се продумал заранее -- еще спускаясь красть белье. Круто взял вправо, чтобы выйти в стороне от того места, где оставил клятых спутничков. Достигнув гребня, разулся, положил грубые ботинки рядом с бельем, хорошенько заметил место и бесшумно, прямо-таки на цыпочках стал красться меж стволов. Другого столь удобного случая, чтобы без помех и свидетеля посоветоваться об э_т_о_м, у Эмиля с Никой долго не будет. Если его подозрения верны, начался совет в Филях. Он все-таки взял левее, не приучен был ориентироваться в тайге. Хорошо еще, издали заметил нечто шевельнувшееся зелено-пятнистое -- один из камуфляжных бушлатов. И услышал тихие голоса. Остановился, пригнулся, стал подкрадываться, ставя босые подошвы в мох с превеликим тщанием. Похоже, банальная фраза, встречавшаяся во множестве романов, сейчас как нельзя более удачно отражала положение дел -- оттого, останется ли он незамеченным, и впрямь зависела его жизнь... -- ... не по себе. -- Милая, а мне -- по себе? Ты лучше вспомни, с каким кайфом он нас вешал. Он ведь не знал, что комендант всего-навсего решил повеселиться... В голосе Ники сразу зазвучало искреннее отвращение: -- Бог ты мой, какая скотина... -- Ведь все пойдет прахом, если доберется до Шантарска. Оба мы огребем по первое число. Всему конец. Или сомневаешься? -- Господи, ничуть не сомневаюсь,-- вздохнула Ника.-- Ох, Эмиль... Я его знаю даже лучше, чем ты думаешь. Подленькая, злобная скотина... Но ведь нужно все обставить так, чтобы комар носа не подточил? Я, конечно, чисто теоретически рассуждаю. -- Пора рассуждать не теоретически, а... Дальше Вадим не собирался слушать. Хватило и услышанного. Никакой мании преследования, никакой шизофрении, пустых страхов. Страхи оказались вовсе не беспочвенными. Отточенный интеллект опытного бизнесмена просчитал все безошибочно. Ну ладно, мы еще посмотрим, кто выйдет в Шантарск, а кто останется, у них все равно не хватит времени придумать точный план... Он отыскал приметную сосну, где оставил добычу, обулся, подхватил одежду и быстро, ощущая странную смесь страха и злой отваги, пошел к тому месту, где сидели заговорщики. Они увидели его первым, замолчали. Эмиль оглядел штаны, держа перед собой на вытянутых руках, одобрительно хмыкнул: -- Благодарю за службу... Великоваты, но сойдут. И рубашка тоже.-- Не теряя времени, он сбросил полосатку, стал переодеваться. -- А я? -- искренне возмутился Вадим. Оставшаяся рубаха -- чего он второпях не заметил -- годилась разве что на десятилетнего ребенка. -- А ты, получается, перебьешься,-- безмятежно фыркнул Эмиль.-- Сам подумай: если отдать тебе рубашку или штаны -- оба мы сохраним в гардеробе элементы полосатости, что выглядеть будет нелепо. При моем же варианте полосатым остается только один, что где-то и гармонично... -- Я вот подумал: а что, если и вправду идти дальше одному? -- сказал Вадим, добросовестно изображая святое неведение.-- И я вам в тягость, и вы мне глаза не будете мозолить. Уж как-нибудь доберусь, не в Антарктиде и не на Таймыре даже... Пока я там крал бельишко, мелькнула гениальная идея: пойду к крестьянам и признаюсь, что сбежал из шантарской тюряги. Бить, может, и не будут, зато непременно найдут в округе какую-нибудь власть. Или милицию. Повезут в Шантарск, скорее всего. Конечно, чревато определенными неудобствами, но не такими уж... Ага! Можно поаплодировать себе мысленно. У Эмиля мгновенно проявились на физиономии и разочарование, и даже растерянность. Уж такого оборота он, безусловно, не ожидал... -- Не дури,-- наконец сказал Эмиль, овладев собой.-- Идти, так вместе. Добудем мы тебе одежду, в самом-то деле... -- Ладно...-- пробурчал Вадим, делая вид, что одержим раздумьями.-- А что там с "козлом" и "парашником"? -- Ну, погорячился, погорячился! -- блеснул зубами Эмиль.-- А ты на моем месте марципанами угощал бы? После известных событий? Пошли, не дури! -- Уговорили,-- Вадим притворился, что покончил с колебаниями.-- Только кончайте эти штучки, я имею в виду и хамство, и все прочее. Можете хотя бы на глазах не обжиматься? Насчет развода в Шантарске поговорим... Черт с вами. -- Конечно, поговорим,-- облегченно вздохнул Эмиль.-- Обо всем поговорим, как цивилизованные люди, в Шантарске... Стоп! Вон, видите? Глава четвертая. Триллер а-ля пейзан рюсс Он резко развернулся в сторону чащобы, выхватил нож. Теперь Вадим тоже услышал резкое железное бряканье. -- Тьфу ты, черт...-- Эмиль вымученно улыбнулся, спрятал нож и смахнул явственно видневшиеся на лбу капли пота.-- Совсем одичали, я и забыл... Там, неподалеку, из леса вышла очень спокойная корова с болтавшимся на шее ржавым колокольчиком размером с кулак -- он и гремел. Мимоходом покосилась на них и потащилась. дальше по своим немудреным делам. -- Сто лет уже ботала не слышал...