монилась! Теперь оба щенка чару сладко спали, разомлев в лучах трех теплых солнышек. Воинственная девочка даже во сне крепко впилась крошечными острыми зубками в сапог Хэхэльфа, так что мне пришлось отдирать ее силой. - Как ты назовешь этих безобразников? - спросил я. - А разве их надо как-то называть? - удивился Хэхэльф. - Бунаба никогда не дают имена своим чару! - Лучше, чтобы у зверя было какое-то имя, - рассудительно сказал я. - Это поможет вам подружиться. Когда даешь кому-то имя, между вами возникает связь. - Я-то полагал, это касается только кораблей... Тогда имя должно быть не первое попавшееся, - серьезно кивнул Хэхэльф. - Буду думать! Он отнес чару в шатер, заменявший на "Чинки" капитанскую каюту, и уложил их на свое одеяло. Я понял, что парень решил последовать моему совету и начал баловать своих зубастых питомцев. Во всяком случае, человека, который укладывает своих "собачек" в собственную постель, нельзя назвать строгим хозяином! Этой ночью я закутался в тонкое одеяло Ургов и уселся на палубе. У меня было назначено свидание, и я не собирался его откладывать! Тихо, чтобы не побеспокоить загорелого здоровяка, несущего вахту возле кормового весла "Чинки", я прошептал: "Оветганна", - и волшебный ветер тут же растрепал мои волосы. Я сделал вдох, осторожный, как первый поцелуй в темноте. Воздух был привычно тревожным и холодным, он пах не влагой и свежестью, как положено морскому ветру, это был незнакомый запах, горький, но притягательный, похожий скорее на осторожное прикосновение к оголенному сердцу, чем на аромат, который следует распознавать с помощью носа... На этот раз ветер не собирался демонстрировать мне свою веселую силу, он был нежным и умиротворяющим - таким я его еще не знал. Время текло сквозь меня, как речная вода сквозь прохудившуюся запруду, и я сам не заметил, как задремал, убаюканный незнакомыми, но неописуемо сладкими ощущениями. А когда меня разбудили первые лучи белобрысого солнышка, я открыл глаза и обнаружил, что пока я спал, мир стал настолько прекрасен - у меня дыхание перехватило! Впрочем, в окружающем мире не произошло никаких разительных перемен. Изменился я сам: человек, который проснулся этим утром на палубе "Чинки", был именно таким парнем, каким я всегда мечтал стать: мужественным, веселым и абсолютно равнодушным к собственной участи - не на словах, а на самом деле... Разумеется, это чудо произошло со мной не впервые. И раньше случались в моей жизни такие мгновения - мощные и опасные, как вспышки на солнце, но куда менее продолжительные, чем это замечательное природное явление. Но сейчас я чувствовал, что у меня есть шанс растянуть это изумительное мгновение, удержать его при себе, балансируя с отчаянием канатоходца, который работает без страховки... Я решил, что надо бы умыться, но вместо того, чтобы идти к бочке с водой и поливать себя из кувшина, я просто снял одежду и сиганул в темную зеленую воду, не задумываясь о последствиях: как я буду догонять парусник после того, как искупаюсь, как вскарабкаюсь на палубу, и все такое - кажется, я вообще утратил способность задумываться о последствиях своих поступков... Опасно для жизни, конечно, но руки развязывает! Я с удовольствием поплавал в теплой морской воде, а потом несколькими мощным гребками догнал шустрого "Чинки". Теоретически, это было совершенно невозможно, но меня подгонял мой волшебный ветер, так что понятие "невозможно" вычеркивалось из моего личного словаря - по крайней мере, до поры, до времени... Я взял такой разгон, что взобраться на палубу без всяких там вспомогательных средств оказалось плевым делом - я и сам не заметил, как там очутился. Прежний Макс - или Ронхул, какая, к черту, разница! - ни за что не справился бы с таким трюком, но я и бровью не повел: зачем тратить время и силы на такое бесполезное занятие как удивление... Через минуту я уже насухо вытерся, оделся и снова уселся на гладкой поверхности палубы. Матросы Хэхэльфа косились на меня с суеверным ужасом: мое купание произвело на них неизгладимое впечатление. Я открыл было рот, чтобы сказать им: "ерунда, ребята, не обращайте внимания!" - но понял, что эта фраза прозвучит фальшиво и напыщенно, так что лучше просто промолчать - что тут скажешь! - Ты сияешь, как новенький щит, Ронхул! - удивленно сказал Хэхэльф. - Ребята говорят, ты тут такие чудеса вытворял... - Никаких чудес, просто искупался, - улыбнулся я. - "Просто"?! - недоверчиво переспросил он. Я молча кивнул. - Ничего себе! С тобой и правда какие-то чудеса творятся, как я погляжу, - настороженно сказал он. - Это верно, - мечтательно согласился я. Весь день я был дрянным собеседником: никак не мог убедить себя, что у меня действительно есть необходимость общаться с людьми. Я не знал, о чем с ними говорить, и зачем это нужно. Впрочем, к вечеру проблема коммуникации уладилась сама