, что он впоследствии не загнется. Аптечку спецкостюма разрабатывали из такого расчета, что раненый астронавт должен выполнить свою задачу. Может, он и смертельно ранен, но какое-то время еще проживет. А там уж как-нибудь. Эндрю перевернулся к кораблю спиной, взял маневровый пистолет и нажал на спуск. "Хорошо, что леер не сгорел, - подумал он. - А то совершил бы я на Марс посадочку... И вдвойне хорошо, что десантная броня такая мощная. Не пролезть в ней в наши дырки. И это просто за-ме-ча-тель-но!" Из распахнутой двери шлюза на этот раз никто не торчал. Возможно, десантники сейчас искали оставшиеся от команды спецкостюмы, намереваясь завершить охоту в открытом космосе, но тут они не успевали явно. Эндрю был в отключке всего-то несколько минут, больше ему прохлаждаться не дала аптечка. Несколькими импульсами он подогнал себя к "Декарду", прошел над огромными десантными ботами и вдруг завертелся волчком. С трудом погасил вращение и отцепил леер, выбравший длину и рывком остановивший движение. Подлетел к штабному катеру, на котором сбрасывалось пехотное руководство. Просочился внутрь через аварийный шлюз. Запутался было в незнакомых лазах и коридорчиках, но вскоре добрался до рубки. Нырнул в кресло и, превозмогая навалившуюся усталость, дал команду на сброс. Катер спрыгнул с палубы "Декарда", повисел некоторое время в легкой задумчивости и, дождавшись команды, рванул вслед эскадре Баскина. Если бы Эндрю не ходил на скауте под началом Эбрахама Файна, который любого члена экипажа на всякий случай учил "рулить"... Если бы управление судов москитного флота не было оптимизировано до крайности... Если бы эскадра задумала лихой обманный маневр с заходом на другую сторону планеты... По крайней мере десяток весьма специфических "если" мог в этот день оказаться против мастер-техника лейтенанта Вернера. Но он подтвердил свою репутацию везунчика. На его сигнал бедствия пошел не задрипанный файтер, а целый флагманский мегадестроер (оттого на самом деле, что Баскин не любил соваться в пекло). Более того, Эндрю не умер. Он даже успел надиктовать в бортовой журнал катера подробный доклад о том, что произошло на "Декарде". И вышел из комы через каких-то три дня, живой, хотя и малость сумасшедший после всего пережитого. Ему прямо в клинику Пурпурное Сердце привезли. Но он так и остался лейтенантом и никаких особых поощрений не получил. Сердце дали за ранение. А взамен Эндрю расписался в том, что под страхом военного трибунала никогда и никому не скажет, что именно произошло на "Декарде". Из официальной информации явствовало, что там взорвал реактор марсианский диверсант. А лейтенант Вернер, который вел профилактические работы на внешней обшивке судна, оказался единственным спасенным после катастрофы. На самом же деле вице-адмирал Баскин, прослушав доклад Эндрю, нашел его убедительным. И решил, что раз живых офицеров на судне нет, то и разбираться больше не с кем. Он подогнал флагман к беспомощно крутившемуся вокруг Марса "Декарду" и устроил своим застоявшимся без дела стрелкам огневой тренаж. Того, что у десантника посадочные средства в наличии, а значит, и люди все на борту, он, недолго думая, приказал стрелкам не видеть. Позже с них особисты тоже взяли подписку. В итоге Баскин получил от Дяди Гуннара нагоняй за большие потери и орден за находчивость в трудной ситуации. А Эндрю Вернер старался о "Декарде" никогда больше не вспоминать. И не вспоминал - до того самого дня, когда Боровский прямо спросил, что же там случилось. И вышло, что в конечном счете ничего там не случилось. Шрам на руке, обожженную грудь, Пурпурное Сердце, полгода терапии - все это Эндрю получил только за то, что сумел остаться в живых. Никому не помог, никого не выручил, ничего не добился. С такими мыслями он списывался вниз. То же самое думал, валяя дурака на наземных базах. Примерно то же - в тюрьме. И если бы не ощущение, что жизнь проходит зря, он точно не ввязался бы в авантюру с работой на контрразведку. И был очень удивлен, когда понял, что именно предательство дало ему новый шанс. С подачи особистов Эндрю вырвался с Земли в совершенно новый космос, не тот, какой он знал раньше. В космос группы F.  * ЧАСТЬ III. НА ЗЕМЛЕ. *  Личное конфиденциальное послание от адмирала Успенского свалилось на командира полицейской эскадры Рабиновича как снег на голову. И погрузило в глубокое расстройство. Во-первых, так и не удалось выяснить, откуда именно на полицейский информационный бакен пришел сигнал. Во-вторых, текст послания оказался до того неожиданным, что Рабинович поначалу даже растерялся. Полицейский адмирал был реалистом и хорошо знал, с кем имеет дело. Официальную версию, гласящую, что Рашен сошел с катушек, он с ходу отмел как несостоятельную. Узнав, что группа F вышла из повиновения, Рабинович сразу понял, что старый друг Алекс решил-таки наконец уйти в политику и захватить власть. По мнению Рабиновича, демонстрация силы на Марсе означала вовсе не сумасшествие Рашена, а просто начало его политической карьеры. Как полицейский, Рабинович обязан был Рашена арестовать и предать суду. Но как живой пока что человек, да к тому же еще и семейный, он этого делать категорически не хотел. Поэтому, едва только с Земли пришло распоряжение мятежного адмирала схватить, Рабинович занервничал и принялся судорожно перемещать свои войска. Разукомплектованная армия не была готова к серьезной межпланетной войне и едва-едва годилась оборонять Землю. Единственной реальной силой, которая могла бы Рашена укоротить, оставалась злосчастная эскадра Рабиновича. Больше всего Рабиновича мучило недоверие к информации с Земли. Гражданские власти, приказавшие ему арестовать Рашена, сообщали, что тот сам явится к полиции в руки и первым стрелять не станет. В ответ на резонный вопрос, а что еще Рашен будет делать в районе Пояса, если не бить полицейских, толковых разъяснений не последовало. Поэтому вице-адмирал не спал ночами, извелся сам и задергал свой штаб. То ему казалось, что группу F следует накрыть упреждающим массированным ударом, а далее выкручиваться сообразно обстановке. То Рабинович требовал представить ему какой-нибудь план, по возможности подлый и коварный, позволяющий выманить Рашена с "Тушканчика" и таким образом мятеж обезглавить. Но все идеи по управлению огнем упирались в проблему совершенного непонимания, в какую сторону придется стрелять. А все коварные планы захвата оказывались на поверку слишком шаблонными для того, чтобы быть достаточно подлыми. И когда Рашен внезапно первым вышел на контакт, у Рабиновича сначала от радости гора с плеч свалилась, а потом от удивления заболела голова. Он ждал от Рашена чего угодно - предложения сотрудничать, ультиматума, знаменитого русского "иду на вы", наконец. Вместо этого он получил в руки спокойный и дружественный информационный текст, внешне ни к чему не обязывающий. Рашен просто сообщал, что произошло на самом деле, объяснял свои дальнейшие намерения и ничего взамен не просил. Худшего подарка он Рабиновичу сделать не мог. Теперь полицейский должен был каким-то образом принять решение, причем всю ответственность за него взвалить на себя. Борясь с желанием отдать письмо Рашена психоаналитику, Рабинович принял таблетку от головной боли и вывел на монитор сопровождающую текст картинку. Внимательно просмотрев ее, он принял еще две таблетки. Потом отправился в медпункт и реквизировал у доктора недельный запас спирта. На следующий день Рабиновичу было очень плохо, и эскадра наконец-то смогла от него отдохнуть. А еще днем позже он вызвал на флагман всех старших офицеров эскадры и показал им запись, на которой огромные блестящие загогулины чужих кораблей гонялись за маленьким земным скаутом. Когда в кают-компании утихли изумленные возгласы. Рабинович поднял ладонь, призывая людей к порядку, и произнес характерную для него речь, короткую и безапелляционную. - Эта долбаная запись, мать ее так, подлинная, - сказал вице-адмирал. - Работал Абрам Файн, опытный старый хрен, вы его, знаете. Алекса Успенского, чтоб ему провалиться, вы тоже знаете. Никакой он, трам-тарарам, не псих. Нормальный русский, мать его так. Говорит, с красножопыми его подставили. Замечательно. Пусть эти... (набор эпитетов продолжительностью в минуту) гражданские подставляют кого угодно, сто херов им в рот и якорь в жопу! Главное, чтобы не подставили нас. А хотели... (еще минута раздумий вслух). Воевать с этой трахучей группой F занятие для умственно отсталых, я так считаю, чтоб меня... Понятное дело, никто здесь группы F, трам-тарарам, не боится, мы ее вздрючим, трам-тарарам. Если понадобится, эти военные у нас будут сосать, пока не подавятся. Но сколько при этом они побьют нашей гребаной посуды, страшно подумать, трам-тарарам. Я таких гнилых раскладов не хочу. Похоже, и Алекс, мать его, тоже этого не хочет. Он старый и умный русский мудак. Предлагает разойтись, по-хорошему. Так что в сложившихся педерастических обстоятельствах беру всю ответственность на себя. А вы, такие-разэтакие... (несколько минут задушевного рассказа об особенностях интимной жизни подчиненных). Да, о чем это я? - Вы сказали, что берете ответственность на себя, господин вице-адмирал, сэр! - напомнил заместитель Рабиновича. - А кто еще здесь на такое способен, ты, что ли? - осведомился Рабинович, но ни одного крепкого слова к вопросу не присовокупил. Как хороший командир, он никогда не ругал своего офицера персонально, когда рядом были младшие по званию. Хотя при этом не стеснялся материть всю свою эскадру оптом. - Так вот, негодяи! - заключил он. - Приказываю всем быстро рассосаться отсюда на хер и носа не казать, пока я не разрешу. Может, Алекс и не врет, мать