нно шло. -- Знаешь... Извини, но я здорово устал. Мне бы присесть. Лена посмотрела на него и сказала: -- Да, я вижу. Бедный Женя, тебе было плохо без меня. Ничего, теперь все станет очень хорошо. Гораздо лучше, чем раньше. Поверь. -- Верю, -- согласился Котов. Ему уже стало лучше. В подъезде Лена подтолкнула его, чтобы шел вперед. Котов удивленно оглянулся -- она раньше так никогда не делала -- и чуть не споткнулся от изумления. В свете тусклой лампочки он увидел еще одну другую Лену. По-прежнему красивую, но странно, неестественно бледную. И кожа ее на вид казалась шершавой, как наждак. -- Чего уставился? -- резко спросила она. -- Это пройдет. Забыл, я болела? Котов протянул руку и осторожно коснулся ее щеки. Да нет, совершенно гладкая кожа. -- Говорю, пройдет. Ну, шевелись же! -- Бедная моя девочка... -- вздохнул Котов. -- Ничего. Я ни о чем не жалею, -- сказала она. -- И ты не пожалеешь, честное слово. В прихожей Котов потянулся было к выключателю, но Лена остановила его. -- Оставь, ладно? Сам видел, я немножко не в форме. Пока. -- Темно, -- извиняющимся тоном сказал Котов. -- Смотри, как луна в окна светит. -- Да. Красивая луна. Яркая. Ладно. Если ты хочешь так... -- Я хочу так. Котов наощупь помог ей снять куртку. Луна и вправду давала вполне достаточно света. Лена прошла в комнату, и Котов отметил, как грациозно она шагает. Даже походка у нее изменилась. -- Иди ко мне... -- позвала она. Котов пристроил на вешалку пиджак, заглянул в комнату и порадовался, что не нужно включать свет -- вспомнил, как давно не убирал свое жилище. А окно уже было распахнуто настежь, и в лунном серебряном луче стояла она, женщина его мечты. -- Ленка, ведь я люблю тебя! -- вырвалось у Котова. -- А я знаю. И я тебя люблю. Этот поцелуй оказался совсем не похож на тот, во дворе. И следующий тоже. И послеследующий... -- Лен, погоди... Ну секундочку, -- пробормотал Котов. -- Я так не могу. Ты не поверишь, но я три дня не мылся. -- Почему же, я чувствую, -- она в темноте рассмеялась чудесным колокольчатым смехом. -- Сбегаю душ приму по-быстрому, ладно? Вроде бы горячую воду дали. Я мигом. -- Ну, если тебе хочется... -- Мне просто надо! -- Котов не без труда оторвался от девушки и вышел в коридор. -- Тебе понравится то, что ты увидишь, когда вернешься! Котов услышал, как с кровати потянули одеяло. -- Верю! -- крикнул он. Горячую воду и правда дали. Котов сбросил мятую рубашку и увидел на плече смазанное бурое пятно. Как по засохшей крови проехался -- мелькнуло в голове. А сам Котов только что мелькнул в зеркале. Боковым зрением себя заметил, и теперь, глядя на испачканный рукав, вспомнил -- он не узнал этого человека. Котов резко обернулся к зеркалу. Увидел странно расслабленное бессмысленное лицо. Тряхнул головой. Крепко зажмурился, открыл глаза, и лишь тогда отражение признал. "Некто Котов. Шальной. Будто с перепоя. Ну, так и пил же я! Нет... Тут другое". До него вдруг дошло, что весь отрезок времени с момента, когда Лена шагнула к нему из темноты, он прожил словно завороженный. Котов всегда о чем-то думал. Постоянно. Ни на секунду не расслаблял голову. Иногда с женщиной в постели обнаруживал, что решает какую-то задачку, всплывшую по работе, или просто вспоминает прожитый день. А тут... Лена принесла с собой множество загадок, и ни над одной из них Котов даже не пробовал задуматься. Лишь в подъезде случился мгновенный прорыв сознания, но мгновенно же и потух. Она что-то делала с ним. И еще что-то хотела сделать. Ага, трахнуть. Стало очень неуютно. Мысль о том, что над его разумом учинили противоестественное насилие, отрезвила Котова и напугала. Он уже совершенно не хотел с Леной спать, и вообще предпочел бы ее внимательно разглядеть при свете дня. Котов умел закрываться от "цыганского гипноза", знал кое-что про НЛП и был уверен -- на него воздействовали иначе. Люди так не делают. Не умеют. "Ой, мама... Спокойно. Без спешки и паники". Котов поднес рубашку к носу, понюхал, лизнул. Возможно, кровь. Откуда? Кажется, в прихожей он плечом задел ее куртку. Ее куртку... Он вышел, сдернул с вешалки куртку и свой пиджак. -- М-м-м? -- донеслось из комнаты. -- Одну фигню забыл, -- небрежно бросил Котов. -- Дали воду, праздник-то какой... Я сейчас, милая. Куртка пахла кровью. И из комнаты тоже ею чуть-чуть тянуло. Хотя, возможно, это была уже обонятельная галлюцинация. На нервной почве. Точно, кровь. Один рукав пиджака испачкан -- это когда он Лену обнимал. А у куртки плечо заляпано. Довольно свежая, едва схватилась. Та-ак, вот тут она наспех застирала. Наверное прямо у уличной колонки. А тут не заметила. Много было крови. Очень. Котов опять глянул на себя в зеркало и нервно кивнул отражению. Испуганный, обескураженный, злой Котов его сейчас устраивал. Все лучше, чем зомбированный. Потому что зомбируют только покойников. Главное -- не