чала обрабатываем стаю. А вожак никуда отсюда не денется. Ты это... Страхуй. -- А я и вправду не красавец. -- О-о, шутки юмора? Повеселел, гляжу? Хорошо. -- Да, вроде отпустило... Ладно, гражданин начальник. Моя страхуй твоя страхуй! Получив инструкции, Зыков моментально потерял к вожаку интерес. Вышел на середину комнаты и картинно встал там, широко расставив ноги и закинув обрез на плечо. -- А девочка -- вещь, -- сказал он. -- Н-да? -- Котов убрал пистолет в плечевую кобуру, заложил руки за спину и прошелся вдоль шеренги тел, придирчиво их рассматривая. Возле "девочки" он остановился. -- А ведь правда, хороша. Жалость-то какая... "Девочке" исполнилось, наверное, чуть больше двадцати. Она не прятала голову под одежду, но лица ее все равно не было видно -- его окутала грива черных волос, длинных, вьющихся плотными кудрями. Потертые джинсы были спущены до колен, открывая серые ягодицы, казавшиеся совершенно искусственными, пластмассовыми. В грязных засохших потеках. Как вся стая час-другой назад отымела девчонку попой кверху, носом вниз, так и бросила ее. А у той даже штаны натянуть сил не хватило -- солнце поднялось из-за горизонта. -- Какая жалость, -- повторил Котов. -- Вот это жопа. Красотища. Эксклюзив. Хоть в кино снимай. -- Молодая еще, вот и красивая, -- подал голос Зыков. -- Не-ет, коллега. Ты посмотри, какая э-э... Линия бедра. И вообще какие ноги. Вот за это я их, гадов, отдельно ненавижу. -- За ноги? -- уточнил Зыков. -- За руки! -- неожиданно разъярился Котов. -- Да понял я, понял... -- Мне такая все равно никогда не даст, -- процедил Котов сквозь зубы. -- Но хоть кому-то. Может, хорошему человеку повезло бы. А теперь... Что? Ну что с нее толку? Она же смертница. Когда бы мы ее накрыли? В следующий раз? Через год? А если не мы -- во что она через несколько лет превратится? -- А допустим, она завтра проснулась бы и пошла к хорошему человеку... -- предположил Зыков. -- До следующего раза. -- Щас! Размечтался! В лучшем случае к другому упырю. Но уж точно не ко мне. И не к тебе. -- Абыдна, да, слюшай? -- Не то слово... -- Котов окинул взглядом "девочку" и раздраженно цыкнул зубом. -- Знаешь, Терминатор, давай не просто нажремся. Давай еще по бабам. А? -- Прямо с утра? -- А чего? -- Начальник, ты начинал бы, а? -- предложил Зыков. -- Хватит переживать. Клиенты вон заждались. Полшестого. В городе уже будильники звонят. -- Твоя правда. Извини. Люблю оттягивать этот момент. -- Я знаю, -- кивнул Зыков. -- Они сейчас такие... Ничего не могут. -- Это страхи наши, страхи подавленные, -- объяснил Котов, еще раз взглянул на "девочку", тяжело вздохнул и пошел к своим разложенным на нарах инструментам. Натянул хирургические перчатки. Бесцеремонно встряхнул крайнее тело и выдернул из-под него левую руку. Кисть оказалась того же цвета, что "девочкин" зад. Так же безжизненна и искусственна. И почти так же грязна. Зыков, покачиваясь с пятки на носок, буравил взглядом "девочку" и что-то соображал. Котов быстро и ловко снимал с руки отпечатки пальцев. Закончив, проставил на дактилокарте номер, и открыл свой ящичек. Внутри оказались большущие одноразовые шприцы и полиэтиленовые ампулы с чем-то черным. Котов распаковал шприц, присоединил толстую и длинную, сантиметров десять, иглу, проткнул ампулу, набрал черной жидкости. Оставил шприц в ящичке, влез на нары с ногами, и попробовал тело перевернуть. -- Держу, -- сказал Зыков сзади, подходя и направляя ствол телу в область почек. -- Не надо, отдыхай, -- разрешил Котов. -- Он никакой вообще. Они все никакие. У них завтра-послезавтра конец цикла. Ты что, не видишь, девка с голой жопой лежит и не парится? Один вожак еще пыхтит. -- Как ты это чувствуешь? -- изумился Зыков, отходя назад и оглядываясь на неподвижного вожака. -- Ненавижу гада, вот и чувствую... -- Котов с натугой опрокинул тело на спину. Как бревно. Уселся "клиенту" на грудь, с треском разодрал футболку, зашарил по ребрам. -- Тоже молодой парень, черт побери. Смену они себе выращивают, что ли, суки. Давай! Зыков протянул шприц. Котов прицелился, сказал "И-и-раз!", и на выдохе, нажимая всем корпусом, с отвратительным хрустом загнал иглу "клиенту" между ребер. -- Есть! -- Котов на секунду замер, а потом очень проворно соскочил с нар. -- Ага, пошло-поехало! Тело ожило, дернулось, всплеснуло руками, попыталось кувыркнуться обратно на живот. Не смогло и начало корчиться. Зыков и Котов синхронно полуотвернулись, один налево, другой направо, следя, не шевельнется ли на нарах еще кто. Тело билось в судорогах, подскакивало, махало руками, мотало головой. Лицо и кисти быстро темнели. На губах выступила пена. Грохнулся на пол стоптанный ботинок. Тело сделало "мостик", простояло в таком положении несколько мгновений и упало на нары мертвое, растянув в страшном оскале черные губы. -- Уффф... -- выдохнул