ум - следы. - И что самое обидное, - сказал Рашен, - нам от этого ни жарко, ни холодно. - Какая фигня! - не выдержал Эссекс. - Да это же чистая победа! Если чужие на границе Солнечной, мы, считай, уже выиграли! Нас и пальцем никто не тронет. Кто же будет этих гражданских идиотов защищать?! Кто, если не мы? - Слушай, Фил, - попросил Рашен. - Помнишь, что я говорил про твое сраное мнение? - Про наше сраное мнение, сэр, - поправил его Боровский. - А ты вообще молчи. Целее будешь. Фил, я тебя люблю. Я тебя просто обожаю. Ты лучший в мире начальник штаба и очень хороший человек. Но второго такого кретина... Ты себя послушай! Ты хоть понимаешь, что ты говоришь?! - Секундочку! - выставил ладонь Эссекс. - А что я не так сказал? - В чем разница между военными и пиратами? - спросил Рашен. - Риторический вопрос. - А все-таки? - Ну, и в чем? - по старой доброй привычке решил получить готовый ответ Эссекс. - Пока мы вне закона, нам веры ни на грош, - сказал Рашен. - Допустим, Файн добыл хорошую картинку. Да ты ее хоть по Сети брось - все равно тебя немедленно объявят мистификатором, готовым на все, лишь бы убедить Землю, что ты ей нужен позарез. Это раз. - Ну, это довод, - кивнул Эссекс. - Ладно, принимается. - Положим, нам поверили. Но! В случае внешней угрозы пиратов могут взять на военную службу. Но сейчас не пятнадцатый век. И пиратское клеймо никакими подвигами не смоешь. Во-первых, бывшего пирата на войне обязательно подставляют, его ведь не жалко, он не свой. Во-вторых, пусть даже мы свое геройски отвоюем, потом нас все равно заплюют. Понял? Так что не важно, есть чужие или нет их. Прежде чем с ними разбираться, группа F должна восстановить свой легальный статус. Иначе нет гарантий, что мы врага отгоним, а нас на радостях не повесят. Это два. - Согласен, - вздохнул Эссекс. - А что, аргумент номер "три" будет? - А "три" - на себя посмотри. Ты сказал: "Кто этих гражданских будет защищать?" А себя ты защищать не собираешься, Фил? До тебя что, не доходит, какая это угроза - чужие, Фил? - Ох, не обязательно! - усомнился Эссекс. - А я тебе говорю - задницу они нам надерут, - авторитетно заявил Рашен. - Это точно, - согласился Боровский. - Так или иначе, - Рашен снова поднял указующий перст, - избавляйтесь, господа, от сепаратистской психологии. От вас еще только на сутки родина отвернулась, а вы уже рассуждаете, как разбойники какие-то. Противопоставляете себя обществу. Хреновый симптом. - Слушай, ты, философ! От нас родина отвернулась, когда послала воевать! - заявил Эссекс. - И ничего мы ей не обязаны. Как она с нами обращается, так мы себе и рассуждаем. - У тебя впереди еще лет двадцать жизни. Фил, - напомнил Рашен. - Где ты их проведешь? В космосе? Мы уже скоро по здоровью не сможем летать даже на грузовиках. Значит, придется спускаться вниз. Ты хочешь там жить как человек или как изгой? - Вообще, - вступил в разговор Боровский, - мне такие высокие материи не особо доступны, но если бы меня спросили, я бы сказал - ваша правда, драйвер. Мы ведем себя, будто мы и не люди, а так - небожители. А у меня, кстати, жена и дети есть. Я с самого начала печальных нынешних событий о них и не вспоминал. А теперь вот вспомнил, и что-то мне уже не по себе... Слушайте, драйвер, что делать-то, а? - Для начала - идти на совещание, - сказал Рашен. - Пьянка отменяется. Вместо нее будет постановка задач. Мы работаем, понимаете? Мы снова в деле. Все как обычно. Пошли. И мягко подтолкнул офицеров вперед по коридору. Как дети, которых ведут за руки, Боровский и Эссекс шагнули вперед. x x x Эндрю висел на стене в разгруженной зоне и тоскливо смотрел на блокиратор центрального ствола управления огнем, поставленный его предшественником Скаччи. Сейчас устройство было отключено, но пара несложных операций могла бы возродить его к жизни. И тогда, стоит "Тушканчику" приблизиться к Земле, радиокоманда Адмиралтейства выведет из строя главные лазеры. Примерно такая же машинка ждала своего часа в реакторном отсеке, тоже пока отключенная. Но не уничтоженная. Адмиралу Эндрю сказал, что угроза блокировки жизненно важных функций корабля устранена. Так оно, собственно, и было. И будет до того момента, пока Эндрю не решит, что "Тушканчику" пришло время превратиться из грозного крейсера в беспомощную межпланетную баржу. А сейчас Эндрю висел на стене и боролся с желанием то ли заплакать, то ли заорать дурным голосом, то ли вообще застрелиться. Мастер-техник лейтенант Вернер попал в такой замысловатый переплет, из которого не выбрался бы и человек посильнее, чем он. Год назад, сидя в тюремной камере, Эндрю решил перехитрить судьбу. Тогда ему и в голову не приходило, что судьба - это категория скорее нравственная, чем какая-нибудь другая. Он полагал, что злой рок преследует человека из-за стечения многих несчастливых обстоятельств. И если в кои-то веки повести себя