нь маленькую
тару. И лично  -  лично! - сдашь родителям. Щ-щенки! А сам по  миру пойдешь.
Или  посадим. Придумаем,  за что. У меня рука  не  дрогнет. Ты же никто!!! -
заорал  вдруг, надсаживаясь,  Генерал.  - Тебе даже запрет на  профессию  не
нужен - у тебя ее не-е-ет!!! Ты сдохнешь под забором!  Ты что, до сих пор не
понял, что никому, кроме нас, не нужен?!..
     - Да пусть он  ищет этот Техцентр, - вступил Очкарик.  - Вот там-то его
точно убьют. А  не убьют - нам отдадут. А тогда  он у  нас  вот где будет, -
Очкарик сжал хилый кулачок. - Тогда-то мы на него уголовное дело и откроем.
     Мастер покачал головой и цыкнул зубом.
     - Я испуган, - сказал он.
     -  Ничего,  -  утешил   его  Генерал.  -  Сейчас  не  боишься  -  потом
испугаешься. Когда поймешь, что шутки кончились.
     - Надо  бы вам заглянуть в Школу, - сухо сказал Мастер. - И прокатиться
разок с парнями на расчистку. Это отбило бы у вас охоту угрожать мне.
     - Я был  на трех войнах,  -  отмахнулся Генерал. -  Я видел  такое... И
вообще, это бесплодный разговор. Я не могу приехать  в  Школу. И  я тебе  не
угрожаю. Я просто хочу поставить тебя на место.
     - А я и так на месте, - сказал  Мастер. - И заменять меня более удобным
человеком не имеет смысла. Школе нужен Мастер, а не старший. Или будет такой
же, как я, или никакой.
     - Это мы еще посмотрим. - В смысле - посмотрим на твое поведение.
     - Нечего  смотреть,  - отрезал  Мастер.  -  Я  лучше знаю. И  либо  ваш
информатор - тупица, либо вас просто не интересует атмосфера Школы. Конечно,
с  Базы вам могут передавать результаты тестов,  психограммы, всякую  прочую
муть. Но так вы никогда не поймете главного...
     - Ну-ну, расскажи нам, отсталым, - скривился Генерал.
     -  Мы все больны,  -  сказал  Мастер. Он  глядел куда-то в стену  между
Генералом  и  Очкариком, и  Генерал  поймал себя  на мысли, что  вот  сейчас
впервые  за всю эту  мучительную  беседу Мастер искренен и  поворачивается к
нему, Генералу, именно той  стороной, которую Генерал видеть  никак не хотел
бы. Он отталкивал  от  себя  это  лицо, проступившее  сквозь привычную маску
Мастера - слишком много на этом лице отпечаталось боли, и  слишком легко его
было полюбить...
     -  Хотим мы  того или нет,  мы  ненормальны,  -  говорил Мастер. -  Что
делать,  если раз в  три дня, а то  и  через день,  а  то и неделю  кряду ты
сражаешься с  тем,  чего  представить себе  нельзя? Что  противоречит  твоим
понятиям  о  мироздании?  А  в свободное время только  об этом и думаешь?  И
никому, кроме  таких же бедолаг, не  можешь об этом рассказать... Потому что
тебя  для начала высмеют, а потом сочтут ненормальным. Интересное положение,
да?
     Мастер прикурил очередную сигарету. Пепельница была уже полна окурков с
изжеванными фильтрами.
     - А рассказать-то очень  хочется, - продолжил Мастер, вздыхая. - Каждый
раз,  когда ты  задумываешься  о тварях,  о дырках, о  судьбе десятков тысяч
людей,  пропавших  без вести,  обо всей этой ненависти - тебя  скручивает от
боли и  отвращения.  Ты  просто должен кому-то  пожаловаться.  А ведь это  -
сокровенное,  выплескивать его  на  случайных  людей нельзя.  И  однажды  ты
сдаешься...
     - Мы знаем, что вы нарушаете подписку, - кивнул Генерал.
     - Спасибо, что не наказываете. Вот за это - спасибо.
     - Да ладно, - отмахнулся Генерал. - Ты ведь прав.
     -  Да, я прав. Но вы  видите  только самый край этой правды. Обеспечить
секретность... А человеку  больно,  понимаете? Поэтому он берет и плачется в
жилетку  своей женщине. И видит, что ему  не  верят. На словах верят,  а  на
самом  деле - нет. Поэтому  с  того дня, как он ей открылся, он начинает  ее
потихоньку терять. И она  его отталкивает, да и он ей не может простить, что
не поверила. Неважно, расстаются они или нет - охотник привыкает к тому, что
все  его  интересы  замыкаются  в стенах  Школы. Но Школа - это  клан, и чем
больше злобы он впитывает, тем  выше напряжение внутри. Даже самые нелюдимые
из охотников нуждаются в общении... в общении с внешним миром. Но он для нас
закрыт.  Можете  себе  представить,  до  какой  степени  мы  любим  Школу  и
одновременно ее ненавидим?
     -  Откровенно говоря,  -  признался  Генерал, -  в  таком свете  я  эту
проблему  никогда не  рассматривал.  А с Базой  у  вас как?  Не  чужие вроде
люди...
     - Не  чужие,  - согласился Мастер. - Но  сенсы в  массе своей  избегают
тесных  контактов. Им  с нами  противновато. Они  чувствуют, какой злобой мы
залиты под самую пробку. И вот что получается: охотник  минимум треть своего
времени проводит с людьми, психика которых  перегружена  до упора. Остальные
две трети  он тоже напряжен, потому что  старается ни на кого  не выплеснуть
то,  что у него накопилось. И постоянно рядом с ним такая же собака. Пыльным
мешком трахнутая... Вы бы видели мою Карму! Она тварей  ненавидит, тратит на
них  много  сил,  и  после этого  у псины  неадекватная  реакция  на  людей.
Безропотно пускает  в  дом  гостей. Чужаков - на  свою территорию! Обнюхает,
поймет, что  гость  живой  -  и идет  себе дальше спать. Тьфу! И  это зверь,
специально обученный нападению на  двуногих прямоходящих! Боевая псина...  Я
вас утомил?
