Олег Дивов. Ночной смотрящий --------------------------------------------------------------- © Copyright Олег Дивов WWW: http://divov.lib.ru Ў http://divov.lib.ru Date: 11 Apr 2005 ---------------------------------------------------------------  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Поймать зверя *  ГЛАВА 1. Рейсовый автобус до Зашишевья отменили еще зимой. И летом маршрут не восстановили. -- А незачем, -- объяснил Лузгину милиционер на вокзальной площади, немолодой и заметно поддатый сержант. -- Вы-то чего там забыли? Кстати... Можно документики ваши? Лузгин секунду помедлил и вытащил паспорт. -- И на ружье попрошу. -- Вот, пожалуйста. Сержант раскрыл паспорт и глубокомысленно изрек: -- Ага! -- Да-да, я тут родился. У меня в Зашишевье дом. Бабушкин еще. Приезжаю иногда отдохнуть и на утку сходить. -- На утку сходить... -- эхом повторил сержант. -- Поохотиться, -- на всякий случай уточнил Лузгин. -- Рановато вы. До сезона еще месяца полтора, если не два. -- А я и не тороплюсь. Сержант оглядел Лузгина с ног до головы, будто оценивая, из торопливых тот или нет. -- Говорят, хреновая в тех местах охота стала, -- бросил он, снова утыкаясь в документы. -- Это кто говорит? -- хмыкнул Лузгин. -- Да все говорят. Утка теперь больше на Голубых Озерах. А под Зашишевьем ни утки, ни зверя нет. Утиные гнезда паводком затопило по весне. А зверя волки, наверное, заели. Волки там шалят, знаете? -- Ну, это зимой... -- И летом тоже. -- Летом? -- изумился Лузгин. -- Волки? -- Так глухомань же, чего бы и не пошалить. Вот, туда даже автобуса нет. Потому что незачем. Сколько там дворов-то жилых? -- Ну-у... В том году я не был, не получилось. А в позатом десятка три. -- Загибается ваше Зашишевье, -- сказал милиционер, возвращая Лузгину документы. -- И если б только оно. Все просрали москвичи-демократы. Пидоры. Лузгин несколько раз крепко моргнул. -- Да, тут еще собаки бешеные в пригороде бегают, -- продолжал сержант. -- В пригороде и в старой промзоне, там вообще целые стаи. Мы всех предупреждаем, вы осторожнее. Второе лето подряд такое безобразие. Их лисы бешеные кусают, собаки людей кусают, люди бесятся и тоже кусаются... Лузгин надолго зажмурился. -- Как добираться-то в Зашишевье думаете? Не повезет ведь никто. И попутки в ту сторону не дождешься. Разве какой зашишевский в город выбрался -- доски вроде они возят -- так его еще найти. А полсотни верст пехом... Может, ну на фиг? Честное слово, ехали б вы, скажем, на Голубые Озера. -- Я на родину и пехом могу, -- хмуро пообещал Лузгин. -- К ночи-то не успеете, -- сказал сержант. С непонятным каким-то значением сказал. -- У вас хоть патроны нормальные есть? Что на утку -- пятерка, четверка от силы... -- Три ноля вам хватит? -- Лузгин начал злиться. -- Мне-то хватит, -- ухмыльнулся сержант. -- А там -- кто его знает... Ладно, счастливого пути. Привязчивый милиционер козырнул и ушел по своим делам. Лузгин, чертыхаясь под нос, двинулся к заметной издали группе привокзальных извозчиков. Те его разве что на хер не послали. -- Триста, -- объявил Лузгин внушительную по здешним меркам сумму. -- Долларов? Или этих... Еврей? -- рассмеялись ему в лицо. -- В чем дело-то, мужики? -- попытался втереться в доверие Лузгин. -- Да ни в чем. Просто не ездим мы туда. И никто не поедет. -- Почему?! Вы еще скажите, там волки! -- Какие, в жопу, волки... -- А что тогда?! -- Слушай, друг, отстань, а? Сказано тебе -- на Зашишевье не ездим. Дорога херовая. Лузгин оглядел потрепанные машины извозчиков и скривился. -- Думаете, я не знаю, по каким вы дорогам на "Жигулях" рассекаете? Да там не всякий грузовик пройдет! -- А на Зашишевье -- херовая. Лузгин демонстративно сплюнул и зашагал прочь. -- Эй, москвич! -- крикнули ему в спину. -- Вон, гляди, дедушка подвалил. Ты с ним попробуй. Дедушка у нас отмор тот еще. Он тебя не только в Зашишевье, он хоть прямо в само Филино отвезет! И извозчики хором заржали, будто сказано было что-то очень смешное. Дедушка оказался и вправду дедушкой. При ржавом насквозь "Запорожце". -- В Зашишевье не повезу, ты понял, -- твердо заявил он. -- А вот до зашишевской повертки... -- Хоть туда! -- взмолился Лузгин, втайне надеясь по пути уговорить деда проехать дальше. От поворота с асфальта до деревни оставалось еще верных двадцать километров по грейдеру через лес. -- Двести рублей. -- Легко, -- бросил Лузгин, ныряя в машину. ***** Уже за городом дед спросил: -- По делам, или как? -- В отпуск. -- А-а... -- протянул дед, и отгородился от пассажира такой стеной, что Лузгин ее почти физически почувствовал. -- Я сам вообще-то местный, -- сказал Лузгин. -- Из города. Просто родители в Москву перебрались, когда я школу заканчивал. А в Зашишевье бабушка моя жила, дом от нее остался. Почти каждое лето приезжаю. -- А-а... -- повторил дед, но