заработали... -- Ты чего встал? -- недоуменно воззрился Мухомор. -- А...-- неопределенно промычал Вадим и с удвоенным энтузиазмом накинулся на очередной чурбак. Вскоре с чувством исполненного долга направились в избу, заранее покрикивая: -- Хозяйка, принимай работу! Быстренько проинспектировав поленницу, бабка усадила их за стол в летней кухоньке, где уже вольготно расположился зять-милиционер. Сняв бушлат и китель, распоясавшись, он попивал "какаву" и нисколько не собирался чваниться перед гостями. Быстренько познакомились, выпили по первой, бабка плюхнула на стол огромную сковороду жареных карасей -- по здешним меркам закуска незамысловатейшая, как в Шантарске пакетик чипсов. В озере карасей было видимо-невидимо, Вадим успел их отпробовать и жареными, и в ухе столько, что хватит на три года вперед. После второго стакана зять на короткое время вспомнил о своей социальной функции, нахмурился с грозным видом: -- Ну что, все спокойно? Никаких правонарушений? -- Сам видишь, тишь да гладь,-- откликнулась престарелая теща, тоже наливая себе до краев "какавки".-- Наши в поле работают, ребята воду ищут... У нас, слава богу, таких ужасов, как ты привез, не водится... Страх божий, как подумаешь... Денис, ты покажи ребятам газету, пусть посмотрят... Милиционер охотно полез из-за стола, приговаривая: -- Щас, щас... Пусть почитают, что в мире творится... Хорошо еще, не в нашем районе... Вот в чем дело -- не столько его заботил правопорядок, сколько захотелось похвастать перед свежими людьми сенсационными новостями и своим в них участием... Развернув перед ними свежий номер шантарского "Скандалиста", старлей ткнул пальцем куда-то в самый низ полосы: -- Вон. "Для дополнительной проверки были подняты на ноги наличные милицейские силы прилегающих районов... Старший лейтенант Пименов заявил нашему корреспонденту, что шокирован происшедшим и заверяет: в его районе подобное было бы невозможно". Как говорится, мелочь, а приятно. Двадцать два года в органах, а в областную газету ни разу не попадал, только пару раз районка писала. И не говорил я им "шокирован", я и слова-то такого не знаю. Сказал, что у нас такие штучки не прошли бы -- это да, говорил... Вадим прямо-таки выхватил у него газету, вчитался, перепрыгивая ошеломленным взглядом со строчки на строчку. Мухомор заглядывал ему через плечо, выражая свои впечатления громко и матерно -- он-то узнал обо всем этом впервые в жизни... Статья занимала всю немаленькую полосу и, как издавна велось в "Скандалисте", была украшена огромным хлестким заголовком: "Преисподняя в кедровом раю". Это писали о них -- о концлагере... Оказалось, вся история довольно быстро выплыла-таки на свет божий и с ходу получила самую шумную огласку. Оказалось, та пухлая искусственная блондинка -- и в самом деле трудившаяся на ниве частного бизнеса, Вадим смутно помнил упоминавшуюся в статье ее фирмочку "Хризантема" -- то ли регулярно молилась своему ангелу-хранителю, то ли просто подтверждала своим примером старую житейскую истину: русская баба выносливостью и везучестью частенько превосходит любого мужика... Ей удалось-таки в ту ночь благополучно укрыться в тайге -- надо понимать, подстрелили как раз незадачливого Братка, поскольку о нем не упоминалось вовсе. Не особенно и потерявши присутствие духа, она проплутала по чащобе около суток, а потом вышла прямехонько на одну из трелевок местного леспромхоза и очень быстро оказалась в Шантарске, в чрезвычайно расстроенных чувствах, но отнюдь не рехнувшаяся от переживаний. И, чуть-чуть придя в себя, подняла шум до небес, до глубины души уязвленная тем, что ей за кровно нажитые, немаленькие денежки вместо полноценного отдыха обеспечили стойкое нервное расстройство и немалое число седых волос. Сначала, как легко догадаться, ей не особенно-то и поверили замотанные шантарские сыскари, но вскоре задумались всерьез. Прямо об этом не говорилось, о Бормане не писали вовсе, но Вадим быстро сообразил, что именно упоминание о нем скрывалось за обтекаемой фразой: "Описав некоторых своих товарищей по несчастью, хорошо известных в Шантарске, в том числе и следственным органам, г-жа Пыжова наконец заставила сыщиков призадуматься..." Короче говоря, в концлагерь вылетел вертолет с хорошо вооруженными сыскарями. И обнаружилось, что от лагеря остались одни головешки, а посреди пожарища торчит обгоревшая цистерна со слитой наземь кислотой... Еще раньше, чем во взятых на анализ пробах пропитанной кислотой земли обнаружили органические остатки, в офис "Экзотик-тура" с кучей автоматчиков ворвалась знаменитая Даша Шевчук -- и понеслось, скандал, моментально просочившийся в прессу, стал раскручиваться, грохоча и пыля до небес... Из первых допросов, правда, почерпнуть удалось немногое -- очумевшие от страха руководители "Экзотик-тура" клялись и божились, что понятия ни о чем не имеют, что с