это место. Во дворе меня ждали капитан Ламст и Отдел Исследований в полном составе. У ворот, на вышках, у входа в гараж стояли автоматчики, а на плоской крыше - два пулемета. Выпрыгнув из машины, я увидел странную картину - через двор автоматчики быстро провели десятка два своих связанных коллег. Мелькнула мысль, что привидевшаяся во сне стрельба вовсе не привиделась. Размолвка? Я подошел и поздоровался. Они ответили. В глазах Ламста было какое-то новое выражение. - Начнем? - спросил я. - Сколько их у вас? - Человек двадцать, - ответил Ламст. - То есть штук? - Человек, - сказал я. - Кошек по штукам считают, вы мне это бросьте. Кстати, как понимать это шествие? - Я кивнул на связанных, которых как раз водворяли в подвал. - Небольшие внутренние разногласия, - сказал Ламст. - Утром у нас были... события. Мы обсуждали вашу информацию. - Что, все вместе? - А почему я должен был скрывать это от них? Кое-кто стал возражать - убеждения, личные причины... - Он болезненно поморщился. - Я не хотел доводить до оружия, но иначе не получилось... Ну, пойдемте? Очень мне не хочется вас туда пускать, обеспечить вам безопасность никак невозможно. - Ничего, на авось... - сказал я наигранно лихо. Мы вошли в здание, прошли по короткому коридору без окон и остановились перед железной дверью с массивным засовом и волчком. Стоявшие возле нее двое автоматчиков посмотрели на меня настороженно и тревожно. - Как будем страховать, капитан? Ведь никакой возможности нет. - Разговорчики, - сказал я. - Отпирайте. Они откинули взвизгнувший засов. Я взялся за ржавую скобу, но Ламст удержал за рукав и тихо, совсем тихо спросил: - Вот то, что я с ними дрался, это ТЕ или я сам? - Вы сами, Ламст, - сказал я и потянул на себя тяжеленную дверь. Уровень пола камеры был ниже уровня пола коридора, и вниз вела деревянная лесенка в три ступеньки. Окон нет, на бетонном потолке лампа в решеточке. Дверь захлопнулась за моей спиной с тягучим скрежетом. Они медленно вставали с топорно сработанных нар, собирались в тесную кучку, не отрывая от меня глаз, выражавших самые разные чувства, а я никак не мог решиться шагнуть вниз. Их было человек двадцать. Я ждал. В любой толпе есть вожаки. - Ну, что молчишь? - спросил высокий человек в мешковатом драном свитере, стоявший как-то наособицу. - Кто такой? Где взяли? - Нигде, - сказал я, спустился по сырым ступенькам и подошел к нему вплотную. - И я не ваш, в смысле не из леса. Я вообще не ваш. Сейчас же трое зашли мне за спину. Теперь все они зашевелились, обступая меня полукругом. - Чего смотришь, бери его за глотку... - Цыц! - не оборачиваясь, бросил высокий, и злобный шепоток мгновенно утих. - Зачем тогда явился? - Поговорить, - сказал я и двинулся прямо на них. Они расступились, обескураженные таким нахальством. Я прошел к нарам, сел, закурил и сказал, глядя, как они молча надвигаются: - Тихо, прыткачи! Кто-нибудь умеет водить машину? - Ну а если и умеет? - спросил высокий. - Тем лучше, - сказал я. - Там, у двери, стоит грузовик, садитесь и отправляйтесь на все четыре стороны, куда вам там нужно. Момент для броска был ими безнадежно упущен. Человек может смириться с чем угодно, только не со смертью. Сначала в их глазах, на их лицах появилось удивление, потом надежда, разжимались кулаки, толпа-монолит распадалась на отдельных людей, охваченных жаждой неба и дыхания. Я сидел и курил. - Как это понимать? - спросил высокий. - Буквально, - сказал я. - Так найдется водитель? - Я умею! - крикнул кто-то. - Новая провокация, - сказал второй. Но, судя по тону, ему страшно хотелось, чтобы его немедленно переубедили. - Кто там вякает насчет провокации? - громко спросил я. - Иди сюда, если не боишься. Его торопливо вытолкнули в первый ряд. - Значит, провокация? - сказал я. - А позвольте спросить, с какой целью? - Выследить наши деревни. - Видите? - спросил я, разворачивая перед ними карту. - Выслеживать ваши деревни незачем. Кстати, если все пройдет так, как мы с вами - да, мы с вами! - хотим, Команда перестанет существовать в ближайшие же дни. Можете вы это понять? Это было похоже на взрыв. Они заметались, загомонили, перебивая и не слушая друг друга, а тот, в рваном свитере, подскочил ко мне и закричал в лицо: - Поняли? Поняли наконец, что не вы одни - люди? Что не вас одних сделали марионетками? Поняли? Что случилось? Должно было что-то случиться... Эй, потише! - Это долго объяснять, - сказал я. - Не место и не время. У вас должны быть старейшины, вожди, начальники... - Они есть. - Прекрасно, - сказал я. - Самое позднее завтра я к вам приеду, так что ждите. Он часто, торопливо кивал. Выходит, исторические моменты бывают и такими. Впрочем, церемонность поз и пышность речей, отливающие бронзой крылатые афоризмы - все это парадная живопись, приглаженная грубая проза... Все произошло, как и было задумано: настежь распахнулись ворота, автоматчики оттянулись в глубь двора, грузовик