     - Нет-нет-нет! - замахал руками Генерал.
     -  Короче  говоря,  кто   такой  охотник?  Я,  например.  Это  человек,
работающий  на  благо  человечества,  и  при  этом  не  получающий  от  него
совершенно никакой поддержки. Он все время  имеет дело с сумасшедшими людьми
и ненормальными собаками. Так чего же вы от него хотите? Чтобы он, загнанный
в угол, просил вежливо, чтоб хотя бы уши не заливали?
     - Уши? - переспросил Генерал. - Почему уши?
     -  Да потому, что он  по  уши в дерьме!!!  -  впервые  за весь разговор
сорвался на крик Мастер. -  У него не  осталось ничего, кроме веры в себя  и
свою  собаку!  И пока он знает, что он - самый умный, самый  сильный и самый
красивый  -  хрен вы его поставите на место. А если он  хоть на грош  в себе
разуверится -  все, он больше не охотник. Он  просто еще одна  потенциальная
тварь! И не нужно убеждать себя, что поиски  Техцентра - это мальчишество. Я
ищу Техцентр, потому что хочу понять,  отчего меня в него не пускают! Мне не
нужна своя техничка, черт с ней!  Но почему мне не дают собственные мощности
для подзарядки  батарей? Почему  у меня  нет хотя  бы  принципиальной  схемы
пульсатора?  Своего оружейника? Почему мои  рапорты об активизации тварей, о
том, что  они стали умнее, остаются без детального  разбора?  Почему  еще ни
слова не было об инциденте прошлой ночью? Что, что, что еще сказать?!
     Мастер резко встал,  повернулся и отошел к окну. Отдернув занавеску, он
уткнулся лбом  в холодное стекло.  За спиной молчали, только Генерал ерзал и
шмыгал носом. Но вот затих и он.
     - Мне тридцать один год, - сказал с горечью Мастер. - Твари и вы - кого
я ненавижу больше? Не знаю. Они испортили мне всего лишь характер.  А такие,
как вы, изуродовали  мне жизнь.  Ваше счастье,  что  я  самый сильный, самый
умный, самый красивый. И еще  у  меня есть  кавказская овчарка. Знаете, я не
оправдываю  поступок Саймона. Но, кажется, я  начинаю  его  слишком  глубоко
понимать. Для него в этом мире не осталось живых людей. Одни твари кругом.
     - Вот об этом нам и предстоит сейчас разговор, мой мальчик, - сказал за
спиной Мастера Генерал.  - И я не  знаю, как его начать. Но я  надеюсь,  что
тварей ты все-таки ненавидишь больше, чем нас.


     *****

     Начинающий собаковод, покоренный красотой
     и мощью этих собак, должен хорошо
     представлять себе, какое животное
     вырастет из маленького щенка...


     -  Стакан  водки мне  нужен,  - сказал  Доктор. - Вот, что  сейчас меня
поправит.
     - Всего-то? - улыбнулся  Мастер, запуская руку в  холодильник. - Помню,
было время, когда ты меньше поллитры не заказывал.
     - Старость - не радость, - вздохнул Доктор, принимая бутылку.
     Мастер  подвинул  Доктору  тарелку  с  бутербродами и смотрел, как  тот
наливает себе рюмку пытается оторвать ее  от стола. Руки  у Доктора  ощутимо
тряслись.
     - Знакомо, - сказал Мастер.
     - Нет, - отрезал  Доктор, с усилием поднося выпивку к губам. - Этого ты
знать не можешь. - Он залпом проглотил напиток и, зажмурившись, откинулся на
спинку  стула.  -  Нормально,  -  Доктор  помотал  головой,  открыл глаза  и
потянулся за  закуской. Мастер сам налил ему снова, и рука Доктора  ухватила
рюмку уже  более уверенно. Доктор торопливо прожевал откушенное  и опрокинул
"дозу" вторично -  четким,  отточенным  движением. Вновь на  миг зажмурился,
проследил за  тем,  как организм  принимает  выпитое,  потом  удовлетворенно
крякнул и в две секунды прикончил бутерброд. Мастер рассмеялся.
     - Красиво, - сказал он. - Аж завидно.
     -  И ты выпей, - предложил Доктор. -  В нашем деле главное что? Главное
вовремя  залить  глаза. Так  легче  себя  убедить,  что все  происходящее  -
горячечный  бред.  Ты  еще  не  родился,  а  я  уже жил в непрерывном бреду.
Делириум тременс. Вот так-то, мальчик...
     - Вы сговорились, что ли?
     - С кем?
     - С Генералом. Он меня называет именно так: "Мой мальчик".
     -  Возрастное,  наверное,  -  предположил  Доктор, закуривая.  -  Нужно
сказать, я этого господина с  трудом перевариваю. Иногда мне просто  стыдно,
что мы из  одного  поколения. Хотя работать с  ним можно. Противно, но...  -
Доктор пожал плечами.
     - Да, -  Мастер криво улыбнулся. - Он замечательно справляется со своей
главной задачей - наводить  тень  на  плетень.  Слушай, ну хоть ты,  опытный
мужик,  скажи мне, для  чего такой  уровень  секретности? В  Проекте  занято
двадцать разных служб, и про половину из них я даже не знаю  толком, где они
находятся! Ты это можешь объяснить?
     -  Могу. Вот еще налей, и я  тебе все объясню. Не думаю только,  что ты
обрадуешься. И настоятельно советую тоже выпить. Поэтому.
     - Мне на охоту, -  сказал  Мастер,  наливая Доктору половинку. - Если я
сейчас  пить не стану, то буду просто злой. А вот если выпью... Ничего, одну
ночь продержусь, утром рухну  с чистой совестью  и продрыхну часов двадцать.
Меня эти фокусы Штаба выбили из колеи. И из графика.
     - А фокусы тварей? - спросил Доктор неразборчиво -  он снова жевал. - И
этого твоего припадочного... как его?