стал вроде бы поближе. -- Вот, поживу спокойно месячишко-другой, а там сезон откроется, уток постреляю... -- Охотник, значит? -- хмыкнул дед. -- А я думал, зачем ружье, ты понял. Думал, по делу. Поживешь ты в Зашишевье, как же... Спокойно. -- По делу?.. -- переспросил Лузгин. -- В том году-то не приезжал ты, -- сказал дед. -- Да, не приезжал. С работой закрутился. А вы... -- Возил я туда в том году. Тоже вроде тебя -- москвичей. Один я возил, другие зассали, ты понял. Двоих возил с ружьями. А тебя не было. -- Да, меня не было. Правда, я на машине обычно. А что эти двое?.. -- Говорю -- москвичи, -- объяснил дед и умолк. Лузгин вздохнул. Он слишком хорошо знал местных, чтобы надеяться теперь хоть на обрывочную информацию. Здесь умели великолепно сплетничать, но если по какой-то причине образовывался заговор молчания... Сицилия с ее знаменитой "омертой" могла идти далеко и надолго. Одна радость -- в Зашишевье ему, как своему в доску, конечно же все объяснят. Вот только добраться бы туда. Дед гнал, "Запорожец" неприятно плавал по дороге. Под колеса летел щербатый кривой асфальт. Лузгин увидел знакомый столб и приготовился не пугаться. Неподалеку затаилась подленькая незаметная промоина, на которой внезапно теряли управление и резко дергали вправо передним мостом все без исключения автомобили, невзирая на марку и тип привода. Машина опасно вильнула. Лузгин испугался. -- Вот блядство, ты понял, -- произнес дед лениво. -- Хреновая дорога, -- поддержал тему Лузгин. -- Дорога нормальная. Гонять не надо. -- Не бывает на нормальной дороге поворотов с обратным профилем, -- фыркнул Лузгин. -- Таких, чтобы машина на отрыв шла. А эта вмятина? Главное, ее не видно совсем, а тачка обязательно вильнет. Сама. И любая. Я тут на разных ездил. Пару раз с перепугу чуть в канаву не улетел. -- А сейчас чего пешком? -- Машину жене оставил. -- Потом жена приедет? -- Не приедет, -- отрезал Лузгин. -- Ты попусту не огрызайся, парень, -- сказал дед строго. -- Человека не сразу видно, ты понял. А я тебе добра желаю. Ты вроде нормальный. -- Вроде, -- согласился Лузгин. -- В городе люди пропадают, ты понял. -- Они везде пропадают, -- заметил Лузгин осторожно. -- По России до ста тысяч в год пропавших без вести. -- Ско-олько?! -- недоверчиво протянул дед. -- Официально шестьдесят-семьдесят тысяч. Ну, сами догадываетесь, как занижены официальные цифры... -- Ты-то откуда знаешь? -- Слышал где-то. -- Это у вас в Москве говорят? -- Говорят. -- Да-а, однако... Ну, у нас-то немного пропадает, конечно. И так, шелупонь разная -- бомжи, пьянь, тюремщики. Но мы же их знаем всех -- а они пропадают, ты понял. А бывает, и приличные люди. У меня сосед через два дома -- ушел по весне, и с концами. Потом рыбаки тоже. Прошлым летом. Уехали впятером как раз в эту сторону. Грузовик-то нашли, ты понял. Москвичей тех, что я отвез, вообще с милицией искали. Неделю искали, ты понял. Меня на допрос таскали, а я что? Я -- до повертки, дальше ни-ни. Тогда уже пастуха с подпаском заели где-то там, дальше, за Горелым Бором. -- Не похоже на волков... -- пробормотал Лузгин. -- Какие волки, мил человек? Волки! Двоих мужиков заели, коров не тронули -- ничего себе волки, ты понял! А в городе? В городе, что, тоже волки шуруют? Менты все прошлое лето собак бродячих отстреливали. Как бы они вроде людей грызли. Ну, отстреляли. А этим летом та же херня. Бешеные собаки, ты понял. Ага, так мы и поверили. Не знаю, что там у вас в Москве на этот счет говорят... -- В Москве я ничего подобного не слышал. -- И про новое бешенство? -- Не-ет... -- Люди кусаться начинают, -- сообщил дед, заметно понизив голос -- насколько позволили дребезг и пуканье "Запорожца". -- Ах, да, -- вспомнил Лузгин. -- Мне на вокзале мент говорил. -- Тебе мент сказал, а я своими глазами видел. -- Чего?! -- подыграл Лузгин, в свою очередь понижая голос. -- Не чего, а кого. Бешеных, -- важно заявил дед. -- И много? -- Не веришь, да? Много не много, а парочку видел. Рожи белые, пасть в кровище, глаза выпучены... А я на рыбалку двинул затемно, и по дороге их чуть не сбил, ты понял. На выезде из города, вот где промзона начинается -- ну, знаешь. Хорошо, ночь лунная была, у меня фары-то не особо того. Гляжу -- идут двое мне навстречу, шатаются, как пьяные, не видят ни хрена. Страшные, оборванные все, у девки сиськи наружу... -- тут дед надолго замолчал. -- А может и правильно, что не веришь, ты понял, -- сказал он наконец. -- Сам не верю. Я тогда дальше-то еду, думаю, не перекреститься ли, ни хрена себе рыбалка начинается, и вижу -- собака! Здоровая, черная. По обочине чешет в ту же сторону. Метров за триста позади от тех. А за собакой еще чуть позади мужик. В черном плаще длинном, до самой земли, ты понял. С капюшоном. Смотрю -- коса есть, нет? Вроде нет у него косы. Тут