, я уже приблизительно сформировал стратегию нашего поведения: тихонько наслаждаться жизнью, благо денег с нас за это вроде как не собираются требовать, и не выпендриваться. Авось сойдет! -- Пошли еще где-нибудь покатаемся! -- потребовал он. Я кивнул, поскольку понял, что здорово соскучился по простым, но восхитительным радостям бытия, испытать которые может только беззаботный посетитель Луна-парка или ярмарки -- как бы ни называлось это воистину волшебное место! Неприятностей нам вроде как не светило, скорее наоборот: женщины, проверяющие билеты у аттракционов, смотрели на нас с дружелюбной симпатией; женщины, с которыми мы оказывались соседями во время катания, проявляли к нам не слишком ярко выраженный, но все же ощутимый интерес; женщины, с которыми мы сталкивались в толпе, окидывали нас оценивающими взглядами, но никаких грубых замечаний, хвала Магистрам, не отпускали. Что касается мужчин, они вовсе не обращали на нас внимания. Насколько я успел заметить, ребята с полной самоотдачей посвятили себя служению прекрасным дамам: стреляли глазками, призывно улыбались, что-то шептали, уткнувшись губами в нежную мочку уха собеседницы, а порой демонстрировали совершенно непристойные жесты -- впрочем, не без известного изящества. Дамам все это наверняка нравилось, но бросаться в объятия искусителей они, кажется, не слишком торопились. Впрочем, все эти наблюдения я сделал пользуясь исключительно -боковым зрением: не до того было. Мы с Мелифаро кружились, кружились и кружились всеми возможными и невозможными способами, словно подрядились испытать все аттракционы в этом царстве развлечений. Оттянулись на полную катушку! Наконец мы ощутили приближение первого приступа морской болезни и сочли за благо взять тайм-аут. Не сговариваясь, мы начали оглядываться в поисках какого-нибудь уличного кафе: такого, чтобы попасть туда можно было не пересекая роковую черту дверного проема. Очень уж нам не хотелось покидать это замечательное местечко -- в глубине души я подозревал, что на весь бесконечный Лабиринт Менина другое такое не отыщется: мало того, что нас здесь никто не хотел убить, так еще и на каруселях бесплатно катали! Летних кафе здесь оказалось полным-полно, просто они располагались на некотором расстоянии от аттракционов, как бы очерчивая периметр этой страны незамысловатых чудес. В каждом нас встречало традиционное объявление: "Для мужчин -- бесплатно!" -- везде звучала простая, но мелодичная музыка -- мы даже какое-то время побродили между разноцветными столиками, выбирая музыкальный фон, который удовлетворил бы наши не столь уж схожие вкусы. Наконец мы опустились в удобные мини-шезлонги заведения, каковое гордо именовалось "Королевский приют", поскольку великодушно решили: что подходит королям, то и нас худо-бедно устроит. К нам тут же подошла хозяйка заведения, на удивление привлекательная дама средних лет. Ее очарование совершенно не портила бесформенная одежда, даже легкий пепел седины, припорошивший темные волосы, был ей к лицу. -- Нечасто к нам заходят женатые мужчины! -- одобрительно заметила она. -- Ваши жены сущие ангелы, мальчики, если позволили вам развлекаться без них! Уж не удрали ли вы из дома, проказники? Мелифаро открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает по этому поводу (одна только мысль о том, что кто-то может "позволить" или "не позволить" ему делать все, что он сочтет нужным, способна довести парня до бешенства), но я предусмотрительно наступил ему на ногу под столом: дескать, молчи, я сам разберусь. К счастью, он чертовски понятлив... иногда. -- Мы хорошо себя вели, -- скромно сказал я этой приветливой леди. Она, к моему величайшему восторгу, понимающе кивнула. Воодушевленный столь теплым приемом, я осторожно спросил: -- А как вы догадались, что мы женаты? -- Вот глупенький! -- рассмеялась она.- Были бы вы такими скромниками, если бы жены за вами не присматривали, как же! Знаю я вашего брата: мой муженек до сих пор норовит глаза подкрасить, а ведь как я за ним слежу... Да и одежда на вас домашняя. Сразу видно хорошо устроившихся в жизни мальчиков! -- Да, я как-то не подумал, что у нас все на лице написано, -- опустив очи долу, пролепетал я. -- Какой же я недогадливый, право! На самом деле меня распирало от смеха, но я дал себе слово сдерживаться: очень уж не хотелось подниматься из-за стола и искать себе место для отдыха на противоположном конце парка аттракционов. Мелифаро, кажется, пребывал в глубочайшем шоке. Я-то, признаться, полагал, что его способность наблюдать и анализировать все еще при нем, и парень сделал примерно те же выводы о здешнем общественном устройстве, что и я, но, кажется, я недооценил его способность самозабвенно отдаваться развлечениям. Мой друг не заметил ничего, кроме огней, музыки и прочих атрибутов праздника, гостями которого мы столь неожиданно оказались. -- Что вам принести, милые? -- радушно