Зыков. -- В анамнезе: колбасит, -- сообщил Котов внезапно севшим голосом. -- В эпикризе: плющит. Очень хорошо. Никто не реагирует, даже вожак. Можно спокойно работать. -- Как это быстро всегда, -- протянул завороженно Зыков. -- И до чего же противно! Сколько раз уже гляжу... -- Шестьдесят девять, -- сказал Котов, пинком отправляя под нары башмак покойника. -- Шестьдесят девять раз глядишь. -- А ты? -- Девяносто два. Скоро юбилей. И тоже до сих пор не привыкну. Ничего, брат. Зато я с каждым разом все лучше понимаю -- они уже не люди. Больше не люди. А значит, нечего их жалеть. -- А кто их жалеет? -- удивился Зыков. -- Я не жалею. -- И я. Ладно, следующий... Котов пошел к очередному телу, Зыков снова закинул обрез на плечо и опять уперся взглядом "девочке" промеж ягодиц. -- Слушай, Кот, -- спросил он. -- А ты когда-нибудь бабу в жопу е...л? Котов -- он накатывал краску на пальцы следующего "клиента" -- от изумления аж передернулся. -- То есть? -- Чего "то есть"? Я спрашиваю -- е...л? Котов посмотрел на Зыкова, потом на "девочку", потом опять на Зыкова. И очень сильно переменился в лице. Оно и так у него было не ахти какое, а теперь совсем осунулось. -- Мужик, окстись... -- пробормотал Котов. -- С ума сошел? Только не это. -- Да я ничего... -- невинным тоном сообщил Зыков. -- Просто интересно. -- Правда? -- Котов глядел на напарника весьма недоверчиво. -- А в чем дело-то? Ладно, Кот, не хочешь рассказывать -- не надо. -- Почему же не хочу... -- Котов все еще сверлил Зыкова подозрительным взглядом. -- Ну, допустим, бывало. И не раз. -- И как оно? -- Да понимаешь... -- Котов вернулся к своему занятию. -- Я, наверное, толком не раскусил это дело. У меня почти каждая подружка рано или поздно сама предлагала -- давай попробуем. Чисто из любопытства. Все же знают, что так можно, но не понимают, какой в этом кайф. Ну, и пробовали. Чтобы понять. -- И чего они потом говорили? -- Говорили, больно, но интересно. Второй раз почему-то не просили. Наверное, у меня женщины были под такой секс не заточенные. Я потом в газете прочитал, что для этого нервные окончания должны быть сдвинуты к прямой кишке. И уж тогда... -- А тебе как было? -- не унимался Зыков. -- Говорю же -- не раскусил. Мы еще всегда по пьяни это делали. А ты ведь знаешь, какой я по пьяни. Никакой. Вот, как наша клиентура сегодняшняя. -- Угу... -- Чего "угу"? -- Котов поднял глаза: Зыков опять таращился на "девочку". -- Робокоп, я тебя умоляю, -- действительно взмолился Котов. -- Не думай о ерунде. Лучше меня страхуй. -- Да чего тебя страховать-то... Сам говоришь -- нечего. -- Тогда просто стой и не дергайся! -- взорвался Котов. -- Ты что, совсем мальчик? Не знаешь, с кем дело имеешь?! -- Подумаешь... Не так уж это опасно. Вообще кто придумал, что случайные заражения бывают? -- А вдруг?! Если этот вирус, который ее перекосоебил, еще не выдохся?! -- Котов судорожно дернул рукой, чтобы посмотреть на часы. -- И потом... Потом... Да ты представь на секундочку, кого она жрет, и какая дрянь после этого у нее в крови плавает! Там самая ерундовая зараза -- сифилис! Ей-то до фени! А тебе п...ц! Стопроцентный! Жить надоело?! -- У меня есть три гандона, -- безмятежно сообщил Зыков. Котов от этого заявления потерял дар речи, и только отдувался. -- Ну Котик... -- ласково попросил Зыков. Видно было, что он для себя все уже решил. -- Ну что тебе стоит? Котов шумно выдохнул. -- Нет, я понимаю... -- пробормотал он. -- Я же образованный, я читал. Нассать врагу на голову, или, допустим, сожрать его печень... Или в жопу трахнуть. Даже мертвого, вот, как сейчас... -- Ничего она не мертвая! -- Это она не мертвая?! -- взвился Котов. -- Это она-то не мертвая?! -- Ну ладно, ладно... -- Зыков выставил в сторону Котова широченную ладонь. -- Физически практически мертвая. Теоретически. А юридически? -- Терминатор, ты мудак, -- сообщил Котов упавшим голосом. -- Ну, Котик... Котярушка... Что тебе, жалко, что ли? -- Ты в курсе, что так поступают дикари? А ты кто? Сержант Зыков, очнись! Ты что, папуас? -- Сам ты папуас! -- Нет, ты что, людоед? С какой-нибудь Новой Гвинеи, мать ее? Ты взрослый русский человек! Со средним специальным образованием! К тому же при исполнении служебных обязанностей... -- Друг называется... -- вздохнул Зыков. Котов склонил голову на бок, отчего стал еще больше похож на грифа-падальщика, и с тоской поглядел на приунывшего здоровяка. -- Друг, -- произнес он негромко. -- Конечно друг. -- И ни хрена не друг. Как оказывается... -- Зыков отвернулся и демонстративно потупился. -- Да делай ты что хочешь! Пожалуйста! Разрешаю! Вперед! И с песней! -- Пра-а-вда? -- спросил Зыков, немного поворачиваясь обратно, чтобы искоса недоверчиво глянуть на Котова. -- Да! Но учти, Терминатор... Если подхватишь от нее... гангрену -- подохнешь в одиночестве. Я