озвращаешься ты потом в тот же барак -- остальным в назидание Тихий и смирный возвращаешься. Их бы всех психотропными средствами обрабатывали, только уж очень дорого это. -- Каторга должна быть прибыльной, -- согласился Валюшок понимающе. -- Забудь! -- усмехнулся Гусев. -- В наши дни каторга по определению не может быть прибыльной. В сталинские времена -- наверное, но сейчас рабы больше съедают, чем производят. Это ты пропаганды нанюхался. Все нынешние успехи Союза, дорогуша, зиждятся на трех китах. Повальная честность налогоплательщика -- раз. Отсутствие теневой экономики -- два. И принцип "У нерусских не покупаем" -- три. Конечно, не в том смысле, что мы кока-колу больше не пьем, а в том, что у нас турки Кремль не ремонтируют и чурки дачи не строят. А каторжники -- это просто было подспорье в самом начале... Мимо проехал, обгоняя выбраковщиков, давешний "БМВ" и круто спикировал к подъезду дорогого ночного клуба. Валюшок невольно засмотрелся на яркую вывеску. Он здесь не бывал, да и вообще давно уже перестал тянуться к навороченным кабакам. У него имелся свой любимый пивнячок в двух шагах от дома. С бильярдом, дартсом и теплой спокойной обстановкой. Как у любого нормального человека в этом городе. В неоправданно дорогих безвкусных заведениях наподобие того, куда направилась дамочка из "БМВ", тусовались, как правило, не совсем нормальные. Скучные пустые люди, измученные вечным ощущением, что им чего-то недодали в жизни. Валюшок понимал, от чего так бывает. Он и сам когда-то не знал, чем заполнить щемящую пустоту внутри, которая никак не хотела проходить, хоть ты ее пейнтболом, хоть горными лыжами, хоть книгами хорошими. Бесился, на стенку лез в поисках новых ощущений... А потом все улеглось. Оказалось, нужно просто найти свою любовь и дело по душе. "Просто?.. Черта с два это так просто. Многим до самого конца так и не удается. Интересно -- Гусеву удалось?" Гусев в это время крутил баранку и разглагольствовал Валюшок не без труда вернулся к действительности и прислушался. -- .. конечно, наши порядки не очень-то согласуются с Декларацией прав человека, -- вещал Гусев. -- Но зато в Союзе можно почеловечески жить. Совершенно без страха. Думаешь, почему наш режим так люто ненавидят все правительства мира, кроме совсем уж тоталитарных, а мы с ними по-прежнему выгодно торгуем, науку вместе делаем, экспедицию на Марс готовимся запускать? Да потому что любой, кого хоть раз ограбили на улице, кому хоть раз ни за что ни про что дали по физиономии... В этот момент, сжимая кулаки или утирая слезы, он мечтал переселиться в Союз, где такого не бывает в принципе. Нас давно бы стерли в порошок, даже ценой ядерной войны. Но общественное мнение не позволяет. Сколько ты его телевизором ни потчуй, сколько ни капай на мозги -- люди хотят, чтобы Союз был. Хотя бы как недосягаемая мечта, как символ. Мы фактически реализовали утопию, Леха. Мы почти уже построили безопасное общество. Мы! Мы это сделали, понимаешь? -- Ну, я-то пока ничего не сделал, -- потупился Валюшок. -- Уже начал. Да и успеешь еще, -- пообещал Гусев. -- Я же говорил -- очередной подвиг назначен на полночь. Так что жди. Будет тебе чем заняться. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны Но, конечно, антифеодальная политика Влада вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием -- это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти. На стоянке у памятника Маяковскому Гусев пристроил машину рядом с несколькими такими же неприметными автомобилями, в каждом из которых лениво покуривало по три человека. -- Уж полночь близится, а Мышкина все нет, -- сказал он, оглядевшись. -- Непорядок. А-а, легок на помине... От Садового поднимался огромный "дальнобойщик". Машины на стоянке дружно завелись. Фура свернула на Брестскую, и за ней тут же выстроилась целая кавалькада. В тесном переулке грузовик притерся к обочине. Группа Мышкина кое-как запарковалась вокруг и полезла в трейлер, задняя дверь которого наполовину распахнулась, вывалив наружу короткую лесенку. -- Мобильный штаб, -- объяснил Гусев. -- Он же летающая крепость. Пошли, чего сидишь? Внутри трейлер оказался больше всего похож на конференц-зал пополам с сельским клубом: проекционный экран, несколько столиков с компьютерами, ряды простецких деревянных скамеек человек на тридцать. Дополняли обстановку зарешеченные боксы для клиентов в ближнем ко входу торце и пара кондовых несгораемых шкафов. Вот это уж было явно не клубное оборудование. Валюшок заинтересованно вертел головой, Гусев его подталкивал. Выбраковщики расселись, мягко захлопнулась дверь. В президиуме обнаружилась необъятная туша Мышкина, рядом с которой совсем потерялся мелкий неприметный человечек. При всем желании Валюшок не смог бы описать его внешность -- просто некто в галстуке. Да и галстук этот тип повязал скорее всего, чтобы акцентировать на нем внимание и стать от этого окончательным невидимкой. -- Восемнадцать, -- прогудел Мышкин. -- Все живы, все на месте. Так сказать, более чем достаточно. Внимание, господа.