их стороны было бы безумием затевать подобное предприятие, и во всем виноват бесследно исчезнувший г-н Оловянников, в свое время нанятый для исполнения роли коменданта концлагеря фон Мерзенбурга. Скорее всего, это была чистейшая правда, но мытарили несчастных бизнесменов, надо полагать, по полной программе, что у Вадима не вызвало ни капли сочувствия. Дело раскручивалось, допросы продолжались, сыщики скупо цедили сквозь зубы, что надеются все же изловить вскоре объявленного во всероссийский розыск гада Оловянникова, бульварная пресса содрогалась в оргазме, красная печатала проникнутые злорадством письма читателей, видевших в постигшем клятых буржуев несчастье знамение грядущего коммунистического реванша и кару небесную на головы зажравшихся толстосумов, телеоператоры всех городских студий торчали на пожарище, из столицы нагрянула следственная бригада и толпа репортеров, Шантарск в очередной раз печально прославился на всю Россию в качестве не только географического, но и криминального центра таковой... И завершал все список погибших, составленный по конфискованным документам "Экзотик-тура". Естественно, Вадим обнаружил там и себя, и Эмиля, и Нику. А заключалась статья выступлением российского министра юстиции с костоломной фамилией -- как и с дюжину раз до того, он заверял, что берет дело на личный контроль, бросит свои лучшие силы и в самом скором времени изловит злодеев, всыпав им так, что мало не покажется. Вспоминая его прежние заявления, верилось в это плохо... Вадим осушил кружку "какавы", не почувствовав вкуса. Чувства были неописуемыми: ему еще никогда не приходилось ходить в официально признанных покойниках, всякое случалось, но такого не бывало. Мозг моментально принялся с трезвой ясностью просчитывать все возможные варианты будущего. Если рассудить логически, он ничего не терял, не мог понести ни малейшего ущерба: фирма, естественно, не прекратит существования в считанные дни. Пока будут ломать голову, кому принадлежит теперь его и Эмилева доли, пока будет крутиться бюрократическая карусель, будет достаточно времени, чтобы явиться в Шантарск живехоньким и восстановить статус-кво в сжатые сроки и ко всеобщему потрясению... И все равно нужно поспешать в Шантарск. Впрочем, Вася ведь даст телеграмму, совсем забыл про нее с этими дровами... Даже если Шунков и посчитает ее каким-то идиотским розыгрышем, все равно пошлет кого-нибудь в эти края, чтобы посмотреть, кто это вздумал шутить, кто в этой глуши знает адрес фирмы и фамилию Вадима... Что же, ждать людей Шункова? А что ему еще остается? -- Ничего себе дела? -- спросил старлей с некоторой даже гордостью, словно это он все выволок на свет божий.-- Слышь, теща? Если так и дальше пойдет, меня скоро по центральному телевидению покажут, успеть бы рядом с камерой оказаться... Представляешь? Участковый Пименов комментирует... -- Лучше бы тебе вместо телевидения звездочку прицепили,-- с извечным крестьянским прагматизмом заключила теща.-- А то который год обещают... -- Ох, теща... Я тебе про имидж, а ты мне про звездочки... -- Миджем сыт не будешь,-- отмахнулась теща, тоже успевшая как следует пригубить "какавы".-- А за звездочку доплата полагается, сам говорил. У Стюры пальто совсем вытерлось... "Интересно, а если торжественно объявиться? -- пришло вдруг Вадиму в голову.-- Назвать себя, уговорить, чтобы немедленно отвез в Шантарск или в крайнем случае созвонился с областным УВД? Пообещать златые горы? А если не поверит? Только опозоришься без всякой пользы..." Во-первых, может и не поверить. Во-вторых, не следует лишний раз светиться в этих местах перед властями -- кто его знает, как там идет следствие в Шкарытово, иногда в таких случаях всплывают самые неожиданные свидетели. В-третьих... В-третьих, неким наработанным чутьем улавливаешь некоторые странности Паши-ного поведения, которые подметили, но не придали им большого значения сослуживцы. И проснулось неприкрытое любопытство... -- Да, теща, а Ваньку Усанина помнишь? -- Кто ж его не помнит, несчастненького... -- Доигрался. Влетел-таки в аварию.-- Он допил свою "какаву", объяснил Вадиму с Мухомором: -- Живет у нас в Поклонной один дурачок -- то ли лошадь в детстве лягнула, то ли родители пили сверх меры, только мозги у него и в сорок лет пятилетние. Все любил себя за милиционера выдавать, даже форму старого образца у кого-то раздобыл. Сядет на мотоцикл, гоняется по дорогам за грузовиками, останавливает и несет чушь -- вы, дескать, беглые преступники, я вас насквозь вижу... Ну, все его давно знают, ответишь ему: "Сдаюсь, товарищ начальник!", сигаретку дашь -- он и отстанет. Правда, заезжие пару раз пугались, даже жалоба была в райцентр... А что я с ним сделаю? Один раз форму конфисковал -- он новую раздобыл. В дурдом везти -- сто порогов обобьешь, да он и безобидный, вреда от него ровным счетом никакого. Доразвлекался... -- И что? -- живо заинтересовалась теща. Вадим навострил уши, едва не расхохотавшись на всю кухоньку от избытка чувств. -- Доигрался, говорю. Мужики его нашли на обочине. Сотрясение мозга. Отвезли в больницу, объяснить ничего не может, память отшибло напрочь, да и сколько там у него было этой памяти... Скорее всего, выходит такая версия: опять погнался за кем-то, не справился с управлением и приложился башкой оземь -- он же без шлема ездил, кто у нас шлемы надевает... Да вдобавок кто-то его мотоцикл отогнал километров за десять -- явно пацаны шкодили, так ведь не признаются... -- Несчастье какое...