-- Эмиль протянул Вадиму сигарету, демонстрируя полнейшее дружелюбие и отсутствие отныне всякой конфронтации. Покурили, сидя под деревом. Взглянуть со стороны -- царило полное согласие и единение, прежние конфликты списаны на истрепанные нервы и забыты. Вот только Вадим временами украдкой перехватывал смятенный взгляд Ники: без особого протеста согласилась, стервочка, со светлой идеей насчет отправки мужа на тот свет, но долгое промедление с реализацией идеи ее нервировало страшно... Гуманистка сраная. -- А поглядите-ка...-- сказал вдруг Эмиль. Они поднялись на ноги. Внизу, откуда-то справа, появился темно-синий "зилок" с обшарпанным кузовом, почтенный годами ветеран, каких давно уже не выпускают. Он медленно ехал по единственной неширокой улочке, выписывая зигзаги,-- из-под колес едва успела выскочить с отчаянным визгом маленькая лохматая собачонка. Грузовик, наконец, остановился почти напротив того дома, где Вадим крал одежду, встал косо, едва не вломившись углом кузова в ворота. Распахнулась дверца, наружу вывалился шофер -- даже на таком расстоянии видно было, как его шатает, болезного. Со двора тут же выскочила женщина. Слова сюда не долетали, но хватало энергичной недвусмысленной жестикуляции, чтобы понять очень быстро: имеет место втык. Мужичонка лениво отмахивался, дражайшая половина, на голову его повыше и гораздо шире, уже перешла к рукоприкладству. В конце концов сгребла за шиворот и молодецким толчком -- есть женщины в русских селеньях! -- прямо-таки закинула в калитку, откуда он больше не появился. Видно было сверху, как, далеко не сразу встав с карачек, поплелся в дом. Супруга погрозила вслед и направилась куда-то в дальний конец деревни. -- Пошли,-- распорядился Эмиль.-- Сомневаюсь я, что здесь ключи с собой забирают. А ГАИ обычно и близко нет... Они прошли той же дорогой, что давеча Вадим, миновали мычащего теленка -- Ника на скорую руку умилилась и посюсюкала,-- прислушались. Тишина и безлюдье. Эмиль первым распахнул калитку, вышел на улицу и, словно бросаясь в холодную воду, одним прыжком оказался у грузовика. Распахнул дверцу, заглянул, махнул рукой. Вадим с Никой бросились туда, обежали машину со стороны кабины. Надсадно проскрежетал стартер, мотор заработал. В окне мелькнула физиономия шофера -- кажется, он так до конца и не сообразил, что происходит на его глазах. Вадим пропустил Нику вперед -- чтобы был барьер меж ним и Эмилем,-- на всякий случай, запрыгнул последним, захлопнул разболтанную дверцу. Грузовик сорвался с места, свернул направо, деревня осталась позади. Навстречу протарахтел обшарпанный синий "Беларусь", тащивший большой металлический прицеп, но тракторист не обратил на встречных ни малейшего внимания. Оказавшись на росстани, Эмиль, не колеблясь, помчался по средней дороге -- видимо, оттого, что она была самой широкой из трех. По здешним меркам -- магистраль. Вадим высунул локоть в окно и закурил, довольный краткой передышкой, когда не нужно ежесекундно ожидать удара ножа под ребро. -- Хреново,-- сквозь зубы процедил Эмиль. -- Что такое? -- встревожилась Ника. -- Бензин почти на нуле, вот что... -- А заправка? -- Какие тут заправки. Где-нибудь на центральной усадьбе, но поди найди ее. В кузове канистры нет, я смотрел... Через пару километров на пути попалась столь же крохотная деревушка, Эмиль сбросил скорость, проехал ее медленно, крутя головой. Пояснил вскользь: -- Хоть название бы спросить, вдруг и сможем привязаться... Но ни единого аборигена они так и не увидели. И ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего заправку, не встретилось. Впрочем, неизвестно еще, как бы на заправке отнеслись к их единственной кредитке, сотне баксов... Эмиль все чаще косился на приборную доску -- Вадим по привычке подумал, что бензина еще достаточно, коли не вспыхивает лампочка, но потом сообразил, что никакой лампочки в этой "Антилопе-Гну" оказаться не может, это вам не иномарка с кучей удобных мелочей... -- Ну-ка, назад посмотри,-- бросил Эмиль. Вадим высунулся в окно. Зеленое пятно нагоняло с нехорошей быстротой. -- Есть там что? -- Ага,-- сказал он удрученно.-- Мотоцикл. Чешет, как бешеный... -- Неужели так быстро спохватились? Что-то не похоже не нашу глубинку... Сколько там народу? Вадим снова высунулся: -- Вроде... Точно, один. -- Ну, это не столь уж печально...-- оскалился Эмиль.-- Я-то думал -- полдюжины с дрекольем. И прибавил газу. Мотор пару раз чихнул, но пока что тянул исправно. Тяжелый грузовик мотало на поворотах, временами колеса вылетали с раскатанной колеи. Мотоцикл не отставал. Его стрекот слышался все ближе. -- Эмиль! -- вскрикнул Вадим, втягивая голову в кабину.-- Он в форме, точно! -- Военный? -- Милиционер, похоже. -- Тьфу ты,-- фыркнул Эмиль, но скорости не сбавил, наоборот, притоптал газ.