к тебе в больницу ходить не буду! -- Заметано, -- легко согласился Зыков. -- А подцепишь ее вирус, -- использовал главный козырь Котов, -- я тебе собственноручно вкачу серебра! -- К следующему полнолунию сам напомню, -- сказал Зыков очень серьезно. -- И наблюдай за мной сколько угодно. Котик, не сердись. Я вот понял... Надо мне. Хочу. -- Дикарь и папуас, -- Котов нагнулся над саквояжем и одной рукой в нем шарил. -- Когда еще будет подходящий случай... -- оправдывался Зыков. -- Я же не потому, что она из этих... А потому что случай. -- Знаем мы вас, папуасов... Хм, что у нас тут... Мазь универсальная "Спасатель"... Нет, сомнительно. Ну, где же это... Ага! Левомеколь. На, держи. Он жирный, и резину не должен разъесть. -- Котярушка, ты настоящий друг! -- А то... -- Котов покачал головой и продолжил работу. -- Только быстро давай. -- Да я мигом! -- Зыков уже бросил обрез на нары и тянул с себя плащ. -- Это п...ц какой-то, -- сообщил Котов в пространство, рисуя номер на очередной карте. -- Совершенно верно, -- поддакнул Зыков, расстегивая штаны. -- Лучшие, можно сказать, люди нашего города... -- Котов зарядил шприц и перевернул "клиента". -- А-шо-же-худшие-што-ли... -- согласился Зыков сквозь зубы, грызя упаковку презерватива. -- Прямо у меня на глазах сходят с ума! -- Н-бз-этого... -- опять согласился Зыков. -- Ты учти, Робокоп. Еще одна подобная выходка, и конец. Я просто все брошу и эмигрирую. -- Как это?! Куда?! -- уже нормальным голосом возмутился Зыков. -- Просто! В Москву! И-и-раз! Снова раздался тошнотворный хруст. Котов спрыгнул с "клиента", того моментально начало корежить. -- Не уедешь ты в Москву, -- пробормотал Зыков, карабкаясь на "девочку". Нары издали стонущий звук. -- Кому ты там нужен? -- Ну, тогда в Питер. Говорят, там народ получше, чем в Москве, может, кому и пригожусь... -- предположил Котов наблюдая, как тело, принявшее дозу серебра, исполняет пляску смерти и на глазах чернеет. При этом он не забывал настороженно поглядывать в сторону вожака и руку держал под плащом. "Клиент" так яростно отбросил копыта, что с него слетели кроссовки. Котов запинал их в угол комнаты. -- Был ты беленький, а стал черненький... -- промурлыкал Котов. -- Все на борьбу с апартеидом. Зыков сосредоточенно ворочался на "девочке". Стройная фигурка скрылась под его тушей целиком. Нары скрипели, похрустывали и опасно шатались. -- Вот е! Да что ж такое?! -- Чего? -- вяло удивился Котов. -- Не лезет! -- возмущенно объяснил Зыков. -- Хм-м... Цитата... -- Чего? -- в свою очередь удивился Зыков. Он даже голову к напарнику повернул. С выпученными глазами. -- Ничего! Отрастил, понимаешь, агрегат -- вот и не лезет. С левомеколем попробуй, я зачем тебе дал... -- Забыл, -- пробормотал Зыков и продолжил беспорядочное ерзанье. Котов тяжело вздохнул, обошел Зыкова -- "девочка" лежала в ряду третьей, -- присел на край нар спиной к напарнику и принялся за следующее тело. -- Ага! -- провозгласил Зыков и приступил к возвратно-поступательным движениям. Нары зашатало всерьез. Котов вздохнул еще тяжелее. -- Терминатор, ты не можешь э-э... полегче как-нибудь? -- спросил он. -- А в чем дело? -- пропыхтел Зыков. -- Трясет очень, вот в чем. -- Я постараюсь... -- серьезно пообещал Зыков. -- Буду тебе глубоко признателен. Некоторое время прошло в относительной тишине, нарушаемой только скрипом нар, запаленным дыханием Зыкова и неразборчивыми проклятьями, которыми Котов сопровождал попытки снять отпечатки пальцев с "клиента". Укол пришлось делать при такой серьезной качке, что Котов почти уже отказался от этой затеи -- велик был риск промазать мимо сердца, -- но тут Зыков решил то ли перевести дух, то ли осмыслить впечатления. Котов быстро вогнал иглу, надавил поршень, сполз с обработанного тела, оступился и упал на колени в пыль. Зыков кряхтел и постанывал. Котов отряхивал брюки и тихо матерился. Когда он уселся между следующим "клиентом" и вожаком, нары уже не шатало -- бросало. Котов, пытаясь хоть как-то унять их эволюции, крепко уперся ногами в пол. -- Ну, как? -- спросил он, не оборачиваясь. -- А-а-а-а? -- выдохнул Зыков. -- Я спрашиваю -- как ощущения? Зае...