"старшему", вероятно, речь идет о проблемах коммуникации с обычными людьми и, как следствие, мучительном одиночестве. Итак, получается замкнутый круг. "Старшие" нужны людям, а те поставляют "старшим" молодую смену. И все складывалось бы тихо-мирно, когда б не соблазн покончить с унизительным для людей сожительством раз и навсегда. В последние годы напряжение росло очень быстро. А пропаганда "старших" -- например, они запустили дезинформацию о том, что некоторые техногенные катастрофы были спровоцированы ими для зачистки местности от вампиров, -- работала скорее против них. Выходило, что на планете не только орудует неподконтрольная людям жестокая сила, так она еще и разучилась убирать за собой. А "старшие", кажется, и вправду разучились. Точнее, перестали справляться. "Внеплановые" инициации случались всегда, сколько-то вампиров гуляло само по себе, распространяя заразу, но и обстановка на планете была совершенно другой, и люди -- тоже другие. Есть много гипотез, как должен на самом деле работать симбионт (люди предпочитают говорить "паразит"), внедряющийся в кровь будущего носителя. И не меньше гипотез, почему при внедрении сплошь и рядом идет сбой. Последние несколько столетий вообще не было ни одной безопасной инициации! Любой новичок проходил "вампирскую" стадию, и лишь "старшие" не позволяли ему застрять в ней... При случайной инициации на выходе стопроцентно получится вампир. А то, что он обречен на скорую деградацию и смерть, лишний раз доказывает: это брак. Возможно, не все легенды врут, и когда-то на Земле водились долгоживущие вампиры. Теперь их нет. И слава Богу, конечно. Скорее всего, симбионт-паразит и сегодня отрабатывает свою программу так же верно, как тысячи лет назад. Изменились сами люди. Точнее, в результате деятельности людей химия их среды обитания стала иной. И симбионт губит носителя вместо того, чтобы провести его по пути от человека до "старшего". Вампир приобретает сверхчеловеческие возможности, но употребляет их для банального выживания... Кажется, на предпоследнем слове палец мимо клавиши мазнул. Лузгин присмотрелся и заметил чудесную опечатку -- "анального выживания". Исправил. Закурил. Буркнул "Вов, ты где?" -- "Тут, -- пришел мысленный ответ из малинника, бурно разросшегося на задворках участка. -- Хочешь ягод?" -- "Нет, спасибо". "Вот тебе и сверхчеловеческие возможности, -- подумал Лузгин. -- Для анального выживания! Страшно подумать, что начнется, если обучить людей мысленной речи, хотя бы на примитивном уровне. Сколько рухнет институтов, отстроенных веками? Сколько профессий умрет? Во что превратится искусство? Собственно, мыслеречь и не речь совсем -- Вовка шлет мне образы и ощущения. Может ли он передавать то, что выдумал? Имитировать эмоции? Врать? На мой взгляд, нет. Но это же Вовка, простой и честный. А взять Долинского, который за секунду показал мне объемную картину. Насколько он способен исказить действительность в тех мыслях, что открыл другому? Обязательно расспрошу его об этом. Потому что мыслеречь -- опаснейшая штука!". Лузгин открыл новый файл и быстро застрочил, пока идея не ускользнула. ...Нынешнее мироустройство держится на трех китах: прямой обман, сокрытие информации, фильтрация информационного потока. Государственные, коммерческие, военные, семейные, личные тайны определяют все. Ни одна власть не откровенна с народом, ни одна компания не говорит всю правду своему персоналу, и немногие пары совершенно открыты друг перед другом. Но даже в последнем случае, каких-то вещей мы о своих любимых предпочитаем не знать, а какие-то, едва узнав, вытесняем из памяти. Наша психика оснащена фильтрами, оберегающими сознание от перегрузки. Те же фильтры мы встроили в систему общественных коммуникаций. Человек формирует мир под себя, делая его в целом подобным себе. Стыдно признать, но вся эта постоянная многоуровневая ложь -- необходима. Как и самообман. Недаром миллиарды землян прячутся в религию от экзистенциального ужаса. Но отомрут ли религии, если вдруг человечеству будет явлена неоспоримая истина о том "кто мы, откуда, куда идем"? Ни в коем случае. Напротив, как раз религией люди заслонятся от нового знания, буде оно покажется им еще более пугающим, чем прежнее незнание. Мы выбираем президентами записных лжецов и ловких имитаторов правдивости. Не потому ли, что боимся услышать, как все на самом деле плохо? Мы строго запрещаем рекламщикам обманывать потребителя, но зато учим их освещать факты под самым выгодным углом. Мы знаем, что множество журналистских материалов цензурируется не редакторами, а самими авторами -- настолько страшна открывшаяся им правда, -- и рады этому. Мы очень мало знаем о своем мире -- и счастливы. Да, мы такие. Мы так выживаем. Потому что это естественно для нас. Сколько шансов радикально переменить свою участь мы