таясь друг от друга, точно преступники. Крисе досмотрел судьбу до донца. В обморок он не падал. Сцепил зубы и досмотрел. Подозрение подтвердилось, и Крисе знал теперь, что ему делать. В субботу, двадцать первого августа, Флетчер спросил: - Что ты думаешь, Крисе, насчет морской прогулки? Возьмем катер, удочки. Половим макрель. Крисе знал, что ничего не изменишь. И эту фразу компаньона он тоже знал. Начинался конец финала такого же, как у кинозвезды и генерала Макговерна. Может быть, Крисе хотел бы отказаться, бежать от Флетчера, протестовать, он ничего этого не сделал. Он ответил: - Поедем. И все пошло по сценарию. Разве наша жизнь не сценарий, написанный и утвержденный природой? Крисе знал этот сценарий и знал, что ничего нельзя изменить. Даже интонацию голоса. - Поедем, - повторил он, прислушиваясь точно со стороны, как это звучит. Звучало вполне естественно, Флетчер ничего не заметил. - Часиков в девять, - сказал компаньон. - Пока я схожу за рыболовной снастью. Наутро все шло по тому же сценарию. - Я пошел, - сказал Флетчер. Спустился по лестнице и пошел направо, по направлению к Франклинстрит, в охотничий магазин, там всегда можно достать лески и удочки. Крисе вышел почти вслед за ним и направился в противоположную сторону, в другой магазин. Ему можно было не торопиться. Никакая опасность ему не угрожала, даже опасность разоблачения. Он знал каждый свой шаг и каждое действие. Было даже интересно, будто он смотрит на себя со стороны. Или на кого-то другого. За несколько минут до возвращения компаньона Он уже был в лаборатории. Осторожно положил под кожух футуроскопа четыре продолговатых свертка, предварительно обмотав их проводами от вводной электросети, и, соединив провода, накоротко замкнул их. И поехал с Флетчером на рыбалку. На пристани они взяли катер с полным запасом горючего. - Как погода? - спросил Флетчер служителя, размыкавшего цепь, которая прикрепляла катер к причалу. - Отличный прогноз, сэр, - ответил тот. - Можете ехать спокойно. И это все было известно Криссу до последнего слова. Флетчер был спокоен, даже невозмутимо спокоен и уверен в себе: он знал, что Крисе не умеет плавать. Они уехали далеко. Берег лиловой полоской виднелся на горизонте. Их не видел никто, кроме солнца и облаков. Но солнце и облака были высоко и не могли ничему помешать. Флетчер не стал глушить мотор, оставив его работать на пустых оборотах. - Механик из меня плохой, - сказал он. - Вдруг откажет совсем... Начали ловить рыбу. Крисе сидел на правом борту, опустив ноги в воду. Все утро он пытался анализировать свои ощущения. Накануне он помнил, что завтра воскресенье и чем это воскресенье кончится для него. И ночью - он плохо спал в эту ночь - вспоминал, что завтра роковой день. Утром он подчинился судьбе без сопротивления - ничего не изменишь. Все шло, как показал футуроскоп. Даже то, что задумано против Флетчера, Крисе делал механически: роль была расписана до конца, Крисе играл ее и двигался как статист, каждый шаг которого подчинен режиссеру. Сел с Флетчером в автомобиль, встал на пристани. Флетчер спросил о погоде так, как должно было быть. И только в лодке Крисе почувствовал, что он забывается. Море наплывало на него, вытесняя из сознания картины, виденные в футуроскопе. Если Крисе пытался вспомнить, что будет дальше, он уже не мог вспомнить, сознание угнеталось чем-то непонятным и мощным, что разрасталось в Криссе, заставляло жить только мгновением, оттесняя все постороннее. Лишь в подсознании оставалось что-то похожее на предчувствие, на тревогу, но уже ничто не могло подняться оттуда, оформиться в мысли или в противодействие. Крисе закинул приманку, чувствуя, как леса подрагивает в руке, - рыба клевала. Он уже вытащил две макрели, они изгибались и прыгали на дне лодки, еще живые. И тут борт резко накренился под ним, и Крисе оказался в воде. Тотчас взревел мотор, лодка