его, а может, тут какая-то засада. Короче, план расстановки наших вонючих сил получите у начштаба. После чего встанете по своим долбанным местам и будете тихо стоять. Занимаем, мать ее, сферическую оборону. Я в центре жду Алекса, он, зараза, должен подойти на двух кораблях. Но если он, паскуда, задумал кинуть нам подлянку, так хоть вы, трам-тарарам, живы останетесь. Всякие детали, подробности и прочие гребаные координаты вам сообщат. Вот так-то, мать-перемать и все такое. Жду ваших сраных вопросов, на хер! - А как же насчет чужих, сэр? - спросил кто-то не в меру любопытный. - В смысле - что мы с ними будем делать. Вице-адмирал испепелил непонятливого офицера взглядом, крякнул и с надеждой посмотрел на заместителя. - Мы ничего не будем делать с чужими, - спокойно объяснил заместитель. - Это задача армии. Поскольку от армии на сегодня не осталось... - он слегка замялся, - почти ничего... - Короче, нам этот русский траходактель со своей трахучей бригадой нужен живой и невредимый! - заключил Рабинович. - И это ваше мудацкое счастье, что он не псих и хочет по-прежнему делать свою долбанную работу! Потому что, мать-перемать, если бы против чужих выставили вас, трам-тарарам, мне даже страшно представить... (и так далее). Короче, если с Алексом все нормально, мы его должны в жопу поцеловать и не поморщиться! - Вот именно, - поддакнул заместитель. - Именно это я и хотел сказать. x x x - Включить позиционные огни, - приказал Рашен. "Гордон" и "Тушканчик", бестелесные черные пятна на черном фоне, вдруг превратились в две новогодние елки. Полицейская эскадра, на экранах которой неожиданно соткались из ничего два корабля, дружно охнула. - Твою мать! - взвизгнул Рабинович, подпрыгивая в кресле. - Вице-адмирал Рабинович, ответьте адмиралу Успенскому! - раздалось из динамиков. - Во подкрались! - восхитился бомбардир полицейского флагмана. - Это ж надо... Ор-р-удия к бо-о-ю!!! - Мать твою... - сокрушенно пробормотал Рабинович. - Где начальник разведки, мать его?! Как мы их проморгали, трам-тарарам?! - Отвечай, Бобби, я тебя вижу! - позвал Рашен. - Не может он нас видеть!!! - заорал Рабинович. - Почему он нас видит?!! Как это так?!! - от возбуждения он даже ругаться перестал. - Рабинович, вам привет от тети Хаи! - не унимался Рашен. Полицейский врезал кулаком по "доске", включая связь. - Ты меня не видишь! - рявкнул он. - Ну, как я стою, по-твоему, а? - Ты держишь сферическую оборону, - спокойно ответил Рашен. - Сам висишь чуть левее и выше центра, если смотреть от меня. Здравствуй, Бобби. - Чтоб тебя! - выдохнул Рабинович. - Привет, Алекс. Как самочувствие? - Патологии не наблюдается. Ты это хотел узнать? - Это как раз меня не волнует. Слушай, Алекс, а где твоя бригада? - По делам улетела. - Точно улетела? Куда? Рашен громко рассмеялся. - Как мне нравится эта очередность вопросов... Бобби, ну почему ты такой мнительный? Нет здесь больше моих кораблей, честное слово. - Может, я и мнительный, зато до сих пор живой, - ответил Рабинович. - Так куда ты их подевал? - Я же говорю - по делам улетели. Бобби, тебе лучше не знать, где они. Живее будешь опять-таки. - Мне лучше знать, мать твою, что мне нужно знать! За плечом Рабиновича деликатно кашлянул связист. - Что такое, мать твою? - спросил полицейский. - Господин вице-адмирал, сэр. Начальник разведки на втором канале. - Ага! Ну, блин... Алекс, подожди минутку, ладно? - Нет проблем. Рабинович переключился на другой канал связи. - И как это ты умудрился пропустить два здоровенных корыта? - поинтересовался он, забывая о хороших манерах и сидящем вокруг младшем командном составе. - Они, наверное, по инерции подошли. Без тяги. Старый пиратский фокус, сэр. - Так что же ты, мать твою... - Сэр, мы вообще-то не пиратов ждали, а военных. - И что? - на полном серьезе удивился Рабинович. - Соответственным образом и были расположены сканирующие бакены, сэр. - У тебя что, вонючих бакенов мало? Или, на хер, мозгов? Начальник разведки обиделся и не ответил. - Нет, я тебя спрашиваю! - настаивал Рабинович. - Виноват, сэр! - Орел ты с голубыми яйцами! - заключил Рабинович и вернулся на внешнюю связь. - Извини, Алекс, - сказал он. - Так на чем мы, блин, остановились? - Я вот думаю - может, ты ко мне в гости зайдешь? - А может, ты ко мне? Рашен на секунду замялся. - Понимаешь, Боб, - сказал он глубокомысленно. - Не слышно уверенности в твоем голосе. Ты, кажется, еще не решил, что со мной делать. - Не ссы! - рассмеялся полицейский. - Не трону. Если я тебя арестую, кто тогда с чужими разберется? - Это ты верно сказал, - одобрил Рашен. - Никто. Хотя бы потому, что в них еще никто не верит. Невыгодно это Совету Директоров. - Вот именно, мать их за ногу! Так что заходи, Алекс. Имеется спирт. - Богато живете. У нас только самогон. - Вот бери и заходи. - Все равно не пойду. - Слушай, Алекс, бросай