упустили из-за нежелания докопаться до истины? Великое множество. Какова вероятность того, что перемены сгубили бы человечество -- не в его нынешнем обличьи, а вообще, безвозвратно? Думается, она близка к единице. Нашу стратегию выживания можно назвать язвительно -- "страусиной", но это двойная ложь, потому что страусы не прячут голову в песок. Хорошо бы честно сказать "трусливая", но почему-то не хочется. А можно дать ей расплывчатое и, на первый взгляд, достаточно адекватное имя "стабилизационная". Однако, стратегия, построенная на лжи, блэкауте и самообмане, не обеспечивает и стабильности! Она многим хороша, у нее всего один побочный эффект, но он-то и страшен! Продолжая носить шоры, однажды мы проглядим тенденцию, которая необратимо вывернет нас наизнанку. Не изменит, а именно вывернет. Плавным, малозаметным, эволюционным путем. С непредсказуемыми последствиями. До десяти процентов землян -- самых умных, неравнодушных и дальновидных, -- сочтут этот вариант не худшим, интересным, перспективным, забавным наконец. Сочтут, пока знакомятся с этим текстом. Когда выверт завершится, им станет не менее жутко, чем всем остальным. Но будет уже поздно. А оно все ближе. Год за годом зарождаются, расцветают и сами по себе затухают совершенно невероятные -- в смысле "не хотим и не будем в это верить", -- процессы. Некоторые из них подталкивают общество в ту или иную сторону, но до сегодняшнего дня маятник ни разу не сделал по-настоящему широкого взмаха. Вопрос: это нас трудно раскачать, или просто мы удачливы? Возьмем простейший случай, касающийся всех и каждого -- что вы знаете о гомосексуальном лобби в Останкино? Задумывались вы когда-нибудь о том, какое серьезное влияние оно оказывает на вашу повседневную жизнь? Это вам не наркотраффик, не воровство с армейских складов, не пивной алкоголизм подростков, короче говоря, не то, что может убить, если вы ему неудачно подставитесь. Нет, это то, что медленно-медленно, незаметно-незаметно деформирует самую вашу суть. Между прочим, вашему вниманию только что был предложен тест "поймай идиота". Вы сразу поняли, чего добиваются телевизионные геи? Поздравляем, идиота вы поймали... Ах, если бы они чего-то добивались! В историческом масштабе те, кто стремятся, не достигают ничего. Влияет лишь тот, кто просто хочет быть собой. Результат влияния может выскочить где угодно и как угодно. Его случайным побочным следствием может оказаться даже выбраковка группы влияния. И такое бывало. А вот еще вопрос из той же области. Что вы знаете о вампирах?.. ***** В прихожей надрывался звонок. Минуту-другую Лузгин пытался его игнорировать, но тут в голову принялись долбить с двух сторон -- Вовка и Долинский. Оборотень сообщал, что за калиткой два опасных человека. А хозяин, которому снился увлекательный сон, очень просил их впустить, пока он там досмотрит, чем все кончится. -- Экстрасенсы хреновы... -- пробормотал Лузгин, натягивая штаны. Часы показывали девять, по здешним меркам вполне допустимое время для делового визита. Утро выдалось пасмурным, но без дождя. Пригород безмолвствовал, город тоже не особо шумел, лишь в отдалении шуршала "московская трасса", да едва слышно бубнила громкая связь на железнодорожной станции. -- Кого еще принесла нелегкая... Вовка нервничал, распластавшись под розовым кустом. А шагах в пяти от калитки застыл чучелом собаки Грэй и, опустив хвост, молча буравил глазами непрошенных гостей. За калиткой стояла такая дурацкая машина, и ожидали двое мужчин столь анекдотической внешности, что случись это в Москве, Лузгин решил бы -- хотят разыграть. Или ограбить. Неопределенного цвета автомобиль, весь в крапинку от сквозной коррозии, был, похоже, когда-то "Волгой". Мужчины -- один тощий и сутулый, другой грузный и плечистый -- тоже знавали лучшие времена. Они рядились в одинаковые серые плащи, мятые и замызганные, причем здоровяк еще украсил себя бесформенной серой шляпой. Сейчас он сдвинул ее на затылок и лениво почесывал бровь стволом обреза. А тощий... Где-то Лузгин уже видел этого типа, смахивающего на птицу-падальщика. -- Доброе утро, -- сказал тощий. -- Капитан Котов, районный отдел по борьбе с пидарасами. Пидарасы на территории есть? -- А-а... э-э... -- уклончиво ответил Лузгин. -- Это хорошо, что у вас нет пидарасов! -- обрадовался тощий. -- Честно говоря, нам страсть как надоело с ними бороться! Здоровяк перестал чесаться, зацепил своим обрезом шляпу за тулью и надвинул ее на брови. Обрез у него был из помповухи, громила вертел его как пушинку, да и выглядела эта штуковина в могучей лапище не солидней пистолета. -- Вы, простите, к кому? -- осторожно спросил Лузгин. -- Мы ошиблись адресом, -- уверенно сказал тощий. -- Давай, отворяй. Обескураженный Лузгин мысленно воззвал к Долинскому. Тот не откликнулся -- видимо, перипетии сна интересовали