шалась современная высокочастотная печь на восемь программ. - Пока варю на электричестве. Когда будет побольше хворосту, удастся иногда протапливать плиту. Зато деревянное корыто естественное - сделал из большой колоды, которую художники сюда зачем-то привезли, но бросили, когда энергия кончилась. Получилось точно как было раньше - надо только наладить производство мыла, и хозяйка может стирать руками... Тряпка для мытья пола подлинная, из хлопка, как в девятнадцатом веке. Сковородки сам отливал из чугуна. Толстые, правда, получились. Он тревожно посмотрел на Ниоль. - Как вам кухня? - Ничего... - Девушка состроила неопределенную гримасу. - Никогда, впрочем, не пыталась стирать руками. Наверное, даже занятно. Смотритель просиял. В начале экскурсии хозяйство Грогора просто-таки очаровало Лэха. Но постепенно он начал ощущать в самой личности смотрителя что-то натужное, даже злое. Было чувство, будто он ждет катастрофы, которая только и дала бы его затее полный смысл и оправдание. Непонятным оставалось лишь, что откуда: то ли убежище сформировало характер Грогора, то ли он сам наложил на созданное им индивидуальное царство отпечаток собственного сознания. Смотритель, однако, не замечал настроения гостей. Он повел их в спальню и в детскую. - Смотрите, все приготовлено. Люльки для самых маленьких, кроватки, когда подрастут. Вот здесь лекарства. - Открыл вместительный шкаф. - Любые. Против каждой болезни, какая только упоминается в медицинской энциклопедии. - А где же дети? - спросил Лэх. - Вообще семья. - Собственно... - Грогор запнулся. - Собственно, нету. Еще не успел. Но семья должна быть. Это запланировано. Странно было видеть его, крепкого, какого-то выносливого, вдруг смутившимся, словно школьник. Он бросил исподлобья взгляд на Ниоль. - Думаю, что здесь каждой придется по душе. Я ведь сил не жалел. Обязательно семья и много детей. Иначе что с таким хозяйством делать одному? В новой комнате, где стены были скрыты за книжными полками, стояли крупногабаритный телесет, электропианино с компьютерной приставкой, письменный стол, несколько кресел. - Все брал в рассрочку - зарплата-то мне идет. Когда новые товары поступают, я сжигаю или раздаю. А уж за то, что себе, вот тут квитанции, пробитые в кассе. Прошелся вдоль книжных полок. - Мировая культура. Литература, музыка, искусство... Если даже мир погибнет, оно останется. В этом ряду классики: Аристотель, Дюма, Достоевский, Шекспир, Байрон там, Сетон-Томпсон. В таком духе. Книги все бумажные - мини не признаю. Тот проем - художественные альбомы. Живопись, скульптура, архитектура - представлены все страны в главных направлениях. А тут, - смотритель присел на корточки, - видеокассеты. Пятьсот пятьдесят фильмов. Вставляй в сет и смотри. Чарли Чаплин, пожалуйста, этот... как его... такой маленький, дергается, Фюнес. В общем, на любой вкус. Комедии, историческое. Потрудились как следует на участке, а вечером смотри, слушай музыку. И никого не надо. Людей вообще не надо... Вот это, например, что? - Он вынул кассету в коробочке, затем недоуменно глянул в сторону от Лэха. - А где же девушка? Лэх посмотрел назад. Ниоль за его спиной не было. Смотритель поднялся. - Может быть, в детской осталась? Сейчас посмотрю. Он вышел из комнаты, затем шаги его протопали вверх и вниз по лестнице. - В доме нету. И в саду тоже. - Вероятно, пошла спать. - Лэх пожал плечами. - Мы за день устали жутко. - Да? - Грогор растерянно осмотрелся. Оживление сразу покинуло его. Он даже как-то съежился. Взгляд потускнел, круги под глазами стали еще чернее. - Значит, ей тут не показалось. Почему? Как вы думаете? - Ну... Дело в том, что... - Стараешься-стараешься, в все зря. - Грогор присел на стол с кассетой в руке. - Почему зря? - Мне же надо завести семью. Что я тут буду раком-отшельником. - И заводите! За чем дело стало? - Как завести, если ей тут не понравилось? - Кому? - Ну этой девушке, Ниоль. Она же ушла. - Послушайте! - Лэх оторопел. - Вы же до этого дня вообще не были знакомы. Не знали, что такая вот вообще существует на свете. - Теперь-то познакомились... - Но вы... Но такого знакомства ведь недостаточно. И кроме того... Что тут, женщин никогда не бывает? Сами же говорили, что приходят из _канона_. - Приходят. - Грогор уныло покивал. - Только они нечистые. У них в племени групповой брак, свободная любовь. Наркотиками занимаются, и ни одна работать не хочет. Шляются голые по пустыне, только наесться и насчет того самого... А вот Ниоль мне сразу понравилась. - Смотритель подошел к полке. - Удивительно как-то. Все ведь есть, что человеку может потребоваться. Здесь вот детективы, там путешествия. Классики все до одного. - А вы их сами читаете? - Кого? Классиков? - Ну да! Книги. Смотритель недоуменно посмотрел на Лэха. - Смеетесь вы, что ли? Откуда у меня силы возьмутся? И время. Какое там читать, когда я уже несколько лет в сутки сплю