-- Это, так сказать, наш старый знакомый, коллега, так сказать, из... Короче, неважно откуда. -- С Петровки коллега, -- подал реплику кто-то в передних рядах. -- Как его... Капитан Петров, вот. -- Майор Сидоров, -- представился "коллега". Голос у него оказался слабый и такой же бесцветный, как и он сам. "Хороший, наверное, специалист, -- подумал Валюшок. -- С такой внешностью -- хоть в разведку иди, сам бог велел. И не дурак. Готов поспорить, на самом деле он полковник Иванов". -- Тамбовский волк ему коллега, -- неожиданно в полный голос сказал Гусев. Все головы в "конференц-зале" тут же повернулись в его сторону. Мышкин предупредительно заворчал. -- Расскажи, майор, как ты у меня Шацкого отнял. Этому подонку самое место было на урановых рудниках. А он вместо того, чтобы кровавыми слезами плакать и рукиноги веревочками подвязывать, третий год тебе стучит. А на АСБ плюет при каждом удобном случае. И денег у гада немерено. Сколько ты ему платишь, майор? -- У вас еще что-нибудь по этому вопросу, товарищ Гусев? -- учтиво спросил майор. -- У меня по этому вопросу имеется для Шацкого именной патрон. Так на нем и написано: "Убийце-садисту Шацкому с приветом от Центрального". -- Никого он не убивал, -- начал потихоньку заводиться майор. -- А вот сколько мы всякой дряни изобличили с его помощью... -- Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом еще и добровольно удавится, -- пообещал Гусев. -- У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский, -- сообщил Мышкин. -- Жалко, не дожил, -- вздохнул Гусев. Группа Мышкина одобрительно захихикала. -- Короче, Пэ, заткнись, пожалуйста, -- попросил Мышкин. -- Виноват, командир. Разрешите вопрос к товарищу майору? -- Не дождешься! -- почти выкрикнул майор, отвечая на еще не заданный вопрос. Голос майора наконец-то приобрел окраску -- ехидную и мстительную. -- Да хрен с ним, с Шацким, все равно на пулю нарвется рано или поздно, -- сменил тему Гусев. -- Меня куда больше интересует, как продвигается дело Бобика. Майор демонстративно посмотрел на часы. -- А действительно! -- оживились на первых рядах. -- Куда Бобика заныкал, начальник? -- Он где-то в Америке залег, -- нехотя ответил майор. -- Ищем. Вместе с ФБР ищем. -- Точнее, ФБР ищет, а вы к ним в гости катаетесь, -- заметил ктото. -- Виски со льдом, клубника со сливками, зеленые бумажки с портретами... Майора основательно перекосило. Теперь Валю-шок смог бы его описать -- "крепко обиженный человек в галстуке". -- Сами же упустили, -- пробормотал майор. -- А мы за вас отдувайся. Группа в один голос угрожающе зашипела. Валю-шок присмотрелся -- здесь не было его ровесников, в основном люди глубоко за тридцать, а то и за сорок. Ветераны Агентства. И чем-то пресловутый Бобик их всех здорово взял за живое. -- Хватит! -- Мышкин хлопнул ладонью по столу. -- Короче! Время. Отвели душу, и будет с вас. Так сказать, хлебом не корми -- дай обидеть человека. А он, между прочим, нам халтурку подбросил. Короче, майор, рисуйте задачу. -- Опять за ментов говно разгребать, -- буркнул плечистый дядька, сидевший от Валюшка слева. Валюшок его узнал -- это был Калинин, один из мышкинских ведущих. Он еще зевал на планерке в отделении, чем навлек на себя гнев начальства. А может, и не зевал вовсе, просто не успел гадость сказать. Майор вместо того, чтобы обидеться, вдруг улыбнулся. Мол, именно это и разгребать. Каждому свое. Кому-то тонкая работа, а некоторым, которые полагают себя круче всех, -- лопату в руки и вперед. Для этого, собственно, и организовывали АСБ. -- Итак, вот что у нашего ведомства есть для вас, -- сказал майор. -- Семь лет назад суд присяжных оправдал пятерых. Это была устойчивая преступная группа, за ними числится как минимум одно убийство, множество фактов вымогательства, разбои, грабежи. Мы их ломали как могли, а на суде все равно дело рассыпалось. Лидеру дали пятнадцать лет строгого, а остальных -- за недоказанностью. Разумеется, после "Указа сто два" они легли на дно. Мы их долго искали-и вот, нашли. Снова лазают по городу. Похоже, ищут, чем бы поживиться. Сейчас эта компания вышла из "качалки" и отмокает в сауне, отсюда пара кварталов. Пробудет там... Минимум еще часа два. Вряд ли они вооружены, но может быть всякое. И у охраны, понятное дело, какая-нибудь пукалка да найдется. "Качалка" в прошлом бандитская, да и сейчас там народ собирается довольно поганый. В общем, можно не церемониться. Гребите всех. И побольше шухера. Чтобы те, кого потом отпустят, надолго запомнили и другим рассказали. А основные лица мы вам сейчас покажем... Мышкин утвердительно кивнул и повернулся к видеопроектору. -- Вот так всегда, -- заявил