Целую неделю Хиву грабили. А тем временем инаки * войско собрали. Ну и пошла тамаша **! Кого на висе- лицу, кому голову с плеч. Десятка два, наверное, в живых ос- талось. В минарете сидят. Вторую неделю. Что пьют-едят - один аллах знает. - В каком минарете? - Да в том, что у пятничной мечети. А вы-то сами кто бу- дете? Откуда? - Из Бухары. - Купец, что ли? - Вроде того. - Может, от самого эмира? Инаки-то наши, говорят, гонцов в Бухару посылали за подмогой. Да вот - сами управились. А про коня забудьте, таксыр. Время, види" те, какое: смутное время. Бродят по дорогам всякие. Постойте! Вы в Хиве раньше бывали? Вроде я вас видел где-то. - Бывал-бывал, - Симмонс одернул халат и заторопился. - Ну, пойду. Пора. А если коня моего увидишь, - не плошай. Я за наградой не постою. * Ханская родня. ** Потеха. - Да как же я его узнаю? - изумился Сайд. - Гнедой в яблоках. Седло серебром отделано. - Если коня найду, вас где искать? - В караван-сарае, где же еще? Цел караван-сарай-то? - Цел-цел, - поспешно заверил плешивый и сунул монету за поясной платок. - Да хранит вас аллах, таксыр. - И тебя, - Симмонс уже заворачивал за угол. - Прощай, Сайд! Стражник вздрогнул. Быстро достал золотой и придирчиво обследовал со всех сторон. Монета, как монета. Десять лоша- дей можно купить. - О, аллах, - растерянно покачал головой стражник. - Вра- зуми раба твоего... Он мог бы поклясться на коране, что еще совсем недавно видел зтого человека в кулхоне среди русских рабов. Пустынные улицы Хивы производили удручающее впечатление. Легкие каркасные застройки кварталов городской бедноты выго- рели дотла. Кирпичные строения состоятельных горожан сохра- нились куда лучше, но, заглянув за глухую, без окон стену одного из них, Симмонс убедился, что мятежники и пожар и здесь потрудились на совесть. Дорогу то и дело преграждали грудч битого кирпича, обгорелые балки, опрокинутые арбы. Трупы, по-видимому, успели убрать, однако тошнотворный запах разложения, казалось, пропитал весь город. И лишь выйдя на непривычно изменившуюся площадь возле пятничной мечети, Сим- монс понял, в чем дело: целый лес виселиц, унизанных кошмар- ными гирляндами человеческих тел, вырос вокруг мечети. Над виселицами с клекотом кружились стервятники. По контрасту с безлюдными улицами площадь казалась ожив- ленной: не обращая внимания на смрад, сновали вооруженные до зубов конные и пешие нукеры, оборванные, перепачканные гли- ной строители копошились возле ханского дворца, заделывая проломы в стане. Плотники устанавливали новые ворота у входа в арсенал. От группы конных нукеров отделился всадник в во- щеном, отсвечивающем на солнце халате и ленивым галопом пос- какал навстречу. В двух шагах резко осадил коня, подняв бе- лесое облако пыли. - Кто такой?! На загорелом скуластом лице недобро поблескивали малень- кие раскосые глазки. - Купец из Бухары. Караван-сарай ищу. Что тут у вас слу- чилось, ради аллаха? - Не твоего ума дело! Где караван? - Караван! - сокрушенно повторил Симмонс. - Нет каравана. Разграбили возле самой Хивы. Еле ноги унес. Оттого и спраши- ваю, что здесь происходит. Не хочешь, не отвечай. К самому хану пойду! - "К самому хану!" - передразнил нукер. - Смотри не опоз- дай. Он ждет тебя не дождется на кладбище! - Как?! - А так. Убили Шергазыхана. Там, - всадник мотнул головой в сторону дворца, - инаки третий день нового хана выбирают. Ступай, может, тебя ханом выберут! Скажи, десятник Нарбай послал. - Он хохотнул. - Нашел время торговать, дурень. Нукер повернул коня и рысцой затрусил обратно. С вершины минарета хлопнул одиночный выстрел. Наездник нелепо взмахнул руками и завалился набок. Лошадь испуганно заржала, понесла, вскидывая задом. Зацепившееся за стремя тело нукера волочи- лось по земле. - Тангры * всемогущ! - произнес рядом чей-то дребезжащий голос. - Да настигнет кара всех богохульников! О-омин! Симмонс оглянулся. Рядом, неизвестно откуда взявшийся, злобно поблескивал воспаленными гноящимися глазками старик в грязноватой чалме и сером до пят халате. - Слыханное ли дело? - продолжал чалмоносец. - Выбирают хана, не советуясь с нами, ревнителями ислама! Не-ет, аллах не допустит святотатства! Пойдем, раб божий, я укажу тебе караван-сарай. Я слышал, тебя ограбили аламаны? Мужайся, сын мой. Аллах дает, аллах берет. Все в его воле. Молись, совер- шай богоугодные деяния, и он воздаст сторицей. У тебя в са- мом деле ничего не осталось? - Увы! - развел руками Симмонс, следуя за чалмоносцем. Тот недоверчиво стрельнул в него красными, как у кролика, глазками. * Одно из 99 имен бога. - Все равно пожертвуй на медресе святого Шергазы, - голос старика был тороплив и настойчив. - Покойный погиб от руки неверного. Так пусть же... - Я понял, домулло, - Симмонс достал золотую монету и опустил в морщинистую давно немытую ладонь старца. - Прочти- те дуо, * отец. Старик зыркнул взглядом по монете, спрятал за пазуху и молитвенно раскрыл перед собой ладони. "У этого глаз наме- танный, - отметил