свещенный. То есть знаю, допустим, что слово "жыдомасон" пишется слитно. Но когда Ник задвигает про каких-то протославян и гиперборейцев, от которых пошла наша великая нация, мне становится кисло. Видите ли, сердце каждого русского должно переполняться гордостью при мысли о том, что это именно мы сокрушили Трою, растоптали богомерзкий Рим и поставили на уши Британские острова. М-да, суровая такая национальная специальность - всех крушить, топтать и ставить раком. Могуч славянин, глубокие следы в истории оставляет. Прямо как Годзилла. Вообще-то, конечно, здорово, что викинги тоже были русские. Я даже не против, чтобы атланты были русские. Я вообще ничего не против, только не надо со всем этим ко мне лезть. А Ника хлебом не корми, дай пристать к человеку насчет исторической роли нашего, видите ли, богоизбранного народа. До меня одно не доходит. Пусть мы все из себя русские. То есть викинги, атланты и такое прочее. Это что, дает нам право со своим уставом переться в любые монастыри? Ладно, юсеры ко всем цепляются, потому что напечатали слишком много денег и возомнили о себе. А мы? Потому что знаем, как надо правильно жить? Или потому что тоже возомнили о себе - будто непобедимые? По мне все разговоры о нашем праве влиять на судьбы мира такая же муть, как Великая Юсеровская Мечта. И тот, кто считает русских выше других, сам уподобляется юсеру. Ник в ответ на такие речи плюется. По нему выходит, что есть разница между нацией, которая избрана, дабы вести за собой народы, и нацией, которая жадно разевает хлебало на мировое господство. Поэтому наша задача всемерно противостоять врагам, и так уже скупившим пол-России. Ибо юсеры, в отличие от русских, давно поняли, кто именно предназначен в лидеры планеты велением свыше, а кто нет, и теперь работают на опережение. В общем, по Нику получается, что кругом одни враги. Можете себе представить, как он с таким отношением к жизни устраивался в Красной Сыти. Он ведь хотя и деревенский, а даже машину водить толком не научился. Устроился было на пилораму, моментально что-то там сломал, да еще и со всеми переругался. С ружьишком в лес всегда пожалуйста, сеть в озеро закинуть для него тоже милое дело, а пахать-сеять - фиг. У всех огороды, у Ника заросли сорняков. Зато язык без костей. Родственники его сначала подкармливали, так он и их задолбал своими проповедями. Ему бы тогда жениться, глядишь, все бы и наладилось. Девицы на Ника поначалу смотрели с интересом, парень-то он был видный. Идет по селу: волосы светлые назад зачесаны, глаза слегка навыкате, плечи развернуты, ноги расставлены, будто между ними что-то мешается - не мужик, загляденье. Они все такие, эти лесовики пыркинские. Косая сажень в плечах и накачанная простата размером с кулак. Богатыри, короче. Только, в отличие от Ника, трепаться не любят, и фантастики отродясь не читали. А этот по любому поводу шпарит цитатами из писателя Добрынина. Для сельской местности явный перебор. И вскорости барышни от нашего героя начали шарахаться. Поболтался Ник в Красной Сыти с годик, видит: никому он здесь не нужен. Кинул в рюкзак пару любимых романов Добрынина и избранные номера журнала "Солдат удачи", да так и уехал. Оказалось - на какую-то войну. Потому что еще через год он вернулся. Все такой же нищий, слегка контуженный и окончательно сбрендивший. С наколкой "Русский Добровольческий Легион" на плече и пулевым шрамом на заднице. Красиво трепал языком про ковровые бомбардировки, снайперские поединки и ночные рейды в тыл врага. Вот мол, где сейчас передний край противостояния русских и юсеров - в горячих точках планеты. И вот куда любой нормальный русский должен стремиться. Чтобы все знали: мы не сдаемся! Мы гордо несем гиперборейские знамена, и все такое. Тут ему кто-то и ляпнул: ты, Ник, это своему Добрынину расскажи, пусть он про тебя роман напишет. Что бы вы думали - Ник с полуоборота завелся, и в Москву. Больной-больной, а пробивной оказался. И пролез к Добрынину. Почтенный старец, послушав Ника пару минут, весьма оживился. По такому случаю даже с кровати встал. Нашарил костыль и ка-ак погонит гостя! Буквально с лестницы спустил. А потом и говорит: - Меня иногда неправильно понимают, но я все свои книги от чистого сердца написал. Я хотел русским показать, какова их миссия. Только, блин, не до такой же степени! Ведь это чудовище - даже не пародия на моих героев, а просто издевательство. Ишь ты, выискался, понимаешь, Конан-варвар, вождь казаков... После чего впал в депрессию, насилу откачали. Я маленький был и не помню. Но говорят, в какой-то момент Ник до того раздухарился, что стал ведущей местной достопримечательностью. К нему даже из города журналист приезжал. Зашел в избу, а там целая стена в книжных полках. По правую руку сочинения писателя-фантаста и историка Добрынина, по левую - произведения философа и писателя-фантаста