емлю, забросают камнями. А потом, спустя годы, возможно, причислят к лику святых. Так уж устроено челове- чество. - Ты говоришь страшные вещи, Эрнст. - Это не я, Люси. Это история. Вспомни Иисуса Христа, Джордано Бруно. Джума, конечно, не Иисус, но разница только в масштабах. И Джуме от этого, поверь, не легче. - Не пугай меня, Эрнст. Давай лучше не говорить об этом. - Она помолчала, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. - Зачем мы сюда приехали? Не просто же так, подышать свежим возду- хом? - Нет, конечно. Надо определить место для каменного карь- ера. - Ты задумал построить город? Симмонс сделал вид, будто не понял иронии. - Здесь... - Послушай, Эрнст, объясни мне, пожалуйста, одну вещь. - С удовольствием, Люси. - Зачем тебе вся эта предпринимательская возня? Ради де- нег? Но их на твоем синтезаторе можно начеканить столько, что хоть дороги мости. - Это ты здорово придумала! - расхохотался Симмонс. - До- роги из чистого золота! - Тогда зачем? - Понимаешь, Люси, богатый человек всегда в центре внима- ния. Когда источник его доходов известен, - это еще полбеды: завидуют, но мирятся. А вот когда он богат неизвестно за счет чего, - это вызывает подозрения. Я уже не говорю о том, что синтезировать можно только монеты, но не купюры. - Почему? - На купюрах есть номера. - А, ну да. - Во-вторых, надо же хоть чем-то объяснить цель нашего тут пребывания. - А в-третьих? - В-третьих... - он прикусил нижнюю губу и задумался. - В третьих, без моего вмешательства события развивались бы тут своим чередом. - Хочешь проверить на практике теоретическое положение о роли личности в истории? - Эльсинора саркастически усмехну- лась, но он пропустил шпильку мимо ушей. - Теория меня не волнует. А вот практика... - Он озорно сощурился и прищелкнул пальцами. - Там я был бессилен, зато тут такое наворочаю, черт ногу сломит! - Зачем? - А пес его знает! Хочу и все тут. Интуиция. Ну вот поду- май сама: Хивинское ханство, забытый богом и людьми медвежий угол, и вдруг - Аппиевы дороги! Шоссе! Автострады! Без авто- мобилей, правда, но магистрали на все сто! Представляешь, как историки взвоют лет эдак через двести? Каких только ги- потез не выдумают, каких только теорий не сочинят! А всю эту кашу заварим мы с тобой. Сегодня. Вот здесь. - Почему именно здесь? - Ближе ничего подходящего нет. - Ты советовался со специалистами? - Зачем? - улыбнулся Симмонс. - Я сделал проще: заглянул на столетие вперед. - И что же?.. - Вон там, - он указал рукой в ложбину, где у костра рас- положился казачий конвой, - через сто лет будет построен гравийно-щебеночный комбинат. А уж они-то наверняка все рассчитали и учли. - И ты все еще не хочешь признать себя богом? - рассмея- лась Эльсинора. - Бог всемогущ, - скромно потупился он. - А мои возмож- ности, увы, ограничены. Пойдем? Она кивнула. Некоторое время они молча спускались по кру- тому каменистому склону. Потом началась пологая осыпь и под ногами зашуршали камешки. - Готовый щебень, - буркнул Симмонс. Она промолчала. Стремительно разбегались в разные стороны серые длиннохвос- тые ящерицы. До ложбины, где жгли костер казаки, оставалось не больше километра, когда Эльсинора опустилась на огромный валун и виновато взглянула на Симмонса. - Не могу больше. Устала. - Давай отдохнем, - предложил он и присел рядом. - Спе- шить некуда. Ветер изменил направление и дул теперь вдоль ложбины, до- нося до них дразнящий запах жарящегося мяса: один из конвой- ных подстрелил в пути дикого кабана и теперь казаки явно не теряли времени даром. - Из головы не идут твои слова, - вздохнула Эльсинора. - И зачем только ты мне все это сказал? Симмонс нагнулся, набрал пригоршню мелких камешков, высы- пал на гладкую поверхность валуна рядом с собой. Они почти не отличались один от другого, серые, неприметные, примерно одинакового размера и формы. Симмонс взял один камешек и ки- нул в куст йилгына, покрытый малиновыми метелками соцветий. Камень упал, не долетев. - Понимаешь, - Симмонс взял второй камешек. прикинул на глазок расстояние, бросил. - Мы с тобой - случайные люди в этой реальности. Персоны нон грата, если угодно. - Можно подумать, где-то мы желанные гости, - вздохнула Эльсинора. - Верно. - Симмонс метнул еще один камешек. - Мы скиталь- цы. И именно поэтому не имеем права на привязанность. Четвертый камень полетел в сторону куста и опять мимо. - Я и сейчас не уверен, что поступил правильно, взяв тебя с собой. Что касается меня, то тут не было выбора. А ты... - Я сама этого пожелала, - напомнила она. - Ты пожелала сама, - задумчиво повторил он. Некоторое время оба молчали. Казаки у костра затянули песню. - Что же ты не продолжаешь? - спросила Эльсинора. - Собственно, я уже почти все сказал. - Ты не сказал главного. - Да? - он обернулся и посмотрел ей в глаза. Она, не моргнув, выдержала взгляд. - Да! Ты не сказал, почему я не имею права на привязан- ность. Потому, что я твоя жена? Симмонс вздохнул и отвел глаза. - Нет, Люси. - У него дрогнул голос, и он поспешно закаш- лялся. - С этим ты можешь не считаться. - Тогда я тебя не понимаю, Эрнст. - Сейчас поймешь. - Симмонс собрал оставшиеся камешки и стал машинально пересыпать их из ладони в ладонь. - Люди, на которых так или иначе распространяются наши симпатии, перес- тают быть самими собой. - Не говори загадками! Казалось, Симмонс ее не слышит. - ...