И по тропе двинулись караваны... В течение двух лет деловые партнеры с той стороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию -- один раз в одиннадцать дней, которое не нарушили ни разу. Число путешественников, наоборот, не было чем-то незыблемым и неизменным: как правило, от семи до десяти, а иногда с ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка глэрда до морского берега и обратно (иногда кто-то из них уплывал с грузом на корабле, иногда -- нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а ночью и свои не болтались под звездным небом), тайну удавалось хранить надежно. Откуда взялся корабль, на котором увозили грузы, глэрд не имел представления. Ему просто сообщили, что корабль придет, и посоветовали арендовать у юной дворянки единственный подходящий для импровизированной пристани участок на многие мили побережья. (Сам он, обдумав все, высказал предположение, что стал не первым и не единственным из таларских жителей, кто наладил с "балахонщиками" торговые дела.) Как же иначе, если на корабле были самые натуральные люди? Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами. Им преподнесли версию, которая никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой. В пограничных местностях, так уж исстари повелось, отношение к контрабанде незатейливое и насквозь житейское -- как у крестьян к севу или выпасу овец... Следить, ясное дело, приходилось недреманно. За эти два года с жизнью распрощались пятеро слуг -- кто по пьянке наговорил в деревенской корчме лишнего, кто чересчур уж нагло потребовал увеличения платы за молчание, а один вообще собирался, как честный подданный его величества, донести в полицию. Отбытие из нашего мира всех пятерых было обставлено столь продуманно, что никто ничего не заподозрил. По тем же причинам пришлось, пусть и с болью душевной, расстаться с Кривым Маком, каковой тоже начал звонить языком на всех углах, а в силу непредсказуемости характера старикашки любые заключенные с ним договоренности были вилами на воде писаны. Пряча глаза и проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и не возникло мыслей, будто смерть седого чертозная вовсе не была следствием неумеренного потребления спиртного. Легко догадаться, что глэрд сгорал от любопытства, пытаясь выяснить, что же лежит в загадочных тюках и ящиках, но никак не мог до них добраться, все его предложения о помощи в переноске решительно отвергались. Где-то через год, когда взаимовыгодные отношения устоялись и окрепли, он все же поставил вопрос ребром, заявив: как он может быть уверен, что его не обманывают с выплатами пошлины, если не знает, что в мешках? И пригрозил разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке. Вновь состоялся разговор по душам -- если точнее, откровенная свара, но, как и рассчитывал хозяин замка, более подходящего маршрута у его зазеркальных друзей, похоже, не имелось. Ему показали содержимое нескольких тюков по его выбору, но, вот незадача, подавляющее большинство обнаружившихся там предметов настолько не походили на что-то известное, что об истинном их предназначении глэрд просто не мог догадаться (как и сам Сварог, добросовестно выслушавший длиннейшие, но не ставшие от этого понятными описания). Лишь некоторые вещички вроде Уже конфискованных людьми Баглю у пастухов "водяной лампы" и "волшебной сковородки" оказалось возможным приспособить к повседневным нуждам (как и полдюжины других, найденных в замке опять-таки ищейками Баглю). Глэрду они были не столь уж и необходимы, но из чистого стяжательства он требовал присовокупить их к обычной плате. Будущее казалось безоблачным -- "зазеркальщики" пока что не собирались искать новый маршрут либо отказываться от старого, после брака племянника с хозяйкой замка Барраль ее земли должны были самым естественным образом соединиться с глэрдовыми (и побережье в том числе), купленный с душой и потрохами королевский пристав, со своей стороны, обеспечивал тайну и безопасность... Беда, как водится, грянула неожиданно. Слабым звеном в цепочке оказался родной племянник, кровиночка, сволочь этакая. Кто же мог предположить и просчитать заранее, что он, пылая плотскими желаниями, устроит невесте экскурсию с демонстрацией кое-каких диковинок? Отправить паршивца следом за Кривым Маком и ненадежными слугами не поднималась рука -- кроме племянничка, у вдового и бездетного глэрда других наследников не было, земли при другом раскладе отошли бы короне как выморочные, а герб был бы принародно перевернут, что означало пресечение рода. Пришлось помиловать обормота, измочалив, правда, об него арапник, -- и ускорить свадьбу, насколько возможно. В Барраль был отправлен продажный пристав... Последствия известны. ...