уж и вправду перекрестился. А все одно клева не было вообще, ты понял. Лузгин ошарашенно молчал. -- Погнали, называется, Советскую власть, -- сообщил дед. -- Надоела она им, ты понял. Мне она тоже, прямо скажем, не особо нравилась. Но при Советской власти не было такого. На днях, я слышал, опять бабу загрызли под Филиным. Вторую уже. Ты это, через Филино напрямик не ходи, ты понял, в обход бери вдоль озера, по старой дороге. Там мужики любого чужого застрелят на хер без разговоров. Знают тебя в Филино? А все равно не ходи, они же киряют вчерную. Раньше по безделью, теперь от испуга. С залитых глаз точно завалят... Лузгин смотрел на дорогу и мучительно соображал. Может быть впервые в жизни он не знал, что спросить. А ведь с детства был любопытен, недаром работу выбрал -- сплошные расспросы и поиск истины. -- Собаки бешеные! -- сказал дед с выражением. -- Допустим, с собак все началось, я не возражаю, ты понял. Но дальше одними собаками не обошлось. Хотя ты и собак тоже бойся. Ты как лесом пойдешь, всего бойся. В городе вроде ясно, кого бояться. А в лесу какое говно лазает, не разбери-поймешь. Второе лето хер знает, что творится. Раньше хоть понятно было, куда жаловаться... "Запорожец" сбавил ход. Слева впереди в плотной стене леса виднелась рваная прореха. А справа -- покосившийся указатель "На Зашишевье", облезлый и в дырках от сквозной ржавчины. Надпись читалась с трудом. -- Дальше не повезу, даже не надейся, -- сказал дед, притормаживая. Лузгин глядел налево. Еще позапрошлым летом в глубь леса уходил вполне приличный укатанный грейдер, по нему можно было гнать и под сотню, если машину совсем не жалко. Ну, дорога осталась дорогой. Только крайне запущенной, с осыпавшимися заросшими травой обочинами и заметной грузовой колеей посередине. -- Не надеюсь, -- вздохнул Лузгин, протягивая деньги. -- Ружье собери и заряди, -- распорядился дед. -- Картечью. А лучше пулей, ты понял. -- Хватит меня запугивать, -- попросил Лузгин, выбираясь из машины. -- Я и так уже едва дышу. -- Живее будешь, -- дед откинул спинку правого сиденья, помогая Лузгину достать рюкзак и чехол с ружьем. -- Да, это... Привет Ереме от меня, ты понял. Скажи, зимой приеду на мормышку ловить. -- А зимой, что, в Зашишевье не страшно? -- Зимой тут везде глухо, -- сказал дед. -- Как в танке. И сам захлопнул дверь, отгораживаясь от Лузгина уже окончательно. -- Вас зовут-то как? -- спросил Лузгин, но дед уже разворачивал дребезжащий "Запорожец". -- Никак, -- понял Лузгин. ***** Для начала он помочился на обочину. Потом закурил сигарету и поглядел на часы. Полдень. Если ничего страшного не произойдет, к Зашишевью можно выйти около шестнадцати. Лузгин вытащил из чехла помповую гладкостволку и ловко собрал ее на весу. Присел в задумчивости над рюкзаком. Боеприпасы он упаковывал бессистемно, не глядя, и в каком углу рюкзака затерялась коробка с двадцатью патронами, снаряженными дробью "три ноля", никак не мог вспомнить. -- Бред, -- сказал Лузгин, вскрывая клапан. -- Паранойя, -- добавил он заметно громче через минуту-другую. -- И все-таки! -- провозгласил он в полный голос еще несколькими минутами позже, заряжая подствольный магазин. За все это время по асфальту не проехало ни одной машины. Лузгин передернул затвор, щелкнул предохранителем, и дозарядил ружье еще одним патроном. Он, в общем-то, не чувствовал страха. Но Лузгин прекрасно знал, что местные не боятся ни волков, ни медведей, ни бешеных собак, ни белой горячки. Этого добра в округе испокон веку было хоть задом ешь. Местные опасались только милиции, да и то по причинам отнюдь не метафизического, а самого что ни на есть материального свойства. В приснопамятные советские времена народ постоянно что-то воровал -- не от хорошей жизни, конечно, -- и до сих пор сохранил перед людьми в погонах атавистический ужас. Да и милиция тут всегда была насквозь коррумпированная, эдакая сама себе мафия, и кого угодно могла посадить за что угодно, или вовсе ни за что. Короче говоря, если местные вздумали чего-то всерьез бояться, значит, оно пострашнее милиции будет. Выходит, и самому немного поберечься не зазорно. С этими невеселыми мыслями Лузгин навьючил на себя рюкзак, приспособил ружье на одно плечо, и зашагал по грейдеру, держась самой его середины. Через два часа, обходя берегом озера потенциально опасное для жизни село Филино, он наткнулся на бешеную собаку. Небольшого роста черная с рыжим псина, некогда лохматая, а теперь облезлая, трусила Лузгину навстречу по узкой тропинке. Запаленное дыхание и вся морда в пене. Лузгин сполз с тропинки задом, выставив перед собой ружье. Собака покосилась на человека мутным заплывшим глазом и, хрипя, будто загнанная лошадь, пробежала мимо. -- С-с-сука! -- прошипел Лузгин ей вслед, защелкивая предохранитель. Хвост удаляющейся собаки