сь? -- А-а-а-ага... -- Ну-ну. Будем надеяться, что она не проснется. Я бы проснулся на ее месте. -- А-а-а-а? -- Давай, шевелись. Некрофил. Зыков шевелился. Котов пытался работать. Потом он не выдержал. Пробормотав "Нет, это нереально...", Котов отпустил дактилоскопируемую костлявую руку, ставшую уже из белой черной, с тоской посмотрел на свою перчатку, измазанную краской ничуть не меньше, и потянулся за сигаретами. -- Ты долго там еще? -- спросил он раздраженно. -- У-у-у... А-а-а... -- Тьфу! Вот угораздило... Наконец Зыков издал глухой утробный рык, несколько раз по инерции дернулся взад-вперед, и затих. -- Слава тебе, Господи! -- провозгласил Котов, выплевывая сигарету и возвращаясь к прерванному занятию. -- Я уж думал, этот кошмар никогда не кончится. -- Вот... это... да! -- сообщил Зыков. Чавкнуло -- повис на стене презерватив. Прошуршало и чмокнуло -- отлип и упал на пол. -- Отношения с клиентурой прояснились? -- небрежно поинтересовался Котов. -- Забрезжил свет в конце тоннеля бытия? -- Ы-ы-ы... Э-э... Эй! Кот! Кличку напарника Зыков не выкрикнул -- вышипел. А Котов, уже почуявший опасность, сидел очень прямо и смотрел в глаза, взгляд которых никому из живых не дано поймать дважды. Вожаку было очень плохо. Сев напротив Котова, он строил ужасные гримасы костлявым серым лицом. Коренные зубы у него давно вывалились, зато в черной дыре приоткрытого рта желтели острые длинные клыки. Руки вожака судорожно комкали грязную телогрейку, которой он до этого был укрыт. У рядовых членов стаи руки были другие. А в этих уже не осталось ничего людского. Не руки -- грабли. И зубы еще, зубы... Прямо как у собаки. -- Что, дружок, хреново? -- участливо спросил Котов. До жути спокойно. Нечеловечески. Вожак не то вздохнул, не то всхлипнул. -- А ты приляг, -- посоветовал Котов. -- Приляг, накрой лицо, тебе сразу же станет легче... Придерживая одной рукой штаны, сзади к Котову медленно, очень медленно приближался Зыков. Лицо у него было еще серее, чем у вожака. Впрочем, в молочном свете фонаря тут все плохо выглядели. Зыков не взял обрез. Не потому что растерялся, а просто вожак сидел к Котову слишком близко, и брызги его крови могли попасть человеку на лицо. Риск весьма умеренный, но риск. Случись такое, Котов бы потом долго и обидно ругался. -- Ничего страшного, ты просто заболел, -- ворковал Котов. -- Это не опасно, у тебя уже все прошло, но ты сейчас очень слабенький, тебе нужно спать. Как можно больше спать... Вожака ломало. Он с хриплым посвистом втягивал в себя воздух и по-прежнему строил рожи. Зыков кое-как застегнул штаны и подошел вплотную. Пригляделся к вожаку повнимательнее и окончательно спал с лица. -- Спать, и видеть прекрасные сны... -- мурлыкал Котов. -- Не удивляйся тому, что вокруг, это м-м... карантин. Ты не один здесь. Еще сутки-двое, и тебя отвезут домой. Просто сейчас нужно отдохнуть. Ложись скорее, мой хороший. И ничего не бойся. Все уже позади. И мы тебя не оставим. Пока ты будешь спать, мы будем рядом, мы позаботимся о тебе... По идее, больше всего на свете вожак сейчас хотел именно спать. Но не с такими сиделками под боком. В иных обстоятельствах он бы вообще, наверное, удрал. Проломил бы хлипкую стену, выскочил в коридор и задал стрекача. Увы, сейчас за стеной занимался день. Серый и паскудный, но все равно день. А перед вожаком было двое врагов, твердо убежденных, что не боятся его. Придавленный невидимым солнцем, вожак плохо видел, чувствовал, двигался, соображал. И поэтому был смертельно напуган. Его загнали в угол, и он не мог понять, что страшнее -- утро за стеной или двое убийц здесь, в комнате. -- Ладно, больной, хватит! -- повысил голос Котов. -- Ну-ка, ложитесь. Я кому сказал! -- он протянул руку и толкнул вожака в плечо. Тот чуть пошатнулся. -- Ты ляжешь, сука, или нет?! -- взревел Зыков. Против ожидания, вожак на Зыкова не отреагировал вовсе, и продолжал стеклянным взглядом пялиться Котову в глаза. -- Тебе что сказано, пидарас сраный?! -- орал, надсаживая глотку, Зыков. Вожак смотрел на Котова. Тот на вожака. Сеанс двустороннего гипноза. Зыков откашлялся. -- Ни х...я на понимает, -- просипел он. -- И что теперь? -- Товарищи, наша разминка окончена, -- голосом радиодиктора произнес Котов. -- Переходим к сексуальным извращениям. Где берданка, Робокоп? -- Ох, забрызгает тебя... -- Я плащом закроюсь и назад упаду. Тащи свой бластер. И в душу ему на счет "три". Чего стоишь? Последние мозги прое...л? -- Да ладно тебе... -- начал было Зыков. В этот момент вожак, собравшийся, видимо, с силами и переборовший страх, перешел в наступление. Выронив телогрейку, одну когтистую граблю он выбросил в сторону Котова, а второй махнул, пытаясь зацепить Зыкова. Котов дернулся было, но вожак достал его и ухватил за лацкан. Котов рванулся назад и попытался вскочить на ноги. Ветхая ткань плаща затрещала и "поехала". Несмотря на свои габариты, двигаться Зыков умел стремительно и с неким тяжеловесным изяществом. Сначала он вобрал живот, отчего когти вожака прошли мимо. А потом мощным рубящим ударом врезал сверху вниз по запястью руки, вцепившейся в одежду Котова. Раздался короткий треск. Освобожденный от захвата и лацкана заодно, Котов упал на спину. Зыков взвыл от боли. Вожак раздраженно зашипел и развернулся к нему лицом. За что моментально огреб ногой по зубам и опрокинулся на нары. К несчастью, удар, после которого нормальный человек оказывается в глубоком ауте, вожака только раззадорил. Или разбудил. Сделав на нарах кувырок и