Сварог долго вдыхал полной грудью свежий вечерний воздух, казавшийся невероятно сладким после подвальной духоты, пропитанной дерьмом, копотью и грехами человеческими. Потом задумчиво сказал: -- Он не врал, я уверен. Вполне возможно, о чем-то я попросту не спросил, но любое вранье я бы выявил... В самом деле, это никак не похоже на нечистую силу... -- Решительно не похоже, -- кивнув головой, подтвердил брат Фергас. -- Ни малейших следов мы не выявили. Что ж, так легче... -- Смотря кому, -- поморщился Баглю. -- Лично мне, как главе известной канцелярии, крайне неприятно, что под носом у меня регулярно проскальзывают контрабандисты. То, что они приходят из зеркала, ситуации не меняет -- из зеркала ты там или откуда, а пошлину платить изволь, и документы у тебя должны быть в порядке... -- Рейту они говорили, что таскают свою поклажу из одного ненашенского мира в другой... -- протянул Сварог. -- Но вы правы, милейший Баглю: пользоваться нашим миром без нашего дозволения -- по меньшей мере бестактно. А по большому счету, это вульгарнейшее нарушение наших законов. И отвечать должен по всей строгости. -- Никуда они от нас уже не денутся, -- мстительно поведал Баглю. -- Замок занят гвардейцами, всех без исключения причастных мы перехватали и посадили под замок. День следующего визита знаем точно. Уж я их встречу... Не смотрите так, государь, я не собираюсь, словно глупый юнец, бросаться с голыми руками на эти их жерла. Дадим им выйти и тихонечко сграбастаем на полпути к морю. А тот корабль никуда не денется, наши корветы перехватят. Вообще-то, ваше величество, о подобных случаях я должен незамедлительно ставить в известность Канцелярию земных дел, ее восьмой департамент... Сварог спокойно сказал: -- Но ведь вам известно, что совсем недавно ее величеству императрице было угодно распорядиться о создании еще одной конторы, чей глава стоит выше милорда Гаудина? -- Разумеется... господин капрал Небесной лейб-гвардии! -- Так-то, -- сказал Сварог. -- То, о чем восьмой департамент не знает, ему и не повредит... Я дам вам людей, вооруженных кое-чем посерьезнее мушкетов. Опасаюсь, у этих созданий под балахонами может оказаться и оружие... Одного я не пойму: почему никто в округе не заметил вьючных ящеров? Создания в балахонах еще могли в ночном мраке сойти за людей, но ящеры-то? -- Ваше величество... -- легонько усмехнулся Баглю. -- Вы, должно быть, невнимательно читали ученые книги о гланской фауне... У нас еще водятся горные вараны, нигде на континенте их уже не осталось, вымерли, а у нас тысячи две осталось. Есть умельцы, которые приучают пойманных совсем крохотными детенышей и к плугу, и к вьюку. Так что здесь нет никакой загадки: их ящеры очень похожи на горных варанов, только и всего... Он неотрывно следил за каретой с занавешанными окнами, стоявшей у входа в подвал. Вывели глэрда Рейта, закутанного в плащ с опущенным капюшоном, затолкали внутрь, стражники вскочили на запятки -- и карета тронулась. -- Езжайте, милейший Баглю, -- сказал Сварог. -- Я же вижу, вы сгораете от нетерпения продолжить разговор, вытряхнуть из него все остальное... Езжайте. Баглю с видимым облегчением поклонился, бросился к своему коню, взлетел в седло и поскакал вслед за каретой, уже свернувшей к главным воротам королевского замка. Сварог медленно зашагал по брусчатке бок о бок с монахом. Поодаль маячил слуга, но приближаться опасался, полагая не без резона, что его величество поглощен важнейшими государственными делами. -- Как же вы проморгали... -- произнес Сварог. -- Потому и проморгали, что это нечто насквозь житейское, -- задумчиво сказал брат Фергас. -- Не имеющее отношения к потустороннему, к магии... И ведь не только мы проморгали... А в общем... Наши Братства не всемогущи, государь. Конечно, досужие языки нам приписывают нешуточное могущество и обладание некими страшными тайнами, но признаюсь, ваше величество, в этом все же много от сказок. Нет ни особого могущества, ни каких-то тайн. Просто-напросто мы старые и опытные охотники -- вот и все... Боремся с Тьмой, как умеем. А упорство и решительность, увы, не всегда заменят могущество... Тот же случай, что и с вами, уж простите за дерзость. Вам тоже присуща решимость и упорство, но они не делают вас всемогущим... -- Да уж, к великому моему сожалению... -- сказал Сварог печально. -- Нужно нам с вами как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить по душам, причем я буду выступать не в роли короля, а в качестве главы той самой конторы, о которой мы говорили с Баглю... Меня беспокоит Горрот... даже не сам Горрот, а то, что внешне там все благополучно, все в рамках имперских законов и установлений -- но, я уверен, есть и оборотная сторона. -- Полностью с вами согласен, -- кивнул брат Фергас. -- Не примите за лесть, государь, но вы нашли отличную формулировку. Полная открытость и благолепие -- и некое потайное дно, как в старинных шкатулках. -- Значит, вы... -- Мы ничего не можем выяснить, -- сказал монах. -- Те, кто