место. Его несложно будет найти тем, кто прилетит на планету Рита с Земли. Глыба очень похожа на памятник. Да она и есть памятник. Или, по крайней мере, пьедестал для него. В одном из своих интервью на Земле Михаил Тушин признался, что в свободные часы все рисует и рисует различные варианты памятника, который можно поставить его матери на базальтовой глыбе. Еще в седьмом классе, выбрав для доклада этот эпизод, я повесил над столом портрет красивой, задумчивой женщины, у которой тонкий и ровный нос, нежные, гладкие, как у девочки, щеки и зеленые, с грустинкой глаза, как бы заглядывающие тебе в душу. Часто, подолгу глядел я на портрет и даже мысленно советовался о чем-то с этой женщиной. Она так и не увидела своей Родины. Как и ее сын, она родилась в космосе. За годы полета стала микробиологом и уже начала учить своему любимому делу маленькую девочку Чанду, будущую жену Михаила. Но у Риты Тушиной был не только талант микробиолога. Много лет вела она подробный дневник, и он стал не менее известен на Земле, чем книга Михаила Тушина. И люди поняли, что на далекой планете погибла не только прекрасная женщина и талантливый ученый, но и способная писательница. Совсем молодой погибла Рита Тушина -- ей еще и сорока не было. И всю свою недолгую жизнь она мечтала о том, чтобы хоть немного пожить на Земле, под голубым, а не вечно черным небом. Встреча одиннадцатая (последняя) Эта встреча была явно неожиданной для астронавтов. Сплошной ряд охотников, тела которых закутаны в толстые, пятнистые шкуры, стоит перед аппаратом. У охотников красновато-коричневая кожа и мужественные красивые лица с большими миндалевидными глазами. Самые красивые лица изо всех, какие удалось увидеть астронавтам на этой планете. Охотники стоят с копьями наготове, с поднятыми палицами и натянутыми луками. Охотников много -- со всех сторон окружили они астронавтов. Со всех сторон нацелены копья, палицы и стрелы. Видимо, за астронавтами долго следили из-за деревьев, прежде чем сумели вот так, неожиданно окружить. Вероятно, хотели не убивать, а взять в плен -- потому и окружили. Землян немного: трое рядом, возле аппарата, у четвертого -- аппарат. Но им уже не страшны ни копья, ни стрелы. Земляне -- в космических скафандрах, которые выдержат удар метеорита, а не только копья. Конечно, астронавты легко могли бы перестрелять диких охотников. Или бесшумно сжечь тепловым лучом. Но зачем? Ведь земные астронавты -- не завоеватели. Коммуна Земли посылала их в космос не для убийства. Единственно возможное в этой нелепой ситуации -- удивить наивных туземцев, совершить то, что дикарям может показаться только чудом. И вот вверх одновременно поднимаются три руки. Три красные ракеты стремительно уносятся в воздух и высоко в небе со звонкими хлопками рассыпаются на множество ярких огней, которые гигантским шатром летят к земле. Охотники не выдерживают этого неожиданного падения десятков разноцветных звезд. Охотники валятся на землю и прячут в высокой траве лохматые, нечесаные головы, ожидая смерти. Но смерти нет. Дикари один за кругам поднимают головы, глядят в вечернее, синеющее над лесом небо. Падающих звезд уже не видно, а странные круглоголовые боги по-прежнему спокойно стоят на поляне. И тогда одетые в шкуры люди становятся на колени, отрывистыми, гортанными криками просят пощады. Боги понимают их мольбу. Один бог похлопывает по плечу молодого охотника, поднимает его на ноги и протягивает ему широкую, серую, холодную руку, на которой поблескивают крошечные звездочки. Охотник боязливо вкладывает в просвинцованную перчатку согнутую красновато-коричневую кисть. Рука бога осторожно сжимает эту кисть и медленно отпускает. Охотник удивленно рассматривает свою руку -- целую, невредимую. Первое рукопожатие двух миров! Первое зримое свидетельство того, что эти миры все-таки могут общаться не только посредством копий, дубин и отравленных стрел. 2. "С посадкой, товарищи!" Наш корабль, имеющий форму дельфина, садится на планету "брюхом" вниз. Он опускается на нижних, посадочных дюзах, от которых сейчас протянулись к земле столбы пламени. Так удобнее. Так легче вынимать груз из трюмов и не надо переоборудовать каюты для жилья. Это очень важная особенность кораблей, предназначенных для Риты. Посадочные дюзы в них отделены от дюз движения. Именно это позволяет сделать корабль надежным домом на новой планете. Наш корабль садится на длинном и узком полуострове, где нет ничего, кроме леса по краям и двух других кораблей посередине. Два громадных овала выжжены пламенем их посадочных дюз. И сейчас наш корабль выжжет новый гигантский овал, на котором долго ничего не будет расти. Такова судьба этого полуострова. Он стал космодромом. Его территории еще может не хватить для всех тех кораблей, которые должны прийти за нами. Наверное, поэтому город строится далеко от