-- вздохнула теща. -- Врачи говорят, оклемается. Отлежится. Другой бы от такого сотрясения, дураком стал -- а Ванька и так дурак, с этой стороны беспокоиться нечего. -- Тоню жалко, мать как-никак... -- Пила бы меньше,-- сурово отрезал зять.-- Глядишь, и Ванька бы нормальным родился. Ведь жрут с Михой по-черному, а ЛТП нынче отменили... Наливай, теща! За успешную рубку дров! Вон и у геологов пусто... Вадим залпом осушил свою кружку и встал. Перехватив удивленные взгляды сотрапезников, сбивчиво пояснил: --Я тут... это... И побыстрее выскочил со двора. Примитивные собутыльники, убогая кухонька, "какава" -- все вдруг показалось невероятно далеким, словно смотрел в перевернутый бинокль. Хмель сделал свое, но голова все же была довольно ясная. Зигзаги мышления неисповедимы -- он ни с того ни с сего пожалел, что подбил Васю отправить телеграмму: мало что из прочитанного в детстве врезалось в память столь прочно, как финал "Тома Сойера" -- не сам финал, если точно, не торжественно плюхнутое на стол золото, а то место, где считавшиеся погибшими сорванцы, мнимые утопленники, вдруг появляются в церкви на панихиде по самим себе. Бахрушин, их с Эмилем третий компаньон, человек всерьез верующий, вполне способен заказать панихиду по ним троим -- знать бы точно срок, могло бы кончиться эффектнейшим финалом... Должно быть, в столь игривое расположение мыслей его привело нежданное известие о том, что "суровый мент" оказался на самом деле классическим деревенским дурачком -- надо же, а они и не заподозрили ничего такого, решили, что здесь, в глуши, милиция попросту донашивает старую форму... Конечно, дело Эмиля висит на нем по-прежнему, но, во-первых, бесповоротно отпало "преднамеренное убийство милиционера", а во-вторых, укрепилась уверенность, что убивца ищут среди постоянных обитателей Шкарытово -- зять-старлей явно не получал ориентировок на розыск бородатого шатена в камуфляжном бушлате и его светловолосой спутницы. Стоп-стоп, тут ничего еще не ясно. Может, и получил -- но не приходит в голову разыскивать таковых среди геологов. Или все страхи напрасны? И случай с концлагерем заслонил всю мелкую рутину? В Шантарск пора убираться, вот что. Но не мешало бы сначала выяснить, отчего Пабло ведет себя так странно, чутье вещует, тут что-то нечисто... В летней кухоньке, где столовались бригады, никого не было, а судя по чистым мискам на столе, никто на ужин и не приходил. Ника, гремевшая посудой у плиты, обернулась к нему с явным облегчением: -- Ну вот, хоть один явился... Иисус с Худым помчались на ручей, крикнули мимоходом, что карась пошел, как крести козыри. Мухомор где-то запропастился... Она выпалила все это с прежней непринужденностью -- словно они были абсолютно чужими людьми, только что сведенными судьбой в геологическом отряде. На миг ему показалось, что так оно и обстоит. Вадим едва отогнал эту шизофреническую мысль, но за ней нагрянула следующая, из того же ящика: а что, если ему вся прошлая жизнь только приснилась, пригрезились -- и фирма, и таиландские отели, и все остальное, а на самом деле он как раз и есть шан-тарский бич Вадик, пригревшийся в геофизике? Черт, какая ерунда спьяну в голову лезет... -- Так тебе суп наливать? -- как ни в чем не бывало спросила Ника.--Только на меня сивушными маслами не дыши, с ног сбивает... -- Да какой там суп...-- сказал он, усаживаясь на угол лавки.--Слушай, это же сюрреализм чистейшей воды... -- Что именно? -- с невиннейшим выражением лица поинтересовалась Ника, совершенно по-крестьянски скрестив руки под грудью. -- Все происходящее,-- ответил он сердито.-- Ты себя ведешь, как... -- Как кто? -- спросила она, не моргнув глазом. -- Как дешевая блядь,-- сказал он. -- О-о... И чем же я столь галантное обхождение заслужила? -- Тебе объяснять? -- Объясни, а то я в толк не возьму,-- невинно округлила она глаза. -- Ну что, очаровала плебейчика? Чует мое сердце, что для этого особых трудов прилагать не пришлось, примитивен объект-то... -- Ах-ах-ах...-- протянула она, картинно закатив глаза к потолку.-- Какие словеса... -- Хватит! -- зло прикрикнул Вадим.-- Уж здесь-то тебя никто насильно раком не ставил... -- Меня здесь вообще раком не ставили,-- перебила она с ослепительной улыбкой.