Симмонс. - На зуб пробовать не стал. Это тебе не плешивый Сайд". Духовник кончил бормотать молитву, торопливо провел ладо- нями от висков к подбородку и, буркнув "прощай, сын мой", поспешно зашагал обратно. - Постойте, домулло! - окликнул его Симмонс. - Вы же хо- тели показать мне караван-сарай? - Ступай прямо, раб божий. - Старик даже не обернулся. - Там подскажут! - Ну и ну! - восхитился Симмонс. - Профессионал, ничего не скажешь. Вот это школа! Продолжая ухмыляться, завернул в первый попавшийся двор и, убедившись, что он покинут хозяевами, присел на застлан- ную циновками супачу **. Вымогатель в нестиранной чалме тот- час канул в небытие. Симмонс уперся локтями в колени и обх- ватил голову ладонями. Усилием воли отогнал подступившую к горлу тошноту. "Думать, - приказал он себе, - отбросить все второстепенное, несущественное. Сосредоточиться на главном. Думать... Думать"... ...Савелий не выполнил его указаний, а может быть, просто не сумел выполнить, рабы не подчинились, кто он для них, та- кой же раб, пленник, как и все, восстание подавлено, те в минарете долго не продержатся, насколько часов, в лучшем случае несколько дней. Тимурсултан не успеет, к тому време- ни, когда он подойдет к Хиве, инаки посадят на трон нового хана, а уж он-то о своей безопасности позаботится, восстав- шим крышка... По выложенному зеленоватым квадратным кирпичом дворику проложили наискось дорожку головастые черно-красные муравьи. Симмонс машинально подвинул ногой обломок кирпича, перегоро- дил дорожку. Муравьи засуетились, бестолково засновали в разные стороны... ... А что если вернуться недели на три назад, попро- * Очистительная молитва. ** Глиняная приступка для сидения. бовать самому возглавить восстание, навести порядок, органи- зовать оборону, нет глупость, как Эльсинора сказала, посадят на престол нового хана по имени Эрнст, и покойный десятник Нарбай сказал, ступай, может, тебя ханом сделают, будто сго- ворились, а может быть, есть в этом какая-то логика, какая к дьяволу логика, повернуть историю вспять, это тебе не му- равьиная дорожка, поставил поперек кирпич, и нарушилась сис- тема, черта с два, вот опять побежали как прежде и не в об- ход, а прямо через преграду, и потом сколько людей перебили, одних повешенных рабов вон сотни, что они, все снова воск- реснут, что ли, ерунда все это, чушь дикая, у истории нет обратно хода, тогда что есть, вилка, обходный вариант?.. - Ничего нет, - сам того не замечая, забормотал он вслух. - Никаких обходных вариантов, никаких вилок. И нечего перео- ценивать свои силы. Самое многое, на что ты способен,- это вызвать небольшие отклонения в ту или иную сторону. А конеч- ный результат все равно тот же. Как от брошенного в реку ка- мешка: всплеск, круги - и опять все по-старому. Симмонс в сердцах пихнул ногой злополучный обломок кирпи- ча. "Нравится тебе это или нет, но ты снова потерпел фиаско, старина, - сказал он себе. - И глупо затевать третью попыт- ку. Остается одно: возвратиться к Эльсиноре". Он опустил руку за пазуху и замер, пораженный: времятрон исчез. Сайд еще раз глянул на монету и решительно отмел наважде- ние: - Показалось. Мало ли кто на кого похож? Вскинул на плечо секиру и зашагал взад-вперед по мрамор- ным плитам. Стук подкованных сапог гулко отдавался под сво- дами куполов: десять шагов туда, десять обратно. И вдруг за- мер. Сайд нагнулся и подобрал завалившуюся в щель между пли- тами диковинную вещицу. Живи Сайд в двадцатом или хотя бы в девятнадцатом веке, он бы принял ее за карманные часы. Но Сайд жил в Хиве в начале восемнадцатого и поэтому лишь изум- ленно всхрапнул, разглядывая незнакомый предмет. Кружочки, с какими-то знаками, насечками. Головка сверху. Грязным, обло- манным ногтем Сайд подцепил одну из насечек. Кружок плавно повернулся вокруг оси. - Ха! - обрадованно выдохнул стражник. - Крутится! А ну теперь? Он тронул большим пальцем выступ. Выступ мягко спружинил. Сайд нажал посильнее. Раздался негромкий щелчок... Амат-юзбаши неслышно подкрался к охраннику а уже занес было лапу, чтобы трахнуть его по дурной башке за неради- вость, как вдруг что-то сухо, негромко треснуло и Сайд ис- чез. Амат-юзбаши испуганно отпрянул, роняя с головы мохнатую чугурму. На том месте, га.ч только что сутулился над собс- твенной ладонью плешивый Сайд, одиноко и дико торчала секи- ра. Вытаращив глаза, Амат словно завороженный наблюдал, как она медленно клонится в его стооону. Не в силах пошевелить пальцем, он зажмурил глаза, секира больно трахнула его плаш- мя по бритой башке. Юзбаши взвизгнул и повалился навзничь. Первым его ощущением был панический ужас, промчался по извилинам мозга бешено завывающим вихрем, кружа и расшвыри- вая клочья здравого смысла. Замер, словно канул в густеющие сумерки безысходности, и в мертвой тишине с каким-то злобным торжеством загремел угрожающе размеренный набат колоколов беспросветного отчаянья. Реальность, еще минуту назад подв- ластная его воле, казалось, мягко привстала на могучих лапах и хищно оскалилась. Усилием воли Симмонс подавил рвущийся из глотки крик. "Спокойно, - прошептал он, - возьми себя в руки. Думай. Ду- май. Нет безвыходных положений. Главное, не поддавайся пани- ке". ...