вникать в подробности. Не анализировать глубоко. Самые крупные детали сложить, чтобы вырисовалась общая картина. А мелочи потом. В мелочах самый ужас-то и есть. А ужасаться нельзя. После можно будет, сейчас -- ни в коем случае. Это как на воде: ну, далековато заплыл, бывает, нужно плыть обратно. А если станешь прикидывать, хватит ли сил добраться до берега -- точно задергаешься, начнешь паниковать, и тебе конец. "Господи, за что мне это испытание, за что?!" Нормальный мент, увидев кровь на одежде любимой, первым делом бросился бы заметать следы. Выручать человека. Но Котов, видимо, окончательно сбрендил. Глядел на свое отражение и думал: единственный человек, которого сейчас надо выручать -- он сам. Две фразы крутились в голове. "Приготовься к тому, что ночью в полнолуние может произойти нечто странное. Возможно, тебе придется защищаться". И еще: "Ведь это случилось в полнолуние?". "Я вернулась за тобой" -- сказала Лена. -- Не-ет... -- прошептал Котов. -- Не-ет... Куртку и пиджак он небрежно бросил на пол. Под ванной лежал топор. Нормальный среднеразмерный топор, хочешь -- дрова руби, хочешь -- за женой по дому бегай. Соседка попросила у мужа конфисковать временно. Муж топор отдал легко, со словами: "Это ты, Женька, хорошо придумал, зарублю ведь блядину -- и что, из-за нее, сучары бацилльной, снова зону топтать?!", -- и табуреткой супругу, табуреткой... Котов достал топор, взвесил в руке, еще раз посмотрел в зеркало, и отражению сказал: -- Мы сначала поговорим, ты понял? Первичный допрос. А там по обстановке. Закрыл краны и пошел допрашивать. Из комнаты совершенно точно подпахивало кровью. Едва-едва, но это была именно кровь, уж он-то сего добра нанюхался на службе достаточно. Видимо, когда Лена гипнотизировала Котова, запах до него доходил искаженным и превращался в тот самый тяжелый, сладкий и волнующий аромат. В голове уже превращался. "Не глядеть, -- приказал себе Котов. -- Сначала включить свет, и тогда попробовать осторожно, краешком глаза". Глядеть так и подмывало. Котов представил себе, как она лежит там, в постели, и ждет его... Уфф. И ведь никогда уже такого не увидишь. А стоит вообразить эту картину во всех подробностях -- сразу возникает подозрение, что потом нормальной бабы не захочется, покажется вяло и пресно. Жуть какая-то. Приблизился на пару метров, и уже попал под влияние. Котов встряхнул головой. Нет, они будут разговаривать. Сначала Лена объяснит, что с ней творится, и что она вытворяет с ним. А там видно будет. Но вот интересно, каково же это на самом деле, если достаточно лишь подумать -- и то все внутри переворачивается? -- Не судьба! -- сказал Котов, тяжело вздохнул и хлопнул ладонью по выключателю.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Ночной смотрящий *  ГЛАВА 1. ...Грэй не смог защитить хозяина. Пес учуял опасность, надвигающуюся из темноты, развернулся врагу навстречу, зарычал, быстро оглянулся за разрешением атаковать, и не понял, что происходит -- его хозяин медленно оседал на землю. Тогда Грэй бросился вперед, но напоролся на очень сильный и точный удар. Очнулся он в одиночестве. Пса мутило, при попытке встать он шатался и падал. Уже занимался рассвет. Грэй попробовал взять след нападавшего, но потерял его через сотню шагов. Вернулся домой, надеясь увидеть хозяина там, однако тот в квартиру не приходил. Утром Грэя обнаружили соседи и почему-то очень испугались. Они кричали, махали руками, а потом один из них накинулся на пса, размахивая тяжелой железной палкой. Для Грэя не составило бы труда обезоружить человека, но пес настолько ужаснулся творящейся вокруг несправедливости, что утратил самообладание и трусливо бежал. Со двора его прогнали, закидав пустыми бутылками. Грэю повезло, если можно назвать везением то, что он выжил, оставшись без хозяина и крыши над головой. В городе, где с утра до ночи все говорят про бешеных собак, громадная овчарка с разбитой мордой, одурело носящаяся по улицам -- обречена. Но Грэй проскочил жилые кварталы и скрылся в парковой зоне. Он пришел туда, где все случилось. Покрутился на месте, потом лег, и тоскливо завыл. На этот-то вой и проломился сквозь кусты милицейский УАЗ -- о взбесившейся овчарке поступило множество сигналов от общественности, -- да только хвост мелькнул в зарослях. Грэй принял решение и начал действовать. Тот, кто похитил хозяина Грэя, смахивал на человека внешне, но по сути им не был. Редкое существо -- лишь два или три раза за всю предыдущую жизнь Грэй чуял таких издали. Они нервировали пса, тот рычал в их сторону, и хозяин недоуменно одергивал собаку. Теперь пришло время заняться поиском нелюдей предметно. И выйти на след пропавшего хозяина через них. Распухла и болела морда, хотелось есть и пить. Грэй пару раз пробовал обратиться за помощью к людям, но от него шарахались. Одинокая собака, даже при ошейнике с