ударившись о стену, вожак от нее пружинисто оттолкнулся и прыгнул к Зыкову. Котов уже встал на четвереньки, и прямо из такого положения тоже прыгнул, совсем в другую сторону. Он схватил лежащий рядом с неподвижной "девочкой" обрез и развернулся, чтобы бросить его Зыкову. Развернулся и обомлел. Вожак, скаля клыки, сидел на краю нар, обеими руками вцепившись в громадную волосатую лапу, которой Зыков ухватил его за тощую длинную шею. Свободным кулаком Зыков методично бил вожака в переносицу. Каждый удар сопровождался коротким взревыванием Зыкова, которому, видимо, было очень больно колотить по твердому. И тяжким оханьем вожака, у которого, наверное, сдвигались все сильнее остатки мозгов. Вожак был в панике. Вместо того, чтобы полосовать руку Зыкова когтями, он пытался сдернуть ее со своей шеи. -- Кот! Кот! Кот!!! -- звал Зыков. -- Ох! Ох! Ох! -- жаловался вожак. Котов швырнул ружье назад, выхватил пистолет и метнулся к единоборствующей парочке. Сгреб телогрейку, накинул ее вожаку на голову, упер ствол в область темени и нажал спуск. Даже на фоне уже имеющегося концерта, в замкнутом пространстве комнаты выстрел прозвучал оглушительно. Вожак резко дернулся назад. И заорал Зыков, да так, что уши у Котова заложило совсем. -- Су-у-у-ка-а!!! Ру-у-у-ку!!! Присмиревший вожак медленно и неуверенно тянул с простреленной башки телогрейку. Зыков, задрав лицо к потолку, рычал и выл. Его левая рука безвольно повисла, заметно вывернутая в плече. -- Уход! -- скомандовал Котов до того громко, что сам расслышал. -- Зыков! Уход! -- Слома-а-ал!!! -- Да ни хера не сломал, вывихнул! -- А-а-а! Гр-р-р... -- Зыков схватился правой рукой за левое предплечье и, видимо, сделал еще больнее, потому что выкрикнул лишь одно слово: -- Убью!!! Вожак обнажил голову и теперь с крайне задумчивым видом ощупывал свою макушку. Зыков сунулся было врезать ему ногой еще раз, так сказать, в знак благодарности, но Котов ухватил напарника за воротник. -- Атас! -- рявкнул он Зыкову прямо в ухо. -- А-а?! Глаза у Зыкова оказались похлеще, чем вожаковы стекляшки. Тут были прямо фары от КАМАЗа. Конечно, если фары отмыть. Котов застегнул на Зыкове засаленный неопределенного цвета пиджак, не без труда отнял у напарника пострадавшую руку и быстро, но осторожно уложил ее за борт. -- Это "мастер"! Не видишь?! Уходим! Зыков обернулся к вожаку. Тот вставал. С явным намерением продолжить драку. И вставал довольно быстро. -- Блллядь! -- выдохнул Зыков, отступая и озираясь в поисках оружия. Котов несколько раз выстрелил, почти не целясь. Сначала пули толкали вожака в грудь, заставляя всего лишь приостанавливаться, но последняя угодила прямо в глаз и вынесла его напрочь -- аж с тыльной стороны черепа брызнуло. Вожак кувыркнулся назад, карикатурно дрыгнув в воздухе ногами, и крепко треснулся затылком. Но тут же сделал попытку вскочить. Зыков подхватил свой обрез и с одной руки саданул по вожаку картечью, снова припечатав того к полу. Расстреливаемый, уразумев, что подняться ему не дадут, встал на четыре лапы, и снова двинулся в атаку. Картечь Зыков рубил из технической серебряной проволоки, "рядовой" член стаи от нее закрутился бы винтом, как обезглавленная гадюка. А вожак только зашипел, будто угодил в крапиву. -- Уход! Уход! -- орал Котов. Он был уже у двери. -- Зыков, бегом! Зыков перехватил обрез за цевье, рванул, досылая новый патрон, снова подбросил оружие и ловко поймал его за рукоятку. Долю секунды помедлил, раздумывая, не стрельнуть ли еще, но все-таки внял голосу разума -- или начальника -- и мимо Котова метнулся в коридор. Котов стрелял по вожаку. Взяв пистолет двумя руками, считая патроны и выбирая на теле монстра больные места. От пороховой гари в комнате уже было не продохнуть. А вожак, содрогаясь при каждом попадании, тем не менее, упорно полз вперед. Он был страшно изуродован, но по-прежнему опасен. На выходе из барака смачно бубухнуло -- отступающий Зыков прошиб собой дверь. Котов на прощанье влепил пулю вожаку в переносицу и бросился наутек. Снесенная с петель дверь валялась на земле. Котов об нее запнулся и спикировал в глубокую коричневую лужу. Приложился он так, что относительно чистым остался разве пистолет. Поджидавший напарника Зыков, увидев, что тот более или менее жив, повернулся и резво припустил вверх по косогору, оскальзываясь на мокрой траве и размахивая обрезом, дабы удержать равновесие. Котов, матерясь, вскочил на ноги, уронил пистолет в карман плаща и рванул следом. Далеко позади рычало, скулило и лезло на стену в припадке бессильной злобы то, что осталось от вожака. На подъеме Котов поскользнулся, упал, и, решив попусту не вставать, поскакал вверх на четвереньках. Через несколько секунд он обогнал Зыкова и упрыгал вперед. -- Машину отпирай... -- пропыхтел Зыков ему в спину. -- Скорее! У меня шок проходит... Кажется... Потрепанная