собой: я немного привык к произошедшим со мной переменам и понял, что небо не рухнет на землю, если таинственный незнакомец, в которого я превратился, будет вести себя, как старый добрый Макс, у которого, несомненно, имелись свои достоинства - чего зря людей пугать! Так что за ужином я вовсю развлекал Хэхэльфа и его команду своей болтовней. Получалось не хуже, чем прежде. Даже лучше. - И все-таки, что с тобой стряслось, Ронхул? - спросил Хэхэльф, когда мы устроились на корме за очередным кувшинчиком из его запасов. - Что-то замечательное, - честно сказал я. - Сам не знаю, как объяснить... - Утром ты был похож на одержимого, - заметил он. - Думаю, так оно и есть, - улыбнулся я. - Не так уж это плохо, дружище! Скорее наоборот - если ты одержим древним ветром Хоманы... По крайней мере, теперь я не сомневаюсь, что мы с тобой действительно здорово повеселимся в Альгане! Потом Хэхэльф отправился спать, а я снова остался сидеть на палубе. Мой ветер пришел ко мне, не дожидаясь приглашения, он закружил меня и унес куда-то в ночную темноту, словно я был невесомым комочком пыли... Наутро хэхэльфовы матросы с ужасом рассказывали мне, что я просто исчез, а незадолго до рассвета снова появился на палубе, а мой дотошный друг пытался выяснить, куда я подевался. "Никуда я не подевался", - ворчливо заявлял я, прекрасно понимая, что слова в этой фразе надо поменять местами: "подевался в никуда", - мог бы получиться почти правдивый ответ... Мне не хотелось разбираться в этих чудесах: у меня слишком тяжелый взгляд, и я всегда старался не смотреть пристально на то, что мне дорого, а мои странные отношения с живым древним ветром этого мира сейчас казались мне единственным, что имеет значение. Даже возвращение домой, надеждой на которое я жил с того дня, как очнулся в камине Таонкрахта, сейчас казалось мне чем-то необязательным, своего рода морковкой, подвешенной перед мордой не слишком голодного осла... Глава 12. Рыжий Хатхас, уллы и курмда Несколько солнечных дней и воистину волшебных ночей спустя мы причалили к пристани. Бондох, большой портовый город в заливе Шан, был готов принять усталых путников в свои теплые, но равнодушные объятия. Я первым покинул борт "Чинки": у Хэхэльфа и его команды было еще полно дел, а от меня им все равно никакого толку. Единственное, что я действительно умею делать на корабле, так это - путаться под ногами. Впрочем, я не стал уходить далеко от красавчика "Чинки", а уселся прямо на причале и принялся ждать Хэхэльфа. - Сейчас, сейчас, Ронхул, - то и дело кричал он, перевешиваясь через борт, - уже идем! Я знал, что до настоящего "уже" нам ой как далеко, но у меня не было никаких возражений. Сидеть на собственной дорожной сумке и издалека разглядывать разношерстую толпу - занятие ничем не хуже других! - Мать твою! - низкий густой бас раздался прямо над моим ухом. - Да это же старина "Чинки"! Значит и Хэхэльф Кромкелет где-то рядом? - Логика железная! - насмешливо согласился я, поднимая глаза на незнакомца. Честно говоря, я ожидал, что обладателем роскошного баса непременно окажется какой-нибудь громила, этакий шкаф идеальной кубической формы. Ничуть не бывало! Передо мной стоял невысокий дядя, тощий и жилистый. Он был рыжий, как апельсин - в свой жизни я видел немного таких идеально рыжих людей. Его костюм был способен поколебать даже мою благоприобретенную невозмутимость. Можно подумать, что парень собирал многочисленные предметы своего гардероба по всему свету: короткая цветастая бунабская юбка надета прямо поверх узких кожаных штанов, голенища сапог зачем-то обмотаны пестрыми тканями, которые удерживались с помощью толстых деревянных браслетов, из-под халндойнской куртки из тонкой коричневой замши виднелось некое подобие декоративной кольчуги - как мне показалось, растительного происхождения - на поясе висела большая кожаная сумка, похожая на самодельный рюкзак, шею обвивали груды диковинных ожерелий, которые скрывались под старенькой вязаной шалью с бахромой, явно ручной работы, а рыжую голову венчал драгоценный шлем, помпезный, как царская корона. - Ну и где он? - нетерпеливо спросил меня рыжий незнакомец. - Надеюсь, ты не станешь говорить мне, что убил моего лучшего друга, и теперь это твой корабль? Плохие новости на голодный желудок - это не по мне! Я не успел ответить: Хэхэльф собственной персоной обрушился на него сверху - просто перемахнул через борт и вцепился в рыжего мертвой хваткой. Если бы я успел, я бы поставил на то, что ребята не удержатся на ногах и рухнут на пристань, но они устояли. - Что творится! - взревел Хэхэльф. - Клянусь исподним Варабайбы, Хатхас, ты еще коптишь небо! - Еще бы! - фыркнул рыжий. - А ты как думал?! - Я думал, что ты давно курмдой подавился, старый засранец, если уж третий год не объявляешься у меня в Сбо! - Курмдой захочешь - не подавишься! - рассудительно