умно и расчетливо, его можно обмануть. А на поверку вышло, что от судьбы не уйдешь, потому что она сидит в тебе самом. Когда Эндрю оказался в тюремной камере, он не сломался лишь потому, что не поверил в реальность происходящего. Только вжался плотнее спиной в холодную стену и закрыл глаза, убеждая себя, что все равно сбежит. Урановая каторга на Ганимеде, откуда еще никто не вернулся, была не для него. Поэтому Эндрю отмел такой расклад сразу, как нереальный, и стал прикидывать, когда именно и как ловчее будет удрать. Трибунал с приговором отчего-то не спешил, времени поразмыслить хватало. И когда умный Эндрю начал склоняться к мысли о том, что побег дело мертвое, и стал потихоньку терять самообладание, к нему в гости заглянул особист с нашивками сухопутного майора. "Лихо тебя командир базы подставил, - сказал майор сочувственно. - Это ж надо, как ты его довел! Чтобы целый полковник собственной морды не пожалел, лишь бы от тебя избавиться... Н-да. Ладно, сделанного не воротишь. Между нами, тебе светит двадцатник. Урановая каторга на Ганимеде. Жить охота, лейтенант?" "А то! - сказал Эндрю. - Какие будут предложения?" "Молодец, - похвалил его майор, раскрывая мобильный терминал. - Люблю иметь дело с русскими. Никаких тебе охов и вздохов, сразу к делу. Вот, смотри, какой документик. Типовое соглашение, ничего особенного. Подпишешься?" "И что мне это даст?" - спросил Эндрю, уже понимая, что. "Для начала - отсрочку исполнения приговора на неопределенный срок. А там посмотрим, как вести себя будешь". "Стукач из меня хреновый", - заметил Эндрю. "Зато техник хороший, - усмехнулся майор. - Не ссы, лейтенант, стучать тебе не придется. И врать тоже... Ну, разве что самую малость. Работать будешь по специальности. Гарантирую. Что я, не понимаю, что ли, к кому пришел? Русского парня в соглядатаи вербовать? Слуга покорный, мне еще жизнь дорога. Ты же всегда на виду, дубина!" Эндрю неприязненно сморщился. Майор попал в самую точку - немногих оставшихся на свете русских преследовала роль ярмарочных уродов. Их было так мало, а нация их так обросла легендами, что стоило заикнуться о своем происхождении, как к тебе тут же начинали лезть с дурацкими вопросами. Не то что бы русских не любили, скорее наоборот. Но всеобщая снисходительная жалость вперемежку со слегка брезгливым интересом - тоже не подарок. Каждый справлялся с этим, как мог. Например, Олег Успенский бремя своей национальной принадлежности нес гордо, как рыцарский герб, и всюду козырял тем, что он русский. Эндрю в детстве тоже был такой - пока за спиной имелись всеми уважаемые родители. А оставшись сиротой, наоборот, старался не высовываться, быть как все. Но рано или поздно ему все равно напоминали, кто он. Самым обидным в положении русского на Земле было то, что никто его ни в чем не упрекал. Еврею могли сказать, что это его сородичи устроили страшную Полночь, натравив друг на друга все нации планеты. Американцу - что именно хитрожопые Штаты поимели с этого дела больше всех. Французу - что он жадина. Немцу - что тупой. Итальянцу - что слишком много размахивает руками и вообще макаронник. Этнических британцев презирали за высокомерие, скандинавам говорили, что они все "отмороженные". А на русских просто смотрели косо. И заочно обвиняли в том, что они сами себя угробили. Ах, какая была великая страна, родина лучших поэтов и писателей, гениальных конструкторов и прекрасных артистов. Ах, с каким благоговением мы от нее ждали, что вот-вот она нам что-то скажет такое, от чего мы все резко станем лучше, чище, умнее! Тысячу лет ждали! А Россия вместо того, чтобы сделать нас высокодуховными и донельзя нравственными, опустила в свои несметно богатые закрома атомные мины и взорвала их под ногами китайских полчищ... Ну, не сволочи ли вы после этого, русские, а? Эндрю сидел в камере и, неприязненно кривясь, переваривал услышанную от майора жестокую правду. "И вообще, чтобы стучать, у меня американцев навалом, - сказал майор. - Это дело у них в крови. А ты как крутил гениально свои гайки, так и будешь их крутить. Ну что, по рукам?" Эндрю молча набил на "доске" свой личный номер и приложил ладонь к сканеру отпечатков. "Умница, - сказал майор. - Теперь слушай внимательно. К тебе на днях зайдет капитан Риз с "Горбовски". Предложит идти с ним в подпространство, или как его там... Короче говоря, ты соглашайся". "Ты что, майор, ohuel?" - спросил Эндрю. Майор возвел глаза к потолку, вспоминая русское слово. "А-а, - сказал он. - Нет, парень, это ты обо мне нехорошо думаешь. Проблемы менталитета как раз у капитана Риза. Например, он действительно собирается опробовать нуль-Т-принцип. А нам это сейчас абсолютно ни к чему. Понимаешь, какое дело, "Горбовски", конечно, аппарат сырой. Но кто его знает, вдруг у Риза получится нуль-транспортировка? Шансы где-то пятьдесят на пятьдесят, что он не только