-- Если тебя интересуют такие тонкости... Тебе как, полный перечень позиций, имевших место за последние дни? Только давай баш на баш -- ты мне взамен расскажешь, в какие позы ставил эту белобрысую шлюху, которую вы всем коллективом пользовали... Она хоть о минете имеет представление, это дите непуганой природы? Он смутился, пробормотал: -- Ну, это совсем другое дело... -- Да-а? -- Ты же первая начала... -- Вот и не будем,-- спокойно сказала Ника.-- Давай считать, что все это происходит в совершенно другой реальности. Виртуальной. Шантарск -- одно, а виртуальная реальность... -- Ага, а пока ты будешь... -- Как и ты, милый, как и ты...-- протянула Ника с невинной улыбкой.-- Тебе не кажется, что как-то глупо в данной ситуации сводить счеты? Надеюсь, ты ей хотя бы не обещал жениться и увезти в Шантарск? А то мне тут предлагали нечто аналогичное... -- А ты? -- вырвалось у него.-- Что, горишь желанием стать хозяйкой где-нибудь в хрущевке? -- Не особенно,-- призналась она.-- Хотя Пашка мне и рисовал крайне завлекательные перспективы, обещал золотом осыпать. Но что-то мне плохо верится, успела уже кое в чем разобраться -- если они и ищут золото, то бывает его в породах примерно шесть грамм на тонну. Что-то не прельщает меня такое золото... -- А возможность кое-что снять с души прельщает? -- спросил он.-- Могу обрадовать: тот мент, в деревне, оказался вовсе не ментом, а деревенским дурачком. И живехонек, всего лишь сотрясение мозга... -- Знать бы раньше... -- Повод для радости номер два,-- продолжал он.-- Та крашеная блондинка добралась-таки до людей. В Шантарске шум до небес из-за концлагеря, мы все в списках погибших числимся... Она по-детски приоткрыла рот от удивления. Он торопливо, в нескольких фразах, пересказал новости. Вид у Ники был такой, словно через секунду собиралась объявить, что изобрела очередной вечный двигатель. Не радость и удивление, а что-то другое... -- Дай сигаретку,-- сказала она.-- Интересно дела заворачиваются. -- А кто тебе сказал про... -- Про Томку? Это же деревня, милый, на одном конце пернешь, а на другом носы зажимают... -- Поздравляю,-- скривился он,-- Неплохо вписалась в ландшафт. -- Мимикрия, милый... Волею обстоятельств. Знаешь, что мне пришло в голову? Все равно не сегодня-завтра возвращаться в Шантарск, Пашка так и говорил час назад... Говоришь, мы все в глазах света мертвые? Вот и отлично. Будем считать, что все это произошло с нами в загробной жизни. Чем она хуже "виртуальности"? В Шантарске загробная жизнь кончится, а пока, как говаривали деды,-- война все спишет... -- Что, так хорошо трахается? -- спросил он с кривой улыбочкой.--Не хуже некоторых. -- Ох, другой на моем месте разрисовал бы тебе мордашку в хорошем стиле импрессионистов... Ника нехорошо прищурилась: -- Тут, хозяйка говорит, участковый появился, чей-то там родственник... Другая на моем месте пошла бы к этому участковому и рассказала в деталях о том, что не так давно произошло в населенном пункте под названием Шкарыто-во...-- Ника звонко и весело расхохоталась.-- А ты испугался, Вадик, у тебя глазыньки забегали и рученьки задергались... Хочешь, посажу? Вдруг да и не отмотаешься? И в любом случае запачкаешься так, что... Уж тут-то, в деревне, ты меня ни за что не убьешь -- в доме хозяйка, да и револьвера у тебя больше нет... Не рискнешь. -- Шантажировать собралась? -- угрюмо спросил он. -- Как знать, дорогой, как знать...-- пропела Ника.-- Там видно будет. В любом случае, мне бы не хотелось и в дальнейшем выслушивать в свой адрес хамские эпитеты. Учел? В особенности от субъекта, который вовсю утешается со здешней Мессалиной, а допрежь того всерьез вешал жену с любовником.... А потом еще и... Как он ни кипел внутренне, приходилось терпеть -- мало ли что придет в голову стерве, следует сбавить обороты... -- Ладно,-- сказал он примирительно.-- Что мы, в самом-то деле, цапаемся, как дураки... -- Я не начинала... -- Ладно,-- повторил он, встав и подойдя совсем близко.-- А ты, я смотрю, совсем оправилась, похорошела... Он вовсе не кривил душой -- она и в самом деле выглядела прекрасно, нагулявшая здоровый румянец на свежем воздухе и деревенской сме-танке, подмазанная и причесанная, в новеньких джинсах и рубашке навыпуск. Шевельнулись прежние желания. Вадим оттеснил ее в уголок и прижал, бормоча что-то глупое, но, едва стал расстегивать на ней рубашку, Ника принялась всерьез отбиваться. -- Не дури...-- пропыхтел он, справившись-таки с парой пуговиц.-- Законный муж как-никак... Ника отпихнула его так, что он отлетел к столу, едва не сшиб его спиной, миски звонко посыпались на пол, раскатились. -- Ты чего тут творишь? -- раздался за спиной склочный голос хозяйки.-- Верка, он что, к тебе пристает? Двинь ты ему меж глаз поварешкой, с ними, кобелями, так и надо... -- Успеется,-- фыркнула Ника, торопливо застегивая рубашку.