-- Оказался поблизости на нашу голову... Мотоцикл сблизился с ними настолько, что теперь не было нужды высовываться -- в зеркальце заднего вида с отколотым верхним краем прекрасно видно, что на старомодном зеленом мотоцикле восседает милиционер с непокрытой головой, отчаянно машет рукой и что-то кричит. Гонка продолжалась. Мент не отставал. -- Эмиль...-- сказал Вадим потерянно.-- У него кобура на поясе, еще стрелять начнет... -- Замучается стрелять в такой позиции...-- Эмиль пытался наддать, но машина, похоже, выдавала все, на что оказалась способна. Тогда он начал петлять, загораживая мотоциклу дорогу. И на какое-то время в этом преуспел -- зеленый мотоцикл возникал то справа, то слева, шарахался, седок что-то остервенело орал, но потом настал момент, когда двигатель принялся чихать уже беспрерывно, машину сотрясло пару раз, словно на глубоких рытвинах. Мотор безнадежно заглох. Хорошо еще, милиционер не стрелял -- трудновато было бы, правую руку с газа не снимешь, а левой вряд ли попадешь по колесам... Эмиль вывернул катившую по инерции машину на обочину, затормозил. Вполголоса распорядился: -- Не дергайтесь, не лезьте с речами. Посмотрим, чем обернется, авось... Первым выпрыгнул на дорогу. Мотоцикл пронесся мимо, метрах в трех затормозил. Милиционер шустро соскочил, извлек из коляски фуражку и нахлобучил, тщательно поправив, чтобы сидела лихо, как у царских казаков. Одернул китель, загоняя складки под ремень, похлопал по кобуре и бодренько прикрикнул: -- Па-апрашу документики! Вадим тоже вылез, уставился на служивого. Тот был постарше их с Эмилем, лет сорока,-- самая простецкая белобрысая физиономия, расплывшаяся в довольной улыбке загнавшего дичь охотника. Стандартный, классический мент. Только помятая форма старого образца, советского, да и фуражка без орла, с отмененным гербом СССР. Впрочем, и в Шантарске в последнее время милиционеры помоложе, рядовые и сержанты, взяли моду цеплять на фуражки бог весть где раздобытые кокарды старого образца, полагая их более красивыми и внушительными, нежели новые, триколорные... Зато кобура многозначительно распухла -- был там пистолет, никаких сомнений... Форма хоть и помята, но пуговицы со старым гербом сияют, словно очередная теледурочка, открывшая для себя "Олвейз-классик". -- Ай-яй-яй...-- протянул старшина (лычки тоже сияли, как ясно солнышко), оглядел их так, что стало ясно: беседа надолго затянется и ничего хорошего не сулит.-- Вы зачем это Васькин грузовик угнали? Это уже статья, господа хорошие, уголовная статеечка... С совершенно неуместным в данную минуту злорадством Вадим отметил, что Эмиль пребывает в полной растерянности, не в силах соврать что-нибудь подходящее. И, неизвестно чем побуждаемый, решил вступить В игру: -- Да разве это Васькин грузовик? -- Васькин, Васькин...-- с ласковой укоризной заверил мент, похлопывая по кобуре.-- Натурально, Васькин. Ну что, мне в воздух стрелять или сами пойдете до камеры? -- Подождите,-- опомнился Эмиль.-- Давайте я вам все объясню подробно... -- Да я сам все вижу подробно. Попались, граждане хорошие, от рабоче-крестьянской милиции не уйдешь... Ника вдруг шагнула к нему и протянула зеленую бумажку: -- Давайте как-нибудь договоримся? -- предложила она, изобразив обаятельную улыбку. У самой, как-никак, был изрядный опыт общения с шантарскими гаишниками. Но зеленый Франклин, моментально превративший бы в умилительного агнца самого злобного дорожного волка, здесь, похоже, всегдашнего магического действия не оказал. Городская была магия, незнакомая местным слугам правопорядка... -- Вы мне, гражданочка, всяку дрянь не суйте,-- неподкупно отмахнулся старшина.-- А то еще одну статеечку к вам пришпилю.-- Он опять похлопал по кобуре.-- Тут ваши штучки не проходят...-- И внезапно расплылся в вовсе уж масленой улыбке.-- А я ведь знаю, хорошие мои, откеда вы сбежали, Зна-аю доподлинно! Думали, мы тут лаптем щи хлебаем? И не удалось вам смыться, граждане хорошие, как ни крутились! Сердце у Вадима не то что упало, согласно известному выражению,-- шумно провалилось куда-то вниз, затихло, совершенно не чувствовалось. Ника непроизвольно ойкнула. Старшина же, оглядев их с неприкрытым злорадством, протянул: -- Что, голуби, загрустили? Назад вас определим, в два счета и в лучшем виде, уж я вам обещаю. А поднимайте-ка ручки... Х-хэк! Эмиль крутнулся, ударил, ушел в сторону с невероятной быстротой, ударил вновь... Старшина отлетел, как сбитая кегля, звучно ударился затылком о коляску, сполз по ней на землю и упал лицом вниз, разбросав руки. Все произошло в считанные секунды. Ника так и стояла с баксами в руке, не успев руку опустить... Зато Эмиль не терял времени даром. Моментально присел на корточки, полез в кобуру. Выпрямился, затейливо выругавшись, швырнул в сторону черный пистолет, отлетевший неожиданно далеко, упавший как-то очень уж медленно. Ощерился: -- Игрушка. Анискин долбаный, на понт взять пытался... В такой глуши, поди, им и табельного не полагается... Или потерял по пьянке, как в том кино... -- Но откуда он знал? -- спросила Ника дрожащим голосом.