ты эти русские задрочки! Я тебе слово даю - от-пу-щу. На все четыре стороны. - А что ты потом на Землю доложишь, а? - спросил Рашен проникновенно. - Скажу, что ты, не пришел, и все тут. Мы тебя ждали, а тебя нету. Пришел один "Гордон", и тот на автопилоте. О! Кстати! Слушай, Алекс, ты на самом деле посиди-ка у себя. - Да ну? - усмехнулся Рашен. - Ну да! Я сейчас пошлю на "Гордон" саперов, а ты пока не шевелись. - Рабинович сделал знак своему заместителю, и тот принялся выбивать команды на "доске". - И учти, Алекс, я своим мудакам отдал приказ стрелять. Двинешься с места - так шарахнут, мало не покажется. А если эта хреновина взорвется, пусть тебе же будет хуже. - Бобби, - сказал Рашен укоризненно. - И не стыдно тебе? - Я же коп! - ответил Рабинович серьезно. - У меня по определению ни стыда, ни совести. - Какая жалость, что ты не мой подчиненный, - заметил Рашен. - Я бы тебя... Кстати, от Боровского тебе привет. - И ему тем же концом по тому же месту! Слушай... - Рабинович вдруг перешел чуть ли не на шепот. - Абрам... Файн вернулся? - Нет еще. - И что ты думаешь? - Думаю, вернется. Наш Абрам неистребим. Ни своими, ни чужими. На экране полицейского флагмана крошечный белый огонек резво почесал в сторону расцвеченной огнями махины "Гордона". - Вижу твоих саперов, - сказал Рашен. - Зря ты это, Бобби. - Почему? - насторожился Рабинович. - Боюсь, инфаркт у них будет. Задница перед тем, как покинуть корабль, с горя весь его распродал. На бухло обменял все, что можно было оторвать. Только ходовую не тронул и навигационное оборудование. - Ну, спасибо... - протянул Рабинович. - Алекс, ты действительно ненормальный. Растащить на хер целый мегадестроер и потом цинично в этом признаться... Знаешь, это как-то даже не по-русски. - Извини, больше не буду. - И чего вы, русские, такая вороватая нация, а? - Я, что ли, крал?! - возмутился Рашен. - Ты командовал, - упрекнул его Рабинович. - Слушай, мы будем ждать, пока твои саперы взорвутся, или все-таки делом займемся? - Каким еще, мать твою, делом? По-моему, и так все ясно. Вали отсюда, трам-тарарам, и попутного хера тебе в затылок. - Прямо сейчас? - судя по голосу, Рашен здорово удивился. - Немедленно, - разрешил полицейский. - И чтоб глаза мои тебя не видели. Давай, вали отсюда на хер. - Хороший ты мужик, Роберт, - задумчиво произнес Рашен. - Какой есть. Ты вот что мне скажи на прощанье. Эти сраные чужие, как ты думаешь, может, их случайно к нам занесло, а? Ну, блин, покрутятся и уйдут. - Придется мне все-таки зайти к тебе в гости, - сказал Рашен. - Почему? - Уж больно тоскливый будет разговор. - Да ладно, я прикажу своим чудикам уши заткнуть. Эй! Всем негодяям, которые подслушивают! Уши за-ат-кнуть! Раз-два! Это приказ, мать вашу! В эфире неожиданно раздался легкий шорох. - Какие дисциплинированные ребята, - похвалил Рашен. - У меня хорошие копы служат. Грех жаловаться. Ну, говори. - Боб, ты помнишь казус со "Скайуокером"? - Еще бы! - А ты в курсе, что один человек выжил? Прилетел на аварийном модуле прямо к Земле? Рабинович почесал в затылке. - Да как тебе сказать... - пробормотал он. - Не то чтоб, блин, совсем не в курсе... Но без подробностей. - Тогда держись за кресло. Вместо настоящего человека прилетел клон. - Твою мать! Откуда знаешь? - Тетя Хая сказала. - Ты не знаком с тетей Хаей! - заявил Рабинович тоном прокурора на суде. - С тетей Хаей из Парижа или с тетей Хаей из Чикаго? - Чтоб ты сдох! Перестань издеваться, трам-тарарам! Я серьезно, мать твою! - Я его препарировал. - Та-ак... - протянул Рабинович. - А сначала убил. - Я очень много людей убил, - сказал Рашен сухо. - На Марсе, на Венере, в открытом космосе. Очень много, Бобби. - Ты не путай, старый хрен, войну с убийством. Ладно, проехали. Где ты его откопал? - Он несколько лет ходил на одном из моих кораблей. - Рашен не уточнил, что Мейер ходил на "Гордоне", дабы лишний раз впечатлительного Рабиновича не пугать. - И между делом стучал в Адмиралтейство. - Ни хера себе! - Вот именно. Очень странная история, Бобби. Понимаешь, он даже под гипнозом уверял, что он настоящий. У него была подсажена ложная память. И сам клон сделан великолепно, от человека не отличишь. Мы его вычислили, потому что нашли доказательства гибели прототипа. А теперь уже знаем совершенно точно. Мой док Эпштейн нашел там какое-то крошечное несоответствие... Не помню, я не специалист, какие-то мелкие отклонения в структуре ДНК. Но если и была у клона своя программа, то где-то на самых задворках мозга. Мы еще не умеем копать так глубоко. - То есть зачем этот урод у нас ошивался... - Совершенно непонятно. - И что мы об этой херне должны подумать, а? - А вот это к тебе вопрос, - заметил Рашен. - Ты же у нас коп. - Вот что, - сказал Рабинович твердо. - Он сейчас у тебя? Дай его мне, а? У меня все-таки судебно-медицинская экспертиза. - Надо подумать. А то напополам? - Тебе-то он на кой хер сдался теперь? - Доказательства! - Ах да! Ты же собираешься всему миру объяснить, какой ты хороший русский... - Я что-то не то сказал? - насторожился Рашен. - Да нет... Эх, чтоб меня! Ну-ка, ты вот что... Отпили от этого урода кусок поаппетитнее, а я за ним сам приеду. Где-то, через полчасика. - А как же саперы? - ехидно спросил Рашен. - Зае...