табличкой, вызывала у людей страх. Это было очень странно, Грэй не понимал их реакции. Заработав несколько ссадин от палок и булыжников, пес оставил попытки наладить контакт. Сначала он кормился только на помойках, через неделю приспособился ловить мышей и другую мелкую живность, разнообразив свой рацион. Водой его снабжал ручеек в заброшенном парке, где пес коротал дни. А ночами он прочесывал город. Нелюди были здесь точно, жили среди людей, но люди почему-то не чуяли их. Встречались нелюди и вправду редко. Иногда Грэй засекал краем сознания легкий отблеск знакомого сигнала опасности и шел на него, но каждый раз метка уплывала раньше, чем пес успевал взять точное направление. Со временем сигналы показались ему четче -- то ли Грэй научился их улавливать, то ли нелюди активизировались. Так или иначе, первую свою цель он вынюхал сквозь толстую стену дома. Спрятался за мусорными баками и приготовился ждать. На улице было довольно светло от луны, но нелюдь пользовалась чем-то большим, чем зрение, возможно, тоже нюхом. Выйдя из дома, она сразу почуяла засаду, и заволновалась. Грэй обезумел. Эта тварь боялась его. Боялась!.. Он сам не понял, что произошло дальше -- бац, хлоп, и нелюдь катается по асфальту, сжимая руками глотку, из которой хлещет дурно пахнущая кровь. Собственно, пес атаковал по всем правилам, как учили на курсах защитно-караульной службы. Бросился, перехватил руку, которую нелюдь выставила перед собой, рванул вниз и в сторону, опрокидывая противника наземь -- Грэй сильно потерял в весе, но инерция помогла, -- почувствовал, как вцепились в ошейник... Тогда он выпустил руку из зубов, потянулся, достал клыками до горла твари и располосовал его. Все оказалось так просто! Грэй пережил еще один шок замешательства, куда более сильный, чем от нападения соседа с железякой. Он не посмотрел, что было с нелюдью дальше -- пса гнало прочь ощущение полной несообразности случившегося. От нелюди остался гадкий привкус во рту. Грэй поспешил налакаться воды и залег в парке. Он легко победил это существо. Но то, которое встретилось им с хозяином, было намного сильнее и опаснее. Значит, они разные? Вторую свою нелюдь Грэй взял через месяц, опять при яркой луне. Пес успел здорово одичать, прежние задачи как-то подзабылись, и когда образ хозяина всплывал в памяти, возникало лишь одно желание -- давить тварей. Нелюдь шла по следу, она настигала одинокого мужчину, который, шатаясь во всю ширину улицы, брел куда-то на окраину. Грэй перехватил тварь красиво, та засекла его в последний момент и едва успела дернуться. На этот раз пес не убежал, а внимательно наблюдал, как смертельно раненая тварь ползет, встает на ноги, и, шатаясь не хуже своей потенциальной жертвы, пытается уйти. Грэй сопровождал ее, пока та не свалилась вновь, уже насовсем. Но даже упав, сдохла тварь далеко не сразу. Следующую ночь Грэй прошлялся по городу безрезультатно, зато уже под самое утро выследил двоих. Пес побежал очень быстро и успел понять, что парочка устроилась на дневку в заброшенной избе. Почему-то твари любили окраины, центр города их не привлекал. Грэй переместился к жилым домам, подкрепился на помойке, встретил там ежа и решил им закусить. Было стыдно и больно. Еж ушел, а Грэй долго выталкивал языком иголки, застрявшие в небе. Потом он вернулся, удостоверился, что добыча на месте, и немного поспал в кустах неподалеку. Проснувшись, запрыгнул в избу через распахнутое окно. Дневная беспечность тварей была поразительна. Одна нелюдь лежала под продавленным топчаном, другая свернулась калачиком на печи. Эту достать не представлялось возможным, и Грэй, настороженно урча, сунулся под топчан. Тварь начала оживать лишь когда Грэй выволок ее на середину комнаты. До этого пес толкал ее и дергал, но нелюдь не реагировала. Теперь же она что-то жалобно забормотала и, не открывая глаз, попыталась уползти обратно. А Грэй совершил еще одно важное открытие -- он не может убить нелюдь просто так. Сонная и вялая, тварь была нелепа, жалка, куда-то подевалась ее аура угрозы, и вообще, то, что Грэй чуял сейчас, больше напоминало о человеке, чем об опасной дряни. Обескураженный, Грэй покинул избу. На бывшем огороде водились мыши, и настроение улучшилось. А ближе к ночи из избы отчетливо потянуло нелюдью. Грэй снова вошел через окно, уселся в углу, и оттуда наблюдал, как твари просыпаются, все больше становясь похожими на себя истинных. Это был момент небывалого триумфа. Сразу две нелюди, едва придя в себя, обнаружили: палач ждет. Грэй сполна насладился их ужасом. Он не предполагал, что твари могут беззвучно общаться и координировать свои действия. Когда они внезапно бросились на пса -- одна схватила поперек туловища, а другая нацелилась перегрызть горло, -- Грэя спасло лишь умение ловко драться лапами. И еще, он все-таки был заметно быстрее тварей. Ту, что его