по три часа? Такое хозяйство поднять! Посмотрите на руки. - Грогор швырнул кассету на стол, повернул кверху ладони все в янтарных мозолях, как черепаший панцирь. - Кругом же один. Это вам не город, где свои двести минут в конторе отсидел, а потом тросточку в зубы и пошел приключений искать. Не то что читать, тут буквы позабываешь, как они выглядят. Хозяйство затягивает же, верно? Сделал запас чего-нибудь на год, потом начинаешь думать, почему не на десять. Чем-нибудь другим занимаешься, а мысль-то гложет. Взять воду хотя бы. Вон там цистерна на пятьдесят тысяч литров. Сначала бульдозером, экскаватором подготовил для нее место, потом ее самое разыскал в пустыне, трактором волок через весь этот хаос. За что ни возьмись, все работа. От недосыпа голова раскалывается, ходишь как очумелый. А вы говорите - "читать"! Я и фильмов-то этих не видал, альбома по искусству не открывал ни разу. Подойдешь только иногда, потрогаешь корешок осторожно, чтоб не запачкать грязной рукой. - Ну спасибо. - Лэх вздохнул после паузы. - Пожалуй, тоже пойду. - Коровник не хотите посмотреть? Как раз заканчиваю там автоматизацию. - Устал. Прямо не держусь на ногах. Долину уже затопило тенью. От земли несло влагой и прохладой. У пшерузного поля Грогор вдруг остановился. - Скажите... - Что? - Только откровенно. - Ну-у... конечно. - Может, я с ума сошел? Вам не кажется? - Что вы? - Лэх попятился. - Конечно, нет. - У меня тут какой-то Ноев ковчег. Чем больше запасаешь, тем больше открывается, что, мол, такого-то еще надо и такого-то. Нет конца. За щебеночной горой бесчисленные окна несуразной гостиницы ярко горели на фоне темного неба. Потом они все разом погасли. В вестибюле смотритель зажег свечу - маленькое желтое пламя повисло во мраке огромного помещения, как в пустоте космоса. Возле широкого лестничного марша, вручая Лэху подсвечник, Грогор потоптался. - Пойду все-таки к себе. Надо кончать в коровнике. Вообще дел невпроворот. Овцы тоже не поены... Если у вас возникнет какая-нибудь нужда, нажмите в номере кнопку возле двери. Ко мне на участок проведена сигнализация с автономным питанием. Так зазвонит, что я везде услышу. Снова Лэх завалился в постель. Но не суждено было. В двенадцать его разбудил собачий лай из коридора. Лай, рычание, шаги - все приближалось. В тревоге Лэх сел на постели. Дверь отворилась. На пороге были смотритель и высокий мужчина с бакенбардами. В руке он держал белую маску, на нем был жесткий комбинезон с петлицами, на которых единицы и нолики. - Пришлось привести к вам еще одного постояльца. - Грогор от своей свечи зажег ту, что была на туалетном столике. - Заблудился в подземке, только что вышел. А в других номерах у нас тут полная тьма. Здоровенная черно-белая собачища - точная копия той, что загнала его на трубы, - протиснулась между ногами вошедших и принялась обнюхивать колени Лэха. Голова у нее была больше, чем у человека. Обнюхав, она подняла на Лэха внимательный, испытующий взгляд. Лэх окаменел. - Она ничего, - сказал бакенбардист. - Кусает только на охраняемой территории... Ложись, Бьянка... Вы не возражаете против вторжения? Собака несколько раз покрутилась на ковре за своим хвостом, улеглась, положив голову на лапы, не сводя взгляда с Лэха. - Пожалуйста. - Лэх сам слышал, как дрожит его голос. - Какие там возражения? Смотритель не уходил. - Простите. Можно вас на минуту? - Меня? - Лэх поднялся. (Собака тоже встала сразу же.) - Сейчас оденусь. - Да не надо. В коридоре никого нет. Лэх вышел в трусиках. Собака сунулась было за ним, бакенбардист оттащил ее. Грогор отвел Лэха в сторону от двери. - Извините меня еще раз. - Ну-ну?.. Смотритель уперся пальцами в ложновыпуклый завиток на стене. - Скажите, она замужем? - Кто, Ниоль? - Да. - Не знаю. По-моему, нет... Впрочем, совершенно не представляю себе. Ничего не могу сказать. - Она вам ничего про меня не говорила? Что я, мол, не совсем в себе. - Мы о вас вообще не разговаривали. - Вы к ней не заходили вот сейчас вечером? - Нет. - И она к вам? - Тоже не заходила. Думаю, спит уже давно. - Хорошая девушка. А где она работает? - В городке. Какая-то у них там организация. Фирма. Грогор ударил себя кулаком по лбу. - Черт!.. Как вы думаете, может, мне все это бросить? Экологию. - М-м-м... Понимаете, м-м-м-м... - Ладно. - Грогор вдруг сунул Лэху свою железную ладонь. - Спасибо за совет. Может быть, я так и сделаю. Когда Лэх вошел в номер, мужчина с бакенбардами уже сидел на постели раздетый. - Меня зовут Тутот. Я из Надзора. - Лэх... - Где вы работаете? - ИТД, - сказал Лэх, ужасаясь собственной глупости. Но, несмотря на все усилия, ничего другого не приходило в голову. - ИТД. Инспекция. Однако мужчина с бакенбардами лишь вздохнул укладываясь. - Где только люди не состоят. У меня есть знакомый, так на вопросы, где служит, кто такой, отвечает, что олух. Серьезно. Потому что это какая-то Объединенная