космодрома. Больше ста километров разделяют их. А соединяет только одна дорога, о которой рассказали нам ребята, делавшие прививки. Конечно, не очень удобно, когда город далеко от кораблей, а заводы далеко от города. Из-за этого медленнее идет стройка -- много времени уходит на транспортировку. Да и жертв больше. Ведь на маленьком пятачке легче обороняться. А тут такие длинные коммуникации. Но другого выхода нет. Строить город возле космодрома -- значит потом все равно бросать его. Да и когда начинали строить, еще не приходилось думать о защите. Все-таки это нелепо! Защищаться от тех, ради кого мы прилетели. Кого мы собираемся спасать от голода и болезней, от войн и невежества. Мы будем спасать, а пока убивают нас... Корабль спускается медленно, плавно, но все же нас со страшной силой вдавливает в койки. Конечно, сила тяжести на Рите немного меньше земной. Но она неизмеримо больше искусственной гравитации в корабле, к которой мы привыкли за полет. -- А знаешь... -- тяжело дыша, произносит Бирута. -- Мне все еще... не верится... что это... не дом... Она говорит в микрофон. Ибо иначе нам не услышать друг друга -- настолько сильно ревут дюзы. И в микрофон же я отвечаю ей: -- Мне... тоже... Действительно, трудно заставить себя верить. Голубые моря, желто-зеленые материки, пушистые ватные облака -- все как на Земле. И, когда выйдем из корабля, -- наверно, просто покажется, что прилетел в другую страну -- не больше. Вдруг рев дюз стихает. И резко обрывается на немыслимо высокой ноте. Сильный толчок как бы проводит границу между этим страшным ревом и полным покоем, абсолютной тишиной. И в этой тишине мы слышим из динамиков четкий, жестковатый голос Федора Красного: -- С посадкой, товарищи! Мы на земле Риты! "Что-то мне надо было сделать! -- думаю я. -- Сразу после посадки. Что-то легкое". Но так и не могу вспомнить -- что. 3. "Как живется на этой планете?" Еще целые сутки мы провели в корабле. Специальная команда обезвреживала космодром, снимала радиацию с обшивки корабля. Мы следили за работой этой команды через наружные телевизоры, ходили друг к другу в гости, шумели в коридорах, пытались по очереди разглядывать Риту через небольшие иллюминаторы в рубке и в кают-компании. Бирута и я, конечно, первым делом побежали к маме, но у нее все было в полном порядке, и мы не высидели больше часа. А потом мы разыскали и Али, и Доллингов, и Марата с Ольгой, и Монтелло. Все были такими же возбужденными, всем так же не сиделось в своих каютах и хотелось куда-то бежать, что-то срочно, немедленно делать. Но делать было нечего. Пока за нас все делали другие. А иллюминаторы немногое сказали нам. Мы увидели серое, затянутое облаками небо, и густо-зеленый лес вдали, и черное поле выжженной земли вокруг нашего корабля, и такие же черные поля вокруг других кораблей. И сами эти корабли были уже не серебристо-зеленые, какими улетали с Земли, а черные. Сорок лет в космосе сделали свое дело. Ведь все холодное космос бездумно красит в один цвет. Мы так торопились узнать хоть что-то о Рите, будто срок нашего пребывания тут был ограничен и через несколько дней мы должны были покинуть планету. Мы чувствовали себя пока не поселенцами, а туристами. И началось это даже не тут, не на космодроме, а еще на орбите, после того, как мы услышали голос Тушина. Наверно, поэтому мы с Бирутой и пытались тогда так яростно расспрашивать ребят, которые делали нам прививки. Но ребята были не очень-то многословны. То ли спешили, то ли надоели им уже расспросы в других каютах, то ли что-то скрывали от нас. Один из них держался просто и деловито. Другой был мрачен и тяжело, почти неотрывно глядел на Бируту. Все время, пока парни возились со своими ампулами и шприцами, я пытался разговорить их. -- Как живется на этой планете, ребята? -- спросил я. -- Нормально, -- ответил первый. -- Поживешь -- узнаешь, -- ответил второй. -- Еды хватает? -- Вполне. -- А культуры? -- От тебя зависит. Но вообще-то некогда. -- А чего не хватает? -- Поживешь -- узнаешь. Это опять ответил второй, мрачный. -- Какие-то большие индивидуальные проблемы есть? -- А без них -- что за человек? -- Первый улыбнулся. -- И их сложно разрешить? -- Иные -- невозможно! -- Это снова сказал второй, мрачный. Бирута, конечно, тоже заметила тяжелый его взгляд и, должно быть, именно поэтому задала самый трудный вопрос: -- А жена ваша... чем занимается? И поглядела прямо в глаза мрачному. -- Ее убили, -- ответил он. И отвернулся. -- Где? -- Возле города. Она была ботаником. -- И не пользовалась электромагнитной защитой? -- С этой защитой только спать хорошо. А гербарий с ней не соберешь!.. Они закончили прививки и ушли от нас и через несколько часов улетели на своей ракете. Но до сих пор я вижу перед собой того, второго, мрачного медика. Мне пришлось когда-то читать о трагедии миллионов российских женщин