нырнет в подпространство, но еще и вынырнет обратно. Вот в чем беда-то. А сменить этого шизофреника Риза на более или менее нормального мужика, которому помирать неохота, мы уже не можем. Его концерн "Хэви Индастриз" перекупил у военных с потрохами. Этого психа теперь даже пристрелить не получится, сочтут за экономическую диверсию". "Ничего не понимаю, - сказал Эндрю. - С каких это пор Земле не нужен нуль-Т-звездолет?" "Эпоха космической экспансии кончена, друг мой, - объяснил майор. - Главное сейчас - возродить Землю. Начать ее копать и возделывать. А если нуль-Т окажется реальной штукой? Каковы шансы, что остатки землян не потребуют срочно отправить их куда-нибудь к едрене матери, где воздух почище и трава растет? Здесь-то интересы Совета Директоров и расходятся с интересами монополий. Компаниям нынешнее положение дел надоело. Им нужна колонизация новых миров, чтобы там собственные государства строить, на свой вкус. Обанкротился народный капитализм, понимаешь? А Совет Директоров хочет сохранить то, что есть. И пока нуль-Т не работает, так и будет. Осознал?" "Осознал, - кивнул Эндрю. - Короче говоря, вы хотите, чтобы "Горбовски" дальше орбитальных верфей не улетел". "Пусть летает куда угодно, - улыбнулся майор, - только на обычной ядерной тяге. Как думаешь, это тебе по зубам?" "Надо схему посмотреть", - сказал Эндрю. Майор достал из кармана диск, зарядил его в терминал и вывел на экран список документации по "Горбовски" "Изучай пока, - предложил он, отстегивая от терминала полвинчестера, - а я завтра к тебе загляну". Эндрю от такой щедрости буквально обалдел. То ли майор не понимал до конца, с кем имеет дело. То ли психологи тюремной медкомиссии, не разобравшись в загадочной русской душе, сказали ему, что заключенный Вернер сломлен и готов сотрудничать. Так или иначе, но через два часа ожесточенного стука по контактам Эндрю уже располагал программным обеспечением куда лучшим, чем то, что майор унес в кармане. К рассвету вышел в локальную сеть тюрьмы. И с глубоким огорчением заключил, что бежать - во всяком случае, отсюда - действительно номер дохлый. Тогда он раздраженно глянул на схему "Горбовски" и понял, что капитально испортить это чудо техники сумеет голыми руками и за пять минут. "Ладно, майор, - сказал он на следующий день особисту. - Тащи сюда этого маньяка". Через неделю у Эндрю состоялся примечательный разговор с капитаном Ризом, в ходе которого Вернер мучительно сдерживал эмоции, дабы не рассмеяться. Возможно, капитан Риз и был маньяком, но дураком не был точно. Ему хотелось жить, в нуль-Т он не верил совершенно, и главным желанием капитана было не дать кораблю уйти в подпространство. Вслух этого Риз не говорил. Более того, на словах он нес ахинею, доказывая Эндрю, как надежен "Горбовски" и как лихо они прокатятся на нем по неведомым мирам. Но рукой капитан нервно, будто настоящий псих, цеплялся за плечо Эндрю. И вовсю отбивал на нем морзянку. Эндрю в ответ ласково придерживал сумасшедшего за колено, стараясь не слушать его словесный понос. И, в свою очередь, правдоподобно возражал и упирался для успокоения встроенной неизвестно в какой угол скрытой камеры слежения. Когда довольный Риз ушел, Эндрю даже подумал - а не доказать ли майору свою преданность и не заложить ли этого мужика, благо Риз ничем не рисковал. Но по зрелом размышлении понял, что, во-первых, Риза тогда могут счесть нормальным и все-таки по старой памяти расстрелять за угробленных десантников и сорванную операцию. Во-вторых, фокус с морзянкой еще мог пригодиться. Кроме того, как ни выгодно было начать карьеру секретного агента с качественного доноса, стучать Эндрю все-таки было противно. Трибунал не поскупился и обрадовал лейтенанта Вернера пожизненной каторгой с лишением наград и звания. Но майор не соврал - вместо этапа на Ганимед Эндрю сменили меру пресечения и до отправки на "Горбовски" послали в закрытый тренировочный лагерь для таких же штрафников. Отличие Вернера от остальных было в том, что его расконвоировали, поселили отдельно и зачислили в обслуживающий персонал. А вскоре попросили согласиться на предложение зеков поколдовать с охранной системой. Группа недовольных жизнью заключенных собиралась в бега, и особистам надо было, чтобы побег частично удался. Человек пять лишних охранники должны были застрелить, а вот двоим полагалось из лагеря уйти. Эндрю, скрипя зубами, согласился. Договариваться к Эндрю пришел один из будущих трупов, красивый юноша с мягким лицом и приятными манерами. В оплату услуг он предложил Эндрю пистолет с двумя патронами, литр браги и себя. Вернер посмотрел в глаза человеку, который должен со дня на день умереть не без его помощи, и чуть было не сказал ему: "Не ходи". Но вспомнил, что сам тоже очень любит жизнь, взял бутылку, а от пистолета и сексуальных услуг холодно отказался. Юноша заработал пулю в затылок