весело торчал вверх. Лузгин сам уже шел в одной рубашке и все равно потел. А каково было по жаре псу, хоть и облезлому... Тут не то, что вспенишься -- закипишь. -- Бля! -- выдохнул Лузгин, доставая трясущейся рукой сигареты и ощущая всем телом, как бешено колотится сердце. Больше он до самого Зашишевья никого не встретил. ***** К концу дороги Лузгин совершенно запарился и похудел минимум на килограмм. Можно было, конечно, по пути окунуться в три озера и две речки, но не терпелось поскорее добраться до места и выяснить, что за аномалия там приключилась. Большое и удивительно чистое Шишево, вдоль которого село лежало, и то Лузгина не соблазнило -- он наспех голову в воду окунул с мостков, да шею намочил. В это озеро не хотелось нырять. Отсюда слышно было: ой, нехорошо на берегу. Ничего слышно не было. В нормальном состоянии даже такое умирающее село, как Зашишевье, производило довольно много шума. Причем не городского, сливающегося в гул, а типично деревенского, состоящего из множества самостоятельных и информативных шумов. Вот лесопилка гудит, вот трактор везет с поля сено, а кто-то в город на грузовике двинул, а там баба матом кроет сволочь пьяную свою... Да и псина какая нет-нет, а гавкнет. Нынче село то ли вымерло, то ли затаилось. Лузгин на Зашишевье вышел с юга. Не удержался, срезал угол по лесным тропинкам. Половиной мозга понимая: ох, нарывается -- а другой твердо зная, что в жару никакое лесное чудовище на охоту не ходит, оно под корягой прячется и тяжело дышит. И действительно, никто его не загрыз и не испугал. То есть, вздумай Лузгин испугаться, он бы повод нашел, но после встречи со взмыленной собакой ему основательно полегчало. Вспомнил, как велики глаза у страха. И еще -- что местные народ сметливый, но малограмотный. Увидел кто-то мельком что-то. Принял его за черт знает, что. Обозвал непонятно как. И пошел на всю округу байки травить, знай ему наливай. Включается испорченный телефон -- кстати, здесь и настоящий-то телефон постоянно сбоит... "Кстати!". Лузгин, неловко извернувшись, сунул руку в боковой карман рюкзака и вытащил мобилу. Нет контакта с сетью. Последний сотовый ретранслятор стоял в городе. Да и зачем тут ретранслятор? В Зашишевье магазина-то нет уже десятый год. Спасибо, электричество есть. Итак, Лузгин пришел с юга, и теперь в село входил не с "парадного" края, а по узкой боковой улочке. И сразу же заметил, как прибавилось брошенных домов. Этот конец Зашишевья действительно вымер. Но дальше-то что? Будто желая поддержать Лузгина, вдалеке замычала корова. Он прибавил шаг, обогнул угол, и остановился, с облегчением переводя дух. В селе жили люди. Они даже занимались делом. Братья Яшины, непохожие близнецы, крепкие шестидесятилетние дядьки-пенсионеры, напряженно трудились. Старший, Витя-электрик, висел на высоком столбе, обхватив его "кошками", и ковырялся в телефонном коммутаторе. Младший, Юра-плотник, сидел у подножия столба, и пил водку, заедая ее копченой рыбой. Вите как раз захотелось добавить, но слезать, видимо, было лень -- он опустил вниз полевую сумку на длинном ремне, а Юра аккуратно вставил в нее стакан, накрыв его бутербродом с рыбой. -- Ну, братка! -- сказал Витя, откидываясь назад, чтобы удобнее было опрокинуть дозу -- насколько позволял страховочный пояс, обвивавший столб. -- Ну, братка! -- ответил Юра. Они дружно выпили, причем Юра как раз увидел Лузгина и сделал поверх стакана большие глаза. Витя у себя наверху закусывал. -- Слушай, Андрюха приехавши! -- сообщил Юра хрипло. -- Где? -- Витя принялся опасно вертеться на столбе. -- О! Андрюха! Етить твою! Приехавши! -- Не приехавши, а пришодце, -- поправил Лузгин. -- Здорово, отцы. -- Здорово! А чего, где машина-то? -- Маринке оставил. -- Присаживайся. Братка, ну его на хер, слезай давай. Слушай, а Маринка приедет? -- Не приедет, -- коротко ответил Лузгин, сбрасывая рюкзак. -- Во как... -- сказал Юра понимающе. -- Ну, выпей. Витя спустился вниз, звякая "кошками", подошел к Лузгину и сунул ему мозолистую руку. -- Опять вырос, -- оценил он. -- И куда вы растете! -- Да куда мне расти, тридцать лет уже. Все ты шутишь, дядь Вить. -- Ско-олько? -- Тридцать. -- Это сколько же мне тогда?! -- Слушай, ты посуду давай, -- напомнил Юра. -- На. -- Ну... Вот. Держи, Андрюха. С приездом. -- С приездом, -- согласился Лузгин, опасливо заглядывая в стакан и заранее передергиваясь. Этикетка на водочной бутылке внушала сомнение даже издали, а уж вблизи... И налили ему сто граммов верных. Здесь по-другому не умели наливать. Не понимали, зачем. И вправду зачем, смысла ведь никакого. Пить надо чтобы выпить. Водка оказалась мерзкая, да еще и теплая. Наверное поэтому она тут же, ударом, треснула в голову. Лузгин присел на траву и достал сигареты. -- Вы сейчас курите? -- спросил он. Близнецы лет пять назад