котовская "Волга", по документам серая, а на самом деле бурая от ржавчины и грязи, сливалась с придорожными кустами заподлицо. Котов секунду провозился с ключами, распахнул дверцу, швырнул на сиденье пистолет, с отвращением стряхнул на землю изгвазданный плащ и полез в машину. Поднял фиксатор задней двери, выбрался наружу и прыгнул к багажнику. -- Давай на заднее! -- крикнул он Зыкову. В багажнике под кучей разнообразного хлама обнаружился еще один саквояж. Котов достал запасную аптечку и поспешил на помощь Зыкову, который уже открыл себе дверь и теперь неловко лез на заднее сиденье. -- Сейчас уколемся быстренько, и все будет хорошо... Давай, Терминатор, уколемся. Пару кубов анальгинчика, будешь как огурчик. Ну-ка! Во-от. Слушай, я не умею вправлять серьезные вывихи. Пусть рука так лежит. Ага? Десять минут до больницы, не больше, гарантирую... -- Да не суетись ты, -- буркнул сквозь зубы Зыков. -- Все нормально. Бывало и хуже. Ты молодец, Кот. Спасибо. Смотрел он не на Котова, а в сторону кустов, за которыми скрылся барак. И в уцелевшей руке крепко сжимал обрез. -- Нет канистры, представляешь? Канистры нет! Кр-р-ретин! -- простонал Котов. -- В гараже оставил, ур-р-род! Подпалить бы сейчас! Это же "мастер" -- видел, зубы какие?! -- его надо огнем... Плеснуть бензинчику, запалить барак к едрене матери... -- И хорошо, что нет канистры, -- сказал Зыков. -- У-у, да ты уже, брат, заговариваешься. Сейчас поедем, сейчас, я только плащ свой подберу, может, хоть на тряпки сгодится... -- Девочку жалко, -- объяснил Зыков. -- Ты бы и ее спалил. Тебе волю дай, ты кого угодно спалишь. А девочку жалко. Котов этой реплики толком не расслышал, потому что уже возился в багажнике. -- Чего? -- спросил он, возникая на переднем сиденье. -- Ничего... -- Все, мы едем! -- Котов вытащил из-под себя пистолет, критически его оглядел, сунул за пазуху и занялся машиной. Заскрипели педали, отчетливо хрустнуло в коробке передач. -- Она нас однажды угробит... -- с философским безразличием заметил Зыков. -- Ты про работу? -- Котов воткнул ключ в замок и, невольно затаив дыхание, повернул. Из-под капота раздался отвратительный скрежет. Раздался, и стих. -- Про машину. -- Какой хозяин, такая и машина, -- преувеличенно бодро сообщил Котов, поворачивая ключ снова. "Волга" вся содрогнулась, будто от подступившей тошноты. Котов тихонько ругнулся. С третьего раза -- прямо как в анекдоте -- машина завелась. -- Береги руку! -- сказал Котов. -- Не очень больно сейчас? -- Берегись автомобиля! -- хмуро ответил Зыков. -- Совсем не больно. Подумал и добавил: -- Потом наверное будет. Котов довольно плавно тронул свой рыдван с места и начал петлять, объезжая колдобины. Он преодолел метров двести, когда из переулка выкатился ему наперерез длинный черный "БМВ". Котов дал по тормозам, стертые до металла колодки отозвались хриплым гулом. Зыков тяжело охнул. Одной рукой Котов крутил ручку, опуская стекло, другой безуспешно пытался воткнуть передачу заднего хода. Дверь "БМВ" распахнулась, и на улицу не спеша, с достоинством, шагнуло нечто, имеющее внешность человека. -- По самые яйца, -- вяло сказал Зыков, кладя на плечо Котову цевье обреза. -- Вляпались. -- Не спеши, -- прошипел Котов, терзая коробку передач. -- Не спеши... Существо размеренным шагом приближалось. Одетое в безукоризненно отглаженный черный костюм, выглядело оно на разбитой дороге, ведущей в промзону, совершенно неуместно. Что-то на уровне инопланетянина. Или, допустим, Президента США. -- Не могу... Заело... -- сдавленно пробормотал Котов. -- Ну ладно... -- он воткнул первую и легонько газанул, не отпуская сцепления. И вытащил пистолет. Существо подошло к "Волге" со стороны водительской двери и нагнулось, заглядывая Котову в лицо. А вот в смотрящие прямо на него стволы оно глядеть и не пробовало. Угроза оружием его просто не волновала. "Расслабьтесь, вы мне не нужны, -- подумало существо. -- Мне нужен тот, которого вы нашли сегодня ночью. Вы же нашли его, верно?". -- Я с-сейчас т-тебе п-прямо в р-рожу с-с-блюю... -- еле выдавил предупреждение Котов. -- А я стрельну, -- очень уверенно заявил Зыков. Ему было легко целиться одной рукой -- он по-прежнему использовал плечо напарника как упор. Нимало не заботясь тем, что от первого же выстрела у Котова накроется барабанная перепонка. "Вы нашли его, -- подумало существо. -- Но не справились. Он совсем рядом. Где?" -- Н-не н-надо т-так, -- давился словами Котов. -- Я-а п-понял. Я-а с-скажу. Н-не д-дави. Д-давай с-сотрудни... чать. "Есть направление, я чувствую его, -- подумало существо. -- Это в таком длинном заброшенном доме. Теперь я знаю, где. Но вы очень сильно все усложнили. Вы разбудили его, запугали, довели до истерики. Плохо". -- Слушай, Кот, чего мы усложнили? -- возмутился Зыков. -- Да пошел ты на х...