у самой границы лагеря, и Эндрю утешал себя тем, что парень хотя бы не мучился. "Ну, и как тебе понравилась его попка? - спросил майор. - Или ты его в ротик?" "Я не по этой части", - ответил Эндрю. "Будешь, - пообещал майор. - Тебе еще здесь сидеть не пересидеть". "Это как?" - удивился Эндрю. "Ты не пойдешь на "Горбовски", - объяснил майор. - Тут для тебя есть дело посерьезнее. Через месяц-другой. Не пожалеешь, честное слово. Ответственейшая миссия. Гордись, парень, будешь трудиться на благо всей планеты". Эндрю выругался по-русски, чем очень майора развеселил, и ушел к себе. Заработанную предательством бражку он распил с начальником лагеря и вместе с ним на служебной машине уехал в бордель. На руке Эндрю красовался браслет-определитель, снять который можно было, только отрубив кисть. Эндрю вскрыл браслет на глазах у начальника, но тот ему посоветовал не отключать маячок, потому что тогда в лагере поднимется дикий шухер и поездка к бабам выйдет несколько скомканной, то есть потрахаться они успеют, а посидеть по-человечески - нет. "Впрочем, - философски заключил начальник, - тебе-то, русскому, и браслет ни к чему. И так найдут, если что". "Да что у меня, на лице написано, что я русский?" - взвился Эндрю. "Да, - твердо сказал начальник лагеря. - Заявляю как полицейский офицер. Не убежать тебе, Энди, даже и не думай. Все равно поймают, раньше или позже. И тогда - к стенке". "Куда же мне деваться?" - спросил Эндрю упавшим голосом. "Наверх, - сказал начальник. - Только наверх. Но учти, путь этот для тебя простым не будет". "Догадываюсь, - кивнул Эндрю. - Вот, пятеро уже на моей совести". "Ой, какая ерунда! - рассмеялся начальник. - Тебя еще лично заставят шлепнуть кого-нибудь. Статья-то твоя пока что не расстрельная. Да и само дело липовое. Перед гражданским судом оно бы вмиг развалилось. А вот когда у тебя за плечами реальное убийство будет, да такое, за которое не только военный трибунал, но и гражданские к стенке поставят... Вот тогда по особистским меркам ты и будешь готов к работе. И действительно поедешь наверх. А стоит тебе рыпнуться, как тебя - за шиворот, обратно вниз и пулю в лоб. И никакие астронавты тебя не отмажут, потому что одно дело полковнику рыло начистить, а совсем другое - убить невинного человека". Так, мирно беседуя, они и доехали до публичного заведения, откуда их под утро вышибли пинками, заливающихся пьяной слезой и всех в блевотине. Эндрю повезло - он не успел лично ни убить кого-нибудь, ни даже заложить. Не прошло и дня, как дюжие молодцы из военной полиции завязали ему глаза, сунули в машину и отвезли куда-то, где оказался все тот же майор, а помимо него - целая комиссия во главе с двухзвездным генералом. Комиссия долго компостировала мозги лейтенанту-штрафнику, выясняя, как у него с чувством долга и гражданской ответственностью. А потом выдала такое, что Эндрю под конец разговора от изумления чуть в обморок не упал. "Есть мнение, что адмирал Успенский слегка не в себе, - заявил генерал. - Похоже, устал человек. Теряет контакт с реальностью. Сейчас на носу роспуск флота, и адмирал может сгоряча выкинуть какой-нибудь опасный номер. Понимаешь, лейтенант, у адмирала серьезные личные проблемы, ему родственники простить не могут, что он воевал, и все такое... Короче говоря, у него отсутствуют стимулы, чтобы спускаться вниз. Никому он на Земле не нужен. И адмирал все чаще говорит прилюдно, что распускать флот не стоит. Успенский хочет уберечь свой внутренний мир. А его внешняя оболочка - круизер "Пол Атридес". Вдруг адмиралу придет в голову угнать корабль или что-нибудь еще в этом роде? Ты как думаешь, это реально?" Обескураженный Эндрю подобрал отвалившуюся челюсть. Он-то твердо знал, что Рашен может угнать не только свой корабль, но и половину флота взбунтовать. Если, конечно, дураки снизу заденут адмирала за живое своей поспешной демилитаризацией. Рашен с его психологией вольного художника был, на взгляд Эндрю, с армией совершенно несовместим. Он не служил, как другие, а старался выжать из службы максимум удовольствия. Конечно, особист с генеральскими звездами делал из мухи слона. Но Эндрю давно не видел Рашена и мог предположить, что сейчас, болтаясь на орбите без дела, адмирал начинает потихоньку звереть. "Мы хотим оградить адмирала от неприятностей, - сказал особист. - Ты ведь не желаешь Успенскому зла, лейтенант?" Эндрю что-то промычал в том смысле, что нет, разумеется, не желает. "Когда ты всю жизнь бороздишь космос, а у тебя вдруг хотят отнять корабль, очень легко переступить черту и послать всех на хер, - продолжал генерал. - Но с этого пути уже нельзя повернуть назад. Можно только идти дальше. А значит - сначала угрожать оружием, потом отстреливаться, а потом... Мы очень не хотим, чтобы адмирал оступился. Как ты думаешь, это правильно?" Эндрю только хмыкнул, потому что такой вопрос не