эрудит, большой знаток и ценитель музыки, литературы, живописи... - Майор Фогель, штабс-капитан Хорошихин, капитан Колмого- ров, управляющий Русско-туземным банком Крафт с супругой и дочерью. - Дочка на выданье, - пояснил Дюммель. - Красавица писа- ная. - Так уж и красавица! Управляющий Аграрно-промышленным банком Иванов с супругой, доверенный представитель товари- щества "Кавказ и Меркурий" Тер-Григорян. Это тот, с усиками? - Он самый. - Вычеркните. Слащав и глаза наглые. - Никак невозможно, - заволновался Дюммель. - Приглашения уже разосланы. - Так заберите обратно. И вот что еще: пригласите на бал Строганова. - Кого-о? - оторопел немец. - Михаила Степановича Строганова. Теперь, надеюсь, понят- но? - Слушаюсь, мадам. Как прикажете. Только... - Что "только"? - Что шеф скажет? - А это уж предоставьте мне, герр Дюммель! - Будет исполнено, мадам, - поспешно заверил Дюммель и испуганно заморгал: он мог поклясться чем угодно, что секун- ду назад видел тигрицу. Полосатая хищница сидела на задних лапах, держа в передних лавах злосчастный список и злобно оскалив клыкастую пасть. Видение было мгновенным, но таким отчетливым и страшным, что у Дюммеля подогнулись колени и похолодело в груди. - Ну что вы на меня уставились, барон? - спросила Эльси- нора голосом Симмонса. Дюммель зажмурился и встряхнул голо- вой. Осторожно открыл один глаз, затем второй. Наваждение прошло. Эльсинора - обычная, в белом шелковом платье сидела перед ним, протягивая список и улыбаясь, как ни в чем не бы- вало. - Вам. дурно, герр Дюммель? Держите список. Мой вам со- вет: не злоупотребляйте спиртным. Особенно на сон грядущий. - Да, мадам, - убито откликнулся Дюммель. - Я Так и сде- лаю. Разрешите идти, мадам? - Идите! Барон вздрогнул - это был опять голос Симмонса. - Идите, голубчик! - елейным голоском промурлыкала Эльси- нора. - У вас столько дел, а вы строите глазки даме. Скажи- те, барон, это правда, что вы ужасно влюбчивы? Дюммель, вконец сбитый с толку, кивнул на всякий случай, сделал зачем-то книксен и, покачиваясь из стороны в сторону, поплелся прочь. Базарчик опустел. Убрались восвояси со своим мелочным то- варом чайковчи *. Разъехались дехкане, оставив под присмот- ром сторожа горы терпко пахнущих дынь, арбузов и тыкв. Сар- тараш ** запер на висячий винтовой замок свою парикмахерс- кую. Ветер взвил пыль посредине площади, закрутил в смерч, прошелся по базару, вздымая к небу клочья соломы, джугаровые листья, какие-то тряпки. А когда пыль рассеялась, через ба- зарную площадь проехал на своем щегольском фаэтончике пред- мет стольких слухов и разговоров - таинственно разбогатевший извозчик Джума. Сторож проводил задумчивым взглядом притороченный сзади к фаэтону новенький расписной сундук, поскреб пятерней изъ- еденную паршой плешь и покачал головой. * Мелкий торговец. ** Парикмахер. - Отец! - Джума лихо осадил иноходца и выпрыгнул из фаэ- тона. - Принимайте подарки, где вы там? Из осевшей глинобитной кибитушки вышел, щурясь отяркого солнечного света, Худакь-буа в холщовых афганских штанах, полотняной рубахе навыпуск и лакированных каушах на босу но- гу. На обритой до сизого мерцания голове поблескивала выши- тая бухарская тюбетейка. - Это ты, сынок? - голос прозвучал надтреснуто и как-то испуганно. - Чего это ты? - удивился Джума. - Иди помоги сундук снять. Старик нехотя подошел к фаэтону, взялся за ручки сундука, и они вдвоем, покряхтывая от тяжести, понесли его к дому. Возле самых дверей Худакь-буа отпустил ручку и выпрямился, хватаясь за сердце. - Фуф! Не могу больше. Что там у тебя, чугун, что ли? - Нет. - Джума поднатужился и перевалил сундук через по- рог. - Книги. - Кни-ги? - покачнулся старик. - Какие книги? - Разные, - беспечно ответил сын, роясь в карманах. - Ку- да я ключ подевал? - Ты что же - читать научился? - Научился, ата, научился. - Джума нашел наконец ключ, отпер сундук. - А мать где? - Позади дома, тандыр * топит. - Нашла время. Джума откинул крышку, достал стеганый зимний халат, рос- кошный лисий малахай. Протянул отцу, - Это тебе, ата. Ни слова не говоря, старик принял подарки, продолжая как-то странно смотреть на сына. У того удивленно вскинулись брови. - Что ты на меня смотришь? - Так... - Не хитри, ата. Говори все. - И скажу, - решился Худакь-буа. - Только ты мне сначала ответь, откуда у тебя столько денег? На прошлой неделе гос- тинцы привез, теперь опять, фаэтон, лошадь... - ...