на спор вместе бросили курить. Кто первый закурит, с того ящик. -- Не-а, -- мотнул головой Юра. -- Этот-то смолит втихаря, я подозреваю... -- Чего-о? -- Молчу. Слушай, Андрюха, ты рыбки попробуй. Отличная рыбка. Лузгин попробовал. Рыбу есть было можно, ее почти докоптили. -- Хорошая, -- кивнул он. -- Сами... настреляли? Прислоненную к забору двустволку Лузгин сразу заметил, просто не знал, как о ней спросить. Братья переглянулись. -- Слушай, а давай еще по одной, -- предложил Юра. -- Там и осталось-то всего ничего. -- Да мне же идти дом открывать. Мести, вытряхивать, мыть, воду таскать -- возни на три часа... Может, вечером? -- Вечером не до того будет, -- сказал Витя. -- Давай сейчас. Да чего ты смотришь на нее? Хорошее вино. Лузгин с трудом отвел взгляд от бутылки, закурил и кивнул. На этот раз ему перепало чуть меньше, и по голове стукнуло не так сильно. Подзатыльничек, не больше. -- Хорошее вино, -- повторил Витя. -- Эх... Ладно, полезу доделывать. Он зашагал к столбу. -- Что с телефоном? -- спросил Лузгин. -- А-а, с ним всегда чего-нибудь. Трещать начал. Плохо слышно. -- А вечером что намечается? Витя, уже закинувший одну ногу на столб и впившийся в дерево стальными когтями, оглянулся. -- Часиков в десять подходи на Кресты, -- сказал он. -- Поговорим. Там все будут, и ты приходи. -- С ружьем? -- А как же. Пули есть у тебя? -- Крупная дробь. Три ноля. Почти картечь. -- Ну, не знаю. Ты сначала тогда ко мне зайди, я тебе с пулями дам, у тебя же двенадцатый калибр? -- На кого охота-то? -- А х...й его знает, -- очень честным голосом ответил Витя, карабкаясь на столб. Лузгин в упор посмотрел на Юру. Тот сделал неопределенное движение носом. -- Слушай, ты откуда пешком-то? -- спросил он. -- С повертки. Филино обогнул -- водила посоветовал, который меня вез. -- Слышь, Витя? Ему водила посоветовавши Филино обойти. -- Какой еще водила? -- Который Андрюху до повертки везши. Вот гандоны ведь городские! -- Сучье, -- поддержал Витя, заново пристегиваясь страховкой к столбу. -- Андрюха, они тебе про собак бешеных не говоривши? -- Рассказывали. Мент на вокзале. Но этот, который вез меня... -- Вот гандоны рваные, етить твою! -- ...он сказал, что дело не в собаках. -- Ага! -- обрадовался Юра. -- Слушай, люди у них кусаются! Да?! Лузгин выставил перед собой ладони -- мол, за что купил, за то и продаю. -- А вообще, -- заметил Витя со столба, -- если в нашем городе долго прожить, и кусаться начнешь, и лаять. -- Хорошо, -- сказал Лузгин. -- А кто тогда кусается? -- Зверь, -- ответили ему. -- Зверь ходит. -- Э-э... Какой? -- Я же говорю -- х...й его знает. Следы вроде как у росомахи -- видел у росомахи следы? -- Не-а. -- Вот как у нее, но здоровенные. Он такой зверь. Медведь не медведь, волк не волк. Надо его, конечно, того. Лазает, гад, следит повсюду, собак ест, баб перепугал насмерть. Вчера Козлову собаку утащивши -- помнишь Козла-то? -- Ну. -- А помер Козел. Собака бегала-бегала, вчера гляжу -- пропавши. Точно зверь ее заевши, сука. Некому больше. -- Это не черная с рыжим, уши торчком, хвост кверху? -- спросил Лузгин. -- Небольшая. Облезлая, будто с лишая? Я под Филиным ее встретил. -- Не, у Козла белая. А то, вон, его кобелина, -- Витя со столба махнул рукой в сторону брата. -- Удрал, -- вздохнул Юра. -- Под Филиным, говоришь? М-да. Е...ться, наверное, побегши. Ничего, пое...тся -- вернется. -- Думаете, этот зверь пастухов загрыз? -- свернул ближе к теме Лузгин. -- Каких пастухов? -- дружно изумились близнецы. -- Ну, вроде бы погибли двое... -- начал Лузгин неуверенно. -- Слушай, это у Горелого Бора? -- перебил Юра. -- Ага? Нет, братка, ты понял?! Ё-мое! Совсем они там в городе ох...евши. Да кто же их загрыз? Они сами кого хошь загрызут. Ножами один другого зарезавши. Бабу вроде не поделивши. Тьфу! -- Хорошо, а женщина мертвая в районе Филино? -- Слушай, да она же не местная! -- воскликнул Юра так радостно, будто это все объясняло и сводило к минимуму ущерб. -- И... И что? -- Да ее из города вывезли и нарочно бросили! -- Не далеко везти-то? -- Слушай, мужик, да кто ж их поймет, городских? -- Ты представь, Андрюха, -- сказал Витя, запуская отвертку в коммутатор. -- Чего под Филиным в лесу может делать голая баба с маникюром и этим па... падикюром? Молодая. -- Молодая, -- повторил Юра, поднимая кверху палец. Опять же, будто молодость погибшей многое проясняла. -- А то, что погрызли ее -- ну, мало ли, кто погрыз. Лузгин громко рыгнул. Пахнуло сивухой. -- Извините, -- сказал он. -- Давайте подытожим. Значит, лазает зверь, дерет собак, оставляет следы, больше ничего. Но люди-то пропадают? Рыбаки, я слышал, исчезли. И потом, вроде бы прошлым летом приезжали сюда двое москвичей -- и тоже пропали. Их милиция искала. -- А-а, слушай, это которые зверя как раз ловивши! -- вспомнил