ответствовал тот. Еще несколько минут ребята несли всякую милую чушь, как и положено при встрече старых друзей. Я молча наслаждался этим импровизированным шоу - оно того стоило! - И каким ветром тебя сюда занесло? - Хэхэльф наконец отпустил своего приятеля и теперь с удовольствием его разглядывал. - На кого ты похож, чудо! - покровительственно добавил он. - А, - отмахнулся тот, - недавно потрошили один хуторок возле Койдо, вот и приоделся. Чего только не найдешь в сундуках у этих скупщиков краденого! Не могу же я как уллы голышом бегать! - Еще чего не хватало, - усмехнулся Хэхэльф. - Ну вот, был на Халндойне, а ко мне не заглянул. - Я там был не один. Ты же знаешь, уллы в Сбо не поедут, - вздохнул тот. - Это правильно, - согласился Хэхэльф. - Кто же их туда пустит... А ты до сих пор с ними разбойничаешь? - То с ними, то не с ними, - неопределенно ответил рыжий. - Я было совсем от них ушел, да вот в прошлом году у меня страмослябы корабль увели. Не повезло: на самого Пучегора нарвался. Я-то сам уплыл: ты меня знаешь, мне два дня в море - одно удовольствие, а ребят моих в плен взяли... Так что пришлось вернуться к уллам. Ничего, немного подзаработаю, будет у меня через год новый корабль. - А то просто переходи ко мне, - предложил Хэхэльф. - Да что с тобой заработаешь! - вздохнул его приятель. - Ты же как был мечтателем, так и остался... - Не заработаешь?! Еще и сорока дней не прошло с тех пор, как мы с Ронхулом приволокли на мой "Чинки" сундук с кумафэгой, - надменно сообщил Хэхэльф. - Целый сундук, что ли? - недоверчиво переспросил рыжий. - Половину, - честно признался Хэхэльф. - А тебе мало? - Мне бы хватило, - задумчиво признал тот. И с любопытством уставился на меня. - Это Ронхул Маггот, - представил меня Хэхэльф. И сообщил мне: - А это Хатхас, мой самый старый друг. Мы знакомы с детства. Мне было лет пять, а ему - восемь, когда мы совершили свой первый налет на оружейную комнату моего отца, а потом до смерти перепугали всех слуг в доме, целясь в них из арбалета: вдвоем мы кое-как с ним справились... Пока он представлял мне рыжего, тот изучающе сверлил меня внимательными черными глазами. - Настоящий демон, что ли? - наконец спросил он у Хэхэльфа. - Такой настоящий, что мне самому не верится, - усмехнулся тот. - Понятно, - кивнул он. - Что ж, это хорошо... У тебя есть еще какие-то дела на этой лоханке, или ты уже готов отметить встречу? - Ради такой встречи можно и дела отложить, - легкомысленно заявил Хэхэльф. - Ронхул, кидай свою сумку обратно: до завтра мы отсюда не выберемся, чует мое сердце! - Ладно, - кивнул я. Насколько я успел изучить себя прежнего, такая задержка должна была бы вызвать у меня раздражение: терять целый день ради какой-то дурацкой гулянки! Но сейчас мне было абсолютно все равно: пусть себе идет как идет... В глубине души я знал, что если мне вдруг покажется, будто больше нельзя терять ни минуты, я Хэхэльфа за шиворот из-за любого стола выволоку, или просто встану и уйду один - как в голову взбредет. Но пока скрытая во мне пружина не собиралась выпрямляться, так что я мог позволить себе роскошь идти на поводу у обстоятельств - до поры, до времени... - Ты здесь с уллами? - поинтересовался Хэхэльф, пока мы шли по причалу. - А с кем же еще, - пожал плечами рыжий. - На ярмарку приехали. Ты же знаешь, в Бондох их всегда пускают. - Ну да, здесь-то они особо не чудят, только добычу пропивают, - понимающе кивнул Хэхэльф. - Это надо же! Всегда хотел собственными глазами взглянуть на твоего хваленого старика Люсгамара - и вот, дохотелся... Он тоже тут, да? - Все тут, - кивнул Хатхас. - И дядюшка Люсгамар, и его братец Чубарага, и племянник Догэ Пругэмаб, даже дурачок Мызднтуг напросился на ярмарку! Признаться, я оставался совершенно равнодушен к их беседе: ну, приехали в сей славный город какие-то уллы, судя по всему, такие же разбойники, как мои былые попутчики страмослябы - и что из того? Тем сильнее оказалось потрясение при встрече с ними. Я не преувеличиваю: куда подевалась моя хваленая ясность, что осталось от моего драгоценного спокойствия?! Все как рукой сняло! Впрочем, зрелище того стоило. Когда пересекаешь оживленный морской порт, где на небольшой территории собрались представители чуть ли не всего человечества одновременно, начинаешь понимать, что несмотря на отличия в костюмах, оттенках кожи, чертах лица, всех людей объединяет некое единообразие. И бунаба в метровой агибубе, и местный владетельный господин в драгоценной кольчуге, ужасно похожей на содержимое музейных витрин моей далекой родины, и оливково-смуглый парень в треугольном пончо (со слов Хэхэльфа я узнал, что он принадлежит к народу ансафаxlv с лесистого материка Уган), и желтолицый гархнарг в ярко-зеленом "сарафане", и надменные мореходы Хабода с далекого Мадайка, одетые так роскошно, словно собрались на