й, ты... Сам попробовал бы! "Теперь нам придется очень трудно. Это из-за вас. Я буду жаловаться", -- подумало существо. -- Чего-о?! Жаловаться?! Ах ты... Козел нерусский! Да пошел ты!.. Да я тебя... Ща так отрихтую, мама не узнает! Ща как схлопочешь прям в е...ало из двенадцатого калибра! -- в искреннем возмущении орал Зыков. Котов молчал, только головой тряс. И пистолетом. "Мама?.. Да, мама не узнает, -- подумало существо, обращая взор к Зыкову. -- Я помню, что такое мама". Зыковская ругань умолкла по затухающей, будто разъяренного громилу за шнур из розетки выдернули. Котов у себя на переднем сиденье вроде бы начал дышать. -- Извините, спасибо, до свидания... -- пробормотал Зыков очень тихо и скромно, убирая ствол. "Уезжайте немедленно", -- подумало существо, распрямилось и величественной походкой удалилось к своему "БМВ". -- Кот, а Кот? -- позвал осторожно Зыков. -- Ты живой? -- Вроде, -- без особой уверенности ответил Котов. Он спрятал пистолет и теперь утирал лицо грязным рукавом. "БМВ" развернулся и проехал мимо. Котов проводил его безумным взглядом. -- Трое, -- сказал он. -- Трое их там. Ужас... -- Откуда ты знаешь? Стекла тонированные. -- Знаю, и все, -- отрезал Котов. Педали под его ногами издали протяжный скрип, "Волга" дернулась, затарахтела и покатилась вперед. -- Он тебя почти и не коснулся, -- сказал Котов нарочито громко, чтобы перекрыть голосом фырканье и пуканье глушителя. -- А вот меня... -- Жуткий тип, -- согласился Зыков. -- Кто это, а? Тоже "мастер"? Тогда почему днем?.. Как же он днем-то, Кот? -- Я не знаю, кто это. Ужас, летящий на крыльях ночи. Хозяин жизней. -- Хозяин жизни, -- поправил Зыков. -- Не-ет, Терминатор, я не оговорился. Именно жизней. Вот, наших с тобой, например. -- Тьфу! Водки хочется, -- пожаловался Зыков. -- Слышь, Кот, я понимаю, тебе хреново пришлось, но ты не мог бы побыстрее, а? -- Ничего ты не понимаешь. Мне не хреново пришлось. Он меня убил вообще. Ох, уеду я, уеду... -- Туда, откуда... эти? В Москву? Брось. Слушай, правда, давай, газуй. Плечо на глазах пухнет. -- Держись там за что-нибудь, -- сказал Котов. -- Нет, ну какого же хрена?! Ведь напрасно все, напрасно... И зачем мы это делаем?! Котов длинно выматерился и утопил педаль в пол. На заднем сиденье Зыкова принялось болтать, он бросил обрез и растопырил здоровые конечности во все стороны. -- "Дворники" опять едва шевелятся, -- буркнул Котов. -- Пусть моросит, вот только бы не дождь. И пошел дождь. ГЛАВА 2. Всю ночь Мишу одолевали кошмары. Раз за разом он пытался убежать на ватных ногах от каких-то неясных зловещих теней, которые, естественно, настигали его и принимались душить. Миша в ужасе просыпался, но оказывалось, что он лишь перепрыгнул из одного сна в другой, где все повторялось. Непослушное тело, обычно сильное и проворное ночью -- о да, там, во сне была ночь, -- отказывалось повиноваться, руки преследователей сжимались на Мишином горле... И так до бесконечности. Закончилось все тем, что Миша, катаясь по постели в тщетной попытке вырваться из лап кошмара, навалился на Катю и почти разбудил ее. А Катя просто как следует двинула Мишу локтем под ребро. Отвернулась лицом к стене и засопела носом. Миша лежал, мучительно хрипя пересохшим горлом, держась за ушибленный бок и стараясь не глядеть в сторону окна. Там занимался рассвет. Все было естественно и понятно -- Миша забыл с вечера задернуть шторы. Точнее не забыл, а просто вытеснил из памяти эту необходимость. С каждым новым циклом ему все меньше хотелось прятаться от солнца. Чем больше это было нужно, чем сильнее день обжигал сердце -- тем меньше хотелось. Но сейчас придется встать и зашторить в доме все окна. Иначе проснется Катя, и тогда держись. Настоящая Катя никогда не закатывает сцен. Она любит своего Мишу и скорее умрет, чем допустит ссору в доме. А вот эта, другая, измененная, которая сейчас так уютно спит... Зубами к стенке. Двигаясь рывками, как марионетка, Миша сел на кровати и зябко обхватил себя руками за плечи. Тело слушалось хуже, чем во сне. Там оно было просто как желе, а в реальности будто состояло из отдельных плохо сопряженных частей. На тупых корявых шарнирах. Примерно через пятнадцать часов это тело будет -- вещь, -- но что толку? Какой во всем смысл, если другое тело, сейчас мирно лежащее рядом, красивое и гладкое, любимое, вдруг -- каждый раз это словно плевок в глаза, -- проснется с душой озлобленной неудачницы? А может, ну их, эти шторы? Нет. Будет очень больно, и вскоре случится одно из двух. Либо инстинкт самосохранения погонит Мишу драпировать окно. Либо поднимется Катя, сделает это сама, а потом обругает мужа последними словами. А то еще и ударит. Она пока что не пыталась это делать, но в прошлый раз было заметно -- готова. Когда Миша вставал, ему показалось, что у него скрипят все суставы. Шаркающей