в середине двадцатого века. О трагедии миллионов вдов, которые не дождались своих мужей с Отечественной войны. О трагедии невест, которые так на всю жизнь и остались невестами убитых. Правда, я читал об этом книжку не их современника, а писателя двадцать первого века. Наверно, их современники писали сильнее и с большей горечью. Но и этот человек рассказал достаточно сильно и полно об одной из величайших трагедий. Миллионам обездоленных женщин не мог помочь никто -- ни государственная власть, ни другие народы. И даже не с кем было расквитаться за эту страшную трагедию -- немногочисленные виновники ее, главари фашистской Германии, или покончили самоубийством, или были казнены сразу после войны. Правда, некоторых разыскивали и казнили позже. Но все равно их преступления ломали судьбы миллионам людей еще десятки лет. Мне становится страшно, когда я думаю о жизни этих женщин после войны, о том, как медленно, трудно и горько угасали они, неохотно расставаясь с надеждами на счастье. Конечно, эти российские женщины были героями. Независимо от характеров, от личной смелости или трусости. Они были героями все уже хотя бы только потому, что жили, работали, воспитывали детей и смеялись и шутили не реже других. И неужели сейчас на Рите, рядом с нами, начинается такая же трагедия? Пусть это не миллионы людей, пусть десятки, даже единицы. Но ведь для каждого из ребят трагедия так же значительна... 4. Первое знакомство -- Меня зовут Теодор Вебер, -- представился невысокий, сухощавый и светловолосый парень с какими-то прозрачными, по-северному блекло-голубыми глазами. -- Мне поручено показать вашей группе город и Заводской район. У вас пока времени очень много, а у меня -- очень мало. -- Он сдержанно улыбнулся, как бы извиняясь за то, что у него мало времени. -- Поэтому я покажу вам только главное и скажу только о главном. Остальное сами увидите. Вы здесь не туристы, а жители. Я просто попытаюсь вас сориентировать. Не больше. Мы стояли еще на дороге, возле биолетов, которые привезли нас с космодрома. Мы -- это полсотни ребят, вторая группа, вышедшая из корабля. Первая уехала сегодня утром. За нами биолеты прислали днем. А своих биолетов у нас пока нет. Их еще надо доставать из трюмов, настраивать на местные дороги... Мы ехали сюда по отличному, широкому и гладкому шоссе, которое почти все время шло лесом. Биолеты настроены здесь на большую скорость, чем на Земле, и мы добрались до города всего за полчаса. Эта дорога -- особая. На Земле очень мало таких дорог. Потому что делать их научились уже тогда, когда все основные нужные Земле магистрали были построены из бетона или пластобетона. И еще потому, что на Земле берегут лес и считают расточительством хоронить его в дорожном полотне. Но кое-где, в джунглях и тайге, которых осталось на Земле не так уж много, новые дороги уже в наше время строили так, как здесь, -- с помощью лесодорожных машин. Многие из нас учились в "Малахите" водить такую машину. Это не очень сложно -- она, по существу, автомат. Она идет медленно, идет прямо на поваленный лес, частично плавит его (именно плавит, а не сжигает), частично перемешивает с песком или гравием и оставляет после себя отличное дорожное полотно, которое остывает около суток и потом долго еще сохраняет по краям особый, неповторимый янтарный цвет. Такому шоссе не страшны ни вода, ни жара, ни холод. Трещины на нем затягиваются сами по себе, ремонта оно не требует и служить должно двум, а то и трем поколениям. И даже пни не надо корчевать перед лесодорожной машиной. Она расплавит или включит их в шоссейное полотно так же спокойно, как и поваленные стволы. И вот дорога позади, и мы стоим у въезда в город. Собственно, города еще нет. Город когда-то будет. А пока есть один дом. И тот недостроенный. Со временем он станет домом-кольцом. Но сейчас это еще дом-дуга. В конце двадцатого века такие дома-города начали строить на Крайнем Севере, в тундре. И они быстро оправдали себя и обнаружили такую бездну достоинств, что потом их строили и в пустынях, и на Луне, и на Марсе, и на Венере. Всюду, где природные условия были против человека, кольцевой город-дом оказывался наилучшим вариантом. -- Вы, наверно, знаете, ребята, этот принцип, -- произнес Вебер. -- Дом-кольцо, город -- цветок из семи колец... Так вот, мы сейчас строим центральное. Двадцать этажей. Наверху площадка для вертолетов. Одиннадцатый этаж -- прогулочный. Третий и пятнадцатый -- бытовые. Всякие там столовые, медпункты, мелкие склады. На третьем этаже -- главный врач. Мария Челидзе. Некоторые видели ее сегодня -- она увезла с космодрома первую группу. Это у нас единственная привилегия членов Совета -- знакомить новичков с хозяйством. Сегодня вечером Челидзе собирает у себя всех новых медиков. Если здесь есть медики -- прошу учесть... Ну, далее... Первый этаж здания -- основные