его куда больше, чем ситуация у калитки. "Он же попросил открыть, -- подумал Лузгин. -- А мне не трудно. Возьму, и открою. Пусть дальше между собой разбираются". И тут он вспомнил, где видел тощего. В "Кодаке". "Как этот юморист представился -- капитан Какой-то? Разумеется. Мент". Лузгин повозился с задвижкой и отпер калитку. -- Собака, -- предупредил он. -- Кто? -- насторожился тощий. -- Не кто, а где. -- А-а... Да она уже на крыльце лежит, твоя собака. Разбирается в людях. Не то, что вы, москвичи -- совсем нюх потеряли. Лузгин оглянулся. Он и не заметил, как ушел Грэй. А Вовка по-прежнему хоронился в кустах, готовый к обороне. Вероятно, он тоже не очень разбирался в людях. Тощий и здоровяк прошли к дому. Громила на ходу небрежно поигрывал обрезом, и Лузгин обратил внимание, что свободная его рука как-то странно болтается. Вероятно, повреждена. Наконец-то проснулся Долинский, попросил налить гостям чаю. "Ишь начальник какой, -- недовольно подумал Лузгин. -- Я тебе не прислуга". Долинский немедленно дал понять, что ему стыдно, и он больше не будет. Тут уж, в свою очередь, устыдился Лузгин. Он совсем забыл, что когда Долинский следит издали за происходящим, то видит не столько реальную картинку, сколько ее отражение в ощущениях людей. И, значит, воспринимает все их эмоции. -- Присаживайтесь, я вам чайку сейчас... -- А у нас -- вот. Робокоп, предъяви. Здоровяк положил обрез на стол, и той же рукой извлек из-за пазухи бутылку зверобоя. -- Тонизирует, -- объяснил тощий. -- Вот в чай и налейте, -- посоветовал Лузгин. Пока он возился на кухне, двое успели приложиться к бутылке прямо из горла, и теперь курили, развалившись в плетеных креслах. Грэй демонстративно улегся поперек крыльца, отсекая гостям путь к отступлению, но их это, кажется, не волновало ни капельки. -- Вы всегда так день начинаете? -- спросил Лузгин хмуро, расставляя чашки. Он основательно недоспал, и хамить наглым визитерам считал в порядке вещей. "Приперся, видите ли, рэкет провинциальный ни свет, ни заря. В шляпе!". -- Мы так день заканчиваем, -- сказал тощий. -- Мы, образно говоря, с ночной смены. -- Тяжело приходится? -- поинтересовался Лузгин с издевательской участливостью. -- Это зависит, -- ответил тощий значительно. -- Когда тяжело, оно результативно. Сегодня вот было легко, но толку никакого. А оплата-то сдельная. С каждой педерастической головы. У нас фирма серьезная, приписки невозможны -- мы должны положить на бочку уши. И одно ухо не считается, нужны оба. Эй, Робокоп, помнишь того выродка, у которого уши оказались неодинаковые? -- Угу, -- кивнул здоровяк. -- Не зачли нам его, -- вздохнул тощий, обшаривая Лузгина прозрачными глазами. -- Не зачли... Эх! Он неожиданно резким движением -- таким, что Грэй подскочил, -- схватил бутылку и припал к горлышку. Забулькало. Лузгин поежился. -- Но согласитесь, -- продолжил тощий, отрываясь от бутылки и даже не переводя дух, -- уши гораздо приятнее, чем, например, яйца. Если бы нас заставили резать пидарасам яйца... Не знаю. Наверное, пришлось бы уволиться. Я, знаете ли, брезглив ужасно. Да и Робокоп тоже. Вы не смотрите, что он железный парень. У него тонкая ранимая психика. -- Угу, -- снова кивнул здоровяк. Лузгин, стараясь не впадать в ярость из-за этого идиотского спектакля, разлил чай по чашкам. Он догадался: придурочные менты явились к Долинскому с утра пораньше стрясти денег на опохмелку. И почему-то казалось, что мафиози в подобной ситуации вели бы себя хоть самую малость подостойнее. Грэй поднялся с крыльца и подошел к столу. По лестнице прошелестели легкие шаги, и на веранду ступил Долинский -- свежий, чисто выбритый, в деловом костюме. Лузгин поймал себя на том, что рад ему несказанно. Даже присутствие Грэя и Вовки, надежных ребят, не защищало от душноватого запаха опасности, которым двое в плащах уже провоняли все вокруг. -- Доброе утро, -- сказал Долинский. -- Слышь, буржуй, дай денег! -- ляпнул тощий. -- Пока не началось! -- Могу дать по шее, -- Долинский уселся и огладил Грэя, сунувшего морду ему на колени. -- Денег -- принципы не позволяют. -- Ну, вот... -- закручинился тощий. -- Началось. И так всегда. У кого ни попросишь, все принципиальные. Все по шеям да по шеям... -- Как я понимаю, вы тот самый Котов. Тощий выпрямился в кресле, и вдруг разительно переменился. Он больше не выглядел дешевым хитрованом, играющим придурка. И на падальщика уже не был похож. Напротив Долинского сидело теперь что-то хищное и смертоносное, острое, как режущая кромка. -- Капитан Котов. Сержант Зыков. Прибыли для выработки плана совместных действий. -- Ну, вот и свиделись наконец-то... -- протянул Долинский то ли ласково, то ли мечтательно. -- Рад знакомству, -- отчеканил Котов. -- Доброе утро, -- подал голос Зыков. У него оказался приятный и звучный баритон. -- Я, как вы