Курочкина. Посередине Ник сидит, приветливо улыбается, самогонку разливает, а за спиной у него андреевский флаг красуется да любимый карабин висит на гвозде. Журналист после сказал: - У нас в провинции чудаков хватает, я-то уж их повидал всяких, и за что они меня только не агитировали... Но чтобы за первобытно-общинный строй - это, ребята, перебор! ***** А потом смешное кончилось, и началось... Всякое. Весной Ник, как обычно, в город смотался, на рынке книжками по дешевке закупиться, привез целый рюкзак. Очень довольный приехал - я, говорит, в центральный книжный магазин зашел и там случайно с идейными противниками схлестнулся. Ну, и толкнул речугу в защиту славянской фантастики. Да так, знаете ли, складно вышло - прямо жалею, что диктофона нет. Записал бы. Буквально через пару дней является в Красную Сыть местный фээсбэшник Бруховец. Девяносто два километра по жутким нашим лесным колеям на машине отмахал - сам не поленился и тачку не пожалел. - Слышь, - говорит, - Чеботаревич! А ведь ты у меня до... В смысле, "доболтаешься". - Ты мне, - говорит, - кончай пропаганду русофашизма, антиамериканизма и мировой революции! Тоже, понимаешь, выискался... Осколок каменного века! Боевой мамонт Варшавского Договора! Я тебе, зараза, хвост на хобот намотаю! В Сибирь загоню вечную мерзлоту бивнями распахивать! Ну, про Сибирь он, допустим, вхолостую стрельнул. Наших Сибирью не запугаешь - и свой климат не подарок, а дороги так вообще. Ник ему в ответ, спокойно и рассудительно: - Понятное дело, русского в России испокон веку чморили. Вам прямо так начальство и приказывает: мол, дави русских, Бруховец, затыкай им рты, не стесняйся? Мол, такая у нас государственная политика. А мы тебе за эту грязную работу долларами заплатим. Настоящими юсерскими, прямиком из Федерального Резерва... Ага? Бруховец весь позеленел, не хуже доллара, и вон из избы. К председателю зашел, стакан хлопнул, успокоился слегка, и сказал: - Увижу в городе этого... сектанта - посажу! Так и знайте! Председатель: - Вот ты мне объясни - почему ваша мафия городская снижает закупочные цены на лес, а электричество нам продает все дороже? Бруховец (пока еще мирно): - А у тебя прямо под носом реальный подрывной элемент жирует! Председатель (наливая по второй): - Не так давно вся Красная Сыть в едином порыве солидарно голосовала за кандидата в президенты - выходца из ФСБ. Опять. Прямо скажем, надоело уже. А результат? С какой стати газовые баллоны привозят раз в полгода? Чего мост на тридцатой версте, который еще при Брежневе завалился, так и не отремонтирован? Что вообще за бардак в государстве творится? Куда смотрят органы своими органами? И ты лично в их лице? Бруховец (внушительно): - Знаешь, дорогой... Ты сначала приструни вашего левого экстремиста, ага? Вырастил, понимаешь, гнойного прыща на лице общественности! Председатель (наливая по третьей): - А вот я вспомнил! Ну-ка, ты мне доложи, куда пропал наш народный депутат? Что вы с ним у себя в городе сделали? Небось круглые сутки в ванне лежит и из горла пьет, а у него тут, между прочим, дети родятся... Бруховец (подозрительно): - Ты шантажируешь меня, что ли?! Председатель (с тупым упорством): - А милиция в этой стране жива еще? На той неделе трактор с комбайном столкнулись, задавили промеж себя двух курей и годовалого свина. Нужно же составить акт, нарисовать схему дорожно-транспортного происшествия, замеры необходимые произвести! Был вызван сотрудник - и где он?.. А кстати, на почту к нам протянут выделенный интернет в обозримом будущем, или я так и сдохну с этим жутким телефонным коннектом?! Бруховец (отодвигая стакан): - Ну, до свидания! Председатель (вслед): - А почему резервной связи нету? Где положенная нам рация? Кто ее прикарманил? И если, допустим, стихийное бедствие - мне чего, до газопровода топать полсотни верст и по трубе с городом перестукиваться?! Насчет стихийного бедствия - это он как в воду глядел. А может, накаркал. ***** Сначала месяц шли дожди. Посевная - та просто к черту отправилась, в полях грязи чуть не по колено, а дороги развезло ну совсем нечеловечески. Робинзоним, как на необитаемом острове. Курева ноль, выпивки нет, готовимся к переходу на натуральное хозяйство - в смысле, мох и самогон. Мылим в город панические депеши, телефонограммы шлем. Власти отвечают: а мы что можем сделать, если даже "Уралы" в колее тонут? У вас там все здоровы? Медицинской помощи не надо? Вот и сидите по домам, телевизор смотрите. Нет, ну, если через недельку не подсохнет, мы, конечно, попробуем до вас добраться на какой-нибудь военной технике. Но честно говоря, вы тыщу лет в своем медвежьем углу без помощи извне нормально существовали, так что и теперь, наверное, не вымрете. И вообще, спасение утопающих - сами знаете, чьих рук дело. Председатель созывает общее собрание и говорит: конечно, водка в