-- Все равно больше не полезет. -- Ах, так ты уже и Верка? -- покривил губы Вадим.-- Даже имечко другое? Поздравляю... -- Ты или есть садись, или уматывай! -- напустилась на него хозяйка, загораживая массивной фигурой не столь уж узкий дверной проем.-- Что к девчонке пристал? Девочка красивая, работящая, порядочная, нужны ей такие, как ты вот, бичева перелетная! Начальнику пожалуюсь, если еще возле Верки увижу! Вадиму вдруг стало невероятно смешно, и он, присев на угол лавки, расхохотался -- ситуация была нелепейшая, особенно умиляло обещание этой святой простоты пожаловаться хахалю на законного мужа. -- Да он же в зюзю пьяный...-- понимающе заключила хозяйка.-- От, ироды! Эти, что уехали, Славка с тем бритым, соседке продали ящик тушенки, а когда открыли, оказалось, никакая это и не тушенка -- каша перловая... Где их теперь ловить? Она Паше пожаловалась, да что толку? Ищи ветра в Шантарске... Вер, гони ты его, чтоб не приставал, алкаш мозгоблудский... -- Непременно, теть Лида,-- фыркнула Ника, схватила упомянутую поварешку и замахнулась: -- Вали отсюда, алкаш мозгоблудский! Не видать тебе легкой добычи! Не отпробуешь ты моего девичьего тела, охальник! Она откровенно забавлялась, но простодушная хозяйка все это принимала за неподдельный праведный гнев и наставительно подзуживала: -- От так его! Двинь поварешкой по наглой морде, в самом-то деле! Будет тут охальничать! Вадим, решив не связываться, сделал им обеим ручкой и пошел со двора. Возвращаться допивать честно заработанную "какаву" что-то не тянуло, коли уж можно было продолжить вечер более приятным образом, и он направился на другой конец деревушки -- к Томкиному дому. "Хонда" стояла на том же месте, возле Пашиной резиденции, и это натолкнуло Вадима на мысль об очередном кусочке здешней головоломки, который столь неожиданно, сама о том не ведая, подсунула Ника... Томка его встретила со всем радушием, выставила пару бутылок "Стервецкой", и вскоре после парочки обязательных ради соблюдения минимума приличий фраз они оказались на старомодном диване, поверх кусачего шерстяного одеяла. Свои наблюдения Вадим, понятное дело, держал при себе, но он уже давненько подметил, что белокурая продавщица в тесном общении с мужчиной вовсю демонстрирует отнюдь не примитивный деревенский стиль, а, в общем, хороший класс, далекий от незатейливых крестьянских изысков. Учитывая, что видаков здесь не имелось, кое-каких штучек и позиций она могла нахвататься только на городском асфальте -- разумеется, не в буквальном смысле слова. Чувствовалась раскованная городская школа, оконченная с отличием. Встреча проходила в теплой, дружественной обстановке -- так что диван скрежетал и скрипел, словно корабль в бурю. Стемнело, но корабль еще долго носился по штормовому морю, треща всеми шпангоутами. Бабка заявилась, когда они уже наплавались вволю и лениво тискали друг друга, пребывая в том неопределенном состоянии, когда и вставать вроде бы пора, и обрывать жалко. Стукнула дверь. Вадим притих, как мышка, но Томка самым спокойным тоном громко предупредила: -- Бабка, сюда не лезь, у меня кавалер смущается... Бабка зажгла тусклую лампочку в другой комнате и принялась там возиться, побрякивая посудой без особенной злости, потом проворчала: -- Идите жрать, что ли, кувыркаетесь, поди, три часа... Томка проворно влезла в халатик и отправилась туда. В темпе одевшись, Вадим последовал следом, испытывая некоторое смущение от конфузности момента. Бабка, однако, возилась с ужином и особо на него не таращилась, принимая действительность с отрешенной философичностью буддийского даоса. Собственно говоря, Томке она приходилась не бабкой, а родной теткой, но вступила уже в тот возраст, когда деревенских женщин бесповоротно зачисляют в бабки. Она что-то ворчала, конечно, выставляя на стол большую банку с неизменной "какавой",-- про бесстыжих девок, про городских ветрогонов, у которых одно на уме, про всеобщее и окончательное повреждение нравов, но душу в это не вкладывала, так, создавала шумовой фон. -- Шурши, бабка, шурши...-- отозвалась Томка без всякого почтения.-- Рассказывал мне дед Степа, как ты в хрущевские времена на пару с бригадиром все стога в округе разворошила... -- Так грех-то сладок, а человек падок,-- отозвалась бабка. -- Вот то-то и оно. Одна радость -- перед зимой с мужиками пообщаться. Потом снег ляжет, будет у нас скука и отсутствие всяких развлечений... -- Родителям в Бужур напишу,-- равнодушно пообещала бабка. -- Пиши. Бабка кивнула на Вадима: -- Он хошь не никонианин? -- Что? -- не понял он. -- В какую церковь ходишь? -- Да ни в какую, откровенно говоря,-- признался он. -- Все же легче. Ладно, хоть не щепотник. Безбожник еще может душу спасти, в у никонианского щепотника и души нет, как у собаки. Собака хоть дом сторожит, а от никонианина и этого нету. -- Бабка у нас староверка упертая,-- пояснила Томка.