грызла, пес изорвал с ног до головы. Вторая испугалась, прыгнула в окно, и кинулась наутек. Грэй замешкался, и настиг ее уже среди многоквартирных домов с ярко светящимися окнами. Окраинные переулки вымирали каждый вечер, это Грэй давно знал. Тут редко можно было встретить прохожего. Но в домах-то жизнь бурлила, а ближе к центру -- выплескивалась на улицы. Тварь рвалась именно туда. К людям. А люди не любили собак. Грэй задавил тварь посреди улицы, на мостовой, под жуткие крики, доносящиеся из окон, и ушел. Вслед ему бухнул запоздалый выстрел, по асфальту с визгом разлетелась дробь. Утром сквозь парк цепью прошли вооруженные люди. Один едва не наступил на Грэя. Потом начали стрелять, далеко. Там, почти за городской чертой, жила стая бродячих псов, наверное, последняя в округе. Остальных дворняг люди уничтожили раньше. Грэй прислушивался к выстрелам и нервно прядал ушами. Люди среди бела дня убивали его сородичей, пусть неполноценных, но тоже собак. И это совсем обрушило привычную картину мира. Но не могло ведь быть такого, чтобы людьми управляли нелюди. Или могло? В ту же ночь стало ясно: нелюди вертят людьми как хотят. Грэй выследил тварь, когда она подманивала добычу. Два молодых человека очень уверенно шли по улице, и вдруг их движения замедлились, обоих зашатало, потом они, нетвердо ступая, повернули в темный захламленный тупичок. Грэй как раз направлялся туда -- там пряталась его цель. Нелюди тоже умели охотиться из засады. Пес чувствовал: тварь и жертвы связаны, будто нитью, каким-то мощным сигналом. И нелюдь тянет двоих в темноту, выбирая нить. Тянет сильно, непреодолимо для людей. Это была самая опасная тварь из встретившихся Грэю, не считая той, что забрала его хозяина. Грэй засомневался, сумеет ли взять ее коротко и быстро. А люди... Непонятно, чью сторону они примут, если очнутся. Грэй поступил по-овчарочьи: влетел в тупичок и набросился с лаем на тех двоих, отгоняя от твари. Буквально вышвырнул обратно на улицу. Люди опомнились и побежали. А Грэй развернулся к врагу клыками. Теперь ничто не мешало честной драке. Тварь попыталась завладеть его волей, как поступала до этого с людьми. То есть Грэй так расценил внезапный холодок в груди и жжение между глаз. Рыча и скалясь, он медленно пошел на тварь, давая ей время испугаться. Обычная собачья тактика, с непременной демонстрацией угрозы перед нападением, действовала на тварей прекрасно -- это Грэй уже знал. Главное не тянуть. Та парочка, которая напала на Грэя в прошлый раз, успела собраться с духом, потому что пес дал ей несколько лишних секунд. Сейчас ничего подобного не будет. Тварь встала в полный рост -- до этого она сидела на корточках, -- и оказалась высокой, широкоплечей, сильной. Грэй рванул вперед. В конце тупичка был забор выше человеческого роста. Нелюдь вспорхнула на него словно птица, вроде тех, за которыми пес безуспешно гонялся в парке. Но у птиц не было длинных ног. Грэй цапнул врага за голень и сдернул наземь. Эта пакость оказалась неимоверно живуча. Грэй распорол ей внутреннюю сторону бедра от колена до паха, вырвал кусок мяса из брюшины, освежевал предплечье и изуродовал лицо. Но она умудрилась схватить пса за глотку, подмяла под себя, и теперь давила, давила, давила... А ей на подмогу спешила с улицы вторая. Какая-то не такая, но все равно нелюдь. Мысленно Грэй заскулил от предсмертной тоски -- голос подать он просто не мог, -- и на прощанье засветил твари лапой в глаз. Похоже, ей это было все равно. Ее гораздо больше волновала другая нелюдь. Которая, подбежав, не стала останавливаться, а нанесла сильнейший удар ногой прямо твари в поганую морду. Грэй кувыркнулся, вскочил -- лапы предательски разъезжались, -- и помотал головой. Вторая нелюдь не промахнулась, она знала, чего хотела. Вытащив из-за пазухи какую-то железку, она теперь яростно колотила ею противника, а тот беспомощно отступал, не пытаясь контратаковать. Грэй подышал несколько секунд полной грудью, потом изловчился, просунулся вперед, схватил тварь за щиколотку, и повалил. Непрошенный спаситель встретил подмогу одобрительным возгласом, совсем человечьим. Взмахнул своей железкой и так дал распластанной твари по лбу, что у той руки-ноги взлетели на полметра вверх. Потом упали и больше не шевелились. Они стояли, отдуваясь -- Грэй и его странный компаньон, -- и смотрели на бездыханную нелюдь. Потом медленно обернулись друг к другу. -- Успе-ел... -- выдохнул спаситель. -- Успел. Здорово, мужик! Грэй поднял верхнюю губу. Раньше нелюди не заговаривали с ним. Даже когда он убивал их, они не кричали по-людски -- только рычали и хрипели. Может, они были вообще безголосые. А этот... -- Ну, пойдем. Спаситель отважно повернулся к Грэю спиной и направился из тупичка вон. На ходу он достал какую-то тряпку и принялся обтирать ею свое оружие. Грэй прикидывал, не задавить ли и этого