жизни не главное. Но есть еще такие приметы цивилизации, как туалетная бумага, стиральный порошок, семечки жареные фасованные, пиво бутылочное, а также картриджи к принтеру и листы форматов А3-А4 для распечатки периодических изданий подписчикам. Без этих ерундовых, в общем-то, вещиц русское село моментально обрушивается на свое привычное историческое место - в задницу! - и теряет всякую привлекательность для рядового пользователя. Он - то есть пользователь, чтоб его так и эдак, - испытывает нехватку элементарных удобств. И тут же в непутевой его голове возникает желание удрать из деревни в город, дабы там, подобно нашему пропавшему без вести народному депутату, нырнуть в пучину развращающего комфорта. Но, во-первых, лежа в ванне, пить из горла - чистой воды освинение и деградация. А во-вторых, если все трудоспособное население из Красной Сыти удерет - кто работать будет? Нет, уважаемые, это не государственный подход. Россия и так чуть пупок не надорвала, догоняя Португалию по уровню валового продукта на душу населения. И мы не позволим ни природным катаклизмам, ни городским бюрократам тормозить наше развитие. Тем более, Португалия, чтоб ей повылазило, тоже не стояла на месте все эти годы. А посему - готовим спасательную экспедицию! Приказываю впрячь в одну телегу два гусеничных трактора, и таким образом группе добровольцев из лиц малопьющих и ответственных проследовать на городскую оптовую базу для закупки алкогольных напитков, курева, и далее по списку! Ясен перец, Ник в добровольцы первым вызвался, и понятное дело, председатель тут же на него наложил вето. Сначала путем голосовой коммуникации, а потом вообще невербально. Руками. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, какая это была ошибка. Лучше бы Ник тогда сгинул вместе с доблестной нашей экспедицией - то есть, отсидел пятнадцать суток за антиобщественное поведение в общественных местах. Здоровее бы остались мы оба, и дядя, и племянничек. Но экспедиция ушла без Ника, в пути совершенно озверела - а вы попробуйте целый день на гусеничнике по грязище! - отчего, прибыв к месту назначения, мгновенно ужралась до кроманьонского состояния и зачинила русскую народную забаву "погнали наши городских в сторону деревни". А Ник дома остался. Разобиженный, что не дали инициативу проявить. Тут я еще сунулся - не понял тонкости момента. Подвалил со словарем иностранных слов. - Слышь, - говорю, - дядя. Здесь про тебя статья. Вот, гляди: "Характеризуется подозрительностью и хорошо обоснованной системой сверхценных идей... Эта система была бы совершенно логична, если бы исходные патологические идеи были правильны...". - Чего-чего? Какие-какие идеи? - Да ты послушай! "Одержимый индивид навсегда посвящает себя агрессивности, борьбе с воображаемыми врагами и демонстрации подчеркнуто мужского поведения, граничащего с героизмом. Цикл никогда не приходит к концу: как только побежден один враг, появляется другой, еще более опасный". Ник даже отвернулся. Он так делает, когда хочет дать человеку конкретно по голове, но сдерживается. Отвернулся, значит, и говорит тихонько в сторону: - Там, случайно, в этой статье про толкование истоков паранойи по Фройду не написано? О фиксации на педерастической стадии развития? Он всегда так произносит - не Фрейд, а Фройд. Даже Фрейд. Потому что принципиальный очень. Мне прямо стыдно как-то стало и неловко. - Не-а, про это нет. - Значит, словарь хреновый. Популярный. Знание, разжеванное в жиденькую кашку для широких масс. А разжеванное знание, оно, Леха, хуже, чем никакого. Оно не учит думать. Ты получаешь догмы в готовом виде, забиваешь себе тыкву жесткими схемами, и по этим схемам пытаешься жить. А потом удивляешься - отчего у меня ничего не выходит толком? Почему моя великая родина, задрав штаны, бежит за какой-то драной Португалией? Тебе ответить, племяш, в чем загвоздка? - Ну? - Да в том, что над этим вопросом предметно работают минимум лет пятьсот. А некоторые специалисты уверяют, что всю тысячу, и я думаю, это тоже смахивает на правду. - Э-э... Над каким вопросом? - Чтобы у тебя, Леха, и у твоей великой родины ни черта не получалось до конца. А если и получалось, так очень быстро разваливалось. Понял? - Понял, - говорю, а сам бочком-бочком, и на выход. Пошутить хотел, называется. - Выпороть бы тебя как следует для вразумления, - Ник меня добрым словом провожает, - да уж больно ты здоровый, люди не поймут. А по морде дать - так не чужой вроде... И вообще, почтальон лицо неприкосновенное. До некоторой степени. Пока не задолбает! Мне тогда двадцать три года было - служил в родном селе на почте и радовался, что есть интернет, и молодых в армию больше не забирают. Весь мир на мониторе, друзья-приятели в разных странах, работа ответственная, кругом свои - что еще надо человеку? Типа лишь бы не было войны. А радости-то сколько, простой