подогнали вплотную к двери в подвал. До последней минуты я опасался инцидента, вспышки. Те, что остались с Ламстом, поверили в необходимость и важность перемен, но четыре года войны нельзя вышвырнуть, как стоптанный башмак, нельзя лечь спать одним человеком, а проснуться другим, между ними еще долго будет стоять кровь и эти проклятые четыре года - часы по хронометрам внешнего мира... Я был готов стрелять в любого, кто попытается поднять автомат, однако обошлось. Грузовик на полной скорости вылетел со двора. Мне жали руку (Бородач), хлопали по спине (Ламст и Блондин), чмокали в щеку (Кати), клали лапы на плечи и норовили лизнуть в нос (Пират), но чокаться шампанским, разумеется, было еще рано... - Хватит, довольно, - сказал я, уклоняясь от рук, поцелуев и лап. - Ламст, снаряжайте меня в дорогу. Машину, палатку, провиант, ну и оружие, чтобы я мог при необходимости поговорить по душам с вашими драконами. Большой туристский набор для одного. - Для двух, - сказала Кати. Я посмотрел на нее весьма неласково: - Не умеешь считать. Для одного. - Ой, правда... - сказала она. - Не умею считать, дуреха, - для троих, не оставим же мы Пирата, он обидится. - Дело, - сказал Бородач. - Одному вам ехать не годится. - Нет уж, друзья, - сказал я. - Это вам не экскурсия. - Никто вам и не навязывает экскурсантов, - сказал Ламст. - Вам дают опытного, проверенного на деле сотрудника. - А я чихал на таких сотрудников... - начал я. - Одну минуту, - прервала меня Кати. - Мы сейчас сами разберемся. Она взяла меня за руку, потащила в сторону. - Ну вот что, - сказала она. - Или ты меня берешь, или я во всеуслышание вру, что мы с тобой вчера стали мужем и женой, и выходит, что ты протестуешь против моего участия из чисто эгоистических соображений. Ох как неприглядно это будет выглядеть, нехорошо о тебе подумают... Я остолбенел, а шантажистка торжествующе улыбалась, щуря зеленые глазищи, и такая она была сейчас красивая, что я не мог на нее сердиться. Мне страшно не хотелось ехать одному, а на нее я мог бы положиться в любой ситуации, переделке и передряге. Так что это действительно судьба, и нечего барахтаться... - Ладно, - сказал я. - Но имей в виду: как только мы доберемся до первых деревьев, выломаю хороший прут и отстегаю за все художества. - Господи, Алехин! - беззаботно отмахнулась она. - Я только посмотрю на тебя чарующе - прут потеряешь. И вообще, из таких, как ты, ежей и получаются самые покладистые мужья. Поверь моей девичьей интуиции. - Сгинь! - взревел я. Мы выехали во второй половине дня. Пунктом отправления стал один из фортов на границе охраняемого района. Высокая решетчатая вышка с пулеметами, поднятый на высокие металлические столбы домик с вертикальной лесенкой. Два джипа и броневик рядом. Все просто и буднично. У машин собрались солдаты, сверху смотрели часовые, дул ветер, и одно время казалось, что соберутся тучи. Не собрались. Мы стояли у джипа, перебрасываясь ненужными фразами о погоде, снаряжении, маршруте и тому подобных вещах. Когда и о погоде стало тягостно говорить, Ламст отвел меня в сторону. - Когда вы рассчитываете вернуться? - спросил он. - Кладем для верности неделю. - Я буду ждать восемь дней, - кивнул Ламст. - Если к этому времени вы не вернетесь, я пойду туда сам со всем личным составом и полным боекомплектом. - Черт вас побери, - сказал я. - Ну когда до вас дойдет? - Если вы не вернетесь - конец всему... - Никакого конца, - сказал я. - В этом деле главное - не останавливаться. Умирать я не собираюсь. Тем не менее, если что-то... Ничего подобного, Ламст, вы поняли? Пусть идет кто-нибудь другой. Ну, до скорого... Я сел за руль и тронул машину, не оглядываясь. Никогда не нужно оглядываться - это первая заповедь... - Страшно? - спросил я. - Страшно, - призналась Кати. - А тебе? - Да, страшно, - сказал я. Нашей экипировкой занимался Ламст, и в результате его трудов джип стал напоминать машину рекламного агента оружейной фирмы в те времена, когда такие фирмы еще существовали, - ручной пулемет, два автомата, гранаты, обоймы разрывных и трассирующих. Мне очень хотелось выбросить все это в первую попавшуюся речку, но существовали еще и звери... Сначала я решил наведаться к Ревущим Холмам. То ли потому, что до них было всего сорок миль по хорошей дороге, то ли потому, что они представлялись мне самым загадочным местом здешней ойкумены. Через полчаса показались Холмы. Ничего странного или страшного в них не было, они не ревели, равно как не издавали и иных звуков. Вели себя, как и полагается холмам, - молча стояли. Семь низких конусов, покрытых, как и равнина, зеленой травкой, вытянулись в линию на равном расстоянии друг от друга. Все одинаковые, как горошины из одного стручка. - Может, не надо? - нерешительно спросила Кати, когда я увеличил скорость. - Ничего, - сказал я. - Мы осторожненько. Странности начались не сразу, но... Мы ехали и ехали вперед, до