Мы отрицательно влияем на них, - продолжал он, сос- редоточенно наблюдая за сплющимися камешками. - Почувство- вав, что могут достичь большего, чем те, кто их окружает, они утрачивают чувство меры... - А попроще нельзя? - раздраженно перебила его Эльсинора, но он опять не услышал. - ...теряют осторожность, поступают вопреки здравому смыслу. И это их в конце концов губит. Пытаясь сделать доб- ро, мы творим зло. Отсюда раздвоенность нашего с тобой поло- жения. Казалось бы, мы можем сделать для людей очень многое и в то же время мы не можем себе это позволить. Вот и все, что я хотел сказать. - Ты считаешь, я принесу ему несчастье? - Ты уже принесла ему несчастье, Люси. Просто он не пони- мает этого... - Вздор! - перебила его Эльсинора. - Джума счастлив! - Пусть будет по-твоему. - Симмонс поднялся с валуна и швырнул в куст всю пригоршню камешков. - Пойдем? - Погоди. - Эльсинора тоже встала и отряхнула платье. - В том, что ты говоришь, есть большая доля правды. Но ведь мо- гут быть исключения? - К сожалению, нет. - Симмонс достал сигарету. - Наше вмешательство неизбежно приводит к тому, что человек опере- жает свое время. Он начинает по-иному воспринимать окружаю- щее, мыслить другими категориями. И, как бы он ни был осмот- рителен, это отражается на его поведении. Он выпадает из обоймы, становится белой вороной. Вначале ему завидуют, по- том начинают бояться. В конце концов его возненавидят. Это неизбежно. - Ты пессимист, Эрнст. - Нет. Просто реально смотрю на вещи. - Что же мне делать с Пятницей? - Ничего. Оставь все как есть. Может быть, и обойдется. Он ведь убежден, что все это сказка? - Да. - Остановите здесь, пожалуйста, - по-английски сказала Эльсинора. Джума оглянулся на хозяйку и потянул вожжи. - Мне надо купить открытки. - Понимаю, мадам. Пойти принести? - Он соскочил на землю. - О нет, я сама. - Да, мадам. Джума помог хозяйке сойти и откатил экипаж в сторонку под чахлые акации. Эльсинора взбежала по ступеням и скрылась в здании почтамта. Припекало. Джума достал из нагрудного кармана тщательно отутюженный носовой платок, провел им по лицу и огляделся. По тротуару и мостовой сновали прохожие. Под соседним дере- вом возле ограды стоял парень лет двадцати - двадцати пяти в подпоясанной витым шелковым шнурком полотняной рубахе навы- пуск и заправленных в сапоги черных в полоску брюках. Ч ру- ках у парня было распечатанное письмо. По-видимому, он читал его, когда экипаж подъехал к почтамту, ч теперь с интересом разглядывал Джуму. Тот скользнул по парню равнодушным взгля- дом и отвернулся, но что-то заставило его взглянуть еще раз. Теперь он узнал парня: это был тот самый мастеровой, который вступился за Джуму, когда пьяный офицер ударил его по лицу. - Малый! - окликнул Джуму мастеровой. - Ты меня не узна- ешь? - Узнаю, таксыр. - Какой я тебе таксыр? - Парень сунул конверт з карман и подошел к Джуме. - Михаилом меня зовут. Михаил Степанович Строганов. Машинистом у Дюммеля на заводе работаю. А тебя как звать? - Джума. Они обменялись рукопожатиями. - Что же ты удрал тогда? Джума улыбнулся и развел руками. Строганов смерил его оценивающим взглядом, хмыкнул то ли восхищенно, то ли осуж- дающе. - Под Ваньку-кучера нарядился? - парень слегка картавил. - Да вот, - незаметно для себя Джума перешел на русский. - Хозяйке так захотелось. - А тебе? - жестко спросил Строганов. - Мне все равно. - Ну-ну. - Машинист испытующе смотрел Джуме в глаза. - Однако изменился ты, парень. - Из-за одежды? - Не только. - Строганов помолчал. - У кого служишь-то? - У Симмонсов. - Вот как? - Супругу его вожу. - Понятно. - Он опять помолчал. - Послушай, а что за пти- ца твой Симмонс? - Почему мой? - возразил Джума. - А черт его знает! - улыбнулся Строганов. - С языка сор- валось. Болтают про него всякое, вот и спросил. - Человек как человек. - Джума пожал плечами. - Деньги лопатой гребет. - Ну, это всем известно. - Обходительный. Работников не обижает. - Обходительный, говоришь? - недоверчиво переспросил ма- шинист. - Тебя-то он, факт, не обижает. - Меня? Да я его видел раза три за все время. Мое дело - лошади да карета. - По-русски говорить тоже на конюшне научился? - усмех- нулся Строганов. - Месяц назад еле лопотал, а теперь вон как чешешь! - Мой кучер вам чем-то не угодил? - поинтересовалась не- заметно подошедшая Эльсинора. - Добрый день, сударыня, - поклонился Строганов. - С чего вы взяли? - У вас такой агрессивный вид... - Эльсинора улыбнулась одними губами, глаза оставались холодными, как льдинки. - Вы, кажется, интересуетесь моим супругом? На какой