     - Саймона. Это  все мелочи. Тварей я не боюсь, а Саймона  мы вылечим. В
последнее  время мой главный и единственный противник - Штаб. И я  этого  не
скрываю.
     - Ты уверен, что именно Штаб тебе жить мешает?
     - А кто обещал мне все объяснить?
     - Равноценный обмен информацией? - улыбнулся Доктор.
     - Хотя бы.
     -  Не  выйдет, - покачал головой Доктор. -  То есть обмен-то выйдет, но
равноценным он не  будет. Ты  меня, в лучшем случае, удивишь.  А вот я тебя,
если захочу, э-э... ошарашу.
     - Давай посмотрим. Ну что, кто первый?  Будем кидать монетку, или решим
по справедливости?
     - И  как  ты  понимаешь справедливость в  данном  контексте?  - спросил
Доктор, протягивая руку к бутылке.
     - Чуть позже, - сказал Мастер, опережая Доктора. Тот тоскливым взглядом
проводил исчезающую под  столом "литру". - Ты мне нужен в трезвом уме. Потом
надирайся хоть до беспамятства. Вот как я понимаю справедливость.
     -  А то, что мне нельзя с  тобой  общаться,  ты  понимаешь?  -  спросил
Доктор. - Человек моего ранга не может разговаривать с охотником. Исключение
было сделано только один раз. И только ради тебя.
     - Ты  за мной присматриваешь?  - прищурился  Мастер. - Зачем? У меня же
справка.
     - Справка справкой, - сказал Доктор, - а контроль им нужен.
     -  Ну! - попросил Мастер, подаваясь к  Доктору  через стол. Карма внизу
шевельнулась во сне.
     - Я  регулярно подаю Генералу доклад  о твоей энергетике и  психическом
состоянии, - сказал Доктор, честно глядя Мастеру в глаза.
     - И что же ты докладываешь? - спросил Мастер с неподдельным интересом.
     - Что ты в порядке, разумеется.
     - И насколько это соответствует...?
     - На  все  сто!  -  усмехнулся  Доктор.  -  Как  видишь,  пока  мне  не
приходилось обманывать ни тебя, ни Штаб.
     -  А  если  придется?  -  спросил  Мастер,  по-прежнему  сверля Доктора
взглядом.
     - Мальчик! - сказал Доктор. - Сначала я в любом случае  поговорил  бы с
тобой.
     "Скорее всего, -  подумал Мастер. -  Я  не Штаб, меня обманывать дороже
встанет". Глаза его  ощупывали лицо Доктора, казалось,  пытаясь  запечатлеть
его навечно. Доктор улыбался - открыто и мягко.
     -  Я знаю, что  ты  меня  любишь, как родного,  - сквозь зубы  процедил
Мастер. -  Ты знаешь, что я никому не верю. Как я могу тебе показать, что ты
для меня далеко не последний человек на этой планете? А? Как?
     - Неужели? - еще шире улыбнулся Доктор. - В мальчике проснулись эмоции?
     - Мальчику нужен союзник, -  сказал Мастер жестко. - Ты понимаешь, Док,
какая неприятность...  Засветился в Школе штабной стукач.  Страшно подумать,
что  за человек оказался. Очень  мне хочется  от него избавиться,  но сперва
неплохо бы задать ему пару вопросов.
     -  Ну и  задай,  -  сказал  Доктор  рассеянно. -  Под пытками  он точно
заговорит. Только обещай ему жизнь. Для вас инстинкт  самосохранения превыше
всего. Я когда охотников подбирал, я знал, чего хочу.  Вы, подлецы, гнетесь,
а не ломаетесь. И энергетика убойная. Любого вампира сожрете...
     -  Не  то слово! - подхватил  Мастер.  - Какой  смысл  такого  человека
пытать?  Он все  равно  наврет  с  три  короба,  тебе  мозги запудрит  и сам
запутается. А вот если бы... - и он посмотрел Доктору в глаза.
     Доктор замялся. До него вдруг дошло,  что  он  уже наболтал более,  чем
достаточно для зачисления в активные соучастники.
     - Можно,  конечно...  - сказал  он  неуверенно. -  В принципе. Это ведь
будет поперек  всех правил. И  потом - ты вообще соображаешь, что значит для
меня такой шаг?
     - Это  значит, что ты  наконец-то  понял, на чьей стороне  правда. И  с
этого момента за  твоей спиной будет девяносто пять  стволов и девяносто две
собаки.
     - И они в состоянии защитить себя и меня от спецназа?
     - Я не  уверен, - сказал Мастер, - что нам имеет смысл защищаться. Если
на Школу бросят  антитеррористическое  подразделение, мы  вряд ли отобьемся.
Нас вообще отстреливаться и держать оборону  никто особенно  не учил. Но вот
если  мы будем  атаковать... Понимаешь,  даже самый  крутой  спецназ  -  это
всего-навсего люди. И  жизненный опыт у них обычный, человеческий.  Да, море
крови,  горы трупов,  все понятно. Но  в  то же время  обкуренный  чеченский
смертник - потолок для их понимания. Они не подозревают, что  на свете  есть
вещи куда страшнее. И мы им закатим такую галлюцинацию, что они  побегут  от
нас  с полными штанами. Я  тебя  уверяю.  А  потом, я не думаю, что Техцентр
охраняет  спецназ.  Там  обычная вохра. Мы ее  просто съедим  в одночасье. А
когда спецназ до  Техцентра доедет... Хотя это все бред. Я тебе главного  не
сказал. Я составил несколько моделей, Док. Ни одна из  них не  развивается в
нашу пользу, если с нами не будут  работать сенсы. Мне  понадобятся  минимум
две  бригады. Мне  нужен Бенни, и  мне  нужна Леся. Вот  так. Тогда я  готов
биться с  кем угодно. Хоть с  танковой дивизией.  Я  даже  самолет  запросто
собью.
     - Ты что, совсем е...нулся? - спросил Доктор шепотом.
     - Отнюдь. И не дергайся, здесь "жучков" нет. Проверено.
     Доктор несколько раз нервно моргнул.