догадываетесь, Игорь Долинский, а это, позвольте вам представить, Андрей Лузгин, журналист. Он здесь... Не случайно. -- Мы в курсе. И, кстати, пусть уж третий ваш покажется. Долинский коротко глянул в сторону кустов, ветки раздвинулись, выглянула озабоченная морда Вовки. Зыков издал странный звук: не то чихнул, не то подавился. -- Нет, мы не в курсе, -- по-прежнему сухо и деловито констатировал Котов. У него на лице не дрогнул ни мускул. Лузгин, внимательно наблюдавший за реакцией гостей на Вовку, подумал, что капитан дал бы сто очков вперед любому настоящему индейцу. И тут до него дошло. "Какой же я идиот! Местная "ночная команда" -- вот кто эти двое!" Вовка убрался обратно в кусты. -- Многое становится яснее, -- сказал Котов, провожая оборотня взглядом. -- А все остальное еще больше запутывается. Ну, это после. Карты на стол! Зыков снова полез за пазуху и вытащил офицерский планшет. Котов извлек из него потрепанную на сгибах карту. Лузгин отодвинул чашки, чтобы тому удобнее было развернуть лист. Карта оказалась кое-где протерта до дыр, местами в жирных пятнах, и вся покрыта нарисованными от руки крестиками, стрелками, кружочками. Это был план городской застройки, подробный, с точностью до дома. Долинский продолжал гладить Грэя. Пес легонько помахивал хвостом. -- Вы где ходили этой ночью? Долинский подался вперед, секунду помедлил и положил ладонь на северную оконечность города. -- Результатов ноль, естественно. Долинский кивнул. -- А мы вечером покрутились вот здесь, -- Котов ткнул пальцем в противоположный край. -- Казалось бы, никакого смысла. Но я решил немного пошевелить дедукцией. От безысходности, наверное. И!.. Вот этот домик знаете, чей? Здесь в тупичке два участка всего. -- Там, кажется, Азиз живет. -- Ориентируетесь правильно. Азик. А через улицу от него -- Суслик. Неплохо устроились старые приятели и компаньоны, высшей меры на них нет. Оба сейчас нежатся на теплых морях. У Азика в особняке до черта охраны, целый черный муравейник -- братья, шурины, племянники, дикий народ, дети гор. Суслик оставил сторожить, как обычно, троих. И собака там была. Мы приезжаем. И что видим? Родня уважаемого Азиза, вся обкуренная вусмерть, справляет какой-то свой байрам. А у Суслика -- тихо. Полное отсутствие присутствия, и уже который день. Азиковы племянники сами обеспокоились. Стучали, звонили, кричали -- без толку. Хотели перелезть через ворота, но я им строго отсоветовал. Думаю, стаи из трех особей, да с "мастером" во главе, нам хватит по самые помидоры. Долинский молча взял чашку и отхлебнул. -- Суслик застраивал свой участок еще в начале девяностых, -- продолжал Котов. -- Обстановку тогдашнюю вы наверняка помните. В те годы выживали только самые умные суслики, барсуки, еноты и прочие их сородичи. Поэтому мы имеем вокруг участка глухой забор два запятая пять метра с шипами и скрытой колючкой поверху. Стены дома толстенные, окна больше похожи на бойницы, закрыты рольставнями. Это крепость. Как ее брать, не представляю. Конечно, ночью что-то должно быть открыто, чтобы "мастеру" уйти и прийти. Но соваться туда после захода солнца -- извините, слуга покорный. А днем... Да что днем, что ночью -- сначала придется организовать саммит. Нужно тормошить шефа, чтобы он вышел на Олежку Косого, который, по непроверенным данным, знает цену вопроса. И вот если Олежка успешно перетрет с Сусликом и Азиком, и если те уговорятся, и дадут нам карт-бланш, и вот тогда, когда все будет согласовано, и охрана Азика закроет глаза на то, что мы вламываемся к Суслику... Я вас не утомил? И теперь я спрашиваю: где эта долбаная зондеркоманда из Москвы?! Долинский задумчиво изучал Котова. А тот глядел на Долинского, открыто и смело. Что-то между ними происходило. -- Он там. Я его чую, -- заключил Котов. -- Мне нравится ваша уверенность, -- сказал Долинский. -- И совсем не нравится место, которое вы нашли. Надо смотреть немедленно. Я сейчас вызову машину. -- Давайте лучше с нами. Фээсбэшный аппарат слишком заметен. -- Это моя! -- Долинский заметно обиделся. -- Какая разница, чья. Люди видят и говорят -- ага, КГБ поехало. Долинского перекосило, будто от желудочного спазма. Видимо, Котов случайно попал ему ему в больное место. А может, и намеренно. -- Не расстраивайтесь, -- сказал Котов. -- Мы еще выпьем, и я в припадке сентиментальности расскажу вам, какой вы на самом деле замечательный. Слово офицера. Лузгин и Зыков синхронно опустили глаза. Котов не врал и не старался показаться лучше, чем он есть. Просто говорил что думал. -- Принято, -- вздохнул Долинский. -- Поедем на вашей. Андрей, останься, ладно? -- Я как раз хотел попросить... -- Да там ничего интересного, -- Котов свернул карту и уложил в планшет. -- Забор. Дом. Через дорогу обкуренные горные азеры поют тоскливые песни и громко матерятся в паузах. Это