лаборатория углубленных характеристик... Вы как добирались сюда? - Пешком... То есть вертолетом. - Мне тоже придется вызывать по радио вертолет. Другая возможность как будто отсутствует. Хотите, подвезу вас завтра? Правда, только до городка. - Спасибо. Но я приехал не один. И дела еще. - Курите? - Нет... Вернее, да. Закурили. Тутот вытянулся на постели, глядя в потолок. Сигарета зажата в зубах. - Блаженство вот так - ноги кверху. Вымотался до конца. Гнались за нарушителями, попал в подземную технологию. И там постепенно погас свет. Представляете себе, оказался в полном мраке. Если б не вывела Бьянка на магнитную дорогу, не знаю, чем кончилось бы. У нас в прошлом году двое заблудились - не здесь, а западнее, с бетонного старого шоссе. До си-х пор никаких следов... Не приходилось бывать на магнитной? - Да... Вернее, никогда не бывал. Ни разу. Мужчина с бакенбардами внимательно посмотрел на Лэха. - С кем вы тут? - Один наш сотрудник. Женщина. - Молодой? То есть молодая? - Почти. Не старше сорока. Девушка, в общем... Правда, их не очень разберешь сейчас. Может быть, двадцать три. - Лэх почувствовал, что запутался. - Простите, давайте спать. Лег и отвернулся к стене. Сердце стучало, как ему казалось, на весь коридор. Слышно было, как Тутот возится на кровати, умащивается, гасит свечу. Лэх отсчитал примерно час, потом, стараясь не производить ни малейшего шума, сел на постели. Натянул подаренные Грогором штаны, ногой нашел один ботинок. У него был план разбудить Ниоль и сразу же, ночью, уходить в пустыню. Мозг кипел злобой на смотрителя - нашел кого подселить в номер, меланхолик несчастный. Он нагнулся за вторым ботинком, щека ткнулась во что-то мокрое. Поднял руку, нащупал в темноте огромную шерстистую голову и понял, что мокрое было собакиным носом. В тот же момент вспыхнул огонек зажигалки и передвинулся. Зажглась свеча. Собака стояла рядом с Лэхом, а Тутот сидел на своей кровати напротив. - Не спится? - сочувственно сказал сотрудник Надзора. - Мне тоже. Когда устанешь, это всегда. Впрочем, у меня вообще бессонница. Может быть, поболтаем? Он встал, прошелся по комнате. От двери к окну ему приходилось спускаться, обратно - шагать вверх. - Знаете, чем я занимаюсь по ночам, когда вот так вне дома? Злюсь... Лежу с открытыми глазами и произношу нескончаемые внутренние монологи. Мысленно ругаюсь с начальниками, мысленно спасаю тех, за кем гоняюсь в светлое время суток... Собственно, я ночной опровергаю себя дневного. Вам знакома такая ситуация?.. Кстати, может быть, вам неизвестно, но наша служба может преследовать нарушителей только в пределах юрисдикции фирмы. На любой другой территории действует презумпция невиновности или принцип "не пойман - не вор". Даже если б я, допустим, встретил сейчас нарушителя, которого узнал бы в лицо, - мужчина с бакенбардами остановился посреди комнаты, воззрившись на Лэха, - всякая попытка схватить его с моей стороны исключена. Я даже не имею права следить или выступать с какими-либо обвинениями... Но это все между прочим: я уже говорил, что ночью превращаюсь в совершенно другого человека. Опять он стал прохаживаться взад-вперед. Собака села на ковер рядом с Лэхом, привалилась к его ноге крепким, неожиданно тяжелым телом. - Да, ночь... Интересное время. Вы заметили, что именно ночью люди пытаются осмысливать свои дневные занятия и вообще мир, где мы живем. Днем-то ведь нам постоянно некогда. Однако нашу действительность осмыслить, понять нельзя. Знаете отчего?.. Оттого, что она не представляет собой связного и гармонического целого. Оттого, что девяносто процентов следствий есть результат всего одного процента причин. На мир влияет не то, что делаем, думаем мы - вы или я, - живущие в многоквартирном доме. Существенны лишь решения, которые принимаются в особняках за каменными оградами. Но там-то все происходит тайно, а мы встречаемся с хаосом разрозненных явностей, которые еще офальшивлены коммерческой рекламой, личными интересами всяких тузов, их борьбой. Вы не согласны? - М-м-м... э-э... Если мы только думаем и даже не делимся своими мыслями ни с кем, это, конечно, ни на что не влияет. - Правильно. Другими словами, видимая действительность безрадостна, непостижима, и мое единственное утешение - старинные поздравительные открытки. Он подошел к Лэху. - Никогда не увлекались старинными открытками? - Открытками? - У меня дома превосходная коллекция - не самих старинных открыток, естественно, поскольку они невообразимо дороги, а их современных подделок-перепечаток. Котята с бантиками, Санта Клаус с рождественскими подарками, цветочки и все в таком духе. Кроме того, я владею одним оригиналом. Это ненецкая поздравительная открытка, Мюнхен-1822, которая является копией древненемецкой политической листовки эпохи начала протестантизма. Здесь довольно сложная символика. Изображены два льва - один с раздвоенным хвостом, второй с двумя