Несколько минут спустя он уже быстро шагал по улице, шаря взглядом по пыльной, заваленной обломками мостовой, хо- тя и был почти уверен, что обронил времятрон не здесь, а где-то возле ворот, при разговоре с плешивым Саидом. Ворота были по-прежнему распахнуты настежь, и ол еще из- дали увидел распростертое на мраморных плитах неподвижное тело. - Этого еще не хватало! - пробормотал Симмонс, ускоряя шаг. - Сайд! Эй, Сайд! Фу ты черт, да это не он. Он склонился над юзбаши и бесцеремонно рванул его за бо- роду. Амат застонал, открыл глаза и сел, держась за голову руками. - Где Сайд? - спросил Симмонс, не давая опомниться. - Проклятый плешивый! - плаксиво заскулил сотник. - Попа- дись он только мне, сын осла, с живого шкуру сдеру! - Где Сайд? - нетерпеливо повторил Симмонс. - А я откуда знаю? - Амат поднялся, охая и испуганно ози- раясь. - Стоял вот здесь, что-то перед носом вертел. А потом - хырст! - и пропал. Как в землю провалился. Шайтан его ута- щил, что ли? Тащил бы с секирой вместе. А то прямо на голову мне уронил, скотина! У Симмонса подогнулись колени. Он повернулся спиной к продолжавшему причитать Амату и, машинально переставляя ноги и не замечая ничего вокруг, побрел обратно в город. Очнувшись поздно ночью в мрачной, озаренной боязливым огоньком чирака худжре караван-сарая, он о трудом восстано- вил в памяти отрывочные, бессвязные эпизоды второй половины дня. ...Он стоит, прислонившись спиной к стене какой-то мазан- ки, а мимо ленивым галопом скачет отряд нукеров. Глухо уда- ряют в пыльную моетовую конские копыта. Покачиваются пики с насаженными на них головами мятежных рабов. Перепачканные запекшейся кровью лица облепили зеленые трупные мухи. Прис- туп тошнэты сгибает Снммонса пополам. Он отворачивается в сторону и закрывает глаза. В уши рвется хохот нукеров. - Смотрите, йигиты, как вон тот в халате кланяется! - Полную мотню напустил небось! - Стыдливый, смотри-ка! Морду воротит! - Ткни пикой в зад, сразу выпрямится! Мучительное желание выхватить бластер и полосануть по хо- хочущим рожам, жгучие спазмы в желудке и горле, мучительное ощущение бессилия и обреченности... ...Хауз, окруженный невысокими городскими постройками. В зеркальной поверхности водоема отражаются кроны прибрежных талов и карагачей, поблескивающие майоликой купола и минаре- ты мечетей. Девочка лет шести в латаном-перелатаном платьице и перехваченных у щиколоток штанишках, встав на колени, ла- кает воду, ритмично быстрыми движениями подбрасывая ее ла- дошкой ко рту. Чуть поодаль два огромных волкодава с обруб- ленными ушами и хвостами рыча волокут иэ хауза обезглавлен- ный человеческий труп. - Не пей! - кричит Симмонс девочке. - Не смей пить, слы- шишь? Девчушка поднимает голову, испуганно глядит на Симмонса, и по ее лицу скатываются крупные капли не то слез, не то зе- леноватой стоячей воды... Медленно, со скрипом и скрежетом отворяется обитая желез- ными гвоздями дверь в стене минарета. Выпуклые шляпки гвоз- дей, словно всосавшиеся в массивные карагачевые доски грибы, образуют замысловатый узор: дуги, полуокружия, спирали. На площади перед минаретом нестройной толпой сгрудились нукеры. Молчат, дышат хрипло, с присвистом, как во сне. В звенящей полуденной тишине слышно только карканье ворон да исступлен- но визгливый клекот коршунов. Из темноты дверного проема показывается чья-то рука с об- рывком грязно-белой материи. - Аман *... - голос звучит негромко, отрешенно, словно говорящему все равно, услышат его или нет. - Аман... Аман... - Выходи по одному! - бешено кричит юзбаши, будто сорвав- шись с цепи. - По одному, собаки! Возбуждение сотника передается нукерам. Они хватаются за оружие, размахивают над головами кривыми саблями, секирами, копьями. Яростные вопли оглашают площадь. С виселиц, лениво взмахивая крыльями, поднимаются стаи стервятников. С каким-то непонятным равнодушием Симмонс наблюдает за выходящими из минарета. Рабы еле держатся на ногах от исто- щения. Это уже не люди, а какие-то кошмарные пародии на лю- дей, словно сошедшие с гравюр Дорэ. На изможденных лицах застыло одинаковое выражение безразличия и тупой покорности. Глядя на них, затихают даже озверевшие было нукеры. Зре- лище действительно страшное. Вот один на выдержал: подогну- лись колени, и человек с глухим стуком упал на четвереньки. Остальные идут мимо. Равнодушно, будто не замечая. Неужели бросят? * Пощады. Симмонс машинально делает несколько шагоа вперед и накло- няется над беднягой. Протягивает руку, чтобы помочь. Раб поднимает голову, и его запавшие глаза вдруг вспыхивают злобным блеском. - Ты?! - Раб медленно, с нечеловеческими усилиями подни- мается на ноги. Глаза его горят, словно угли, жгут, проника- ют в самую душу. - Ты!.. Он пытается что-то сказать, но гнев душит его, не дает произнести ни слова. Собрав последние силы, раб плюет в лицо Симмонсу и, едва удержавшись на ногах, качаясь, точно пь- яный, уходит вслед за товарищами. Злорадно хохочут нукеры. Симмонс, не сводя глаз с удаляю- щегося раба, беззвучно шевелит губами, повтэряя одно и то же слово: "Савелий... Савелий... Савелий..." ...