-- Он же так прямо и сказал... -- От верблюда,-- огрызнулся Эмиль.-- Некогда голову ломать. Сматываться надо -- статейка получается и впрямь серьезная... Нападение при исполнении. С таким и в Шантарске не сразу справишься, а уж здесь, где мы на положении последних бичей, беспаспортных и бесправных... -- Нет, откуда он узнал? -- повторила Ника.-- Значит, у н_и_х есть люди в округе? -- У него спроси...-- Эмиль присел на корточки, порылся в карманах бесчувственного милиционера.-- Ни денег, ни корочек, ничего полезного. С-сука... Вадим, возьми какую-нибудь ветошку, протри все в кабине, чтобы не осталось пальчиков. Живо! На сей раз Вадим бегом бросился выполнять приказ -- не тот случай, чтобы обижаться на тон и дискутировать. -- Тщательней! -- прикрикнул Эмиль.-- Руль, рычаги, дверцу -- все! И принялся осматривать мотоцикл. Вадим вытащил из-под сиденья большую тряпку, вонявшую бензином и черную от масла, старательно взялся за работу, оставляя темные разводы на дверцах. Когда он закончил, Ника присела на корточки над старшиной, все еще лежавшим в прежнем положении, осторожно потрогала, выпрямилась с помертвевшим лицом: -- Эмиль... По-моему он -- того... -- Сейчас заплачу,-- бросил Эмиль, не оглядываясь на нее.-- И салют устрою... Черт, и у этого бензина -- хрен да маленько... Как они так ездят, козлы? Ладно, сколько сможем, столько и проедем. Садитесь, живо! -- Он ударил ногой по рычагу, мотоцикл мгновенно завелся. Вновь наступил критический момент... Вадим держал ушки на макушке, но Эмиль, не глядя на него, прыгнул за руль, Ника уже сидела в коляске. Тогда и он забрался на второе сиденье, обеими руками уцепился за большую черную петлю, мысленно ругая себя за очередной приступ малодушия: тут бы голубков и оставить, с мотоциклом худо-бедно управился бы... Глава пятая. "Язык" Бензина хватило, как скупо пояснил потом Эмиль, километров на двадцать. За это время они разминулись со встречным грузовичком -- стареньким "газиком",-- обогнали, не останавливаясь, куда-то шагавших по своим примитивным делам двух мужичков, видели слева еще одну деревню, побольше, куда, конечно же, не стали заворачивать, миновали небольшое озеро -- вокруг него виднелось с полдюжины ярких легковушек, сидели рыбаки с удочками, посередине озера кто-то плавал в черной резиновой лодке. Мотоцикл заглох, когда озеро осталось далеко позади, на узенькой лесной дороге. Сняв крышку и заглянув в бак, Эмиль печально покривил губы и ничего не сказал, все было ясно и так. Все места, где могли остаться отпечатки пальцев, протерли полами бушлатов, зашагали прочь. Довольно скоро Ника робко спросила: -- А что теперь? Эмиль едва не взорвался, но опомнился в последний момент, с наигранной бодростью пожал плечами: -- Дальше бредем, Марковна... Места пошли населенные, ну, относительно населенные, однако это внушает... Между прочим, помнит кто-нибудь, какой сегодня день? Нет? Я тоже не помню. Очень может быть, что и выходной -- то-то рыбаки к озеру стянулись. -- А какая нам выгода от выходного? -- угрюмо бросил Вадим. -- Некоторая... В выходной всегда легче убегать от властей -- чем мы в данный момент и занимаемся. Ничего, найдут этого козла, может, и скоро, но с нами его связать будет трудновато. В этом захолустье на выходные казенная жизнь замирает вовсе, вряд ли станут поднимать хай вселенский... -- Он широко улыбнулся.-- А то и спишут моментально на того сопляка, отчего лично я плакать не буду, не тянет что-то... Но самое печальное -- я до сих пор не могу определиться на местности. Что Каразинский район, что Мотылинский -- если только дизик не напутал -- отнюдь не Монако, хоть и Франции не равняется... "Не так уж он спокоен,-- отметил Вадим.-- Разболтался, значит, нервничает. Хорошо бы свернуть за поворот, а там -- город... Есть же тут какие-то города, хоть и маленькие. В городе вряд ли посмеет". -- Стоп! -- Эмиль остановился, поднял руку.-- А ну-ка, в лес! Они торопливо свернули с дороги, укрылись за толстой сосной. Звуки, приближавшиеся с той стороны, куда они направлялись, в конце концов смог опознать даже Вадим -- стук копыт и грохот телеги, доводилось их видеть раньше, не такой уж он урбанист, чтобы не распознать телегу... Она показалась на дороге -- серо-белая невидная лошадка трусила не спеша, не обращая внимания на громкие матерные понукания. Бразды правления находились в руках столь же невидного мужичонки, словно сошедшего с экрана: сапоги, ватник, простецкая хмельная физиономия. Свесив ноги на левую сторону, он покрикивал скорее по обязанности, а за спиной у него в телеге помещались два ящика с темными бутылками, звеневшими и погромыхивавшими. Одна, початая, пребывала у мужика в левой руке, он как раз к ней приложился. На телеге он был один... Эмиль мотнул головой Вадиму -- и первым вышел на дорогу, махнул рукой, крикнул: -- Эй, притормози! В общем, ничего пугающего в его облике не было. -- штык-нож он заранее спрятал в обширный боковой карман и застегнул его на пуговицу. Мужичонка, кажется, ничуть не удивившись, натянул вожжи: -- Стый, холера! Лошаденка флегматично остановилась, повесила голову. -- Здорово,-- сказал Эмиль. -- Коли не шутишь...