склады. Второй этаж -- бытовая инженерия, конторы... Мой рабочий кабинет -- тоже на втором. Я архитектор. Кому надо -- милости прошу. Он обвел взглядом всех нас и улыбнулся. Розите Гальдос он улыбнулся особо. Видно, она понравилась ему больше остальных. Ничего не могу с собой сделать -- никак не выговаривается у меня "Розита Верхова". Только -- Гальдос. Кажется, Бируту очень огорчает это. Мне не хотелось бы ее огорчать. Но не выговаривается... -- Ну, что еще?.. -- сказал Вебер. -- Школа сейчас на третьем этаже. Впоследствии она будет в парке, в самом центре кольца. Бытовые этажи, прогулочный и инженерный -- сквозные. Когда закончим -- можно будет гулять по колечку. И дождиком не замочит. Планировка комнат -- свободная. Передвижные перегородки. Из двухкомнатной квартиры за несколько минут сделаете четырехкомнатную. Как видите, готовы семь секций. Пять заселены. Две ждут вас. Изо всех сил жмем на восьмую. Даже без вашей помощи закончили бы ее через полтора месяца. А если еще вы навалитесь!.. Вебер опять улыбнулся всем вместе и Розите -- отдельно. Она покраснела. Покраснел и стоящий рядом с ней Женька. Кажется, Вебер заметил это, потому что у него тоже запылали уши. И вдруг я заметил, что уши у него большие, оттопыренные, как у мальчишки. Совсем детские уши. -- Сейчас мы строим медленно, -- снова заговорил он. -- Не хватает людей, не хватает киберов. Производство киберов у нас еще не налажено. Только ремонтируем. И то с трудом. Когда включитесь вы -- будем строить дом сразу с двух сторон. К следующему кораблю кольцо замкнем. А остальные кольца будут соединены с этим и с соседними. Устроим переходы на уровне всех сквозных этажей. Жить будет удобно, ребята! Удобней не придумаешь! Вот вроде все по жилью. Вопросы есть? -- Основной материал стройки? -- услыхал я из-за спины голос Майкла Доллинга. -- Вначале был только железобетон. -- Вебер поискал глазами спрашивающего. -- Этот "старик" еще далеко не исчерпал себя, как вы знаете. Даже на Земле. А у нас -- тем более. Потом нашли на севере нефть. Так что теперь из железобетона -- только первые десять этажей. Следующие пять -- пластобетон. Верхние пять -- полимерные кубики. Собственно, полимеры впервые пойдут только на восьмую секцию. -- Ты сам-то когда прилетел? -- спросил кто-то. -- С первым отрядом. -- А где жили вначале? -- В корабле. Времянок не строили. -- А обогревалки тут не нужны? -- На этом материке редко бывают морозы. Только что на Плато Ветров. Это на севере. Далеко. Но там мы пока ничего не строим. А от дождя и ветра нас отлично защищали пленочные сферы. -- С энергией как? -- Это голос Бруно Монтелло. -- Нормально! -- Вебер пожал плечами. -- Атомную станцию мы пустили сразу, как прилетели. А на "Рите-два" пришел еще и термоядерный реактор. Так что энергии хватает. Уже три года не пользовались реакторами кораблей. Они в резерве. -- Уран нашли? -- спросил я. -- Нет! -- Вебер покачал головой. -- На северной половине материка уран пока не нашли. А на южной поискать не успели -- там появились аборигены. Мы стараемся не вторгаться в их зону. Но мы выколачиваем уран и торий из гранита. На Земле это пока нецелесообразно, а здесь имеет смысл. В общем, ребята, нефти не жжем -- не беспокойтесь! В двадцатый век нас еще не отбросило. -- А много ее, нефти? -- спросила Изольда Монтелло. -- Мало. Скважин-то много, но добыча мала. Тянут ее -- сама не бьет. Ищем нефть все время. Из-за этого и с химией задержка. Но я вижу, вопросы пошли промышленные. А по жилью? -- По жилью все ясно! -- Бруно улыбнулся. -- Вот как с зоной отдыха? -- Пока ее нет! -- ответил Вебер. -- Ее надо оборудовать электромагнитной защитой, а мы не успеваем. -- А в море купаться можно? Это, конечно, вопрос Бируты. Ее, как всегда, волнует море. -- Можно. Иногда мы летаем к морю большими группами. Дорогу к нему еще только строят. -- Отсюда дорогу или от космодрома? -- Конечно, отсюда. Вот достроим дорогу и будем создавать зону отдыха. У моря. -- Вода там теплая? -- Не всегда. Но бывает. Там борются какие-то течения. Со временем мы вмешаемся в эту борьбу. А пока иногда просто подогреваем бухту. -- Почему вообще не построили город у моря? -- спросила Бирута. -- Это не южное море. Тут часты холодные, очень сильные ветры. У моря город трудно было бы строить. И неуютно было бы в нем жить. И потом, мы не знаем еще капризов местного моря. Не хотели рисковать. Но мы еще построим город у моря. На западе. Там намечен порт. Вебер снова улыбнулся. На этот раз -- безлично, всем, не отыскивая взглядом Розиту. Потом спросил: -- Надеюсь, дом мы сейчас обходить не станем? Вы еще по нему набегаетесь. Возражений нет? -- Нет, -- ответил кто-то. -- Тогда -- по коням, как говорили древние! Через полчаса будем в Заводском районе. Дорога к заводам была такая же, как на космодром, -- широкая, толстая, вечная, из