звуковое сопровождение несколько оживляет картину. А то было бы страшно. -- Останься, -- повторил Долинский. -- Здесь же Вовка. -- Виноват, -- кивнул Лузгин. -- Действительно. -- Вовка, значит... -- буркнул Котов, вставая и оправляя плащ. -- Ну, если Вовка... -- Надо будет его пробить по картотеке, -- Долинский опрокинул в рот остатки чая. -- Поможете? Хотя там таких Вовок, наверное, сотни. -- Сотни не тысячи, -- вмешался Лузгин. -- И должны быть фотографии -- вдруг он себя узнает. -- По дороге обсудим, -- пообещал Котов. -- Только пусть ваш красавец не высовывается, пока я здесь. У меня от него мурашки, и хочется стрелять. Я вообще сначала решил, что вы упыря в кустах прячете. Это оборотень какой-то, да? -- Русский народный вервольф, -- сказал Лузгин горделиво, будто сам Вовку породил. -- Значит, его в том году москвичи пропавшие по лесам искали. -- А он их загрыз. -- Молодец, -- похвалил Котов. -- Я бы тоже кое-кого загрыз с превеликим удовольствием, да грызлом не вышел. А этот все равно пусть не высовывается. -- Вы привыкнете со временем. Вовка славный парень. -- Все мы славные ребята, простые русские парни, железные люди с деревянными головами, -- Котов слегка пошатнулся. -- Черт, поехали скорее. Игорь, готовы? Оденьтесь, будет дождь. Долинский покорно натянул плащ. Зыков уже шел к калитке. Спрятать обрез он и не подумал. -- До новых встреч! -- Котов махнул рукой на прощанье и чуть не сверзился с крыльца. Похоже, он с каждой секундой пьянел. Лузгин знал это состояние -- "откат" после стресса. То ли отважному капитану тяжело далось знакомство с Долинским, то ли Вовкино присутствие так повлияло. Но, скорее всего, сказывалась бессонная ночь, которую Котов прошлялся черт знает по каким помойкам. -- Вы не против, если я сяду за руль? -- спросил Долинский, -- Х...й! -- емко ответил Котов. -- Она без него не поедет, -- объяснил Зыков издали. -- Ерунда, кто нас остановит? -- Первый же столб. -- Х...й! -- уверенно возразил Котов. Лузгину это надоело, он повернулся и ушел на кухню. Имело смысл позавтракать и лечь доспать. На холодильнике лежала районная газета, почти свежая. Лузгин поставил разогреваться вчерашние котлеты и решил посмотреть, чего пишут. Писали ужасно. Такой кошмарный слог Лузгин встречал разве что в армейских боевых листках. "И ведь эти люди называют себя журналистами, гордятся профессией, -- подумал он с горечью. -- И каждая жопа, прочитав их галиматью, решает, что тоже может писать. А сколько у нас авторов, которые, гордо ударяя себя в грудь, кричат "Я -- писатель?". И каждая жопа, прочитав их галиматью... Тьфу!" Давным-давно, при главреде Дмитрии Лузгине, здесь была совершенно другая газета. Настолько профессиональная, что ее ставили в пример некоторым столичным изданиям. Говорят, все советские газеты были одинаковые. Нет, они различались, да еще как. У здешней, например, имелось литературное приложение, из которого "выросла" пара неплохих авторов -- их теперь не стыдно и писателями назвать. А сколько хороших журналистов отсюда стартовало... Отец умел находить таланты. Он вообще многое умел и ни одной мелочи не упускал из виду. И получилось так, что именно его манера все делать своими руками газету сгубила. Отец ушел, не оставив после себя устойчивой "школы". Грамотный преемник, крепко сбитый коллектив, наработанные контакты, отличная репутация издания -- были. Но уехал в столицу лидер, и из газеты будто вырвали сердце. Несколько лет запущенный отцом механизм крутился по инерции, а потом издание очень быстро деградировало и потеряло собственное лицо. Стало одним из многих провинциальных листков, обслуживающих интересы городских властей -- и ничего больше. Лузгин вздохнул. "Может, и не надо было отцу соглашаться на приглашение в Москву. Высосал его этот жестокий город и высушил. До смерти". Всю кровь выпил. Чертыхаясь сквозь зубы, Лузгин по диагонали просмотрел четыре полосы. Единственным относительно нормальным чтивом оказалась колонка происшествий. Пусть и обезображенная неуместно витиеватым стилем, она хотя бы сообщала о дельных вещах. Вот, третьего дня на проселочной дороге столкнулись два московских авто. А за сутки до -- две воронежских машины. Находят же люди, где встретиться... Лузгин заглянул в раздел частных объявлений. Р_Е_М_О_Н_Т_И_Р_У_Ю И_Н_О_П_Л_А_Н_Е_Т_Н_У_Ю Т_Е_Х_Н_И_К_У -- Что-что? -- спросил Лузгин вслух и почувствовал, как предательски дребезжит голос. "Ремонтирую инопланетную технику. Готов оказать содействие в размещении рекламы на бортах НЛО. Писать до востребования, п/я ... Семецкому Ю.