спросила хозяйка кафе. -- Подумать только, женатые мужчины у меня в гостях! Вот уж мои конкурентки обзавидуют-ся!.. Заказывайте, не стесняйтесь, для вас мне ничего не жалко. -- Если ничего не жалко, принесите нам что-нибудь на ваш вкус, -- решительно сказал я. Меньше всего на свете меня сейчас прельщал интеллектуальный труд над местным меню. -- Немножко выпивки, немножко закуски -- все, что требуется, чтобы скоротать время за приятной беседой. -- Ах ты мой золотой, как же ты доверяешь моему вкусу! -- восхитилась она. Подмигнула Мелифаро и нежно спросила: -- А ты согласен со своим приятелем, -господин молчун? Надо отдать должное парню: он не взорвался, хотя, судя по его покрасневшей физиономии, дело к тому шло. Но он молча кивнул, изо всех сил изображая смущение. -- Такой молоденький и уже женат, -- ласково бормотала женщина, отправляясь на кухню. -- Каких только шуток любовь с людьми не шутит! Мы остались одни, и Мелифаро уставился на меня дикими глазами. Все его существо сейчас истекало одним немым вопросом: "Что здесь происходит?!?!" -- Где же твоя хваленая наблюдательность? -- укоризненно спросил я.- Неужели ты еще не понял: здесь матриархат, причем очень ярко выраженный. А ты думал, почему нас бесплатно кормят и развлекают? На моей родине, например, существуют ночные клубы, где мужчины платят за вход, а женщины -- нет. Думаю, здесь тоже начиналось с чего-то в таком роде... -- Как ты сказал? "Матохерат"? А что это такое? -- ошеломленно спросил мой друг. Я попытался объяснить, он удивленно качал головой и вообще производил впечатление человека, изрядно сбитого с толку. До меня с некоторым запозданием дошло: чтобы понять, что такое матриархат, следует быть знакомым хотя бы с патриархальным устройством общества. В Соединенном Королевстве уклад какой-то другой, какой именно -- не берусь сформулировать. Что касается политики, мужчины у нас -- фигуры более заметные, а женщины, как я постепенно выяснил, -- более влиятельные. В семейной жизни существует своего рода равноправие, основанное на прочном фундаменте непонимания: а с какой стати кто-то должен быть "главным"? Фамилии берут и материнские, и отцовские, руководствуясь, скорее, их благозвучностью, чем каким-то принципом. В других государствах Мира все еще более запутано: например, в Куманском Халифате существуют гаремы, но в то же время большинство государственных служащих, в том числе полицейских, -- женщины. В Шиншийском Халифате, как мне рассказывали, у мужчины вообще очень мало шансов поступить на службу в армию: там считается, что наш брат мало пригоден для войны. В Изамоне, где высокие государственные должности распределяются исключительно между мужчинами, все мужья поголовно боятся своих жен: больно уж много юридической власти отдает в распоряжение их суровых подруг местное законодательство. В частности, любая женщина может выгнать мужа из дома, не объясняя причину столь жестокого поступка, и, что еще хуже, она не обязана отдавать ему ни гроша из им же заработанного "общего" имущества. Ну и так далее -- это я все к тому, что ни патриархальными, ни матриархальными, в традиционном понимании этих терминов, обществами в нашем Мире, кажется, и не пахнет. Поэтому мои попытки объяснить Мелифаро, что такое "матриархат", отняли несколько больше времени, чем я рассчитывал. Кроме всего, он еще то и дело отвлекался от беседы: с новым, обострившимся интересом разглядывал окружающих, очевидно искал в их поведении то ли доказательства, то ли опровержения моих слов. -- Кажется, я понял, -- наконец вздохнул он. -- А я-то еще с самого начала удивился: какая у них мода странная! Мужики нарядные, причесанные, а леди одеты, словно собрались поработать на ферме, а не развлечься. Теперь понятно: если женщины здесь главные, надо стараться им понравиться. Вот ребята и стараются как могут. И вся эта бесплатная кормежка... Они нас кормят, как птиц: потому что это забавно и доставляет удовольствие. И, наверное, еще потому, что мужчина в этом странном месте вряд ли может хоть что-то заработать: его просто никто не возьмет на работу. У них это, наверное, не принято. -- Думаю, заработать все-таки можно, -- усмехнулся я. -- Но исключительно своим прекрасным телом. Гляди! -- Я указал ему на нескольких нарядных, искусно причесанных мальчиков, вертевшихся вокруг двух пожилых леди. Молодые люди вели себя с недвусмысленной развязностью -- точь-в-точь недорогие проститутки моей родины. Дамы оценивающе оглядывали их с ног до головы, небрежно похлопывали по поджарым ягодицам, понимающе перешучивались между собой -- жаль, что вполголоса: я был почти уверен, что с их уст срываются умопомрачительные непристойности. Наконец женщины выбрали двух молодых людей, покровительственно обняли их за плечи -- каждая своего -- и неторопливо удалились. Отвергнутые "плейбои" немного потоптались на месте, пошептались и наконец