дом в Ургенче. * Печь из обожженной глины для выпечки лепешек. - До-ом? - вытаращил глаза Худакь-буа. - В Ургенче? - Ну да. Надо же мне жить где-то! - Сынок... - Худакь-буа отложил в сторону подарки, взял сына за руку, заговорил изменившимся умоляюшим голосом: - Скажи мне все, сынок. Начистоту. Не нравится мне это. Ой, не нравится!.. - Спрашивай, отец, - вздохнул Джума. - Постараюсь отве- тить. - Откуда у тебя деньги? - Я их заработал, ата. - За какие-то двадцать дней? - Д-да. - Ты обманываешь меня, Джума. - Нет, ата. Я говорю правду. Деньги заработаны честно. - Не верю, - покачал головой старик. - Как знаешь. - Джума пожал плечами. - Ты стал другим. - Худакь-буа осторожно провел ладонью по щеке сына. - Тебя словно подменили, сынок. - Я все тот же, ата. - Нет, сынок... - Старик задумчиво покачал головой. - У тебя чужие глаза. Улыбаешься не так, как улыбался раньше. Говоришь, как совсем другой человек. Я перестал тебя пони- мать... - Не надо тревожиться, ата. - Джума обнял отца, ласково похлопал по спине. - Все пройдет. Это от книг. Я много читал последнее время. Многое понял. - Мулла Ибад тоже книги читает, - У него другие книги, ата, - усмехнулся Джума. - Те, что у меня, ему не по зубам. Старик вздрогнул и попятился. - Значит, правда? - Что правда? - Люди болтают, будто ты с нечистой силой путаешься. На пэри женился. - Люди всегда болтают, ата. Не надо их слушать. Ни на ком я не женился. А пэри... Пэри действительно встретил. Только у нее есть муж. - Дэв? - в глазах старика метнулся страх. - Нет. - Джума вздохнул. - Он человек. Очень богатый че- ловек. И очень умный. - Он мусульманин? Джума усмехнулся. - Наверное, нет. Он приезжий. Откуда-то издалека. - Значит, кяфир. И ты у него работаешь? - Да, ата. Только не у него, а у его жены. - Так не бывает! - У кяфиров бывает, - улыбнулся сын. - Не смотри на меня так, ата. Многие мусульмане работают с русскими. А русские ведь тоже кяфиры. Даже Мадримхан * принимает у себя русс- ких... - Замолчи! - не на шутку испугался Худакь-буа. - В зиндан захотел? - Молчу, - усмехнулся Джума. - Успокойся, ата. - "Успокойся!" - передразнил Худакь-буа. - Думаешь, я что-нибудь понял? - Когда-нибудь поймешь, - заверил сын. - Я и сам еще мно- гого не понимаю. Когда дом строить начнем? - "Когда, когда", - Худакь-буа высморкался d вытер пальцы о подол рубахи. - В кишлаке только и разговоров, что об этом проклятом доме. Голова кругом идет. Может, не надо, а, ба- лам? ** - Надо, ата. - Ну, тогда сам решай. Как скажешь, так и будет. - На следующей неделе. Согласен? - Если так, то на субботу дыннак-той *** назначим. - Можно и на субботу. Скажешь, что надо, я привезу. Джума склонился над сундуком, достал парчовое платье. Расправил, держа на вытянутых руках. - Нравится? - Для Гюль небось? - осведомился отец. - Для Гюль. Как она тут? - Живет. - Старик недовольно дернул плечом. - Чего ей сделается? Прислуживает у бека Нураддина. - Недолго ей осталось прислуживать. Построим дом, свадьбу сыграем. - Ну-ну, - буркнул Худакь-буа. Сын вскинул на него смею- щиеся глаза, улыбнулся. - Не угодишь тебе, ата. Сами же помолвку устроили.. Зас- тавили нас за ухо друг друга куснуть. Лепешку поломали... - Э-э, балам!.. Когда это было! По твоему нынешнему поло- жению другую невесту надо искать. - Ну, это ты зря. Гюль хорошая девушка. - Я разве что говорю? - смутился старик. - Конечно, хоро- шая. * Сокращенное от Мухаммадрахим. ** Обращение родителя к ребенку. *** Торжество по случаю строительства. ГЛАВА СЕДЬМАЯ У каждого свой оазис Симмонс пропадал где-то почти всю неделю и объявился только в воскресенье. Эльсинора сидела перед зеркалом в спальне, когда он внезапно возник посреди комнаты - усталый, осунувшийся, небритый, с горячечно блестящими глазами. Кос- тюм был измят и перепачкан в пыли. Черные штиблеты казались серыми. - Ты?! - Эльсинора вздрогнула и обернулась. - Где ты был? - Не спрашивай. - Он шумно выдохнул и направился к двери в ванную. - А бал? - Бал, - машинально повторил он. - Бал? Когда? - Как "когда"? Сегодня, здесь у нас, вечером. - А, ч-черт! - Симмонс болезненно поморщился и взглянул на часы. - Совсем вылетело из головы. Ладно, до вечера отосплюсь. И он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Симмонс разделся, побросал одежду в стерилизатор и пустил воду в ванну. Вода была мутноватая: то ли барахлил отстой- ник, то ли фильтры засорились. Симмонс махнул рукой, забрал- ся в ванну, расслабился и закрыл глаза. "Эльсинора права, - устало подумал он. - Все это ни к че- му..." Вероятно, он задремал и поэтому не удивился когда сразу, без перехода вдруг увидел себя среди низкорослых колючих за- рослей джигильдака, ощутил опаляющее сквозь одежду огнистое дыхание близкой пустыни услышал визгливое "чил-л-л-л-лили" парящих в раскаленном небе коршунов, сливающееся со звоном тишины в ушах. Потом где-то неподалеку фыркнула лошадь, дру- гая ответила ей коротким утробным ржанием, звякнула уздечка, и он понял, что успел вовремя и отряд еще не снялся с прива- ла. Теперь предстояло, пожалуй, самое трудное: увидеться с командиром отряда и отговорить его от встречи с Джунаидха- ном. Прикинув в уме несколько вариантов, Симмонс остановился на самом простом: не таясь, пошел по взрыхленной копытами песчаной дороге туда, где расположились на отдых красноар- мейцы. - Стой, кто идет? - прозвучал из придорожных кустов пове- лительный окрик. Симмонс остановился и, достав из кармана клетчатый