-- охотно отозвался мужичонка.-- Стой-стой, где-то я тебя видел... Семенов свояк? -- Да нет,-- сказал Эмиль терпеливо.-- Раньше вроде бы не встречались... Мы геологи, заблудились немного. -- А чего тут блудить? -- на конопатой физиономии мужика изобразилось крайнее удивление.-- Не джунгли. Вон там -- Парнуха, там -- Чебаки... Вы где стоите? -- В Чебаках,-- сказал Эмиль. -- Так вам что, туда надо? -- Не совсем. Нам бы до города добраться. -- До какого? -- Ну...-- Эмиль неопределенным жестом показал в пространство.-- Как он называется-то... Совсем забыл, мы тут третий день... Вадим впервые в жизни осознал, каково приходилось шпионам и диверсантам, про которых любил иногда почитывать в отроческие годы. Вот так, наверное, и выглядело, когда по ошибке сбрасывали с парашютом черт-те где, в незнакомом месте... -- Который день, говоришь? -- Третий. В хмельных глазах, смотревших вразброс, вдруг мелькнуло совершенно трезвое подозрение: -- Че-то ты мне буровишь...-- протянул он.-- Откуда в Чебаках геологи? Их там второй месяц нету... -- Ну, может, и не Чебаки...-- отчаянно импровизируя на ходу, усмехнулся Эмиль.-- Говорю тебе, мы тут люди новые, все названия в голове перемешались. Вмазали вчера крепко, знаешь ли... Мозги до сих пор кувыркаются. Есть же город поблизости, как там его... -- И врешь ты все! -- громогласно объявил мужичонка, тыча в Эмиля худым грязноватым пальцем.-- Как проститутка Троцкий. Что я, геологов не видел? Насмотрелся. Сам месяц провод таскал у Пашки Соколова. Вот где не попьешь... Вы откуда сбежали? А? Для зэков что-то больно обросшие, да и зон поблизости нету... Это что за полосатик? -- он ткнул пальцем в Вадима.-- Ох, не простые вы ребятки-девочки... Судя по всему, он был в том дурманно-упертом состоянии, когда голова мало-мальски работает и способна даже подметить в окружающем логические несообразности, но вот всякое чувство опасности отшиблено напрочь. Иначе держался бы совершенно по-другому... Он продолжал столь же триумфально, целясь пальцем во всех трех поочередно: -- Непростые вы ребятки, сразу видно, и не надо мне вкручивать мозги... Никакие вы не геологи, а непонятно кто, и вот что я вам скажу: надо вас, таких подозрительных, отправить парадным шагом, куда следует быть... -- Бдительный ты, я смотрю, мужик,-- усмехнулся Эмиль одними губами.-- Прямо-таки Карацупа и собака Ингус, хоть границ на тысячу верст в округе и не имеется... Шпионы мы, шпионы, и послали нас выведывать рецепты самогона... Слушай, кончай дуру гнать. Мне в самом деле нужно в город... -- К участковому тебе нужно! -- огрызнулся мужичонка, явно не собиравшийся шутить..-- А то недавно такие же болтались по деревням, потом у Михалыча телка пропала, сволокли в тайгу, дали по рогам, грудину вырубили и уволокли, а остальное бросили... А может, это и вы, голуби? С ними вроде девка была...-- Как порой с поддавшими случается, он вмиг перепрыгнул к крайнему озверению.-- Шагай, блядь, в деревню, там разберемся! Возможно, пронеслось во взбудораженном сознании Вадима, тут были скрыты своего рода комплексы -- допустим, неполноценности. И мужичонка, вряд ли почитавшийся в родной деревне справным хозяином, впервые получил шанс себя таковым ощутить, пригнав к односельчанам на судный спрос непонятных бродяг. В любом случае -- миром не разойдемся... К тому же выводу секундой раньше пришел Эмиль. Когда мужичонка, отбросив бутылку, для пущей убедительности потянулся к лежавшему в задке телеги топору, прыгнул на него, вмиг сдернул с телеги и свалил наземь, заломив руку. Бросил Вадиму: -- Лошадь держи! Вадим с опаской приблизился -- Аллах ведает, как ее следовало держать. От кого-то он слышал, что лошади кусаются почище любого бультерьера. Однако лошаденка стояла столь же отрешенно, повесив длинную голову, пофыркивая. -- Эй, а как ее... -- Вожжи к дереву привяжи! -- крикнул Эмиль.-- Вожжи! Сторонясь, стараясь держаться подальше от задних ног животины, Вадим подобрал с телеги вожжи и накрепко привязал их к ближайшей сосенке. Эмиль уже волок мужика подальше в лес. Ника с Вадимом заторопились следом. Отойдя от дороги метров на пятьдесят, Эмиль толкнул "языка" в мох, встал над ним со штык-ножом наголо: -- Сиди, пейзан, и молчи в тряпочку... -- Сам ты пейзан, бля,-- плаксиво отозвался мужичонка. От прежнего боевого задора не осталось и следа.