отчалили -- на поиски новых интересных знакомств, я полагаю. Мелифаро зачарованно смотрел вслед удаляющимся парочкам. Кажется, его проняло. Хозяйка кафе вернулась с огромным, тяжелогруженым подносом. Ее представления о том, что такое "немного", явно не совпадали с моими, но я скорее обрадовался такому недоразумению, чем огорчился. Она некоторое время ласково ворковала с Мелифаро пытаясь его растормошить, но у нее ничего не вышло: мой любвеобильный друг был явно не в духе. Впрочем, в глазах нашей новой знакомой его замкнутость наверняка выглядела как очаровательная застенчивость, подобающая женатому мужчине. Я же вовсю наслаждался нелепостью ситуации -- когда еще доведется! -- Если тебе здесь больше не нравится, можем уйти в любую минуту, -- напомнил я Мелифаро. -- Впрочем, я бы предпочел сначала поужинать. И немного выпить. И покурить -- даже если это здесь не принято. И самое главное, обсудить с тобой кое-что... если ты, конечно, не против. -- Мне здесь действительно не слишком нравится, -- проворчал Мелифаро. -- Но выпить я тоже не прочь, да и закуска не помешает... Знаешь, чудовище, я уже довольно долго живу на свете и за это время как-то успел привыкнуть к тому, что... А, ладно, плевать! В конце концов, это не наши проблемы. По сравнению с той раскаленной пустыней здесь все равно райское местечко. Да и шерстью до пояса они не поросли, что вполне удовлетворяет моим эстетическим потребностям. -- Вот именно, -- кивнул я. -- От добра добра не ищут. Когда еще выпадет возможность спокойно поговорить... -- А о чем, кстати, ты собираешься трепаться? -- с набитым ртом поинтересовался он. -- Придумал что-нибудь? -- Нет пока. Поэтому трепаться будем о твоей насыщенной личной жизни, за неимением другой темы, -- усмехнулся я.- Только не обижайся. Мел. Я бы ни за что не стал совать нос в твои дела, но мне необходимо кое-что выяснить. -- Например, спал ли я с нашей гостеприимной! хозяйкой, пока ты дрых, сидя на стуле? -- насмешливо перебил меня он. -- Ну, предположим. И что с того?! Тебе интересны подробности? Могу и подробности! выложить, если ты убедишь меня, что они имеют фатальное значение для судеб вселенной... -- Да иди ты со своими подробностями! -- нетерпеливо отмахнулся я. -- У меня, хвала Магистрам, богатое воображение... Я хочу, чтобы ты просто описал мне: как она выглядела? -- Кто?! -- изумленно переспросил Мелифаро. -- Кто, кто... Твоя вчерашняя подружка, эта колдунья, опоившая нас благословенным "соком пыльной полыни", наш добрый ангел, одним словом. -- Макс, не дури, -- строго сказал мой друг. -- Ты же видел ее не хуже, чем я...- Он озабоченно нахмурился и сочувственно спросил: -- Что, у тебя проблемы с памятью? Начинаешь забывать наше путешествие? Вот напасть! Хвала Магистрам, я пока вроде бы все помню... -- Нет, с памятью у меня все в порядке, -- успокоил его я. -- Не в этом дело. Просто опиши мне, как выглядела наша хозяйка, -- так, словно я слепой и не мог ее увидеть. Я тебе потом все объясню. Это не розыгрыш, дружище. Если тебя гложут сомнения, могу принести какую-нибудь страшную клятву. -- Ну... ладно, -- растерянно согласился он. -- Если ты так хочешь... Она невысокая, худенькая, кожа смуглая... или загорелая, она ведь на огороде, наверное, возится целыми днями! Волосы темно-каштановые, причесаны, мягко говоря, небрежно, -- он нежно улыбнулся недавнему воспоминанию и уточнил: -- То есть такое впечатление, что гребней в ее доме не водится, но ей эта лохматость даже идет. Глаза -- вот же, драный Магистр, а ведь не помню точно! Кажется, все-таки зеленые, но тут я могу ошибаться... -- Ясно, -- кивнул я. -- Вполне достаточно. Спасибо. А теперь скажи мне: сколько ей лет -- я имею в виду, на сколько лет она выглядит? Если не принимать во внимание, что некоторые люди умеют колдовать и все такое... -- Ну... -- неуверенно протянул он, -- с виду она -- наша с тобой ровесница, а то и помладше. Вообще-то, я бы еще меньше лет ей дал, если бы не эти многозначительные рассказы 6 бывшем муже и намеки на невидимое присутствие какой-то "старой Герды"... Ну да, ты еще ночью мне говорил, что она, наверное, старая ведьма -- но какая, к Темным Магистрам, разница! -- Я не произносил слова "наверное", -- поправил его я. -- Просто сказал тебе, что она старая. Не предположил, а констатировал факт. Факт при этом визжал и вырывался, но я его все-таки констатировал... Не догадываешься почему? -- Наверное, ты внимательнее прислушивался к ее болтовне, чем я. -- Он пожал плечами и, как мне показалось, довольно смущенно признался: -- Я-то все больше ее ножки рассматривал: уж больно соблазнительно они выглядывали из-под накидки!.. -- А кстати, какого цвета была накидка? -- подскочил я. -- Красная. Вернее, ярко-алая... А к чему ты, собственно, клонишь, Макс? Какая разница, сколько лет моей случайной подружке? Она была красива, ласкова и заботлива, она помогла мне отвлечься от воспоминаний об этом грешном пекле, так что нынешней ночью я. наверняка буду спать спокойно и без кошмаров -- если, конечно, мы найдем подходящее для сна место... По-моему, вполне достаточно, чтобы всю жизнь вспоминать ее с благодарностью. -- Да вспоминай на здоровье, -- вздохнул я. -- Просто... Не хочу подмешивать к твоим сладким воспоминаниям свои, чуть менее сладкие, но мне кажется, ты должен это знать, поскольку всю информацию о наваждениях Лабиринта лучше держать не в одной голове, а в обеих... Понимаешь, какое дело, дружище: ты .