предмет, если не тайна? - Вас это не касается! - раздраженно буркнул машинист. - Заблуждаетесь, Михаил Степанович. Как-никак я ему жена. И вообще вы могли бы быть повежливее, не находите? - Откуда вы знаете, как меня зовут? - удивился Строганов. - Я еще и не то знаю! - Она рассмеялась и подбросила кверху стопку почтовых открыток. Получилось, как у заправс- кого фокусника: открытки, дугообразной лентой скользнув в воздухе, перекочевали с ладони на ладонь. - Хотите, я вам погадаю? На открытках? - Хочу! - вызывающе сверкнул глазами машинист. - Не пожалеете? - поинтересовалась Эльсинора. - Я вам та- кого расскажу, что вы и сами о себе не знаете. Ну и как? - Не пожалею! - упрямо мотнул головой Строганов. - Тогда пожалуйте в карету, - усмехнулась она. - На улице только цыганки гадают. Внимательно наблюдавший за их разговором Джума распахнул дверцу. Строганов заколебался было, но Эльсинора решительно взяла его под руку, и ему ничего не оставалось, как поко- риться. Хлопнула дверца. Джума покачал головой и взобрался на передок. Карета тронулась. Когда четверть часа спустя она остановилась у здания ак- ционерного общества "Дюммель и Кo", Строганов вышел первым и подал руку спутнице. Вид у него был слегка растерянный, но по-прежнему воинственный. - Однако вы твердый орешек! - Эльсинора выпорхнула из ка- реты. - Ну что ж, идемте, я вас представлю супругу, раз уж вам так хочется. Боюсь только, что его нет дома. Симмонса и в самом деле не было. Эльсинора велела подать чай в беседку и пригласила гостя прогуляться по парку. Осо- бенного впечатления парк на него не произвел, и когда они возвратились в беседку, где уже был накрыт стол на две пер- соны и уютно попыхивал самовар, она с удивлением обнаружила, что безразличие Строганова, как ни странно, ее задевает. "Можно подумать, что ему доводилось видеть что-то лучше!" - подумала она с раздражением и стала разливать чай по хруп- ким фарфоровым чашкам. - Нравится? - Она имела в виду чай. Гость окинул взглядом парк и равнодушно кивнул. - Здорово, конечно, что и говорить. Но я бы предпочел встретиться с вашим супругом. - У вас к нему дело? - Нет, пожалуй. Так, несколько.вопросов. - А я бы не могла на них ответить? - Вы?.. - Строганов с сомнением посмотрел на хозяйку. - Может, и смогли бы. - Спрашивайте, - предложила она. - Постараюсь удовлетво- рить ваше любопытство. - Тогда сначала вопросы к вам. - Михаил Степанович накло- нил голову, пристально глядя на льняную в мелких узорах ска- терть. - По дороге сюда вы всю мою прошлую жизнь по полочкам разложила. Охранка, небось, материален подкинула? Или уже на заводе досье заведено? - Не угадали. - Эльсинора налила в чашку из заварного чайника. Поставила под кран самовара. - До сегодняшнего дня я о вас и слыхом не слыхивала. - Тогда откуда такая осведомленность? Она долила в чашку кипяток, завернула кран. - Не обижайтесь, Михаил Степанович, но я вам не смогу это объяснить. Поверьте на слово: никто за вами не следит. - Вы уверены? - насторожился гость. - А зачем надо за мной следить? - А я и не говорю, что надо, - спокойно возразила она. - Пейте чай. Вареньем угощайтесь. - Вы от меня что-то скрываете, - Строганов продолжал ис- подлобья напряженно разглядывать хозяйку. - Ошибаетесь. - Она встряхнула волосами и улыбнулась. - Просто есть вещи, которые вам знать ни к чему. Так о чем вы хотели спросить Симмонса? Строганов вздохнул и отвел взгляд. Теперь он смотрел в сторону дома, зеркально отсвечивающего на солнце стеклами окон. - Я хочу выяснить, что он за человек. - Вам это так необходимо? - Она отхлебнула из чашечки. - Что вас, собственно, интересует? - Понимаете, - Строганов почесал переносицу. - С тех пор, как хлопкозавод перешел к Дюммелю, многое у нас изменилось к лучшему. Построили общежитие для рабочих, финскую баню, даже столовую открыли. И платят у нас чуть не вдвое больше, чем у других. - Почему это вас смущает? - Потому что Дюммель - коммерсант и на рабочих ему напле- вать. Он это и не скрывает. А значит, нововведения идут не от него. Так от кого же? - Вы считаете, что они исходят от моего супруга? - Да. Я ошибаюсь? - Думаю, нет. - Эльсинора положила варенье в розетку, подвинула гостю. - Угощайтесь, малиновое. - Спасибо. - Я, правда, не вмешиваюсь в дела Симмонса, но филантро- пия - это не в его духе. Так что вы, вероятно, правы. - Филантропия, говорите? - Гость набрал полную ложечку варенья, опустил в чашку, принялся помешивать. - Извините, не верю. На этой филантропии Симмонс себе кучу врагов нажил. Лучшие рабочие где? У Дюммеля. Лучший инженерно-технический персонал? У него же. Ни одного дня завод не простаивает, а у других - по три, по четыре месяца в году на ремонте. Кому дехкане лучший сырец везут? Дюммелю. Он, правда, качество требует, зато никакого обвеса, никаких скидок и оплата втрое выше. Как тут заводчикам да коммерсантам-предпринимателям не взвыть? Вот они на Симмонса зубы и точат. - Почему же на Симмонса? - Да