Рабов увели, подгоняя отстающих пинками и ударами ко- пий. Пыльный смерч прошелся по опустелой площади, вскидывая и кружа мусор, какое-то тряпье. Закачались, ударяясь друг о друга, тела на виселицах. Багрово-красный диск солнца кло- нился к горизонту, отчеркнутый изломанной линией зубцов и плоских крыш. Где-то неподалеку залаяла-завыла собака, де- сятки других откликнулись ей, и над разоренным городом раз- разилась ужасающая какофония диких стонов, хрипа я визга. Трепетный огонек чирака мигнул и погас. Симмонс продолжал неподвижно сидеть в темноте и такой же непроглядный мрак, как в худжре, царил в его смятенной душе. Теперь он даже не пытался искать выход из своего отчаянного положения: не то, чтобы смирился - нет, но всем его существом все больше и больше овладевало состояние тупого, парализующего волю без- различия. Шумно вздыхали, смачно пережевывая жвачку, чудом уцелев- шие верблюды во дворе караван-сарая, с тоскливым подвыванием лаяли псы в опустевших элатах1 изувеченного города. Посте- пенно глаза привыкли к темноте, и справа обозначился стрель- чатый свод двери: над Хивой вставала луна. Смыкались от усталости веки. Симмонс привалился спиной к стене, вытянул ноги на жесткой камышовой * Квартал. циновке и незаметно для себя задремал. Пробуждение было ужасным. Он ощутил, как чьи-то липкие холодные пальцы стис- нули горло, захрипел, тщетно силясь оторвать их от шеи, по- валился на бок, извиваясь в мучительных конвульсиях и... проснулся в холодном поту. Луна светила в дверной проем, отбрасывая на застланный циновками пол остроконечное серебристое пятно. В караван-са- рае царила неправдоподобно глубокая тишина. Где-то очень да- леко истерически хохотали и выли шакалы, но их вопли, вселя- ющие ужас вблизи, казались на расстоянии чем-то будничным и обыденным, не нарушали, а как бы оттеняли тишину лунной но- чи. Тревога не проходила. Бешено колотилось сердце. Симмонс стиснул зубы, провел по лицу ладонью и замер. Послышался шо- рох. Напрягаясь всем телом, Симмонс беззвучно встал с цинов- ки и, затаив дыхание, приблизился к двери. Почудилось? Шорох повторился, ближе, явственнее. Кто-то, стараясь не шуметь, осторожно пробирался по галерее, на которую выходили двери худжр второго яруса. Стремительная стая мыслей прочертила сознание. Симмонс прижался к стене возле самого дверного проема, чувствуя, как желудок сам собой поджимается под грудную клетку и тяжелеют, наливаясь кровью, кисти опущенных рук. "Кто это может быть? - лихорадочно стучало в мозгу. - Постоялец караван-сарая? Но тогда почему он идет крадучись? Боится? Кого? Ясно кого, - время смутное. Всякий может ока- заться аламаном. Да и караван-сарай не охраняется. Ну, а ес- ли"... - Симмонса бросило в жар. С непонятно откуда пришед- шей уверенностью он вдруг понял: тот, крадущийся вдоль сте- ны, ищет именно его, Симмонса. Пальцы скользнули вдоль бед- ра, легли на рукоять бластера. Крадущиеся шаги шелестели совсем рядом. "Ну держись, - со злорадной решимостью подумал Симоне. - Испепелю как миленького. В порошок. В прах летучий". Поднял руку с бластером на уровень пояса, нащупал пальцем спусковую кнопку. Не отдавая себе отчета, мысленно произнес: "раз, два..." - Эрнст! - раскатом грома ударил по нервам еле слышный шепот. - Где ты, Эрнст? Не стреляй... Бластер с глухим стуком упал на циновку. Окруженная орео- лом лунного сияния, в дверях стояла Эльсинора. ...Он ощупью отыскал губами ее губы, дрожащие, соленые от слез, и замер в нелепой, неудобной позе: она лежала на дива- не, а он скрючился рядом, стоя на коленях, ощущая ладонями шелковистое тепло ее волос. - Ты... - Он искал и не находил единственно возможные в эти мгновенья слова. - Ты... Она молча плакала. В комнате стояла кромешная тьма, но он отчетливо представлял себе, как струятся по ее щекам ручейки слез, исступленно ловил их губами, стараясь не прикасаться к ее коже щетиной заросших щек и подбородка. - Как ты нашла меня? - Не знаю. - Она глубоко вздохнула. - Нашла и все. - Но ведь ты... - Он покачал головой. - Ты даже не знала, в каком я столетии. - Я не знаю, - повторила она. - Не спрашивай меня ни о чем. И зажги наконец свет. Симмонс поднялся с колен, щелкнул выключателем, под по- толком вспыхнула матовая люстра в виде морской раковины. Все здесь было таким же, как до его последней одиссеи: ковры, пластик, хромированное железо, хрусталь. Спокойные пастель- ные тона. Холодильник, утопленный в стенную панель. Стилизо- ванные под резьбу по слоновой кости решетки кондиционеров. Две просторные красного дерева кровати под балдахином, ди- ван, вращающееся зеркало с