оттуда возвращаются, не могут выяснить ничего... конкретного. Другие бесследно пропадают, и мы опять-таки не в состоянии отыскать следов. Или улики. О, никто не создает помех деятельности Братства -- но люди исчезают, словно тают в воздухе... -- А что, если пойти на него войной? -- размышлял вслух Сварог. -- Повод найти нетрудно, никого не удивит даже отсутствие повода -- когда это оно считалось препятствием к развязыванию войны? -- Для серьезной войны у Глана не хватит сил. Вам ведь нужна не очередная пограничная стычка, а полный разгром Горрота и его захват? -- Желательно бы, -- кивнул Сварог. -- У Глана на это никогда не найдется сил. Впрочем, как и у Горрота в отношении нас. -- Союзников бы нам, -- сказал Сварог мечтательно. -- Коалицию с Ронеро или Снольдером... Попробовать, что ли? -- Ронеро не до нас, -- подумав, сказал монах. -- Конгер умирает, ему остались считанные дни. А законного, признанного всеми наследника нет -- только внебрачная дочь и около двадцати королевских родственников, в большинстве своем людишек пустых и никчемных. В Снольдере обстановка еще унылее -- там есть совершенно никчемный король, но нет сильных министров, имевших бы вес... Никакой коалиции нам в обозримом будущем не сколотить. Наши Братства не в состоянии выступать в чистом поле против армий... -- Бог ты мой, -- в сердцах сказал Сварог. -- Я, конечно, и раньше предполагал, что быть королем непросто, но только теперь понял, как это тягостно. Точно знаешь, что хочешь, что нужно сделать, -- и отчетливо видишь, что сделать не в силах ничего... Они понемногу приближались к королевскому дворцу -- не столь уж большому зданию старинной постройки, с узенькими окнами и навесными башенками-машикулями, задуманному в первую очередь как рубеж обороны, а не средоточие комфорта. Откровенно говоря, почти спартанская простота сего обиталища Сварогу не очень так уж и нравилась, он был уже чуточку избалован небесной роскошью. Возле узкого высокого крыльца -- опять-таки идеально приспособленного для долгой обороны -- стояла Мара в компании нескольких телохранителей. Слуга так и тащился следом, то порываясь подойти, то робко отступая. -- Вам нужно беречься, государь, -- сказал монах бесстрастно. -- Эта неожиданная вежливость Стахора -- я об оставлении им Заречья и Корромира -- меня беспокоит даже больше, чем какой-то откровенно враждебный акт... -- Меня тоже, признаться, -- серьезно сказал Сварог. -- Но вот от чего прикажете беречься, святой брат? Не знаете? И я не знаю... Положительно, этому болвану что-то от меня нужно! Он приостановился и жестом приказал тащившемуся по пятам слуге подойти. Тот, кланяясь, как подобает, тихо сообщил: -- Государь, в столицу прибыл ваш младший брат... -- Вы что-то путаете, любезный, -- сказал Сварог почти весело. -- Нет у меня братьев и не было... -- И тут же спохватился. -- Тьфу ты, я и не подумал... Конечно же, младший брат... Харланский герцог или кто-то из Вольных Маноров? Старательно пуча глаза и держа руки по швам, слуга доложил: -- Несколько часов назад в столицу на купеческом корабле приплыл король Арира из Вольных Маноров -- под вымышленным именем, в сопровождении кого-то из своих баронов, тоже путешествующего инкогнито. Оказавшись в столице, король открыл свое подлинное имя и заявил, что хочет с вами увидеться по конфиденциальному делу... Глэрд Таварош ждет распоряжений... Он говорит, что король настоящий... -- Интересно, какого черта ему от меня нужно? -- в недоумении вопросил Сварог. И, не стесняясь нарушать этикет перед лицом подданных, размашисто хлопнул себя о лбу. -- Я с сегодняшними событиями забыл все на свете... Бони! -- Именно так, государь. Король Арира Бони Скатур Дерс Первый. Подлинное имя барона мне неизвестно, его так и не назвали... -- Ничего, я и сам знаю, -- нетерпеливо сказал Сварог, улыбаясь. -- Готов биться об заклад, барона зовут Паколет... Ноги в руки, любезный! Марш на кухню, и пусть повара наготовят столько, чтобы хватило на целый платунг голодных драгун! И бочоночек из погреба, из заветного отделения! Ну, не стой столбом! Чтоб подошвы горели! Слуга, оскальзываясь, кинулся прочь -- к поварне. -- Добрые знакомые? -- спросил монах. -- Друзья, -- сказал Сварог, все еще улыбаясь. -- А у меня не так уж много друзей... Простите, святой брат, я вас оставлю... Уверенно стуча каблуками по древней брусчатке, он быстро зашагал к Маре, на ходу прикидывая, как Проще и незаметнее всего улизнуть из замка. Глава 12. МЕЖДУ НАМИ КОРОЛЯМИ... Оказалось, незаметно покинуть древние стены -- предприятие самое нехитрое... Мара, как командир королевских телохранителей, уже была посвящена в эту тайну, более того, располагала двумя комплектами ключей: своим и личным королевским. Нужно было спуститься в подвал под домиком для стражи у воротам, в самом дальнем углу, отпереть низенькую дверцу, спуститься на