     -  Ох, правда,  я  не  думал,  что дело  зашло  так далеко, - сказал он
по-прежнему шепотом.  - Я  думал,  это шуточки  все... Ты  действительно еще
мальчик. О, Господи... Они же вас поубивают...
     - Не "вас", а "нас", - поправил Мастер.
     - Меня не тронут. Я им еще  нужен. Но если тебя сейчас  услышали,  то у
Бенни и Олеси будут очень большие неприятности. Ты ненормальный... Что же ты
делаешь?
     - Да что с тобой, Док?! Пять минут  назад ты  сам болтал своим  болтом,
как настоящий перебежчик. Я тебя сейчас Карме отдам!  - возмутился Мастер. -
Сочту провокатором и  загрызу!  Может тебе  объяснить,  зачем Проекту  очень
нужен я, а? До тебя еще не дошло, что мы связаны одной веревочкой?
     - Это ты о чем? - Доктор продолжал машинально оглаживать собаке шею. Он
был уже трезвее  трезвого  и  буквально  на глазах Мастера постарел  лет  на
десять.
     - Я же единственный  человек, который может тебя убить, - сказал Мастер
неожиданно мягко.
     - Ты не сможешь меня убить.
     - Ой, не надо! - скривился Мастер. - Сейчас ты расскажешь, что я живу с
установкой, которая не позволит мне всадить в тебя пулю? Да шел бы ты лесом!
Сам  понимаешь,  мне  плевать,  какой  ты  сенс,  а  вот  психотерапевт   ты
дерь-мо-вый.
     - Это как все понимать? - спросил Доктор хрипло.
     - Да еще не родился  такой человек, которого я не мог бы продырявить из
огнестрельного  оружия. Я  просто внушу себе,  что это -  шутка, и в  стволе
холостой патрон. И накрылась твоя установка.  Между прочим, тебя  не защитит
даже  то,  что ты  сенс. Ты просто не почувствуешь опасности. Ведь я-то буду
уверен, что не опасен... Думаешь, не пройдет номер? Давай проверим.
     - Не надо, - проговорил Доктор очень медленно. - Ничего не надо. Как ты
догадался про установку?
     - Логика. Все говорят, что я умный, Док.
     - Сенсы за тобой не пойдут. База - их дом. А База - часть Проекта.
     - Пойдут, если ты им скажешь.
     - Ты не знаешь, насколько они пугливы, мальчик. Они дико боятся смерти.
Понимаешь, все наши сенсы мечтают дорасти до  уровня сверхчеловека. И сейчас
они только  в  начале пути. Представляешь?...  Все равно,  что  сказать тебе
сегодня: в сорок лет ты будешь властелином мира. А потом  заставить пойти на
верную смерть во имя сомнительных идеалов. Что ты выберешь?
     -  Я не хочу быть  властелином этого мира. Мне плохо на этой планете. С
самого детства. Так  что либо я планету исправлю,  либо мне  на ней долго не
протянуть. И  мои  идеалы не сомнительны. У меня вообще их нет.  Я просто не
терплю  несправедливости.   В  отличие   от  тебя,  -  сказал  Мастер,  и  с
удовольствием  добавил,  впервые в жизни  обругав человека  старше  себя.  -
Пидора трусливого.
     -  Даже Бенни не рискнет,  - сказал  Доктор, пропустивший  ругательство
мимо ушей за  явной его несправедливостью во  всех  отношениях. - А  Олеся и
подавно.
     - Скажешь ей,  что если  живы  останемся,  я на ней женюсь. Я знаю, она
давно ко мне неровно дышит. Лишь бы поверила.
     И тут Доктор, видимо, принял  решение. Он расслабился, мягко  улыбнулся
Мастеру  и  протянул  ему  через стол  руку. Мастер вцепился  в нее,  словно
утопающий в  спасательный  круг. Рука была очень теплая и дружественная,  из
нее толчками выбивалась энергия, и Мастер вдруг  почувствовал острое желание
прижаться к этой руке щекой.
     - И чего я тебя так люблю? - спросил Доктор.
     - Слушай, а ведь я никогда не спрашивал: у тебя дети-то есть?
     - Дочке целых двадцать пять.
     -  Ничего  себе! А как у  нее  с  э-э...  - Мастеру очень  не  хотелось
отпускать руку Доктора, и он просто сделал боольшие глаза.
     - Будет лучше, чем у меня. Она уже четыре года как на Базе трудится. Ты
чего так смотришь?
     - Ну,  ты  силен... -  уважительно  протянул Мастер. - П-мое... А я  ее
видел?
     Доктор хмыкнул. Похоже, ситуация начала его забавлять.
     - Она  тебе  не  пара.  Тебе нужна женщина,  которая могла  бы эффектно
оттенить  твою наглую морду и барские замашки. И не теряться на твоем  фоне.
Либо  очень яркой внешности, либо очень умная. А моя Леська, в  общем-то, ни
тем, ни другим не блещет.
     У Мастера отвисла челюсть. Машинально он потянулся к бутылке.


     *****

     Качество чутья собак не оставляет
     сомнения, но как использовать его в
     сочетании с ростом, силой и некоторой
     инертностью в поведении - пока не ясно.


     Охоту  постоянно  обслуживало не  меньше восьми бригад сенсов.  По  две
бригады на каждую  ночь. Одна уходила с  охотниками в зону расчистки. Другая
оставалась в Школе, в специально  оборудованной "глухой" комнате.  Идеальная
звукоизоляция не давала  сенсам отвлекаться на внешние шумы. По идее, ничего
им не  оставалось, кроме как сидеть  и  "нюхать" окружающее  пространство. В
действительности же сенсы гоняли чаи, резались в "Монополию", травили байки,
обрабатывали данные проводившихся на Базе экспериментов. Иногда они просто в
наглую  спали.  Во-первых, "нюхать"  им  это не  мешало.  Во-вторых, "дырки"
открывались  только ниже поверхности земли, а  Школа была  предусмотрительно
отрезана от  своих подвалов  толстой бетонной  подушкой. Тварям пришлось  бы
выбраться наверх где-то в  окрестностях и атаковать  через  периметр, о  чем
мгновенно  предупредила  бы охранная  система.  Так  что  сенсы  в  Школе  с
удовольствием валяли дурака,  зарабатывая при этом  солидный  кусок масла на
свой кусок хлеба.