походкой он дополз до окна спальни, задернул наглухо толстые гардины и тяжело вздохнул. Предстояло еще топать в мастерскую и на кухню. И там делать то же самое одревеневшими руками. Зато потом, на кухне, можно будет выпить стакан воды. Многократно удушенное врагами горло невыносимо саднило. От воды Мишу чуть не вырвало. Он присел на край табурета, закурил -- сигарета дважды выпадала из пальцев, -- и совсем расстроился. Сколько ночей на этот раз? В позапрошлый было две, а в прошлый уже три. Выдержит он три ночи? А если их окажется четыре?! Если бы Миша сейчас мог заплакать, он бы этому утешительному занятию предался. А так -- глотал безвкусный дым и переживал. Три ночи... Или четыре? Да даже три ночи рядом с этим ужасом, этим чудовищем, безжалостно пожравшим его возлюбленную -- невыносимо. Просто невыносимо. И никакого выхода. Никакого выбора. Ни-ка-ко-го. -- Сука... -- прошептал Миша. Для затравки, попробовать, сможет ли он это произнести в адрес любимой женщины. А когда вышло, повторил уже уверенно, почти в полный голос: -- Су-у-ка... Тридцать лет всего, а жизнь кончена. Потому что без Кати -- разве это будет жизнь? Это что-то такое будет, о чем и подумать страшно. Работать-то он точно не сможет. А если все же подумать? Миша честно постарался охватить умом тоскливую перспективу, но не смог. К тому же ему пришло в голову, что Катя без него влипнет в какую-нибудь жуткую историю. Нет, не выйдет ничего. -- Сука... -- вздохнул Миша. Швырнул сигарету в набитую грязной посудой раковину. Кряхтя, поднялся, и с выражением полнейшей обреченности на лице пошел спать дальше. Примерно еще пятнадцать часов. ***** В кромешной тьме Катя стояла перед зеркалом и "рисовала" глаза. Миша сидел в мастерской и тупо разглядывал последнюю работу -- портрет депутата городской Думы. Сутки назад и при дневном освещении депутатская рожа Мишу никак не трогала, а вот сейчас его подташнивало. Сама-то картина чисто технически была ничего -- крепкий средний уровень, не придерешься. Но в каждом мазке сквозило подсознательное отвращение художника к жертве... Почему к жертве? -- Ты чего там притих? -- спросила Катя. -- На урода своего любуешься? -- Это не урод, а тысяча долларов, -- хмуро возразил Миша. -- О чем и речь. Когда ты перестанешь на него пялиться и начнешь работать? Тебе осталось-то всего ничего. -- Он мне не нравится, -- сказал Миша. Почти агрессивно сказал. Непонятно было, в чей адрес -- депутата, его портрета, или вообще собственной жены. -- Знаешь, Михаил... Я тебе, вроде, работать не мешаю. Я все делаю для того, чтобы тебе было в этом доме удобно. Да? -- Ну... -- признал Миша, догадываясь, чего ждать дальше. -- Так вот! -- в голосе Кати лязгнул металл. -- Тебе не кажется, что должен быть хоть какой-то ответ с твоей стороны? -- У тебя косметика заканчивается? -- поинтересовался Миша осторожно. -- Не в этом дело, Михаил. Не в этом дело. -- Понимаю... -- вздохнул Миша. -- Да ничего ты не понимаешь. -- Куда уж мне... -- Тебе нужно всего-навсего быстро намалевать этого урода. Потом его жену. Потом дочь. Потом любовницу. Неужели трудно, Михаил, раз в месяц... -- Схалтурить, -- подсказал Миша. -- Во всех отношениях. Да, трудно. Раньше было не трудно, а теперь -- надоело. Я вообще-то художник. -- Художник, который не знает теории живописи? Хм. -- Знаю! -- Хорошо, -- подозрительно легко согласилась Катя. -- Значит, халтурить ты у нас больше не можешь. Угу. Но что тебе мешает рисовать их так, как ты считаешь нужным? -- Если я начну работать с этой шушерой в полную силу, -- горько сказал Миша, -- через месяц у нас не останется ни единого заказчика. И не будет уже никогда. Они просто разбегутся. -- Ха! А сейчас ты чего добиваешься? Того же самого. Ты не работаешь вообще, и они точно так же разбегаются. -- Да закончу я этого урода, закончу на следующей неделе! -- Ну-ну... Посмотрим. И угораздило же меня связаться с рохлей... -- Ты готова, или нет?! За каким дьяволом мазаться, если тебя все равно никто не увидит... -- Уви-и-дит, -- промурлыкала Катя. -- Кое-кто непременно увидит. А ты заткнись. Не понимаешь, что нужно женщине, вот и заткнись. -- Извини, -- вздохнул Миша. -- Но... Ты не могла бы чуточку поторопиться, а? -- Куда спешить? Ночь дли-и-и-нная... Краси-и-и-вая... Вкус-с-с-ная... До чего же я люблю ночь! -- Это, конечно, замечательно, вот только у меня уже крыша едет, -- пожаловался Миша. -- С чего бы это? -- поинтересовалась Катя. -- Голодный, вот с чего, -- признался Миша сквозь зубы. -- Как-то очень быстро все на этот раз. Ощущение, будто каждого таракана в доме слышу... -- А ты скушай тараканчика, мой хороший, скушай... -- Катенька! -- взмолился Миша. -- Мне действительно плохо. Честное слово. Очень плохо. Давай уже пойдем? А то... -- А то что? -- Ничего, -- отрезал Миша. Его рвало на улицу. Буквально