-- Мужики, вы чего? Убить, что ли, хотите? Я сватье портвешок везу, свадьба завтра, надо на стол и магазинного поставить для культуры, как у людей... Вы че, мужики? Не надо! -- Что, жить хочешь? -- жестко ухмыльнулся Эмиль. -- А кто не хочет? -- Он жалобно сморщился: -- Мужики, не убивайте, заберите, чего хотите... -- Раздевайся! -- рявкнул Эмиль.-- А то приткну, как Марата! -- Да Марат живой, вчера приезжал...-- машинально возразил мужичонка, так и не поняв, что его сравнивают с исторической персоной. Увидев клинок у горла, замолчал, трясущимися руками стянул сапоги, фуфайку, пропотевшую голубую рубаху и дешевенькие серые штаны. Эмиль бросил Вадиму рубаху со штанами: -- Вот и разжился, а ты плакался... Эй, ты куда? -- Как в анекдоте,-- вымученно улыбнулся Вадим.--И покакаю заодно.. -- Ладно, побыстрее. И полосатку назад принеси... Не сидеть же мужику голышом. Вадим побыстрее направился в лес, благословляя собственную сообразительность,-- ведь едва не стал переодеваться при них, в последний миг вспомнил о нагане... Вернулся он быстро. Эмиль кинул мужичку полосатые, крепко припахивавшие дерьмом тряпки: -- Обряжайся. Вот, красивый получился... И не трясись, не убью -- не стал бы я тебе давать такой красивый костюмчик, если б собрался резать... -- Да я, конечно...-- приговаривал пленник, торопливо натягивая вонючие лохмотья.-- Да я понимаю... Эмиль присел на корточки, приказал Вадиму: -- Возьми-ка во-он тот сук. Встань сзади. Если попробует дурить, шарахни по кумполу. Вадим повиновался. Новая одежда пришлась ему почти что впору, но вот припрятанный наган теперь доставлял гораздо больше хлопот -- в кармане портков был бы заметен, пришлось, туго затянув узенький ремешок из паршивого кожзаменителя и тщательно запихав в штаны рубаху, сунуть револьвер сзади за ворот, так, чтобы провалился к поясу. Лучшего тут ничего не придумаешь. Под бушлатом незаметно, только нужно следить в оба, чтобы не выпал в самый неподходящий момент... Он встал на страже, старательно сжимая здоровенный сук. Тем временем Эмиль очистил ножом от травы изрядный клочок земли, огляделся, сунул в руку мужичонке толстый сучок: -- Это какой район, Каразинский или Мотылинский? -- И вовсе даже Шкарытовский,-- отозвался пленник, то и дело опасливо косясь через плечо на Вадима.-- Мотылинский во-он в той стороне, вы его давно прошли и к нам в Шкарытовский вышли... Эмиль улыбнулся с неподдельной радостью. У Вадима тоже отлегло от сердца -- в Шкарытово он не бывал, но примерно представлял, где это, в какой стороне Шантарск. Километров двести до родного города... или двести пятьдесят? В Шкарытово, кажется, есть вокзал, железная дорога тянется до Шантарска... -- Рисуй,-- распорядился Эмиль.-- Карту рисуй, говорю! Шкарытово, эти ваши улусы... -- Я тебе что, Церетели -- карты рисовать? -- А ты у нас в искусстве подкованный... Рисуй, как умеешь. Можно приблизительно. Но чтобы было наглядно, чтоб у тебя Шкарытово не залезло к Полярному кругу... -- Мне бы... -- Вероника! -- обернулся Эмиль.-- Бутылку принеси! Как следует отхлебнув из горлышка, пленник стал самую чуточку веселее, принялся корябать сучком по черной, пахнущей сыростью земле, приговаривая: -- Вот тут получается Парнуха, тут Усть-Лихино, тут... тут у нас Чебаки... -- Эй, эй! -- прикрикнул Эмиль.-- Ты мне тут не вырисовывай каждый пень! Говорю тебе -- мы не шпионы, нам такая точность ни к чему. Изобрази подробнее, где Шкарытово, как туда проще добраться. Откровенно говоря, из корявого рисунка на влажной земле, больше всего напоминавшего первобытные писаницы на скалах близ Шантарска, Вадим ничего толком не разобрал. Да и Эмиль, по лицу видно, должен был всерьез поломать голову над каракулями. И все же после долгого допроса кое-какая картина начала вырисовываться... Даже Вадим кое-что уяснил. -- Ну, вроде бы соображаю...-- протянул Эмиль. Выпрямился, глядя сверху вниз на съежившегося "языка". В глазах у него было нехорошее раздумье. Какой-то миг Вадиму казалось, что широкий, поблескивающий штык-нож сейчас воткнется мужичонке под ребро. Что-то такое почуял и "язык" -- таращился снизу вверх испуганно, льстиво, умоляюще, не в силах вымолвить хоть слово. Махнув рукой, Эмиль отошел, на ходу пряча нож в карман. Судьба пленника, похоже, решилась -- другими словами, ему еще предстояло пожить на нашей грешной земле. "Не исключено,-- ехидно подумал Вадим,-- у нашего супермена рука не поднялась на собрата-пейзанина, вспомнил детство золотое в такой же глуши, расчувствовался... Мою судьбу, скот, решил без всяких там сантиментов". Эмиль вернулся с двумя откупоренными бутылками сквернейшего портвейна. Весело спросил: -- Тебя как зовут? -- Степаном,-- настороженно ответил пленник.-- Макарычем. -- Вот и держи сосуд. Как писал который-то там столичный пиит по другому, правда, поводу: "Все печки-лавочки, Макарыч..." Пей, родной. Пей от души. А если не станешь пить или будешь сие амонтильядо назад выбрасывать, я определенно нож выну, верно тебе говорю. Вероника, пошуруй на телеге, там где-то виднелся хлебушек и еще что-то немудреное. Степан Макарыч гулять изволят. -- А она не цапнет? -- опасливо поежилась Ника.