л, - ответил Рабинович и отключился. x x x Когда вице-адмирал Рабинович, навьюченный кофром с деталями организма капитана Мейера, покинул борт "Тушканчика", к Рашену зашел старпом. - Он самогонку взял? - деловито спросил Боровский. - Нет, - помотал головой Рашен, задумчиво разглядывая свои ногти. - Тогда отдайте, - потребовал Боровский. - Я тут, пока суд да дело, с его ребятами договорился насчет батарей к "маузерам". А то у нас некомплект. Сто десять стволов рабочие, а еще десяток заряд не держит. - На! - сказал Рашен брезгливо, пинком выдвигая канистру из-под стола. - Спасибо. Боровский исчез за дверью, с кем-то там переговорил и тут же вернулся. - А еще говорят, что копы взяток не берут, - заметил он. - Это хорошие копы, - хмуро сказал Рашен. - Они нам помочь хотят. - Ага, как же. Конечно, это совершенно не мое дело... - Зае...л. - Фу, патрон! Всего-то полчаса с Бобби поговорили и уже выражаетесь, как потомственный Рабинович. - Извини, вырвалось. Но ты меня этой своей присказкой достал. А у Бобби действительно тяжелый случай. Я еще с училища помню - минуту с ним поболтаешь, а потом матюки так из тебя и сыпятся. И с чего он такой? - На улице вырос, - объяснил Боровский. - Вы это, драйвер... Типа не обольщайтесь. Не помочь они нам хотят. Они группой F свою задницу от чужих прикрывают. - Это точно, - вздохнул Рашен. - И знаешь, Жан-Поль, я из разговора с Бобби вынес одну вещь. Он на самом деле чужих боится. До ужаса боится. Он на все готов, лишь бы его кто-нибудь от них защитил. - Они, может, еще и не придут... - А он уже готов. Большая редкость в наши дни, чтобы кто-то воспринимал чужих настолько всерьез. Кто их сейчас боится? Тот, у кого достаточно информации, чтобы в их существование поверить. Армейская разведка, да и то не вся. Ну, мы с тобой. А больше ведь никто. И вдруг - целый вице-адмирал полицейских сил! Командир единственной полноценной эскадры в их ведомстве. Интересно, а, Жан-Поль? - Интересно, - кивнул Боровский, присаживаясь на край стола. - Так что он вам сказал? Так и сказал, что боится? - Нет. Как раз этого он не говорил. - А чего же ему надо? - Ему надо, чтобы мы пошли на Землю и устроили там государственный переворот. - Чего-о? - изумился Боровский. - Понимаю твою реакцию, - улыбнулся Рашен. - Она ничем не отличается от моей. - Ни хрена себе - полицейский! - высказался старпом. - Очень даже полицейский. Наш Бобби, оказывается, человек с идеями. Ему опостылел народный капитализм. Он считает, что на самом деле это диктатура. И знаешь, в чем-то он прав. Когда вся планета становится одной большой холдинговой компанией... - Если бы меня спросили... - привычно начал Боровский, поймал укоризненный взгляд Рашена и перешел к сути. - Я, может, и безыдейный тип, но мне тоже кажется, что Бобби прав. - Н-да? - хмыкнул Рашен, задумчиво кривя бровь. - Там же все делается не для блага народа, а для блага компаний. Почему мы воевали с колониями? Это фирмы защищали сырьевую базу. И какую! Сперматозоиды и яйцеклетки! Казалось бы - отпусти красножопых на волю и покупай у них материал, сколько влезет. Ан нет, все хотят даром! Задарма людей побольше наплодить, чтобы было кому на них горбатиться! А система кредитования? Каждый от рождения уже по уши в долгах! Хотя его-то уверяют, что это ему только на пользу... Вы сами подумайте! Нехорошо у нас на Земле. Во всяком случае, мне так кажется. - А кому так не кажется? - спросил Рашен. - Тем, кто доволен. И тем, кому наплевать. Ну, и дуракам еще. - Это восемьдесят процентов землян, Жан-Поль. Если не девяносто. - Сейчас меньше, драйвер. Гораздо меньше. Очень многие задаются вопросом, почему это Венера и Марс решили не копировать земную схему, а провозгласили республики. - Куцые у них республики. Недалеко от нас ушли. - Ну, шеф, им пока что жрать особо нечего. Тут поневоле задумаешься, какое правление самое рациональное. Но в принципе... Рано или поздно там будет настоящая демократия. А что касается землян, так нужно просто как следует покопаться в Сети. И все станет ясно насчет их мнения. Шеф, мы же военные! Мы живем в своем крошечном мирке, отгородившись ото всех, и чем больше нас пинают, тем плотнее мы закрываем ворота. Мы просто ничего толком не знаем о нормальной жизни! - Ты думаешь, что там, внизу, нормальная жизнь? - спросил Рашен. - Сомневаюсь. Если там все ОК, откуда такой громадный конкурс в десант?.. - Вот именно! - воскликнул