двух лент. Грузовиков здесь попадалось больше -- и встречных, и попутных. Встречные обычно везли на прицепах громоздкие кубики-комнаты, из которых складывался дом-кольцо. Такие же "кубики" и длинные панели бытовых этажей, подвешенные к дирижаблям, проплывали вдоль шоссе в воздухе. Дирижабли были небольшие, но шли часто и все время вдоль дороги. Видимо, и потому, что она была почти прямой -- короче пути не найдешь, и потому, что с дирижаблей можно быстро заметить любое ЧП на дороге и тут же помочь. Попутные грузовики чаще всего везли ящики с машинами того завода, который выгружался из трюмов "Риты-2". Эти ящики доставляли с космодрома к Городу, а отсюда их забирали порожние грузовики, возвращающиеся в Заводской район. В разрывах облаков выглянуло наконец здешнее солнце -- яркое, чуть красноватое и оттого непривычное, но все равно праздничное, приятное. Соскучились мы по солнцу! По сторонам мчался назад лес. Очень похожий на земной и все же отличающийся от земного. Трудно было толком разглядеть его на такой скорости. Но все-таки было ясно, что он напоминает наши смешанные северные леса. Только хвоя на здешних соснах была более сочной, более пышной. Почти как стрелки молодого лука на Земле. И листва местных деревьев, похожих на наши липы, казалась более мясистой, более толстой. Словно небольшие зеленые оладьи висели на сучьях. Видно, хватает здесь влаги. И незачем деревьям экономить ее. Но все же не было тут ничего от пышности южных лесов. Потому что материк расположен совсем недалеко от Полярной зоны. По существу, она даже начинается где-то на крайней северной оконечности материка. В Заводском районе Вебер водил нас из корпуса в корпус, и это было странно похоже на давние школьные наши экскурсии, и мы как-то неловко чувствовали себя перед немногими людьми, которых встречали в цехах. Как и на предприятиях Земли, народу здесь было очень мало. Делали все автоматы, а люди лишь следили за ними. Дежурный инженер, дежурный оператор и ремонтник киберустройств -- вот, собственно, и все, кто находился в каждом цехе. Да иначе и не мог бы действовать этот уже серьезный промышленный комплекс. Ведь заводы не останавливались на ночь. А землян на Рите было всего около шестисот. И где-то на севере еще шла работа на нефтепромыслах. А на северо-западе добывали железную руду и возили ее в Заводской район на дирижаблях. И еще где-то сеяли хлеб, выращивали птицу, прокладывали дороги... И везде нужны были люди! Наверно, очень не хватало здесь работников! Жутко не хватало! А на соседних материках (да и на нашем) тысячи сильных, здоровых людей тратили свои жизни на труд варварский, тяжелый и почти безрезультатный. И чтобы устранить это дикое несоответствие двух миров, нужны были десятилетия, а то и столетия. Вебер так и не показал нам всего. Торопился. Да и просто немыслимо показать за один день громадное хозяйство землян, которое размахнулось на сотни километров. Где-то на северо-востоке от Заводского района, в лесах, куда еще даже не проложена дорога, действовала птицефабрика, для которой на каждом корабле везли запаянные цинковые ящики с яйцами земных домашних птиц. И уже давали молоко коровы, выросшие из замороженных эмбрионов, привезенных на кораблях. Громадное хозяйство жило, действовало, разворачивалось. В общем, сделано было невероятно много. Когда мы улетали с Земли, казалось, что мы будем первооткрывателями, пионерами, что все придется начинать на пустом месте. Чуть ли не рубить избушки. Но все это сделали другие. Мы попали в налаженное хозяйство, в современный город, где не нужно было никакой самоотверженности, никакого героизма. Просто надо знать свое дело и работать! И только одно казалось непривычным, неестественным и как-то давило. Все тут были вооружены. У всех белели на поясе слипы -- уголки с усыпляющими лучами, у некоторых виднелись еще и карлары -- карманные лазеры с лучами тепловыми, а у двух ребят, которые работали на открытой площадке и проверяли, как киберы цепляют к дирижаблям панели и кубики-комнаты, -- висели на поясе и пистолеты. Обычные пистолеты, которые на Земле носят уже только укротители диких зверей. -- Зачем пистолеты? -- спросил Бруно. -- Здесь какие-то сумасшедшие орлы, -- ответил Вебер. -- Они еще не поняли, что человек сильнее, и иногда нападают. Здесь такие же неопытные обезьяны. Они ходят между цехами, пробираются на стройку, прыгают на человека сзади. -- И они не... теплолюбивы? -- Бруно улыбнулся. -- Увы, нет! -- Вебер покачал головой. -- Обезьяны попадаются даже в арктической зоне. -- Он помолчал, потом, видимо, решившись, добавил: -- Ну и, наконец, люди! Защищаться иногда приходится и от людей. Все притихли. И я невольно ощупал у себя на поясе белый слип с усыпляющими лучами. 5. ...И первое прощание -- ...