     Единственной женщиной среди этих  разнокалиберных мужиков  была Олеся -
худенькая, легкая, невероятно подвижная темноволосая девчонка с хулиганскими
искорками в карих глазах. Вся она была как на пружинах, и если даже по долгу
службы стояла  неподвижно,  все равно украдкой отбивала  такт носком сапога.
Над всеми она издевалась, все и вся высмеивала и не боялась, кажется, ничего
на свете.  Вид  у нее был совершенно  несерьезный,  вечно ей волосы лезли  в
глаза,  вечно  она совала  нос  куда  не  просят,  тем не  менее,  она  была
бригадиром  и  управляла пятью мужчинами в  возрасте  от тридцати до сорока.
Одно удовольствие  было наблюдать,  как эти здоровенные дядьки  буквально по
мановению  руки хрупкого лохматого существа носились по зоне  расчистки, как
угорелые, занимая намеченные точки. И эта бригада никогда не ошибалась.
     Охотники ее боготворили. Делали комплименты разной степени неуклюжести.
Совали  шоколадки  в карман.  Даже разрешали  погладить собак. Она  тоже  не
оставалась в долгу. Обозвала Хунту "Хитрая Рыжая Морда". В ответ на обещание
Зигмунда надрать уши, если не  перестанет соваться в опасные места, запросто
могла ответить: "А я больше по  заднице люблю!". Красавчик Саймон, уверенный
в своей неотразимости, попробовал ухватить ее нежно за эту  самую задницу, и
так огреб сапогом по одному месту, что пришлось его снять с поста.
     А  однажды,  в  предыдущую  зиму,  она  замерзла.  В  расчистку  попала
территория   законсервированного   строительства,   недоделанного    завода,
настолько  захламленная,  что  "Вторая"  буквально  с  ног сбилась,  пытаясь
определить,  где  же может  быть  "дырка".  Наметили пять  точек,  сенсы  их
старательно обнюхали и ничего не нашли. На улице было минус пятнадцать, мела
поземка, и тут Олеся, привыкшая, что все у нее получается с ходу и запросто,
неожиданно  сломалась.  Сенсы  под прикрытием  охотников начали  прочесывать
территорию, и девушка  вдруг прямо на  глазах  начала слабеть.  Прочесывание
требовало большой сосредоточенности, и уже минут через пятнадцать движения у
Олеси замедлились,  она зябко  обхватила  себя руками, и куда-то пропала  ее
гордая осанка, а в глазах заблестели слезы. Олеся шла в "коробке", с четырех
сторон   ее  прикрывали  Хунта,  Зигмунд,  Абрам  и  Китаец,  собаки  веером
развернулись  впереди.  Охотники чувствовали,  что с  девушкой  неладно,  но
боялись  ее  потревожить - сенса  лучше не трогать, когда он  в  работе.  Он
скорее   все   себе  отморозит,   чем  выйдет  из  этого  странного,   почти
гипнотического состояния, в котором он  сканирует пространство на добрых две
сотни шагов вокруг. Тем  более, что сейчас к  Олесе сходились  ниточки и  от
пяти ее подчиненных (партнеров? инструментов? черт их знает), с которыми она
составляла  загадочный  для  охотников,   но   очень  эффективный   в   деле
конгломерат. Поземка вскоре перешла в метель, потом в форменную пургу. Хунта
начал озираться и нервничать. И  тут шеренга собак почтительно расступилась.
Сквозь белую пелену навстречу охотникам продирался  Мастер.  За ним, занимая
свою излюбленную  позицию  в  двух  метрах  позади  хозяина, деловито топала
Карма.
     Мастер поднял  руку, и "коробка" остановилась.  Олеся слепо ткнулась  в
спину Абрама и  машинально отступила на шаг назад. Секунду Мастер смотрел на
нее, непривычно  сникшую,  трогательно беспомощную. Затем  он  шагнул  к ней
вплотную. Расстегнул свою куртку, развел  ее борта в  стороны, и  ими  обнял
девушку, прижав ее к себе, утянув в свое тепло,  заслонив от холода и вообще
от окружающего мира.
     - Машину, - приказал он. - Бегом, сухари безмозглые!
     Место было довольно открытое, и сенсы подогнали туда свой минивэн через
несколько  минут. Мастер и Олеся  все  так  же стояли,  обнявшись,  а  Карма
бродила  вокруг, охраняя  их покой.  "Берите,  -  сказал  Мастер.  -  Только
потихоньку".  Он распахнул куртку, и  изумленные сенсы подхватили совершенно
бесчувственное, но уже теплое, упоенно сопящее носом тело. Девушка спала.
     - Удачно вышло, - сказал Мастер. -  А то у меня уже весь коньяк выпили.
Двигайте на Базу, отцы, без вас справимся. А наряд я вам закрою. Отработали.
     Охотники, матеря дурную погоду,  оцепили  зону расчистки  и стали ждать
возвращения  твари, чтобы уже  она  вывела их к "дырке". Но тварь  так и  не
пришла.  Только  на  рассвете собаки  почуяли ее  и  нашли  -  сорвавшуюся в
котлован, распятую  на  торчащей  из  бетонного  пола  арматуре.  Восходящее
солнце,  пусть и спрятанное за плотными тучами,  неумолимо  сосало из  твари
энергию, и та уже даже не шевелилась.
     -  Я ее вытаскивать не  буду, - надулся Хунта, стоя на  краю гигантской
ямы и  глядя  вниз.  - Эти штыри метра по три длиной. Как  я  ее  вытащу? Их
срубать надо у основания. На полдня работы...
     - Крюгер! - позвал Мастер. - Что с этой стройкой, когда ее возобновят?
     - Консервация на пять лет, два года уже прошло, - доложил Крюгер.
     - Сгниет эта гадость за три года, а? - с надеждой спросил Хунта.