-- Здесь раньше все староверами были, деревня в царские времена, говорят, была здоровущая... -- То-то и оно, что безбожник,-- ворчала бабка, наливая себе "какавы".-- Были бы с крестом на шее, не полезли бы в Калауровскую падь.2 Федор сегодня мимо ехал, видел, как вы там со своими проводами бегали. Вот этот твой сухарник3,-- она ткнула пальцем в Вадима,-- даже поссать в чистом поле остановился. Вадим припомнил, что и в самом деле проезжала невдалеке телега. Пожал плечами: -- А что,нельзя? -- Дурак,-- сказала бабка.-- Там вся падь в покойниках -- и хакасы калауровские, и мотылинская казачня, и красные. Говорят, еще и комиссары, которых Калауров вверх ногами в землю закапывал -- вроде бы их гайдаровские не всех потом выкопали, кого-то и не нашли... Давно разговоры идут, что ночами, бывает, ходят... -- То-то, что одни разговоры,-- фыркнула Томка.-- Чуть ли не все пацаны в свое время специально ночью бегали -- и никаких тебе ходячих покойников. Она прижалась теплым бедром к ноге Вадима, недвусмысленно намекая на готовность вновь пуститься в плавание на старом, рассохшемся корабле, но он не обратил внимания, охваченный тем азартом, что сродни золотоискательскому. Как знать, вдруг и не в переносном смысле вовсе... Замаячил некий узелок, куда все ниточки и сходятся... Он спросил с непритворным интересом: -- А кто такой Калауров? И что там такого особенного в той пади происходило? Бабка-тетка сама всего этого видеть не могла, поскольку родилась лет через пятнадцать после событий, но от матери и прочей родни наслушалась достаточно... Иван Калауров когда-то считался этаким некоронованным королем здешнего края -- ухарь-купец, гонявший верблюжьи караваны в Китай, золотопромышленник, приятель знаменитого Иваницкого. С отступлением Колчака и приходом красных, как легко догадаться, время для Калаурова наступило невеселое, но в Маньчжурию или Монголию, как сделали многие другие, он почему-то не ушел, а сколотил отряд (наполовину состоявший из бывших красных партизан, очень быстро разошедшихся с новой властью) и вместе с легендарным Соловьевым принялся чувствительно щипать комиссаров, налетая даже на небольшие города типа Манска. Какое-то время дела шли неплохо, но потом сюда перебросили отборных чоновских карателей с Аркадием Гайдаром во главе. Восемнадцатилетний будущий писатель уже тогда, судя по воспоминаниям старожилов, был полным и законченным шизофреником -- и лютовал с пугавшей сибирские окраины изобретательностью, самолично расстреливая ни в чем не повинных заложников и штемпелюя донесения в губернию печатью, которую прикладывал к глубоким порезам на собственной руке. Война началась вовсе уж людоедская -- Калауров сдирал шкуру с выловленных гайдаровских сексотов чуть ли не самолично, Гайдар, согнав деревенских на открытое место, резал кинжалом глотки тем, в ком подозревал калауровских сторонников. Схватка была неравная -- за Аркашкой стояла набиравшая силу власть, от партизан понемногу отступалось запуганное чоновскими зверствами население. Уже погиб Соловьев, уже поймал пулю на скаку его начальник разведки Астанаев. Кольцо сжималось. Финал, как заверяла бабка, развернулся как раз в той пади. Калауров, отчего-то упорно крутившийся вблизи Каранголя, решил в конце концов прорываться в Монголию с остатком верных людей. Вероятнее всего, кто-то донес. Калауров с телохранителями-хакасами и горсткой мотылинских казаков угодил под перекрестный огонь чоновских ручных пулеметов -- быть может, на том самом месте, где бригада сегодня обедала. Живым не ушел никто, тело Калаурова привезли в деревню для опознания, а остальных закопали там же, в пади, о чем Гайдар триумфально сообщил по начальству (увы, подвиги юного большевика оказались неоцененными по достоинству -- шел двадцать второй год, Аркашкины садистские выходки даже для того времени показались чрезмерными, и вместо того, чтобы вручить обещанный орден, вышестоящее начальство передало юнца в руки психиатров, а те написали такое заключение, что Гайдар покинул ряды Красной Армии со скоростью пушечного снаряда...) -- Говорили, Ванька Калауров в землю зарыл три котла с золотом,-- сообщила бабка.-- Дом у него стоял на той стороне озера, только там за семьдесят лет перекопали все на десять метров в землю, а найти ничего не нашли. -- У Федора рубль где-то до сих пор валяется,-- возразила Томка.-- Если блесну не сделал -- все собирался... Там Николай Второй и еще какой-то старинный царь, чистое серебро... -- Вот то-то,-- хмыкнула бабка.-- Нашли пару серебряных рублишек да полкопейки медью. То, что, скорей всего, под половицы когда-то закатилось. А денег у Калаурова было малость побольше, чем две серебрушки. Мать рассказывала, году в пятнадцатом, когда у него сын родился, он по Каранголю на бричке ехал и такие же серебряные рубли из ведра горстью разбрасывал. Наверняка не последнее швырял. Каралинский прииск был ихний с Иваницким, половина на половину, вот и прикинь... Глава пятая. Шантарский Том Сойер -- С-сука! -- с чувством сказал Паша.