головами. Ввиду исключительной ценности открытки я всегда ношу ее с собой. Вот посмотрите. Нагнувшись к комбинезону, повешенному на спинку кровати, мужчина с бакенбардами достал из внутреннего кармана темный футлярчик, вынул оттуда неровный, с шероховатыми краями картонный прямоугольник. Бережно положил под свечой. - Посмотрите поближе. Кстати, это удачно, что свеча. При свечах такие открытки выигрывают. Лэх тупо глянул на прямоугольничек. На темной поверхности не было видно решительно ничего. Тутот прикурил от спички, потряс ее, гася, снова заходил. - Я не утомляю вас, нет? Если что, вы скажите... Так вот, если вам нескучно, могу рассказать, как я понимаю эту символику. Оба льва сидят на помосте и соединены цепью. На голове одного папская тиара... Лэх схватился руками за собственную голову. На миг ему показалось, будто пол и потолок поменялись местами и сотрудник ходит наверху как муха. И без того за один день было слишком много всякого, а тут еще открытки со львами. Он отпихнул собаку, как был, в брюках и в одном ботинке, упал на постель. Поставил звоночек часа на четыре тридцать, закрыл глаза. Словно через вату, к нему доносилось: - У льва-папы раздвоенный на конце хвост, что свидетельствует... На другом разукрашенном помосте... Второй лев двухголовый. Первая увенчана курфюрстской короной, на второй колпак, обозначающий... Сквозь сон Лэх сказал: - Такого льва нельзя рассматривать в качестве одного двухголового. Только как двух общительных львов. И провалился окончательно. Небо за окном было зеленовато-перламутровым, когда он проснулся. Сотрудник лежал на спине, громко похрапывая. В свете раннего утра его лицо с резкими чертами выглядело помоложе, чем ночью. Открытку он так и оставил на столе. Лэх вымылся и оделся. Собака ни на секунду не спускала с него пристального спрашивающего взгляда. Лэх взял картонный прямоугольничек, посмотрел, положил на прежнее место. Решительно ничего нельзя было различить на темной поверхности. Вышел в коридор. И собака вышла вместе с ним. Лэх почесал в затылке, вернулся в номер. Собака тоже вернулась. Он попробовал выскочить проворно. Но собачья голова оказалась в щели еще раньше его самого. Надо было что-то решать. Он потряс мужчину с бакенбардами за плечо. - Эй, послушайте! Ваша собака... Тутот, не открывая глаз, взял со стола открытку, уложил в футляр, сунул его в карман висящего комбинезона. Пробормотал что-то во сне, накрыл голову углом сбившейся простыни. Собака стояла рядом с Лэхом, рослая, широкогрудая. Половина морды была у нее черной, половина белой. - Тебе чего надо? Собака вильнула хвостом, как парусом. - Черт с тобой! Хочешь идти, пошли. Ниоль в своем номере у зеркала рассматривала себя в новом платье. Она расширила глаза на собаку. Лэх рассказал о Тутоте. - Точно. - Девушка кивнула. - Вчера забыла вас предупредить, что уже не надо опасаться. Грогор эту механику знает, поэтому привел человека к вам. - Повернулась к собаке. - Как ее звать? - М-м-м... Бьянка. - Поди ко мне, Бьянка. Собака посмотрела на Лэха, как бы спрашивая разрешения, перевела взгляд на Ниоль и вильнула хвостом. Снаружи было свежо, даже холодно, когда они ступили на каменистую тропинку, ведущую через сад смотрителя. Грогора не было видно, да и вообще казалось, что весь отель опустел. Что-то изменилось на участке с вечера - Лэх не мог сообразить, что именно. Они миновали пшерузное поле. Затем Лэх увидел поверженную трубу, понял, чего не хватало. Грогор разрушил свое энергетическое хозяйство, перерубив тяжи, которые держали трубу в вертикальном положении. Спутанным клубком лежала система тросов, и тут же валялся топор. Не сказав друг другу ни слова, девушка и Лэх продолжили свой путь. Зелень осталась позади, с вершины холма перед ними открывался неземной пейзаж. Безжизненные асфальтовые такыры, песчаные кратеры, бетонные каньоны - все было залито багровым мрачным светом туманного восхода. Черным силуэтом высились там и здесь ржавеющие строительные краны, словно деревья чужой планеты. С ближайшего снялась птица, вяло махая крыльями, полетела к востоку, где еще чуть-чуть сохранилось леса и степи. А солнце быстро всходило. Через минуту после того, как открылся его сияющий шар, небо стало голубеть, пустыня на глазах теряла угрюмый вид, окрашиваясь в желтые, бурые, синие оттенки. Сразу сделалось заметно теплее. - Может, нам надо было воды запасти? - сказал Лэх. - Только взять не во что, если вернуться. Но Ниоль была против: - Неохота задерживаться. По-моему, тут должно быть много колодцев... то есть выходов водопроводных труб. Скорее всего те дикие племена и кочуют от одного источника к другому. Они бодро зашагали. Собака убегала вперед, скрывалась за кучами битого кигона и возвращалась. Тропинка сворачивала влево от направления на восток, и Лэх остановился. - Лучше нам по дорожкам, а? Если просто так, заплутаемся еще. Даже носороги в