потому что ясно: немец - всего лишь ширма. Кстати, знаете, как дехкане Симмонса между собой называют? - Как? - Симон-ата. Это вам говорит что-нибудь? Эльсинора недоуменно пожала плечами. - Здесь так святых-покровителей принято называть. Пал- ван-ата, Дарган-ата, Исмамут-ата. - Строганов усмехнулся. - В Ак-мечети у немцев-меннонитов староста есть, он же и пас- тор Отто. Влиятельный старикан. Так его хивинцы Ата-немис кличут. Отец-немец. Вы меня не слушаете? - Слушаю. - Хозяйка вздохнула. - Так чего же вы все-таки хотите? Предупредить Симмонса об опасности? - Это он и без меня знает. - Тогда чего же? Гость промолчал, задумчиво помешивая ложечкой остывший чай. - Я уже говорил, хочу понять, что он за человек. - Вы думаете, это так просто? - усмехнулась хозяйка. - По-моему, он сам этого толком не знает. - Со стороны виднее. - Возможно. Что касается его филантропии или благотвори- тельности, если этот термин вас больше устраивает, то счи- тайте, что это его каприз, прихоть, причуда. Как говорится, каждый по-своему с ума сходит. Помешался человек на добром отношении к своим работникам - и весь секрет. И ради бога, не ищите здесь никакой социальной подоплеки. Симмонс стоит вне политики. Просто он - человек настроения. Приходилось вам с такими встречаться? - Доводилось. - Строганов недоверчиво покосился на собе- седницу. - Скажите, поджог каюков это тоже его рук дело? - Н-не знаю, - растерялась Эльсинора. - Вряд ли. По-моему он и сам на этом пострадал. - Не хотите отвечать, не надо. - Строганов достал из брючного кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат. - Мне пора, сударыня. Пора заступать на смену. - Обиделись? - Да нет. В общем, этого я и ожидал. А супругу вашему пе- редайте: в борьбе с конкурентами он, конечно, любые средства вправе использовать. Вот только оставлять тысячи людей без куска хлеба - это уже иг по-человечески. Я о каючниках гово- рю. Для них каюки - единственное средство существования. Хо- роша прихоть, ничего не скажешь, - на голодную смерть людей обрекать! Так и передайте. А засим позвольте откланяться. Прощайте, сударыня. - Он кивнул головой и решительно поднял- ся из-за стола. Симмонс, которому Эльсинора в тот же вечер передала со- держание своего разговора со Строгановым, озабоченно поскреб затылок и велел разыскать Дюммеля. - Зачем он тебе? - поинтересовалась Эльсинора. - Хочу навести справки. - Строганов производит впечатление вполне порядочного че- ловека. - Тогда какое ему дело до истории с каючниками? - Может быть, как раз потому, что он порядочный человек? - Не знаю, не знаю. - Тысячи каючников остались без куска хлеба. Такое нельзя наблюдать равнодушно. - Ну, положим, не тысячи. Если уж быть точным, сгорел семьдесят один каюк. Без куска хлеба, как ты изволила выра- зиться, осталось человек двести-триста. - По-твоему, это мало? - Ну что ты заладила одно и то же! "Много, мало..." Если уж ча то пошло, один голодный - это уже много. А знаешь, сколько их в Хивинском ханстве? Согни тысяч! Что ты предла- гаешь, взять их на свое иждивение? - Во-первых, не кричи. - Прости. - А во-вторых, если не в твоих силах облегчить участь всех неимущих, то по крайней мере ни к чему добавлять к ним сотни новых. - Тут ты, пожалуй, права, - согласился Симмонс. - Я сго- ряча сморозил глупость, а Дюммель и рад стараться. - Ты прекрасно знаешь, что Дюммель тут ни при чем, - рез- ко возразила она. - Ты приказал, он выполнил. - Тоже верно. Сдаюсь. Завтра же велю заложить верфь. Фло- тилию каюков понастроим. Хоть все ханство на каюки сажай. Великая речная держава! - Симмонс хохотнул. - Не пойдут ведь, собаки. Им, видите ли, на конях скакать по душе. Ну да ладно. Меня сейчас куда больше этот твой новый знакомый ин- тересует. С кулинарной фамилией. - Причем тут кулинария? - удивилась Эльсинора. - Притом. Кушанье есть такое. Бефстроганов. Слышала? - Первый раз слышу. - Ну так услышишь, - пообещал он. - Сегодня же велю при- готовить на ужин. В открытую дверь кабинета без стука вошел Дюммель. - Вот и вы, барон! Добро пожаловать! Рад видеть вас в добром здравии. Чему обязан, голубчик? - Вызывали? - барон был явно не в духе. - Что? А, ну да, конечно! Скажите, Зигфрид, бефстроганов на ужин не очень обременительно для желудка? - Думаю, нет, - буркнул Дюммель. - Тогда распорядитесь, чтобы на ужин подали бефстроганов. И сами нам компанию составьте. Если хотите, конечно. Кстати, вам знакома фамилия Строганов? - Знакома, - насторожился немец. - А что? - Экий вы, право! Уж и спросить нельзя? Просто интересу- юсь. Из праздного любопытства. - Машинистом у нас на заводе работает. Специалист отлич- ный. - И все? - А что еще? - Ну, мало ли что! Образование, национальность, возраст, откуда родом, как сюда попал. - По этапу. - Вот как? И за что же? Уголовник небось? - Нет, - качнул головой немец. - По политической. - Та-а-ак, - Симмонс прищурился. - Это уже говорит кое о чем. Ну, а на заводе как держится? - Пока ни в чем не