Калинин. -- Как из уголовника признание выбить, так вы и лапки кверху. А честных людей запугивать... -- Закон суров, но это закон, -- развел руками майор. -- Всего лишь буквы. И мы этим буквам обязаны следовать. Не то что некоторые. -- Интересно, что ты будешь делать, майор, когда нас всех поубивают? -- спросил Гусев. -- Кому ты будешь это говорить -- побольше шума, ребята, побольше страха на гадов нагоните... Омоновцам своим, которые под тем же законом ходят? И так же, как ты, зубами скрипят, когда адвокаты убийц отмазывают? Чего стоит твой закон без АСБ, а, майор? -- Если честно, Павел, я с самого начала был против "Указа сто два", -- сказал майор. -- Я и сейчас против. Двухступенчатого правосудия не может быть в принципе. Где это видано... -- А где видано, чтобы ты ночью прошел сквозь огромный город и навстречу тебе попадались сплошь улыбающиеся лица? -- парировал Гусев. -- Где видано, чтобы на каждой скамеечке влюбленные сидели, и ни одна сволочь, ни одна... -- Он задохнулся и умолк. -- И чтобы простой работяга за год мог на машину накопить, -- ввернул Калинин. -- А бутылка трешник стоила? -- Кто о чем, а вшивый о бане, -- откомментировали с передних рядов. -- А действительно, майор, где еще так живут? -- В Европе, -- скромно ответил майор. -- Хватил! -- фыркнул Калинин. -- И вообще, начальник, если ты такой принципиальный, какого черта к нам таскаешься? -- Ну, вообще-то я не сам пришел. У меня приказ взаимодействовать. -- Хорошо, а что руководство твое думает? -- Да не нужны вы уголовке! -- взорвался майор. -- На фиг не нужны! И без вас справимся. Ясно?! Мы просто ловим момент. Пока вы есть -- пользуемся. -- Паранойя какая-то, -- помотал головой Калинин. -- Верно, Пэ? -- Угу, -- согласился Гусев. -- У тебя раздвоение личности, майор. Ты просто готовый клиент для одного нашего интересного департамента. Где двери без ручек и всем постоянно спать хочется. -- Короче, вы фотки будете смотреть? -- поинтересовался Мышкин. -- Пятнадцать минут до выхода. Большая "труповозка" уже на месте должна быть. И закрывайте, так сказать, дискуссию. -- Уже закрыли, -- сказал Калинин. -- Только вот... Ты это, майор. Ты правильно сказал -- пока мы есть, надо ловить момент. Потому что скоро нас не станет. Ты-то, понятное дело, особенно переживать не будешь. Но вот народ... Люди нас еще вспомнят. Потому что вы эту дурацкую страну... Нет, не удержите. Попомни мое слово, не удержите вы ее. Здесь еще браковать и браковать. Каждого сотого выводить из строя и на Колыму. Вот так. Майор что-то хотел сказать, йо передумал и отвернулся. -- Короче, гасим свет, -- подвел черту Мышкин. -- Давайте, парни, запоминайте вражьи рыла. Чтоб их всех... Тренажерный зал и сауна занимали длинный полуподвал жилого дома. В прежние времена Мышкин обкладывал такие заведения со всех сторон и устраивал спектакль с громогласным ультиматумом через мегафон и прочими театральными выкрутасами. Чаще всего осажденные прятали кто куда оружие и другие компрометирующие предметы и понуро лезли в руки выбраковщиков, уповая на то, что пронесет нелегкая. Местное население торчало из окон и ловило кайф от того, как его берегут и защищают. Иногда выбраковку даже подбадривали радостными воплями -- особенно сцены усмирения бандитов доставляли удовольствие пенсионерам из числа самых малограмотных. Случались, конечно, эксцессы, когда захваченные врасплох подозреваемые оценивали свои шансы на жизнь объективно и упирались рогом. В таких случаях Мышкин произносил свое знаменитое: "Короче, если гад не сдается, его уничтожают", жителей просили убраться от окошек подальше, и начиналась пальба. Увы, даже самый лояльный гражданин отчего-то терпеть не может трупы и кровищу, пусть это все и бандитское. По телевизору он с великим удовольствием смотрит, как негодяев разделывают под орех, а от грубой реальности воротит нос. АСБ такие нюансы поначалу не учитывало. Но с определенного момента, когда оказалось, что рейтинг Агентства из-за явно видимой его кровожадности падает, упор был сделан на кошачью тактику скрадывания. Засады, скрытное проникновение, никаких битых стекол и поменьше насилия, которое мог бы заметить посторонний глаз. На бумаге все получалось отлично. По жизни -- не очень. Тем не менее весь последний год выбраковщики работали, скованные рамками строжайшего приказа -- минимум беспокойства для частных лиц. Особенно в ночные часы, когда налогоплательщик обязан реализовывать свое конституционное право на отдых. Поэтому Мышкин вместо того, чтобы блокировать входы-выходы и предложить клиентам сдаваться по-хорошему, выбрал другой путь, куда более опасный для своих подчиненных, но зато относительно бесшумный. Когда на экране появилась схема полуподвала, расстановку сил командир группы обозначил буквально Двумя словами. Но непосредственно на объекте Валю-шок поразился тому, насколько четко