Холмов оставалось совсем немного, и это "немного" не уменьшалось ни на миллиметр. Колеса исправно вертелись, спидометр отщелкивал милю за милей, но сдвинуться с мертвой точки не удавалось. Я прибавил газу - не помогло. Я выбросил из машины банку консервов - она мгновенно исчезла с глаз, как и положено предмету, выброшенному из несущейся со скоростью сто миль в час мощной машины. А холмы нисколечко не приблизились. Как в сказке. Ревел мотор, ветер трепал нам волосы, но проклятые холмы словно издевались. Я посмотрел на них в бинокль, но и оптика не помогла - словно в бинокле вместо линз оказались простые оконные стекла. Я остановил машину, заглушил мотор и пошел вперед, не обращая внимания на просьбы Кати вернуться. От машины я постепенно удалялся, но не приблизился к холмам. Они были недосягаемы, можно шагать хоть сто лет - и останешься на месте. Было в этом что-то символическое, некая аллегория - даже мне не вырваться за пределы предметного стекла здешнего микроскопа... Я услышал стон и побежал назад. Кати скорчилась, сжимая ладонями виски, Пират сжался в комок и жалобно повизгивал. Совершенно случайно я взглянул в небо: высоко над нами плавали в синеве черные лоскуты, похожие на хлопья пепла или обрывки бумаги, выброшенные из мусорной корзины заоблачными великанами. Их было очень много. Не в силах побороть злость, я схватил пулемет. Пули никуда не улетели. Словно плейстоценовые мухи в янтаре, они рыжими жуками замерли в воздухе в метре от машины. Я опомнился, развернул машину и помчался прочь. Дорога назад была нормальной дорогой без всяких выкрутасов с пространством. Холмы скрылись за горизонтом, пропали черные клочья, и Кати постепенно пришла в себя, но не смогла связно объяснить, что она испытывала - что-то давило, пугало беспричинным страхом, бросало в пот. Наверное, мы вовремя повернули. Езда на месте. Точь-в-точь как говорил черный кот из моей первой галлюцинации. "Куда ты идешь?" - "Как знать, может, я не иду, а стою себе вовсе, мир наш полон парадоксов". Все-таки знакомый кот, где-то я его определенно... Это было как ночной выстрел в лицо - ослепительная догадка, удар, вариант, который был слишком неправдоподобен, чтобы вспомнить его сразу. Кот, котяра, сволочь этакая, я ведь вспомнил, где встречался с тобой. Я про тебя ЧИТАЛ. Та моя первая галлюцинация - ожившие страницы из романа Килта Пречлера "Белые ночи Полидевка". Позднейшее подражание "Поминкам по Финнегану", гротескная и жуткая история миланского обывателя, бежавшего от неустроенности двадцатого столетия в ирреальный Город Белых Ночей, где он из рядового программиста, Поприщина электронного века, превращался в бесстрашного и ловкого детектива бюро "Геродот". Все это - оттуда. Руди года три назад давал мне этот роман, он увлекался разной старинной дребеденью, у него были странные, смешившие некоторых литературные вкусы. В тот день, когда он исчез, он летел в отпуск на континент и конечно же не мог обойтись без своих любимых книг. Футляр с кристаллами он обязательно должен был взять с собой. Кристаллы - закодированная особым образом информация, которую можно расшифровать... и облечь в плоть и кровь, располагая возможностями на порядок выше наших. Я остановил машину, выпрыгнул на обочину и лег в траву. Кати спросила что-то - я жестом попросил оставить меня в покое. Вот и все, мой генерал. Вот и все, дорогие академики и светила. Вот и все, Ламст. Наконец-то я разгадал загадку. Я давно забыл эти романы, не то вспомнил бы все, понял бы все гораздо раньше... Предположим, что существует негуманоидная разумная раса, умеющая многое из того, что мы пока не умеем. Не будем пока ломать голову, откуда они к нам прибыли и как к ним угодил Бауэр. Предположим, что у них самих никогда не было художественной литературы и каждый кристаллик из библиотеки Бауэра они приняли за конкретную информацию о Земле и ее человечестве, каждый кристаллик облекли в плоть и кровь и стали искать в созданном разумное начало, которого никогда там не было - такие уж книги, за редким исключением, собирал бедняга Руди... Я кропотливо перебрал все названия. Герои моей второй галлюцинации, свидетели убийства Кеннеди - герои нашумевшего в свое время романа Вудлера "Тысяча лет от рождества Иуды". Штенгер вынырнул прямиком из бестселлера "Ангел в грязи". И с остальными, без сомнения, то же самое - главные и второстепенные персонажи... Что же в таком случае должны были думать пришельцы, наблюдая Штенгера, Проповедника, Несхепса с компанией? Бессмысленную вражду вурдалаков и Команды? Сытых бездельников? Если сами обитатели этого мира поняли, что он нелеп и не имеет ни будущего, ни целей, то какой вывод должны были сделать пришельцы? Они могли с точки зрения той информации, которой располагали, сделать и такой вывод: Разум и странные двуногие существа не имеют между собой ничего общего. Поэтому Бауэр и сидит возле обломков "Орлана" выпотрошенной