хитроумной системой подсветок, позволяющей видеть себя со всех сторон, я шкафчиком для пар- фюмерии. Письменный стол из мореного дуба. Симбиоз гостиной, спальни и кабинета, хаотическое смешение стилей разных эпох и народов. Эльсинора приподнялась и села на диване, уронив в ладони лицо. Возле ее ног на ковре тускло поблескивала луковица времятрона, того самого, который вынес их из кровавой реаль- ности Хивы 1728 года. Симмонс поднялся с колен. - Люси, - позвал он, стараясь вложить в это короткое сло- во всю нежность, на которую только был способен. - Да, - глухо отозвалась она, не поднимая головы. "Я люблю тебя, Люси, слышишь? Жена моя, счастье мое, жизнь моя! Ты для меня - все. Если бы не ты..." - Симмонс облизнул пересохшие, воспаленные губы. - Ты знала о втором времятроне? Она кивнула, все так же не поднимая головы. - Откуда? - Ты сам научил меня, как с ним обращаться. Симмонс лихорадочно рылся в памяти, стараясь вспомнить. - Когда? Напомни. Она медленно опустила руки, взглянула на него снизу вверх, маленькая, бесконечно усталая женщина с заплаканным постаревшим лицом. - Чего ты от меня хочешь? - Голос звучал отрешенно и глу- хо. - Я сделала больше, чем могла. Я устала, Эрнст. Не спра- шивай меня ни о чем. - Хорошо... Не буду... Он молчал, машинально разглядывая свои грязные с обломан- ными ногтями руки, лоснящиеся рукава халата. - Раздевайся! - Что?! - Она даже привстала от неожиданности. Симмонс горько усмехнулся. - Снимай одежду. Все - в стерилизатор. И ступай мыться. Он толкнул дверь в соседнее помещение, а когда намного погодя вернулся оттуда в одних плавках и с баллоном дезодо- ранта, Эльсиноры в комнате уже не было. Он покачал головой и подобрал оставленную ею одежду. За дверью в ванную комнату глухо зашумела вода. Симмонс сложил одежду в никелированный бак стерилизатора, залил раствором и включил ток. Потом обработал дезодорантом сначала диван, а затем всю комнату, зажмурившись и не дыша, побрызгал на себя и, чихая и кашляя, нырнул в подсобку, где, издавая басовитое гудение, вибрировал стерилизатор. Отдышавшись, Симмонс присел на табурет и задумался. Гуде- ние смолкло. С легким щелчком откинулась панель с выстиран- ным и продезинфицированным бельем. В наступившей тишине тон- ко по-комариному зудели аккумуляторы. "Постарайся рассуждать спокойно, - приказал себе Симмонс. - Без паники и эмоций. Паника? Причем здесь паника?" Он провел ладонью по лицу, стараясь сосредоточиться, и вдруг поймал себя на мысли о том, что он, Симмонс, по сути дела не знает своей жены. Она красива, обаятельна, умеет владеть собой, обладает редкостным даром перевоплощаться. Но все это - внешняя сторона, фасад, а что за ним? Со все возрастающим удивлением он обнаружил, что никогда прежде не задумывался над этим всерьез. Эльсинора была рядом - жена и спутница его сумасшедших одиссей - и этого было достаточно. Первую день сомнения заронил в его душу Дюммель, вернее, не сам Дюммель, а его признание в любви к Эльсиноре. И даже не само признание (оно скорее удивило, чем взволновало Симмон- са), а то, что он попытался представить себе ее реакцию и вдруг понял, что не в состоянии этого сделать. Потом была эта дикая сцена с чужой одеждой в стерилизаторе, сцена, ко- торая оставила после себя гложущую боль и недоумение. А теперь это ее появление в разоренной мятежными рабами и залитой кровью Хиве 1728 года, в тот самый момент, когда, казалось бы, для Симмонса уже все было кончено и не остава- лось ничего другого, как окончить счеты с жизнью. Конечно, Эльсинора спасла его от неминуемой смерти и уже за одно это следовало бы закрыть глаза на все странности, связанные с ее необъяснимым появлением. Но Симмонс мог пок- лясться, что никогда не показывал ей, как пользоваться вре- мятроном. Больше тоги: она никогда даже не интересовалась ни самим аппаратом, ни принципом его действия. Лишь однажды он видел, как она рассматривала серебристую луковицу, боязливо держа ее перед собой на ладони. Аппарат был прост в обращении, но чтобы пользоваться им, нужны были хотя бы элементарные навыки. А их-то у Эльсиноры и не могло быть. - Какое сегодня число? - спросил он, когда она вышла из ванной, запахивая халат, розовощекая, помолодевшая. Вопрос застал ее врасплох. - Н-не знаю, - она захлопала ресницами и наморщила лоб. - Тебя не было целую вечность. Хотя погоди... Когда я решилась наконец отправиться на поиски, часы показывали четверть третьего ночи. - Число, месяц? - Сентябрь, конечно, какой же еще? - У нее недоуменно по- ползли вверх брови. - Двадцать второе сентября. Он взглянул на круглый циферблат настенных часов. Прибор был из XXII столетия, добротный, с электронной начинкой, по- казывающий часы, минуты, секунды, числа, дни недели, месяцы и годы. Проследив за его взглядом, Эльсинора оглянулась и тоже посмотрела на циферблат. - Ничего не понимаю. Девятнадцатое сентября? - Да. Это называется петля во времени. - Ничего не понимаю, - растерянно повторила она. - Мы что, никуда