-- Стебарь хренов, я ж ему наказывал, чтобы непременно вернулся. Конечно, заночевал у той прошмандовки, утром скажет, что ломался, и поди выведи его на чистую воду... -- Может, все-таки на моей? -- предложил тот, незнакомый. -- Твоя там не пройдет, Витек, есть парочка поганых мест. -- И что, никакого объезда? После короткого молчания Паша чуть смущенно признался: -- Понимаешь, сам я за баранкой по профилям не мотался... Может, и есть дорога получше, но я ее не знаю... -- Ладно. Пойду лопаты принесу. Этот примечательный разговор происходил во дворе, возле ветерана-грузовика, развернутого теперь носом к дороге. А всего в трех метрах от беседующих, о чем они и не подозревали, за углом сараюшки, боясь дышать громко, примостился непрошеный свидетель, шантарский бизнесмен, а ныне геофизический бич господин Баскаков... Душа у Вадима ликовала и пела. Приятно было сознавать, что интеллект удачливого предпринимателя, отточенный в битвах с законами, постановлениями, чиновниками, налоговиками и прочими монстрами эпохи первоначального накопления, безошибочно ухватился за разрозненные кусочки мозаики -- в ту пору, когда из них просто невозможно было сложить мало-мальски толковой картинки. Нюхом почуял запах золота -- и нюх не подвел... Теперь никаких сомнений не оставалось. Разговор с бабкой окончательно расставил все на свои места. Все получало объяснение -- странное служебное рвение Паши, уделившего необычное внимание зауряднейшему участку, моментально вышвырнутый в Шантарск Бакурин, некстати развязавший язык, исчезнувшие на семьдесят пять лет, так никогда и не всплывшие на свет божий купеческие сокровища... и очень уж кстати происшедший несчастный случай с Женей, тоже распустившим язык. Трудно говорить с уверенностью, но нельзя исключать, что треснуться затылком о неизвестный твердый предмет ему помог сам Паша. Женя недвусмысленно лез в долю, чересчур уж гладко для случайного совпадения... Дня три назад Мухомор выпросил у Паши полистать старую книжку с примечательным названием "Геофизика в археологии" -- от скуки. Никто в ней ничего не понял, очень уж специальным языком была написана, полна графиков и схем, но вывод был сформулирован в предисловии так, что его понял бы и кретин -- как раз та самая электроразведка помогает без особого труда обнаружить в земле закопанный клад, остатки старых укреплений, даже пригоршню монет... Теперь и книжка заняла свое законное место среди кусочков мозаики. Неизвестно, кто навел Пашу на какое-то конкретное место в Калауровской пади, но об этом, собственно, не стоит и гадать. Гораздо важнее результат: под видом стандартнейших полевых работ Паша старательно искал калауровский клад... и, практически нет сомнений, нашел место. Только что состоявшийся разговор убедил в этом окончательно: попросту не найти другого объяснения странному желанию этих двух отправиться заполночь на профиль, к тому же вооружившись лопатами... А потом? Если клад существует? Скорее всего, завтра же утречком Паша объявит, что участок закрыт и вся орава едет в Шантарск. Ценности окажутся под замком в его вьючнике -- том самом обитом железом сундуке, играющем роль полевого сейфа, к которому работягам и подходить-то не следует. Ни одна живая душа ничего и не заподозрит. Сотоварищи по бригаде радостно примутся лопать водочку -- не зря в багажнике "Хонды" полная коробка "Абсолюта" -- никому и в голову не придет задавать вопросы, выискивать странности, а все бросившиеся в глаза несообразности благополучно забудутся в самом скором времени. А Паша с этим неприятным Витьком преспокойно поделят все, что запрятал ухарь Калауров,-- должно быть, оттого и крутился так долго возле Каранголя, что искал удобного момента, чтобы вырыть клад, а когда, наконец, решился, было уже поздно, чоновцы с ночи залегли на опушке с пулеметами... И возникает закономерный вопрос: достойны ли эти плебейские рожи нежданно свалившегося к ним в руки богатства? Ответ отрицательный. Вадима вел могучий рефлекс, тот самый, что загонял людей в джунгли, в африканские пустыни, на Клондайк и в Колорадо, что заставлял горсточку людей очер-тя голову бросаться на огромные индейские армии, голодать в песках и плавать под черным флагом. Рефлекс срабатывал при одном-единственном слове, едва ли не самом волнующем из всех придуманных человечеством. ЗОЛОТО. А потому отступать он не собирался. Он представления не имел, как заставить их поделиться, но твердо решил это сделать. И что бы там ни было завтра, но сейчас Вадим просто не мог упустить их из виду. Магическое слово стучало в виски горячей кровью. Он был пьян ровно настолько, чтобы преисполниться бесшабашности... Ага! Вновь послышались шаги, один забрался на колесо, другой