всю ночь видел перед собой молодую девушку, а я -- глубокую старуху. Все остальное вроде бы совпадает: цвет ее одежды, слова, которые она говорила... И теперь я пытаюсь разобраться: почему так вышло? -- Ну...- к моему глубокому облегчению, Мелифаро совершенно спокойно отнесся к моим словам, -- может быть, все объясняется просто: она сразу положила глаз на меня и напустила на тебя наваждение,; чтобы ты не приставал к ней со своими глупостями?! Или наоборот, ты видел все как есть, а меня эта плутовка околдовала, о чем я, кстати, совершенно не жалею. Подумаешь -- мало ли как это выглядело со стороны! -- Может быть, и так, -- неохотно согласился я. Его объяснение казалось очевидным и правдоподобным, но что-то в нем меня не устраивало. Слишком уж банально. Мне почему-то казалось, что игра в Лабиринте Менина ведется по более изящным правилам, и в последнее время меня не оставляла смутная надежда, нашептывающая мне, что эти правила вполне поддаются формулировке... и что тот, кто сумеет постичь их странную логику, может рассчитывать на благоприятный исход путешествия. Скажу больше: в глубине души я уже тогда был уверен, что ответ лежит где-то на поверхности и надо лишь хорошенько пошарить в его поисках. -- Не бери в голову, Макс, всякое бывает! -- великодушно сказал Мелифаро, поднимая стакан с темно-оранжевой жидкостью, которая вполне могла оказаться наливкой из какого-нибудь местного аналога абрикосов, с некоторыми незначительными аранжировками в области вкуса и аромата. -- Эта колдунья положила глаз на меня, а вот нашу леди Меламори я у тебя так и не смог отбить, как ни старался, даже пять лет назад, после того как между вами бешеный индюк пробежал... Никогда заранее не знаешь, кто тебя приголубит, а кто пошлет подальше! -- Что? -- изумленно переспросил я. Его разглагольствования отвлекли меня от размышлений, так что , я не разу понял, о чем речь. А когда понял, тихо рассмеялся. -- Парень, если бы все наши проблемы сводились к тому, кто кого приголубил... тебе не кажется, что мы были бы самыми беззаботными существами во вселенной? -- Ну не скажи! -- серьезно возразил Мелифаро. -- Я знаю кучу ребят, у которых других проблем отродясь не было. И что же? Счастливчиками я бы их не назвал! Мои попытки вернуться к серьезным размышлениям так и не увенчались успехом: парень вдруг решил, что его священный долг -- немедленно ознакомить меня с невразумительными, но душещипательными сердечными проблемами его бесчисленных родственников, друзей и бывших однокашников. Возможно, он действительно намеревался меня растрогать, но смог только насмешить. Впрочем, ничего иного мне и не требовалось, если честно. Я здорово расслабился -- словно мы сидели где-нибудь в одном из летних ресторанчиков Нового Города, а не в одном из тупиков Лабиринта Менина, из которого надо было как-то выбираться -- а вот как?.. Наконец мы решили, что пора бы и честь знать. Разноцветные огни аттракционов гасли один за другим, столики кафе опустели. Наверное, по местным меркам наступила ночь и всем "добропорядочным женатым мужчинам" следовало отправляться по домам, чтобы не нарваться на какие-нибудь неведомые неприятности. Приветливая хозяйка не отказала себе в удовольствии немного нас проводить. Чтобы поддержать разговор, я спросил, почему ее заведение именуется "Королевский приют": на фоне многочисленных "Лакомок", "Сладкоежек", "Сластен" и "Сытых добряков" название действительно выглядело несколько вызывающе. -- О, да я его только вчера и переименовала! -- Хозяйка явно обрадовалась возможности поговорить на эту тему. -- Сестры Тайсон полдня табличку делали, -- пожаловалась она, -- и еще за срочность двойную цену взяли... А ведь это такая забавная история со мной вышла! Второго дня под вечер заявился ко мне прехорошенький мальчик -- а уж какой нарядный, слов нет! Будто на карнавал собрался. И любезный, и приветливый. Я сперва было подумала, он из тех, кто готов предложить свою любовь всякой, лишь бы заплатила побольше, но потом поняла: он не из таких, просто манеры у него на удивление вольные. -- Она умолкла, явно пытаясь воспроизвести перед своим внутренним взором портрет "прехорошенького" гостя. -- И что? -- дрогнувшим голосом спросил я, уже предчувствуя ответ. -- Этот мальчик все время говорил, что он король, представляешь, лапушка?! -- охотно