в запасе кроме растаявшего чародейного  зеркала?
Что он еще приготовил, чтобы всеми правдами и неправдами да  урвать  кусок
твоей  души  и  еще  тысячу  лет  копить  в  душном   подвале   злобу   на
человечество?"
   - Едешь?
   - Нет, - сказал  Гаранин,  и  ему  показалось,  что  в  глазах  Второго
мелькнула живая теплота одобрения.
   - Вышвырнуть за порог!
   Лешие без особого энтузиазма тесной кучкой засеменили к  Гаранину.  Вот
это  как  раз  труда  не  представляло,   о   современных   разновидностях
рукопашного  боя  они  и  понятия  не  имели.   "Мельница"   -   и   один,
раскорячившись, заскользил на спине по полу, вмазался в стену. Мелькнул  в
воздухе допотопный кистень-гасило:  захват,  подсечка,  коленом  -  второй
отлетел и шустро уполз за колонну. Разлетелись по углам, сшибая  статуи  и
золотые кувшины еще двое. Змей исходил криком, но лешие не горели желанием
продолжать кампанию - и с места не сдвинулись.
   Гаранин прыгнул  к  стене,  рванул  за  рукоять  длинный  широкий  меч,
показавшийся самым подходящим. Меч неожиданно легко выскочил из  державок,
он был тяжелый и обнадеживающе  острый.  Гаранин  махнул  им,  примеряясь,
широкое лезвие косым крестом рассекло густой воздух подземелья.  По  углам
поскуливали от страха лешие.
   - Ах вот как? - сказал Первый. - Ну, это дело знакомое, чего уж  там...
Не понял своей выгоды - пропадай, дурак. Тоже мне, цветочки под окном...
   Он прянул со своего возвышения, раскинув крылья, чертя концами  борозды
в грудах золота. Горели холодным светом глаза, затейливый шип пронесся под
сводами, злой мощью тела управлял один Первый, другие головы не имели  уже
своей воли, и Гаранин видел, что, несмотря  на  дряхлость,  змей  остается
опасным  противником.  "Где  же  пламя?"  -  подумал  он  с   отстраненным
любопытством.
   Огня не было, но  в  лицо  ударила  волна  жаркого  воздуха  -  как  на
аэродроме, когда  свистит  направленное  в  твою  сторону  сопло  стоящего
поблизости лайнера.
   Змей надвигался, щерились пасти, громко брякали по полу когти.  Гаранин
ждал, стиснув червленую рукоять меча. Страха не было.


   Все, кто жил в квартирах, выходящих на восточную,  рассветную  сторону,
прилипли  к  окнам.  Знакомого  надоевшего   асфальта,   тусклого,   вечно
припорошенного пылью, не было, был ковер -  из  цветов.  Теплым  оранжевым
цветом пламенели жарки, таежные тюльпаны, упруго мохнатились георгины, над
улицей вставало розово-золотое  солнце,  разноцветно  подмигивали  анютины
глазки. Вета смотрела с балкона и не верила:  солидно  белели  гладиолусы,
голубели колокольчики. Пурпурные кисти кипрея, огоньки, сирень, альпийские
маки, какие-то яркие и диковинные неизвестные цветы...
   Никто ничего не понимал, утро было ясное и чистое, а  цветы,  нежные  и
гордые, полыхали небывалой радугой, и их не осмеливались тронуть,  задеть.
Даже лихие водители "Магирусов" тормозили и вспоминали ближайший объезд.