требовал ответа. "Самое обидное, что Успенского все предали, - вступил майор. - Адмирал Кениг пытается его утопить, гражданские мечтают подставить, сын от него фактически отказался... И всем очень хочется, чтобы он сорвался и наделал глупостей. Нельзя сказать, будто у врагов Успенского мало оснований для того, чтобы его не любить. Ты сам знаешь, он совсем не пай-мальчик. Он такой... Русский воин. И сейчас он одинок, как никогда. И очень зол. Пришло время о нем позаботиться. Не скрою, мы это делаем без особого удовольствия. Уж наше ведомство от него натерпелось... Но умнее проявить к господину Успенскому сострадание, чем довести его до нервного срыва. Ты ведь ему друг, лейтенант. Был, во всяком случае". "Да я... - промямлил Эндрю. - Ну конечно. Нет, разумеется... Только я надеюсь, мне не придется ничего такого... Вы понимаете?" "Мы знаем о ваших отношениях все, - сказал майор. - Не сомневайся. И мы не шарашкина контора, а военная контрразведка. Мы не предложим тебе ничего бесчестного. Ты просто выручишь человека, попавшего в беду". "Ага, - сказал Эндрю. - А каким образом? То есть я согласен, да, только если..." "Вот и чудно! - обрадовался генерал. - Тогда вникай в диспозицию. Сейчас наши люди ставят на флагмане и еще на нескольких судах блокираторы, чтобы в случае чего... Ну, сам понимаешь. Заглушки на реактор и стволы управления огнем. Так что, если Успенский и захочет рыпнуться, ничего у него не выйдет. И он легко сможет пойти на попятный и сказать, что плохого и не замышлял. Понял, как все удачно для него оборачивается?" "Наверное", - сказал Эндрю без особого энтузиазма. "Вот именно, - кивнул генерал. - Но тут возникла проблема. Наш адмирал начинает догадываться, что его старший техник ведет двойную игру. Со дня на день Успенский этого человека спишет вниз. И будет искать замену. Ему понадобится квалифицированный технарь, которому Успенский доверяет, как себе. А это кто?" "Увы, не я, - отрезал Эндрю. - Вы же знаете, наверное, что я после взрыва на "Виггине", едва меня подлатали, явился к Рашену в экипаж проситься. А мне на самом деле не к адмиралу идти надо было, а прямиком в санаторий для лиц с нервными расстройствами. Куда я, собственно, и попал уже через неделю... Рашен, наверное, и не поверит, что я оттуда вышел. Очень плохо со мной было". "Нет, парень, - сказал майор почти ласково. - Ты его недооцениваешь. Поверь мне на слово. Успенский будет искать тебя. И найдет. И позовет на "Пол Атридес". И ты не откажешься". Эндрю для приличия несколько минут поломался, хотя внутри у него все пело, а потом согласился, что да, конечно, не откажется. "Ну и молодец, - сказали ему. - Для начала поздравляем тебя, лейтенант, с условным сроком в пятнадцать лет. Кстати, ты опять лейтенант, и награды тебе вернут. А теперь вали отсюда". "Это как? - удивился Эндрю. - Так что же мне делать там, наверху?" "А что хочешь, - ответили ему безмятежно. - Как сердце подскажет". "Да вы что? - изумился Эндрю. - А если я, допустим, все Рашену выложу про блокираторы?" "Пожалуйста. Только одна просьба к тебе - не сразу. Оглядись сначала, посмотри, что к чему. А там - решай. Мы тебе ситуацию обрисовали. Твоя задача - спасти Успенского от него самого. Защитить его. Пять лет назад он не разглядел, что ты нуждаешься в помощи. А ты сейчас можешь сделать для него то, чего он не смог для тебя... Подумай об этом на досуге, лейтенант. Ну, счастливо". В свою лагерную каморку Эндрю вошел шатаясь и без сил повалился на кровать. Он и не думал, что с ним обойдутся так ловко. Эндрю надеялся перехитрить особистов. А вышло, что они его повязали по рукам и ногам. Всего-навсего - предложили решать самому. А теперь он болтался в невесомости, пристегнутый страховочным концом к стенке, и кусал губу, не зная, что делать. Зная нынешние обстоятельства адмирала, Эндрю ждал от него силовых решений. У Рашена был под рукой отличный инструмент восстановления справедливости - корабли группы F с преданными экипажами. Малейшие разногласия с офицерами поставили бы адмирала в ситуацию выбора, и он, конечно, нашел бы мирный выход из кризиса. Беречь людей и уважать их мнение было в его характере. Но сейчас и думать не приходилось - группа F жаждала надрать задницу своим обидчикам. Во всяком случае, других мнений Эндрю не слышал. Так что адмиралу ничего не стоило разметать полицейскую эскадру, чтобы обезопасить свой тыл, а потом двинуться к Земле и начать предъявлять ультиматумы. Эндрю не сомневался, что драка с эскадрой Рабиновича пройдет для группы F с минимальными потерями. А вот столкновение с земной оборонительной системой могло выйти группе боком. Очень много хороших людей погибло бы в бою с другими хорошими людьми только из-за того, что финансистам нужны деньги, а политикам - власть. И если Рашен пойдет на поводу у своей излишне возбужденной группы, так и будет. Эндрю очень