замечен. Живет замкнуто. С людьми об- щается только по работе. Не пьет. - Вот это плохо. К пьющему легче ключ подобрать. Женат? - Холост. - Та-а-ак. Дело, говорите, знает? - Знает, - вздохнул барон. - В этом ему не откажешь. - Ну что ж, и на том спасибо. Так вы распорядитесь насчет ужина. Не успеют чего доброго. А я пока пойду душ приму, жарко что-то. Подождав, пока затихнут в коридоре шаги Симмонса, Дюммель заговорщически понизил голос: - Я не хотел говорить при шефе, мадам, но этот негодяй опоздал на работу... - Симмонс? - притворно удивилась Эльсинора. - Боже упаси, мадам! - ужаснулся немец. - Строганов! - И что же? - Я в это время был на заводе, ну и - порядок есть поря- док - устроил ему взбучку. И знаете, чем он объяснил свое опоздание? - Чем же? - полюбопытствовала хозяйка. - Тем, что был у вас в гостях и вы его задержали! - Все правильно, Зигфрид. - Как?! - вытаращил глаза немец. - Вот так! Строганов действительно был здесь, я действи- тельно его задержала. И вы совершенно спокойно могли выяс- нить это при Симмонсе. Между нами, как вам известно, секре- тов не водится. У вас все? - Да, мадам. Хотя нет. Один-единственный вопрос, мадам, если позволите. - Спрашивайте, барон. - Как готовится бефстроганов? - Представления не имею. А вы что - тоже не знаете? - Увы! - сокрушенно развел руками Дюммель. - Ну, тут я вам плохая помощница. Если не ошибаюсь, "беф" по-французски - бык. А за остальным обратитесь к Строганову. - К какому еще Строганову? - К вашему машинисту, разумеется. Может быть, он знает. Ну полно, полно. Я пошутила, барон. Полистайте поваренную книгу. А еще лучше пусть это сделает повар. Дюммелю приходилось круто: Симмонс сдержал-таки свое обе- щание - перестал вмешиваться в дела акционерного общества, взвалив практически все заботы на широченные дюммелевы пле- чи. Поначалу барон даже обрадовался: регулярные нахлобучки шефа портили настроение, надолго вышибали из колеи. Но Зигф- риду, видно, на роду было начертано быть неудачником: стоило шефу отойти от дел - и на "Дюммеля и Кo" одна за другой по- сыпались беды. Акция с поджогом каюков неожиданно обернулась против ее инициаторов. Теперь что ни день баржи и каюки, не- зависимо от их принадлежности, загорались на всем протяжении водного пути от Ново-Ургенча до Чарджуя, но, поскольку по- давляющее их большинство принадлежало обществу "Дюммель и Кo", то и убытки, естественно, терпело в основном оно. Меры по усилению охраны ощутимых результатов не давали, поджигателей задержать не удавалось, зато перепуганные нас- мерть каючники не только наотрез отказывались иметь дело с Дюммелем, но вдобавок подали прошения-жалобы в военную адми- нистрацию и на имя самого хана хивинского Мухаммадрахима Второго. Действия этих голоштанников явно кто-то направлял, но кто именно - так и оставалось невыясненным. "Пришла беда - отворяй ворота", - гласит пословица; пока Дюммель ценою немалых расходов улаживал дела с командованием и хивинским ханом, неподалеку от пристани Чалыш сошел с рельсов железнодорожный состав, и прибывший с казачьим разъ- ездом для выяснения причин катастрофы барон собственными глазами убедился в том, что крушение произошло не случайно: на участке длиною примерно пятьдесят метров полотно было разрушено, насыпь срыта, а рельсы и шпалы неизвестно куда исчезли. - Туркмены озорничают, не иначе, - глубокомысленно изрек один из казаков, разглядывая многочисленные следы конских копыт на влажном песчаном грунте. - Они и рельсы со шпалами уволокли. - На черта они им понадобились? - не выдержав, ругнулся Дюммель. - А просто так, из озорства. - Казак огляделся, мотнул бородой в сторону зеркально отсвечивающего речного плеса. - Видать, в Амударью покидали, ваше благородие. "Их благородие" чертыхнулся еще раз и приказал начать ре- монтные работы. А несколько дней спустя караульные задержали ночью в симмонсовском парке неизвестного с коробком спичек и десятилитровым бидоном, под самое горлышко наполненным керо- сином. Это уже было кое-что, и разбуженный среди ночи Дюммель тотчас приступил к допросу. Однако поджигатель - здоровенный бритоголовый детина в стеганом ватном халате на голое тело и драных холщовых поргках нес явную околесицу, а когда вконец выведенный из себя барон влепил ему затрещину, поднял такой крик, что переполошил весь дом. Явился, заспанный, злой как сатана, Симмонс в пижаме, учинил Дюммелю очередной разгон и велел запереть задержанного в подвале до утреннего разбира- тельства. А утром выяснилось, что ночной гость не кто иной, как дурачок с городского базара, который даже имени своего не знает и охотно откликается на любую кличку. Дурачка отпустили на все четыре стороны, а Дюммель с Сим- монсом, запершись в кабинете, два часа обсуждали создавшееся положение. - Черт вас разберет, что вы за человек, Зигфрид, - выго- варивал Симмонс без особого, впрочем, раздражения. - Что вам ни поручи, с треском провалите. Барону ничего не оставалось, как молчать, понуро