торжественный прием в каком-нибудь королевском дворце - все они, вне всякого сомнения, были людьми, и различия между ними быстро переставали казаться такими уж существенными. Собственно говоря, именно поэтому я ожидал, что уллы, с которыми мне предстояло познакомиться, будут не менее человекообразны, чем все прочие двуногие обитатели этого мира. Ага, как же! Они действительно оказались двуногими, что правда, то правда. Высоченными двуногими толстяками, равномерно заросшими густой черной шерстью - у меня язык не поворачивается назвать эту роскошную растительность обыкновенными волосами. Ходячие шубы из чернобурки - вот что это было такое! Шерсть не добралась только до носов и ладоней великанов - и на том спасибо! По этой причине ребята не нуждались в одежде: на них были только своего рода шорты - такие короткие шортики, да еще и с кокетливыми разрезами на бедрах, можно увидеть только на очень юных и очень стройных модницах в каком-нибудь курортном городке, в самом разгаре лета. Девочек можно понять: грех это - скрывать от общественности такие замечательные бедра, но на месте уллов, я бы позаботился о том, чтобы мои бедра не увидело ни одно живое существо. Скажу больше: если бы у меня была такая фигура, я бы вообще повесился, или на худой конец, навсегда заперся в какой-нибудь темной комнате, чтобы не позориться, и не пугать ни в чем не повинных женщин и детей, заодно... Впрочем, возможно я - дурак, поскольку борцы сумо, на которых здорово смахивали уллы - если не принимать во внимание изобильную растительность - считаются очень красивыми мужчинами у себя на родине, в Японии. Впрочем, уллы были вполне довольны собой: их добродушные широкие лица светились наивной гордостью. Я заметил, что они старательно выпячивают свои и без того огромные животы - наверное, в соответствии с их эстетическими канонами брюхо должно было быть как можно больше. У каждого на поясе висела такая же кожаная сумка, как у рыжего Хатхаса - точнехонько посередине, как некий кошмарный гульфик. Хатхас не стал нас знакомить, просто небрежно сообщил одному из великанов: "вот, друзей встретил, пойдем пиво пить", - очевидно, этого было совершенно достаточно. - Это уллы, Ронхул, - Хэхэльф покосился на меня с ироничным сочувствием, - Именно так они и выглядят, и ничего с этим не поделаешь. Есть только один выход: привыкнуть. Вот Хатхас прожил с уллами несколько лет, и с тех пор все время к ним возвращается. - А как тебя угораздило, дружище? - спросил я рыжего. - Могу спорить на что угодно, что сам ты не улл. - Заметно, да? - усмехнулся он. - Это отдельная история, потом расскажу. А сейчас будем пить пиво. Там, за углом - "Пустой бочонок". Хвала старому Аэлсу: он всегда пускает нас в свой трактир! И мы отправились в "Пустой бочонок", в сопровождении доброй дюжины великанов уллов. Я с уважением посмотрел на хозяина трактира, высокого коренастого старика с всклокоченной седой шевелюрой: на его месте я бы вряд ли решился принять у себя таких посетителей! Хотя, что я, собственно говоря, знал об уллах? Вполне могло оказаться, что мохнатые обладатели кокетливых шортиков - самые воспитанные джентльмены под этим щедрым на сюрпризы небом! Очень быстро я убедился, что слово "джентльмены" - не совсем то, что нужно. Уллы вели себя, как расшалившиеся ньюфаундленды. Их добродушная возня была весьма разрушительной для хрупкого материального мира: эти дяди быстренько сломали одну деревянную лавку, тут же разобрали обломки и начали шутливо тыкать ими друг друга в бока. Я устало подумал, что если кто-то из них сунется ко мне со своими "нежностями" - убью. Не знаю, как, но убью обязательно... - Ты чего, Ронхул? - удивился Хэхэльф. - Ты мрачнее тучи! Это ни к чему: уллы - не бунаба, можешь улыбаться сколько влезет! - Спасибо, мне пока не хочется, - вежливо ответил я. - Не злись, Маггот! - веселым шепотом сказал мне Хатхас. - Мои друзья многим действуют на нервы, но только поначалу. Когда ты привыкнешь к их облику, ты поймешь, что они отличные ребята! - Да, наверное все дело в облике, - неохотно согласился я. - Представляешь, какими жалкими, маленькими, голыми червячками мы им кажемся? - лукаво спросил он. - Еще неизвестно, кому противнее! Думаешь, почему я нацепил на себя столько тряпок? Потому что мне так нравится? Просто мои приятели уллы все время уговаривают меня укутаться: видеть не могут мои тощие и, по их меркам, безволосые руки! - А я думал, ты просто предпочитаешь носить на себе все свое добро сразу, - усмехнулся Хэхэльф. - Ты всегда был прижимистым парнем, Хатхас! Наконец на столе появились кружки с пивом - такие огромные, словно мы собирались не пить, а топиться. Впрочем, само пиво оказалось выше всяких похвал: светлое, но густое и крепкое, с жирной, как сметана, пеной. После нескольких глотков я окончательно утратил былую ясность, зато обрел