     Крюгер пожал плечами и указал подбородком на Мастера.
     - Пошли отсюда, мужики, - сказал Мастер. - У нас есть дело поважнее.
     Несколько часов  Лысый, Горец, Хунта  и Мастер  колдовали в мастерской,
доводя  до  кондиции новенький комплект зимней боевой  формы.  Его  пришлось
очень сильно ушить, что совсем не просто, когда имеешь дело со сверхпрочными
материалами,  да еще и  стараешься не нарушить целостность систем обогрева и
вентиляции.  Работа  велась,  конечно,  на глазок, но  зорких  глаз  в Школе
оказалось предостаточно.  Большим  подспорьем  были  и впечатления  Мастера,
который  теперь кое-что  себе  представлял  наощупь. Удалось даже  подобрать
фирменные спецботинки всего на полразмера больше, чем нужно.
     - Сто лет такого кайфа не получал, - сказал Лысый, утирая пот со лба. -
И чего я шитье бросил?
     Через сутки бригада Крота, возвращаясь с дежурства в Школе, привезла на
Базу  объемистый  бумажный  мешок,  на котором  была намалевана  фломастером
неофициальная эмблема Школы - голова кавказской овчарки.
     - Это Леське, - процедил ревнивый Крот, заходя к Доктору и швыряя мешок
на стол. - Не иначе, как приданое. Когда салатик-то будем кушать?
     Так  что больше она не мерзла, даже когда  уставала и сбивалась  с ног.
Еще она стала очень любезна  с Мастером - по-своему, конечно, без лишних, по
ее собственному определению, "телячьих нежностей". И охотно, хотя и туманно,
рассказывала о специфике работы  сенсов. Охотники вообще, на  взгляд сенсов,
были  неумеренно болтливы,  постоянно  лезли с  дурацкими  вопросами, на что
некоторые бригадиры жаловались Мастеру. Тот каждый раз обещал всех наказать,
а тем временем аналитики Школы  просто с ума сходили, пытаясь свести  в хоть
какое-то подобие  системы поступающий от охотников ворох  информации. Выводы
звучали неправдоподобно, но  ничего  по-настоящему сверхъестественного в них
тоже не было. Охотника вообще удивить сложно. Например Батя, старший "группы
Раз", на полном серьезе уверял, что Бенни умеет выгонять алкоголь из сахара,
находящегося в собственной крови.
     А потом  стряслось такое, после чего вокруг Олеси  на время образовался
вакуум.
     Группа  Раз  чистила длинный,  но  неглубокий подвал в идущей под  снос
пятиэтажке. Все шло сначала как по писаному, "дырку" мгновенно локализовали,
очень  быстро  появилась  тварь, ее легко подстрелили.  И  тут Батя  не учел
сложности момента. Сенсы  на тварей смотреть  не  любят,  остро  чувствуя  и
переживая  их  чужеродность. Но сейчас  у подвальной двери лежало два  тела.
Раскинув когтистые лапы,  мучительно изогнувшись, конвульсивно подскребая по
асфальту каблуком,  распространяя  жесткий  и  резкий,  какой-то  совсем  не
животный, а технический запах, окруженное тихо рычащими псами, в ярком свете
фонарей умирало чудовище. А рядом бесформенной грудой  драного тряпья лежала
его  сегодняшняя  добыча.  Маленький   оборвыш,  донельзя  грязная  нищенка,
девчонка лет двенадцати, с вытекшими глазами и широко раскрытым в беззвучном
вопле ртом. Зимой твари чаще всего отлавливали именно таких.
     Тварь почти по-людски всхлипнула, последний  раз  дернулась  и затихла.
Батя  дал отмашку, кольцо охотников  расступилось, пропуская  Вавилова с его
тест-кейсом и двумя ассистентами при носилках и пластиковых мешках. И вдруг,
к  полнейшему своему ужасу,  Батя увидел, что за спиной медика  стоит Олеся,
пристально смотрит на  мертвую девочку, и глаза у нее совершенно белые. Батя
махнул было,  чтобы Олесю увели, но та  уже повернулась и ушла прочь. Тем не
менее,  один боец тихонько  последовал  за ней и, вернувшись,  доложил,  что
ничего особенного  не  случилось: Олеся  стоит  на  предписанном инструкцией
удалении  от  потенциальных точек  боя,  вне  секторов  обстрела,  и  к  ней
подтягивается ее бригада.  Нормально так стоит, не кричит, не плачет, только
и не шевелится совсем. Батя сплюнул и занялся делом.
     Через  пять минут,  отправив в подвал  техников в сопровождении Ветра и
Лебедя,  Батя подошел к сенсам. Мужчины стояли в кружок, пыхтя сигаретами  и
опасливо  поглядывая на  Олесю,  которая  глядела в  стену и  даже  ногой не
притопывала. И только-только Батя вознамерился шепнуть ей на ухо  что-нибудь
хорошее, как Олеся схватилась за голову и сказала:
     - Ой, мама!
     В подвале в этот момент  творился  форменный кошмар.  Уверенно выйдя  к
"дырке",  Ветер и  Лебедь  осветили ее  фонарями и встали по  обе стороны от
техников, примерявшихся к чуть колышащемуся иссиня-черному зеркалу  со своей
пушкой. Техники с натугой  подняли ствол лучемета, и в  этот  момент "дырка"
звонко   чавкнула   и   раскрылась.  Взорам  собравшихся   предстали   клубы
темно-синего тумана, из которого появились четыре оскаленных черепа.
     Техники, как и следовало ожидать, повели себя адекватно: уронили оружие
и бросились  наутек.  Два здоровенных кобеля,  рыча, подскочили  к  "дырке",
отсекая врага от хозяев. Ветер  мгновенно пристрелил  двух тварей,  они даже
толком  высунуться  не успели и рухнули обратно  в туман.  Но  остальные две
выпрыгнули в подвал, одна Ветру навстречу, а вот  другая, что гораздо хуже -
в боковой проход,  в  котором  и  скрылась  с удивительной прытью.  Действие
развивалось  уже целых секунды две,  а Лебедь  все  не стрелял. У него вдруг
заело пульсатор, видимо, запал контакт. Поэтому  он бросил оружие  на пол и,
запустив  руку  за  воротник,  тянул  из-за  спины  обрез помпового  ружья -
непременную аварийную деталь охотничьей амуниции.