действовали его люди. Группа заняла позиции в считанные мгновения. И сам того не ожидая, Валюшок оказался в двух шагах от парадного входа в закрытый спортклуб, который сейчас ему предстояло штурмовать. Тут же, за углом, ждала своего часа и большая "груповозка" -- фургон с надписью "Хлеб" на борту. Только что из нее кого-то вывели, но Валюшок так и не рассмотрел, кого именно. Рядом с Мышкиным встали четверо из шести его ведущих -- остальные развели группу куда-то вдоль дома и на черный ход. Неподалеку околачивался майор. И еще здесь был Гусев. Который обернулся и бросил Валюшку: -- Останешься на входе, перестреляешь там всех, кого прикажут. Если что, позову. Валюшок, надеявшийся на большее, разочарованно вздохнул и достал игольник. Да так и застыл со своей пневматической игрушкой в руке. Потому что Мышкин, Гусев и ведущие тоже достали оружие. Но какое! У Мышкина оказалась "беретта", очень похожая на гусевскую, только раза в полтора больше. Такое Валюшок раньше видел только в кино -- это был уже не пистолет, а целый пистолет-пулемет с удлиненной обоймой и откидной рукояткой под стволом. А остальные... Здесь был "глок", здесь был армейский "кольт", хотя тоже какой-то странный, явно доработанный, мелькнул роскошный "зиг-зауэр", и еще одна неприличных размеров пушка, в которой Валюшок заподозрил "магнум", хотя и не очень уверенно. Затвор никто не передергивал. Значит, патроны уже в стволах. "Господи, да что же это они такое замышляют?" -- поразился Валюшок. -- Начали! -- выдохнул Мышкин. Быстрым шагом выбраковщики обогнули угол и оказались у двери спортклуба. Перед самой дверью переминался с ноги на ногу какой-то субъект, а неподалеку прижались к стене двое с игольниками. "Так вот кого привезла "труповозка", -- догадался Валю-шок. -- Член клуба. Как я раньше не догадался, нам ведь нужно без шума войти..." Тяжелая бронированная дверь начала открываться. Стоявший перед ней мужчина шагнул назад, и тут же на его месте оказался Мышкин. Последующие несколько секунд в памяти Валюшка отпечатались как всеобщая непонятная возня -- приглушенное сопение, команды вполголоса и задушенная ругань. Дважды тихо хрустнул игольник. Под ногами слабо шевелилось живое и постанывающее. Ничего героического, даже как-то скучновато. Выбраковка, подмяв под себя охрану, пробилась сквозь тесный коридор и оказалась в небольшом помещении с барной стойкой и кучей дверей. Взвизгнула какая-то размалеванная девица, сильно поддатый широкоплечий парень вытаращил глаза. Бармен, видимо битый жизнью человек, моментально поднял руки. -- АСБ! -- прогудел Мышкин. -- Имеете право оказать сопротивление! Валюшок оглянулся -- позади валялись на полу двое в форме секьюрити и курил майор. Ведущие пинками распахивали двери и исчезали за ними. Барахтанье, удивленные возгласы, и отовсюду -- "Сидеть! АСБ!", "Стоять! АСБ!", "Тихо! АСБ!". И после этого действительно -- тихо. Негромкий свист. Валюшка сильно толкнули в плечо. Он обернулся -- Гусев пихал его в ту сторону, откуда свистели. Валюшок нырнул за дверь. Это оказалась раздевалка, и один из ведущих держал на прицеле троих полураздетых молодых людей. -- Дай им одеться, -- распорядился ведущий. -- Не голых же тащить. -- Да, -- кивнул Валюшок, поднимая ствол. Ведущий тут же потерял к своим жертвам интерес, приоткрыл дверь в тренажерный зал, на пару секунд за нее сунулся, потом вернулся и прошел в глубину раздевалки, где виднелась еще одна дверь, в душевую, откуда доносился плеск воды. "Там, за душевой -- сауна", -- вспомнил Валюшок. -- Одеваться, быстро, -- приказал он. Молодые люди, бросая на него затравленные взгляды, подчинились. В холле разговаривали на повышенных тонах. Потом снова завизжала девица, но как-то сдавленно. Опять несколько раз выстрелили из игольника. И сразу за спиной раздались шаги. Мимо Валюшка прошел Мышкин, за ним -- остальной его авангард. -- Сделай что положено и сразу назад, к выходу, -- напомнил Валюшку Гусев. Подопечные Валюшка трясущимися руками натягивали на себя одежду. Вода в душевой зашумела сильнее. Выбраковщики скрылись за дверью. Валюшок с грустью рассматривал парней, которых ему сейчас придется обездвижить. "Неужели это необходимо? -- думал он. -- Ребята как ребята. Выглядят нормально. Испуганы, даже очень. Может, я их так выведу, без стрельбы? Ведь никакого смысла. Все равно наверху экипаж "труповозки" их встретит. Нет, не буду я стрелять. Глупо. Зачем? Это небось Гусев надо мной какой-нибудь эксперимент ставит в воспитательных целях. А вот фиг ему. В конце концов, имею я право..." Додумать, на что он имеет право, Валюшок не успел. В сауне начали с жутким грохотом стрелять очередями. Машинально все в раздевалке вздрогнули и повернули головы к двери, в том числе и Валюшок. И тут же трое задержанных на него бросились. Что бы ни думал себе Гусев, настоящим адреналиновым наркоманом