Прилетай скорей! Я буду очень ждать тебя! Пальцы Бируты, длинные и тонкие, гладят мой затылок, и она смотрит мне в глаза, и я вижу, как набухают прозрачные слезы между ее длинными золотистыми ресницами. Мы расстаемся первый раз на этой планете. И почему-то Бирута боится за меня, хотя я со всех сторон увешан оружием. А я боюсь за нее, хотя она обещала все эти пять дней никуда не выходить из дома, который здесь называют Городом. Днем -- в школе, а вечером в квартире Амировых, где Бирута будет ночевать, пока я не вернусь. Она взяла с собой все необходимое и обещала не ездить без меня на корабль. Но я не очень верю этим обещаниям. Если ей понадобится -- она, конечно, поедет, Просто надеюсь, что удалось предусмотреть все и что ничего не понадобится. А вот с мамой хуже. Мама не стала давать никаких обещаний. Только улыбнулась и сказала: -- За меня не бойся. Я уже не настолько молода, чтобы быть неосторожной. Наш с Бирутой дом и мамин дом -- все еще там, на корабле, на выжженном полуострове, в тесных каютах. А Марат Амиров уже живет здесь, в Городе, в новенькой квартире. И Верхов здесь. И Доллинги. Квартиры давали по алфавиту. Чтобы не было обид. А у нас буква далекая! Конечно, разлучаться неприятно, но нам с Бирутой надо привыкать к разлукам. Такая у меня теперь работа. Собственно, это основная моя работа -- ремонт и монтаж электронных устройств. Я вошел в бригаду, которая будет обслуживать геологов и дальние поселки -- карьер, нефтепромыслы, агрогородок. У Женьки Верхова такая же основная специальность, как и у меня. Однако он не попал в разъездную бригаду, промолчал, когда записывались в нее. Но поднялся первым, когда упомянули о промышленном комплексе. Там Женька и будет работать -- в Заводском районе. Видно, не торопится посмотреть эту землю и то, что сделали на ней люди. Когда мы летели сюда, я далее не предполагал, что сразу придется работать по специальности, был готов валить лес, прокладывать дороги. Но оказалось, что я нужнее всего как специалист. И остальные -- тоже. Одно это яснее ясного говорит, как много успели земляне на Рите. Ибо "узкие" специалисты необходимы лишь в технически развитом обществе. А в неразвитом гораздо нужнее универсалы. Сегодня мы увезем запасные детали и новое электронное оборудование для железорудного карьера и агрогородка. Три дня назад на карьер отправили с нашего корабля новый экскаватор. Его собрали, и нам предстоит установить на нем кибер. Все экскаваторы и грузовики в карьере работают без людей. Ими управляют киберы. Лишь один оператор следит с пульта управления за всей этой армией техники. Киберы же водят грузовики и по шоссе. Но по шоссе, кроме грузовиков, мчатся еще и биолеты с людьми. Здесь нет, как на Земле, отдельных дорог для биолетов и грузовиков. И поэтому приходится в кабинах грузовиков ездить контролерам. Они ничего не делают в кабине -- только страхуют кибера. Ибо, если он "свихнется", -- может налететь на биолет. Эти контролеры -- бич для землян. Никто не хочет идти в контролеры. Приходится по очереди. Говорят, даже Тушин раз в десять дней водит грузовики по шоссе -- показывает пример. ...Мы стоим на крыше единственного нашего настоящего дома в этом мире. В двадцати шагах -- полосатый, как матросская тельняшка, вертолет. Мы прощаемся с женами и говорим какие-то слова, которые в общем-то ничего не значат, потому что все главное сказано давно. Собственно, трогательное прощание только у нас, двоих новичков -- у меня и Грицька Доленко. Старожилы просто разговаривают со своими женами о каких-то обычных, будничных делах. Но вот громадный темнокожий американец Джим Смит молча смотрит на часы. Тонкий, высокий Вано Челидзе замечает это и, разгладив пальцами аккуратные черные усики, громко говорит: -- Пора! Пора! Нашу машину поведет кибер, который хорошо знает трассу, А контролировать кибер сможет любой, кто летал здесь хоть раз. В следующую поездку даже я смогу. Вано запирает дверцы. И вот уже свистят над нами лопасти винта и уходит вниз и куда-то вбок серая площадка, на которой еще видны четыре четкие маленькие фигурки в темных спортивных костюмах. Навстречу, под ноги, ползут леса -- сплошные, густые, -- и кажется, нет этим лесам ни конца ни краю. 6. Вано Мотор вертолета работает бесшумно. Только воздух, рассекаемый лопастями винтов, жалобно свистит в ушах. Но внизу этот свист не слышен. Вертолет так же бесшумен, как дирижабль. Эти вертолеты делали специально для Риты. Шумные машины только осложнили бы здесь общение с племенами. Трудно было бы незаметно приблизиться к племенам соседних материков. А когда-то ведь придется к ним приближаться... Мы летим над лесами, в которых круглыми серебристыми блюдцами блестят озера. Лишь изредка мелькнет среди деревьев узенькая, извилистая ниточка небольшой реки. Ничего похожего на Волгу, Амазонку, Енисей. -- Мало рек! -- замечаю я. -- Здесь не реки -- ручьи! -- горячо бросает Вано Челидзе. -- Разве