сообщила она. -- Я сначала думала, что он шутит, а потом поняла: бедный мальчик сам верит всему, что говорит. Возможно, он просто помешался от несчастной любви, так бывает. Хотя не понимаю: и как можно такого не любить?! -- Я тоже, -- деревянным голосом сообщил я. -- Думаю, вы рассказываете о моем помешанном соседе. Живет один такой рядом с нами, тоже твердит, что он король... Как вашего гостя звали? Он называл свое имя? -- Называл, только я запамятовала. Странное какое-то имя: не то Георг, не то Грег, не то еще как-то... -- Гуриг, -- подсказал я, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди -- так гулко оно бухало по ребрам. -- Точно, мой сосед... А куда он потом пошел; вы не знаете? -- Он ушел с такой красивой дамой, -- с явным сожалением вздохнула она. -- А мне уже потом, когда он ушел, пришло в голову переименовать мою "Сладенькую булочку" в "Королевский приют". На память об этом прелестном мальчике -- коль уж он называл себя королем... Посетителям вроде бы нравится: все хотят отдохнуть в "Королевском приюте"! -- Конечно, -- заверил ее я. -- Отличное название. Просто великолепное. Наконец наша опекунша с явным сожалением отправилась обратно. Мы с Мелифаро понимающе переглянулись. -- Итак, здесь отметилось наше заблудшее величество, -- ехидно констатировал он. -- Чтоб ему пусто было, любителю приключений! -- Боюсь, Гуригу сейчас и без наших пожеланий вполне пусто, -- в тон ему усмехнулся я. -- Задержимся здесь и попробуем его разыскать? -- неуверенно предложил Мелифаро. -- Думаю, это совершенно бессмысленно, -- вздохнул я. -- Ну уж, так сразу и бессмысленно! -- довольно вяло огрызнулся он. Думаю, за годы нашей дружбы у парня выработалась устойчивая привычка возражать мне по любому поводу. -- Скажи: ты видел здесь парочки, занимающиеся любовью на открытом воздухе? -- невозмутимо поинтересовался я. Прежде чем ответить, Мелифаро еще раз добросовестно огляделся по сторонам. -- Ну, предположим, нет... пока, по крайней мере, -- признал он. В его голосе звучало не то разочарование, не то готовность исправить столь досадное положение вещей. -- А с чего это ты спрашиваешь? -- С того, что если Его Величество действительно ушло с какой-то дамой, она безусловно повела его к себе домой... или еще куда-нибудь, не важно. Главное, что ему наверняка понадобилось войти в какую-нибудь дверь... Ладно, даже если дама была одержима невинным желанием покатать нашего монарха на карусели, и ничего больше, неужели ты думаешь, что за это время ему ни разу не захотелось в уборную? А туалеты в любом цивилизованном обществе находятся за закрытыми дверями, поверь уж крупному специалисту в этом вопросе! -- А если наше величество выше этих человеческих слабостей? -- фыркнул Мелифаро. И тут же задумчиво признал: -- Ты прав, Макс: в любом случае Король вряд ли станет спать на улице, а это значит... -- Именно это я и хотел сказать. Он был здесь позавчера. За два дня ни разу не воспользоваться дверью... Практически невозможно! Единственный наш шанс найти Гурига -- это столкнуться с ним нос к носу в каком-нибудь очередном "тупике". -- А если двери на него не действуют, что тогда? -- озабоченно спросил Мелифаро. -- Вдруг здесь для каждого свой способ переходить из одного Мира в другой?! Признаться, эта мысль уже посетила и мою голову, но я настойчиво гнал ее прочь. -- Ты понимаешь, какое дело, -- честно сказал я| Мелифаро, -- я не очень-то хочу сойти с ума. Во всяком случае, я собираюсь тянуть с этим делом до последнего. Поэтому я предпочитаю думать, что законы Лабиринта одни и те же для всех. Это дает мне хоть какой-то шанс разобраться в происходящем. Или хотя бы верить, будто я когда-нибудь разберусь. -- Ладно, -- неожиданно легко согласился Мелифаро. -- Буду надеяться, что ты прав. В конце концов, ты -- мой единственный шанс когда-нибудь отсюда выбраться, так что ты уж разберись, пожалуйста. -- Мне сейчас надо бы спокойно подумать, -- вздохнул я. -- А потом -- поспать. Желательно долго. И не на стуле. Королевская кровать с балдахином мне без надобности, но вот от возможности вытянуться во весь рост в каком-нибудь теплом, сухом и закрытом от посторонних помещении я бы не отказался. -- И не говори! -- с чувством подтвердил мой друг. -- Спать! Грешные Магистры, я ведь минувшей ночью, считай, глаз не сомкнул... И вообще мы с тобой ни разу толком не спали с тех пор, как сюда попали. Только умирали время от времени, но это, наверное, не считается. -- Да, смерть трудно назвать полноценным здоровым отдыхом, -- хмыкнул я. -- Ну что, пойдем поищем какую-нибудь дверь? А там поглядим. -- А что ее искать, вот она, перед носом! -- устало улыбнулся Мелифаро, указывая на ворота в ограде, отделяющей парк аттракционов от будничного пространства нормальной человеческой жизни. Прежде я эту ограду как-то не замечал. -- Ты бы хоть раз в жизни возжелал как следует чего-нибудь хорошего, сэр