заповеднике, я читал, ходят в джунглях по тропинкам. - Не стоит. Напрямик быстрей доберемся. Мне, кстати, вечером надо быть на работе - поливать цветы в саду. Полдень застал их среди необозримых завалов щебня обессиленными. Лэх и Ниоль, по их расчету, оставили за собой километров тридцать, и сначала те давались не слишком тяжело. Дважды они попадали на отрезки засыпанной песком, затянутой глиной дороги - то ли предполагаемой автострады, то ли улицы; последний отрезок продвинул их разом километров на восемь. Вообще идти было интересно, потому что местность все время менялась. То долина, рассеченная кигоновыми фундаментами, то огромные белые штабели каких-то плит, то почти непроходимые заросли ржавых проволочных сеток, то песчаные либо гравийные дюны. Иногда, спустившись в центр очередного котлована, Лэх чувствовал себя как в первобытном мире. Вот они двое, мужчина и женщина, пара, которой снова зачинать род человеческий среди дикости строительного запустения. И даже собака с ними - представитель фауны. Правда, начисто отсутствовала флора. Но можно было думать, что на базе техники, которую теперь уже следовало считать самой природой, удастся создать искусственные растения. Однако позже он слишком замучился, чтобы размышлять о таком. Около часа они брели по всхолмленной щебеночной равнине, где однообразие окружающего лишь изредка прерывалось огромной бесформенной бетонной глыбой, безжизненным, окостеневшим телом маленького компрессора или трупом могучего бульдозера, полузасыпанного, погибшего как раз в тот момент, когда он взялся толкать перед собой кучу каменных обломков. Было ужасно жарко, контуры щебеночных барханов подергивались, смущаемые струящимся вверх горячим воздухом. Лэх попытался плюнуть просто для опыта, но с трудом собранную, густую, липкую слюну невозможно было вытолкнуть из пересохшего рта. Почва здесь понизилась, косая башня скрылась за низким горизонтом. - Не могу больше, - хрипло сказала Ниоль. - Давайте отдохнем. Она присела на кожух компрессора и тотчас вскочила. - О-ой! Как сковорода! - Огляделась. - Сесть-то не на что. Придется постоять... Вы уверены, что правильно выдерживаем направление? - Надеюсь. Мы же все время на солнце. Девушка задумалась, потом подняла на Лэха тревожные глаза. - Слушайте, ужасная мысль! Ведь солнце тоже двигается. - Ну? И что? - Оно на востоке только восходит. А к двенадцати должно быть уже на юге. А мы-то что делаем? Лэх ошеломленно уставился на солнце. - Да... Похоже, что мы все время поворачиваем, идем дугой. Поэтому и городка не видно. Как нам раньше не пришло в голову? - Конечно. А если так и следовать за солнцем, мы бы к ночи вернулись в отель. Значит, теперь нам надо идти, чтобы солнце было на правом плече. Лэх, расстроенный, кивнул. Сгустившаяся кровь громко билась в висках, он боялся, что потеряет сознание. - Еще как-то по азимуту определяют направление. По-моему, азимут - это угол между чем-то и чем-то. Ниоль усмехнулась. - Я тоже всегда так думала... Вы не сердитесь, что не взяли воды? - Нет, что вы! - И если мы тут пропадем, все равно не будете сердиться? Похоже, тут можно пропасть. - Конечно, не буду. Собака, коротко и часто дышавшая, села рядом с Лэхом. В шерстяной шубе ей было жарче всех. Влажный язык она вывалила - Лэх никогда не думал, что у собак такой длинный язык. Едва только он заговаривал, собака принималась неотрывно глядеть ему в глаза. Как будто ей всего чуть-чуть недоставало, чтобы преодолеть рубеж, после которого человеческая речь станет для нее совсем понятной. Сверху послышался отдаленный гул. Голубой самолетик, почти невидный в чаше неба, уходил к югу. Нелепым казалось, что пассажиры сидят там благополучные, в комфорте, совсем и не подозревающие, что двое внизу, в пустыне, провожают их тоскливым взглядом. Ниоль вздохнула и посмотрела на собаку. - Идея! Знаете что, пусть она ищет! Может быть, учует воду. - Бьянка? - Конечно. Она, наверное, думает, мы просто гуляем. - Ищи! Ищи, Бьянка! Собака заметалась, поскуливая. - Ищи воду! Ищи людей! Собака замерла, потом галопом бросилась прочь. Парусный хвост мелькнул несколько раз, уменьшаясь, исчез за ближайшим холмом. Прошла минута, другая... пять минут, десять. Жара становилась окончательно невыносимой. Ниоль и Лэх старались не смотреть друг на друга - страшно было услышать или высказать, что собака вообще не вернется. Но вдали раздался лай, начал приближаться. Лэх и Ниоль просияли. Собака вымахнула на пригорок. Двое заторопились к ней. За этим пригорком обрывалась наконец опостылевшая щебенка. Даже не так стала давить жара, когда они вышли из серого однообразия. Спустились в долинку. Собака бежала, оглядывалась, останавливалась, поджидая. Потом вовсе стала, опустив морду к земле. - Человеческий след! Двое заторопились за собакой вдоль долины. Но путь преградила гигантская заваль пустых консервных банок, влево уходящая за горизонт. Было