это реки? Кура была бы гигантом на этом материке! И понимаешь, почему? Земли мало! Большим рекам нужна большая земля. А тут весь материк -- с Черное море. Поземным понятиям -- остров. Где собираться большой реке?.. А ручьев много. Их сверху не видно. -- И горы есть? -- Есть горы! На юге -- целый горный полуостров. На востоке гряда возле будущей зоны отдыха. На юго-западе гряда. Кругом горы! Но главное -- на севере! Там нефть. Там сейчас геологи, геофизики, буровики. Шестьдесят человек пропадает близ этих гор! -- Так мало? -- удивляется Грицько. -- Здесь это очень много! -- возражает Вано -- Очень! Ископаемые сейчас важней города! Без них задохнемся. У вас сколько геологов? -- Двадцать. И десять геофизиков. -- Мало! Не понимают на Земле, кого надо готовить! И не сообщишь. Далеко! Вано мрачнеет, умолкает. Черные брови его сдвигаются к переносице. -- Страшно далеко! -- в тон ему говорит Грицько и вздыхает. -- Я сюда письмо вез. Из Днепропетровска. Днепропетровский я. На "Рите-один" улетела наша дивчина. Землячка. А когда объявили, что я лечу, к моим родителям пришли ее старики. Попросили, чтоб я взял письмо. Ну, я был в отпуске -- зашел к ним, взял. Они близко от нас жили -- на проспекте Маркса. Разыскал тут их Галю. А она увидала письмо -- и в слезы. "Они же там уси вмерли!.." Вместо радости -- привез горе. Так далеко... Встречный ветер разгоняет облака, появляется невысокое красноватое солнце, и мы видим, как бежит слева по лесу большая тень вертолета. Словно гигантский паук мчится по верхушкам деревьев. -- Геологи близко, -- говорит Вано. -- Сейчас сбросим им посылочку. Он крутит на рации ручку настройки и вызывает: -- Третий отряд! Третий отряд! -- Я третий отряд! -- раздается в динамике звонкий женский голос. -- Слышу вас! -- Привет, Илонка! Ты меня видишь? -- Вижу, Вано! -- А я тебя нет. Пока нет. Пройду над палатками -- сброшу гостинец. Будешь следить? -- Конечно! -- У вас все в порядке? -- Никаких ЧП. -- Мы не требуемся? -- Нат справляется. -- Привет ему! Поцелуй его за меня! Вано поворачивает голову к Грицьку и, прикрыв ладонью микрофон, негромко говорит: -- Между прочим -- муж твоей Гали. Этот Нат... Башковитый парень! Внизу, возле тонюсенькой ниточки ручья, появляются серебристо-белые стеклопластовые сферы геологических палаток. Еще минута -- и они оказываются прямо под нами. -- Лови, Илонка! -- говорит Вано в микрофон и нажимает рычаг. Серый, продолговатый, перетянутый веревками тюк отрывается от вертолета и быстро уходит вниз. Голубым языком стреляет из него вверх парашют. И вот уже тюк качается на стропах и спускается медленно, и упрямо тянется к белым палаткам, хотя ветер пытается унести парашют от них. -- Магнит включила, -- замечает Вано. -- Теперь как пришитый сядет. Мы уходим дальше, на северо-запад, к железорудному карьеру. -- Третий отряд ищет газ, -- объясняет Вано. -- Геофизики сказали, что в этой впадине может быть газ. Но пока не нашли. Все ищем, ищем. Мы все ищем готовеньким -- подходящее солнце, подходящую планету, готовую нефть, готовый газ... За пределами Солнечной системы мы пока только потребители. А дома уже не столько ищут, сколько переделывают. Когда-нибудь так будет везде! Будут переделывать планеты, звезды! Велика планета -- расколют. Нет атмосферы -- создадут. Жаркое солнце -- охладят. Холодное -- разогреют. Во всей Галактике люди станут творцами, а не потребителями! -- Могут и другие хозяева найтись в Галактике! -- замечает Грицько. -- Вот Сандро слыхал по дороге голос их маяка... И у них будут другие образцы. -- С умным соседом можно поладить! -- Вано ослепительно, белозубо улыбается и машет рукой. -- Чем больше человек знает, тем легче с ним поладить. Вот как поладить с тем, кто ничего не знает, ничего не понимает, ничего не слышит?.. Пещерные люди никогда не умели ладить с соседями -- всегда воевали. У некоторых правителей еще в двадцатом веке была психология пещерного человека! Чего же требовать от дикого племени ра? -- Что это за племя? -- спрашиваю я. -- Племя наших убийц! Наши соседи. Мы вначале назвали его так по имени женщины. Она про себя сказала -- Ра. Решили -- это ее имя. И по ее имени назвали племя. Потом выяснилось -- это и есть название племени. "Ра" на их языке -- человек. А у женщины было совсем другое имя. Но ее с тех пор зовут Ра. -- Что за женщина? -- удивляется Грицько. -- Где она? Мы почему-то ничего не слыхали о ней! -- "Почему-то"... -- повторяет Вано, усмехается, перекосив тонкие черные усики, и покачивает головой. -- Вы здесь пять дней и уже хотите знать все, чем мы жили двенадцать лет. Неужели думаешь, у нас была такая бедная жизнь, что за пять дней все можно узнать? -- Не обижайся, Вано! -- вмешиваюсь я. -- Это ведь старая истина... Каждому новичку вначале кажется, что история начинается с него. -- Хорошо, если только вначале... -- Вано