М.". Лузгин раздраженно отшвырнул газету. Опять кто-то терзал звонок. И теребил за душу Вовка. И вдруг глухо зарычал Грэй, такой на редкость молчаливый пес. -- Сумасшедшее утро, -- сказал Лузгин. За калиткой ждал вампир. ***** К этому гостю Лузгин вышел с ружьем наперевес. Грэй рычать уже бросил, но стоял непоколебимо, будто в землю врос. Вовка за кустами переместился к забору вплотную, чтобы с одного прыжка достать вампира, если тот вздумает сунуть лапу сквозь решетку калитки. Лузгин передернул затвор и подумал -- странное дело, насколько он перед "ночной командой" дал слабину, настолько же уверенно сейчас двигался навстречу вампиру. Чувствовал за собой крепкий зубастый тыл. Ментов Грэй оценил как очень серьезных противников, Вовку они просто напугали. А тут, казалось бы, монстр явился -- и ничего, эти двое его запросто съедят и добавки попросят. Так кто тогда по-настоящему опасен в городе?! Или вампир нынче дохлый пошел... -- Здравствуйте, мне бы Игоря увидеть... -- пролепетал гость. Лузгин озадаченно приоткрыл рот. У калитки переминалось с ноги на ногу существо мужского пола, жалкое и ничтожное. Раздавленное два раза. Бледное, изможденное, какое-то иссохшее. Оно зябко обхватило себя руками, его била заметная дрожь. Глядело существо в землю, длинная темная челка закрывала глаза. -- Игоря нет дома, -- сухо ответил Лузгин. -- А мы с вами не знакомы случаем? -- Мне некуда пойти, -- существо всхлипнуло. -- Она меня выгнала. Игорь... Игорь сказал, что я могу обратиться... Если решусь. Вот. Делайте со мной что угодно, только спасите и ее тоже. Хотя бы попытайтесь. Что вам стоит?.. "Ну, вот какие они. Неужели такие? Странно. Игорь советовал не бояться. А я и не боюсь. Мне, скорее, противно. Интересно, как выглядит это ходячее недоразумение при полной луне. Трудно поверить, что оно через несколько дней превратится в убийцу-эстета, подавляющего волю жертвы и наслаждающегося ее предсмертным ужасом. Хм... И откуда уверенность, будто я давно знаю этого упыря?". -- Я не могу работать, -- пожаловалось существо. -- Я больше не могу работать. Ни днем, ни ночью. Не вижу цвета, не чувствую его. Это не зрение, понимаете, это что-то другое... А она говорит, раз я не приношу денег, значит, я не мужчина, и пошел вон. Похоже, существо раньше умело быть элегантным. Но сейчас его стильная прическа выглядела неопрятной копной волос, а ультрамодная для здешних мест одежда, сплошь из черной кожи, топорщилась как на дешевом манекене. И вроде бы существо выросло довольно крупным и мускулистым. Но теперь это не имело значения. -- С ней что-то случилось, она раньше была другая. Я не хочу ее терять, не могу. Я тогда себя потеряю. Пустите, будьте добры. Мне очень нужен Игорь. Он может все решить. Я надеюсь, я надеюсь... Черт побери, отчего все так глупо! Она прогнала меня. За что?! Лузгин медленно опустил ружье. -- Фима... -- позвал он тихонько. -- Это ты? -- А я же люблю ее! -- выкрикнуло существо дребезжащим фальцетом. -- Фима. Ну-ка, посмотри сюда. Существо несмело выглянуло из-под челки мутным глазом. -- Помнишь меня? Я Андрей Лузгин, мы учились в параллельных классах. Существо шмыгнуло носом. Никаких сомнений не осталось, перед Лузгиным стоял Миша Ефимов, школьное прозвище "Фима". Приятель, однокашник, ровесник. Только, в отличие от них с Долинским, не повзрослевший, а жутко, невообразимо состарившийся. -- Значит, ты все-таки стал художником. -- Забудь об этом. Я никто. Пусти меня, пожалуйста. Я должен поговорить с Игорем. -- Игоря нет дома, -- повторил Лузгин. Вспомнилось из какой-то давно читанной готики: вампир без приглашения не войдет. Но уж если пустил его... Дальше твои проблемы. -- Я дождусь. Разреши войти. Я где-нибудь спрячусь и буду ждать. Я не помешаю. Лузгин помотал головой. -- Да пойми ты, я не могу здесь, мне плохо. Очень плохо. А если я уйду, то... Куда? Мне нужен угол чтобы прилечь. Спрятаться. А потом Игорь придет, и все сделает как надо, он знает. Лишь бы я выдержал. Но я справлюсь, честное слово. Позади фыркнул Грэй. Как показалось Лузгину -- презрительно. -- Да спаси же ее! -- взмолилось существо. -- Я не за себя, за нее прошу! Если хоть малейший шанс остался, я что угодно сделаю! Ты скажи! Если надо убить, я убью! А если надо умереть... И существо заплакало. Оно не хотело умирать. Но ему это предстояло довольно скоро. Пока что не физически -- истончалась и усыхала его личность. Так сказал безмолвно Вовка. Оборотня уже тошнило от несчастья, транслируемого в пространство существом. Он готов был придушить вампира из жалости к себе, чтобы больше не чувствовать его предсмертную тоску. Вовка мечтал -- вдруг у Лузгина сдадут нервы, и тот заедет существу прикладом в лоб? Грэй повернулся и ушел к дому. Лузгин просунул ствол ружья через решетку и несильно толкнул существо в живот. -- Очнись. Я не понял -- ты меня узнал? -- Ну да... -- прохлюпало существо, размазывая слезы по лицу. -- Ты этот... Сынок редактора. Лузгин поморщился. "Что за день сегодня?! Сначала Долинскому припомнили то, в чем он не виноват, теперь мне. До смерти нам, что ли, таскать этот