подал ему лопаты -- не хотят лишнего шума, берегутся... Хлопнули обе дверцы, чахоточно застучал старенький мотор, грузовик тронулся с места. Вадим в два прыжка догнал еще не успевшую вывернуть со двора машину. Сзади к раме была приварена удобная лесенка в две ступеньки -- чтобы легче было забираться в кузов. Она сейчас и помогла. Без труда нашарил подошвой ступеньку, ухватился руками за борт, перебросил тело в кузов. Грузовик, натужно взревывая мотором, переваливался на колдобинах. Вадима, конечно же, не заметили -- с чего бы тем, кто сидит в кабине, бдительно таращиться в зеркала заднего вида? Это при полном-то отсутствии здесь уличного движения? Последние дома деревни остались позади. Вадим сидел на лавочке у заднего борта, крепко держась за него руками, когда машину в очередной раз подбрасывало, привставал на полусогнутых ногах, плавно опускался на скамейку, не производя ни малейшего шума. Грузовик двигался медленнее, чем позволяла дорога,-- кто бы ни сидел там за рулем, Паша или Витек, у него, безусловно, не было опыта ночной езды по проселочным стежкам на таком вот драндулете. Это была феерическая поездка. Вадиму, так и не протрезвевшему, временами хотелось петь, орать. На небе сияли неисчислимые россыпи огромных звезд, вокруг то простирались залитые серебристым лунным светом равнины, то подступали к самому кузову загадочные, темные стены тайги и косматые ветви хлестали по деревянной будке, в кабине сидели два идиота, не подозревавшие, что их замыслы успешно раскрыл недюжинного ума человек... Он обнаглел настолько, что даже закурил, правда, пряча сигарету в кулак, а кулак держа ниже кромки борта, чтобы не выдали случайные искры. Ох ты! Вадим пропустил момент, когда грузовик резко свернул с проселочной дороги на равнину, и приложился головой о будку так, что едва не взвыл. Стиснул зубы, превозмогая боль. Ночь была прохладная, хмель понемногу выветривался, и Вадим уже начинал думать, что проявил излишнюю прыть. Эти двое мало походили на нестрашного киношного злодея Индейца Джо -- вряд ли, обнаружив свидетеля, они с радостными воплями кинутся предлагать долю. Дадут по голове, закопают, а потом в такой глуши тело не найдет и дивизия, никто ведь не знает, куда он поехал... Надо было, пожалуй, предупредить Томку и пообещать долю... Хорошая мысля приходит опосля... Ладно, поздно теперь сокрушаться. Из кузова еще можно выпрыгнуть незамеченным, но вот что делать потом? Пешком тащиться до деревни? Это километров пятнадцать. Нет, будем и дальше полагаться на Фортуну, уж если до сих пор благоприятствовала исключительно во всем -- или почти во всем,-- не подведет и теперь, дамочка свойская... Грузовик остановился, мотор умолк. Вадим, едва хлопнули обе дверцы, на цыпочках кинулся в будку и затаился там, прижавшись к задней стенке. На полу валялись два электрода. Вадим заранее прикинул, который из них схватит в случае чего, чтобы дать как следует по башке первому, кто его обнаружит. Неизвестно, есть ли оружие у Витька, но Паше, как начальнику отряда, полагается пистолет, и он вполне мог прихватить его с собой. Все равно, шансы есть -- дать одному по голове и броситься на второго, на его стороне -- внезапность... Обошлось. Они не полезли в кузов -- достали лопаты, встав на колесо, отошли от машины, тихо переговариваясь. В передней стенке будки, как раз напротив заднего окошечка кабины, было вырезано немаленькое отверстие. Вадим, согнувшись, осторожненько посмотрел туда. Метрах в двадцати от машины два луча шарили по земле. В ночи голоса доносились четко: -- Вэ-пять... Этот пикет. Двадцать метров в ту сторону... Витек, иди к соседнему пикету, освети его, чтобы я с направления не сбился. Иди-иди, нам же самим будет меньше работы... -- Паша, ты не вздумай устроить какой-ни-будь сюрпризик, а то у меня кое-что в кармане завалялось...-- послышался явственный металлический щелчок. -- Менжуешься? -- Сколько я кин смотрел, Паша, всегда в такой вот момент у кого-то появляется соблазн захапать себе все... -- Мы ж еще ничего и не нашли... -- Все равно. Береженого бог бережет. -- Ну, у меня такая штучка тоже есть...-- сказал Паша спокойно.-- Я ее даже доставать не собираюсь, не то что некоторые. А поскольку кино я тоже смотрю, стоит уточнить: там, в деревне, один из моих работяг полностью в курсе -- куда я поехал, с кем и зачем... "Наверняка блефует,-- констатировал Вадим.-- Но до чего спокойно держится -- словно каждый день выкапывает клады". -- Этот Вадик, что ли? То-то он на меня так зыркал? -- Какая разница, Витек? Свети давай... -- Так? -- Прямо на пикет, чтобы я его видел... -- Так? -- Вот-вот! Так и стой! Паша размотал кусок веревки -- очевидно, заранее отмеренной длины,-- один конец привязал к пикету, вбив его каблуком поглубже в землю, второй взял в руку и направился в сторону яркого луча, осторожно разматывая веревку. По ассоциац