боялся, что обида и ярость помутят рассудок адмирала. В принципе, он был недалек от истины. Рашен недаром отлеживался в каюте. Он пережидал тяжелейший припадок злобы. Вот только Эндрю этого не знал и сделал неверные выводы. Из-за того, наверное, что именно его рассудок помутился от обиды на судьбу. Пока Рашен осторожно и вдумчиво работал над собой, Эндрю, наоборот, отдался эмоциям. У адмирала на шее висело полторы тысячи человек. А Вернер решал сейчас личную проблему. Поэтому Рашен старался успокоиться, а Эндрю все накручивал себя. Он испугался. Ему теперь было что терять. У него была Кенди. Как и Рашена, его заботил статус группы F, только в несколько ином ключе. Эндрю тоже считал, что группе больше нельзя стрелять. Он совершенно правильно рассудил, что сейчас Земле нужна только голова Рашена. Но после одного-единственного залпа по своим Земля выпишет ордера на арест всех офицеров. В том числе и капитан-лейтенанта Кендалл. Возможно, те, кого захватят живыми, отделаются длительными сроками. Но урановая каторга - та же смерть. Конечно, если Кенди приглянется кому-нибудь из местного начальства, ей будет чуть полегче... Подумав так, Вернер сжал кулаки. Он вдруг представил себе Иву, грязную, исхудавшую, жалкую, с радиационными оспинами на лице, стонущую от боли под невесть каким по счету мужиком... Она еще не знает, что это такое - цепляться за жизнь когтями, зубами и влагалищем. Этого Вернер не мог допустить. И теперь, глядя на блокиратор и соображая, когда будет умнее обездвижить и обезоружить корабль. Эндрю совершенно не думал о себе. Его волновала только судьба Ивы, которую он в меру своих возможностей намеревался устроить самым лучшим образом. Он действительно любил эту женщину. И готов был ради того, чтобы она жила, не зная боли, пожертвовать всем. Даже ее любовью. Ведь Ива сейчас, как и большинство офицеров группы F, хотела только одного - драться, отстаивая свою честь. И как только вскроется причина, отчего ее корабль потерял ход, первое, что она сделает - попробует задушить своего возлюбленного собственными руками. В этом Вернер ни на миг не сомневался. Конечно, был шанс, что потом Ива его простит. Но когда оно будет, это "потом", и не убьет ли его Рашен задолго до этого момента, Вернер тоже не знал. Ему было стыдно, больно, обидно, противно. Но с каждой минутой он приближался к самоубийственному выбору - на подходе к эскадре Рабиновича активировать блокировки. Полицейские возьмут беспомощный круизер на абордаж, и все пленные, как не оказавшие сопротивления, отделаются разжалованием и увольнением с флота без пенсий и льгот. Это Вернеру объяснил на всякий случай майор-особист, провожая его наверх. А еще майор показал ему на прощание фотографию. "Что это?! - воскликнул Эндрю, в ужасе отодвигая снимок. Там было очень много крови, целая лужа, и в ней лежала обнаженная девушка с обезображенным лицом. - Зачем?!" "Не узнал? - деланно удивился майор. - Конечно, ты же так нажрался, что мать родную не признал бы... А ты, между прочим, именно с этой девицей развлекался". "Где?!" - обалдело спросил Эндрю, уже предполагая худшее. И худшее не заставило себя ждать. "В бардаке, куда тебя начальник лагеря возил, - напомнил майор. - Тут, понимаешь, какое дело. Твой друг Успенский знает, конечно, что ты уже не псих. Думает, тебя вылечили. Но стоит ему увидеть эту фотку и посмотреть экспертное заключение про твои отпечатки на ноже, которым девочку порезали, про твою сперму у нее во всех дырках и так далее... Кстати, не хочешь сам почитать?" "Зачем?" - только и спросил Эндрю перед тем, как засветить майору раскрытой ладонью в нос. Он бы точно его убил, если бы майор не оказался вдруг сзади и не въехал ему башмаком под копчик. "А затем, дорогуша, - ласково сказал майор скрючившемуся в углу Эндрю, - что ты у нас русский. А я вашу породу хорошо изучил. Русские все считают, что только они умные, а остальные - тупое дерьмо. Поэтому русские и добра не помнят. Спорим, ты меня кинуть хотел? В порядке, так сказать, глубокой благодарности за то, что я тебя выручил. А теперь ты, лапуля, у меня вот где, - и майор показал сжатый кулак. - До самого конца. На-всег-да". Так Эндрю и ступил на борт флагмана группы F - потирая задницу и думая, а не зарезаться ли ему. Приблизительно в тех же чувствах он пребывал и теперь, уединившись в центральном стволе "Тушканчика". Только вот болело у него сейчас не ушибленное место, а где-то в области сердца. x x x - Господа офицеры! - рявкнул командир "Фон Рея", вскакивая и делая руки по швам. - Вольно! - крикнул с порога Рашен и властным движением руки всех усадил по местам. - Господа офицеры, времени в обрез. Взяли терминалы, приготовились слушать. Командиры, многозначительно переглядываясь, откинули крышки своих мобильных терминалов. Рашен уселся за стол и повернул к себе монитор. Эссекс встал у него за