Вершитель, -- лукаво сказал мне Мелифаро, когда мы уже приготовились ступить под арку ворот. -- Например, попасть в уютную спаленку. Сегодня можно без девочек, чтобы не отвлекали от сновидений. Ну дяденька, ну пожалуйста, что тебе стоит! Я изумленно посмотрел на него: парень явно издевался, но его насмешки пришлись как нельзя более кстати. Удивительное дело: с тех пор как за нами захлопнулась дверь, ведущая в Лабиринт Менина, я почему-то ни разу не вспомнил о своем странном могуществе. Как отрезало, честное слово! Я решил немедленно воспользоваться его напоминанием, так что когда мы пересекали "границу", отделяющую один коридор Лабиринта от другого, все мои помыслы были сконцентрированы на одном-единственном желании: получить в свое распоряжение отдельную спальню. Когда я обнаружил, что мы оказались в купе размеренно подергивающегося на стыках поезда, освещенном тусклым голубоватым светом ночника, я обесси-ленно опустился на одну из полок, закрыл лицо руками и начал смеяться. Мое желание было исполнено, но в минимальном объеме. Это походило на тщательно про- g думанное издевательство: дескать, не раскатывай губу, а сэр Вершитель. Захотел спать -- ладно, так и быть,! получи место в купейном вагоне... и благодари небо, что не в общем! Мелифаро встревоженно прикоснулся к моему плечу: мало того, что обстановка его, скорей всего, обескураживала, так еще и я истерику устроил. В Соединенном Королевстве поездов в помине нет, так что парень решительно не понимал, куда мы попали. Я почувствовал себя ответственным за его душевный покой -- раз уж мы оказались на территории, которую я с горем пополам мог считать знакомой. -- Я смеюсь не потому, что... а просто потому, что мне смешно! -- объяснил я Мелифаро. Начало моей речи нельзя было считать вершиной ораторского искусства, зато мне удалось худо-бедно справиться с приступом веселья. -- Мы находимся в очень забавном месте, я правильно понял? -- сухо уточнил он. -- Можно сказать и так. Это поезд. Нам еще повезло: кажется, мы на холяву попали в вагон первого класса. -- И я снова рассмеялся. -- Спасибо за исчерпывающее объяснение,- ядовито огрызнулся Мелифаро. -- Там, где я родился, поезд -- это традиционное средство передвижения на большие расстояния. -- Я искренне хотел выдать ему нечто более-менее вразумительное, а посему очень старался. -- Представь себе много маленьких длинных одноэтажных домиков, разделенных на крошечные комнаты. И все эти домики едут в заранее выбранном направлении... Понятно? -- Звучит как бред собачий, но, в общем-то, понятно, -- не столько ехидно, сколько растерянно согласился он. -- Ну, хвала Магистрам, хоть что-то тебе понятно,- вздохнул я. -- Мое желание, можно сказать, исполнилось: мы с тобой хотели получить в свое распоряжение спальню и получили. Собственно говоря, я не знаю, чем еще здесь можно заниматься, кроме как спать. Разве что пьянствовать или читать, но ни выпивки, ни книг у нас с собой все равно нет... -- В таком тесном помещении я не оказывался с тех пор, как старшие братья заперли меня в платяном шкафу, -- пожаловался Мелифаро. -- Хотя в шкафу все же было немного просторнее... Мне здесь неуютно! Я сочувственно покивал: у человека, вся жизнь которого прошла в Ехо, где самая скромная холостяцкая спальня напоминает скорее спортзал, чем обычное жилое помещение, в купе пассажирского поезда вполне мог начаться тяжелый приступ клаустрофобии. Мне оставалось уповать на железные нервы сэра Мелифаро... и еще на его зверскую усталость. -- А ты просто ложись, закрывай глаза и спи, -- посоветовал я. -- С закрытыми глазами все равно, где находиться: в маленькой комнате или в большой. -- Ну, не скажи! -- серьезно возразил он. -- Я могу зажмуриться хоть дюжину раз кряду, но все равно буду чувствовать, как давит на меня этот грешный низкий потолок. И чем ты собираешься здесь дышать? -- Можно открыть окно, -- я пожал плечами. -- Не знаю, какая погода там снаружи, но с закрытым окном ты, пожалуй, действительно не уснешь. Я-то человек привычный... Мелифаро слегка оживился, деловито осмотрел окно, немного повозился с защелкой, и я стал свидетелем одной из величайших побед человеческого разума: толстое стекло послушно уползло вниз, а мой друг чуть ли не по пояс высунулся наружу. -- Там ветер! -- восхищенно сообщил он. -- Слушай, Макс, мы так быстро едем! Хотел бы я знать куда... -- Вот уж это точно не имеет никакого значения, -- усмехнулся я.