человеческой радости - наструячишь на принтере журналов и газет, сброшюруешь, сумку тяжеленную на плечо закинешь, и идешь по Красной Сыти, а тебя уже и в том доме ждут, и в этом, и каждый встречный почтальону улыбается, и ты всей душой ощущаешь, до чего же нужным делом занят - прямо здесь, прямо сейчас. А письма?! Которые иногда на почту из города привозят - настоящие, в конвертах? Не какие-то мыльные, которые у нас по-старинке открытками зовут, будь они хоть на семь листов... Да нормальное письмо по адресу доставить - это ж целая история. Почтальона чуть ли не языческим ритуалом встречают. Прямо магия вуду. Трезвым не уйти. Хорошая штука интернет все-таки. Не будь его, я бы наверняка после училища в городе застрял - и потерял себя. Об одном жалею: не попробовал, каково оно - в ванне лежать и из горла пить. Ну, так вот. Дожди перешли в гнусно-моросящую фазу; спасательная экспедиция, пыхтя и тарахтя, скрылась в направлении города; утопающее село, прихлебывая самогонку, расселось перед телевизорами; Ник, ввиду отсутствия телевизора, налег на суровый коктейль из самогона с Добрыниным и Курочкиным; я на почте углубился в бета-тестинг седьмых "Героев". День проходит, другой, и вдруг у меня лампочка под потолком - бздынь! - гаснет. И главный компьютер включает себе питание от бэкапа. И в телефоне ватная тишина. Я за дверь. На улице дождик противный еле капает и мат зверский стоит. Ник еще стоит. С трудом. За забор держится и, снисходительно кивая, наблюдает, как народ от дома к дому мечется. - Доигрались, - Ник говорит. - Доцеловались с юсерами. - Ты чего? - я ему. - Столбы, небось, подмыло, и все дела. Тоже юсеры виноваты? - Газеты читать надо, племяш, - отвечает. - Только не как вы это обычно делаете, через пятую точку, а головой, аналитически. Все к тому и шло. Вот завтра - услышишь - "Геркулесы" за облаками полетят. Стадами. Табунами. Про...ли Россию дерьмократы. Ну, да ладно. Видать, судьба. В партизаны-то со мной уйдешь, Леха? - Сам, - говорю, - уйди. Баиньки уйди. Параноик! Ник по привычке в сторону глянул - я, умный, назад отшатнулся, тут он и засветил кулачищем в то место, где только что был мой лоб. А поскольку для замаха ему пришлось отпустить забор, то Ник уже в процессе удара начал падать. Я сразу ушел, не стал глядеть, как он в лужу опрокинется, только плюх за спиной и услышал. Дядя, чтоб его. Родственник. Помереть со стыда. А назавтра, прямо с раннего утра, загудела по всему небу тяжелая авиация. ***** Я просыпаюсь, в залу выхожу, а там за столом папаня глазом в прицел уперся. Из ствола прибор для "холодной пристрелки" оптики торчит. И не знал, что есть у него. Всегда он прицел нормально пристреливает. А теперь - патроны экономит? - Ты зачем это? - спрашиваю. А сам уже догадываюсь, зачем. - Да так, - говорит, - просто. Ну, думаю, не завидую я юсерам. Ой, зальется слезами чья-то мама. Пока что, правда, только наша мама на кухне плачет. Сдержанно и с достоинством. Одной рукой плачет, а другой завтрак стряпает. И до того естественно, прямо нормально мне все это подумалось - аж оторопь взяла. Как будто я с раннего детства готовился к тому, что у России есть враги, и рано или поздно тот из них, кто посильнее, возьмется нас завоевать. Понятно, кто. Вышел на кухню, маму приобнял. Она стряпню бросила, хвать меня, и так сжала, кости хрустнули. - Мам, - успокаиваю, - не напрягайся. Это какая-то глупость. Дурацкое стечение обстоятельств. Сегодня наши пройдут по линии, упавший столб найдут, провода срастят, и мы все узнаем. Эти самолеты, которые гудят, наверняка учения, или что-то вроде. Сам говорю, а не верю. - Господи, - мама шепчет, - как же хорошо, Лешенька, что ты такой взрослый. Они ведь дети малые, что отец твой, что Никанор. Да и все остальные... И я понимаю: она тоже не верит. Для нее самое важное чтобы я вел себя как большой рассудительный мужчина и без лишнего повода не лез на рожон. А я и не собираюсь. И папаня, кстати, не собирается. Он за пушку схватился, потому что струхнул. Ему так спокойнее. Мужик со снайперкой - пусть и не боевой, а промысловой, - уже полтора мужика. - Ладно, мам, я выскочу на пару минут, узнаю, как и что. По относительно сухой обочине бредет председатель. - Когда поедем? - спрашиваю. - Куда? - Ну... Обрыв искать. - На чем?! Глаза у председателя белые, то ли от налитости, то ли по причине глубокого осатанения. Тут я вспоминаю: оба наши исправных гусеничника еще третьего дня ушли в город и бесследно в том направлении сгинули вместе с отважным экипажем. Так... Что мы сегодня имеем на ходу? Насколько мне известно, один-единственный трехосный "Урал". Правда, у него под капотом дизель от комбайна. Но "Урал" замучаешься переставлять на "сельхозрезину". Есть такие громадные широченные колеса. Они ему лезут еле-еле. А на штатных баллонах он по нынешней распутице далеко не