Боровский. Рашен тяжело вздохнул. - Не по душе мне все это, - признался он. - Ох не по душе. - Это оттого, что вы русский, драйвер. Вам положено. - Что мне положено, ты, антрополог хренов?! - Ого, какие слова! Вам положено, чтобы все на свете было не по душе, вот что вам положено. Рашен задрал глаза к потолку и медленно пробормотал себе под нос какие-то русские слова. - И нечего ругаться, - сказал Боровский примирительно. - Может, выпить принести? Я знаю, у вас, у русских, серьезные решения только со стаканом принимаются. Рашен покосился на старпома и агрессивно выпятил челюсть. - Ты меня разозлить хочешь, да? - спросил он. - Очень, - честно сказал Боровский. - Шеф, как я рад, что Бобби начал этот разговор! - Скорее, этот еврейский заговор. Чего тебе надо, Жан-Поль? Чтобы группа F огнем и мечом привела человечество к счастью? - Очень даже может быть. - Твой Рабинович пообещал нам месяц. - Почему это он "мой" Рабинович? Он такой же мой, как и ваш. Что значит - пообещал месяц? - Если группа F не добьется реабилитации мирным путем и нам придется доказывать свою правоту силой, Бобби целый месяц будет ползти от Пояса к Земле. Если увидит, что наша берет, еще притормозит. А если... Ну, ты понял. В этом случае все равно у нас будет месяц, и мы сможем уйти на Венеру. - А сыграть на нашей стороне? - Это для него слишком. И потом, он в любой ситуации намерен беречь силы. Если нас разобьют, драться с чужими будет он. - Хороший коп, - признал Боровский. - А я что говорю? Конечно, хороший. Только ругается через два слова на третье. - Ну, мы им дадим копоти! - воинственно заявил Боровский. - Уж за месяц-то... - Я не уверен, что мне этого хочется, - сказал Рашен. - Вам захочется, - пообещал Боровский. - Вы, главное, почаще думайте о том, что у вас на родине диктатура олигархического капитализма. - У меня на родине одни развалины, Жан-Поль, - сказал Рашен, и в голосе его вдруг зазвенела тоска. - От моей родины остался только пепел. Мы заслонили вас собой, и нас больше нет. - А как же Франция? - напомнил Боровский. - Вы же коренной парижанин, шеф. А Канада, а наш Ванкувер? Да ну вас, честное слово... - Да, Ванкувер... - вздохнул Рашен. - Сколько там зелени, помнишь? Фантастика. А я, между прочим, видел однажды настоящего дикого оленя. Ездил с семьей на экскурсию. Игорю было лет пять, Оля... Тьфу! - Вы ведь так с ней и не поженились? - осторожно спросил Боровский. - Я же военный астронавт, - сказал Рашен горько. - Сегодня мужик, а завтра труп. В порыве любви она на многое была готова, тем более что в кои-то веки встретились два совершенно здоровых русских человека. А потом оказалось, что рожать от меня она хочет, а замуж - ни в какую. Знаешь, в общем-то, я был не против. Я ее понимал. Нормальные условия для воспитания ребенка, чтобы деньги, чтобы отец всегда рядом... Только вот Игорю достался чересчур богатый отчим. Вырастил взбалмошного капризного мальчишку. - Это вы ему простить не можете, что от вас отрекся, - сказал Боровский. - А знаете, почему он так поступил? Я скажу. Ему, как и многим, очень не нравятся порядки на Земле. На Земле, которая убивает тысячи колонистов только за то, что они хотят жить по справедливости. - Ишь ты, как завернул! - восхитился Рашен. - По-моему, убедительно, - скромно заметил Боровский. - Mudak ты, Жан-Поль, - сказал Рашен. - Сами вы мудак. - Ты неправильно переводишь. Русский mudak и английский мудак - совсем разные вещи. По смыслу близко, а интонация другая. То, что ты сказал, по-русски будет hui. Это всего-навсего член, причем в очень грубом варианте. А mudak... - Рашен мечтательно закатил глаза. - Хороший был у нас язык, Жан-Поль. Глубокий. Был, да сплыл. - Не нравится мне ваше настроение, драйвер. - Мне тоже, Жан-Поль. - Неужели вам не надоело плясать под чью-то дудку? Неужели, если мы придем на Землю и нас там реабилитируют, вы им все простите? Эту жуткую подставу, что - простите?! Рашен сделал неопределенное движение глазами. - Какой-то сраный Рабинович его пожалел, а он уже счастлив! - заявил Боровский в пространство. - И всех уже простил! - Был у нас такой писатель - Leo Tolstoy, - сказал Рашен. - Я, правда, его не читал, но читал о нем. Этот деятель так отчаянно пропагандировал христианское всепрощение, что ему запретили в церковь ходить. В итоге он проиграл свою войну и помер совершенно один, старый и больной. - Это вы к чему? - не понял Боровский. - К тому, что сейчас об общественном благе печется Совет Директоров. И если объявится кто-то, кто болеет за общество еще сильнее, его с Земли вышибут. Ты хочешь помирать в одиночестве, Жан-Поль? - Я, - сказал Боровский гордо, - никогда не помру в одиночестве. - Еще бы! - усмехнулся Рашен. - Вас, евреев, как тараканов. - Да идите вы! Я не об этом... - Знаю, Жан-Поль, - сказал Рашен очень мягко. - Я просто хотел сказать, что, если