хвост? Сын за отца не отвечает. А потом... Наши отцы были достойные люди. За своего я ответить готов, если очень попросят. И Игорь, наверное, тоже не откажется". -- Вас двое было, крутых, сынок газетчика и сынок кагэбэшника... И опять вы вместе тут... Опять все решаете... Не-на-ви-и-жу... -- Ну и пошел в жопу со своими детскими обидами, -- мстительно сказал Лузгин. -- Сдохни. -- Андрей! -- существо рухнуло на колени, заламывая руки. -- Ах, сразу имя вспомнил! Ох, и дурак же ты, Фима. -- Да-да, -- затараторило существо, -- я дурак, я идиот, прости, я больше не буду! "Вов, -- позвал Лузгин, -- ты не сердись, но мы его пустим". Вовка мысленно выразил такое отвращение, что человек едва не поперхнулся. "Надо потерпеть, Вов. Он нам пригодится". -- Учти, я знаю, кто ты на самом деле. И собака знает. Дернешься -- тебя съедят, -- предупредил Лузгин, отпирая калитку. -- Не бойся, не дернусь... -- простонало существо, медленно, с заметным трудом, вставая с колен. -- Мне ходить-то тяжело. Я болен, вот кто я такое. Болен, болен, болен... А когда же Игорь придет? -- Не знаю. -- Поскорее бы. Ох, Андрей, спасибо тебе, спасибо. Оказавшись в доме, существо развило неожиданную активность. Продолжая беспрестанно хлюпать носом, причитать и благодарить, оно принялось суетливо обнюхивать углы. Прихрамывая, обежало весь первый этаж и спросило: -- А подвал? Где вход в подвал? Лузгин, который уже умаялся ходить за существом по пятам, только головой помотал. Тогда существо зашло в "гостевую" комнату, где жил сейчас Лузгин, легло на пол, кряхтя, заползло под кровать, и оттуда сообщило: -- Здесь буду. -- Каков наглец, -- буркнул Лузгин. Подошел Грэй. Шумно потянул носом воздух. Существо опасливо пискнуло. -- Грэй, фу! Пес на команду Лузгина внимания не обратил. Он сунулся под кровать, ухватил существо за куртку и легко выволок на середину комнаты. Существо трусливо съежилось. Грэй стоял над ним и критически разглядывал. Будто думал, сразу задавить добычу или сначала поиграть с ней. Существо заползло под кровать снова. Грэй, невзирая на слабые протесты, вытащил его обратно и довольно осклабился. -- По-моему, Фима, ты попал! -- обрадовал вампира Лузгин. В голове ехидно хохотал Вовка. Совсем по-человечески. -- Андрей, да помоги же! -- Грэй, фу! Кому сказано! Фу! -- Г-р-р-р-р! -- Извини. Лузгин чувствовал себя полным идиотом. Сделать что-то с этой собакой было невозможно -- только застрелить, наверное. Естественное мужское желание подчинить себе пса и прекратить безобразие разбивалось о знание истории Грэя. Вампир ему не игрушка, а что-то большее. Попробуй, вмешайся. Результат непредсказуем. Существо рвалось в укрытие, Грэй его раз за разом оттуда извлекал. Оставалось ждать, кто первый сорвется и полезет в драку. -- Отстань, сука! -- Фима, это кобель. И ты ему не нравишься. Честное слово, я тут ни при чем! Может, хватит будить зверя в звере? Выходи из дома, лезь под веранду. -- Мне на улице пло-о-хо... -- Да тебе всегда было плохо. Везде. Ты и в школе постоянно ныл. -- Зато таким, как вы с Долинским, везде хорошо! Мальчики-мажоры, бля! -- А ты в армии служил, чмо?! -- Отстаньте все от меня, сволочи! Отстаньте! Уйди, скотина четвероногая, тьфу на тебя! Вовка за домом катался по траве. Он был счастлив. Грэй упоенно волтузил существо. -- Да будь ты мужиком, дай ему в рыло! -- ляпнул Лузгин и сам испугался возможных последствий. -- Я не могу, он тогда загрызет! А я должен Игоря дождаться! Пойми, идиот, это не ради меня! Мне жену надо спасти! Лузгин протянул руку, схватил Грэя за ошейник и дернул. Пес оглянулся и негодующе рыкнул. Лузгин приказал себе ни о чем не думать и просто вышел из комнаты, таща на буксире обалдевшую от такой фамильярности овчарку. Посреди веранды он отпустил пса, рухнул в кресло, бросил ружье на стол и честно уставился Грэю в глаза: теперь делай со мной что хочешь. -- Фиме жену надо спасти, -- объяснил Лузгин собаке. -- Оставь его в покое, а? Грэй отвел взгляд. Будто понял. Обошел вокруг стола и улегся на своем любимом месте, поперек крыльца. -- Спасибо... -- донеслось из "гостевой". Лузгин откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Поразительно было уже то, что пес не цапнул человека за ногу, когда его тащили из комнаты. А ведь полагалось собаке перенаправить агрессию. Грэй был не просто восточноевропеец-переросток, в нем проглядывали какие-то примеси. Насколько они обуславливали странные, даже парадоксальные манеры этого животного, Лузгин не знал, он в кинологии разбирался посредственно. И все же пес не тронул его. Очень захотелось дать волю нервам. Почти так же резко, как до этого Котов, Лузгин цапнул со стола недопитую бутылку зверобоя и припал к горлышку. -- Знал, что напьюсь сегодня. Когда этих ментов придурочных увидел, сразу понял, -- сказал он через несколько минут, прежде, чем