носовой платок, помахал им над головой. - Кто такой? - Друг, - как можно спокойнее ответил Симмонс. - "Друг!" - фыркнули в кустах. - Оружие есть? - Нет оружия. - Покажь. - Что "покажь?" - оторопел Симмонс. - Я же сказал: нет оружия. - Мало что сказал, - невидимый в кустах дозорный кашля- нул. - Сказать чево хошь можно. А ты докажь. - Разговорчики в дозоре, - вмешался чей-то властный го- лос, и на дорогу вышел человек лет двадцати с небольшим в галифе, гимнастерке, перечеркнутой портупеей, и фуражке. Ма- тово блеснули голенища мягких кавалерийских сапог. Взгляд серых глаз из-под козырька фуражки был строг и недружелюбен. - Кто вы такой? - Друг, я уже говорил. - Фамилия? - Это имеет какое-то значение? - Зубы заговаривает, гад. Дозвольте, я его шлепну товарищ командир. Как шпиена и контру! - Отставить разговоры! Фамилия? - Симмонс. - Говорю же, шпиен! - возликовал дозорный. - Да замолчишь ты наконец или нет?! - рявкнул командир. - Англичанин? Симмонс пожал плечами. - Что вам нужно? - Мне нужны вы. - Я? - Командир сдвинул фуражку на затылок. - Ну-ну. И зачем? - Нам необходимо поговорить. - Симмонс вытер лицо плат- ком, скомкал и сунул в карман. - Это в ваших интересах, по- верьте. Можете обыскать. Оружия у меня нет. - Сидорчук! - Я здесь, товарищ командир! - Если что - стреляй! - Есть стрелять! Командир подошел вплотную, похлопал Симмонса по карманам. Нащупал времятрон. - Что это? - Часы. - Симмонс достал времятрон, положил на ладонь. - Карманные часы. Командир повертел времятрон, возвратил владельцу. - Сидорчук! - Я! - За дорогой наблюдай в оба. - Есть наблюдать в оба, товарищ командир. Командир еще раз смерил Симмонса испытующим взглядом. - Ну что ж, говорить, так говорить. Идемте. Минут десять спустя они сидели на поваленном дереве возле догоравшего костра в окружении красноармейцев, занятых, ка- залось бы, каждый своим делом, но внимательно наблюдавших за каждым движением Симмонса. Он то и дело ловил на себе их враждебные, настороженные взгляды. Подавляя щемящее чувство тревоги, Симмонс старался гово- рить спокойно, тщательно обдумывал и взвешивал каждое слово, но чем дальше, тем больше убеждался в безнадежности своей затеи. Выражение лица командира не предвещало ничего хороше- го: он явно не верил ни одному слову Симмонса и все больше утверждался в мысли, что Симмонс - агент английской развед- ки. Иначе зачем ему пытаться сорвать переговоры с Джунаидха- ном? Это теперь-то, когда перемирие нужно Народной Республи- ке как воздух! - Вы мне не верите... - Симмонс вздохнул и достал из кар- мана времятрон. - И совершенно напрасно не верите. Перегово- ры ничего не дадут. Погибнет весь отряд. И вы тоже. Зачем? - Оракул! - процедил командир сквозь зубы. На скуластом лице резко обозначились желваки. - Пророк! - Пророк! - кивнул Симмонс. - Хотите, докажу? - Валяйте. - Командир усмехнулся и глянул по сторонам. Все было спокойно. - Валяйте, что же вы? Доказывайте. - Пересядьте ко мне поближе, - Пересел. - Еще ближе. - Ну, еще. Симмонс обхватил командира за плечи и включил времятрон. ...Мемориальная доска из серого мрамора была вмонтирована в невысокий четырехгранный обелиск с жестяной пятиконечной звездой на вершине. У подножия обелиска лежали венки, много венков, перевитых алыми лентами. Командир зажмурился и встряхнул головой. - Что это? Где мы? - В Хиве. - Симмонс помолчал. - Через год после гибели вашего отряда. - Как вы сказали? - насторожился командир. - Читайте. - Симмонс указал на мемориальную доску. - Я вас предупреждал. Командир шагнул к обелиску, нагнулся, вглядываясь в над- пись. Прошло несколько томительных секунд, показавшихся Сим- монсу вечностью. Командир выпрямился. Не оборачиваясь, нао- щупь отыскал кобуру. - Успокойтесь. - Симмонс на всякий случай отступил на шаг. - И не ищите маузер. Он остался там, в лагере. Медленно, как-то всем корпусом сразу, командир повернулся к Симмонсу. На искаженном гримасой ярости лице слепо белели глаза. - Успокойтесь, - повторил Симмонс, отступая еще на шаг и торопливо нащупывая в кармане времятрон. - Выслушайте меня, наконец, черт бы вас побрал! Нечеловеческим усилием воли командир взял себя в руки, провел ладонью по лицу, стирая обильно проступивший пот, вдохнул и резко выдохнул. Глаза обрели осмысленное выраже- ние. - Понимаю ваше состояние, - продолжал Симмонс. - Такее трудно осмыслить... Ну, скажем, так: без соответствующей подготовки. Представляю, какой у вас сейчас хаос в голове. Ну так слушайте. Я - из далекого будущего. Турист, паломник, скиталец - выбирайте любое. Путешествую по эпохам. - Зачем? - глухо спросил командир. - Что "зачем"? - не понял Симмонс. - Путешествуете зачем? - А просто так. Нравится, вот и путешествую. Зачем цыгане кочуют с места на место? Не знаете? И они не знают. Со мной то же самое. Понятно? Командир медленно кивнул. - Не верите, по глазам вижу. А зря. Я ведь вам это на практике подтвердил. На год вперед перенес. - Симмонс