Валюшок не был. То есть он любил раньше пощекотать себе нервы, но в пределах разумной достаточности. Поэтому и кандидата в мастера спорта заработал не скалолазанием или там экстремальным парашютизмом, а вполне безобидной игрой в войнушку под названием "пейнтбол". Что его на этот раз и спасло. Пошатываясь, он сделал шаг назад, не в силах оторвать глаз от распростертых на полу тел, срубленных одной длинной очередью. "Если бы этот попал мне ногой в голову... Я отклонился буквально на сантиметр. О боже! Если бы он попал мне в голову..." "Он бы проломил тебе висок, мудила!" -- услужливо подсказал внутренний голос. Нетвердо ступая, Валюшок выбрался в холл. На полу без движения валялись давешние парень и девица. Бармен куда-то исчез. Майор сидел на высоком табурете и что-то потягивал из квадратного стакана с тяжелым дном. Рядом на стойке красовалась бутылка виски. -- Что, салага, тяжело пришлось? -- спросил майор. -- Сам виноват. Это публика такая... -- Какая? -- пробормотал Валюшок, присаживаясь рядом и непослушными руками запихивая иголь-ник в кобуру. -- Шакалистая, -- объяснил майор. -- Сразу чует слабину. Валюшок помотал головой, отгоняя дурные мысли. Только что его впервые в жизни чуть не убили, и он это слишком отчетливо понимал для того, чтобы как-то реагировать на милицейские подначки. -- А вы давно Гусева знаете? -- спросил он. Просто для того, чтобы себя чем-то занять. -- Подонок он, твой Гусев, -- небрежно бросил майор. И снова налил себе выпить. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Те, кто сражался под командованием Влада, чувствовали себя причастными к княжеской славе и хранили неизменную верность своему полководцу. Битком набитая "труповозка" укатила к себе домой, на "подстанцию" -- в следственный изолятор Агентства. Настоящих трупов на этот раз ей везти не пришлось, был только раненый -- одному из клиентов отскочившая щепка попала в угол глаза, и он чудом не окривел. Впрочем, клиент сам нарвался, это именно из-за его неосторожного движения Мышкин открыл стрельбу поверх голов и щепок настрогал препорядочно. Валюшок сидел в машине и курил. Ему все еще было не по себе. Подошедший Гусев внимательно на своего ведомого посмотрел и, вероятно, понял, что за руль его сейчас пускать не стоит. -- И какие же мы выводы сделаем из происшедшего, господин Валюшок? -- спросил он, усаживаясь на водительское место и вставляя ключ в замок. -- Какие еще выводы? -- огрызнулся Валюшок. -- Не-ет, дорогуша, это я должен спросить -- какие? Валюшок раздавил окурок в пепельнице и тут же потянулся за новой сигаретой. Он никак не мог понять -- то ли Гусев им недоволен и собирается читать следующую заумную нотацию, то ли инцидент в раздевалке считается за естественную ошибку новичка и серьезному осуждению не подлежит. -- Я, кажется, понял, зачем нужно огнестрельное, -- сказал он, надеясь отойти подальше от животрепещущей темы. -- Опытный клиент игольника не боится. Верно? -- В принципе угадал, -- согласился Гусев, трогаясь с места и пристраивая машину в хвост колонне группы Мышкина. -- Увидев игольник, клиент начинает метаться, искать укрытие. А когда заходит компания с большими красивыми пистолетами, тут сразу все в оцепенение впадают. Ты бы видел, какая там немая сцена образовалась, когда Мышкин очередь выпустил! Один деятель чуть в бассейне не утонул. -- Тех самых пятерых взяли? -- Угу. На редкость сплоченный коллектив попался. У них даже на всех одна девица была. Но про эту-то братию можно теперь забыть, их, считай, нет больше. А вот те субчики, на которых ты напоролся, -- весьма интересный случай. Прямо руки чешутся узнать, кто такие. Валюшок провел ладонью по виску. Голова болела, причем именно с той стороны, куда чуть не попал вражий башмак. -- Я для себя выводы сделал, -- сказал он. -- Больше не повторится. -- Хотелось бы. Ничего, Леха, все самое интересное еще впереди. Как тебе первый рабочий день? Мало не показалось? -- Это уж точно. Часто так? -- Да что ты! Сегодня была просто весьма урожайная смена. Обычно куда скучнее. Оборванца какого-нибудь нищенствующего сгребешь, ментам передашь -- и то праздник. Иногда до того тоскливо, что сам начинаешь на свою задницу приключений искать. Мы ведь действительно очень хорошо почистили Москву. -- А кто такой Бобик? -- вспомнил препирательства в мобильном штабе Валюшок. -- Наемный убийца, бывший оперативник ГРУ. При задержании двоих наших застрелил, одного ранил. Его у нас менты выпросили, вот как моего приятеля Шацкого. Хотели на заказчиков выйти. Так этот Бобик прямо по дороге в СИЗО удрал, да еще и в Америку. Одна радость -- не вернется. -- Почему не вернется? -- Потому что он для начала всех своих заказчиков нам сдал. Раскололся как миленький. И заказчики эти теперь его ждут не дождутся. Распростерли теплые объятия. Понял? Только смотри не сболтни. Информация закрытая. -- Как раз ничего не понял, -- обескураженно пробормотал Валюшок. -- А зачем тогда он Петровке нужен был? -- Я же говорю -- на заказчиков выйти. -- А...