     Еще  одну тварь собаки повалили и  вскочили  на нее  сверху.  В "дырке"
клубилось синее и  тошнотворное. Ветер,  не  раздумывая, метнулся  в боковой
проход.  Он  знал, что перед ним  окажется  длинный коридор,  который  тварь
проскочить еще не  успела.  Он  выстрелит  ей в спину, потом  развернется  и
прикончит эту - как раз  собаки ее отпустят и уйдут в сторону. А вот и спина
твари маячит впереди. Все нормально. Тут Ветер запнулся о невысокий  порожек
и  полетел  вперед  носом.  Однако  даже в такой  ситуации  он  поступил как
настоящий охотник. Заорав: "Бля-я!" таким дурным голосом, что  Батя  наверху
схватился  за  сердце, Ветер нажал в полете на спуск, попал убегающей  твари
четко промеж лопаток, и вонзился лбом в кучу битого кирпича.
     В этот  же момент Лебедь трижды выстрелил "своей" твари в пах, развалив
ей пополам таз и фактически лишив возможности пользоваться  ногами. Тварь на
спине отъехала к  "дырке" и отчаянно  заскребла  когтями, пытаясь встать  на
четвереньки. Как  только она перевернулась, Лебедь в два приема отстрелил ей
голову  и,  не  отводя  взгляда  от  бьющегося  в  конвульсиях  тела,  начал
перезаряжать ружье. Запихивая очередной патрон в магазин,  он  услышал,  как
державшиеся  поодаль собаки  разразились лаем,  поднял глаза  на  "дырку"  и
остолбенел. Из  потусторонней синевы  на  него таращился пустыми  глазницами
целый десяток черепов.
     - Ну! - сказала  Олеся своей  бригаде. Они стояли,  взявшись  за  руки,
образовав кольцо, внешне  спокойные,  с  закрытыми глазами и  расслабленными
лицами. Сбоку донесся стон - из подвала за ноги волокли техника, зажимающего
руками лицо. Из-под  перчаток обильно  текла кровь. Этот  человек только что
оказался на пути штурмовой  команды, бежавшей  к  "дырке".  Судя  по рваному
комбинезону, его успели даже покусать. Вавилов осторожно разжал впившиеся  в
разбитое лицо пальцы, и  стон перешел  в отчаянный  крик. Но крик этот вдруг
прервался.
     Сначала  возникло  тихое  гудение,  от  которого  хором взвыли  собаки.
Очевидцы говорили, что гудение это  не было, собственно, звуком  - ты просто
чувствовал, что гудит. Как невидим луч пульсатора,  но ты все-таки замечаешь
голубую молнию...  Потом гудение перешло в скрежет,  потом  в свист, по ушам
очень  резко  и  больно  ударило ультразвуком,  пятиэтажное  здание  натужно
заскрипело,  и  все  уцелевшие  окна  рассыпались в  прах, усыпав  охотников
мельчайшей стеклянной крупой.  Еще  через мгновение  шерсть  у собак  встала
дыбом, и они  замолчали так  резко, будто им повернули  выключатель, а  люди
ощутили, как  их тела пронзает странная, ни на что не похожая вибрация.  Как
уверяли потом охотники, источник трясучки был не снаружи, казалось, он сидит
где-то внутри тебя. Из  подвала донесся  оглушительный -  не  рев, не крик -
хрип, такой, что совсем заложило уши. И все кончилось.
     Сенсы разомкнули круг и безвольно опустили руки. Олеся медленно подняла
голову,  открыла  глаза,  и Батя потихоньку  отступил за  угол,  потому  что
смотреть  в  эти  глаза  было  в  тот  момент,  по  его словам,  "ну  просто
невозможно".  Несколько  минут никто не  в  силах  был пошевелиться,  и  тут
заскрипела подвальная  дверь. Из нее поползли собаки, вывалив языки, опустив
хвосты  и  ошалело  мотая головами. Штурмовая  команда Пушкина, отдуваясь  и
пряча   глаза,  вынесла  на  руках  наверх  бесчувственного  Ветра,  уже   с
забинтованной   наспех   головой.  Физиономии   у   охотников  были  здорово
перекошенные.
     - Это ты устроил? - заплетающимся  языком спросил Батю Пушкин, и по его
выражению лица Батя сразу понял, о чем речь.
     - Пошел ты... - уклончиво ответил он.
     -  Да уж не  откажусь...  - Пушкин  безумным взглядом  обвел  пейзаж  и
объяснил:  -  Очень эффективная тактика, старший. Поздравляю.  Только  вот с
непривычки можно  выпадение  прямой кишки  заработать. Иди, тебя  там Лебедь
ждет...
     Лебедь  уютно полулежал  на куче мусора в  углу, откинувшись на стену и
пожевывая сигаретку. Серый  с черными подпалинами Хант сидел рядом, и только
по тому,  как  плотно  хозяин  обнял пса за  плечи,  можно  было догадаться,
насколько  Лебедю  не  до шуток. У  его ног  стоял,  ярко освещая помещение,
мощный  универсальный   фонарь,  оставленный  командой   Пушкина.  От  стены
неподалеку шел синий дымок - верный признак свежезаглушенной "дырки".
     Батя  пнул башмаком  расстрелянную Лебедем тварь.  Плечи у  нее были  в
порядке, то есть она вполне могла ползти на руках, ан нет - не ползла.
     - Круто? - спросил Лебедь.
     Батя кивнул. Более или менее, он уже догадался, что тут  происходило, и
какую  роль  в  разгроме  играли  сенсы.  Пушкин  вышел  к  "дырке"  явно  с
опозданием, и эту тварь не добивали из пульсатора. Ее просто что-то убило.
     - Сама подохла? - спросил он.