мотнул головой в сторону обелиска. - Показал, что вас ждет, если меня не послушаетесь. Теперь решайте. - Зачем это вам? - Командир закашлялся. - Да что вы заладили, зачем да зачем? Спасти вас хочу. Симпатичны вы мне. Понятно? Командир отрицательно качнул головой. - С чего бы? Вы меня не знаете... - Ошибаетесь, знаю. Строганов Владимир Михайлович. Роди- лись в Воронеже в 1900 году. Я, батенька, и отца вашего знал, Михаила Степановича. Хотите опишу, как он выглядел? Широкоплечий, статный. Ростом повыше вас. Густые каштановые волосы, усы щеточкой. Слегка картавил... - Довольно. - Строганов снял фуражку и провел рукой по остриженной под нулевку голове. - Чего вы хотите? - Самую малость, - оживился Симмонс. - Хочу, чтобы вы вернулись в Хиву, не встретившись с Джунаидханом. Где у вас рандеву назначено? В Иланлы? Хотите, я вам в Тахте стычку с бандой Шаммы-кяля устрою? Вот вам и повод. Договорились? Э, батенька, да вы меня не слушаете! О чем задумались, если не секрет? - Что обо мне в отряде сейчас говорят? - с горечью произ- нес Строганов. - Удрал неизвестно куда, дезертировал... - Об этом можете не беспокоиться. Там еще и тридцати се- кунд не прошло. Никто ахнуть не успел. Ну так как, возвраща- емся? - Да! - ...Надо же, померещилось! - Красноармеец Малов ошалело встряхнул головой и улыбнулся. - А я уж чуть было тревогу не поднял: только что тут сидели, и вдруг нет никого, один мау- зер валяется... Командир молча подобрал маузер с земли и вложил в кобуру. Привычным движением разгладил складки гимнастерки под рем- нем. Повернулся к Симмонсу. - Вот что, гражданин, или господин, как вас там... За цирк спасибо. Лихо это у вас получается. А теперь сматывай- тесь отсюда, пока я вас не расстрелял. - Да вы что? - ахнул Симмонс. - Не поверили? - Не имеет значения. У меня есть приказ, и я его выполню. Понятно? Любой ценой. Это мой революционный долг. Прощайте. Считаю до трех. И он рывком опустил руку на кобуру. Ванна наполнилась почти до краев, и хотя вода была горя- чая, Симмонс вдруг ощутил озноб. Осторожно, чтобы не плес- нуть на пол, он приподнялся, сел и до отказа завернул кран с холодной водой. Из ванны повалил пар. Симмонс чертыхнулся и перекрыл горячую воду. Там, в тугаях на краю Каракумов, замешкайся он, Симмонс, на минуту, сероглазый командир отряда застрелил бы его, не раздумывая. Симмонс скорее почувствовал, чем понял это, и медлить не стал. И только теперь, когда инцидент был уже по- зади, ощутил страх. Пугал не только сам факт, что он, Симмонс, мог погибнуть, - пугающим было ощущение собственного бессилия понять непос- тижимую логику, а вернее, - полную нелогичность поведения Строганова. Знать, что его ждет, иметь возможность остаться в живых - и сознательно выбрать смерть? Этого Симмонс не мог понять никоим образом. Что это? Фатализм? Вера в слепой рок? Или сероглазый уп- рямец просто-напросто не поверил Симмонсу, принял его за ловкого трюкача? Решил, что его запугивают? Симмонс горько усмехнулся: уж если кто кого и напугал, то не он Строганова, а Строганов его, Симмонса. Ну, а если говорить всерьез, то ему стало действительно не по себе, когда двое суток спустя он ночью тайком проник в крытый загон для скота, где под охраной томились в ожидании своей участи разоруженные красноармейцы, и, предложив Стро- ганову свою помощь, услышал в ответ: - Пошел ты знаешь куда?! Теперь, задним числом, сопоставляя факты, он обнаружил нечто общее в поведении Айдос-бия, Савелия и Строганова. Нечто, не поддающееся пониманию, ломающее все его представ- ления о здравом смысле и элементарной логике. Трое этих, казалось бы, совершенно разных и абсолютно не- похожих друг на друга людей, обладали способностью сохранять в критических ситуациях поразительное присутствие духа и не- истовое стремление до конца идти выбранным путем даже тогда, когда этот путь вел их к верной гибели. Вероятно, они заблуждались, но было в их заблуждениях что-то грандиозно величественное и неотвратимое, как смена дня и ночи или времени года. И теперь, жмурясь от мыльных хлопьев и остервенело обди- рая себя мочалкой, Симмонс с раздражением ловил себя на том, что восхищается этой их способностью и в душе им завидует, ибо сам он этой способностью не обладал. Все еще жмурясь, Симмонс наощупь отыскал рукоятку и вклю- чил душ. Упругие холодные струи воды успокаивающе защекотали кожу. Симмонс сполоснул лицо и открыл глаза. "Ну и вид! - с досадой подумал он, разглядывая в зеркале, вмонтированном в стену, свою заросшую щетиной физиономию. - Бродяга бродягой". Он взял с полочки бритвенный прибор и провел лезвием от виска к подбородку. Неширокая полоска гладкой матовой кожи казалась инородной, не имеющей никакого отношения к его ли- цу. "Бродяга, - он покачал головой. - Точнее не скажешь. Звездный скиталец. А почему звездный? Просто скиталец тебя не устраивает?" Он добрился, еще раз окатил себя холодной водой, вылез из ванны и открыл