Э-Э... -- У АСБ тоже есть свои интересы в этом мире, -- усмехнулся Гусев. -- И иногда они диаметрально расходятся с интересами МВД. Бобик работал на таких людей, которых нет смысла трогать. Их выбраковка повлекла бы за собой новый дележ власти. А народу что нужно? Покой и стабильность. Ну, мы ему этот покой и обеспечили. Сделали коекому внушение, получили четкие гарантии, что безобразие с заказными убийствами не повторится... -- ...и Бобика в Америку сплавили, -- заключил Валюшок. -- Совершенно верно. -- Чего-о? -- Вот именно так, как ты и сказал. -- Ничего не понимаю, -- в очередной раз признался Валюшок. -- Слушай, Пэ, а ты-то откуда все это знаешь? -- От верблюда, -- дружелюбно объяснил Гусев. -- А мне зачем рассказываешь? -- А я вообще трепло. Болтун я известный. Валюшок обиделся и надолго замолчал. Машина катилась по бульварам. За окном Москва наслаждалась тихой летней ночью, и количество обнявшихся парочек на скамейках предвещало скорый демографический взрыв. -- Господи, до чего же я люблю этот город... -- пробормотал Гусев. -- Иногда, знаешь, такое зло берет -- ну почему, ну за что мне в нем не удалось вволю пожить, а? -- То есть? -- хмуро буркнул Валюшок. -- Старый я уже, -- вздохнул Гусев. -- А когда был молодой, здесь и шагу нельзя было ступить, чтобы на какую-нибудь сволочь не наткнуться. Именно тогда, когда так хотелось всем улыбаться, всех любить, просто радоваться жизни... Теперь-то кругом одни улыбки, а мне это уже вроде бы и не надо. "Еще как надо, -- подумал Валюшок. Отвернулся, попробовал отвлечься -- за окном действительно было красиво, -- но перед глазами так и маячил проклятый ботинок. На толстой кожаной подошве с мощным рантом. -- Интересно, предыдущих своих ведомых Гусев так же подурацки потерял? У него ведь тройка была". -- Слушай, Пэ, -- сказал Валюшок осторожно. -- Заранее извини, если много на себя беру... Что случилось с твоими ведомыми? Ну, которые были до меня? Гусев закусил губу. -- Прости. -- Валюшок понял, что действительно рановато начал задавать такие вопросы. -- Прости. -- Ерунда, -- бросил Гусев. -- Как сказал бы мой приятель Данила -- "Расслабься, бывает...". Знаешь, Лешка, кажется, мне уже не больно это вспоминать. Хотя... Хотя ведь это я их угробил. Сам. Он замолчал, и Валюшок не решился уточнить, STO именно Гусев имеет в виду. До того, как заняться вплотную отстрелом бездомных животных, группа Данилова решала вполне серьезные и даже в чем-то деликатные вопросы. Как-то само собой повелось, что именно Данилов со товарищи заняли в Центральном примерно то же место, что отдел нравов у милиции. Среди других старших Данила выделялся относительно гибкой психикой и хоть каким-то подобием воспитания. Ему не то чтобы ставили особенные задачи нарочно, скорее поначалу они сами его находили, а потом это уже закрепилось. Как и все нормальные группы, команда Данилова честно ходила на маршрут, но специальные операции ей подсовывали такие, куда не пошлешь, допустим, излишне прямолинейного Мышкина с его пулеметом и страстью к пальбе очередями. Данилов по-тихому ликвидировал подпольные дома свиданий и нелицензированные абортарии, без ненужных издевательств прикрывал штаб-квартиры религиозных сект, аккуратными точечными наскоками выдергивал из богемной среды распоясавшихся наркоманов и даже выбраковывал проштрафившихся милиционеров, умудрившись при этом не нажить в ментовке смертельных врагов. А то, что он зверски избивал сутенеров и однажды в припадке злобы поставил ведерную клизму шарлатану-целителю, считалось по меркам АСБ в порядке вещей. Полное и безоговорочное исчезновение с центральных улиц города бомжей и попрошаек всех мастей и возрастов тоже было его заслугой. Конечно, группа Данилова в этой нудной, грязной и неблагодарной работе выполняла роль верхушки айсберга. Конкретное разбирательство с каждым отловленным проводили спецмедслужба и Реабилитационный центр АСБ -- громадные структуры, призванные устанавливать, окончательно ли клиент потерял человеческий облик, и создавать тем, кто искренне хотел выкарабкаться из помойки, нормальные стартовые условия. Разумеется, если клиент соглашался на детоксикацию, психокоррекцию и как минимум пятилетний испытательный срок с проживанием в глухой провинции под милицейским присмотром. Это для взрослых -- детей-то не спрашивали. Впрочем, беспризорники легко шли на помещение в интернат. С тех пор как воровство стало занятием смертельно опасным, а подавать нищим вся страна в едином порыве отказалась, выжить на улице стало непросто. Но как бы много ни трудились на благо общества специализированные учреждения, ловил-то контингент именно Данилов. Вот и в тот душный летний вечер он должен был вывести