уйдет, сядет. Все-таки и правда хорошая вещь интернет - мелькает в голове. И как здорово, что он теперь повсюду. Ибо в противном случае покинул бы я родину навеки. Не нравятся мне наши дороги. К дуракам притерпелся, а вот к дорогам... Как поглядишь на весенне-летне-осеннюю распутицу, и сразу неудержимо рвет в город. - Значит, нужно идти пешком. Вы дайте команду электрикам. И я с ними. - Леша, - говорит председатель, крепко хватая меня за грудки, и слегка встряхивая, - дорогой ты мой почтмейстер! Очнись! Сейчас, когда вся Красная Сыть в едином порыве... О чем это я? Да! Ты что, вообще дурак?! Все село готовится к войне с Соединенными Штатами. Все сидят в стельку трезвые и чистят оружие. Формально, как гендиректор акционерного общества "Красная Сыть", я могу им что-то приказать. Но чисто по-человечески - а, Леша? Не время сейчас приказывать. Пусть остынут слегка. Глядишь, и сами одумаются. И ведь не скажешь ничего. Прав на сто процентов. Что называется - мудрый политический деятель. Возвращаюсь домой, и на пару с отцом разъедаю громадную вкуснющую яичницу с помидорами. Впервые в жизни замечаю, как мало по сравнению с нами, мужиками, ест мама. Что-то со мной происходит. Кажется, все чувства обострены до предела. Может, и вправду война? - Ладно, - вздыхаю, - пойду на службу. Не поработаю, хоть покараулю. Слышь, папаня, а ты меня лучину щепать научишь? - Ага... И лыко драть. Зачем тебе лучина? Свечей целый ящик. И керосину две канистры. Эй, мамуля, помнишь, как мы с тобой при лампе-трехлинейке... А? Мама улыбается. - Чего, - спрашиваю, - тоже обрыв случился? - Не-а. Молодые были, романтики захотелось. Самую малость сеновал не зажгли. Брыкалась очень, понимаешь. - Тьфу на тебя! - мама почти смеется, и мне становится легче. Когда она плакала, я сам едва не разрыдался. - Нигде больше, - говорит отец удивительно серьезно. - Я ведь объехал всю страну, ты в курсе. Но я вернулся. Нигде больше сено так охренительно не пахнет. И вообще ничего так не пахнет, как у нас. Знаешь, сына, я бы хотел, чтоб ты тоже поездил по миру. Чтобы вернуться. Эх, теперь уж не судьба... - Только вот этого не надо. Без паники. Все скоро выяснится. Если председатель людей не найдет, я один по линии пойду обрыв искать. Сегодня же. И чем раньше, тем лучше. - Как же ты, Леша... - мама прямо на глазах в лице меняется. - А если... - Да не ударит меня током, не бойся. - Каким током?! Да ведь... Ты что, не понимаешь? Не пущу! - Спокойно, - отец в стол глядит, а сам чего-то соображает. - Только спокойно. Почему бы ему и не сходить, а? Связь восстанавливать надо по любому. И если город на этот счет не чешется, значит, Лешкина очередь чесаться. Разрешаю. Я сказал. Пожевать ему собери. А ты, - это мне уже, - сделай вот как. Просто для страховки, на всякий случай, хорошо? Значит, во-первых, оденься по-человечески, чтоб за версту было видно: гражданское лицо. Во-вторых, паспорт возьми и удостоверение заведующего отделением связи. А вот ружье... Не бери. Понял? Я сижу, впитываю папашину мудрость, и тихо злюсь. Хоть отец у меня и чудо, но увы, на нем такая же печать "холодной войны", как и на всем его поколении. Более того, они и детей воспитали себе подобными. Вот я, вроде бы хомо сапиенс, а вынужден прилагать определенные усилия, отгоняя от себя мыслишку: до ракетной базы километров сорок, после бомбежки поднялись бы хоть какие, а дымы, и поскольку их нет - значит, ракетчиков накрыли десантом. Тьфу! Тут в дверь - бумс! - Заходи, Никанор! - мама через плечо кричит. И тихонько: - Именно тебя нам и не хватало для полного счастья... - Как знать, - отец бормочет, - как знать... Появляется Ник - трезвый, умытый, в чистеньком камуфляже. Вот что отец имел в виду, когда советовал одеться по-граждански - у нас же все село в военном ходит. Дешево и практично. Вещички прочные и грязь почти не видна. Чем реже стираешь, тем маскировочнее рисунок. Ник вчера когда в лужу падал, я еще подумал: он же такой напрочь закамуфлированный, что если там, в этой жиже, заснет - не найдут. Пока сапогом не наступят. И ведь прав отец, хоть ты тресни. Наткнутся юсеры посреди леса на мужика в русской военной форме и при карабине "Сайга", остро напоминающем АК - с ходу грохнут. Превентивно, не вдаваясь в подробности. Хотя это еще вопрос, кто первым кого увидит. Я, конечно, против старших дилетант, но все равно - местный. А уж Ник или папуля, да любой их ровесник... Такого Зверобоя со Следопытом на берегах Онтарио изобразить могут - Фенимор Купер обрыдался бы. - Радио слушали? - Ник с порога спрашивает. - Батареек нет. - И не слушайте. На всех частотах глушилка шурует. Я не шучу. Настоящая глушилка, не хуже советской. Вж-ж-ж-ж, бж-ж-ж-ж... А может, и она самая. Их же не демонтировали ни фига. Захвати и врубай. Что делать собираетесь? - Леха телефон чинить пойдет, - отец говорит. - Может