на всякий случай. -- Да пойдем же! Пойдем домой. Обедать! А? Нет, это определенно был не враг. Но и не человек. Нечто среднее между человеком и тварью. Странное. Доброе. И оно не боялось Грэя ни капельки. Уважало его силу, да, но видело в Грэе не опасного зверя, а... Товарища? -- Плюнь на этого вожака! Ты его так уделал, он уже не встанет. Сам подохнет днем. Пойдем лучше поедим. Вкусного мяса! Грэй тихо заскулил. Его раздирали противоречия. Он совершенно не хотел убивать загадочное существо. И отпустить не мог. Пес оглянулся на поверженную тварь. В той еще теплилась жизнь, но тут пришло знание, что добивать ее не обязательно -- до рассвета пусть валяется, а потом сама умрет. Это знание Грэй каким-то образом позаимствовал у удивительного получеловека. Тот уходил, небрежно помахивая железкой. Припадая на все четыре лапы, стеная и кряхтя, Грэй заковылял следом... ***** -- Ужас и моральный террор, -- буркнул Лузгин, разглядывая исполосованную шрамами морду Грэя. -- А глаза добрые-добрые... -- Он жутко умный, -- сказал Долинский. -- Жутко, понимаешь? Все прошлое лето ходил по городу и убивал вампиров. В самый разгар кампании по борьбе с собачьим бешенством. Однажды задавил упыря прямо под окнами пятиэтажки. Куча свидетелей, визг, обмороки, ай-ай-ай, человека загрызли... Генерал меня чуть не со слезами умолял -- поймай эту собаку Баскервилей! Я ему говорю: да вы радуйтесь, какая чудная псина завелась, грызет не честных граждан, а кровососов -- побольше бы нам таких бешеных! Вам же работы меньше, двух зайцев убьете, она и вампиров лопает, и подозрения от них отводит... Мне-то грешным делом хотелось, чтобы пес извел еще с десяток гадов. Это была бы просто красота. Только его самого чуть не убили, напоролся Грэюшка на вожака, а с вожаком в одиночку справиться, знаешь ли... Трудно. Помнишь, лапа, как мы ту сволочь отметелили? Ага, помнишь! Грэй и вправду чуть не кивнул. -- Все помнит! -- гордо сообщил Долинский. -- Умница. Ой, я испугался тогда. Повезло, монтировку прихватил, будто знал, что пригодится. И слава Богу, тот вожак молодой был. Едва оформился, силу осознал свою, и пробовал набрать стаю. А я его пас ночами, чтобы потом ментов навести на дневную лежку. Им-то в полнолуние с вожаком связываться опасно -- заморочит и убьет. Да и вообще они по вампирам сыскари, между нами говоря, посредственные. Ты не проболтайся, а то обидятся... Значит, вожак сразу двоих подманивает, а тут является Грэй, и прямо из-под носа обоих кандидатов уводит! Героический пес. Ты не смотри, что он лапушка, у меня от него пара меток тоже есть, долго мы общий язык искали, ох, долго. Пока я останки его прежнего хозяина, которого вампир убил, не нашел случайно. Вот тогда страдания кончились, тогда Грэюшка погоревал-погоревал, и стал мой... Лузгин слушал, кивал, и составлял в уме список вопросов. Ему не хотелось перебивать Долинского -- вдруг тот прервет монолог и закроется. Кажется, этот сильный и одинокий человек очень, очень, очень давно никому не изливал душу. Они сидели у Долинского на веранде и попивали чаек. Погода наконец-то разгулялась, пригрело, облака разошлись, и сейчас, когда день клонился к закату, вокруг стояла редкостная благодать. В пригороде было очень тихо. Здесь теперь жила аристократия: милицейские чины, остепенившиеся мафиози и состоятельные друзья-партнеры тех и других -- как Долинский. Люди, осведомленные об истинном положении дел, и потому не слишком опасавшиеся ночного визита кровососов. До недавнего времени -- не слишком. -- Слушай, я не совсем понял, что ты о ментах. Они и покрывают вампиров, и охотятся на них? -- Представь себе. Ладно, попробую с самого начала. Знаешь, я, наверное, единственный здесь, кто видит картину целиком. Вот, будешь еще ты. Только в ночь со мной не просись. Я, конечно, смогу тебя защитить, но в следующее полнолуние каждый час на счету, не до экскурсий. -- Спасибо, мне Вовочки хватило по самое не балуйся, -- соврал Лузгин. Он хотел "в ночь". Он чересчур глубоко увяз в этой истории, чтобы не разузнать все до конца. За стеной отсыпался на толстом ватном одеяле вервольф Вовка -- дергаясь, всхлипывая, жалуясь во сне. А здесь в тенечке лежал Грэй, еще одна загадочная душа. Когда они приехали, Грэй не приплясывал радостно вокруг машины, а молча смотрел, как Лузгин с Долинским тащат из салона под руки измордованного оборотня. Лузгин напрягся, ожидая худшего. А Грэй подошел немного ближе, потянул носом воздух, оглядел Вовку так и эдак, повернулся и лениво потрусил куда-то за дом. Долинский облегченно вздохнул и сказал: "Пронесло. А я боялся". -- "И я. Странный пес". -- "На самом деле -- страшный. Но хороший". -- Возьми еще варенья. Мама делала. А черника очень полезна для глаз -- тебе-то, литератору, глаза подпитывать надо регулярно. -- Знаешь, я сладкое не очень. -- Мама делала... -- повторил