группу на спецоперацию в район северных городских свалок. В прошлый раз у пьяного бомжа обнаружился самопальный пистолет, и тот сдуру в Данилова выстрелил. Поэтому старший группы попросил дать ему на усиление какую-нибудь тройку, у которой есть огнестрельные стволы. Так, на всякий случай. Гусев в это время поджидал своих ведомых на "станции "Кропоткинская". Был у них такой скромный церемониал -- беззаботно пройтись по бульвару перед работой. Наверху Костик сказал, что пойдет купить воды -- пить очень хочется. Гусев и Женька закурили. Тут из Метро вышла женщина средних лет, остановилась рядом с выбраковщиками и, глядя куда-то промеж них, в сторону огромного белокаменного храма, осенила себя размашистым крестом. -- Смотри. -- Гусев толкнул Женьку локтем. -- На Нас уже крестятся. -- Странно, что еще не молятся, -- подыграл Женька. Женщина бросила на выбраковщиков укоризненный взгляд. Гусев, собственно, для этого ее и поддел -- хотелось заглянуть человеку в глаза. С одной стороны, он весьма уважительно относился к религии как некой философской системе. Но в то же время недолюбливал религиозных людей. Было в них что-то такое, чего Гусев не понимал. Добровольное подчинение загадочной высшей силе казалось ему выбором как минимум странным. У него не укладывалось в голове, почему нельзя соблюдать десять заповедей просто из элементарной порядочности. Без непременного погружения в мир церковных психотехник, когда на тебя постоянно исподволь давят -- если не православными мантрами, так самой внутренней архитектурой храмов. Да еще и поесть вволю не дают. -- Как не стыдно, молодые люди, -- сказала женщина строго, но без агрессии. -- Сами не веруете, тогда хоть не кощунствуйте. Глаза у нее оказались именно такие, как Гусев и предполагал, -- с легкой отрешенностью, почти незаметной, если не знать, что искать. Глаза человека, с которым Бог, и теперь ему море по колено. В отличие от самого Гусева -- беззащитного перед мирозданием, вечно сомневающегося, но зато свободного. Женщина отошла было, но вдруг повернула назад. -- Скажите, -- мягко спросила она, заглядывая Гусеву в лицо, будто тоже проводя свой эксперимент, пытаясь разгадать душу безбожника. -- Неужели вам не страшно? -- Мне-то чего бояться? -- удивился Гусев. -- У меня перед ним, -- он ткнул пальцем в небо, -- никаких обязательств нет. Мы ни о чем не договаривались. Это вам, я так думаю, положено бояться, вы же ему душу продали... Женщина вздохнула, покачала головой и ушла, мелко крестясь и чтото бормоча себе под нос. Наверное, прося у божества снисхождения к идиоту Гусеву. -- А еще кто-то заявлял, что мы -- Воинство Христово... -- сказал Женька. -- Догони и предъяви значок, -- предложил Гусев. -- Спорим, она тебе в рожу плюнет. Хотя да, нам ведь какой-то мракобес грехи отпустил. Только объявили "Указ сто два", как он сразу и выступил. Отпускаю, мол, выбраковке ее предстоящие грехи оптом и в розницу. Видел я его по телевизору -- препротивнейший мужик. И глупый. Надеялся, что мы первым делом всех евреев забракуем, а во вторую очередь за сектантов примемся! -- Ну, по сектантам мы ведь хорошо прошлись... -- Да, было дело. Какие-то там неправильные церкви Данила на самом деле разогнал. Страшненькие попадались, тоталитарные. Но он ведь потом двоих наших попов уконтрапупил. Одного за нар коту, другого за малолеток. Ну где этот Костик, чтоб его... Кстати, Женя, могу поделиться опытом. Если не хочешь нажить лишних врагов, никогда с малознакомыми людьми не говори о религии, политике и футболе. Константин! Сколько можно ждать?! Подоспевший Костик на ходу жадно отхлебывал из бутылки. Гусев пригляделся и отметил: ведомый совершенно не в форме. Перебрал, наверное, вчера. Тройка снялась с места и пошла на работу. Не подозревая, что Бог на Гусева сильно обиделся и в самом ближайшем времени кинет ему подлянку. Не поразит молнией, не разверзнет под ногами асфальт, а просто слегка замутит разум. И сверхосторожный Гусев со всей своей хваленой тревожностью не заметит очевидного. И случится большая неприятность. Гусев как раз готовился идти на маршрут, когда ему сменили задачу. Он долго упирался -- терпеть не мог бомжей, не выносил их запах и особенно мучился, когда приходилось трогать вонючек руками (бомжи любили, застигнутые облавой врасплох, падать и дожидаться, пока волоком не потащат). Да и ведомые его не отличались лояльностью к типам, которые намеренно выводят себя за грань. Особенно Костик -- тот вообще уверял, что один только вид такого отщепенца вызывает у него страстное желание стрелять ему промеж глаз (и получать огромное удовольствие). Но тут позвонил сам Данилов, рассказал про дурака с пистолетом, и Гусев все-таки разнарядку подписал. К гигантской свалке они вышли в сумерках, когда все ее обитатели собрались вокруг костров. Здесь влачили какое-то совершенно особое