-- Лошадь? -- Не цапнет,-- усмехнулся Эмиль.-- С чего бы ей человека цапать... -- Да она тихая, дети под брюхо лазят,-- вмешался пленник. Судя по всему, включился могучий рефлекс исконно русского человека, и осознание предстоящей обильной выпивки отсекло все посторонние чувства, включая страх перед загадочными незнакомцами, так неожиданно сграбаставшими в полон.-- Ты там в тряпке посмотри, я туда лук клал и сиг вяленый должен валяться, если его Прошка не вытащил... Белая такая тряпка, в задке... Ника принесла и сверток, и сыскавшийся в телеге грязный граненый стакан. Пленника начали накачивать отравой -- в глотку не лили, но и долгих пауз меж стаканами не допускали, Эмиль в случае малейшей заминки поигрывал ножом. Макарыч и в самом деле не собирался выбрасывать назад жуткое пойло, хмелел быстро, в какой-то момент полностью перестал понимать, где он и с кем, называл Эмиля с Вадимом Михалычем и Серегой, лез целоваться и жаловался на бабу, на детей, на сватью, на сельсовет, на весь окружающий мир. По дороге пару раз проезжали машины, но не останавливались. С дороги сидящих не было видно, а если бы и увидели, наверняка не заподозрили бы ничего плохого и подошли только в том случае, если бы сами рассчитывали на выпивку. Потом у Макарыча сработал еще один старинный русский рефлекс -- он начал длинно, путано и цветисто врать, что на самом деле никакой он не механизатор, а секретный майор, вышедший в отставку месяц назад и поселившийся в здешнем тихом захолустье исключительно потому, что его преследовали американские шпионы, не дававшие покоя носителю глобальных секретов и на почетной пенсии. Врал, конечно, как сивый мерин -- оба некогда служили в армии и быстро сообразили по некоторым деталям, что их пленник в самом лучшем случае отбывал действительную в рядах серой пехтуры, а в худшем -- украшал своей персоной какое-нибудь подсобное хозяйство части, если не стройбат. Какие уж там именные пистолеты от Жукова, с которым Макарыч просто физически не мог состыковаться на армейских стежках,-- сам проговорился, что от роду ему сорок три годочка. Когда он достиг призывного возраста, Жуков давно уже был выпнут Лысым в позорную отставку... Пришлось сидеть и терпеливо слушать. Настал, наконец, момент, когда Макарыч оборвал на полуслове уже совершенно невнятное бол-ботанье, рухнул лицом в мать сыру землю и отказался просыпаться, как ни трясли и даже пинали. -- Готов,-- сказал Эмиль.-- Пошли. Он снял с телеги ящик с остатками портвейна, отнес к тому месту, где бесчувственным кулем покоился Макарыч. Подумал и отнес второй. Пояснил: -- Будет ему хорошая опохмелочка. К вечеру продерет глаза, хлебнет еще и опять пойдет в аут. Про нас местные узнают только завтра -- если вообще вспомнит, куда лошадь подевал и откуда взялась полосатка... Подстелил Макарычеву фуфайку, кивнул Нике: -- Прошу. Экипаж подан. -- Мы что, на ней поедем? -- Ну, не столько на ней, сколько на телеге... Все быстрее, чем пешком.-- Он ловко отвязал вожжи.-- И главное, кое-какой информацией разжились, больше не будем тыкаться слепыми котятами. В случае чего -- мы друзья Степана свет Макарыча из Чебаков, одолжили у него лошаденку и пустились на ней в Шкарытово по делам. Легенда не самая убогая... А до Шкарыто-ва -- километров тридцать, между прочим. Всего-то. Правда, на дороге еще река будет, а где мост и как к нему добраться, я, честно скажу, плохо понял -- этот алкаш вспомнил про реку, когда уже начинал отрубаться, сами слышали. Но-о! Лошаденка вздохнула и затрусила как раз в ту сторону, откуда Макарыч приехал. Вадим устроился в задке телеги согласно все той же нехитрой диспозиции. Ничего романтичного в езде на настоящей деревенской телеге не оказалось. Трясло немилосердно из-за отсутствия какого бы то ни было аналога амортизаторов, зубы щелкали сплошной пулеметной очередью, как ни укладывайся. Пришлось сесть, свесив ноги -- так было чуточку полегче, больше доставалось заднице, однако зубы лязгать перестали. Нике на свернутой фуфайке было не в пример уютнее. -- А потом? -- спросила она. -- Потом...-- протянул Эмиль.-- Потом будет полегче. -- Там вроде железная дорога есть,-- вмешался Вадим. -- Нет, это ты перепутал. Железка кончается в Бужуре, а до него от Шкарытово километров сорок. Но все равно, в Шкарытове от многих хлопот избавимся... (Ника непроизвольно взглянула на него, и Вадим этот взгляд великолепно понял, но не показал виду.) Убогий, но городишко. Найдем способ поменять доллары, доберемся до Бужура, возьмем самые дешевые места, сядем на поезд... Да, в общем, куча возможностей. На худой конец машину можно угнать. И добраться до Манска -- там-то уже сыщутся знакомые, и влиятельные, взять хотя бы Фирсанова... -- В ванну...