страшной мукой идти по ним - при каждом шаге нога проваливалась, банки с грохотом выскакивали из-под ступни, ржавчина столбами повисала в неподвижном воздухе. Лэх и Ниоль несколько раз сваливались поодиночке, потом взялись за руки. Собака прыгала впереди, подняв нос, принюхиваясь, видимо, брала след чутьем. Разговаривать было нельзя из-за непрерывного шума. Банки кончились, их главный массив простерся к востоку. Начались пакеты из-под молока. Упругие, они тоже выстреливали из-под ног, но здесь хоть падать было легче. Потом Лэх и девушка оказались в теснине среди неоконченных строений, тоже затопленные пакетами. Силы быстро покидали обоих, они остановились отдышаться. - Эй! Ниоль и Лэх обернулись. На кигоновой стене стоял человек в ярко-зеленом комбинезоне. Через полчаса, напоенные, накормленные, они блаженно возлежали на брезентовой подстилке в палатке начальника экспедиции. То была группа, разыскивающая подземную магнитную дорогу. Узнав, что туда можно проникнуть возле отеля, зеленый начальник отдал распоряжение свертываться своим зеленым сотрудникам, а сам, обрадованный, словоохотливый, все подливал гостям в стаканы зельтерскую из морозильника. - Пейте, пейте. Угостить путника - закон пустыни. Для нашей группы счастье, что вы на нас вышли. Четвертую неделю разыскиваем дорогу - правительственное задание. В каких-то блоках памяти есть, конечно, полная информация о ней, но попробуй отыщи. Вообще так дальше продолжаться не может. Сложнейшая технология требует именно централизованного, единого руководства. Нельзя же, чтобы один в лес, другой по дрова, а третий знает, да не скажет, потому что невыгодно. - Как вы ищете дорогу? - Обыкновенно. Бурим. Думаете, легко найти? Во-первых, она очень глубоко. А потом тут вся почва нашпигована - трубы, кабели, всевозможные резервуары, склады. Буры все время приходится менять, потому что натыкаемся на металл... Пустыня сама, кстати, мало изучена. Карт нету. Собирались делать топографическую съемку, но дальше разговоров не пошло. Из Географического общества один путешественник взялся было исследовать Великую Баночную Заваль, которая тут рядом начинается. Обошел ее кругом за несколько недель, а внутрь - потыкался-потыкался и отстал. По этим банкам никакой транспорт не идет. Он просил верблюдов из зоологического сада, не дали... Я, например, знаю, что на северо-западе есть озера машинного масла и поблизости перфокартные горы. Облетел их на вертолете, но сверху-то не определишь глубину структур, их особенности. В одном самом большом озере масло отработанное, в других нет. Черт их знает, откуда они взялись. Поскольку пустыня чуть не погубила их, Лэху и девушке хотелось знать о ней побольше. Они охотно поддерживали разговор. - Но есть местные племена. Разве не могут помочь? - Дикие, что с них проку? Кочевые - только от одной водоразборной колонки до другой. Оседлое племя, канон, тут, правда, недалеко. Это вам повезло, кстати, что вы на них не наткнулись. - Почему? - Берут в плен, и не вырвешься. Такая у них религия. Считают, что наступил конец света, и в последний час цивилизации все должны отказаться от всего человеческого. Там командует женщина-гипнотизер. Кто к ним попал, стараются сразу наркотиками накачать. - А чем же они тут питаются? - спросил Лэх. - Я думал, живут возле отеля. И оттуда пользуются пищей. - Ездят. Приручают машины и ездят. - Как приручают? - Переделывают на ручное управление. Электровагонетку поймали - она тут ходила сама по себе, автоматизированная, по узкоколейке. Переоборудовали... Вообще у них жутко. Пляшут, завывают, пляшут. Оргии - не поймешь, кто мужчина, кто женщина. Сами развратные и считают, весь мир должен быть таким. - Бр-р-р-р-р! - Ниоль с деланным ужасом передернула плечами. - А кочевые племена? - На них никто не обижается. Это главным образом литературоведы, театральные критики. Тощие все, как из проволоки. Вождь у них - одичавший лауреат искусствоведения. Почти ничего не едят, а только спорят. Я однажды заблудился, сутки провел в стойбище. Лег усталый у них в шалаше, но до утра глаз не сомкнул, потому что всю ночь над головой "трансцендентность", "антисреда", "сенсейт", "субъект-объект", "сериндибность", "алиенация" - обалдеешь. В этом племени самое жестокое наказание - лишить слова. Один нашел банку консервов, съел, не поделившись. Приговорили неделю молчать. Завязали рот, отвязывали только, чтобы покормить. И, представьте себе, умер, задушенный теми возражениями, которые у него возникали, когда другие высказывались. В целом они ничего. Иногда приходят в город наниматься на временную работу. Исполнительные, честные. Но делать ничего не умеют, вот беда. У меня на буровой один тоже есть сейчас. Только ему поручать чего-нибудь настоящего нельзя - стараться будет, но не справится... А вообще-то людей не хватает ужасно. - Это была больная тема у начальника, он нахмурился. - Вот