поддался моменту, показалось, что достаточно легкого усилия... -- Показалось... -- с иронией повторил за ним Ришелье. -- Не угодно ли узнать, мои прекрасные господа, что о вашем дружеском визите говорят обитатели дома? Или вам неинтересно? Трое молчали, всей своей фигурой каждый старался выразить смирение, раскаяние и обещание не допускать подобных промахов впредь, -- что вряд ли могло особенно уж смягчить сердце кардинала. -- Так вот, -- сказал Ришелье. -- Герцог Орлеанский успел пожаловаться королю. По его словам, в дом, который он снимал -- он, а никакая не герцогиня! -- неожиданно ворвались трое вдрызг пьяных гвардейцев кардинала по имени д'Артаньян, Каюзак и де Вард, сопровождаемые двумя головорезами подлого звания. Полагая себя, должно быть, победителями в завоеванной стране -- это слова герцога, эти молодчики, совершенно распоясавшись, пытались совершить все вместе самое беззастенчивое насилие над несчастной Мари де Шеврез, которую герцог Орлеанский пригласил на обед вместе со своим добрым знакомым лордом Винтером, дворянином при английском посольстве. Когда означенный милорд, как подобает истому дворянину, решительно встал на защиту чести дамы, головорезы по наущению гвардейцев кинулись на него с обнаженным оружием и едва не убили. К счастью, герцог вмешался и прикончил обоих негодяев... Естественно, он просит королевской справедливости и примерного наказания виновных. Ну что же вы молчите, господа? Подумать только, кого я пригрел на своей груди! Дебоширов и пьяниц, насильников и буянов! Как вы только посмели покуситься на честь Мари де Шеврез, известной всему Парижу супружеской добродетелью и благонравием! Как у вас рука поднялась на эту нежную, невинную лилию? -- Ваше высокопреосвященство... -- решился робко вставить словечко Каюзак. -- Все было совсем не так... -- Я не сомневаюсь, -- отрезал кардинал. -- Вы знаете, что все было совсем не так. Я знаю, что все было совсем не так. Скажу больше: его величество тоже крепко подозревает, что все было совсем не так, поскольку "добродетели" Мари ему известны, о лорде Винтере он немного наслышан, а отношения его с герцогом Орлеанским... Ну и что? Разговоры пошли. Вам разве неизвестна магическая сила сплетни? Она убивала людей покрупнее вас... Не сомневайтесь: все наши недоброжелатели подхватят эту сплетню и разнесут ее во все уголки, преувеличивая и приукрашивая... И что теперь прикажете с вами делать? Повисла долгая пауза, томительная и полная зловещей неизвестности, как горная тропка в ночном мраке. -- Что мне с вами делать? -- продолжал Ришелье с ледяным спокойствием, означавшим у него крайнюю степень гнева. -- Произвести в лейтенанты роты? Назначить интендантами провинций? Золотом орыпать? Ордена повесить на шею? Или, наоборот, лишить своего расположения отныне и навсегда? Д'Артаньян с превеликим удовольствием провалился бы сквозь землю, будь это возможно, -- как и его друзья. -- Поднимите головы, вы трое! -- распорядился Ришелье. -- Наберитесь смелости взглянуть мне в глаза! Повиновавшись, д'Артаньян обнаружил вдруг, что кардинал улыбается довольно доброжелательно. Он тогда еще не знал, что столкнулся с одним из излюбленных воспитательных методов кардинала: Ришелье любил порой пролить на голову провинившегося ледяной душ, чтобы затем, дав прочувствовать вину и раскаяние, вполне благосклонно убедить в своем расположении. Разумеется, это не касалось по-настоящему серьезных проступков... -- Нужно признать, что вам повезло, господа, -- сказал Ришелье почти весело. -- Причем дважды. В первый раз -- поскольку вы не провалили моего поручения, а всего лишь допустили неосмотрительность, действуя на свой страх и риск. Во второй раз -- когда вы ушли живыми из того дома. Будь на месте Гастона кто-то более решительный, он, не колеблясь, прикончил бы вас там же с помощью Винтера -- в самом деле, кто осмелится поставить перед судом Сына Франции? На ваше счастье, его высочество все же трусоват. Он способен лелеять самые, дерзкие и подлые замыслы, но когда речь заходит о том, чтобы своей собственной рукой избавиться от ненавистного ему человека, господин герцог всегда отступает... Его отец, Генрих Наваррский, вряд ли колебался бы в подобной ситуации. Так что вам крупно повезло, вы остались живы... Чуточку осмелев, Каюзак проворчал: -- Кто же знал, что там этот чертов принц... -- Каюзак! -- укоризненно воскликнул Ришелье. -- Вы только что дважды совершили непростительный промах: во-первых, упомянули вслух о враге рода человеческого в присутствии облеченной духовным саном особы, а во-вторых, употребили по отношению к Сыну Франции совершенно неподобающий эпитет... Будьте любезны впредь выбирать слова... -- и кардинал вновь улыбнулся. -- Должен вам сказать, господа, что порой даже отрицательный результат способен дать очень полезные сведения. Не хочу, чтобы вы решили, будто я не сержусь вовсе. Я, право, сердит на вашу несообразительность и неосмотрительность. Но отдаю себе отчет, что даже если бы вы приволокли Винтера к полицейскому комиссару, его все равно пришлось бы отпус