- Стоит нам открыть дверь... -- Кстати, меня это радует, -- проворчал он. -- Впрочем, сначала попробуем поспать, благо есть куда прилечь и никто не мешает. Правда, я наверняка свалюсь с этого узкого ложа, но в нашем положении следует благодарить даже за такую малость, да? -- Боюсь, что так, -- согласился я. В ту же секунду в нашу дверь довольно бесцеремонно постучали. Ме-лифаро сжался в комок, как тигр перед прыжком, мои пальцы сами собой сложились в угрожающую щепоть, но хриплый женский голос, донесшийся из коридора, заставил меня снова прыснуть нервным смешком. -- Мальчики, вы будете брать постель? -- Спасибо, не нужно, -- давясь смехом, ответил я. Проводница (а это наверняка была она) мутно выругалась, но, хвала Магистрам, ушла: я слышал, как удаляются ее тяжелые шаги. -- Что это было? -- тревожно спросил Мелифаро. -- Не обращай внимания, -- отмахнулся я. -- Это был сервис. Не бери в голову: скорее всего мы с тобой находимся в абсолютно безопасном месте -- если, конечно, этот пирожок без сюрприза... -- Ну, если ты так говоришь...- Он огляделся, безнадежно махнул рукой, еще раз высунулся в окно ("Перед смертью не надышишься",- ехидно подумал я, но озвучивать не стал) и наконец кое-как устроился на полке. Выражение лица у него при этом было неописуемое. Если бы парень был моим заклятым врагом, в этот момент я бы счел себя отмщенным. А так -- пришлось преисполниться сочувствия. Впрочем, через минуту он уже спал -- в отличие от меня. Я-то, дурак, дал себе задание хорошенько поразмыслить над метаморфозами "старой Горды"... и вообще как следует обдумать наше положение. Нет ничего хуже, чем поставить перед собой подобную цель: она парализует разум, как невинная просьба "расскажи что-нибудь интересное", способная прервать монолог самого завзятого рассказчика. Через несколько минут я понял, что ничего путного в мою голову сегодня уже не придет, благоразумно махнул на все рукой и принялся устраиваться на ночлег. В отличие от Мелифаро я -- крупный специалист по спанью в поездах; скажу больше: в поезде я всегда сплю лучше, чем в собственной кровати. Отсутствие постельного белья меня ни капельки не смущало: когда-то я был настоящим аскетом; подушки, по моему глубокому убеждению, нужны для того, чтобы класть их под ноги, а шерстяное одеяло само по себе -- отличная штука, и надо быть на редкость избалованным существом, чтобы всерьез сетовать на отсутствие пододеяльника! Под моими опустившимися веками тут же началась настоящая метель, только вместо снежных хлопьев передо мною кружили женские лица. Как ни странно, это были исключительно пожилые лица. Моя бабушка, единственное существо в мире, на чей счет я в первые годы своей жизни был совершенно уверен: она будет любить меня, что бы я ни натворил. Ее многочисленные подружки, такие же седые, хрупкие и трогательные, как она сама, -- к любой из них я мог прийти со своими смешными детскими проблемами (разбитой коленкой, поломанной игрушкой, оторвавшейся пуговицей) и получить сочувственную улыбку и практическую помощь вместо равнодушного выговора, который светил мне дома. Кругленькая, маленькая, на удивление быстрая и порывистая библиотекарша, которая всегда придерживала для меня самые интересные книжки. Моя школьная учительница математики, которая почему-то вбила себе в голову, что я очень способный, но ленивый, и возилась со мной после уроков, пытаясь заинтриговать таблицей простых чисел, а однажды мы с ней вместе соорудили ленту Мебиуса, которая чуть не свела меня с ума, когда я понял, ЧТО это такое (мне пришлось старательно делать домашние задания в течение двух лет, пока она не ушла на пенсию, -- на отметки-то мне было плевать, но я боялся разбить ее сердце). Моя первая квартирная хозяйка, морщинистая деловитая ворчунья, которая вдруг ни с того ни с сего привезла мне свой старенький радиоприемник, -- я только-только поселился один и с удивлением выяснил, что темнота и особенно тишина одиноких ночей взвинчивают мои нервы до предела, но, разумеется, не говорил ей ни слова о своих мучениях, и вдруг такой подарок: под джазовые мелодии и неразборчивые голоса дикторов я засыпал как младенец. И другая квартирная хозяйка, обладавшая колоритной внешностью злой ведьмы и добрым сердцем сказочной феи, раз в неделю привозившая мне баночку, тускло светящуюся изнутри сладким, темно-красным янтарем вишневого варенья, -- именно то, что требуется молодому человеку, почти весь месячный заработок которого уходит на оплату жилья, а остатки прокучиваются с пугающей здравомыслящих людей скоростью! Великолепная леди Сотофа Ханемер, могущественная ведьма с манерами любящей бабушки. Неунывающая и практичная кеттарийская старушка, охотно приютившая нас с сэром Шурфом за не слишком скромную плату. И, наконец, наша гостеприимная хозяйка, которая, по утверждению Мелифаро, была очаровательной юной леди, а мне показалась идеальной кандидатурой на роль симпатичной бабы-яги... Внезапно, как это часто бывает во сне, все кусочки мозаики сложились в цельную картину; открытие подействовало на меня как удар электрического тока, так что я не просто проснулся, но подскочил на своем жестком ложе, как укушенный, умудрившись стукнуться лбом, обоими локтями и коленом в придачу,- впрочем, в поезде это не так уж и сложно! ХорошйЦ хоть, "эврика" не заорал, а то перепугал бы насмерть беднягу