еще не отправлялись? - Еще нет. Отправимся через три дня. Вначале я, а следом за мной и ты. - Он усмехнулся. - На поиски сбежавшего супру- га. - Но тогда где же мы? Те, из девятнадцатого сентября? Он снова взглянул на нее. - А ты вспомни, где мы были девятнадцатого. Эльсинора наморщила лоб. - Вспомнила! На банкете в офицерском собрании. - Правильно. И вернулись в двенадцатом часу. - А сейчас, - она посмотрела на циферблат и вздрогнула. - Без семи минут одиннадцать! - Стало быть, вот-вот сюда нагрянут миссис Симмонс с суп- ругом - законные хозяева этой квартиры. - И застанут нас здесь?! - в голосе ее зазвучал непод- дельный ужас. - Что будет, Эрнст? Что будет?! Придумай что-нибудь! Ты все можешь, милый! - "Ми-лый..." - повторил он задумчиво и печально. Саркас- тическая улыбка на мгновенье покривила губы. - "Ми-лый..." Ну что ж, спасибо и на этом. - Он подобрал с пола времятрон. Перевел один из дисков на сотую долю деления. Коснулся боль- шим пальцем выступа в верхней части луковицы. Поднял на Эль- синору глубоко запавшие, тоскливые глаза. - Подойди ко мне, любовь моя... Встань рядом. Она прильнула к нему, горячая, еще не остывшая после ку- пания, до головокружения желанная. Он обнял ее, зарылся ли- цом в ее влажные, пахнущие свежестью волосы и включил вре- мятрон. Мигнула и снова засветилась теплым матовым светом люстра. Беззвучно, как на экране немого кинематографа, сдвинулось, отступив от стола, кресло. Ворсистая накидка, которой была застлана кровать, повисла на спинке стула. Скользнул и отки- нулся угол атласного одеяла, обнажив белоснежную простыню. На полированной плоскости стола материализовалась пачка си- гарет. А они по-прежнему стояли обнявшись посреди комнаты, ничего не видя и не замечая. Первой опомнилась Эльсинора. - Ну что же ты? - голос ее тревожно вздрагивал. - Ведь они с минуту на минуту могут войти! Он отрицательно качнул головой и поднял лицо. - Не войдут. Эльсинора взглянула на него снизу вверх. Их глаза встре- тились. - Ты уверен? - Да. Она прикоснулась пальцами к его щеке. - Как ты оброс, милый. И похудел... Он слушал ее и не слышал. Он, не отрываясь смотрел в ее глаза, ощущая, как все глубже и глубже погружается в их неж- ную, властно влекущую глубину. И вдруг рывком вскинул ее на руки и шагнул к кровати. - Я идиот, Люси, - признался он, улыбаясь блаженной, действительно идиотской улыбкой. - Был идиотом и всегда им останусь. Я должен был давно обо всем догадаться, а не зака- тывать сцены ревности. - О чем ты? - насторожилась она. - О той дурацкой сцене с одеждой, в стерилизаторе. Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Глаза у нее были теперь зеленоватые, загадочные, черт разберет, что в них пряталось. - А я ведь так и не знаю, откуда она взялась. - Знаешь, - усмехнулся Симмонс. - Нельзя не узнать платье, которое сама же сняла, отправляясь в ванную. - Ты хочешь сказать... - Она замерла, напряженно думая о чем-то, и вдруг вихрем сорвалась с постели и закружилась по комнате в сумасшедшем импровизированном танце. Симмонс с улыбкой наблюдал за ней, не поднимаясь с кровати. - Эрнст! - звенел в комнате ее голос. - Я счастлива, Эрнст! Я самая счастливая женщина на земле! Слышишь, люби- мый? - Слышу. Он потянулся было за сигаретой, но раздумал, схватил ее за руку и усадил рядом с собой. - Объясни мне одно... - Опять? - Последнее. Если хочешь, чтобы и я стал самым счастливым мужчиной на свете. - А если не смогу? - Сможешь, - уверенно сказал он. - Уж что-что, а это ты сможешь. - Это очень важно для тебя? - Очень. - Тогда я постараюсь. - Ты сказала, что я научил тебя пользоваться времятроном. - Симмонс помолчал, собираясь с духом. - Такого не было, Лю- си. Я не оставил живого места в своей памяти, перетряс все до последней клеточки. Такого не было. - Нет, было! - Она задорно тряхнула головой, так что во- лосы взметнулись золотистым облаком. - Когда? - тихо спросил он, чувствуя, как стремительно холодеет где-то под сердцем. - В тот злосчастный вечер после банкета. Ты был неправ, несправедлив, груб. Ты был просто несносеч. Наверное, я должна была смертельно на тебя обидеться. Я и в самом деле обиделась, но каким-то внутренним зрением видела, что бесну- ешься ты оттого, что не можешь ничего понять. Я тоже ничего не понимала, и эго сводило меня с ума. Мы оба испытывали одно и то же, но ты бушевал, а я... Я молча незаметно наблюдала за тобой, зная, что в таком состо- янии ты можешь совершить что угодно. Ты крикнул мне в лицо что-то обидное, закурил и с размаху сел в кресло. С минуту сидел неподвижно, потом нервно зага- сил сигарету и рванул на себя ящик стола. Я почувствовала, что сейчас совершится что-то ужасное, что-то непоправимое, встала и подошла к твоему креслу. Ты взял из ящика времят- рон, настроил его и нажал на кнопку. Тогда я взяла второй времятрон и настроила его точно так же, как это сделал ты. Вот и все. - Идиот! - хлопнул себя по лбу Симмонс. - Как же я сам не догадался? Я ведь