примирительно улыбается и проводит пальцами по усикам. -- Так вот о Ра. Она у нас уже скоро пять лет. Попала к нам больной -- сломала ногу. Они тогда напали на ферму, эти ра. Ночью. Я не был там, но слыхал от тех, кто был. Электромагнитную защиту тогда только ставили. Жили раньше без нее -- некому было нападать. Потом приплыли ра, и пришлось вытаскивать защиту из кораблей... В ту ночь ребята на ферме распугали этих храбрецов -- ракетами. Теперь ра уже не боятся ракет. А тогда еще боялись. Улепетывали в ужасе. А Ра была с мужчинами. В этом племени девушки охотятся -- пока нет детей. Убегала, как все, свалилась в фундамент, голень -- пополам. Свои, конечно, ее бросили. Они вообще бросают раненых. А наши -- нашли. Решили лечить по старинке -- гипсом, медленно, чтоб не убежала. Такую ногу ей накрутили -- далеко не уйдешь. Хотели приручить. А потом, уже через полгода, Ра сказала: ей все равно нельзя назад, в племя. Убили бы. За то, что жила у врагов. Наши лингвисты выжали из нее весь язык ра. Теперь агитируют их по радио. Но тут осечка. Говорили от нашего имени. Никаких результатов. Теперь хотят говорить от имени их главного бога. Может, своего бога послушаются? -- А где теперь эта женщина? -- спрашиваю я. -- На ферме. Ты ее скоро увидишь. Там был один вдовец. Арстан Алиев. У него жена умерла от ренцелита. Местная болезнь. Давно умерла, еще когда не было вакцины. Вот он женился на Ра. Учит ее, воспитывает. Она понятливая, ловкая. Раз покажешь -- все сделает. Только читать не любит. -- И дети есть? -- Двое. Мальчишки. Что любопытно -- похожи на отца. Глаза узкие. А видят, как мать, -- за горячее не возьмутся. Ра видят инфракрасное излучение. Что горячее, что холодное -- им щупать не надо. Эти дикари неплохо устроены. У них нет аппендикса. И это наследуется -- у сыновей Арстана тоже нет аппендикса. Не знаем только, как у мальчишек с зубами. Через много лет узнаем. -- А что у них может быть с зубами? -- удивляется Грицько. -- Дикарям не нужен зубной врач. Больной зуб у них сам выпадает, и за полгода вырастает новый. Вообще, природа позаботилась о них лучше, чем о нас. Но им не повезло. Ра сама расскажет. Она любит рассказывать легенду своего племени. Видит, что мы всегда сочувствуем. -- Интересная легенда? -- Потерпи -- услышишь. Не спеши за пять дней узнать все. Судя по легенде -- нам еще тут достанется. 7. Ужин на ферме Мы ужинаем на ферме. Только что прилетели -- и завтра с утра за дело. Позади три напряженных дня на железорудном карьере, где мы работали от зари до зари, почти без отдыха. Даже не успели всласть поговорить с шестью ребятами, которые скучают на этом карьере. Впрочем, им уже недолго скучать -- через неделю их сменят. И целый месяц они будут жить в Городе. А потом, снова вернутся на карьер. Ничего не поделаешь -- специалисты. На карьере люди живут спокойно. В них не стреляют. В окрестностях карьера не видели ни одного охотника-pa. Должно быть, их пугает непрерывный грохот машин. Правда, грохот не донимает работников -- на диспетчерском пункте и в доме тихо. Стены и окна -- звуконепроницаемы. А у киберов от шума нервы не расшалятся. Ребята на железорудном даже хотели снять электромагнитную защиту, чтобы сберечь энергию. Но им не разрешили. Зато здесь, на ферме, думают об усилении электромагнитной защиты, потому что обезьяны чуть не каждый день тащат кур, уток и гусей, и в окрестностях дикие охотники нападают на пасущиеся стада, бьют животных без разбора -- даже дойных коров. Вначале дикарям позволяли уносить убитых животных. Однако ра убивали намного больше, чем могли унести. Тогда от них стали защищаться переносными электромагнитными линиями. Но линий не хватает на всю огромную территорию пастбищ. Охрана стад -- все еще проблема. Здесь с нетерпением ждут, когда из бездонных трюмов нашего корабля будут извлечены новенькие линии электромагнитной защиты. Многое на этой ферме построено по старинке -- из толстых, почерневших уже бревен. Видно, начинали в первые месяцы, когда не было на Рите ни железобетона, ни пластобетона. Тогда вот, судя по всему, здорово пригодилось ребятам то, чему учили нас в "Малахите". Рядом с деревянными зданиями стоят и новые, светлые корпуса из пластобетона и новый жилой дом, сложенный дугой из тех же "кубиков"-комнат, из которых строится Город. Арстан и Ра живут в просторном деревянном доме. Арстан сам строил его и не захотел уходить в стандартные комнаты. В этом деревянном доме мы сейчас и ужинаем. И на столе жареный гусь с яблоками, и дымящиеся коричневые горшочки с гуляшом, и горка яиц, и янтарно переливающаяся ваза с медом, и большая тарелка аппетитно нарезанного толстыми кусками сала, и голубоватый стеклянный кувшин с густыми сливками. Впервые в жизни я сижу за таким по-сельски обильным, совершенно не стандартным столом. На праздниках у нас дома, на Земле,