опустив голову. - Ладно, - смягчился Симмонс. - Что думаете дальше де- лать? - Обеспечить безопасность перевозок. Вдоль всей узкоко- лейки пикеты, казачьи разъезды... - Ну-ну, - по тону трудно было определить, одобряет Сим- монс или наоборот - осуждает. - От услуг каючников надо отказаться полностью, - неуве- ренно продолжал барон. - Ну, положим, это-то они уже сами сделали, - усмехнулся Симмонс. - Да еще челобитную на нас подали. Давайте дальше, Зигфрид. - Увеличить число барж на Амударье. С каждым речным кара- ваном - взвод охраны. - Эдак вам, батенька, всего Ново-Ургенчского гарнизона не хватит. Ну, а еще что? - Еще... - Дюммель растерянно развел руками. - Надо охра- ну дома усилить. Отменить приемы, ограничить посещения. Они теперь ни перед чем не остановятся. - Кто "они"? - жестко спросил Симмонс. - Ну... - Дюммель замялся. - Те, кто этого негодяя подос- лали. - Вы знаете, кто это сделал? - в голосе шефа звенел ме- талл. - Пока нет. - На немца жалко было смотреть. - Ну так вот, - Симмонс щелкнул зажигалкой, прикурил. - Прежде всего установите, чьи это фокусы. В лепешку расшиби- тесь, а выясните, ясно? Это во-первых. А во-вторых, распоря- док в доме останется прежним: приемы были и будут. Я вам больше скажу: через неделю, то-бишь в следующее воскресенье, закатим бал. На пятьсот персон. С фейерверками, танцами, ло- тереей... Одним словом - бал! Пусть ни одна сволочь не вооб- ражает, что Симмонса можно запугать. Понятно? - Понятно, шеф. Но... - Никаких "но"! Посоветуйтесь с мадам и действуйте. - Слушаюсь, шеф. Симмонс ушел, хлопнув дверью. Дюммель тяжело плюхнулся в кресло и достал из ящика стола коробку с сигарами. "Сдает шеф, - ни с того ни с сего подумал он, срезая пе- рочинным ножом кончик сигары. - Нервишки шалят. Не знает, на ком зло сорвать". Он долго раскуривал сыроватую сигару, потом откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, выпустил к потолку длинную струю дыма. - "Никаких "но"! Никаких "но"! - теперь, когда Симмонса не было рядом, барон мог позволить себе роскошь передразнить шефа. - "Посоветуйтесь с мадам!" - не открывая глаз, Дюммель скрипнул зубами. - Побежал, как же! Мальчишку нашли!" - О чем это вы, герр Дюммель? - прозвучал над самым ухом забывшегося барона мелодичный голос Эльсиноры. Львиный рык и тот, наверное, не произвел бы на барона большего впечатле- ния: немец вскочил, как ужаленный, ошалело вытаращив глаза. Эдьсинора стояла посредине комнаты, с любвпытством наблю- дая за главой акционерного общества. - Лишнего выпили? - осведомилась она. - Боже упаси!.. То есть, я хотел сказать да, мадам! Прос- тите великодушно... "Эрнст, пожалуй, прав, - подумала она, продолжая разгля- дывать Дюммеля. - Ни капельки самолюбия. А ведь когда-то личность была. Не ахти какая, а все-тм ки... И с чисто женс- кой непоследовательностью: - Бедняга Джума. Что его ждет?" - Герр Симмонс намерен в воскресенье устроить бал, - неу- веренно сообщил немец. - Велел посоветоваться с вами, мадам. - Бал, - машинально повторила она. - Бал, вы сказали? Это, пожалуй, неплохо придумано: хоть какое-то развлечение. Заготовьте пригласительные билеты человек на сто. - Приказано на пятьсот персон, - выпалил барон. - Ну что ж, на пятьсот, так на пятьсот. Распорядитесь о покупках, наймите прислугу. Впрочем, не мне вас учить, герр Дюммель. - Так точно, - обрадованно рявкнул тот. - Все будет сде- лано, мадам. Можете быть спокойны. "Чему он радуется? - удивленно подумала Эльсинора. - А, да не все ли равно!" - И, махнув рукой, заговорила о другом. После памятного возвращения из залитой кровью восставших рабов Хивы Симмонс долгое время не прикасался к времятрону. При одном взгляде на блестящую луковицу холодело в груди и начинали мерещиться черные провалы пустынных улиц, озаренные отблесками пожаров, зловещее карканье ворон, крадущиеся ша- ги, окровавленное лицо Савелия... Перехватывало дыхание от смрадного запаха разлагающихся трупов и чадящих руин. Спазмы перехватывали горло, и Симмонс спешил на воздух, в сад, ис- кал забвения в работе - все равно какой, в разговорах с людьми - безразлично, с кем и о чем. Никогда прежде он не был так ласков с Эльсинорой, так предупредительно вежлив и учтив в общении с Дюммелем. И если она понимала, откуда идет эта нежность и не удивлялась, то барон терялся в догадках и, обляваясь холодным потом, не спал по ночам, ожидая подвоха. Но шло время, и душевное равновесие постепенно возвраща- лось к Симмонсу. Он стал целыми днями просиживать в своем кабинете, обложившись книгами, курил сигарету за сигаретой, делал какие-то записи в тетради в красном клеенчатом переп- лете. Эльсинора наблюдала за ним с нарастающим беспокойством и до поры до времени ни о чем не спрашивала. Однако вечно так продолжаться не могло, они оба прекрасно понимали это, и однажды, возвращаясь с вечерней прогулки по саду, Симмонс, как обычно остановившись возле двери в кабинет, придержал Эльсинору за руку. - Посиди со мной, Люси. Ты никуда не спешишь? - Нет. Они вошли в комнату, заставленную вдоль стен книжными стеллажами. Симмонс опустился в кресло. Эльсинора продолжала стоять, машинально разглядывая разб- росанные по столу книги. Полистала одну. Взяла другую. "Ни- кита Муравьев, - значилось на обложке. - Путешествие в Хиву и Бухару. 