Юра. -- Биологи, зоологи, хрен их поймет. -- Сами его и накликали сюда, -- добавил Витя со столба. -- Он еще в прошлом году тут был?! -- вконец ошалело спросил Лузгин. -- Не-а, в том году зверь к городу ближе ходил. Москвичи у нас покрутились чуток, поспрашивали, и дальше умотали. Серега Муромский их тогда за Горелый Бор отвезши -- и с концами. Ментовка потом искала, да без толку. А странные были оба. Пришибленные не пришибленные, а вот с прибабахом. Медленные. Я еще подумал -- как они зверей-то ловят, если медленные такие. -- Ладно, -- сказал Лузгин, поднимаясь на ноги. -- Пойду дом открывать. Вечером увидимся. -- Ты, Андрюха, погляди там у себя внимательно. Изба-то на отшибе, вот и погляди -- вдруг следы. -- Я смотрел -- нету, -- сказал Юра. -- А пускай он поглядит, глаза-то молодые. -- Только уже залитые малость, -- заметил Лузгин и снова рыгнул. ***** Село и вправду умирало. Проходя главной улицей, Лузгин повсюду встречал отчетливые знаки близкого конца. Конечно, Зашишевье еще держалось, ерепенилось, даже новый и довольно прибыльный бизнес освоило -- заготовку древесины -- но ему фатально не хватало молодых. Они покидали этот лесной угол еще в советское время, а когда настала эпоха больших возможностей, сорвались отсюда все разом. У них просто не было стимула оставаться. Чтобы жить, село должно обладать стратегически верным положением на карте. Зашишевье этим похвастаться не могло. Окажись оно хоть километров на десять ближе к городу, здесь сейчас была бы дачная зона, неплотно, но обстоятельно заселенная бегущими из шумного и грязного Подмосковья столичными жителями. А это уже приработок для аборигенов, рентабельный автобус и магазин хотя бы летом. Какое-никакое, а шевеление. Увы. Быть может, придет время, и Зашишевье поднимется. Но скорее всего, этого не случится. Потому что незачем. На Крестах -- единственном в селе перекрестке, украшенном кирпичным ящиком автобусной остановки и "рельсой" пожарного колокола, Лузгин встретил Ерему-рыбака. В прошлом знатный браконьер, а теперь просто мирный дедушка-алкоголик безуспешно пытался завести мотоцикл с коляской, весь такой же перекошенный, как еремина физиономия. По меркам прогрессивного человечества рыбак был просто в жопу пьян, по своим личным -- вполне ничего. -- О, Андрюха! -- обрадовался Ерема. -- Приехавши! Лузгин угостил его сигаретой. -- Привет вам, -- сказал он. -- От деда на "Запорожце". -- От какого деда? -- удивился Ерема. -- Дед меня подвозил на желтом "Запоре". Просил вам передать, что зимой приедет на мормышку удить. Ерема только головой помотал да рукой махнул. -- Да и ну его, -- сказал он. -- Слушай, что я у тебя спросить хотел... Во! А правда, Киркоров -- пидор? -- Дядя Ермолай, я же светской хроникой не занимаюсь, -- извиняющимся тоном ответил Лузгин. -- В основном про социалку пишу -- ну, типа, как народу херово живется. -- Правильные слова, Андрюха! -- воодушевился Ерема. -- Народу сейчас живется... -- он снова помотал головой и махнул рукой. -- Далеко собрались-то? -- участливо спросил Лузгин. -- А-а... -- Ерема изобразил ту же комбинацию жестов и широко улыбнулся. Глаза у него были пронзительно-голубые, приделай на молодое непропитое лицо -- и хоть сейчас в Голливуд. -- Ну, счастливого пути, -- сказал Лузгин. -- И тебе, Андрюха, того же! Из коляски мотоцикла торчала двустволка. ***** Дом Лузгина стоял у околицы, и в этом году его от ближайшей жилой избы отделяло уже не две заколоченных, а четыре. -- Как же ты там будешь, милок? -- спросила Лузгина повстречавшаяся на пути знакомая старушка. -- На самом краю, да еще один... Может, ко мне, а? У меня полдома свободно, живи -- не хочу. -- Ничего, справлюсь, -- улыбнулся Лузгин. На участке никаких следов не обнаружилось, разве что за баней -- там неоднократно выпивали и закусывали, но деликатно, без вандализма. Не у чужих же. Лузгин открыл дом, распахнул ставни и окна, затопил печь, вытащил на лужайку пару матрасов, половики, и начал выметать накопившуюся за два года пылищу, радуясь, что избушка у бабушки небольшая была. Потом натаскал воды, полы вымыл, половики выбил, по-быстрому искупался в озере, переоделся в чистое и принялся разгружать свой объемистый рюкзак. Сумку с ноутбуком небрежно бросил на диван. Расставил по кухонным шкафчикам припасы, которых должно было хватить на первую неделю -- а потом наверняка оказия в город случится, или можно вытащить из бани велосипед и до Филино доехать. Тамошних мужиков с ружьями он уже не боялся. Куда больше Лузгин теперь опасался водки, которая продавалась в филинском магазине -- он ведь ее уже сегодня попробовал. Нет, за водкой -- в город. Пока что литр есть... Лузгин с сомнением поглядел на бутылки. Выпитое так и не выветрилось из организма, напротив, оно там в каком-то пороговом состоянии присутствовало, не столько