сток. В трубе заклокотало, захрипело. Симмонс поморщился: ванная, конечно же, была далека от совершенства. Он перевез ее частями из XX века. Забираться дальше не риск- нул. С прошлым было покончено, так он по крайней мере думал тогда, и появляться в близких к его реальности столетиях без особой нужды не стоило. "Не хочу оглядываться", - отшутился он, когда Эльсинора однажды пожурила его за ванную комнату. - "Почему?" - поинтересовалась она. - "Потому что не огляды- вается тот, кто устремлен к звезде. Знаешь, кто это сказал?" - "Нет", - она пожала плечами. - Леонардо да Винчи". - "И к какой же звезде ты устремлен, если не секрет?" - "К звезде пленительного счастья!" - буркнул он и поспешил переменить тему. Сейчас, вспомнив этот разговор, он мысленно усмехнулся: вот и ответ на вопрос, почему скиталец-звездный. А вообще, какое все это имеет значение? Симмонс вздохнул и достал из стерилизатора чистую одежду. Эльсиноры не было. Симмонс торкнулся в спальню - заперта. Дверь в коридор тоже не открывалась. "Может, и к лучшему, - подумал Симмонс и достал времят- рон. - Чертов бал! Добывай теперь техника, возвращайся на неделю назад, ищи нужные записи". Он повозился с настройкой и надавил на пусковую кнопку. Несколько минут в комнате было пусто. Мерно тикали часы на стене. Еле слышно попискивала люминесцентная лампа под по- толком. Внезапно посредине комнаты материализовался Симмонс и ря- дом с ним длинноволосый субъект в сабо, зауженных до непри- личия джинсах и рубашке с погончиками. Субъект держал в ру- ках щегольский чемоданчик и испуганно озирался по сторонам. - Успокойся, Петя! - Симмонс похлопал субъекга по спине, подтолкнул к креслу. - Садись. Может, выпьешь с дорожки? - А что у вас имеется? - поинтересовался Петя. - Все имеется, - заверил Симмонс. - "Столичная", "Наполе- он", "Белый аист", шотландский виски, джин с тоником. - "Столичной", пожалуй, - поколебавшись решил Петя. - Граммов полтораста. - Сейчас организуем. - Симмонс вышел в соседнюю комнату и вернулся с бутылкой водки, стаканами и лимоном на блюдечке. Налил гостю доверху, себе - чуть-чуть. Чокнулись, выпили, закусили лимоном. - Это, значит, где мы теперь находимся? - спросил Петя, смачно обгладывая лимонную корочку. - В девятнадцатом веке, - буднично пояснил Симмонс. - В Хивинском ханстве. - А это где такое? - без особого энтузиазма поинтересо- вался гость. - В Средней Азии. Но это неважно. Давай к делу. - Давайте, - кивнул Петя. - Верди у тебя с собой? Петя кивнул. - Что именно? - По вашему списку, - гость презрительно хмыкнул. - "Аи- да", "Риголетто", "Дон Карлос". Он достал из кармана смятую бумаженцию, расправил и про- должал уже по тексту: - "Травиата", "Сила судьбы", "Трубадур", "Бал* маскарад", "Фальстаф", "Отелло". Тридцать кассет. Ну и работенку вы мне задали! Чего только я от меломанов не наслушался! Обхохота- лись, хмыри! Опять же бабки немалые потрачены. - Смеется тот, кто смеется последним, - напомнил Симмонс. - А насчет бабок договорились: сколько пожелаешь, в любой валюте. - Это вы серьезно? - насторожился гость. - Серьезнее некуда. У меня этого добра куры не клюют. Пойдем в дискотеку, аппаратуру посмотришь. Симмонс отпер ключом дверь и, пропустив гостя в коридор, вышел следом. В дискотеке Петя ошалело вытаращился на стационарный "Грюндиг". - Ну и как? - спросил Симмонс. - Годится? - Зверь-машина! - восхитился гость. - Последняя модель небось? Я таких не видал. - Ты еще многого не видал, - заверил Симмонс. - Все впе- реди. Смотри сюда. Здесь, - он распахнул дверцу навесного шкафа, - "Сони". Гость озадаченно присвистнул. - А здесь, - Симмонс открыл шкаф на противоположной сте- не, - "Телефункен". - Ну и ну! - Восхищаться потом будешь. Смотри и слушай. Вот выход. А это переключатели. Зарядишь все три магнитофона. И чтобы ни- каких пауз, понял? Гость кивнул. - Вот и отлично. А теперь запомни: без меня тебе отсюда не выбраться. Так что если вздумаешь стибрить что-то и уд- рать, - кранты тебе, Петя. Навсегда в девятнадцатом веке ос- танешься. На берегах Амударьи-матушки, в ханстве Хивинском. Усек? - Усек, - горестно вздохнул Петя. - Как не усечь. - Теперь айда в сад. С Дюммелем познакомлю. Он тут у нас главный распорядитель. Со всеми вопросами будешь к нему об- ращаться. Зигфридом зовут, запомнишь? - Чего тут не запомнить? Зигфрид, зиг-хайль! - А вот последнее боже упаси при нем брякнуть: голову от- кусит. Он, брат, у нас на гитлеризме помешан. - Веселенькое дело! - Гость озадаченно поскреб затылок. - А если я не нарочно? - Все равно откусит, - заверил Симмонс. - Держи ключ от двери. Пойдем. Они сидели друг против друга на бархатных стеганых курпа- чах * - бек Ханков Нураддин, дородный, оплывший мужчина лет сорока со щекастым лицом, густо заросшим курчавящейся черной бородой, крупным пористым носом и глазами навыкате, и ма- ленький тщедушный старичок в огромной чалме-мулла ханкинский пятничной мечети Ибадулла, которого