куклой, поэтому Ревущие Холмы сопротивляются любым попыткам приблизиться к ним. Боюсь об этом думать, но, похоже, они махнули рукой на свое творение, и эксперимент продолжается только потому, что каждый уважающий себя ученый считает своим долгом довести опыт до конца. Быть может, их этика и мораль не позволяет разрушить однажды созданное. Хватит ли у них смелости и объективности сделать новые выводы, когда я вплотную подведу их к этому? - Блестяще. - Кто-то несколько раз хлопнул в ладоши. - Просто великолепно. Я вскочил. Рядом стоял Мефистофель, он был точно таким, как во время нашей первой встречи, но теперь я уже не считал его пришельцем, я знал, что и он сошел со страниц, правда, не "Фауста", - "Зачарованный лес" Шеммеля... - Привет, - сказал я. Он галантно поклонился Кати и подал мне узкую ладонь - тонкие пальцы в самоцветных перстнях. - Чем обязан? - спросил я не очень приветливо. - Всем. Всем, что вы здесь натворили. - Ничего особенного я здесь не натворил. - Как знать... Давайте отойдем. Мы отошли от машины метров на двадцать. - Я вас поздравляю, - сказал он. - Значит, я угадал? - Угадали. - И вы тоже... - И я, - сказал он. - Послушайте, - сказал я. - Все я понимаю, кроме одного: где же вы сами, у какого берега? - Примерно посередине, - сказал он. - Это всегда страшно - находиться посередине, а уж тем более здесь... Что вы знаете - город, лес, драконы? Свой пятачок вы обследовали досконально, но выше вам не подняться... На меня повеяло отголоском какой-то трагедии, еще более тягостной, чем та, которую переживали город и лес. Сколько же этажей у проклятого эксперимента? - Много, - сказал Мефистофель. - Я могу что-нибудь для вас сделать? - Можете. Убирайтесь отсюда. - Не могу. - Ах вот оно что... - Он оглянулся на джип. - Ну, это не проблема. Вашу очаровательную спутницу вы смело можете забирать с собой, за пределами острова она не рассыплется, не сгинет, это вам не подарки черта, сделано на совесть... - А временной барьер? - Направляясь на остров, вы пересекли его беспрепятственно, так же будет и на обратном пути. - Нет, - сказал я. - Мне еще нужно заехать в одно место... - Бросьте. Да, вы их помирите, в этом нет ничего невозможного, но нет и смысла. Вы правы. Во всем. Мы - герои забытых книг, все до одного. Хозяева эксперимента ничего не поняли. Но ваша правота - ваш проигрыш. Крохотный жучок забрался в громадный механизм, ползает по блокам, замыкает контакты... Вы дождетесь, что вас отсюда выметут как случайную досадную помеху. Ничего вы им не докажете, они вас попросту не видят. Микробы не могут договориться с вами, вы не можете договориться с экспериментаторами, а где-то есть великий и могучий, с которым не смогут договориться они. И так - ad infinitum [до бесконечности (лат.)], этажи, уровни... - Софистика, - сказал я. - Святая истина, - сказал он. - Если не верите - поворачивайте назад, пробивайтесь к Холмам, пока не увязнете. Я хочу вас спасти - для жизни, для любви. Возвращайтесь. Не стоит биться головой об стену. Позорно сдаваться, когда остались неиспользованные шансы, но если их нет... Отдайте шпагу. Не принимайте близко к сердцу невзгоды и горести обитателей этого мира. Никаких обитателей нет. Они - плесень в лабораторной чашке, муравьи под стеклом, у них нет ни прошлого, ни будущего. Впрочем... Впрочем, если вам так уж хочется их облагодетельствовать, вывезите их отсюда. Просто эвакуируйте. Достаточно двух-трех теплоходов... Вот это была настоящая приманка, без дураков, и я едва не клюнул. В самом деле, чего проще - вырвать их отсюда, увезти... Ну а Контакт? Кто знает, не возникнут ли на опустевшем острове новые города, еще более уродливая и фантасмагорическая ситуация? Нет, принимать подарки от дьявола опасно, даже если дьявол этот сошел со страниц забытого романа... - Я не сведущ в демонологии, - сказал я. - Как заставить вас исчезнуть с глаз долой? Пентаграмму чертить? - Значит, вы все же хотите... - Значит, я все же хочу. Он грустно улыбнулся и медленно растаял в воздухе. Как в сказке, дольше всего продержалась улыбка - на сей раз укоряющая. Я плюнул, вернулся к машине и сел за руль. - О чем вы говорили? - встревоженно спросила Кати. - О смысле жизни, - сказал я. - И этого типа вы боялись? Ну, братцы... Мы проехали миль десять. Зеленая равнина сменилась березняком, в котором удобно было остановиться для некоторых надобностей. Я остановил машину, и мы разошлись в разные стороны. Возвращаясь, я услышал крик. Кати стояла у машины запыхавшаяся, растрепанная, с кровоточащей царапиной на щеке, показывала в ту сторону, куда уходила, и повторяла: - Там... там... Я сцапал ее за плечо и хорошенько встряхнул. Пират с лаем прыгал вокруг нас, а потом вдруг притих, прижал уши, взъерошил шерсть на шее, настороженно поглядывая в ту сторону. Оттуда донесся короткий мощный рык. - Чудовище! - сказала Кати. - Такое все зеленое. Там еще человек - не наш, на коне, оно его сожрет... - Ну, это мы еще посмотрим, - сказал я, достал из машины пулемет и вставил магазин с разрывными. Пошел в направлении рыка, вскинув пулемет на плечо, как лопату. Следом шла Кати с двумя магазинами, а в арьергарде сторожко и медленно продвигался Пират. Зверюга ревела уже непрерывно, мерзко шипела и ухала, слышался стук копыт и конское ржанье. От крайних деревьев до чудовища, расположившегося посредине огромной поляны, было метров сто. Увидев его, я приободрился - вряд ли оно могло устоять против заряженного разрывными ручного пулемета. Как все сказочные чудища, оно являло собой вольную смесь реальных и мифических деталей. Этакое десятиметровое пузатое и хвостатое туловище ящерицы, к которому присобачена крокодилья голова на длинной мохнатой шее, зеленое, чешуйчатое, вдоль хребта от темени до задницы высокий красный гребень - в общем, мечта пулеметчика... Оно ревело и щелкало пастью, и эти знаки внимания относились к всаднику на высоком муругом коне, облаченному в кольчужную рубаху и высокий шлем горшком. Выставив перевитое ало-голубой лентой длинное копье, он кружился вокруг дракона, немилосердно шпоря коня, а конь вертелся на месте, брыкался, протестующе и жалобно ржал. Очень страшно ему было... Зачем-то пригибаясь, я пробежал половину разделявшего нас расстояния, упал на траву, воткнул в землю сошки и поставил прицел на "50". Щелкнул затвором, повел стволом, примеряясь, чтобы не задеть всадника. Кати плюхнулась рядом, придвинула магазины. Рыцарь наконец справился с конем, крича что-то, помчался на дракона, и я не мог стрелять, обязательно зацепил бы его. Взметнулся длинный зеленый хвост, ударил с беспощадной меткостью. Раздался страшный чмокающий хлопок. Кати закрыла лицо ладонями. Конь и всадник отлетели, как сбитая кегля. Разлетелось на куски копье, покатился по земле всадник, забил ногами и истошно заржал конь. Я прицелился в шею у головы и нажал на спуск. Рев перешел в утробный хрип и визг, фонтаном забила темная кровь, чудовище повалилось наземь, хлеща хвостом и суча лапами. Для верности я выпустил в него весь магазин, напрочь отсек башку и встал. Баталия окончилась с разгромным счетом. Дракон лежал мертвый, конь тоже не шевелился больше, а рыцарь стоял на четвереньках и, видимо, пытался сообразить, на каком это он свете. Такое состояние было мне знакомо... - Живой? - спросил я его. - Костей не поломал? Он уставился на меня испуганно и удивленно: - Прекрасный сэр... Белобрысый растрепанный юнец, бледное, почти мальчишеское лицо с маленькими несерьезными усиками. Честно говоря, я представлял себе рыцарей более матерыми. - Прекрасный сэр... - повторил он, смахивая с лица кровь. Я помог ему подняться, он взглянул на меня, на Кати, на мертвое чудище. Пират, вытянув шею, осторожно обнюхивал кольчугу. - Оно мертво, я вижу... - Не беспокойся, я его прикончил, - сказал я. - Мертво... - повторил он с недоверием, словно не хотел верить глазам. - Нужно ли понимать так, сэр, и вы, леди, что вы спасли меня колдовской силой? - Вот именно, - сказал я и для вящей наглядности всадил короткую очередь в брюхо дохлого дракона. - Как это ты полез на него с копьецом? Тут что, замешана прекрасная дама? - Но, сэр... Как можно поступить иначе, если оно и ему подобные пожирают людей на дорогах? - Да-да... - промямлил я. Нет, ничего общего с тем граалящим болваном. В том, чтобы выйти на дракона с пулеметом, нет не только героизма, но даже элементарной смелости - обреченная на удачу эскапада, заранее известно о превосходстве бризантной очереди над первобытной свирепостью. Гораздо больше смелости нужно было иметь этому мальчишке, выехавшему заполевать чудовище с копьем - не из-за прекрасных глаз юной принцессы, не из тщеславного желания попасть в летописи и баллады, просто потому, что дракон топчет твою землю, пожирает твоих земляков и кто-то должен его остановить. Понимаете вы, Холмы, что это значит - человек скачет на дракона с копьем в руках? Нет? Тогда мне жаль вас... Пришлось взять на себя заботу о парне. Его лошадь погибла, а приехал он издалека - по меркам человека, для которого единственным средством передвижения остается конь. Он никак не хотел уходить без драконьей головы, твердил, что она ему необходима, что иначе не поверят и будут по-прежнему трястись от страха. Мы привязали голову к джипу, забрали рыцаря с собой и уехали. Он проехал с нами миль сорок. По пути я пытался выведать у него побольше о его родных местах, но он отмалчивался, отвечал уклончиво, именуя меня прекрасным сэром, а Кати - прекрасной леди и принимал нас то ли за странствующих колдунов, то ли за чету архангелов, явившихся посмотреть, как идут дела у смертных. Мои расспросы его удивляли - он считал, что колдуны или архангелы должны все знать сами... Все же кое-что я ухватил - где-то поблизости существовало крохотное феодальное государство. Живут себе помаленьку, сеют