радуя душу, сколько подбивая добавить. Собрав волю в кулак, Лузгин бутылки спрятал и посмотрел на часы. Ого! Вечер уже. Полдесятого. Не мешало бы поужинать -- кто его знает, как оно дальше обернется. Тратить на перекус банку тушенки было жаль -- тушенке предстояло обрести консенсус с макаронами, явив миру сытное и вкусное горячее блюдо. Поэтому Лузгин сунул в карман пару вареных яиц, оставшихся с дороги, и краюху черного хлеба, завернул в бумажку немного соли. Прицепил на пояс нож, плотно набил кармашки патронташа, небрежно повесил его на плечо, взял ружье, вышел на крыльцо, присел и закурил. Безмолвие нахлынуло и потрясло. Тихий-тихий шелест листвы, почти неразличимый плеск воды у берега, и ни одного искусственного, человеческого звука. У Лузгина чуть слезы на глаза не навернулись. Еще два с лишним месяца покоя впереди. И никакого внутри ни смятения, ни зуда по поводу возможной в самом недалеком будущем встречи с неведомым зверем. Или не зверем. Или не встречи. Абсолютно все равно. Лузгин знал, куда едет, и зачем. Он искал тишины и гармонии. Он их нашел. ***** -- На, держи, -- Витя протянул Лузгину два патрона, снаряженных пулями. Лузгин их критически оглядел и сунул в карман. -- Ты заряди, -- сказал Витя. -- Успею, -- отмахнулся Лузгин. Не хотелось ему обижать Витю, объясняя, что патроны выглядят не лучшим образом. Для двустволки, конечно, сойдет -- пальнет, родимая, никуда не денется. А вот магазинное ружье с трудом переваривает картонные гильзы, набитые кустарным способом. Перекосит в магазинке такую гильзу запросто, и окажется у тебя вместо помповухи дубина. На утиной охоте перекос не трагедия, а вот против зверя... -- На дорожку? -- предложил Витя. Лузгин задумался. Витя заразительно подмигнул. -- А-а, черт с ней, давай! -- обреченно согласился Лузгин. Когда они подошли к Крестам, там уже топталось человек с дюжину. Все сплошь крепкие дядьки глубоко за пятьдесят, а то и старше. Верховодил, как обычно, Серега Муромский. -- На собаку возьмем! -- убеждал он. -- У всех собаки, какие остались, по дворам заперты, а мы одну за село выведем, и к околице -- на цепь. И сами вокруг. Придет как миленький. Ветер откуда дует? Оттуда. Вот там посадим. И сами тихонько. Он выйдет, а мы фонарями его ослепим и -- огонь. Секунду-другую он постоит ведь, ослепши -- разве не хватит? -- Чью собаку-то на живца? -- спросили его. -- Да хоть мою! -- твердо ответил Муромский. -- Ради дела не жалко. Во! Андрей! -- Здрасте, дядь Сереж, -- улыбнулся Лузгин. -- Здрасте все. Началось обстоятельное здоровкание со всеми присутствующими и риторические ответы на непременные риторические вопросы. Лузгина тут все знали еще во-от какого маленького. -- Ну че, акула пера, -- сказал Муромский. -- Что там слышно в столицах? Посадят когда-нибудь этого ворюгу Чубайса, мать его еб? -- Вряд ли, -- покачал головой Лузгин, делая умное лицо. -- У нас, конечно, не Америка -- фиг знает, кого завтра посадят. Но ведь попадаются деятели, которых не посадят никогда, верно? -- Он же все мои сбережения поп...здил, -- вздохнул Муромский. -- Сколько на книжке было, столько и унес. Обокрал с ног до головы. Рыжий еврейчик Чубайс. Тьфу! Серега на самом деле был мурманский, это местные его в "муромского" переделали, как им удобнее показалось. Вырос-то Серега здесь, и по зашишевским меркам высоко поднялся, мореходку окончил, карьеру завершил секондом на "торгаше". В общем, было там чего украсть Чубайсу. Теперь Муромский на исторической родине если не командовал, то определенно задавал тон. Их в селе набралось таких -- репатриантов с активной жизненной позицией -- человек пять. Но увы, даже общими усилиями поднять Зашишевье они не могли. Потрепыхались немного, увидели, что дело швах, с горя запили -- кто на годик, кто поменьше -- успокоились и пошли тоже, как нормальные люди, валить-пилить-вывозить лес. Лузгин стоял в толпе, почти не слушая разговора, ощущал, как усваивается водка, курил, и думал, что в общем-то Зашишевье выдержало удар судьбы. Могло бы просто рухнуть. Оно и пыталось. В годы перестройки тут разворовали, съели и распродали целый совхоз. Потом начали от тоски и пьянства вымирать -- на кладбище полно могил сорокалетних мужиков. Но к концу тысячелетия ситуация постепенно выровнялась. Село, будто живой организм, переболело, и теперь намеревалось достойно встретить старость. А там -- как сложится. "Только странного зверя им тут не хватало, -- подумал Лузгин. -- Зверь -- это совершенно лишнее. Уж лучше город, где люди бешеные кусаются. В городе доски на базу сдал, товаром затарился и был таков. Глядишь, покусать не успеют... Черт побери, я все же пьяный. Какие звери?! Какое бешенство?!". -- Андрюха, со мной будешь, -- сказал Витя, толкая Лузгина в бок. -- Рядом держись, ага? А то мало ли... Ты же волка с медведем кроме