за глаза непочтительно величали Ибад-чолаком за хромоту, особенно приметную, когда он торопливо семенил по улице, опаздывая на молитву. В противоположность властолюбивому, вспыльчивому, но глу- поватому беку мулла был себе на уме, хитер, подобострастен и льстив, предпочитая слушать, поддакивать собеседнику и по- меньше говорить сам. Впрочем, на этот раз разговор начал он. - Перс богатеет - женится, туркмен богатеет - ковры поку- пает, сарт богатеет - хоромы строит, - писклявым голосом из- рек мулла, теребя козлиную бородку. - Новость слышали? - Что за новость? - Бек лениво перебирал толстыми пальца- ми виноградины янтарных четок. - Голодранец Джума строиться задумал. - Дом строит? - недоверчиво хмыкнул бек. - Что-то не пом- ню, когда он за разрешением приходил. - Строит, - мотнул чалмой мулла. - Без вашего ведома, без нашего благословения. - Вот как? Хм... - Четки замерли и снова заструились меж- ду пальцами. - Воистину так, - хихикнул мулла. Слуга внес в комнату дастархан, расписной чайник с тремя пиалами. Не поднимая глаз, расстелил скатерть на ковре перед хозяином и гостем, трижды наполнил пиалу чаем, слил обратно в чайник. Потом налил в две пиалы и, не разгибаясь, по-преж- нему глядя в пол, попятился к выходу. * Небольшой стеганый матрас для сидения. - Пусть к плову приступают, - остановил его бек. - Будет сделано, - слуга замер в ожидании дальнейших рас- поряжений. - Все! - не поворачивая головы, буркнул хозяин. Слуга беззвучно исчез за дверью. - Хо-ош, молла Ибадулла... Зна- чит, ни с кем не советуясь, не спрашивая разрешения, не ос- вятив землю, этот нечестивец начал строить себе дом? - Начал! - Мулла сокрушенно вздохнул и отхлебнул из пиа- лы. - Мудро изволили подметить, - нечестивец. Аллаха не бо- ится, не то что нас с вами. - Хм!.. - Односельчан на дыннак-той и то не пригласил. - Э-э-эй, халои-и-ик! * - донеслось с улицы. - Не говори- те, что не слышали. Джумабай Худайберген на дыннак-той приг- лашает. - Слышали?! - взвизгнул мулла Ибадулла. - Каков богоотс- тупник, а? Без нашего ведома! На той! Бек густо побагровел и хлопнул в ладоши. - Джума Худакь той затевает? - рыкнул он навстречу вбе- жавшему слуге так, что тот испуганно присел и заморгал рес- ницами. - Да, яшуллы. - Когда? - Сегодня вечером, яшуллы. - Пусть нукербаши придет. - Хоп болады. К Джуме пусть придет? - Сюда, дурак! Сейчас! Слугу словно ветром сдуло. Бек самодовольно ухмыльнулся и смерил собеседника презрительным взглядом. - Как вам это нравится? Джумабай Худайберген нашелся! Джума Худакь был и будет! - Конечно, бек, конечно! - закивал мулла. - Совсем обнаг- лел, сын греха! Сам на беду нарывается. - Свое получит! - злобно пообещал бек. - Мои нукеры ему такой той устроят, - всю жизнь помнить будет! - Давно пора, - поддакнул мулла. - Вашими руками, бек, аллах покарает вероотступника! Да будет так. О-омин! Служанка, девочка лет тринадцати в просторном ситцевом платье и потертом бархатном камзоле, внесла блюдо с йимурта- береками *. Склонилась в низком поклоне, не решаясь подойти к сидящим. Зазвенели вплетенные в десятки тоненьких косичек серебряные монеты. - Ставь сюда и убирайся! - рявкнул бек. Девочка торопливо поставила блюдо на дастархан и вышла, притворив за собою дверь. - Хорошая у вас прислуга, - одобрительно сказал мулла. И поднял руки, готовясь прочесть молитву. - Плохих не держу, - самодовольно осклабился бек. - Чи- тайте молитву, таксыр. Йимуртабереки надо горячими есть. После произнесенного фальцетом и басом "о-омин" оба про- вели ладонями по лицам сверху вниз и приступили к трапезе. Некоторое время ели молча, наконец бек не выдержал, хлоп- нул в ладоши. - То самое принеси! - приказал он вбежавшей служанке. Она исчезла за дверью и тотчас возвратилась с узкогорлым сереб- ряным кувшином. - Давай сюда! - бек выхватил у нee кувшин и кивком отос- лал прочь. - Что это, бегим? - поинтересовался мулла Ибадулла. - Мусаллас, - буркнул бек. - Да простит меня аллах. - И меня тоже, - хихикнул сотрапезник, моргая слезящимися глазами. - Ие?! - удивился Нураддин. - А как же шариат? - Шариату ничего не сделается, - заверил мулла. - Нали- вайте. - Ай да слуга аллаха! - хохотнул бек, наполняя пиалы. - Аллах простит. - Ибадулла залился мелким писклявым смешком. - Что для черной кости грех, то для нас благо. - Хитер! - одобрительно покачал головой бек Нураддин. - Самого аллаха оседлать норовишь? - Не богохульствуйте, бек, - скромно потупился мулла. - Аллах велик и всемогущ. Бек хмыкнул и осушил пиалу. Мулла последовал его примеру. Нукербаши Юсуф, мужчина лет сорока пяти, грузный и непо- воротливый, как верблюд, подоспел к плову. * Пельмени с сырыми яйцами. Бек и мулла были уже изрядно навеселе и поначалу не обра- тили на него внимания. Залихватски сдвинув чалму набекрень, мулла Ибадулла что-то ожесточенно доказывал хозяину дома, а тот, лениво развалясь на курпаче, поглаживал курчавую бороду и изредка отвечал короткими