мы ввяжемся в войну, у нас не будет права на проигрыш. Группа F все еще очень сильна. Война с нами подорвет земную экономику. Независимо от того, кто победит, мы или Совет Директоров, там, внизу, развалится все. И при нынешнем общественном устройстве Земля просто не выживет. А если выиграем мы - что мы будем делать, Жан-Поль? Мы обязаны будем предложить людям пути выхода из кризиса. Обязаны будем все разрушенное перестроить по-новому. Мы взвалим на свои плечи руководство огромным миром. Но куда мы его поведем? Есть у тебя позитивные идеи на этот счет? Экономическая программа? Политические лозунги? Идеологическая база? - У меня есть очень большое желание сделать людей свободными от монополий. И нечего вешать мне лапшу на уши. На хрена нам лозунги? Народ сам разберется. - Народ сам не может ничего, - отрезал Рашен. - Его за последние сто лет до такой степени развратили, что он теперь может только жрать и трахаться. За него же все решают! Абсолютно все! Ни о чем не надо думать! Я как-то прикинул - отчего это в космосе так много толковых и сообразительных людей. Знаешь отчего? Здесь нужно тренировать мозг, если хочешь остаться в живых. А на Земле это уже ни к чему. - Так заставьте их! - крикнул Боровский. - Вы сами говорили - от войны там все развалится! Тогда им придется думать, чтобы выжить! - Честно говоря, я в них не верю, - сказал Рашен. - Не потянут они. Мозг у них давно уже атрофировался. - Вы их просто мало знаете, шеф. - Ты их, что ли, хорошо знаешь? - Ну... Все-таки нас, евреев, как тараканов. У меня большой круг общения. - И что? - Да говорю я вам - справятся они! - Ох, мама! Слушай, Жан-Поль, ну что ты меня, усталого старика, все на подвиги склоняешь? - А вам что, драйвер, - спросил Боровский, неприязненно морщась, - вдруг понадобился для подвига серьезный повод? - То есть? - Сколько вас помню, вы о себе меньше всего думали. В основном для других старались. - Ну, это ты загнул. - А как вы с экипажами работали? Да ребята молятся на вас! Вы же их настоящими людьми сделали! - Молиться вредно, - заметил Рашен. - От этого становишься инфантильным. А насчет экипажей ты не прав. Хороший экипаж - залог выживания корабля в бою. - Это вы себя убеждаете! - рассмеялся Боровский. - Врете и сами не понимаете, как врете! Я-то вижу! Я ведь не слепой... - Ты страшно наглый, коммандер Боровский. Нести какую-то чушь перед целым адмиралом... - Слушайте, вы, - сказал Боровский, подаваясь к Рашену вплотную, - целый адмирал! Совет Директоров подставил вас для того, чтобы сместить. Они Дядю Гуннара загнали в отставку без малейших проблем. А вас, всего-то командира бригады, вынуждены были подставлять. Потому что у вас репутация. У вас реноме. Земля считает, что вы рыцарь. И я уверен - она пойдет за вами, если вы будете тверды. Все, я сказал. Разрешите идти? Некоторое время Рашен молча жевал губу. - Знаешь, кто предложил дать боевым кораблям имена литературных героев? Не настоящих героев, а придуманных? - спросил он наконец. - Какой-то умный еврей. Я забыл фамилию, это же было сто лет назад. - Ты понимаешь, зачем это было сделано? - Конечно. Чтобы подтвердить отказ Земли от своего прошлого. Забыть все дурное, что осталось позади. Религии мы стерли, потому что из-за них была Заваруха, и была Полночь. А из литературы выжила только фантастика, потому что все остальные книги несли в себе боль и ненависть. Я согласен с этой идеей, драйвер. Недаром мы и через сто лет так живем. - Неправильно живем, как ты сам заметил. - Вы меня не сбивайте, шеф. Я, например, горжусь тем, что наш "Тушканчик" на самом деле - "Пол Атридес". - Пол Атридес установил во Вселенной мир. Но для этого ему пришлось сначала развязать войну, которая уничтожила десять миллиардов человек. Он был потомственный аристократ, король, и для него это было нормально. А для нас... - Мы военные, шеф. Так что для нас это тоже нормально. - Да ни хрена это не нормально!!! - взорвался Рашен. - Не хочу я больше воевать! - А придется, - сказал Боровский. - Начнем со своих, а кончим чужими. Иначе никак не получится. Снимите розовые очки, драйвер. Когда мы придем к Земле, нас ждет бой. Не простит нас Совет Директоров. И в чужую угрозу он не поверит. Будет драка. И нужно будет победить. Рашен молча уронил голову на грудь. - Так я пошел? - спросил Боровский, вставая со стола. - Выпить принеси, - сказал Рашен очень тихо. - Пожалуйста. x x x Средний боевой корабль серии 100 "Пол Атридес" был на полпути к Земле, когда прямо у него перед носом возникла совершенно не похожая на звездолет блестящая кривая штуковина. Не сообрази Рашен, что это, "Тушканчик" протаранил бы сие загадочное явление в момент. Одно дело рассматривать чужака на картинке, и совсем другое - когда он вдруг появляется у тебя на обзорном экране. В первую очередь ты не веришь в реальность