как в зоопарке не видавши, етить твою. Хотя ведь звали тебя, я помню. Сколько раз звали. А ты все "работать надо, работать надо"... А зверь это тебе не птички-уточки. Прибаутки-шуточки... -- Да ладно вам. Будто на тиранозавра собрались. -- Тиро... завра мы бы в болото заманили, -- авторитетно заявил Витя. -- Он здоровый, но тупой. А наш зверь ох не прост, сука. Лузгин словно проснулся. Тряхнул головой. Народное ополчение шло по улице гуртом, и он вместе с ним. -- Момент! -- сказал он Вите. Протолкался вперед, к Муромскому. И сделал то, что нужно было с самого начала, чтобы расставить точки. -- Вы же сообщили в город? -- спросил он. -- Ха! Ну, ты даешь. В том году еще. В охотинспекцию капнули. Хотели сначала ментам заявление написать, но те не приняли. Сказали когда зверь человека сожрет, тогда может быть следователя пришлют. Я, понятное дело, поспрашивал кого мог. Оказалось, есть уже в городе и погибшие, и следствие полным ходом, и ментовка вовсю за зверем гоняется. Он по окраинам шастал. А потом к нам зоологи приезжали... -- Про это я слышал. -- Про то, что они пропали -- тоже? -- Представьте себе. -- Интересные были ребята. Скромные, интеллигентные, но очень уж неразговорчивые. Я их и так, и этак -- ни в какую. Настоящие зоологи, мать их еб. Зоологи в штатском -- понял, да? Жили тут неделю, днем все больше отсыпались, ночами по лесу бродили. Потом сказали -- ушел зверь. Могли бы нас спросить, будто мы не знали. Он, понимаешь, когда от села далеко, сразу как-то легче дышится. Ну и, в общем, попросили меня господа секретные агенты отвезти их за Горелый Бор. Я что -- отвез, сколько дороги хватило. Они попрощались, в лес ушли. А через месяц являются менты, и за жабры меня! -- Деда, который их сюда подвозил, тоже допрашивали. Может знаете, он на желтом "Запоре" ездит. -- Слыхали, жаловался. Но с него взятки гладки, а на меня чуть убийство не повесили. Я уже, не поверишь, со свободой простился, и тут менты отстали. Может, узнали что-то. Тела, допустим, нашли. Такая херня, Андрей. Вот ты взял бы и написал про это. А? Чего молчишь? -- А что писать-то, дядь Сереж? -- искренне удивился Лузгин. -- Ну, как вы себе это представляете? "Антинародный режим скрывает от общественности таинственные события в провинции! Ужасный монстр терроризирует население!". Так, что ли? Факты нужны, факты. Хоть кто-то этого зверя видел? Они подошли к громадному дому Муромского. Откуда-то из недр густо заставленного хозяйственными постройками участка пару раз тявкнула мелкая собачонка. Ополчение закурило и развесило уши. -- Зверя не гарантирую, но следы мы тебе покажем, следы наверняка сегодня будут свежие, -- пообещал Муромский. -- Можешь их сфотографировать, если есть, чем. А нету -- я "мыльницу" дам. -- "Звериный оскал грабительской клики Чубайса!" -- выдал очередной заголовок Лузгин. -- "Эксклюзивные снимки: еврейские олигархи-живоглоты наследили на русской земле!". Слушайте, не будем форсировать события. Дайте мне осмотреться, хорошо? -- Толку от вас, журналистов... -- буркнул Муромский. -- Скажи честно, тебя-то хоть не купили гады? -- Да кому я нужен... -- отмахнулся Лузгин. -- Даже не предлагали. А потом, у них все равно столько денег нет. -- У них -- есть, -- убежденно сказал Муромский. -- Ну, ладно. Я сейчас. Он скрылся за домом и через пару минут вернулся с собакой на поводке. -- Пират, -- гордо представил Муромский небольшую остромордую лохматую псину с загнутыми кончиками ушей. -- Жалко, -- сказал Витя. Муромский утвердительно хмыкнул и пошел к околице. -- Фонари-то у всех? -- спросил он через плечо. -- А то могу дать. Андрей, у тебя где?.. Лузгин достал из кармана миниатюрный, в пол-ладони, плоский фонарик и, не дожидаясь ехидных реплик, сдвинул регулятор. На улице смеркалось, до полной темноты было еще далеко, но узкий луч шибанул вдоль улицы. -- Энерджайзер, -- сказал Лузгин. -- Маленький да удаленький. Светит отменно, правда батарейки жрет. -- Модный парень Андрюха, -- хмыкнул Витя. -- Всегда был пижон. Весь в отца. Эх, Димка, Димка, дружок мой, рано ты помер... Ополчение принялось вздыхать, Лузгин закусил губу. Отец его тоже, как и многие из местных, не пережил суровые девяностые. Сгорел. Андрей осиротел гораздо раньше, чем хотелось бы, частенько ощущал себя, будто ему в жизни чего-то очень важного недодали, и втайне осуждал знакомых, которые собачились с родителями. Полноценная, в три поколения, семья была по его мнению безусловным благом. Как так вышло, что собственный брак Лузгина оказался в фазе полураспада, Андрей сам до конца не понимал. И в Зашишевье его пригнала настоятельная потребность очистить душу, разобраться в себе, отрешившись от московской суматохи. Побыть наконец одному -- в надежде, что именно временного одиночества ему не хватало последние годы, и вскоре, отды