дюжину ступенек, пройти уардов сто по сводчатому туннелю, выложенному не пропускающим сырости "жабьим камнем", снова преодолеть дюжину ступенек, но уже вверх, -- и оказаться в небольшом домике по ту сторону, площади, отделявшей королевский дворец от прочих городских строений. Хозяином домика по традиции был отставной гвардеец, надежный и семью семь раз проверенный. За четыреста лет существования подземного хода пользовались им часто -- одни гланские короли, подобно Гарун аль-Рашиду, любили прогуляться по своей столице в облике простого прохожего, другие искали за пределами замка любовных приключений, третьи плели какие-то интриги там, где у стен нет ушей... Но задуман и построен был потайной ход в первую очередь не для пустых забав, а с чисто утилитарными целями, чтобы монарх в случае такой необходимости мог бы спастись от убийц. Гланские патриархальные традиции наложили свой отпечаток и на эту область жизни: в отличие от иных держав, где частенько заставляли свергнутых королей подписать бумагу об отречении, после чего все же сохраняли жизнь в каком-нибудь отдаленном замке, гланские заговорщики не разменивались на столь пошлое бумаготворчество, предпочитая попросту и без затей проткнуть короля чем-нибудь острым, чтобы, чего доброго, не сбежал потом из заточения и не отомстил по всей строгости. Шутки шутками, а Баглю рассказывал Сварогу о двух королях и одной королеве, которым этот ход спас жизнь, что за четыре столетия в замке были убиты семеро самодержцев, которым не дали возможности добежать до спасительного подвала... Отчасти и по этой причине замок Клойн (с которого некогда и взяла начало одноименная столица) Сварогу как-то сразу не пришелся по вкусу. Не особенно и приятно обитать в замке, где имеются пять комнат и две лестницы, некогда запятнанные кровью твоих злодейски загубленных предшественников. (Что интересно, ни один из них отчего-то так и не появился впоследствии в виде призрака. Но это ничуть не повлияло на отношение Сварога к неуютной каменной громаде.) Вот купленный Марой дом примерно в полулиге от замка -- совсем другое дело. Там никого никогда не убивали, там было тесновато, но уютно, а главное, можно обходиться без кучи положенных по этикету постельничих, чашников и прочих холуев, с утра до вечера болтавшихся за дверью то королевской спальни, то королевского кабинета... Сварог стоял за портьерой, пока замковые слуги расставляли на столе привезенные с королевской кухни яства, вкатывали тот самый заветный бочонок. Слышал только, как Мара покрикивала: -- Громоздите, громоздите! Чтобы стол ломился! Бочонок поставьте просто так, пробку я как-нибудь и сама вышибу! А то знаю я, как в таких случаях бочонки наполовину пустеют... -- Госпожа гланфортесса... -- послышался укоризненный тенорок третьего помощника главного королевского кухаря. -- Вот уж воистину беспочвенное обвинение... -- Знаю я, -- безжалостно ответила Мара. -- Оглянуться не успеешь, как ополовините. Кто на пиру в честь коронации печеного фазана под полой унес прямо с блюда? Не я вами заведую, объедалы-опивалы, а то наплакались бы вы у меня... Все выложили? Вот и шагайте восвояси, да пригласите сюда тех двух господ... Когда захлопнулась дверь, Сварог вышел из своего укрытия, оглядел стол, как положено, ломившийся от массивных золотых блюд, кубков, чеканных мисок, поставцов и чаш. Стол невыносимо заманчиво благоухал тушеным, пареным, пряженым, ставленным и верченым -- да вдобавок свою лепту вносили горы фруктов, сладостей и заедок. Несмотря на вороватость, кухари и их подручные свое дело знали -- за таким столом и в самом деле не стыдно одному королю принять другого. Мара присвистнула сквозь зубы: -- Одну копченую рыбу все-таки ухитрились спереть, прохвосты. Хорошо помню, что их было семь, "благоприятное число", а теперь не более чем шесть... -- Не придирайся, -- сказал Сварог. -- Между прочим, они о тебе то же самое думают -- что ты под шумок, пользуясь служебным положением, кормишь своих гостей с королевского стола... А что еще им думать, коли они не знают, что я тут? И повернулся к двери, чувствуя, как рот сам собой растягивается в улыбке. Дружелюбно рявкнул: -- Ну, что встали, обормоты? Почему никто на шею не бросается? Не к чужим приехали! Первым вошел Бони -- такой же здоровенный, вот только румянца в лице что-то поубавилось, да над ремнем явственно выпирал живот. Двигавшийся следом Паколет тоже мало напоминал уже прежнего тощего недокормыша -- щеки у него лоснились, фигура приобрела этакую сытую округлость, разве что редкие кошачьи усики остались прежними. Оба и двигались как-то иначе -- осанисто, вальяжно, степенно. -- Ну что вы в дверях торчите?! -- нетерпеливо воскликнул Сварог, делая шаг вперед. -- Кто ж вас знает, ваше величество, -- осторожно сказал Бони, неторопливо продвигаясь к нему. -- Вы, говорят, заматерели, не счесть