1882 год". На столе лежали темно-синяя "История Хорезма", изданная в 1980 году; "История Каракалпакской АССР", анонимная рукопись "Границы мира", датированная деся- тым веком, том сочинений академика Бартольда, фолиант "Древ- ний Хорезм" академика Толстова. Внимание Эльсиноры привлекла лежавшая отдельно раскрытая книга. "В Хиве кроме сорока бедных семейств никто не жил, - прочла Эльсинора. - Пятничная молитва совершалась в присутс- твии трех-четырех человек. Внутри города стал цвести тама- риск, а в разрушающихся домах поселились дикие звери". "Му- нис, - значилось на титульном листе. - 1760 год". Эльсинора отложила книгу в сторону и глубоко вздохнула. - Опять? Он посмотрел на нее виновато и растерянно. Кивнул. - Да, Люси. Хочу попытаться еще раз. Последний. - Ну что ж. - Она взяла сигарету, затянулась одинединс- твенный раз, положила в пепельницу. - Поступай, как считаешь нужным. Но учти: еще на одну вылазку в ту эпоху у меня прос- то не хватит сил. - Откуда же ты знаешь, куда я собираюсь? - спросил Сим- монс. - Книги, - она кивнула на стол. - История. Или я ошиба- юсь? - Ты ошибаешься, - поспешно заверил он. - Я хочу побывать в будущем. Двадцатый век. Первая четверть. - А обо мне ты подумал? - Прости, Люси. - Он виновато покивал головой. - Ты ведь знаешь, ради чего я все это делаю. - Это бесполезно, Эрнст. Неужели ты еще не убедился? - И все-таки я попытаюсь, - упрямо сказал он. - В послед- ний раз. - Ну что ж... - Она помолчала. - С богом, как говаривали в старину. Но в случае чего на меня не рассчитывай. Слухи один невероятнее другого ползли по Киркъябу. - Слышали? Джума-то, Джума... Босяк, сын голоштанника Ху- дакь-буа... На побегушках у Жаббарбия пробавлялся... Воисти- ну неисповедима воля аллаха! Разбогател голодранец Джума, да еще как разбогател! Деньгам счету не знает! - выходил из се- бя торгаш. Дехканин в чугурме и драном чапане задумчиво поскреб заросший подбородок: - Не иначе, как аламаном заделался. Ограбил кого-то, а может, убил. - Или клад отыскал, - вмешался один из мардикаров. - Вок- руг Куня-Ургенча до сих пор клады в пустыне находят. После каждой бури, говорят, йомуды на конях по пескам рыскают. - А я слышал, будто он на пэри женился. Выманил у нее ко- лечко изо рта, вот и женился. - Сказки все это! Джума к сумасшедшему русскому служить пошел. Все боялись, а он пошел. Вот и пользуется. Сумасшед- ший-то - богач. - Что ни говори, а привалило бедняге счастье, - вздохнул дехканин по имени Амин. - Вон какой дворец строить надумал. На каменном фундаменте, из жженого кирпича. Со стеклянными окнами. - Ты-то откуда знаешь? - усомнился торгаш. - Знаю, раз говорю. Я с ним вчера из Ургенча в его фаэто- не ехал. - Ври больше! - Вон у Эльтузара спроси, он видел. - Амин правду говорит, - кивнул пожилой дехканин. - Слышал? - Да откуда у тебя деньги на фаэтонах разъезжать? - Видели дурака? Ты что, только проснулся? Какие деньги? Фаэтон-то у Джумы свой. - Как свой? - А вот так. И фаэтон новенький, и ерга * - двулетка, и парчовый халат, и сапоги шевровые. * Иноходец. - И фуражка на голове! - съехидничал торговец. - Фуражку не видел, а чустская тюбетейка есть. - Ври, да не завирайся! - Не слушай ты его, Амин! Рассказывай, что тебе Джума сказал. - Я в Ургенче на базаре был. Продал мешок проса, купил детишкам кое-что, поел в рыбожарке и пешком обратно отпра- вился. Иду по дороге, задумался и тут меня какой-то яшуллы * обогнал на фаэтоне. Я еще лошадь заприметил, уж больно хорош ерга. Такому под седлом ходить, а не в упряжке. Только поду- мал, а яшуллы коня остановил и мне рукой машет. У меня душа в пятки ушла: от яшуллы добра не жди. "Амин! - кричит, - иди, садись, подвезу!" Я присмотрелся и глазам не верю: Джу- ма, не Джума? "Джума-ага, вы это, или не вы? - спрашиваю. -"Я, - гово- рит. И смеется. - С каких пор ты меня на вы величать стал? Забыл, как коз вместе пасли?" - Так и спросил? - Так и спросил. "Помню, - отвечаю, - как не помнить? Только вас не узнать, богатым, видно, будете". - "Почему бу- ду? - смеется. - Я уже богатый. Коня вот купил, фаэтон. Хочу отцу дом построить". - "Давно пора, - говорю. - Старый-то совсем обветшал. Того и гляди завалится, еще придавит ко- го-нибудь". - "Не придавит, - говорит Джума, - Я такой дом отгрохаю, триста лет простоит. Из жженого кирпича. Да ты лезь в фаэтон, чего стоишь? Поехали". Влезть-то я влез, а сесть не решаюсь: сиденья новеньким красным бархатом обиты. А Джума смеется: "Садись, не испач- каешься. А замараешь, - не беда, обновлю обивку". Деваться некуда, сел. Едем. Смотрю я на Джуму и не по себе становит- ся: тот и не тот Джума. Лицо белое, руки