Долинский и укоризненно посмотрел на Лузгина. -- Не помню ее совсем, извини, -- сказал Лузгин, послушно накладывая себе черничного. -- Все хорошо, надеюсь? -- Да, спасибо. Мамуля активна и деятельна -- подыскивает мне невест из хороших семей. И очень расстраивается, когда я говорю, что не время. -- Не время? -- осторожно переспросил Лузгин. -- Рано? -- Боюсь, поздно. Ладно, не смотри так. -- Близкий человек, которого ты потерял из-за вампиров... -- Да, это была жена. Пожалуйста, без соболезнований -- я сам виноват, а "потерял" растяжимое понятие. Она сейчас в порядке. Наверное, в большем порядке, чем мы с тобой. Послушай, это трудно осознать поначалу, но ты прими, как данность -- перед тобой не совсем человек. -- Догадался. -- Я переломавшийся вампир. Лузгин подавился вареньем. -- Быо пзние, -- промычал он. -- Извини. Я говорю -- было у меня подозрение. -- Не страшно? -- спросил Долинский, ехидно щурясь. Лузгин посмотрел на него и вновь увидел не больше того, что открылось ему раньше. Раздвоенное, несчастное, одинокое существо, из последних сил делающее хорошую мину при плохой игре. В первую очередь -- существо человеческое. -- Будет страшно -- попрошу Вовку надрать тебе задницу, -- честно сказал Лузгин. На оборотня он и вправду очень надеялся. -- И много вас таких? -- Насколько мне известно, немного. А Вовка твой, кстати, боец средненький. Полдюжины мужиков разогнать не смог. -- Это вопрос дискуссионный. Зашишевские держали его в постоянном страхе. Ты служил? Правильно. Значит должен помнить, как давит волю дедовщина. И потом, извини, в железном ошейнике, да на цепи, да против шестерых ты бы тоже не особо повоевал. Бедный Вовка, говорил я ему, чтобы с детьми не заигрывал... -- Да, мы едва успели. Это у меня судьба, наверное, поспевать в самый последний момент, я уж привык. И за собственные ошибки полной мерой платить -- тоже, видимо, судьба... А Вовку я потом натаскаю, покажу ему характерные вампирские приемы. Жалко, мало времени. Эх, было бы в запасе хоть полгодика! -- Думаешь, слабоват парень? -- Не в том дело. Вовке нужно распрямить спину и поверить в себя, это вопрос жизни и смерти, когда имеешь дело с упырями. У них собачья реакция на эмоции жертвы: испугался -- тебе конец, не боишься -- получаешь шанс. Человек, столкнувшийся с вампиром случайно нос к носу, выживает, если у него естественный испуг не переходит в глубокий страх. Попер грудью, обматерил, да просто фамилию спросил -- а вампир испарился. Не поверишь, я знаю про одного милицейского сержанта, здоровенного парня, который спьяну упыря избил, взял за шиворот и в отделение поволок. Решил, что тот его сексуально домогался. Хорошо, встретился им по дороге компетентный товарищ, раньше, чем упырь в себя пришел... -- Долинский поймал недоверчивый взгляд Лузгина и пояснил: -- Вампир не нападает сразу, он сначала загоняет человека в состояние жертвы, наслаждается процессом... Если упырь не готов тебя обработать по всем правилам, то обычно теряется и спешит уйти. Главное правило -- оставь ему возможность скрыться. Потому что зажатый в угол, он дерется насмерть. Тому сержанту повезло сказочно. Если бы не шел ему навстречу другой мент, опытный, да еще с топором... А ты запоминай, пригодится. -- Не хотелось бы! -- Ну, другим расскажешь... Если я разрешу. Лузгин молча ждал продолжения. Долинский вдруг приоткрылся с неожиданной стороны -- в нем прорезался авторитарный и уверенный лидер, тот, кто может разрешать или не разрешать, по праву сильнейшего в команде. Сильнейшего духом. Фраза была произнесена мягко, но с полной убежденностью: если Долинский сочтет что-то неуместным, он не даст Лузгину сделать это. -- Я попозже тебе объясню, почему так, -- сказал Долинский, опуская глаза, будто извиняясь за свою властность. -- Понимаешь, сейчас критическая ситуация, и расклад совершенно не в нашу пользу. Но случается чудо -- появляешься ты и преподносишь на блюдечке надежду. Жалко, я не смыслю в астрологии, но без удачного расположения звезд вряд ли обошлось. Теперь я боюсь одного -- что Вовка не столь талантлив, как кажется. Лузгин закурил и бросил: -- Рассказывай. Ему просто ничего больше не приходило в голову. -- Ты выживешь при любом развитии событий. Скорее тебе на голову упадет кирпич, чем вампир тебя задерет. -- Это ценно, конечно. И какую роль ты мне отводишь в предстоящем шоу, хотелось бы знать? -- Свидетеля. Лузгин поморщился. Что-то похожее он уже слышал. В Зашишевье, от Муромского. Кончилось все полными штанами. ***** Когда стемнело, Долинский облачился в черный плащ. "Ну, мы пошли на разведку". -- "А спишь ты днем?" -- "Скорее утром. Мне теперь много не надо, часа три-четыре, и как огурчик". Лузгин вместо комментария хмыкнул. По Долинскому нельзя было сказать, что он регулярно высыпается. Не исключено, подумалось Лузгину, что измененная психика Долинского