ненадежное, но приятное душевное равновесие слегка подвыпившего человека. Хэхэльф и его рыжий приятель развлекали меня историями о своих детских подвигах, попутно Хэхэльф успевал таинственным шепотом вербовать Хатхаса в свою команду: в ход шли обещания хорошего заработка и таинственные намеки на "особые обстоятельства", в связи с которыми ему позарез требуется соучастие такого великого героя. Рыжий постепенно заглатывал его многоэтажную наживку. Уллы не мешали нам беседовать, они даже не прислушивались к разговору. Думаю, им было не до нас: ребята осушали кружки одним глотком, доставали какую-то непонятную закуску из своих сумок, кидали ее в пасти и требовали добавки, зычно обменивались неразборчивыми короткими фразами и раскатисто хохотали. - И все-таки, как тебя угораздило связаться с этими красавчиками? - спросил я Хатхаса. - Ох! - он помотал своей рыжей головой, так что драгоценный шлем съехал на левое ухо. - Все началось с того, что они взяли меня в плен. - Хорошее начало, - одобрительно кивнул я. - Мне было всего пятнадцать лет, когда на меня пал жребий, - доверительно сообщил Хатхас. - Да ты, наверное, не знаешь, что это такое. Ты ведь не с Халндойна, Ронхул Маггот? Сам вижу, что не с Халндойна... Так вот: всем хороша жизнь на Халндойне, одно только плохо: каждый год случаются улльские набеги. Конечно, в таком большом городе, как Сбо, можно спать спокойно: если мои приятели уллы туда сдуру сунутся, портовая стража прогонит их в два счета. А вот если ты живешь в каком-нибудь маленьком городке на побережьи, или, того хуже, на приморском хуторе - дело плохо, жди гостей. С этими ребятами, - он показал на развеселившихся уллов, - вполне можно иметь дело, пока они не впали в боевую ярость. Но если уж уллу взбрело в голову подраться - пиши пропало! Убить улла еще можно, а вот успокоить не получится. - Что меня удивляет - каким образом все эти поселки и хутора на побережьи до сих пор существуют? - удивился я. - Ты сначала дослушай! Наши хитрые халндойнцы быстро изучили своих воинственных соседей. Они поняли, что уллам абсолютно все равно, какую добычу брать: ценные вещи, или старое барахло. Уллы разбойничают не из жадности, а по зову сердца. Просто раз в год им надо погеройствовать как следует: душа просит. Деньги-то они зарабатывают, продавая курмду по всей Хомайге и здесь, в Земле Нао. Им с головой хватает, и еще остается... - А что такое курмда? - с любопытством спросил я. - Ничего себе! Ты еще не попробовал! - возмутился Хатхас. Он развязал тесемки на своей кожаной сумке и протянул мне своего рода "сухарик" - маленький брикет, спрессованный из какой-то светлой сероватой массы. - И что с этим надо делать? - Как - что, мать твою!? Грызть! - безапелляционно заявил он. Я вопросительно посмотрел на Хэхэльфа. - Попробуй, Ронхул, - кивнул тот. - Хорошая штука. Сухое улльское пиво. - Сухое пиво?! - изумился я. - Ты сначала попробуй, а потом уже удивляйся, - посоветовал Хатхас. Я отломил кусок "сухарика" и положил в рот, прислушиваясь к ощущениям. Через несколько секунд произошло нечто невообразимое: мой рот переполнился пивной пеной, такой же густой и вкусной, как у нормального жидкого пива, которое я только что пил. Плохо было одно: пены оказалось слишком много. Я почувствовал, что могу захлебнуться, если немедленно не избавлюсь от излишков, позорно открыл рот и попытался выплюнуть остаток пенящегося "сухарика". Друзья халндойнцы ржали, как взбесившиеся мустанги. Даже уллы начали заинтересованно коситься на меня, добродушно скалясь до ушей. Я понял, что опозорился, но мне и самому было смешно - дальше некуда! - Ты пожадничал, - сквозь смех сообщил мне Хэхэльф. - Курмду едят очень маленькими кусочками, а ты такой ломоть в рот потянул! Это все равно, как если бы ты попытался разом заглотить полную кружку пива! - Скорее уж бочонок! - простонал Хатхас. - Ох, Хэхэльф, ты же не видел, сколько он откусил! - Предупреждать надо! - добродушно проворчал я. - Извини, Ронхул! - виновато сказал ослабший от смеха Хэхэльф. - Честное слово, я не хотел над тобой подшучивать, но нам так редко доводится встретить человека, который пробует курмду впервые в жизни! - Ладно уж, - я сделал глоток нормального мокрого пива, чтобы окончательно избавиться от остатков пены во рту. - Попробуй еще раз, - предложил Хэхэльф. - Только теперь возьми очень маленький кусочек. Лучше всего раскроши его на ладони и бери совсем по чуть-чуть. Я отважился повторить эксперимент. На сей раз пены было в меру, и я наконец получил возможность оценить замечательные вкусовые качества курмды. - Ладно, - сказал я Хатхасу. - Что такое курмда, я теперь запомню на всю жизнь. А что там у вас на Халндойне делают с уллами, которые разбойничают не для обогащения, а "по зову сердца"? Ты так и не рассказал. - А, моя долбаная история, - хмыкнул он, закидывая в рот