существование, непонятное постороннему. Со своим кодексом чести и очень своеобразными взглядами на стоимость человеческой жизни. Пожалуй, даже более жестокими, чем у выбраковщиков. Как раз в этот момент над свалкой разносился пьяный мат и, судя по оживлению, кого-то били. Лучшего момента для выхода к цели не придумаешь. Разведка обнаружила двух наблюдателей -- бесформенные мешки грязного тряпья, почти слившиеся с высоченными мусорными терриконами. Часовых мгновенно сшибли иглами. Данилов подал знак, и первая волна загонщиков, спотыкаясь и кроя матом все на свете не хуже самых отпетых бомжей, рванула сквозь обломки и помои вперед. Зажглись мощные фонари, стало очень светло, на окраине свалки заревели моторы грузовиков-"труповозок". В лучах света металась перепуганная клиентура. Сразу несколько загонщиков врезались в небольшое поле аккуратно выстроенных пустых бутылок, еще кто-то прошиб насквозь ветхое строение из упаковочных ящиков, потом один из бомжей свалился задницей в костер, и шум достиг апогея. Гусев что-то несусветное орал, угрожал игольником потенциально опасным клиентам и старался не забывать о ведомых. Он привык ощущать их незримое присутствие немного сзади и по бокам. Если бы Костик или Женька вдруг исчезли, он сразу бы это почувствовал... Сегодня его очень беспокоил Костик. Еще при встрече Гусев отметил, что у парня какой-то непривычно отрешенный вид, слишком плавные движения и расслабленная улыбка. "Ты что, поддал? -- спросил Гусев, когда они пришли в Центральное. -- Может, тебе не стоит идти на маршрут? Это ерунда, мы справимся, ты посиди в рабочей, поиграй, кофейку выпей". Костик усмехнулся и дыхнул. Ничем особенным от него не пахло, даже возможным перегаром со вчерашнего. Гусеву стало не по себе. Костик уже месяц вел себя странно. В первую очередь -- утратил интерес к выпивке. И начал помаленьку отстраняться от коллег по тройке. Загадочно улыбаясь, отказывался, когда его звали дерябнуть пивка, слишком быстро исчезал из офиса после работы. Несколько раз не отзывался на контрольные звонки в свободное время. "Влюбился, что ли? -- предположил Женька. -- Хорошо бы". Довольно фальшиво это прозвучало. Женька тоже стал дерганый в последнее время. Он слишком близко к сердцу воспринимал происходящее внутри тройки, которая для него была чуть ли не семьей. А Гусев подумал о другом. Ему вдруг припомнилось, как они раскопали на квартире у одного из клиентов небольшой склад белого порошка. Костик его нашел, сам. Искал оружие, а обнаружил эту дрянь. И рядом с ним в тот момент по дурацкой случайности (и в нарушение инструкции) никого больше не было... Гусев припомнил характерные симптомы наркотического опьянения. Решил, что они явно не выражены -- сейчас, во всяком случае. И дал себе. честное слово, что больше с левого ведомого глаз не спустит. Будь на месте Костика другой человек, Гусев безо всяких телячьих нежностей потребовал бы от него сдать оружие и топать под конвоем на экспертизу. Но они ходили вместе четвертый год. Конечно, Гусева беспокоила возможность того, что его ведомый, не выдержав постоянного напряжения выбраковки, решил обратиться к более мощным психоактивным средствам, нежели водка с пивом. Но как Гусев позже сообразил, на самом-то деле он просто боялся Костика потерять. Утратить это замечательное ощущение того, что за левым плечом находится боевой товарищ -- верная, надежная, проверенная частица тебя самого. Лучшее прикрытие от любых опасностей и неприятностей. Да, Гусев терял его в любом случае -- вздумай он отправить ведомого на анализы, Костик не стерпел бы обиды. Но если этого не делать, оставался еще шанс. Поговорить по душам, пробиться сквозь невидимую стену, которую парень вокруг себя выстроил. Что-нибудь придумать. Ни того, ни другого, ни третьего Гусев сделать не успел. ...Бомжей набралось штук сорок-пятьдесят. Их сбили в плотную кучу, обступили со всех сторон и попробовали заткнуть. Клиенты выли и делали неприличные жесты. Данилову принесли "матюгальник", и он попробовал кретинов перекричать, упирая на то, что сейчас всех перестреляет и это будет очень больно. "Труповозки" подтянулись к месту вплотную, из них полез с недовольным видом обслуживающий персонал -- низшая каста выбраковки, клиническое дурачье и примыкающие к нему штрафники. Утихомириться задержанные отказывались напрочь. Им было что терять -- они тут вольготно устроились, соорудили какое-никакое жилье, имели в пригороде участки прикорма. Вероятно, они в этом году размечтались отгулять свое, пока холода не настанут, а там хоть трава не расти. Пусть даже выбраковка. Только до осени было еще далеко, и группа Данилова рухнула на аристократию помойки как гром небесный. -- Заткнитесь, гады! Палить начну -- вспомните мою доброту! Маму звать будете! От боли глаза полопаются! -- надрывался Данилов, свирепо потрясая зажатым в руке игольником