рванулась вперед. Крисе барахтался в пене, оставленной бурлившим винтом, и, захлебываясь, кричал: - Флетчер! Остановись! Лицо компаньона удалялось и уменьшалось, моторка неслась к берегу со скоростью двадцати узлов. Над Криссом сомкнулась вода, захлестнула зрачки зеленью бутылочного стекла. На мгновение перед ним мелькнула макрель, вызвав смутное воспоминание, что все это Крисе уже видел... Флетчер сдал катер тому же служителю. - Сэр?.. - спросил удивленно тот. - Несчастье! - перебил его Флетчер. - Спешу в полицию. Компаньон был спокоен. Или хотел быть спокойным. Что-то вроде оправдательной речи складывалось в его мозгу. Перед кем он оправдывался - перед собой?.. Или готовил речь для полицейского комиссара? Речь была странная. Самого себя Флетчер называл в третьем лице. Ему казалось, что это звучит убедительно. "Крисе упал в воду, - притягивал он слова одно за другим. - И пошел ко дну. Видит бог, Флетчер не притронулся к нему пальцем! Несчастный случай... Откуда Флетчер мог знать, что Крисе не умеет плавать? Не знал - слово джентльмена! Представить только: они учились и работали вместе одиннадцать лет! Бедный Дэвид, кто мог подумать, что так случится!.." Речь успокаивала Флетчера. Все в ней на месте. Право же, все в ней на месте. Показания компаньона в полиции тоже корректны. Лицо выражает искреннее сочувствие. - Господин комиссар! - На глазах Флетчера слезы. - Крисе был прекрасный товарищ, душевный друг!.. - При этом Флетчер запихивал в карман вельветовой куртки рыболовную лесу. Жесткая леса топорщилась, выпирала наружу. - Поверьте, господин комиссар, я так жалею!.. - Флетчер никак не мог справиться с лесой. Комиссар записывал в протокол показания. Он даже верил потрясенному компаньону - мало ли несчастных случаев на воде. - Не волнуйтесь, - говорил он. - Катер уже послан, чтобы отыскать тело. - О, господин комиссар, может, его удастся спасти!.. - Не волнуйтесь, - повторял комиссар, - сделаем все, что надо. Флетчера отпустили под залог в тысячу долларов. - До обследования тела Дэвида Крисса, - пояснил комиссар. - До полного уяснения случая. Это не волновало Флетчера. Совесть его чиста. Он не толкнул Крисса, даже не подходил к нему, пусть обследуют. Взяли подписку о невыезде. И это не взволновало старшего компаньона. Никуда он ехать не собирался. Сделали отпечатки пальцев - банальнейшая формальность. Лаборант прижимал попеременно пальцы правой руки, левой к мастике и оттискивал их на белом. Десяток овалов, грязных пятен появились на пластике как следы преступления. Это перепугало Флетчера. Сходя по лестнице, он все вытирал, вытирал пальцы о платок и не мог вытереть дочиста. Пальцы остались темными. Флетчер без содрогания не мог смотреть на них, засунул руки в карманы. В такси он сидел за спиной шофера. Опять вынул платок, принялся оттирать краску. Чем ближе подъезжал он к лаборатории, тем сильнее ощущал страх. Ничего ему не грозит. Ничего, заверял он себя. Крисе свалился за борт и утонул. Бедняга не умел плавать!.. Но страх не покидал Флетчера. Сумеет ли он остаться в стороне от этого дела? Если бы узнать, если бы быть уверенным! Флетчер метался на заднем сиденье, как в мышеловке. Зачем они взяли оттиски пальцев? Может быть, видят его насквозь?.. Компаньон отдал бы тысячи, лежащие в банке, лишь бы увериться, что ему ничего не грозит, сбросить с себя липкий навязчивый страх. - Футуроскоп!.. - вспомнил он. - Вот кто скажет, что меня ждет! Не надо никаких тысяч, достаточно посмотреть два-три ближайших месяца! Отпустив такси, Флетчер стремительно вбегает в лабораторию. Укол стерильной иглой - чуть больше боли, чуть больше крови - вой центрифуги, и вот кусочек ткани на исследовательском стекле. Дрожащей рукой Флетчер сует стеклышко под объектив аппарата. На ощупь находит кнопку включения. Движение пальца - и... Эксперты, прибывшие на место, где только что стояла лаборатория, отметили