быть. - Хорошая мысль. Ты это... Ксиву не забудь. И ежели чего, сразу руки в гору и кричи - постмэн! У юсеров к почтальонам отношение трепетное. Носом в землю, конечно, уложат, но точно не застрелят. Ну... Тогда счастливо. - Сам-то чего надумал? - спрашивает отец, вроде легко, а с ощутимым подтекстом. - Да ничего, - Ник отвечает небрежно так. И мне подмигивает незаметно. - Уж больно обстановка неконкретная. Оно ведь как может обернуться - мы тут, понимаешь, с ума сходим, а это просто учения. Помнишь, небось, помнишь, какой всегда на учениях бардак. Мимо нашей площадки однажды танковая дивизия шла, так сто метров бетонного забора будто корова языком... Ну и чего им стоило пару столбов уронить? Да они такой ерунды и не заметили. - Нас бы загодя предупредили, - отец возражает. - И потом, учения просто на местности не проводятся. Только на полигонах. И где они тут? - Могут захват базы отрабатывать. Да мало ли... А нас предупреждать - ты подумай, ну кому мы нужны?! Мне становится неинтересно, я встаю, говорю, что прошвырнусь до почты, и выхожу за дверь. Почти моментально вслед за мной на крыльце оказывается Ник. - Уфф, - отдувается. - А я ведь к тебе. Зайдешь на минутку, а? Про вчерашнее он, похоже, забыл. Или вспоминать не хочет. Ну, тогда зайду. Почта как раз в ту сторону. На улице грязь подсыхать вроде думает, но сомневается пока. А вот дождик больше не моросит - так, пылью оседает. Неужто кончается светопреставление? Кое-как пошкандыбали по обочине, иногда за заборы хватаясь для устойчивости. Местами штакетник уже обломан. - Дураки Россию губят, а дороги спасают, - Ник под нос себе ворчит. - Русский патриот, скажи автобану "нет"! Ибо только грязь родная непролазная за тебя в лихую годину заступится. И утопнут в ней враги со всеми ихними "Леопардами" и "Абрамсами"... - ...и "Меркавами", - поддакиваю. - Ты это серьезно про грязь, или дурака валяешь? - Я-то валяю, - отвечает Ник загадочно. - А вот они, похоже, нет. - Кто - они? - Сейчас услышишь. Если успеем. Пришли наконец-то. На чердак влезли - Ник сказал, "там прием лучше". О-па! Стоит посреди разнообразного хлама здоровенный всеволновой приемник "Ленинград", такой позднего советского производства монстр. Запитан от двенадцативольтового аккумулятора. А под самой застрехой Ник проводов навертел, вроде там у него антенна. Поймал мой взгляд заинтересованный, усмехнулся. - Активная, - говорит. - Вон блочок маленький, видишь? Нормально пашет. В полевых условиях и не такое сооружать приходилось, чуть ли не из консервных банок. Ладно, тут главное - вот что. Смотрю - подсоединена небольшая коробочка к приемнику. Лампочки, кнопочки... - Декодер натовский. Конечно, боевые приказы он не возьмет, мне это не по зубам, но общую служебную трансляцию я, кажется, расколол. Внимание, Леха, включаю. Ник врубает приемник, жмет кнопочки на своей коробочке, и тут у меня челюсть отваливается напрочь. Потому что либо это галлюцинация, либо я собственными ушами слышу голос, вещающий на типично юсерском английском: - ...и на этом мы завершаем передачу. Воскресную проповедь для личного состава, выполняющего боевую задачу, прочел наш полковой реббе Менахем Гибель! И тишина. И мертвые с косами стоят. Точнее, некоторые еле живые на полу сидят. То есть на потолке. Тут же чердак. - Чего он говорил-то, Леха? - Ник допытывается. - Ты расслышал? Можешь перевести? Я же в этой каше ни хрена не разбираю. Скажи хотя бы, кто они! - Кто, кто... Юнайтед Стэйтс оф Эмерика. Зуб даю. Это у них проповедь закончилась. Для выполняющих боевую задачу - во как... А чего ты про глушилки-то нес? Ник отстегивает декодер от приемника, и чердак заполняется громким жужжанием и скрежетом. "Понял? - спрашивает. - Они давно научились эти проблемы обходить". Понял я. - Ну что, племяш, а то в разведку сбегаем? Я сижу на полу-потолке, тупой, как ступа. Плохо мне. Поджилки трясутся. Мир будто на голову встал. То есть, это представление мое о нем взяли, и кувыркнули. Или все-таки галлюцинация? Угу, тотальная. А может, я на самом деле сплю, и у меня кошмар такой? Хочется полбанки откупорить, в теплую ванну залезть, из горла - хлоп! Или в теплую постель, и одеялом - с головой. Шекли еще советовал, а он глюконавт со стажем был, знал, о чем пишет. Нас оккупировали. Мама, роди меня обратно. Что же теперь будет?! Да, в общем, и ежику понятно - что. Новый порядок. Аусвайс-контроль. Полицаи. Немецкие овчарки. Череп на рукаве. Одна радость, что меня вряд ли угонят арбайтером на бескрайние поля Оклахомщины. У них там своих лузеров и реднеков девать некуда, зачем им еще раздолбаи славянские до кучи... Это же всему миру известно, общим местом стало и банальностью - от нас хорошего не жди. Спрашивается - на фига таких завоевывать? - Слушай, Ник, да бред же, бред! Вдруг какая-нибудь совместная операция? Может, шаттл в неположенном месте