чувствовал, что ты стоишь у меня за спи- ной, даже дыхание твое слышал! Идиот, конченый идиот! Он привлек ее к себе и, перебирая ее мягкие шелковистые волосы, гладя по плечам, испытывал неизъяснимую легкость и блаженное ощущение покоя. Симмонс был счастлив. Никогда прежде не испытывал он та- кого душевного подъема, такого могучего прилива энергии, та- кой неутолимой жажды деятельности. Тревоги отодвинулись ку- да-то на задний план, скепсис как рукой сняло. Он будто ро- дился заново, уверовал в незыблемость окружающей его реаль- ности, развил такую деятельность, словно хотел утвердиться в нея всерьез и навсегда. Дом, в котором они жили с Эльсинорой, был перестроен за- ново, вокруг него, словно по мановению волшебной палочки, разросся огромный парк с экзотическими деревьями и кустарни- ками, тенистыми аллеями, гротами и беседками. В причудливо извивающихся арычках неумолчно журчала вода, невиданные рыбы плескались в прудах, осененных плакучими ивами. Замаскиро- ванные в кустах, кронах деревьев динамики наполняли парк пеньем птиц, которых никогда прежде в Хорезме не слышали. По зеленой лужайке перед домом, по усыпанным золотистым песком дорожкам величественно разгуливала павлины, время от времени неуклюже взлетая на деревья и перекликаясь противны- ми, резко контрастирующими с их сказочным опереньем голоса- ми. Над фонтаном у белоколонного парадного подъезда перели- валась фантастическим соцветьем красок радуга, в которой це- лыми днями роилась привлеченная прохладой пестрая птичья мелкота. Дюммель с ног сбился, едва успевая выплачивать жалованье бесчисленным каменщикам, штукатурам, плотникам, инженерам, архитекторам, садовникам, чеканщикам, резчикам по дереву и ганчу, и еще бог знает каким специалистам, неизвестно откуда появлявшимся и бесследно, исчезавшим, сделав свое дело и по- лучив, что причитается в звонкой валюте. - Майн готт! - недоуменно разводил руками барон, все больше убеждаясь в том, что имеет дело с сумасшедшим. - К чему такие излишества? Это небезопасно, наконец. Надо быть форменным болваном, чтобы не заинтересоваться, откуда у вас такие несметные богатства. - Пусть ломают голову! - беспечно усмехался Симмонс. - Надо быть круглым идиотом, чтобы не попытаться урвать свою долю в этой вакханалии расходов! - А вы на что? - улыбался шеф. - Уж у кого-кого, а у вас копейки не выманишь сверх положенного. - Яволь, пусть так, - полыценно кивал немец. - Абер... - Никаких "абер", Зигфрид, дружище! - хохотал Симмонс. - Делайте свое дело и ни о чем больше не тревожьтесь. А бои- тесь воров, - усильте охрану. Хоть целый гарнизон наймите, за чем остановка? - Ну и ну! - немец качал головой и закатывал глаза в притворном ужасе. - Вы непостижимы, герр Симмонс. То мудры, как Мефисто, то наивны, как мальчишка. Не обходилось и без казусов. Однажды щеголеватый неопре- деленного возраста субъект предъявил Дюммелю счет на такую астрономическую сумму, что у тевтона дух перехватило. И хотя на счете стояла виза "к оплате" с закозыристой симмонсовской подписью, барон все же счел нужным кое-что уяснить для себя. - Надеюсь, мсье не откажет в любезности, - барон, изо всех сил старался быть галантным и даже французское словечко ввернул, хотя вовсе не был уверен, что получатель - француз, - показать работу? - Показать работу? - искренне удивился получатель на скверном немецком. - Разумеется, мсье. "Ювелиришка какой-нибудь, не иначе", - решил про себя Дюммель, выжидающе глядя на своего визави. - Ну-ну. - Что "ну-ну"? - оторопел визави. - Выкладывайте работу. - Как "выкладывайте"? Куда? - А вот хотя бы сюда, на стол. - Однако. - Удивленное выражение сошло с остренького ли- рика получателя. Усики презрительно вздернулись. - Это не- возможно. Я - дизайнер. - Ну и что? - хамовато спросил немец. - Как "ну и что"? - растерялся получатель. - Вы хоть представляете себе, что такое дизайнер? - Не представляю. - Лицо Дюммеля стало приобретать багро- вый оттенок. - И не желаю представлять. Извольте предъявить работу. Я должен видеть, за что плачу деньги. - Да, но здесь - резолюция мсье Симмонса... - начал было дизайнер. - Плевать мне на резолюцию! - взвился барон и трахнул по столу кулачищем. - Можете выложить на стол свою работу или нет?! - Нет! - Дизайнер смерил Дюммеля презрительным взглядом. - И не смейте повышать голос, вы, мизерабль! Что означало слово "мизерабль", Дюммель не знал, но на всякий случай в долгу не остался и обозвал дизайнера шарла- таном. Тот вспылил, ушел, хлопнув дверью. Затем последовало объяснение с Симмонсом, которое в иные времена непременно вылилось бы в нахлобучку, но теперь шеф был в прекрасном настроении и лишь мягко пожурил барона и велел немедленно выплатить злосчастному дизайнеру, которого, как выяснилось, мадам Эльсинора специально пригласила из Парижа, причитающу- юся сумму. В тот же вечер Дюммель отыскал француза в ресторане и, выложив на стол монеты, развернул ведомость. - Прошу расписаться в получении, мсье динозавр. Француз