взрыв, разрушивший здание и неведомый аппарат, - никель, стекло, обрывки электройной схемы вкраплены в случайно уцелевшую стену. Что-то еще дымилось, пахло жженой резиной. Толпа зевак оттеснена в обе стороны улицы. У тротуара, загроможденного кирпичом, две машины - белая медицинская и зеленая полицейская. Прибыла третья - инспекторская. Открылась дверца. - Осторожно, господин комиссар, - эксперты столпились у прибывшего автомобиля, - кругом камень, стекло... Комиссар не стремился в разрушенную лабораторию, ему докладывают здесь же, возле машины: - Не меньше трех килограммов тротила. Есть жертва... Санитарная машина открыта. Двое в халатах вталкивают внутрь брезентовые носилки, стараясь прикрыть простыней человека в вельветовой куртке, из кармана которой свисает до земли рыболовная леса. Простыня зацепилась за что-то, на мгновение открыла лицо мужчины. --Ба-а1 Это же Флетчер! - Комиссар гасит спичку, не раскурив сигары. - Он только что был у меня, не прошло получаса! Кто-то любезно протягивает ему зажигалку. Санитары втолкнули носилки в машину. Обрывают лесу, попавшую между створками двери. Эксперты и комиссар смотрят на их торопливую суету. Провожают взглядом машину. Комиссар наконец берет зажигалку, закуривает. - Не прошло получаса, - говорит он скорее себе, чем окружающим. - Вот уж судьба!.. ДРОБИНКА Вечер сгустился до темноты, и только за деревьями сада, за лесом рдела, затухая, оранжевая заря. Когда же на веранде зажгли электричество, заря исчезла, ступеньки веранды ушли во мрак, точно в океанскую глубину, где смутно, как водоросли, маячили ветви яблонь. Зато стол, покрытый скатертью, ослепительно вспыхнул, чайные чашки, ваза с вареньем заблестели, как горсть самоцветов. - Всегда так, - сказала Надежда Юрьевна. - Включишь - и становится уютно и весело. Восхитительно, Ваня!.. Иван Федорович молча усаживался за стол. Экспрессия в словах жены его мало трогала. Ему хотелось свежего горячего чая. День, как всегда, выдался многословный и хлопотный: начиналась экзаменационная сессия, консультации, коллоквиумы. Все это утомляло его, Фастова, доцента кафедры биохимии. К вечеру Иван Федорович валился с ног. Тут еще поездка на дачу пока доберешься, ни на что не обращаешь внимания, кроме как на желание поесть и отдохнуть, - Дима! - позвала между тем Надежда Юрьевна. - Чай пить! Груша, домработница Фастовых, внесла самовар, поставила на середину стола. Фастовы пили чай по-русски: из самовара, из блюдец. Вовсе не купеческая привычка - мода. Самовары во всех окрестных дачах, отставать от других Фастовым не хотелось. - Спасибо, Груша, - сказала Надежда Юрьевна. Вошел девятилетний Дима. Карманы его были подозрительно оттопырены. - Опять яблоки? - спросила Надежда Юрьевна. - Сколько раз говорю - не ешь зелень! Дима поморгал глазами, уселся за стол рядом с отцом. Надежда Юрьевна начала разливать чай. - Как Светлана Петровна? - спрашивала она у мужа. - Мария Георгиевна вернулась из отпуска? Интересовалась она женами сослуживцев Ивана Федоровича. Светлана Петровна к тому же ее дальняя родственница, а К Марии Георгиевне у нее интерес особый: Мария Георгиевна должна вернуться из командировки в Финляндию. - Мария Георгиевна вернулась, - ответил Иван Федорович. - Вот кому счастье! - сказала Надежда Юрьевна. - Привезла небось... Надежда Юрьевна, как всякая женщина, была неравнодушна к нарядам. Иван Федорович знал слабости жены, привык к подобным вопросам, пропустил слова мимо ушей. Наступила пауза, тишина, нарушаемая лишь громким прихлебыванием: Дима с видимым удовольствием тянул из блюдца чай. - Дима!.. - сказала Надежда Юрьевна, строго посмотрела на сына. Тот перестал тянуть, подлил из чашки в блюдце. Надежда Юрьевна обернулась к мужу спросить о чем-то еще и вдруг громко ойкнула: - Ой!.. Иван Федорович и Дима оторвались от чая, подняли на нее глаза. Лицо Надежды Юрьевны