спиной, внимательно разглядывая публику. Боровский прислонился к стене у дверей и сложил руки на груди. - Готовы? - спросил Рашен. - Смотрите. Оперативная схема ноль один. Все нашли свои места? - Ого! - не удержавшись, выдохнул кто-то. На мониторах появилась схема расположения судов группы F в непосредственной близости от Земли. Судя по всему, схему готовили на случай подавления локального конфликта или мятежа на родной планете. - Секретная разработка нашего штаба, - объяснил Рашен. - Очень неплохо сделано. И Адмиралтейство не в курсе. Как видите, достать нас с поверхности невозможно. Атаковать силами остального земного флота тоже нереально - мы их заметим первыми и успеем перегруппироваться или отойти. Теперь, господа, ставлю задачу. Строевая часть сейчас готовит расписание, вскоре вы его получите. И через пять часов начинаете согласно этому расписанию швартоваться к "Гордону" и снимать с него экипаж... Что?! - Никак нет, сэр! - сказали в задних рядах. - Придется, господа, немножко потесниться, - продолжил Рашен. - Иначе никак. Мы могли бы посадить около трехсот человек на ремонтник, там есть пустые склады, но это дурно по отношению к людям. Зал одобрительно загудел. - Ничего, поместимся как-нибудь, - выразил общее мнение командир "Фон Рея". - Правда, господа? - Отлично, - улыбнулся Рашен. - Учтите, с "Гордона" уходят все. Теперь дальше. Эвакуация проводится за час. Затем группа распадается и по одному скрытно уходит на точки, предписанные оперативной схемой ноль один. Там останавливается и ждет дальнейших указаний. По пути в бой ни с кем и ни в коем случае не вступать. Уходить от любого силового контакта. Сохранять радиомолчание. Связь со штабом только в экстренном случае и только через наш бакен. Учтите, меняются все коды. Порядок связи и новую систему шифрации до вас доведет контр-адмирал Эссекс. На время проведения данной операции назначаю его исполняющим обязанности командира группы F. Господин контр-адмирал, вы вступаете в должность немедленно по окончании совещания. - Есть, - кивнул Эссекс с бесстрастным видом. - Флагманом на время проведения операции назначаю СБК "Лок фон Рей". - Мне нельзя, у меня реактор греется, - тут же заявил "Фон Рей". - Починишь, - сказал Рашен. - Да он не чинится! - А ты починишь, - с угрозой в голосе сообщил от дверей Боровский. Командир "Фон Рея" метнул в сторону Боровского взгляд, полный беспомощной ненависти, повернулся к адмиралу и сделал несчастное лицо. - Oleg Igorevich! - взмолился он. - Ну за что?! Я же еле ползаю! Охлаждение почти на нуле... - Очень не хочется? - спросил Рашен вкрадчиво. - Виноват, - "Фон Рей" потупился и уткнулся в свой терминал. - Пока все, - сказал Рашен. - Вопросы? В зале снова начали переглядываться, но обсуждать новости вслух никто не рискнул. - Вопросов нет, - заключил Рашен. - Эссекс, команду. - Господа офицеры, - негромко сказал Эссекс. Командиры с похоронными лицами встали. Особенно расстроенным выглядел "Фон Рей". Рашен вышел из-за стола и прошелся вдоль первого ряда кресел. Тишина в зале царила гробовая. Никто из офицеров не шелохнулся, только глазами они ели адмирала, и в глазах этих можно было разглядеть все, что угодно, от немого вопроса до глубокой скорби. - Н-да, - сказал Рашен, оборачиваясь к Эссексу. - Вот это я называю вооруженными силами. Это вам не шайка Рабиновича. И не банда Дяди Гуннара. Это настоящая Attack Force. Принимай группу, Фил. Эссекс широко улыбнулся. - Вольно, господа, - разрешил он. - Прошу садиться. По залу пронесся дружный расслабленный выдох. - От имени командования группы, - сказал Эссекс, - всем присутствующим объявляю благодарность. В этот нелегкий час вы проявили себя настоящими военными астронавтами. Господа, слово имеет адмирал... Адмирал Рашен. - Спасибо, Фил, - Рашен кивнул, вид у него был польщенный. - Ну что ж, уважаемые коллеги. Думаю, что своим похвальным единодушием и преданностью интересам группы F вы заслужили некоторые объяснения. Конечно, вы уже заметили, что в оперативной схеме не указано расположение двух кораблей. Это БМК "Джон Гордон" и СБК "Пол Атридес". Все правильно. После того, как группа уходит к Земле, я сажаю на "Гордон" одну свою вахту и увожу его прежним курсом навстречу эскадре Рабиновича. Скажу Бобби пару слов, оставлю ему в подарок "Гордон", а сам вернусь на "Атридесе". Вам спешить некуда, а я пойду самым полным, так что соскучиться вы не успеете. Недельку помозолите землянам глаза, напомните им, с кем имеют дело, а тут и я подойду. Вот, собственно, и все. Да, Педро, что тебя волнует? - Извините, сэр, - встал Педро. - Мы, конечно, знаем, что вы с Рабиновичем старые друзья, но это еще не повод вам так рисковать. Мы не дети, сэр. Мы отлично понимаем, что вы не вернетесь. - Да ну? - спросил Рашен, хитро прищурившись. - Я уважаю ваше мнение, сэр. Но, по-моему, прежде чем спасать наши шеи от петли