сделать очередной глоток. В поле зрения появился Вовка. Участок по периметру закрывала живая изгородь, поэтому оборотню разрешили гулять свободно, только чтобы перед калиткой не болтался. У Вовки в лапах был старый футбольный мяч, сморщенный и изжеванный. Он издали бросил его Грэю. Под кроватью спал вампир. А Лузгин сидел на веранде, курил и смотрел, как вервольф и овчарка играют в футбол. ***** Прошел небольшой дождик и не ушел -- воздух остался мокрым, будто капельки в нем повисли. Грэй опять лежал на крыльце. Человек и оборотень листали иллюстрированный журнал -- Вовка называл разные вещи их именами и почти всегда угадывал. Правда, читать у него не получалось. Хотя он уверял, что раньше это умел и вообще учился хорошо. Вероятно, перестроенное зрение вервольфа не позволяло ему корректно считывать буквы. А может, он в прошлой жизни был двоечником и прогульщиком. Лузгин прикончил бутылку, но не опьянел, скорее набрался сил нормально прожить до вечера. Долинский вернулся на такси. Открывать калитку ему было, видимо, лень, потому что он ее перепрыгнул. Самую малость опершись о верхнюю перекладину. Почти два метра. Без разбега. Такси уехало очень быстро. -- Мой дом превратился в зверинец! -- рявкнул Долинский издали. -- Что за говно там валяется под кроватью? Вовка втянул голову в плечи. Грэй подался было с крыльца на улицу, встречать хозяина, но передумал. -- Это Фима к тебе пришел. -- Фима... А Михал Михалыч -- не хочешь? Самый модный в городе портретист. -- Что-то не тянет он на Михал Михалыча, -- усомнился Лузгин. -- К полнолунию еще как потянет. Знай успевай покойников оттаскивать... Грэюшка, дружище, привет! Ну, куда же ты, лапа?.. Не любишь пьяных! И правильно! А я знал, что надерусь сегодня прямо с утра! Как только этих двоих каскадеров увидел, сразу понял. Андрей, умоляю, сделай чайку покрепче. -- Может, тебе прилечь? -- Вот чашечку дерну и прилягу. -- Как съездил? -- Девять из десяти, что наш клиент там. Надо локализовать его точно и планировать операцию. Ничего, естественно, не готово, и никто не готов, и вообще это самоубийство, но уж как-нибудь... Умница Котов, ум-ни-ца, но много пьет. И других соблазняет. Хм, а что это мне не звонят? Долинский остановился на ступеньках, достал мобильный телефон и потыкал в кнопки. -- Ты не поверишь, -- заговорщическим шепотом сообщил он, -- у них полный багажник стеклотары! И они ничего не знают! Это какой-то бред! -- Про полный багажник? -- успел спросить Лузгин прежде, чем телефон пискнул, соединяя абонентов. -- Вы куда все подевались?! -- заорал Долинский в трубку. -- Начальник болтается черт знает, где! Он, можно сказать, пропал! А вам наплевать, да?! Почему мне никто не докладывает?.. А-а, страшно?! Это ты не знаешь, что такое страшно! Страшно это если начальник сейчас на работу придет! Ладно, шучу. Не приду. Хорошо, хорошо. Отгрузили? Точно отгрузили? Все отгрузили? И те календари? И буклеты? Хм, молодцы... Тогда завтра... Что? Разве сегодня пятница? Ну, и валите. Да, сдавайте под охрану и валите. Разрешаю. Начальник добрый сегодня. Все, отбой. Он сунул мобильный в карман, поднялся на веранду, похлопал Вовку по плечу и сказал в направлении кухни: -- Про два ящика водки в своем багажнике они знают хорошо. Они ни черта не знают всего остального. Сплошные мифы и легенды. Черт побери, мне известно, что у обоих анализы отрицательные -- мне! А им -- нет! Они до сих пор боятся заразиться! -- Ты их просветил? -- спросил Лузгин, вытряхивая старую заварку из чайника. -- Угу. Не знаю, может, зря. Если генерал своим бойцам ничего не рассказывал, значит, у него были какие-то резоны. Или привычка сработала. Держать подчиненных в страхе, чтобы им служба медом не казалась. -- А ты ему рассказывал? -- Что? -- Что к вампиризму нужна предрасположенность. Долинский как стоял, так и сел. Вовка подхватил со стола журнал и благоразумно убрался в дом. Лузгин возился с чайником, стараясь не оглядываться на Долинского. От того разве что искры не летели. Кажется, Лузгин его своим невинным вопросом совершенно ошарашил. "Ни одна власть не откровенна с народом, ни одна компания не говорит всю правду своему персоналу". Лузгин проговорил эту аксиому мироустройства -- точнее, набил ее на клавиатуре, -- только вчера. Но уже сегодня он оценивал в свете новой концепции все, происходящее вокруг. Так бывает с людьми, долго шедшими к открытию, а потом сильно удивившимися: неужели я раньше не додумался до очевидного? Очевидное не очевидное, а расклад сил в городе оно определяло точно. Контролирующая "работу по вампирам" структура -- ФСБ -- ни в жизнь не раскроет свои карты милицейским исполнителям. Напротив, она постарается создать вокруг упырей ауру таинственности. Чтобы Котов с Зыковым каждый месяц сдавали кровь на анализ и боялись. Чтобы "мастера" представл