восстанавливается после нескольких часов сна. Но тело его выглядело нездоровым, затасканным. Впрочем, и у обычных людей в возрасте за тридцать попадаются тоже... Не тела, а организмы. Это уж как с собой обращаться. "Нам тут держать ушки на макушке?" -- "Да что ты! Во-первых, здесь самое защищенное место в пригороде, на каждом дворе по паре волкодавов. А во-вторых, у простых упырей до начала активной фазы еще дней пять, если не больше. Сейчас даже вожаки едва шевелятся. Сегодня на весь город один по-настоящему опасный тип -- проклятый сумасшедший "мастер"". -- "Ты не боишься?" -- "Я должен вынюхивать лежки. Больше некому. Менты вычисляют упырей по косвенным признакам, но примерную наводку на место всегда даю я. Милиция без моей помощи может искать вампиров исключительно по кровавым следам -- представляешь, что творилось бы в городе тогда? У нас и так по два законченных кровопийцы на десять тысяч жителей. Это ненормально". -- "А что, есть незаконченные?" -- "Да, нескольких еще можно уговорить остановиться. И одного родные держат на привязи". Лузгин попробовал вообразить, каково это -- уговаривать начинающего вампира остановиться, -- и не смог. Зато очень живо вообразил, что за радость держать родственника-упыря на привязи. Нечто похожее он прошел с Вовкой, но в сильно облегченном варианте. Долинский и Грэй скрылись в ночи. Лузгин накормил Вовку, завернулся в плед и устроился на веранде с ноутбуком. Мечта всей жизни -- свежий воздух, шезлонг, неяркая лампа, тишина. Вовка бесшумной тенью бродил по участку. Уже без ошейника, но все еще на той самой привязи, хоть сейчас и невидимой. Обживался, слушал город, привыкал к относительно вольной жизни. Вовку заинтересовал хозяин этого дома, и особенно его интриговал Грэй. С такими ненормальными собаками оборотень раньше не встречался. Пес воспринял его как человека -- настолько, что Вовка, проявив совершенно человеческую реакцию в ответ, потянулся Грэя погладить. Тут оборотню, конечно, показали клыки. "А мог бы и цапнуть, -- заметил Долинский. -- Это хороший знак, думаю, со временем они подружатся". Вервольф чуть не лишился когтей и зубов из-за того, что хотели погладить его самого. На лесопилку пришла дочка одного из мужиков: послала ее мать с поручением, забыв, где прописан страшный опасный "зверь". Оборотень как раз отдыхал в густой траве -- лежал, ушами шевелил, размышлял. Когда девочка подошла к нему и сказала что-то вроде "Ой, какой бобик", Вовка благоразумно начал отползать, но было поздно. Его уже гладили. А мужики уже бежали выручать ребенка. От топота и мата девочка испуганно вскинулась и закричала. Все. Опоздай подмога на пару минут -- быть бы Вовке инвалидом. "Везучий парень, -- сказал Долинский. -- Пусть его удачи хватит на всех". -- "Хорошенькая удача! -- усомнился Лузгин. -- Бедняга чуть концы не отдал ни за что, ни про что". -- "Но не отдал же! Поверь, нам и сомнительная удача сгодится. Раньше вообще никакой не водилось". Тут возразить было нечего. Лузгин раскрыл ноутбук и задумался. "Надо просто все записать, пока не стерлись из памяти разные "вкусные" мелочи. Именно в мелочах, незначительных, на первый взгляд, деталях иногда прячутся ответы на самые трудные вопросы. О, Господи! Неужели мне все это не снится? Не поверю, пока не увижу вампира своими глазами. Хотя у меня уже больше месяца есть ручной вервольф... Может, ну их, вампиров? Укусят еще ненароком. А вдруг я предрасположен к этой гадости? Значит, надо сначала попроситься на анализ крови, и уж потом... А если не укусят, а сразу голову открутят? Любопытную голову? Нет уж!". Убеждая себя, что очень боится упырей, и поэтому не пойдет "в ночь", Лузгин положил руки на клавиатуру. "Ну, посмотрим, какая вырисовывается картина". ...В стапятидесятитысячном городе сейчас около тридцати активно промышляющих вампиров. Такая численность считается ненормально высокой. Вампиры становятся проблемой уже когда их больше одного на сто тысяч. Потому что контролировать упырей сложно, а стоит их распустить -- начнется быстрый рост поголовья и, как следствие, пойдет волна страшных немотивированных убийств. К вампиризму предрасположено не больше процента населения. Но один процент, например, питерцев -- уже пара дивизий. А процент москвичей -- армия. Вампиры сильно мифологизированы, и это их основное прикрытие. Столетиями в сознание людей вколачивался романтический образ вампира, и никакие ужастики, показывающие реальные тошнотворные картины "прикладного вампиризма" не могут перебить главный миф -- о всесилии и бессмертии упырей. Этот миф владеет умами, и из-за свойственного человеку стремления к безграничной свободе и силе, владеть ими будет всегда. Непонятно, был внедрен миф намеренно, или человечество само приукрасило свой древний страх. Собственно, пусть историки разбираются, если им интересно, а сегодня важно