Мелифаро -- он и так жалобно постанывал во сне, не знаю уж, что за видения его там преследо вали... Я почти сразу успокоился, с головой укрылся уютным колючим одеялом и беззвучно рассмеялся от облегчения. Как все просто, оказывается! В глубине души я всегда доверял пожилым женщинам больше, чем молодым. И, конечно, больше, чем мужчинам. Так уж складывалась моя жизнь: какие бы проблемы ни возникали у меня с окружающими, всегда непременно находились какие-нибудь бабушки, которые совершенно бескорыстно брались меня опекать. Ну а счастливчик Мелифаро, очевидно, был стабильно удачлив в любви, так что по-настоящему расслабиться мог только в обществе юной красавицы: он из них всегда веревки вил, я полагаю... Существо, которое показалось мне глубокой старухой, а Мелифаро -- юной красоткой, было очередным наваждением и, как всякое наваждение, вряд ли стесняло себя наличием одной-единственной и по-своему неповторимой внешности. Оно выглядело в полном соответствии с нашими тайными, неосознанными ожиданиями. Очевидно, согласно какому-то неведомому расписанию нам полагалась приятная остановка в безопасном месте -- вот каждый из нас и получил то, что соответствовало его глубинным представлениям о безопасности: я оказался на-"бабушкиной кухне", а Мелифаро -- в гостях у миловидной барышни, которая с первого взгляда оценила его привлекательность и не стала пренебрегать возможностью более близкого знакомства... "Ну вот, -- мрачно сказал я себе, -- теперь все более-менее понятно, правда? Эта реальность пластична... но то же самое можно сказать о любой другой реальности. Здесь пластичность очевиднее, она сразу бросается в глаза -- только и всего. Мир будет таким, каким ты намерен его увидеть. И кому от этого легче, дружок? Это великое открытие поможет тебе найти Гурига? Или -- подумать страшно! -- вернуться домой? Сомневаюсь что-то... Твои дурацкие желания хоть когда-нибудь подчинялись твоей воле? Вот то-то и оно..." Крыть было нечем: слишком уж хорошо я себя знаю, а близкое знакомство с собой любимым мало кого может сделать оптимистом. И все же этой ночью, в темном купе поезда, несущегося неизвестно откуда неизвестно куда, "из пункта А в пункт В", как в школьном задачнике, ко мне вернулась счастливая способность доверять добрым предчувствиям Я почти знал, что выход из Лабиринта Менина существует, и даже у молодых и неопытных болванов вроде нас с Мелифаро есть шанс его обнаружить. Остаток ночи я честно проспал, уткнувшись носом в холодный пластик стены. Проснулся я не по вине оранжевых сполохов солнечного света под веками, а от не слишком ласковых прикосновений Мелифаро. Если называть вещи своими именами, он попросту бесцеремонно тряс меня за плечи, сопровождая это грубое насилие нечленораздельным лопотанием и судорожными жестами, указующими в направлении окна. -- Радость моя, я тебя ненавижу! -- добродушно . проворчал я, пытаясь натянуть на голову одеяло и разом избавиться от всех насущных и грядущих проблем. -- Какого черта?! Я еще не выспался, а мне нужно быть в хорошем настроении, чтобы... Ох, ну ни фига себе! Моя последняя реплика была адресована не столько злодею Мелифаро, сколько удивительному зрелищу за окном: это чудовище все-таки заставило меня обратить свой мутный взор в данном направлении. Ночью я был уверен, что поезд, как и давешний музейный зал с полотнами фон Явленского, -- лоскуток Мира, в котором я родился (сходство деталей интерьера и манеры проводницы не оставляли сомнений). Теперь я не поставил бы на эту гипотезу и жалкой дюжины горстей. Там, за окном, не было ни диковинных растений (редкие деревья за окном смахивали на гигантские чертополохи -- невелика экзотика!), ни какой-нибудь неэвклидовой архитектуры, ни летающих чудищ, даже цвет неба можно было считать вполне консервативным: бледненькая такая невнятная высь... Равнина, мимо которой мы ехали, была заполнена людьми. Полуголые человеческие существа со светлой кожей и, кажется, вполне заурядными физиономиями. Просто я еще никогда не видел столько живых людей сразу. Я прильнул к окну и замер, только мои глазные яблоки панически метались в разные стороны, наобум выхватывая то одну деталь, то другую. Некоторые человеческие существа, равнодушно потупившись, топтались на месте, другие сидели на земле, безучастно пялясь куда-то вдаль, третьи лежали на спине, уставившись в небо. Иные что-то жевали, торопливо помогая себе неловкими жестами тощих рук. А некоторые флегматично спаривались (язык не поворачивает-. ся назвать то, чем они занимались, как-то иначе), не обращая внимания ни на окружающих, ни, кажется, на своих партнеров по этому невеселому действу. Судя по выражению их лиц, они даже не получали удовольствия от процесса. Эта подробность почему-то заставила меня окончательно поверить в реальность происходящего: такая ахинея едва ли могла мне присниться. Поезд тем временем ехал дальше, но пе