происходящего. Когда впереди серебристо замерцало и среди тусклых сполохов нарисовался чужак, Ива, сидевшая за пультом навигатора, первым делом потянулась к лицу протереть глаза. Немного странная реакция для ведущего корабль под солидным ускорением опытного военного астронавта, у которого застегнута усилительная маска. Да и остальные, кто был в тот момент в ходовой рубке, до того обалдели, что толку от них оказалось чуть. А до удара носом было секунд тридцать. По космическим меркам все равно что ноль. Уйти от столкновения никаких шансов. "Тушканчик" хоть и числился в реестре Адмиралтейства "средним боевым планетолетом", но все равно был для таких резких маневров чересчур здоров. Вздумай Ива повернуть, круизер принял бы чужого бортом, где-то в миделе, как раз напротив основных помещений рабочей зоны. Про такие удары говорят: "Ну-ка, замени корабль". Впрочем, тупой нос круизера на таранные атаки тоже не был рассчитан. Колотиться о врага мордой не так опасно для экипажа, как боком, но с выхлопными отверстиями носовых батарей можно проститься. В момент контакта "Тушканчик" шел неподалеку от секретного информационного бакена группы F. Чтобы попасть к нему, понадобился небольшой крюк, но этот маршрут заказал Боровский. Дотошный старпом вспомнил, что бакену пора делать наружный осмотр, и уговорил Рашена немного изменить курс. Рашен, который после беседы с Рабиновичем все еще пребывал в меланхолии, разрешил. Похоже, он рад был теперь любой задержке в пути. Так что "Тушканчик" слегка забрал влево, прошел вплотную от бакена, и Боровский как раз, удовлетворенно хмыкая, разглядывал его в сканер-телескоп, когда приключение началось. Рашен сидел на обычном своем месте, чуть позади и выше старшего навигатора, когда взвыла сирена, предупреждающая об опасном сближении с посторонним объектом. С этого момента время в ходовой рубке спрессовалось, и все, что произошло дальше, заняло меньше чем полминуты. Никто в рубке, принимая решения, не раздумывал. Астронавты просто спасали корабль. Это было совершенно не похоже на космический бой. А вот на дружный жест отчаяния тянуло вполне. Услышав сирену, адмирал встрепенулся, поднял глаза на обзорный экран и заорал: - Фо-о-окс!!! Самая правильная команда, если не уверен, что твои орудия готовы к стрельбе. Впрочем, Рашен и так знал, что накопители сейчас пусты. Он просто надеялся, что бомбардир что-нибудь придумает. Таращившийся на чужого круглыми глазами Фокс очнулся и взвыл: - Не-е-ет!!! Головной лазер "Тушканчика" выводился на режим около двадцати секунд. Как раз к тому моменту, когда нос круизера воткнется в чужого. А бить с нулевой дистанции по загадочному судну, характеристики которого неизвестны, представлялось Фоксу не лучшей идеей. Чужой мог от попадания рвануть похлеще китайской водородной бомбы над Нью-Йорком. И тогда Рашен крикнул: - Кенди! Сжечь его!!! Ива, не раздумывая, воткнула пальцы в "доску". Заткнутые навигатором кормовые отражатели мгновенно погасли. Круизер натужно взвыл, оттолкнулся от пустоты боковым выхлопом с носа, тяжко содрогнулся и яростно пнул космос в противоположную сторону с кормы. Теоретически подобный маневр был возможен. Но выяснить на практике, хватит ли у маневровых двигателей упора для этаких фокусов, до сих пор никто не решался. Во-первых, незачем было, во-вторых, уж больно жалко корабли. Упора хватило. Более того, бессовестно вздрюченный "Тушканчик" не пошел винтом и не закувыркался. Он просто встал на уши, как его и просили. На полном ходу круизер перевернулся задом наперед. И снова врубил полный. И будто с размаху ударился о стену. Над головой Рашена пронеслось чье-то тело и с треском впаялось в обзорный экран. Это не пристегнутого в нарушение инструкции связиста вышибло из кресла. У Рашена потемнело в глазах, и он судорожно зажмурился. Оптика уже переключилась на кормовые объективы, но все равно четко по центру экрана красовался распластанный астронавт, заслоняя чужого, который сейчас оказался прямо в сердце маленького солнца. "Тушканчик" летел кормой вперед, и в недрах круизера с треском сыпались переборки. Их сломало еще первым ударом двигателей, а сейчас они уже просто разлетались в клочья. Рашен с закрытыми глазами мучительно подсчитывал, сколько людей внутри корабля находилось к моменту кувырка в свободном движении. В наушниках стоял многоголосый крик боли. Ива резко убрала тягу. Ошпаренный чужак уже проскочил точку наивысшей температуры выхлопа, а энергия нужна была Фоксу, чтобы добить гада из кормовых батарей. Внутренности "Тушканчика" еще раз тряхнуло, и на миг людям показалось, будто они валятся на пол. Но мгновенная невесомость тут же прошла - включились гироскопы рабочей зоны, раскручивая ее до земной силы тяжести. Пострадавший связист отлепился от экрана, рухнул на пол, и стало особенно хорошо видно, как буквально в двух