репликами. "Ишь, разговорился Ибад-чолак, - удивленно подумал нукер- баши. - То слова от него не услышишь, а тут..." - Врешь ты все, Ибад, - подзадоривал бек. - Никогда твой отец муллой не был, а уж шейхом и подавно. Служкой при моги- ле хазрат * Палван-пира был, это верно. Двор мел, приношения от верующих принимал. А муллой - ни-ни. - Был! - горячился Ибадулла. - Видит аллах, был! - Аллаха не трогай! - ухмыльнулся бек. - При чем тут ал- лах, если ты врун? - Я - врун?! - взвизгнул мулла. Нукербаши переступил с ноги на ногу и громко кашлянул. - Чего надо? - свирепо воззрился на него Ибадулла. - Позвали, вот и пришел. - Садись, - мотнул головой Нураддин в сторону блюда с нетронутым пловом. - Руки сполоснул? На нас не смотри, мы сыты. - Он обернулся к мулле. - Ну что еще скажешь, шейхза- де? ** - Ничего, - буркнул мулла, демонстративно опрокидывая пи- алу вверх дном. - Пнуть, что ли? - вслух лениво подумал бек. Мулла возмущенно сверкнул глазками, на всякий случай отодвинулся от толстых, как бревна, бековых ног и молитвенно сложил перед лицом ладони. Пробормотал на арабском суру из корана. Потом скороговоркой на хорезмском диалекте: - Да не уйдет изобилие из этого дома, да сопутствуют его хозяину успех и удача. Илая о-омин! - Омин! - откликнулись бек и нукербаши. Мулла торопливо поднялся и, не прощаясь, засеменил к выходу. - Обиделся, что ли? - удивленно произнес нукербаши, глядя ему вслед. - Кто его знает? - пожал плечами бек. - Может, брюхо схватило. Ешь, не обращай внимания. В третий раз приглашать не пришлось: орудуя пятерней, как лопатой, Юсуф живо расправился с пловом, * Святой. ** Сын шейха. выпил подряд три пиалы вина, смачно рыгнул и блаженно зака- тил глаза. - Силен! - Нураддин, сам не дурак пожрать, восхищенно по- цокал языком. - Хочешь еще? - Хватит, пожалуй, - неуверенно ответил нукербаши и пох- лопал себя по брюху, словно пробуя. - Лопну. - Не лопнешь! - весело заверил бек. - Ляган йимуртабере- ков, а? У Юсупа алчно-сверкнули глаза. - Ну как, будешь? - не унимался хозяин. - А, - чему быть, тому быть! - махнул рукой нукербаши. - От йимуртабереков никто не умер! - Вот это мужской разговор! - восхитился бек. - Эй, кто там? Служанка бесшумно скользнула в комнату. - Подойди ближе! - приказал бек. - Гостя видишь? Девочка кивнула. - Посмотри хорошенько. Служанка повернулась к нукербашн, по-прежнему не поднимая глаз. - Знаешь, кто это? Она опять молча кивнула. - Чего молчишь? Язык проглотила? - Нет, - прошептала девочка. - Как тебя зовут-то? - Гюль. - Громче, не слышу! - Гюль. - То-то. Иимуртабереки остались? - Остались, наверное. - Неси сюда. Все неси. Гость не наелся. Служанка поклонилась и вышла. - Хороша? - Бек подмигнул и осклабился. - Цветок, а? Нукербаши Юсуп опасливо покосился на бека. Шайтан поймет, что у него на уме. - Хочешь понюхать? - продолжал Нураддин. - Вы о чем, хозяин? - насторожился нукербаши. - "О чем!" - фыркнул хозяин. - Не прикидывайся цыпленком, петух! Юсуф ошалело потряс головой и прерывисто вздохнул. - Вот это другое дело! - удовлетворенно кивнул бек. - А теперь слушай меня. Джуму Худакя знаешь? - Фаэтонщик, что ли? - Он самый. - Знаю. - Так вот он дом строить надумал. - Слышал. Дыннак-той сегодня. - Правильно. Только никакого дыннак-тоя не будет, - Не будет? - переспросил нукербаши. - Не будет. Прикажи нукерам разогнать босяков. - От вашего имени? - Не от своего же. - Бек хохотнул. - А пока твои голово- резы голытьбу будут разгонять, с девчонкой побалуйся. Дарю ее тебе. Хочешь - в жены возьми, хочешь - в наложницы. По- нял? - Понял, бегим, - повеселел нукербаши. - Чего тут не по- нять? - Тогда не теряй времени. Бек плеснул в пиалу остатки вина, залпом осушил. - Чего ждешь? - А Иимуртабереки? - Иимуртабереки? А, да... - Нураддин хлопнул в ладоши. - Гюль! - Ляббай, яшуллы? - послышалось из-за приоткрытой двери. - Я тебя за чем посылал? - Не осталось, яшуллы. Снова лепить начали. - Войди. Девочка вошла. - Отправляйся с Юсуфом. Жена у него захворала. По дому поможешь. И вообще... Что? - Как скажете, яшуллы, - еле слышно ответила служанка. - Ступай. Во дворе подожди. Нукербаши проводил ее взглядом и плотоядно облизнулся. - Доволен? - ухмыльнулся бек. - Я такой. Захочу, осчаст- ливлю. Смотри сюда! - Ляббай, таксыр! - вздрогнул гость. - Нукерам скажи, - плетей не жалеть. Никого на жалеть. А Джуме - больше всех. Пусть знает, как без моего разрешения дом строить. - А что люди скажут? - заколебался нукербаши. - Той все-таки, торжество. - "Торжество!"