пшеницу, доят коров, молятся богу и святой деве, недавно изобрели горючую пыль (не порох ли?), и теперь лучшие умы ломают голову, как приспособить открытие против драконов. Драконы им здорово досаждали. Кати рассказывала, что и городу драконы в первый год принесли немало хлопот, но потом с помощью современного оружия удалось отвадить эту напасть. Несмотря на свою дремучую тупость, драконы вскоре прекрасно поняли, каких мест следует избегать. У соотечественников нашего рыцаря с обороной обстояло гораздо хуже. Арбалеты, мечи и копья - все, чем они располагали. Естественно, смертность среди драконоборцев была страшной. Он очень просил у меня пулемет, но я не мог доверить такое оружие парню из феодального то ли королевства, то ли баронетства. Чересчур идеализировать нашего нового знакомого тоже не стоило - он мимоходом похвастался, что имеет замок, угодья, сотни две сервов и вовсю пользуется вытекающими отсюда правами, правом первой ночи в том числе. Я ограничился тем, что велел ему предупредить своих о моем предстоящем визите в его страну, каковой вскорости последует. Он заверил, что имеет вес при дворе. Нам стоит только спросить дорогу к манору благородного Хуго де Бюрхалунда. Всякий покажет. Расстались мы дружески. Мы высадили его там, где он попросил, - у холма с серым каменным истуканом, примитивно изображавшим богородицу. От большой дороги ответвлялась и уходила куда-то за лес изрыгая копытами узенькая и ухабистая тропинка. На вторичную просьбу подарить или продать пулемет я сделал внушительное лицо и заявил, что Высшие Силы это безусловно запрещают. Аргумент подействовал на него как нельзя лучше, он и не подумал обижаться. Он долго благодарил нас в стиле Томаса Мэлори, с моего разрешения попросил у Кати косынку, пообещав носить ее на своем шлеме и обрубить уши каждому, кто усомнится в том, что леди Кати Клер - самая прекрасная и добродетельная. Кроме того, он заверил, что поставит в нашу честь пудовую свечу и отслужит мессу. Он ушел, волоча за собой на подаренной нами нейлоновой веревке перепачканную пылью и кровью драконью голову. Мы помахали ему вслед и поехали своей дорогой. Близилась ночь, и пора было подумать о ночлеге. Мы переправились через широкую реку по указанному на карте броду, и я решил, что можно остановиться на берегу - если верить карте, зверье здесь не водилось. 9 - Это все довольно странно, - сказал я развалившемуся под деревом Пирату. - Ты и не представляешь, тип хвостатый, до чего это странно. Что же это ваш мир со мной делает? Пират постучал хвостом по земле. Я вздохнул и посмотрел вниз, на берег, на этот нетоптаный песок, уютный и желтый. К такой реке прекрасно подошел бы чистый закат с длинными тенями и той особенной, прозрачной красотой нетронутых человеком мест. Стоять на обрыве, смотреть на сине-розовые облака, и чтобы ладонь лежала на плече симпатичной девушки вроде... Я чертыхнулся и засвистел сквозь зубы "Серый рассвет" - неофициальный марш контрразведки, слова Кропачева, музыка Поллока, того, что служил в третьем десантном "Маугли". Туман и мрак впереди, веселых писем не жди и девчонкам не ври, что герой... Вновь только служба и ты, и будут наши кресты то ли на груди, то ли над тобой... Я не понимал себя, злился на себя, не в силах понять, что со мной происходит. Пейзаж? Но я и раньше не упускал случая полюбоваться закатом или океаном. Что же происходит? Кати бежала по берегу, в ее руках звенели котелки, которые она взялась вымыть, уверяя, что это ее обязанность. Видно было, ясно было, в глаза лезло, что для нее это не только особо важное и опасное задание, а еще и откровенная веселая радость двадцатилетней девчонки, вырвавшейся в красивые и таинственные места. Ей это простительно, но я-то, я-то! Суховатый, педантичный, привыкший переводить почти все впечатления на язык строгих формул. Командор, служака, мастер своего дела! Что делать, если твоим противником оказался ты сам? Кто я такой, чтобы пытаться перевернуть этот мир? Кто сказал, что его нужно переворачивать? Людям это нужно, подумал я. Они люди - и те, кто скачет на чудовище с копьем наперевес, и те, кто чьей-то идиотской усердной волей превращены в вурдалаков, и те, кто шел на смерть, защищая относившихся к ним с издевкой обывателей. Все они должны поверить в то, что Разум - это обязательно добро, как должны в это поверить и те, кто их создал, неизвестные, непонятные, могущественные пришельцы, не нашедшие кошку в светлой комнате, не понявшие, что для того, чтобы быть человеком, не обязательно подчас иметь за спиной тысячу лет истории и тысячу поколений предков. Сколько работы, и какой... Кати подошла к палатке, сложила котелки на брезент. Пират притворялся, будто пакеты с едой его нисколечко не интересуют. Быстро темнело. Я набрал приличную охапку сушняка, запалил костер, как делал когда-то в тайге, и оказалось, что Кати видит костер впервые в жизни... Скоро