сел? В наш лес навернулся, а? Или натовская инспекция приперлась смотреть, как мы ракеты на орала перековываем? - Стоп! - у Ника аж уши зашевелились. Ага, тарахтит в отдалении. Похоже, вертушка. Или, что гораздо хуже, чоппер. Не тот чоппер, который рокерский байк, а который юсерский вертолет. Ник в два прыжка вниз слетел, еще в два обратно вернулся, уже с биноклем, и к чердачному окошку нырнул. Однако, в хорошей форме дядя. - Та-ак, вот он, красавец... Не узнаю. На "Апач" вроде смахивает. Мимо чешет, не к нам. Глянешь? Ну, глянул. Летит по-над лесом винтокрылый аппарат, явно нерусский. Гляжу, и с некоторым удивлением ощущаю - поджилки не трясутся больше. Примирился я, видимо, с новой картиной мира. В полосочку и со звездочками. - Зачем я тебе в разведке, Ник? Легко так спросилось. - Если языка возьмем - переведешь. Совсем просто он ответил. Как так и надо. Мне почему-то на ум песенная фраза пришла - "партизанский молдаванский собираем мы отряд". А еще "...и ходят оккупанты в мой зоомагазин". - На самом деле все не так страшно, - Ник говорит. - Нам ведь нужно просто разобраться, что происходит, верно? Сам представь, какой может выйти конфуз, если у них и вправду шаттл в лес упал - а мы тут уже томагавки выкапываем и танцы военные пляшем. Не надо бардака. Сходим, приблизимся осторожно, поглядим... Короче, Леха, я тебя за околицей ждать буду. Двинем сначала вдоль дороги, будто и вправду обрыв ищем, я инструмент монтерский возьму для правдоподобия. Удостоверение не забудь. Чуть что, кричи - постмэн! - и стой, как вкопанный. А дальше моя забота. - А если председатель все-таки электриков на линию выгонит? - Хотелось бы. Они ребята не промах, один спецназовец, другой погранец. Вот увидишь, я их мигом сагитирую. Электриков председатель на линию не выгнал. Это они его выгнали. Они с утра в мастерских железом гремели, чего-то там мудрили с кузнецом за компанию, и начальство попросили: на фиг пошел, и что видел, забудь. А он и вправду ничего такого не видел. Труба, сказал, с ручкой. Мне-то, сказал, по фигу подробности, и так чую: инструмент подсудный - сто пудов, а если стрельнет, так наверняка расстрельный. Но поскольку вся Красная Сыть в едином порыве... Я дальше слушать его демагогию не стал - успеют еще уши завянуть, когда он при новом порядке старостой устроится. Пошел в дорогу собираться. Иду, как говорят юсеры, "с опущенным хвостом", но в кусты не сворачиваю. Будто на подвиг топаю. Вроде и не хочется, а надо. Потому что нет другого выхода, правда ведь? Надо же, блин, разобраться. А я в селе единственный, кто нормально понимает инглиш. Некому больше с Ником пойти. Блин. По дороге пацаненка соседского из лужи вытащил, где он в морское сражение играл. - Военную тайну хранить умеешь? - спрашиваю. - Значит, иди под мое окно, я тебе оттуда ружье спущу, и ты его тихонечко огородами - за околицу. Там дядя Никанор будет, ему отдашь. И чтобы никто не видел, ясно? И пока я не вернусь - молчок! Пацаненок весь напыжился и вдруг честь мне отдал. На полном серьезе - руку к кепке. Я от изумления чуть сам в лужу не свалился, как давеча Ник. Вернулся домой, собрал вещички. Маму заплаканную попытался убедить, что буду паинькой - без толку. Отец зашел, обнял - ну, говорит, сына, с Богом, и не подставляйся, ладно? А сам, ушлый, пока меня к сердцу прижимал, ногу чуток отставил, и тапочком под кроватью шаркнул как бы невзначай. Проверил. У всех нормальных людей ружье на гвозде висит, а у меня в чехле на полу валяется. Слушай, говорю, компас одолжи. Папаня - к себе, а я под кровать - нырь, "Сайгу" хвать - и за окошко ее. Хитрый, когда надо. Весь в отца. У нас в лес глубже километра народ без пушки не ходит. Даже по ягоды-грибы. Исторически так сложилось. Мы бы и рады не таскать на себе лишнего железа, да фауна мешает. И чего бы умного папаня ни советовал, а я беру ствол. Медведь не юсер, к почтальонам без пиетета. Выхожу за околицу, головой верчу, Никанора не видать. Замаскировался, коммандо несчастный. Для разминки, наверное. Я туда-сюда, вдруг с того места, где только что прошел, из чахленьких насквозь просматриваемых кустиков, в спину голос: - Ты чего так вырядился, племяш? Джинсы на мне и телогрейка. - Военная хитрость, - говорю. - Пушку мою принесли тебе? Достал из рюкзака камуфляж, переоделся, карабин снарядил. Готов сложить башку непутевую за Отчизну. Ну, и пошли мы. Сначала, в самом деле, вдоль дороги, я по краешку, Ник поглубже лесом. Ничего так шагается, бодренько - с учетом погодных условий, разумеется. Километре на пятом, под столбом с единственной сохранившейся табличкой "НЕ В...ЗАЙ У...