титулов с орденами, Небесным Престолом отмечены... Полезешь по старой памяти ручкаться, позору не оберешься... -- Болваном был, болваном и остался, -- сказал Сварог беззлобно, крепко обнял его, похлопал по спине, потом тем же способом приветствовал Паколета. Отстранился, внимательно их оглядел. -- Ребятки, а ведь вы, провалиться мне на этом месте, здорово жирком обросли... -- И не говори, командир, -- уныло сказал Бони прежним, естественным тоном, моментально заставившим вспомнить старые доблестные времена (не столь уж и старые, впрочем, всего-то полгода промелькнуло). -- Чего уж нас щадить, скажи попросту: салом заплываете, кабаны... Святая правда. -- Он звучно похлопал себя пониже ремня. -- Эвона, бурдюк топырится, чтоб ему... Привет, рыжая! -- обернулся он к Маре. -- Волосья отрастила, похорошела-подросла, оружием увешана, как встарь... Много народу поубивала, пока не виделись? -- Мне хватит, -- скромно ответила Мара. -- То-то мы, пока шли, видели -- из каждой канавы ноги торчат, сразу на тебя и подумали... -- Трепло деревенское, -- с достоинством ответила Мара. -- Увы, рыжая, увы... -- ответил Бони с той же неприкрытой грустью. -- Давно уж не деревенское, а вполне даже королевское. Ты не смотри, что я корону дома на гвозде оставил, -- мы нынче тоже настоящие короли, хоть и младшие братья большеньких... А это кто? -- Он подошел к Элкону, обошел его кругом, как столб, критически оглядывая. -- В очечках, надо же... В мгновение ока он сграбастал юнца поперек талии, оторвал от пола и ловко крутанул на триста шестьдесят градусов, так, что пятки молодого лара на секунду оказались направленными в потолок. Ухитрившись при этом не уронить у него с носа очки, поставил назад, поцокал языком: -- Хлипковат. Надо полагать, он у тебя, командир, по ученой части? Элкон сердито поджал губы, но грубость стерпел, вежливо раскланялся: -- Совершенно справедливо изволили заметить, милейший, по ученой главным образом... -- Ну, ничего, дело полезное, -- благодушно сказал Бони. -- Я вон тоже научился читать не только по-печатному, но и по-писаному, и даже, командир, не поверишь, писать умею! Почти что без ошибок. А если мне на ошибку какая въедливая зараза укажет, я уже не конфузюсь, а спокойно отвечаю: мол, своим королевским указом велел намедни изменить эту, как ее... орфографию и в данный текущий момент как раз по этой новой орфографии и пишу... -- Он похлопал Элкона по плечу. -- Молодец, держись командира. У командира редкостный талант выводить в люди всех, кто ему вовремя подвернется под руку и найдет в себе достаточно ума, чтобы встать под знамена, в ряды, так сказать... Вот посмотри на меня, кто я был в прошлом году? Беглый мятежник без гроша в кармане, без документов, без цели в жизни... А теперь? Натуральный король, с подданными, с дворцом, с фаворитками, чтоб их черти взяли... А этот вот хмырь, -- покачал он через плечо большим пальцем на ухмылявшегося во весь рот Паколета, -- и вовсе в Равене кошельки тырил, курей воровал по окраинам. Зато теперь -- фу-ты, нуты! -- ронерский маркиз и арирский барон, поместье у него, замок с башенками, вассалы шапки ломают, орденами звенит... А все почему? Потому что вовремя догадался в ногу маршировать за командиром... -- Все это весьма познавательно, -- как ни в чем не бывало поклонился Элкон. -- Однако я и без ваших поучений успел понять, что лорд Сварог -- личность незауряднейшая. -- А он у тебя с гонором, командир, -- фыркнул Бони. -- Если еще и не дурак, далеко пойдет... Так-так-так... -- сказал он, подошел к столу и, не обращая внимания на заманчиво благоухающие яства, уставился на Караха, примостившегося на широкой спинке дубового стула. -- Чтоб меня об сарай шваркнуло! Натуральный домовой! И в орденах весь, надо же... Отроду не слышал про домовых при орденах, даже с простенькой медалюшкой, по-моему, ни одного не было... Карах, тоже уже обучившийся придворным политесам, вежливо ответил: -- Между прочим, любезный король, я имел честь сопутствовать командиру в опаснейших предприятиях, пока вы у себя в деревне гусей пасли... -- Вот уж чего сроду не делал, -- беззлобно ответил Бони. -- У нас в Скатуре гусей не было. Гуртовщиком был, это точно, не отрицаю, да это ж не позор... Значит, это тоже сподвижник? Ну, в таком случае -- наше нижайшее! Командир в сподвижники кого попало не выберет -- вон, один я чего стою... Писаный балладный персонаж. Вы чего так скептически ухмыляетесь, господин в очечках? Про меня, чтобы вы знали, самый настоящий поэт самую настоящую поэму пишет, самым что ни на есть стихослагательным манером -- то ли блямбом, то ли холерой, не помню точно... В пяти частях, с восхвалительным прологом и прославительным эпилогом. Точно вам говорю, настоящий поэт, из Сословия Свободных Искусств, в трех университетах учился, книжки печатал. Я его не уговаривал, сам из Ронеро