стало совсем темно, от реки тянуло прохладой. Над горизонтом прополз золотой треугольник и исчез в золотой вспышке. В лесу совсем по-сибирски ухала сова. Как давно все же это было - тайга, темные, поросшие соснами холмы, рявканье рыси, крупные звезды. Млечный Путь... - Никак не могу привыкнуть, что нет звезд, - пожаловался я, как будто она могла меня понять. - А что такое звезды? - тут же спросила она. Я рассказал ей про звезды - какие они блеклые, тусклые над нашими городами и какие они большие, колюче-белые, когда усыпают небо над тайгой, над степью. Как сверкает Млечный Путь, пояс из алмазов. Как над атоллами светит Южный Крест, как в старину моряки находили верный путь по Полярной звезде. Рассказал, каким разным бывает Солнце, какой разной бывает Луна, как катаются на досках по гребням волн, как ныряют за жемчугом. Мы сидели у костра, искры ввинчивались в темноту над нами, она слушала это, как сказку, и мне самому показалось, что это сказка... - Ты там кого-нибудь оставил? - спросила она. - Целый отдел, - сказал я. - Кучу жизнерадостных типов, которые сейчас завидуют мне и гадают о моей участи. - Я не про то. У тебя там была девушка? - Конечно нет. - Все-таки "конечно"? Я познакомил ее со своими взглядами на этот предмет, с жизнью, свободной от лирики, а потому веселой и спокойной. - Ну разве так хорошо? - спросила она тихо. - Я понимаю, у нас, но там, где у вас есть все это, где вы все можете и вам все подчиняется... - А чем плохо? - спросил я. - Если бы я там кого-нибудь оставил, сейчас было бы труднее... Я обнял ее. Она не изменила позы, не пошевелилась, и я убрал руки. Это была последняя попытка убежать от себя самого, остаться прежним, незыблемым сухарем. Поняла она это или нет? - Опять ты все испортил, - тихо, грустно сказала Кати. - Если бы ты обнял меня раньше, когда рассказывал о звездах... Ну зачем ты все испортил? Она поднялась и ушла в палатку. Я достал из машины одеяло, закутался в него и улегся рядом с прогорающим костром. А что еще оставалось делать? На рассвете тронулись в путь. Петляли и плутали мы отчаянно. Неплохо, конечно, иметь при себе прекрасную карту, где указаны все тропы и едва ли не каждая рытвина на дороге, но если никто прежде не ездил по этим дорогам... Будь вместо джипа вертолет, не осталось бы никаких затруднений, но вертолета не было. Компаса тоже. Когда я при сборах заикнулся про компас, Ламст и Отдел воззрились на меня с такой обезоруживающей наивностью, что я смешался, пробурчал что-то непонятное и сделал вид, будто ужасно озабочен вопросом, как лучше разместить в машине снаряжение. Не было у них компасов. Так что по сравнению с нами Колумб был в лучшем положении - от него требовалось всего лишь плыть и плыть на запад, а единственной трудностью было поддержание порядка на борту. У нас на борту царила идеальная дисциплина, но с навигацией обстояло хуже - рыскали без руля и без ветрил... Вурдалачьи Леса невольно внушали уважение. Это действительно были Леса с большой буквы, густые, неприветливые, извивавшаяся то среди зарослей, то среди унылых серых болот дорога сузилась до ширины джипа и стала, собственно, звериной тропой. И это вовсе не метафора, какие-то звери здесь водились, не те доисторическо-мифические чудовища - таким здесь просто не повернуться, - а обыкновенные лесные звери, о которых мимоходом упоминалось в палке "Разное". Пират их чуял... Сосны в зеленой паутине лишайника, мрачная непроглядная стена леса, заросли странных голубых кустов, усеянных желтыми шариками, чей-то четырехпалый след на влажной земле у ручейка, поджарая длинная тень, мелькнувшая в редколесье слева, тишина, деревья, деревья, тишина... Кати молчала, придвинувшись вплотную ко мне, чтобы и локоть не выступал над бортом машины. Я сам поймал себя на желании поднять брезентовый верх, а кобуру расстегнул уже давно. Все это эмоции, тени первобытных страхов, летаргически продремавших в мозгу тысячелетия. От зверей нас надежно защищали скорость машины и оружие, да и не пойдут звери на шум мотора, звери здесь, в общем-то, обычные. Бояться следовало человека. По моим расчетам те, кого я отпустил, должны были уже вернуться, но на то и существуют непредвиденные случайности, чтобы разрушать самые продуманные планы. Примеров немало. Они могли, опасаясь подвоха, бросить на полдороги грузовик и уходить пешком, они могли не успеть предупредить обо мне свои форпосты, да мало ли что, каждому первокурснику факультета контрразведки известно, что полковника Редля погубил забытый в такси чехольчик для перочинного ножика, безупречно спланированная операция "4-Камея" провалилась из-за того, что опоздал паршивый пригородный автобус, а майор Ромене чуть не погиб из-за того, что мелкий воришка украл у него зонтик, который был паролем... Дорога вновь расширилась, теперь джип мог бы на ней развернуться, и это мне понравилось. Лес ощутимо поредел, больше стало зарослей