такие, будто сроду кетмень не держали. А главное - глаза: большущие стали, за- думчивые какие-то, печальные. И постарел вроде. А ведь всего месяц прошел, как виделись. Собрался с духом, спрашиваю: "Ты не заболел, Джума?" - "Нет, - отвечает. - С чего ты взял?" - "Вид у тебя не такой какой-то". - "Не обращай вни- мания, - говорит. - Устал я, дел много всяких". Ну, я кивнул и молчу, а сам голову ломаю: какие такие дела могут быть у фаэтонщика? И откуда у него деньги, чтобы фаэтон с лошадью купить? А Джума еще масла в * Уважительное обращение к старшему. огонь подлил. "Дом под железной крышей построю, - говорит. - Полы деревянные, потолки. Окна во всю стену стеклянные. Русские мастера строить будут. На прошлой неделе двери и ставни Абдулле Джину в Хиве заказали, из карагачевых плах режет. - Абдулле Джину? Так ведь он самому Мухаммадрахимхану двери делает! - ахнул торговец. - Вот и я не поверил. А Джума знай себе посмеивается: "То ли еще будет! Захочу, дорогу до самого дома камнем вымощу!" - Дорогу? Камнем? - Ну да. - Аллаха бы побоялся! - А что ему аллах, когда денег девать некуда! - Тише вы насчет аллаха. Вон мулла Ибад идет, он вам та- кого аллаха задаст! - А ты только увидел? Он тут давно ошивается. - Что же ты молчал, ишак? - Думал, ты видишь. - Вот что, земляки, давайте-ка по-хорошему разойдемся, пока не поздно. - Правильно говорит Амин. - Верно. - Айда по домам. - Гляди, гляди, мулла тоже прочь захромал... - Подслушивал, сын греха. - Конечно, подслушивал, собака. Жди теперь беды. Все беку Нураддину доложит. Они с ним друзья. Кучка быстро редела. - Дружила собака с палкой! - издали крикнул Амин. Мулла Ибадулла, уже поравнявшийся с воротами, обернулся, злобно прищурив изъеденные трахомой глаза, погрозил сукова- тым посохом. Из увитой плющом беседки Эльсинора наблюдала, как Дюммель распекает прислугу. Выволочки Симмонса пошли барону явно на пользу: если прежде он бывал несдержан в гневе, орал, топал ногами и даже гонялся за провинившимися с кулаками, как это было при встрече с Джумой, то теперь олицетворял собой саму выдержку и олимпийское спокойствие. Официанты и прочая челядь выстроились вдоль расставленных на аллее банкетных столов, и Дюммель, заложив руки за спину, прохаживался перед шеренгой и, не повышая голоса, монотонно отчитывал их за нерадивость и прочие смертные грехи. Отчиты- вал скорее для порядка и профилактики, чем по необходимости. Привыкшая к буйному нраву Дюммеля, челядь изумленно таращила глаза и перешептывалась. - Разговорчики! - негромко, но тем весомее одернул слуг барон. - Предупреждаю: фарфор штучной работы, ему цены нет. Хрусталь - богемский, по специальному заказу изготовлен. Столовое серебро - фамильное. Хоть одна вещь пропадет, - на себя пеняйте. Шкуру спущу, понятно? - Понятно, ваше сиятельство! Как не понять! - нестройно загалдели официанты. - То-то же! - самодовольно ухмыльнулся барон. - Ну, эти- кету не мне вас учить. - Так точно, ваше сиятельство! - поспешно заверили слуги. - Тогда начинайте. Да, и еще вот что: узнаю, ктото до конца бала рюмку выпил, - башку снесу. Закончится бал, при- боры со столов уберете, тогда хоть до утра пьянствуйте - все ваше! - Благодарствуем, ваше сиятельство! - рявкнули слуги по-армейски. - "Сиятельство!" - ухмыльнулся Дюммель. - Пошли вон, ка- нальи! За дело, за дело! Прислуга бросилась исполнять свои обязанности, а барон, окинув взглядом столы, направился в глубину парка, где сту- чали молотки и хрипло перекликались рабочие. - Герр Дюммель! - окликнула Эльсинора. Барон вскинулся, как испуганная лошадь, и завертел головой. - Я здесь, repp Дюммель. Он наконец отыскал ее и торопливо засеменил к беседке, переваливаясь с боку на бок. - Да, мадам. Я к вашим услугам, мадам. Простите, что не сразу увидел вас, мадам. - Вы не знаете, где Симмонс? - Никак нет, мадам. Последний раз шеф имел со мной беседу в понедельник. - А сегодня воскресенье. Вам это не кажется странным? - Воскресенье как воскресенье, мадам. Ничего экстраорди- нарного. - Я не о том, барон. Сегодня бал, а Эрнста нет. - Не извольте беспокоиться, мадам. - Дюммель даже каблу- ками щелкнул от усердия. - Шеф всегда пунктуален, мадам. По- явится как раз вовремя. - Дай-то бог, - вздохнула Эльсинора. - У вас все готово к балу? - Все, мадам. Столы начинают накрывать. Иллюминация и фе- йерверк готовы. Полковый оркестр прибудет к вечеру. - Дюм- мель замялся. - Правда, шеф не говорил об оркестре, но я сам распорядился. Ведь мсье Симмонс мог и забыть, мадам. Все разве упомнишь? - Вы поступили мудро, герр Дюммель, - заверила Эльсинора. - А список приглашенных? Вы мне его не показывали. - Сию минуту, мадам! - Дюммель поспешно достал из боково- го кармана стопку листов бумаги, протянул Эльсиноре. - Здесь все пятьсот персон. - Так, так... - Она положила список на колени. - Полков- ник Облысевич с супругой... Кто это, барон? - Новый начальник штаба, мадам. Вчера изволили вступить в должность. Дока, говорят,