приблудился... -- И жрет у тебя на поварне, поди, за троих? -- невинным голоском поинтересовалась Мара. -- И вино хлещет за четверых, и золотишко у тебя тянет? -- Не без этого, -- чуть смущенно сознался Бони. -- А что поделать? Приличный король должен покровительствовать искусствам, это везде написано. Мой придворный стихоплет хоть поэмы пишет и репутацию ценителя искусств мне создает, а просто придворные, все эти там камергеры и кухмистеры, за те же денежки только милости выпрашивают и золотые вилки с солонками со стола прут на каждом обеде... Повесил одного с вилкой в зубах, так, ты думаешь, помогло и перевоспитало? Хрена с два! Хоть к столу солонки приколачивай, право слово... -- Вот, кстати, о столе, -- спохватился Сварог. -- Что же мы стоим, как монументы? Прошу к столу! От души нагромоздили! К его некоторому удивлению, долгожданные и радовавшие душу гости уселись за стол определенно нехотя, восторгаясь его роскошью и обилием, такое впечатление, исключительно для того, чтобы не обидеть радушного хозяина. Бони лениво пожевал ломтик фаршированной креветками форели. Паколет равнодушно, будто повинность исполнял, отломил крыло у каплуна, плававшего в сложнейшем соусе "семь обжор"... Помнивший их аппетит Сварог поначалу недоумевал про себя, потом спросил прямо: -- Зажрались, ребятки, в королях и баронах? -- Вот то-то и оно, командир... -- печально ответствовал Бони, вороша вилкой салат с таким видом, словно перед ним была отрава. -- Зажрались, зажирели, брюхи ходить мешают... Не было б на свете вина, жизнь и вовсе смысл бы потеряла... -- Он поднял сверкнувший неограненными самоцветами кубок и решительно осушил его до дна. -- Что бы мы делали, бедные короли, без доброго винца... Между нами, королями, командир, -- кто же знал, что жизнь наша королевская такая паскудная... -- Правда? -- серьезно спросил Сварог. -- Святая правда, -- не менее серьезно ответил Бони, приканчивая второй кубок вместимостью не менее чем в полторы бутылки. Щеки у него моментально раскраснелись прежним деревенским румянцем. -- Ты у нас, конечно, дело другое -- у тебя, как ни крути, держава настоящая. У тебя и войны взаправдашние, как у больших, и дворянские мятежи, я краем уха уже слышал, солидные, и армия, и университет, и все такое... А вот знал бы ты, какая это дыра -- Вольный Манор! -- Его разбирало на глазах. -- Неописуемая дырища! Чтоб ей провалиться со мной вместе! Чтоб только дырка на географической карте осталась! Мара, насмешливо наблюдавшая за ним, не преминула тут же вмешаться: -- Насколько я помню, никто тебя на арирский престол силком не тащил, в спину оглоблей не подталкивал... Вопреки обыкновению, Бони не огрызнулся и не отшутился. Сказал печально: -- Ну что, свалял дурака. С тобой не бывало, что ли? Отомстить этому гаду, Арсару, конечно, следовало, но вот за каким чертом я на освободившийся престол влез, сам толком не пойму. Такая уж была обстановка -- воинство мое подзуживало, бароны в пояс кланялись, корону трясущимися ручками протягивали... Вспомнил я сказки и баллады да подумал: отчего бы нет? В сказках, господа мои, бравый герой завсегда, спихнувши или прикончивши коварного тирана, сам на трон садится. Вот я и сел, дубина. Сначала повелел отыскать уцелевших скатурцев, чтобы облагодетельствовать, -- земляки как-никак. Нашли человек двадцать. Душевного разговора о старых временах не получилось -- в пояс кланяются, признавать боятся, два часа поил, да так и не разговорил толком. И понял я, что возврата к прошлому нет, особенно когда от прошлого остались одни головешки. Ну, отсыпал им золотишка да отправил восвояси. И сижу себе дальше на престоле, как дурак, правлю помаленьку. Вот именно, что помаленьку: где ж в нашей глуши развернешься? От нечего делать пошел воевать с соседом -- у меня в соседях князь Велембан, совершеннейшая скотина, ободрал всех, как охотник белку, невест из-под венца утаскивает, половину земель в Балонге заложил... И что? Он, когда услышал, что мы идем на его столицу, собрал казну во вьюки и с самой доверенной челядью ускакал в изгнание, как миленький. -- Бони невольно приосанился. -- Это оттого, командир, что кое-какие слухи о наших славных свершениях под твоим мужественным руководством и до нашей глуши уже докатились, уж прости за прямоту, но и я в лучах твоей нешуточной славы иногда купаюсь... Репутация образовалась... Ну, что делать? Не вышло войны. Присоединил я его княжество к моему Ариру по праву ваганума и вернулся домой, как идиот, ни разу даже мечом никто не махнул... Подданные триумфальную встречу устроили, поэт мой впереди шагает и оды декламирует -- а меня тошнит от всего от этого... Паколет, тоже успевший разделаться с парочкой Кубков, громко хихикнул: -- Ты еще расскажи, как они тебе почетные титулы преподнесли... -- Молчал бы ты, баронская морда... -- печально отмахнулся Бони. -- Ну