голубых кустов, появились пересекавшие дорогу тропинки, не похожие на звериные тропы, десятки неуловимых признаков свидетельствовали о близости жилья. Поворот вправо. Я затормозил - трудно было проехать мимо _этого_. На обочине стоял броневик - зеленый, длинный, краска на бортах облупилась, металл разъела ржа. Он стоял _вертикально_, перпендикулярно земле, касаясь ее лишь узкой полоской бампера, в диком, невообразимом, невозможном положении, стоял и не падал, нелепый памятник неизвестно кому, а трава вокруг была усеяна множеством крохотных стеклянных вороночек, и на дне каждой переливалось что-то, словно бы капля росы на листе. На борту еще можно было прочесть номер: "104". - Сто четвертый, - прошептала Кати. - Вот он, оказывается, где... Нужно посмотреть. Мне самому хотелось посмотреть, но что-то не пускало, то ли эти непонятные вороночки, то ли трава, которая не шевелилась под ветерком и выглядела словно бы стеклянной, поддельной, то ли навязчивая мысль, что от прикосновения или просто звука шагов многотонная машина обрушится на голову. Я не мог подойти. Создалось впечатление какой-то границы, черты, терминатора, межевого знака между обыденностью и ирреальностью... - Потом посмотрим, - сказал я и дал газ. Дорога больше не расширялась, но лес редел и редел. Пират успокоился. Мы тоже. И когда я увидел издали, что поперек дороги лежит толстое бревно, не испытал особого страха - аккуратно подвел машину к преграде и выключил мотор. Наступила космическая тишина. Пират моментально насторожил уши - по обе стороны от дороги кто-то был. - Есть здесь кто-нибудь? - громко спросил я. С двух сторон на дорогу вышли люди, одного я узнал - тот высокий, правда, сейчас в новом чистом свитере. Оружия у них я не заметил, и держались они не угрожающе. - Привет, - сказал я. - Добрались благополучно? - Да, - ответил он сухо. - Выходи из машины, и пошли. Девушка остается здесь. Собака тоже. - Но... - Можешь поворачивать назад, если что-то не нравится. МЫ тебя не звали. Идешь? - Иду, - сказал я, пожал руку Кати и выпрыгнул из машины. Меня повели по тропинке, уходившей влево от дороги. Деревья вскоре кончились, низкие голубые кусты росли сплошным ковром. Я увидел деревню - круглые деревянные домики стояли как попало, без намека на улицы, домиков было много, у крылечек играли чисто одетые дети, тут же бродили во множестве какие-то толстые мохнатые звери величиной с овцу. Окна домов были застеклены, и над крышами я не увидел труб. А что я, собственно, ожидал увидеть? До чего же прочно въедаются в мысли термины, не вытравишь... "Вурдалачьи Леса" - и в голову помимо воли лезет никогда не существовавшая чепуха: саваны, синие лица, замогильный хохот, зубовный скрежет. "Это, верно, кости гложет красногубый вурдалак..." Уж если я, пришелец извне, поддался гипнозу термина, что же тогда спрашивать с горожан? Мы шли, и никто не обращал на нас внимания. Может быть, обо мне и не знали. - Сюда, - сказал высокий. Я поднялся по ступенькам, открыл дверь и придержал ее для него, но он махнул рукой - дескать, иди один. Обыкновенная комната, привычная мебель. Снова не ожидал? Чего же тогда стоят все твои добренькие мысли о равенстве и братстве? "Да, они такие же люди, но мы цивилизованнее - как-никак у нас многоэтажные дома и асфальт на улицах". До чего же цепко и надежно устроилось в нас это пристрастие - встречать по одежке, хоть провожать-то по уму окажемся в состоянии! - Здравствуй, - сказал сидевший за столом. - Меня зовут Пер. Садись. Он был стар, но не дряхл, на сморщенном годами и жестокой мудростью лице светились неожиданно голубые молодые глаза - два окатных камешка. Мебель, люстра - двойное зеркало, обитатели антимира считают антимиром наш мир, обе стороны правы и не правы... - Итак, зачем ты пришел? - спросил он. - Либо в мире наконец изменилось что-то, либо... - Опасаетесь провокации по большому счету? - Опыт... - сказал он. И перед глазами у меня встали рыжий карьер, волочащиеся за броневиками трупы, красное пятно на асфальте и быстро вбирающий его песок... Он имел право на любые подозрения. - Ваш опыт годился, пока не было меня, - сказал я. Лицо индейского божка не дрогнуло. - И что же ты за персона, если с твоим появлением становится ненужным весь наш опыт? Я рассказал ему то, что рассказывал вчера в Отделе, и даже больше - в Отделе я не касался своих мыканий в этом мире, а ему рассказал, как сам ждал расстрела под моросящим дождиком, что чувствовал, когда на моих глазах убили Джулиану, про мои метания, обретения и потери. Он невозмутимо слушал, он очень хорошо умел слушать... - Знаешь, почему я верю, что ты не разведчик Команды? - Карта? - Твое отношение к ней. Ты убежден, что Команда, имея карту, без труда может нас уничтожить, и считаешь, что, показав карту нам, тем самым демонстрируешь отсутствие злых намерений. - Разве не так? Он засмеялся коротким курлыкающим смешком: - Мы с та