вытаращил глаза, но тут же взял себя в руки и ре- шительным жестом отодвинул деньги. - Не пойдет. - Это почему же? - осведомился немец. - Не та валюта. - Француз отхлебнул из рюмки, аппетитно почмокал. - Мне нужны наполеондоры. Пятьсот наполеондоров и ни сантимом меньше. Ни слова не говоря, Дюммель сгреб деньги обратно в порт- фель и, не прощаясь, покинул зал ресторана. Эльсинора, которой он, возвратившись домой, поведал о своих злоключениях с проклятым "динозавром", весело расхохо- талась. - Вы неподражаемы, герр Дюммель! Вы просто прелестны в своем невежестве! "Динозавр" - это же надо было придумать. - Где я ему наполеондоры искать буду? - сокрушался барон. - Вы хоть видели наполеондоры когда-нибудь? - Откуда? - Хотите полюбоваться? - Мадам, конечно, шутит. - Вовсе нет. Сейчас поищу в своей коллекции. - Стоит ли беспокоиться, мадам? - А почему бы и нет? Будете по крайней мере знать, как он выглядит. "Век бы его не видеть", - подумал барон, но деликатно промолчал. Эльсинора скрылась за дверью, а Дюммель отпер сейф и в сердцах швырнул в него портфель. - Вы опять не в духе, Зигфрид? Дюммель вздрогнул и оглянулся. В дверях стоял улыбающийся Симмонс. "Тебя только не хватало!" - Барон мысленно чертыхнулся. - Рассчитались с дизайнером? Немец отрицательно мотнул головой. - Не нашли? - Нашел. - Дюммель тяжко вздохнул и запер сейф. - И что же? - Не взял, жулик. Ему, видишь ли, наполеондоры подавай. А откуда у меня наполеондоры? - М-да. - Симмонс прошелся по комнате. Сел в кресло. - Пожалуй, действительно проблема. Что же вы намерены делать, Зигфрид? - Не знаю, - угрюмо буркнул немец. - Ума не приложу. - А я знаю! - Эльсинора стремительно вошла в комнату. - И ты здесь, Эрнст? - И я здесь, - улыбнулся Симмонс. - Я принесла герру Дюммелю наполеондор, - сообщила она радостно. - Думаешь, это его выручит? Вам ведь нужно ик гораздо больше, а, Зигфрид? - Еще четыреста девяносто девять таких монет, если этот динозавр не врет. - Динозавр? - хохотнул Симмонс. - Дизайнер, вы хотите сказать. - Какая разница? - уныло проворчал немец, paзглядывая протянутую Эльсинорой монету. - Золотых от этого не приба- вится. - Что верно, то верно. - Симмонс благодушно попыхивал си- гаретой. - Хотя, как знать? Возможно, как раз этот золотой вас и спасет, Дюммель. Что ты на это скажешь, Люси? - Скажу, что друзей надо выручать. - Золотые слова... - Симмонс затянулся и пустил к потолку длинную струю дыма. - Как по-вашему, друг вы нам или не друг, Зигфрид? - Я? - оскорбился барон. - Вам? - Ну, разумеется, вы нам. - И вы еще в этом сомневаетесь? - Я нет. А вот Люси... - Мадам Эльсинора! - взмолился немец. - Эрнст шутит, герр Дюммель. - Ну полно, полно, барон. Экой вы, право! Уже и спросить ни о чем нельзя. Симмонс загасил сигарету и поднялся. - По правде говоря, этот ваш динозавр-дизайнер и мне по- рядком надоел. Но уговор есть уговор. Так что вам придется поработать, Дюммель. - С огромным удовольствием, шеф. - Даже так? - Симмонс усмехнулся. - Ну что ж, тогда отп- равляйтесь и принесите два ведра мусора. - Два ведра чего? - оторопел немец. - Мусора, - невозмутимо повторил шеф. - Щебенка, глина, известь - все равно, лишь бы поувесистее. - Вы смеетесь надо мной, шеф. - Вовсе нет. Вам ведь нужны золотые? - Нужны, - вздохнул барон. - Тогда не теряйте времени. - Хорошо, шеф. - Дюммель все еще колебался. У самых две- рей он оглянулся. - Вы не шутите, герр Симмонс? - Ничуть, Зигфрид. - Тогда я пошел? - С богом, барон. Дюммель вышел, прикрыв за собой дверь. - По-моему, ты переигрываешь, Эрнст, - улыбнулась Эльси- нора. - Возможно. Симмонс наклонился, поцеловал ее в щеку. Она ласково про- вела рукой по его волосам. Он перехватил ее ладонь и поднес к губам. - Хочется хоть на минуту почувствовать себя богом. Могу я себе это позволить? - Конечно, можешь. - Она рассмеялась. - Как прикажете к вам обращаться в такие минуты? - На ты. Бог - единственная персона, к которой англичане обращаются на ты. - Даже теперь? - усомнилась она. - Когда теперь? - Ну тебя! В XXIII веке, разумеется. - Не знаю, - откровенно признался он. - Ни разу не бывал в церкви. Как-то не до того было. - А ведь церкви там все еще есть. - Есть. И верующие есть. Секты, общины... Они умолкли, занятые каждый своими мыслями. В дверь нег- ромко постучали. - Войдите, - откликнулся Симмонс. Дверь отворилась, и в комнату вошел Дюммель с двумя ведрами строительного мусора. - А, вот и вы, Зигфрид! - оживился Симмонс. Взял из рук сконфуженного барона ведра, прикинул, взвешивая. - Пожалуй, достаточно. А теперь не сочтите за труд прогуляться с мадам по парку полчасика. Не возражаете? И боже вас упаси пытаться ее обольщать! Дюммель досадливо поморщился и вздохнул. - Знаю я вас, старого греховодника! - не унимался Сим- монс, выпроваживая немца из комнаты. - Вам только в рот па- лец положи. - ...живо выплюнете! - докончила за него Эльсинора и, отстранив мужа, взяла барона под руку. - Ведите меня, ры- царь. И не обращайте в