другое: так называемые "старшие" абсолютно не заинтересованы во всей этой дешевой романтике. Они сами к вампирам относятся не лучше, чем бойцы из милицейских и фээсбэшных "ночных команд". С омерзением. Вампиров следует давить. Потому что вампиры -- это не настоящие вампиры. То есть вампиры -- совсем не то, что вы думаете. Настоящий вампир, "старший", крови не пьет. Он сидит на тщательно сбалансированной диете, а сверхчеловеческие свои потребности удовлетворяет, запитываясь от энергетических потоков, в реальность которых остальное человечество не верит. "Старшие" действительно весьма долговечны, они живут лет по полтораста, иногда немного больше, и до самого конца остаются активны. У них чрезвычайно закрытое сообщество, повседневная его деятельность окутана тайной, известно лишь, что в двадцатом веке, когда достаточно развилась наука, основные усилия "старших" были перенаправлены на изучение собственной природы. По оценке Долинского, "старших" в России примерно двести, а всего на планете несколько тысяч. Они влиятельны, но ни в коем случае не правят миром. Они, скорее, добиваются влияния, чтобы более эффективно от мира отгораживаться. Справедливо полагая, что нынешнее человечество недостаточно гуманно, дабы принять их такими, какие они есть. С отвратительным довеском в виде упырей. Все контакты "старших" с обществом идут через "мастеров". Это относительно молодые особи, еще способные на проявления "традиционной человечности" и потому успешно взаимодействующие с людьми. Сейчас в России "мастеров" что-то около сотни. В их ведении работа с кандидатами в "старшие" и контроль внеплановых инициаций. Попросту говоря -- пробуждение тех, кого наметили, и уничтожение тех, кто стал кровососом. "Мастера" сильны физически и живучи. Умеют за считанные мгновения подавлять человеческую психику. Но тут многое зависит от, казалось бы, мелочей. Опытный "мастер" гарантированно может усилием воли блокировать нервную систему вампира. Но вот завоевать симпатию человека, почуявшего "нелюдь", у него получится вряд ли. А простых граждан, каким-то шестым чувством вычисляющих чужака, очень много. С ними действуют лишь силовые методы: заставить, принудить, наконец -- толкнуть в обморок, чтобы не мешали. Трудно сказать, насколько сильны в этом плане "старшие", но "мастера" точно не всемогущи. Теперь известно, что два молодых русских "мастера" погибли в окрестных лесах при попытке отловить странного мутанта, который оказался устойчив к грубой ментальной атаке. Теоретически группа охотников на вампиров, правильно замотивированная и хорошо знающая, что ее ждет, справится с "мастером". Правда, у того будет серьезная фора. Он почует опасность издали и либо уйдет, либо приготовится к комбинированной обороне, сочетая нормальное оружие и личные возможности ментального подавления. Насколько это все реально, никто не проверял -- нет необходимости. К тому же, если верить слухам, в русских "ночных командах" по два-три человека, и команд таких от силы десяток, по самым крупным городам. Формируются они случайным образом, иногда вообще стихийно, из людей, имеющих личный счет к упырям. Действуют строго по месту жительства. А на очаговые вспышки приезжают "мастера" из Москвы и Питера. Обычно беду засекают специально обученные "нюхачи", сканирующие пространство на сотни, если не тысячи километров вокруг. Ведется мониторинг и по традиционным каналам -- через доверенных лиц "старших" в силовых ведомствах. Эти же люди поддерживают работу "ночных команд", обеспечивая их деньгами, расходными материалами, официальным прикрытием и медицинской помощью. Не приходится удивляться тому, что мы ничего не знаем об этом противостоянии -- в него вовлечено меньше тысячи особей, вампирских и человеческих. Да у нас с работорговли кормится на порядок больше народу! А с порноиндустрии -- чуть ли не на два порядка. И убивают в этих, с позволения сказать, отраслях, столько же. Может показаться, будто между цивилизацией людей и микроцивилизацией "старших" налажено трогательное взаимопонимание. Ничего подобного. С начала двадцатого века "старшие" отказываются занимать чью-либо сторону в военных и политических конфликтах. И некоторые властные структуры уничтожили бы "старших" из одной чистой мстительности. Но без помощи "мастеров" не справиться с вампирами. А "старшие" руководят всеми исследованиями проблемы вампиризма. И в их воле спасение высокопоставленной особы, случайно прошедшей инициацию. Случайно -- потому что любой, кто соприкоснулся хоть раз с "мастером", не захочет добровольно обменять свою человеческую жизнь на эту нечеловеческую, пусть очень долгую и насыщенную. По этому пункту Долинский ничего определенного сказать не сумел, ограничившись фразой "увидишь -- поймешь, а там уж описывай, если сможешь". С учетом того, что сам Долинский -- переходная форма от человека к