смотрите, выйдем сейчас на подземную дорогу, а как мы будем разбираться без физика-электронщика? Нам электронщик до зарезу нужен. Однако попробуй найди для такого дела. Все специалисты разобраны по монополиям. Конечно, у монополий денег больше, и они могут предложить людям лучшие условия, чем на государственной службе. Наш бюджет все время режут. Конечно, эта чертова технология сбилась и стала над нами, раз специалисты все в частном секторе и работают, по существу, друг против друга. Если серьезно говорить, в наших условиях прямая война идет - или промышленно-технологический аппарат окончательно поработит человека, или человек сделает его своим другом. Про себя-то не думаешь, черт с ним! Но ведь дети, внуки - в каком мире им жить? Он прошелся по тесной палатке, задевая плечами и локтями торчащие детали всяческого оборудования. - У вас электронщика знакомого нету? Добровольца - чтобы на нищенскую зарплату... А то войдем в подземку, не будем знать, за что с какого конца браться... Буровая вышка была снята, лагерь упаковался, и после сытного обеда начальник экспедиции вывел гостей на проторенную тропинку. ...Розовая улица, Тенистая. На Тенистой было неожиданно оживленно. Десяток молодых людей в элегантных, неуловимо схожих костюмах и в чем-то схожими физиономиями, сбившись в кучки и негромко переговариваясь, изучающим взглядом проводили Лэха с Ниоль, оборванных, обожженных солнцем. Один еле слышно свистнул собаке, та огрызнулась. Лэх и его спутница еле волокли ноги, однако на Сиреневой обоим с собакой пришлось прямо-таки пробиваться сквозь толпу шикарных мобилей и людей. Только у дома номер пятьдесят было посвободнее. Грузный мужчина, одетый, будто только что с витрины самого дорогого и модного магазина, и с лицом столь выхоленным и властным, что Лэх и не видал никогда, пытался что-то доказать владельцу старой шляпы и огромного рта. - Но у меня есть пропуск. - Не имеет значения. - И выпуск. Мои секретари просто не знали, что потребуется еще и запуск. - Незнание закона не отменяет его. - Мужчина в старой шляпе равнодушно сплюнул в сторону. - Тем более что у нас чрезвычайное положение... Кто-то тронул Лэха за плечо. - Добрый день. Значит, Бьянка с вами? Рядом стоял Тутот. Сотрудник Надзора извлек из кармана ошейник и намордник, с ловкостью фокусника надел их на собаку и прицепил ее, зарычавшую, на поводок. - Рад снова повидаться с вами. Неправда ли, хорошо потолковали ночью?.. Как добрались? Я вертолетом. - Он взял Лэха под руку. - Между прочим, внутри ограды садика уже юрисдикция фирмы. Сообщаю вам об этом чисто информативно. Если б я, скажем, увидел там человека, за которым гнался вчера среди труб, мне пришлось бы приступить к исполнению служебных обязанностей. В то же время на улице, вот здесь, где мы стоим, по эту сторону ограды, такому человеку ничто не угрожает. Перепалка возле калитки продолжалась. - Но почему нам не оформили перепуск, если перепуск, как вы утверждаете, необходим? - Мне-то какое дело? - Позовите вашего начальника. Тутот подал Лэху визитную карточку. - Заходите. Посмотрите коллекцию открыток. Ниоль недоуменно осматривалась. - Что-то у нас произошло. Столько народу никогда не накапливали. Давайте прощаться, Лэх. Девушку увидел большеротый мужчина, удивительным образом рот его тут же сделался нормальным, подошел, оставив лейтенанта, заговорил шепотом: - Слушай, где вы пропадали? (Кивнул Лэху.) Ребята устроили аварию, выключили Силовую. (Тутот деликатно отступил, тащя упирающуюся собаку.) Беги скорей и скажи, что вы нашлись. Ниоль повернулась к Лэху: - Выбирайтесь отсюда, подойдите к садику с той стороны. Я сейчас же буду. Лэх начал выталкиваться. На узкой улочке было совсем тихо. Лэх оперся на деревянную ограду. Небольшой садик зарос густо, пышно - выходящая девушка старалась не напрасно. Ниоль появилась на заднем крыльце. Уже в длинной, ниже коленей юбке с кофточкой и белом передничке. В руке лейка. Подбежала к Лэху. Остановилась. - Ну вот... Ребятам рассказала. Все передают привет. Лэх кивнул. Они смотрели друг на друга. - Мы с вами никогда ведь не забудемся, верно? Вообще замечательно, что мы встретились. - Конечно. - Так приятно было смотреть на нее, ловкую, ладную. И эти синие глаза под черными бровями. - Напишете Кисчу, вложите листок для меня. Я отвечу... Всегда будем друзьями. Над низенькой оградой Ниоль обняла Лэха. Они поцеловались, и Лэх побрел на перекресток, где вчера оставил мобиль. Городок словно вымер. Покойно спали заборчики, вывеска парикмахера, красные и бурые черепичные крыши, промытые, радужно искрящиеся старые стекла в окошках. Бодрый старик, не признающий лекарств, издали помахал рукой Лэху. Он подошел к своей машине, положил руку на капот. - Уф-ф-ф-ф... Заполненные были два денечка, ничего не скажешь. - У-у-уф-ф-ф-ф... Окружил запах собственного мобиля: привычный табак, бензинчик, который он по старинке