... Богохульство, а не торжество! Делай, как говорю. Другим неповадно будет! Весь Кыркъяб собрался на подворье старого Худакьбуа. Муж- чины чинно потягивали зеленый чай из тонких китайских пиал, сидя на курпачах, брошенных поверх войлочных киизов *. На дастарханах высились груды румяных свежеиспеченных лепешек, яблок, винограда, персиков вперемежку с парвардсй, наватом, ** дорогими русскими конфетами в ярких бумажных обертках. Во всех соседних дворах томился в тандырах тандыркебаб - тонкие ломти запеченного бараньего мяса. В огромных котлах клокотала янтарная шурпа, и десятка полтора добровольных по- мощников сноровисто орудовали ножами, готовя морковь и лук для плова. Посреди двора был врыт невысокий столб, на него горизон- тально земле насажено огромное колесо от хорезмской арбы. Двое дюжих йигитов попеременно вращали колесо, так что вос- седавшая на нем Пашшо-халфа *** - знаменитая на все ханство певица, - не вставая с места, поворачивалась лицом к слуша- телям, где бы они ни сидели. Была Пашшо-халфа безобразно толста, пешком передвигалась с огромным трудом, и когда ее приглашали на той, будь то соседний кишлак или отдаленное бекство, отправлялась в дорогу на специально по ее заказу изготовленной низенькой арбе, в которую впрягали двух лоша- дей сразу. В детстве Пашшо-халфа переболела оспой, ослепла на один глаз, и на лицо ее, изрытое глубокими щербинами, не- возможно было смотреть без содрогания. Зато голос у нее был редкой силы и красоты, и, когда она, виртуозно аккомпанируя себе на сазе, исполняла дастан "Гер-оглы" или "Кырк кыз", слушать ее съезжались за десятки, а то и сотни километров. Выросшая в нищете, она с годами разбогатела, была неимо- верно скупа и ломила за свои выступления баснословную плату, отчаянно торгуясь за каждый медяк. И теперь собравшиеся на дыннак-той гости шепотом называли суммы одна невероятнее другой, которые, не торгуясь, уплатил якобы Пашшо-халфе сын Худакь-буа, внезапно и загадочно разбогатевший Джума. Уже разнесли гостям оранжевую, круто перченую наваристую щурпу в лаваб-кясах ****, уже смачно захрустел на зубах тан- дыр-кебаб, уже поплыли по двору упоительные ароматы близкого плова и большая любительница * Войлочный ковер. ** Местные сладости. *** Исполнительница народных песен и преданий. **** Фарфоровая чашка для жидких кушаний. поесть Пашшо-халфа, свесив с колеса отекшие бочкообразные ноги, пристроила на коленях бадью с шурпой, как вдруг прон- зительный крик отчаянья и боли ворвался в веселый многоголо- сый гомон. - Вай-дод, кызгинам! - вопила женщина в соседнем дворе. - Горе мне, доченька! Все смолкли как по команде. Первой опомнилась старая Якыт. - Что ж вы стоите, женщины? Там с кем-то плохо! - И она первой побежала на улицу. За нею кинулись остальные женщины. Смолкшие было гости заговорили все разом, стали подни- маться с мест. - Да успокойтесь же вы! - напрасно старался остановить их Худакь-буа. - Вы что, женщин не знаете? Изза пустяка могут переполох устроить. Оставайтесь на местах, кушайте на здо- ровье. Еще плов не подали, подарки не розданы, куда же вы? Но его никто не слушал. Торжество было безнадежно испор- чено. "Хоть бы Джума здесь был! - тоскливо подумал старик. - Обещал ведь, что на той приедет! Где ты, сынок?" Словно в ответ на его отчаянную мольбу, в воротах пока- зался Джума. По толпе гостей прокатился ропот, похожий на стон. Лицо Джумы было обезображено судорогой гнева и отчая- ния. Неся на вытянутых руках тело Гюль, он прошел сквозь расступившуюся толпу к центру двора, туда, где на колесе ар- бы, безучастная к происходящему, доедала похлебку Пашшо-хал- фа. - Что это? Что это?- закудахтала толстуха. Не обращая на нее внимания, Джума ступил на колесо, по- вернулся так, чтобы все его видели. - Смотрите, люди! - крикнул он срывающимся голосом. - Вот что сделал с моей невестой Юсуф-нукербаши! Платье на девушке было изорвано в клочья. На обнаженном теле зияли десятки ножевых ран. Скрюченные пальцы безжизнен- но повисшей руки, казалось, пытались удержать что-то усколь- зающее, уходящее навсегда. Во дворе царило глубокое молчание, лишь за воротами, не решаясь войти, приглушенно причитали женщины. - Слушайте, люди! - хрипло произнес Джума. - Все слушай- те. Я подъезжал к мосту, когда нукеры Юсуфа сбросили ее в Газават и ускакали по дороге в Ханки. Я вынес ее на берег. Гюль была еще жива, узнала меня. Если бы вы видели ее гла- за... - Он глухо закашлялся. - "Кто? - спросил я. - Кто это сделал?" - "Нукербаши Юсуф, - она едва шевелила губами. - Бек велел мне поехать с ним, помочь его больной жене... По дороге, в тугае, Юсуф приказал нукерам остановиться, потащил меня в кусты... Их было пятеро... Юсуф приказал убить меня, а сам вскочил на коня и уехал..." Джума наклонил голову, пытаясь плечом отереть бегущие по щекам слезы. Подслеповатая толстуха-халфа у его ног только теперь сообразила, что к чему, и запричитала звонким тоскую- щим голосом: - О-о-й, убили! Такую молоду-у-ую! Такую краса-аави- цу-у-у! О аллах, лучше бы я стала твоею жертвой!.. На нее зашикали, она умолкла, всхлипывая и сотрясаясь всем своим студенистым торсом. - Что мне делать, люди? - глухим, прерывающимся голосом спросил Джума. - Как пережить горе, позор, унижение? Как жить дальше? Люди безмолвствовали. Даже женщины возле ворот перестали причитать, потрясенные словами Джумы. Внезап