-- мечтательно протянула Ника.-- И шампанского... "Очень мило,-- подумал Вадим.-- Дураку ясно, что это за хлопоты такие, от которых вы избавитесь в Шкарытово в первую очередь. Безымянный труп на окраине, а? Нет уж, постараемся побрыкаться, на тот свет как-то неохота, лучше уж отправить вас показывать дорогу". Глава шестая. Изаура и остальные Если не считать полного отсутствия комфорта, экзотическое путешествие на телеге протекало около часа безопасно и мирно. К дороге то подступали перелески, то она, расширившись, тянулась в чистом поле, иногда нетронутом цивилизацией, иногда представлявшим собой желтые пространства, сплошь покрытые странной, совсем невысокой травой, подстриженной прямо-таки под гребенку, словно английские газоны. Эмиль кратко объяснил удивившейся Нике, повидавшей английские газоны, что это называется "стерня" и является бывшим пшеничным полем, с которого все сжали-смолотили (Вадим припомнил классическое "только не сжата полоска одна...", приходилось что-то такое заучивать в младших классах). Однажды навстречу попались голубые "Жигули" с резиновой лодкой на крыше. Однажды обогнал мотоцикл, а потом -- грузовик, нагруженный какими-то бочками. Никто не обращал на них внимания, словно телега оказалась под шапкой-невидимкой. А потом шапка, должно быть, куда-то пропала... Обогнавшая было "Газель" с серым металлическим коробом вместо кузова вдруг притормозила метрах в тридцати впереди, и из кабины полезли люди. Перегородили дорогу. Что самое скверное, один из троих был вооружен помповушкой, держал ее на манер киношных шерифов -- дуло на сгибе локтя. Он и стоял посередине, а у его спутников оружия вроде бы не было. Однако троица недвусмысленно загораживала проезжую часть... -- Спокойней...-- тихо распорядился Эмиль.-- Авось выпутаемся согласно легенде. Тпр-ру! Лошаденку не пришлось долго упрашивать -- охотно остановилась после первого же окрика, понурив голову. Трое молча, с непонятным выражением лиц разглядывали телегу и пассажиров (или как там именуются те, кто на телеге ездит -- седоки, что ли?). С первого взгляда было видно, что на пропойцу Макарыча эти трое похожи мало: физиономии не особенно обременены интеллектом, но чисто выбритые, сытые, не носившие ни малейших следов пристрастия к зеленому змию. Да и одеты чуть иначе -- в хороших, пусть и выцветших джинсах, аккуратных хромовых сапогах, недешевых куртках. В Шантарске они все равно смотрелись бы заезжей деревней, но для здешних мест, надо полагать, прикинуты были более чем богато. Один вдруг с тем же безразличным выражением лица отошел к кабине, вытянул за приклад двустволку-вертикалку и вернулся к спутникам. Ружье, правда, держал не столь картинно -- попросту опустил стволом вниз. Немая сцена зловеще затягивалась. -- Куда едем? -- спросил, наконец, человек в помповушкой. Лет на пять постарше Вадима с Эмилем, густые вислые усы, во всей позе, в голосе -- спокойное превосходство. Вадим понял, что наган ни за что не успеет выхватить -- вмиг изрешетят. Нехорошее что-то в воздухе витает... -- В Шкарытово,-- сказал Эмиль почти безмятежно.-- По делам. -- У тебя еще и дела есть? -- Как не быть. -- Лошадь чья? -- Степан Макарыча,-- сказал Эмиль.-- Из Чебаков. Одолжил вот... А мы ему водочки привезем. Знаете такого -- Макарыча? -- Встречались...-- он сделал пару шагов влево, оглядел Вадима.-- Интересно, когда ж это ты успел у него лошадь одолжить, если я часа два назад его обгонял, когда он ехал в совершенно противоположную сторону -- как раз к Чеба-кам? -- усмехнулся почти весело.-- Никак не успел бы до Чебаков обернуться и отдать вам телегу... А одежонку, что на нем была, тоже одолжил? И часики? -- он мотнул головой, указывая на запястье Эмиля, где красовались снятые с Макарыча часы, поцарапанные, чуть ли не первого послевоенного выпуска. "Влипли",-- пронеслось у Вадима в голове. Тут же с неуловимой быстротой мелькнул ружейный приклад -- это второй, незаметно подкравшийся слева, двинул им Эмилю под ребра, заставив вмиг согнуться пополам. Схватил за волосы и сдернул наземь. -- Смирно сидеть, твари...-- прошипел он, взяв Нику с Вадимом на прицел. Усатый -- чрезвычайно походило на то, что он у них главарь -- вразвалочку подошел к Эмилю и ткнул его в щеку дулом: -- Лежи, сука... Что с Макарычем сделали? Я тебя, рвань бичевская, живым в землю закопаю, если будешь вилять... -- Убери пушку! -- прямо-таки завизжал Эмиль, защищая ладонями лицо.-- Ничего мы ему не делали! Ружье убери, говорю... Вряд ли он мог быть напуган и растерян до такой степени, бесстрастно оценил Вадим. Просто разыгрывает трусливого и забитого бича, которого с первого взгляда можно считать совершенно неопасным... -- А телега? Одежда? -- Ты что, мент? -- с истерическим блатным надрывом вскрикнул