ценой собственной жизни, вы могли бы спросить и нас, - заявил Педро. - Вот именно! - заметил "Фон Рей", который явно очень не хотел принимать у себя на борту штаб контр-адмирала Задницы. - Все по красножопым стреляли, все и ответим. Не так, что ли, мужики? - Так! - нестройным хором поддержали его мужики. Рашен коротко глянул на Эссекса. Тот гордо выпятил грудь. - Знай наших! - усмехнулся он. В зале поднялся многоголосый шум, сопровождающийся вскакиванием с мест и бурной жестикуляцией. - Все пойдем к Рабиновичу! - выкрикнул "Роканнон". - Пусть только рыпнется! - Вы что, юноша, уже стрелять научились? - ехидно поинтересовался Рашен. - Облом системы у него, а туда же, как большой. Ну-ка, тихо все! Сели! А ну, сели по местам! Я кому сказал?! Офицеры слегка поутихли, но смотрели по-прежнему воинственно и явно не собирались бросать адмирала в беде. Рашен перегнулся через стол и заглянул в монитор. - Не готово еще, - сказал ему Эссекс. - И какой урод выдумал эту дальнюю связь! - в сердцах воскликнул Рашен. - Одно расстройство каждый раз... - Русский ее выдумал, - подал голос Боровский. - Забыл фамилию. Что-то типа Айвенофф. Или Айвен... - Что-то типа Эйзенштейн, - процедил Рашен. - Или типа Боровский. Чего ты там стоишь, народ пугаешь? Иди сюда! - Мне отсюда лучше видно, - сказал Боровский. - Я слежу, чтобы никто под шумок нашу самогонку не спер. Конференц-зал огласился дружным хохотом. Рашен улыбнулся. Боровский, как всегда, идеально подгадал с репризой. Никто лучше него не умел подавать дурацкие реплики в излишне патетический момент. Вот и сейчас Боровский всего лишь одной фразой сбил царившее в зале напряжение. - Группа, стой! Внимание! - скомандовал Рашен. - У связистов пока не готова картинка. Мы получили донесение от коммандера Файна. Держитесь за кресла, господа офицеры. Файн нашел чужих. И они проявили агрессию. Офицеры, как громом пораженные, уставились на Рашена. Несколько мгновений в зале никто не шевелился, а затем со своего места опять встал Педро. На этот раз очень медленно. - Господин адмирал, сэр, - произнес он удрученно. - Простите мою дурацкую вспышку эмоций. Я вел себя недостойно. Приношу вам свои извинения, сэр. - Спасибо, коммандер, - сказал Рашен. - Никаких проблем. Я отнюдь не в обиде. Надеюсь, вы понимаете, зачем я держал вас в неведении? - Да, сэр. Теперь - да. Вы хотели проверить... - Конечно. Вы уж простите мне этот небольшой эксперимент. Все мы люди, друг мой, у всех есть нервы. Сколько мы за эти сутки потеряли человек, Фил? - Десять, - вздохнул Эссекс. - Понимаете, - сказал Рашен, - мне нужно было убедиться, что группа F перенесла этот стресс и по-прежнему готова работать как единый организм. Я получил ответ, и я горжусь своими офицерами. Садитесь, Педро. Спасибо. Итак, господа, как только мы посмотрим, что там нашел Файн, я отошлю картинку на бакен полицейской эскадры. Ну что, теперь никому не кажется, что Рабинович меня арестует? - Да что ж он, больной, что ли... - буркнул "Фон Рей". - А реактор ты все равно починишь, - сообщил ему Боровский. - Теперь уж починю, - согласился тот. - Еще вопросы? - спросил Рашен. - Нет? Хорошо. Господа, вы получите отчет Файна на свои терминалы немедленно по окончании декодировки. Я рассчитываю в связи с этой новостью выступить примерно через два часа по внутригрупповой трансляции с обращением к личному составу. А сейчас прошу меня извинить, время... Эссекс! - Господа офицеры! - Вольно! Всем спасибо. Ровной тяги вам, друзья мои. И до встречи. - Адмиралу Рашену - ура! - заорал кто-то. Рашен очень явственно смутился и под троекратный оглушительный рев почти бегом выскочил из конференц-зала. Уставом флота такие выражения чувств не были предусмотрены, да и не случалось раньше в группе F ничего подобного. - Мозер! - крикнул Боровский, когда эхо отгуляло по стенам. - Где ты там? Хватай канистру, побежали! - Я вот только не понимаю, - задал в пространство вопрос "Роканнон". - Зачем "Гордон"-то сдавать? - Тормоз, - сказал ему Педро. - Без "Гордона" мы для Земли не так опасны. Будет равновесие сил. - Ни хрена себе равновесие... - Пока у нас Рашен, - заметил "Фон Рей", - перевес все равно на нашей стороне. Мозер! Зараза! Куда понес?! Ну налей ты хоть стакан! x x x Когда интерком Вернера, тоненько пискнув, включился на прием, Эндрю уже третий час ползал по разгруженной зоне, тестируя работу системы управления огнем. Зачем он это делал, Эндрю сам не знал, но так ему было спокойнее. Думать он все равно больше не мог. А вернуться сейчас в рабочую зону, где обитали дорогие ему люди, которых он собирался обречь на позорную сдачу корабля, было выше его сил. Уж лучше бы он твердо знал, что намеревается делать. Но Эндрю так и не смог ни на что решиться. С тяжестью на сердце и саднящей болью в висках он совершенно механически обследовал внутренности центрального ствола, ползая,