использовал для запуска, выцветший зонтик Роны. Все это придвигало к дому, предвещая конец путешествия. Приближало если не по географии, то психологически. - О-хо-хо-хо-хо!.. Зажег сигаретку. Надо было что-то решать - дома жена ждет с ответам, то есть как раз с решением. Поднял к груди руку, чтобы вынуть из кармана желтый листок "Уверенности", и сообразил, что тот остался в подземелье. - Ладно. Он, собственно, знал уже, что будет делать. Сел за руль и только включил мотор, как увидел спешащих к нему через площадь Ниоль с собакой. Не в такт взлетали белый передничек и белый хвост. Открыл дверцу, выбрался. - Повезло, что вы еще не уехали... Такое дело, Бьянка не хочет спускаться под землю. Возможно, слишком напугалась, а может быть, и работа не нравится. Ее тащили-тащили. Собака вертелась вокруг Лэха, поскуливая. Вдруг поднялась на задние лапы, оказавшись ростом с него самого, положила передние лапы ему на плечи, лизнула в нос. Он еле удержался на ногах. Отступил, наткнувшись на мобиль. - Тутот просил узнать, может, вы ее возьмете. - Взять?.. Как, совсем? - Да. Хорошая ведь собака. - ?.. - !.. - Ну пусть. Возьму. Открыл заднее отделение. Собака - будто у нее все было уже давно продумано - прямо с земли прыгнула на сиденье. Легла, заняв его целиком, положила голову на лапы, примериваясь. Подняла голову, поерзала большим туловищем, опять положила. - Только потом не откажитесь. А то куда ей?.. Впрочем, вы не откажетесь. - Нет. Хорошая собака. Жена ее полюбит. А мальчики-то... - Не будет трудно с ней в городе? - Ничего... Нам в городе, пожалуй, мало и придется. Больше в палатке. - В палатке?.. - Ниоль смотрела недоуменно, потом начала краснеть. Поняла. Шагнула вперед, прижалась своей щекой к его. - До свидания. Раз так, может быть, до скорого. Обязательно прочтите книгу о Моцарте - там есть про Хагенауэра. Вообще она вам понравится... Да, как вам отвечать на письмо? Останетесь Лэхом или вернетесь к первоначальному? К Сетере Кисчу? - Скорее всего вернусь. ...Ресторан в столетнем почти что особнячке, древняя пороховая пушка за чугунной оградой, качающиеся булыжники центральной площади, редакция, крайние домики городка. Открылся полевой простор. Сетера Кисч переключил на четвертую, автомобиль пошел быстрее нырять и переваливаться по выбоинам бетонки. Опускающееся солнце стояло прямо над вытянувшимся вперед шоссе. Кисч ехал на закат. Позолотились с одного края стебли пшерузы, стволы и кроны деревьев, подпорки изгородей. В теплом воздухе медленно опускалась пыль, поднятая шаркающим шагом усталого прохожего. Запах клевера веял с лугов. Все-таки пока еще неплохо на земле. Навстречу неторопливо проплыл плакат на двух столбиках. Последовательность рекламных надписей с этой стороны была противоположной. А ВАМ НЕ СТЫДНО? Это насчет дурного настроения. А какое у него сейчас? Он почувствовал, что дрожь продернулась по спине, а где-то в самой глубине сознания возник победный светлый ритм и рвется наружу. Неопределенное настроение. Но дело не в этом. Долото в том, что вчера не один, не два раза оно было плохим до отчаянности. Однако ведь он на привязи - фирма гарантировала, такого не может быть. Вот не может, а было! Неужели же он совсем избавился от надзора машины? Похоже, что да. Хотя электроды так и сидят, как сидели... Взять хотя вчерашний день. Разве не радостно, что ему стало по-настоящему тяжело, когда он увидел Лэха двухголовым? Разве это плохо, что ему стало нехорошо в коридоре? Ведь прежде-то такого вообще не было; он и размышлять не мог совсем из-за этих стимсиверов. Едва начал раскидывать мозгами, потер лоб, нахмурился, тотчас сигнал туда-обратно, и накатывает простодушное наслаждение бытием. Только с металлическим привкусом во рту. Хочется бегать, прыгать. Случалось, они с Роной прочтут биржевой бюллетень, расстроятся, а через минуту друг другу улыбки, все забывается, и взбрыкивают, словно молодые телята. Но в последние годы уже не так. И он и жена стали больше принадлежать себе - могут и волноваться и беспокоиться. А вчера, когда заблудился там, в технологических джунглях, никакая насильственная радость ему не мешала. Был полностью самовластным человеком - понимал, что может погибнуть, и искал выхода. Но почему оно все так переменилось? Откуда у мозга берется способность противостоять тому, что навязывает машина?.. Приходится думать, что мозг сумел-таки сохранить, сберечь себя. Мобилизовал небось всю невообразимую, миллионом веков выработанную сложность против монотонной электрической команды, создал структуры, связи, что позволяют ему обойти влияние компьютера. И побеждает... Впрочем, естественно. В конце концов, не машина выдумала мозг, а он ее. Однако если так, то замечательно. Тогда выходит, что привязь не слишком-то крепкая. Вместе с тем вот вопрос - зачем все это мозгу? Ведь, казалось бы, веселее веселиться, не переставая, радостней радоваться...