кусочек курмды. - Ладно, слушай дальше. Поскольку уллам все равно, какую добычу брать, халндойнские хуторяне завели такую полезную традицию: когда приходит время ежегодного улльского набега, они строят на побережье, у самой воды, хижину, какую-нибудь дрянную развалюху, лишь бы ветром не унесло, складывают туда кучу старого хлама - и все, готово! Уллы не пойдут вглубь острова, если найдут добычу у самой воды. Но остается еще одна проблема. Уллы выходят в море не столько для того, чтобы забрать чужое добро, сколько для того, чтобы отбить его у хозяина в хорошей драке. Так что пустой дом они, скорее всего, не тронут, а пойдут искать такой дом, у которого есть хозяин. - Душевные ребята! - хмыкнул я. - И как вы выкручиваетесь? - Не мы, - сухо поправил меня Хатхас. - Они выкручиваются. В таких случаях принято бросать жребий. В жеребьевке принимают участие все мужчины, начиная с пятнадцати лет. Впрочем, в некоторых местах женщины тоже - все, кроме тех, у кого совсем уж маленькие дети. В том же Койдо, например, все равны перед законом о защите поселения... Тот, на кого выпадет жребий, должен остаться в хижине и стеречь барахло. Когда прийдут уллы, он должен драться с ними не на жизнь, а на смерть, словно защищает не кучу ненужного хлама, а свое достояние. Дело заканчивается тем, что уллы его убивают, или оглушают - это уж как повезет! - забирают добро и счастливые уезжают восвояси. Теперь они получили все, чего хотели: и драку, и добычу. Все честь по чести... - Понятно, - мрачно кивнул я. - Да, наверное, это разумно... - Скажем так: практично, - невозмутимо кивнул Хэхэльф. - Если у хижины с барахлом не будет защитника, уллы скорее всего пойдут дальше, и тогда дело не ограничится всего одним убитым. - Я оказался редкостным "счастливчиком", - продолжил Хатхас. - Моя семья переехала в Койдо, когда мне стукнуло четырнадцать лет. Так что на следующий год мне пришлось принять участие в жеребьевке. И жребий пал на меня, как я уже сказал тебе с самого начала...Если бы это случилось сейчас, я бы, пожалуй, не стал веселиться. Но тогда я был мальчишкой. Глупо звучит, но я был совершенно счастлив: судьба дала мне шанс стать героем, и мой отец мог пойти в задницу, вместе со своими великими поучениями о том, как следует прожить жизнь. Будешь смеяться, но первое, что я сделал после того, как на меня пал жребий - это послал его подальше! И мой грозный отец ничего не сказал мне в ответ. Он промолчал, поскольку я больше не был его сыном. Я был живым мертвецом, а на мертвецов никто не смеет командовать, поэтому мне разрешалось все. Три дня, пока горожане строили хижину на побережье и свозили в нее мусор из своих кладовых, я был самым счастливыми человеком в мире. Не могу сказать, будто я вытворял нечто из ряда вон выходящее - тогда мне просто не хватало воображения! - зато я знал, что могу сделать все, что мне взбредет в голову, и никто слова поперек не скажет. Таким счастливым я уже никогда не буду, сколько бы курмды не съел за обедом! А потом меня привели к хижине, дали столько оружия, что я не мог удержать его в руках, и оставили в одиночестве. Хорошо быть мальчишкой! Мальчишки не боятся смерти, и в этом их великая сила! Когда появились уллы, я сражался с ними с таким же азартом, с каким тузил соседских ребят. Сейчас сам не могу поверить, но мне удалось уложить пятерых уллов: четырех я подстрелил из лука, одного за другим, а пятого прирезал - и как только изловчился? Дело кончилось тем, что дядюшка Люсгамар оглушил меня своей дубиной, а потом сказал своим спутникам, что из такого мальчишки может вырасти великий воин, поэтому он заберет меня с собой и будет кормить, как собственного сына... Он до сих пор чувствует себя виноватым, что я вырос таким тощим: уллы считают, что худой человек - что-то вроде тяжелобольного. Но кормил он меня на славу, просто комплекция у меня такая тщедушная! Одним словом, я очухался уже на улльском корабле. Думал: вот сейчас они меня будут убивать, но вместо этого мне тут же принесли котел похлебки из сала халдобы, а потом появился дядя Люсгамар и спросил, не буду ли я так добр научить его сыновей хорошо стрелять из лука - дескать, ему очень понравилось, как я стреляю... Сам понимаешь, он тут же купил меня с потрохами: когда тебе всего пятнадцать лет, и вдруг такой здоровенный дядя смотрит тебе в рот и просит научить чему-то других таких же здоровенных дядь, начинаешь думать, что жизнь удалась! Наверное, поэтому я у них так хорошо прижился! Уллы, тем временем, начали веселиться по-настоящему. Один из них, как мне показалось, самый старший в компании, забрался на стол и выкидывал там отчаянные коленца, нечто среднее между твистом и гопаком, если вы способны вообразить, как это выглядит. Остальные приплясывали вокруг стола, ритмично хлопая в ладоши, и хором пели: "Чуб-чуб-чуб-чуб-чуб - Чубарага! Люс-люс-люс-люс-люс - Люсгамар!" Они без конца повторяли этот речитатив, так что у меня была возможность выучить его наизусть. - Это песня о твоем дядюшке Люсгамаре и его брате? - полюбопытствовал Хэхэльф. - А почему в ней не упоминаются все остальные? - Экий ты темный! - хмыкнул Хатхас. - А может ты тоже демон? Хэхэльф шутливо ткнул его кулаком в подбородок. Через мгновение эти двое уже катались по полу, как разыгравшиеся щенки. Впрочем, тузили друг друга они вполне по-настоящему, только в отличие от классической, эта драка сопровождалась не надрывной руганью, а хохотом противников. Никто кроме меня не обращал на их потасовку никакого внимания: уллы продолжали петь и плясать, а прочие посетители трактира почти с благоговением наблюдали за этим незабываемым зрелищем. - Эй, Хатхас, ты не слишком усердствуй, - сказал я. - Мне с этим парнем еще до Альгана добираться! - Это кто еще не должен усердствовать! - промычал Хэхэльф откуда-то из "центра циклона" - Не бзди, Ронхул, я его в два счета сделаю! Наконец эти двое угомонились и снова уселись за стол, красные, встрепанные и счастливые. Драгоценный шлем рыжего мирно успокоился под столом - кажется, хозяину было глубоко наплевать на его участь. - Так что там, собственно, с этой улльской песней? - с любопытством спросил я. - О чем они поют, если не о себе? - Они поют о Чубараге и Люсгамаре, - пояснил Хатхас. - Но не о тех Чубараге и Люсгамаре, которые присутствуют здесь, а о своих древних богах. Чубарага и Люсгамар - это пивные боги, а мои приятели просто получили свои имена в их честь. Считается, что Чубарага и Люсгамар научили первых уллов готовить курмду. Поэтому когда уллы напиваются, они всегда поют хвалебную песню своим богам и танцуют благодарственный танец - вот и все. - А что это за боги такие? Вроде Варабайбы? Они тоже живут вместе с уллами и дают им добрые отеческие советы? - небрежно спросил я. - Не говори ерунду! - строго сказал рыжий. - Никто не знает, где живут улльские боги, известно только, что сами уллы уходят к ним после смерти. Каждый идет к тому богу, в честь которого назван... Если разобраться, дяде Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с таким покровителем, как у него, не пропадешь! - Здорово, - улыбнулся я. - А что, кроме пивных богов у них есть еще какие-то? - Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум - бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг - изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом - бог праведного возмездия; Гардумба - покровитель щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах - бог трудного дня, покровительствующий тем, кто встает на рассвете... Да всех и не упомнишь! xlvi - Здорово! - уважительно кивнул я и машинально отправил в рот еще кусочек курмды - сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день - описать невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце "фестиваля"... Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато преисполнился счастливой уверенности, что мир, в котором я живу - чудное местечко, окружающие меня люди - настоящие душки, а я - самый замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения - исполненными совершенно особой величественной грации... да уж, могу себе представить! Если честно, так нажираться мне удавалось только в далекой юности, да и то не часто, всего пару раз, когда шквал дармового коньяка обрушивался на стабильно голодный желудок... Смутно помню, что в конце праздника я отплясывал вместе с уллами, с энтузиазмом подпевая: "Чуб-чуб -Чубарага" и то и дело восклицая: "Йох! Унлах!" - в точности, как мой давнишний собутыльник Таонкрахт, будь он трижды неладен. Волосатые чудовища одобрительно отзывались о моих хореографических талантах, а Хэхэльф смотрел на меня совершенно круглыми глазами: до сих пор он считал меня вполне приличным человеком - и вот, на тебе! Тем не менее, у него хватило благородства не бросить меня в компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на палубе "Чинки", да еще и укутанный в волшебное одеяло ургов - думаю, именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал на меня с заметным сочувствием. - Ты жив, несчастье? - снисходительно спросил он. - Жив, - с некоторым сомнением подтвердил я. Потом произвел ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так уж плохи. Ну да, "Альганского Розового" мы, хвала аллаху, не пили! - И как меня угораздило? - недоуменно спросил я - скорее себя самого, чем Хэхэльфа. Но ответ на этот риторический вопрос у него имелся. - Ты сколько курмды сгрыз, помнишь? - насмешливо спросил он. - А один кусочек вроде того, который ты отправил в рот с самого начала - это же все равно, что большая кружка обыкновенного пива. - Ничего себе! - с ужасом сказал я. - Получается, что я выдул несколько бочонков? - Вроде того. Курмда тем и хороша для того, кто хочет как следует напиться: столько жидкости ни в одно брюхо не поместится! - Ох! - вздохнул я. - Вообще-то, предупреждать надо! - Вообще-то, соображать надо! - невозмутимо парировал он. - Я же тебе не нянька!.. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Иди искупайся, будем собираться в дорогу. Или хочешь еще денек погулять? - Курмды погрызть? - простонал я. - Спасибо, с меня хватит! - А плясал ты замечательно! - сказал Хэхэльф мне вслед. - Я уж начал сомневаться: не улл ли ты, часом? Просто очень худой и бритый... Я разделся перед тем, как нырнуть в море и немного испугался: невооруженным глазом было видно, что я здорово растолстел. Ничего страшного, конечно, но я уже как-то привык к своему плоскому животу и мне совершенно не понравилась небольшая, но вполне заметная складка, нависающая над поясом. Искупавшись, я потребовал у Хэхэльфа зеркало и с отвращением уставился на свою рожу: кажется, за минувший день она стала ровно в два раза шире. Думаю, кырба-ате были бы мною довольны! - Это что, тоже от курмды? - сердито спросил я Хэхэльфа. - Ну да, - хмыкнул он. - Ты ее столько сожрал, я бы не удивился, если бы ты превратился в улла. Говорят, такое тоже бывает... Я отлично понимал, что Хэхэльф шутит, но его заявление все равно повергло меня в самую настоящую панику. Я снова уставился в зеркало, чтобы убедиться, что не начал зарастать густой черной шерстью. К счастью, ничего, кроме недельной щетины на моей непомерно раздавшейся вширь роже не обнаружилось - время от времени я брал у Хэхэльфа некое подобие опасной бритвы, чтобы привести себя в порядок, но в последнее время ленился. Зато сейчас я схватился за его бритвенный прибор как утопающий за соломинку и скоблил свои округлившиеся щеки, пока они не стали идеально гладкими. Хэхэльф наблюдал за моими судорожными действиями с немым восхищением. - Ты что, поверил? - наконец расхохотался он. - Нет, конечно, - вздохнул я. - Но все равно это ужасно! Так отожраться за один день... Все, больше никакой курмды! Хватит, нагулялся! - Дело хозяйское, - усмехнулся он. - Но вообще-то вполне достаточно просто знать меру... - Знаешь, что самое противное? - хмуро сказал я Хэхэльфу после того, как он позавтракал (я был так шокирован видом своего округлившегося живота, что даже смотреть не мог на еду), и мы решили еще раз искупаться, на дорожку. - Да ну тебя, Ронхул, не будь занудой! - отмахнулся он. - Было бы из-за чего шум поднимать! Три дня в дороге, и от твоего пуза следа не останется - а даже если и останется, уверяю тебя, добрая половина человечества все равно сочтет тебя тощим, а прочим покажется, что ты просто худой... - Да не в этом дело, - вздохнул я. Набрал побольше воздуха в легкие, нырнул, потом снова появился на поверхности и хмуро сказал ему: - Чудеса закончились. Помнишь, какой я был: легкий, как пух, веселый и ко всему равнодушный - одним словом, одержимый. А теперь - все! Я снова стал таким, как раньше. Замкнутый круг! - Ну и что? Чудеса - не кошелек, чтобы все время оставаться у тебя за пазухой, - пожал плечами Хэхэльф. - Они приходят и уходят, заставляя нас выть от тоски по несбывшемуся, а потом снова возвращаются, когда мы их не ждем. И вообще, нет ничего более переменчивого, чем человеческое сердце, Ронхул - разве ты не знал? Было бы странно, если бы ты всегда оставался одним и тем же! Я изумленно уставился на своего друга. - Слушай, ты такой мудрый, усраться можно! Шутки шутками, а я не удивлюсь, если завтра выяснится, что ты - очередной замаскированный бог, вроде Варабайбы, или тайный предводитель всех Мараха, или... - я умолк, поскольку больше ничего не мог придумать. - Ну что ты, Ронхул! Не сочиняй! - фыркнул он. - Я просто Хэхэльф Кромкелет из Инильбы, а если в моей голове иногда и появляется удачная мысль - что ж, с кем не бывает... Он скрылся под водой, а потом его лохматая голова появилась на поверхности, в нескольких метрах от меня. Разговор явно был закончен - оно и к лучшему! Пришло время действовать, и я уже чувствовал вполне ощутимый зуд в ногах: нетерпеливые конечности настойчиво просились в дорогу. Пока мы купались, на палубе "Чинки" объявился рыжий Хатхас. Он приволок с собой чуть ли не дюжину дорожных сумок - судя по всему, парень переехал сюда всерьез и надолго. - Все-таки решился? Вот и молодец! - обрадовался Хэхэльф. - Да вот, посмотрел, что курмда с демонами делает, и понял: пора мне бежать от уллов, куда глаза глядят! - усмехнулся он. - Слушай, а как ты умудрился остаться таким тощим? - с неподдельным интересом спросил я. - Меня за один вечер вон как разнесло! Уверен, ты же эту курмду каждый день грызешь! - И не только курмду, - подтвердил Хатхас. - Просто так уж мне не повезло с телом: меня корми, не корми, а толку никакого! Думаю, мой отец куда-то торопился в ту ночь, когда меня мастерили, и сделал свою ра