да, точно, преподнесли. Собиратель Земель, Победоносный Воитель, еще как-то там... Подхалимы собрались мою конную статую на площади возводить, но тут уж я из себя вышел, рявкнул так, что без команды разбежались, а скульптор, для этой угодливой цели ими за большие деньги из Ронеро выписанный, с перепугу так из дворца припустил, что за границей только и остановился... Сижу, правлю дальше. Бароны на цыпочках ходят, самому кусок до рта донести не дают. Я даже мечтал, чтобы устроили они, наконец, какой-нибудь заговор -- все-таки развлечение, да и можно их потом на воротах развешать... Да разве от них дождешься? Пятки мне чесать на ночь готовы, доченек в фаворитки наперегонки так и подсовывают... -- Он покосился на Элкона. -- Ты, отрок, уши пока заткни, тебе еще рано про баб слушать... Элкон преспокойно ответил: -- Могу вас заверить, ваше величество, что мои познания в этом предмете отнюдь не теоретические. -- Ну, тогда слушай, -- махнул рукой Бони. На его щекастом, сытом лице отобразилось нешуточное страдание. -- А эти доченьки -- особая статья и новая печаль. Не успеет из-под тебя вылезти, зараза, начинает зудеть: мол, нельзя ли папеньке прирезать угодий? Или золотую цепь пожаловать? Или в камергеры произвести? Да вдобавок каждая в законные королевы рвется. Однажды подрались -- ну, была картина! Бродячий цирк такой комедии не урежет! Одним словом, командир, вспоминаю я наши с тобой странствия и от тоски чуть подушку не грызу: как мы от погони бегали, под кустами спали и жрали что попало, как в Хелльстаде со страху писались, как с демонами в Трех Королевствах хлестались... -- Его голос достиг высот пафосной мечтательности. -- И под смертью ходили что ни день, и по воздуху летали, и по воде улепетывали, весь мир на нас шел войной... Вот была жизнь! Вот когда человеком себя чувствовал! -- Взял бы да и отрекся, -- насмешливо посоветовала Мара. -- Не могу, -- уныло признался Бони. -- Духу не хватает. Крестьянская натура не позволяет -- коли уж тебе досталось хозяйство, из рук его не выпускай... На этот счет есть какое-то ученое словечко, что-то насчет репы -- реплекс вроде бы... Реплекс у меня такой... -- А у тебя? -- поинтересовалась Мара, с подначкой глядя на Паколета. -- А мне его бросать неудобно, -- столь же печально, как только что его коронованный сюзерен, признался Паколет. -- Как он один останется со всей этой сволочью? У меня то же самое, командир: жизнь не в жизнь... Бони меня по великодушию своему пожаловал в бароны -- когда свергали короля Арсара, кого-то из баронов по ходу дела пристукнули, и остались бесхозные земли... Только радости от этого никакой. Походил я гоголем ровно месяц -- потом надоело. Не умею я этого -- пиры устраивать, с соседями-олухами на охоту ездить, вассалов судить по выходным дням в самой что ни на есть торжественной обстановке, управителевы книги проверять, воровство выискивая... Осточертело. В горницу тихонько проскользнула старуха Грельфи. Увидев, что на нее обратили внимание, замахала сухонькими ручками: -- Не беспокойтесь, светлый король, я где-нито с краешку примощусь, корочку пожую и водичкой запью... Однако, усевшись за стол, наложила себе на золотую тарелку немало вкусных кусочков и в кубок наплескала отнюдь не родниковой водички. Встретив взгляд Сварога, непритворно вздохнула: -- Умаялась, государь. Весь замок облазила от подвалов до крыши, а уж зеркало три часа изучала, попробовала на нем все, что только умею... И сквозь решето на него смотрела, и семь иголок раскладывала, и на птичье крыло ворожила... -- И что с ним, с зеркалом? -- жадно спросил Сварог. -- Откровенно тебе скажу, государь, -- не понимаю... Ничего даже отдаленно похожего прежде не видела, в жизни не сталкивалась. -- Грельфи выглядела не на шутку удрученной и усталой. -- Что-то я за этим зеркалом увидела, знать бы только -- что... Поначалу решила, что это Древние Дороги -- нет, шалишь, совсем другое что-то... Заводь, думаю. Опять нет, никакая не Заводь. И уж никак не Соседняя Страница. Там какая-то Бездна, светлый король. -- Она произнесла последнее слово, выделяя и чеканя каждую буковку. -- Вот и все, что я углядела. Насквозь непонятная мне Бездна, жутко мне от нее, холодом на меня от нее дует... Но ихний Кривой Мак был прав, и монах тоже, -- зеркало это, Бездна эта не имеет отношения ни к черной магии, ни к нечистому. Просто Бездна... -- Она пожала плечами в тщетных попытках облечь в четкие человеческие слова непонятные ей самой образы. -- Насквозь мне непонятная. Подержать бы тех, в балахонах, что из нее вылезают, за шкирку, в глаза посмотреть, "серебряным трезубцем" попытать... Или, скажем, "четырьмя углами"... -- Вы это о чем? -- жадно спросил Бони. -- Да так... -- скупо ответил Сварог, потому что хвастаться было нечем. -- Очередная напасть, лезет тут из одного зеркала непонятно кто и непонятно