     -  Сама,  - кивнул  Лебедь.  -  Только я ей башку снес, а она взяла,  и
скопытилась.  Дернулась, и  все. Там, в коридоре, еще  одна валяется, но ее,
похоже, Ветер пришиб.
     - Дырку ты глушил? - кивнул Батя на оставленный техниками лучемет.
     - Не-а, - улыбнулся Лебедь.
     Батя посмотрел на стену - дымок становился все жиже. "Дырка" у человека
вызывает  совершенно четкие  реакции - легкий  озноб  и сухость во  рту.  От
заглушенной "дырки" идет неприятный  холодок,  постепенно ослабевая, вот как
сейчас.  Здесь  была "дырка", безо  всякого  сомнения. Именно тут ее сенсы и
засекли, именно сюда шли Лебедь и Ветер.
     -  Она сама затянулась, - объяснил Лебедь.  - Из нее  торчало с десяток
тварей, я уж  думал, нам  хана.  Слышу  - Пушкин мчится, так ведь далеко, не
успеть... И тут по ушам ка-ак шарахнет! И твари все разом ка-ак захрипят, да
ка-ак затрясутся!  А  потом дырка -  хренак-с!  - и нету  ее... Я знаю,  это
Леська устроила. Я ее голос слышал.
     - Голос? - Батя присел на корточки и посмотрел Лебедю  в  глаза. Лебедь
был Батин ровесник,  чуть старше тридцати, и в  Школу пришел в самом начале.
Галлюцинациями  не  страдал. Картина происшедшего  вырисовывалась у  Бати  в
голове все яснее.
     - Дырка открылась внезапно, да? - спросил он. - Из нее полезли твари...
У технарей с непривычки очко сыграло... Когда  ты слышал ее голос, и что она
сказала?
     - Она маму позвала. Вот  через секунду после того, как дырка открылась.
А у  меня  пульсатор заело -  ничего  себе,  да? Ветер просто молодец.  Чудо
парень. И собачки молодцы.  Вообще все мы классные ребята... Только вот что,
начальник... - Лебедь замолк и сморщился.
     - Ты долго был в активной зоне? -  с тревогой спросил  Батя. - Что ж ты
молчишь, дурила!
     - Я  не  был в активной зоне, -  с трудом выдавил  Лебедь. - Вообще. Но
ощущение такое, что был... Прости, старший. Что-то мне хреново... -  с этими
словами  Лебедь закатил  глаза и мягко рухнул набок. Батя рванул из  кармана
рацию, совершенно забыв, что она еще не  должна  работать.  И только  вызвав
Вавилова  осознал,  что эфир  чист,  как стеклышко. Остаточный  фон "дырки",
обычно по  полчаса,  а то  и по  часу намертво блокировавший  радиосвязь  на
верных полкилометра вокруг, в этот раз исчез напрочь.
     Лебедь оклемался за неделю и вернулся в группу. Ветер отлеживался  две,
отпустил челку подлиннее,  чтобы не видно  было шрам, и в промежутках  между
облавами  бегал на  процедуры  в Институт  Красоты. Мастер  в Штабе  закатил
сцену, требуя  в сотый раз схему пульсатора и собственную "техничку". Вместо
этого  Школе  увеличили  финансирование.  А Олеся со  своей  бригадой просто
исчезла. "Куда  ты  ее  подевал? - спросил  Доктора  Мастер. - Тут ей ребята
хотят щенка  подарить".  -  "У нее  не будет  времени на  собаку"  - холодно
ответил   Доктор,  и  Мастер   понял:  действительно  не  будет.  И  еще  он
почувствовал: выручив охотников, Олеся что-то сделала не так, и это ей даром
не прошло.
     Она появилась  только через  два месяца, и  это  был уже  совсем другой
человек. Спокойная,  выдержанная, уравновешенная, она больше  не  прыгала на
одной ножке и никуда не  спешила.  Охотники начали ее избегать. Некоторые не
могли забыть, что в этой хрупкой девушке оказалась заключена неведомая сила,
огромная  и  пугающая, которую им однажды  довелось  ощутить  на  себе. Даже
употребленная во благо, сила эта ужасала. Но  таких  было совсем немного - и
воспоминания  о  пережитом заслоняли  от них  главное,  то, что  с  трепетом
отмечало большинство,  и  о чем между  собой  говорили шепотом: люди так  не
меняются за такой короткий срок.
     - Что с ней, Бенни? - спросил Мастер.
     - Я не знаю... - ответил Бенни. Мастер вглядывался в его лицо в поисках
ответа,  но Бенни недавно  отпустил густую бороду  и стал  на себя не похож.
Мастер  так и не понял - то ли Бенни боится, то ли это страх сквозь злобу. А
коли есть злоба...
     - Как беременная, ей-богу, - сказал  подошедший Хунта.  - А может?... И
чего мы тогда психуем?
     - Нет!  - отрезали  Мастер и Бенни  в один голос. И на  этот раз Мастер
расслышал: Бенни действительно весь кипел.
     - Слушай, Бенсон, -  сказал  Мастер, беря сенса за рукав.  - Я тебя  не
прошу  говорить  ни  "да", ни  "нет".  Но  ты  хоть  намекнуть  можешь,  что
произошло?
     - Девочка потеряла невинность,  -  процедил сквозь зубы  Бенни,  вырвал
руку  и,  довольно   сильно  толкнув   Мастера,  шагнул  в   метель.   Пурга
свирепствовала пятые сутки,  приходилось надевать  вязаные  подшлемники, шел
разговор о попонах для собак. Твари злобствовали, их было много, и они лезли
отовсюду.  Школа  работала на  пределе,  группы  выходили на расчистку через
ночь, и сенсы этот безумный ритм выдерживали с трудом.
     Хунта и Мастер переглянулись.
     - У тебя  на ресницах сосульки, -  сказал Хунта. - Что он имел  в виду,
как ты думаешь?
     - Одно из двух, - сказал Мастер. - Может быть то, что  случилось тогда,
два  месяца  назад,  имело  для  нее  характер  откровения.  Что-то   в  ней
раскрылось, ранее ей неведомое. Или...
     - Вот