ПТ" перекурили чуток, портянками в воздухе помахали, и дальше рванули. Чувствую, втянулся. Таким ходом - в Больших Пырках засветло будем. Как и задумано. Иду, на столбы поглядываю. Ох, криво стоят, вполне могли где-то сами повалиться, без помощи вероятного противника. Ладно, нам уже не до столбов, через пару километров в самую чащобу сворачивать. Вышли на Пырки в сумерках. Вроде бы и колея туда - не дорогой же ее называть, - вполне проходимая оказалась, да мы подустали слегка. Первое, что увидели на краю деревни - милицейского "козла". Переглянулись недоуменно. Как он сюда попал - вертолетом, что ли? В Больших Пырках, ясное дело, тоже электричества нет. Кое-где окна тускло светятся, керосинки там жгут. Подходим к самому здоровому дому, и тут, будто нас встречать специально, дед Ероха - на крыльцо. - Ага, - Нику говорит. - Явился, мать твою, не запылился. То-то давеча снилось, будто стоит у моего смертного одра Никанор, и горько рыдает. Переживает, сволочь, что не успел единоутробного дядю живым застать. Года два собирался, гнида паразитская, в гости зайти, готовился, а не успел. Дед Ероха у нас из старших последний остался. Про вещий сон врет, конечно. Просто характер едкий, как электролит. И рад дедуля увидеть племянника, да еще со внучатым племянником за компанию, зуб даю. - И тебе, внучок, тем же концом по тому же месту стариковское наше спасибо за внимание. - Слышь, дядя Ерофей, завязывай с нотациями, лады? - Ник заявляет. - Потом как-нибудь выскажешься о наболевшем. Не время сейчас, Родина в опасности. - Ты, племянничек, не бзди! Я хоть и старый хрен, а от тебя, армагеддона ходячего, как-нибудь родину обороню! Какую теперь катастрофу замыслил, сознавайся? И Леху-то зачем в свои адвентюры втравливаешь? Ник вздохнул только, рюкзак наземь опустил, и на крыльцо присел. - Чего тут менты делают? - спрашивает. - Чего, чего... В бане пьяные лежат. Это участковые. - Да я машину узнал. И давно они так? - Давно - не то слово. Уже с неделю. В самые дожди к нам завернули на стакан-другой, а выбраться не могут, так дорогу развезло. Говорят, в Красную Сыть ехали. Какое-то транспортное происшествие оформлять. Чего ты там учудил-то снова? - Да ничего, вот те крест. Значит, вы ментов несчастных целую неделю поите? - Да как же не поить-то, Никанорушка! А ты бы хотел, чтоб они трезвые по селу лазали, высматривали, что тут у нас и почем? Нет уж. Пусть лучше они из Пырок цирроз печени увезут, чем хоть один протокол! - Промышляете, выходит, по-старому, господа браконьеры... - Жить-то надо. - И то правда. Слу-ушай, а что ж вы лесом ментов не провели? На Красную Сыть "козел" вряд ли проедет, а к военным - легко. Куковали бы они на базе, все самогонки расход меньше. Я прямо-таки ушами захлопал. Ничего себе, новости! "Козел", значит, проедет... Ох, недаром слухи ходили, что у военных с Пырками какие-то свои коммерческие дела. Ну правильно, господа офицеры тоже люди, вкусно покушать любят. Да и самогон пыркинский ух, какой. Опять-таки, шубу жене построить из натурального меха... То-то местные такие зажиточные, частенько в городе деньгами сорят. А Красной Сыти со всего этого великолепия - одни побочные эффекты. Отвратительная красная сыпь, в частности. С мучительным зудом. Поня-ат-ненько. Дед Ероха тем временем рядом с Ником присел, из кармана "Парламент" извлек, "Зиппой" клацнул звонко. Нас сигаретами угостил. И говорит: - Да не родился еще такой человек... чтобы я ментам вот полстолько лишнего показал. У меня к НКВД счеты аж довоенные. И потом, не хотят они на базу сами. Боятся. Потому и надираются с утра. Ко мне уже подкатывали насчет гражданских шмоток. - Все-таки, значит, война, а, дядя Ерофей? Помню, как сейчас - не понравилась мне интонация Ника. Он прямо-таки с надеждой в голосе деда Ероху спрашивал. Как бы "неужто дождались?". - Не знаю, - дед головой помотал. - Электричества нету, телефон молчит. Поверху то самолеты, то вертолеты. Но ты понимаешь, Никанорушка, есть мнение, будто началась эта катавасия из-за того, что в лесу село. Ну, приземлилось. Дальше, за базой, километров, я так прикидываю, на десять к северу. Сам не видел, молодые сказали - летела какая-то хреновина с резким снижением. Шварк по небу, и в лес. Вроде без взрыва. Я одного понять не могу - если не война, зачем радио отрубать? Или это летающая тарелка какая-нибудь, и она волну глушит? - Летающих тарелок не бывает, - Ник отрезал. - Это ты не женат еще, вот и не сталкивался, - дед парировал. - Все бывает. Половники, ухваты... Я однажды с летающим утюгом едва разминулся. Низко летел - должно быть, к дурной погоде... - ...в любом случае, надо разбираться, - Ник ввернул. - Значит, вот как сделаем, дядя Ерофей. До рассвета нас приюти, а там мы "козла" ментовского позаимствуем временно - ты ж нам своего не дашь, верно? - и прямо к базе. Далее по обстановке. - Убьешь машину-то. Они протрезвеют - голову отвернут. - Ничего с ней не сделается. Леха поведет, я за штурмана буду. Целы останемся - назад пригоним. Менты и не заметят, они ж ее во-он где бросили. Керосинить им еще дней пять, и то если д