откуда... -- Видал? -- Бони отнюдь не по-королевски подтолкнул Паколета локтем. -- Живут же люди! Я так понимаю, командир, у тебя вроде намечается очередное рисковое предприятие? -- Насчет риска пока не знаю, -- честно признался Сварог. -- Но загадочка серьезная и пакостная, чует мое сердце... -- Командир! -- вкрадчиво сказал Бони. -- А не найдется ли у тебя по старой памяти местечка в рядах? Для нас обоих? Ты не смотри, что у меня брюхо отросло, -- поболтаться по бездорожью недельку-другую, сухим куском питаясь, оно и пропадет... Паколет торопливо закивал: -- Да уж понятно, для обоих. Куда тебя одного отпускать, деревенщину... -- Мне мест в рядах не жалко, -- сказал Сварог. -- Ряды, честно признаюсь, настолько редки, что тоска берет. Вот только... Вы хорошо подумали, ребятки? Сейчас вы как-никак при достатке и покое... -- А кто ж его знал, что достаток с покоем -- такое дерьмо! -- треснул по столу кулачищем захмелевший Бони. -- Это поначалу, не знавши, думается, что лучше собственной поварни и парчовой одежи ничего на свете нет. А приобвыкнешься -- и тоска берет. Я, командир, сплошная деревенщина, как точно подметил этот хмырь с воровским прошлым. Однакож успел врубиться в одну нехитрую истину: с тобой человеком себя чувствуешь. А не долбаным королем с засиженного трона. И дерешься, что характерно, за что-то путнее. Вот тебе и весь сказ. Ты не думай, я тебе и трезвым то же самое повторю. Задолбало меня это королевство, спасу нет. Если... У двери мелодично забренчал колокольчик. Кивнув Маре, чтобы подошла, Сварог быстренько облокотился на стол, закрыл лицо ладонью, сдвинув на ухо широкий гланский берет. Теперь, с закрытым лицом, он как нельзя лучше напоминал захмелевшего гуляку, к которому вошедший не особенно и будет приглядываться. Он так и не расслышал, о чем говорила Мара с пришедшим, -- Бони громогласно принялся, загибая палец за пальцем, перечислять все неудобства королевского положения, пропади оно пропадом, в синий прах и вперехлест через колодец по лешачьей матери... Тем временем Грельфи, умиленно расслабившись лицом, выспрашивала Паколета о его покойной бабке, своей былой подруге, -- и голосина у нее тоже не напоминал мышиный писк. Наконец Мара вернулась -- с совершенно спокойным лицом, значит, никаких новых хлопот пока что не предвиделось, -- уселась на свое место и тихонько сообщила Сварогу: -- В замок только что приехал граф Грелор из Ронеро, уверяет, что он -- чрезвычайный и тайный посол короля. Верительная грамота имеется. Ты ему нужен прямо-таки незамедлительно. Говорит, что знаком с тобой. -- Граф Грелор? -- проворчал Сварог, перебирая в памяти всех своих титулованных знакомых, которых к нынешнему времени уже набралось немеряно. -- Что-то такое в голове вертится... -- И звонко хлопнул себя по лбу, по королевскому челу. -- Ну я болван! Впрочем, титулом он пользовался так редко... Орлы! -- рявкнул он. -- А ну-ка, минутку внимания! К нам Леверлин приехал! -- Я ж говорю -- судьба! -- ухнул Бони. -- Стягивается помаленьку старая гвардия, неспроста! Зови его сюда, у нас еще полбочонка осталось... -- В самом деле, -- сказал Сварог Маре. -- Пошли за ним человека, пусть едет сюда, к старым друзьям. Вряд ли он за это время стал настолько спесив, чтобы непременно требовать приема во дворце, да и посол-то он -- тайный. Посол, надо же. Помнится мне, всякая государственная служба была ему решительно... Он растерянно замолчал. Глухой удар, могучий, тяжелый, сотряс землю, казалось, совсем рядом, во дворике, куда завели коней. И тут же кони, прекрасно было слышно, тревожно заржали, загремели подковами по брусчатке. Посуда на столе -- массивная, литого золота -- подпрыгнула, как живая, жареный каплун, словно бы твердо решив избежать королевских и дворянских желудков, полетел со стола на пол. -- Эт-то чего такое? -- громко осведомился Бони. -- Меня на стуле так и подкинуло, а я ж не пушинка... Землетрясение? -- Не знаю, -- пожал плечами Сварог. -- Если верить знающим людям, давненько у меня в королевстве не случалось землетрясений... Он подошел к окну, повернул вниз медную вычурную ручку и потянул на себя низкую старинную раму с забранными в свинцовый переплет круглыми стеклышками. Высунулся наружу, в ночную прохладу. Судя по звукам, вокруг разгоралась самая настоящая паника. Сразу в нескольких местах, и далеко, и где-то совсем рядом, послышались многоголосые крики, испуганные и громкие, по мостовой грохотали копыта -- кто-то опрометью пронесся верхом, кто-то бегал возле дома на противоположной стороне улицы, размахивая горящим фонарем. Еще верховые, еще бегущие... Во мраке, слабо освещаемом лишь парочкой тусклых фонарей, вырывавших из темноты то чье-то насмерть перепуганное лицо, то лошадиный круп, то блеск огня на лезвии меча, метались конные и пешие, недоуменно перекликаясь, и пешие шарахались от конных, а конные сами не