исказилось, зубами она прикусила губу от боли, медленно оборачивалась боком то ли посмотреть в сад, то ли на что-то неизвестное сзади себя. - Что с тобой? - спросил Иван Федорович. Надежда Юрьевна повернулась спиной к мужу и сыну - при этом через плечо она закинула руку назад, ощупывая что-то, - Иван Федорович и Дима увидели, как на белой блузке из-под пальцев ее текла кровь. - Ты ранена? - вскочил Иван Федорович. - Мама!.. - Дима тоже вскочил. - Ой!.. - произнесла еще раз Надежда Юрьевна, поднесла пальцы к глазам и, увидя кровь, медленно опустилась лицом на стол. - Что это, Ваня? - спросила она. Иван Федорович уже стоял возле нее, рассматривал пятно на блузке. Потом повернулся к саду, поглядел в темноту. - Что это, Ваня?.. - повторила Надежда Юрьевна. - Спокойно, - сказал Иван Федорович и тут же, отвечая на вопрос Надежды Юрьевны, признался: - Сам не знаю, что это. Обернулся к двери, ведущей в комнаты, крикнул: - Груша! Груша немедленно появилась. - Бинт! - сказал он. - И йод! И сейчас же позвони "Скорой помощи"! - Что случилось? - спросила Груша, видя склоненную к столу Надежду Юрьевну. - Бинт немедленно! - крикнул ей Иван Федорович. Через минуту бинт и склянка с йодом были в его руках. Груша кинулась к телефону. Иван Федорович и Дима повели Надежду Юрьевну в комнаты и здесь уложили на диван. - Это опасно? - спросила Надежда Юрьевна. "Скорая" должна прибыть из Москвы, Москва от дачного поселка в сорока километрах, прикидывал Иван Федорович. Врачи приедут не раньше, чем через полчаса. - Больно? - спросил он жену. - Больно, - ответила Надежда Юрьевна. - Потерпи, - сказал Иван Федорович. А Дима спросил, как давеча спрашивала Надежда Юрьевна: - Что это? "Ранение, - думал Иван Федорович, - пулевое. По-видимому, из малокалиберки. Развелось этих охотников - ночью и то нет покоя... А жена молодцом - не хнычет, не закатывает истерику". Но Надежда Юрьевна сказала с раздражением: - Ответь же ты сыну!.. Иван Федорович сказал Димке: - Иди отсюда, тут тебе не место. Обнажил ранку чуть пониже белых пуговиц лифчика, смазал вокруг йодом. Надежда Юрьевна опять заойкала. - Терпи, - сказал Иван Федорович и стал накладывать на рану бинт. Димка стоял в дверях комнаты и глазел. Иван Федорович поглядел на него, ничего не сказал. Вошла Груша. - Сейчас приедут, - сказала она. - Дайте мне, взяла катушку бинта из рук Ивана Федоровича. "Скорая" приехала не через полчаса и даже не через час - почти через два часа. На возмущенный вопрос Ивана Федоровича врач - "Ольга Яковлевна", отрекомендовалась она, как только вошла в комнату, ответила: - Вы у нас не одни. Машины были в разгоне. Тут же обернулась к больной: - Что у вас? Через пять минут из-под белой шелковистой кожи Надежды Юрьевны была извлечена дробинка. - Вот и все! - сказала Ольга Яковлевна. - Простая дробинка. Но вам повезло, - улыбнулась она Надежде Юрьевне, - стреляли, по-видимому, далеко, дробь была на излете. Могло быть хуже. - Негодяи!.. - выругался Иван Федорович по адресу охотников. - Да, - подхватила Ольга Яковлевна, - столько несчастных случаев!.. Ранка была прочищена, заклеена. Надежде Юрьевне введен кубик противостолбнячной сыворотки. - Не волнуйтесь, не беспокойтесь, - говорила на прощание Ольга Яковлевна. - Через три дня как рукой снимет. Останется на память пятнышко. Иван Федорович благодарил Ольгу Яковлевну. Надежда Юрьевна тоже благодарила. Дима благодарил, Груша благодарила, а когда взрослые пошли провожать врача к машине, Надежда Юрьевна тоже пошла, Димка сгреб лежавшую на белом бинте дробинку и сунул ее в карман. Так выглядело начало величайшего события, потрясшего землян в последней четверти двадцать первого века. В дальнейшем все шло некоторое время подспудно, ничего не обещая, не вызывая волнений у окружающих, тем более у человечества. Ранка на спине Надежды Юрьевны зажила. В самом деле осталось пятнышко, как предсказала врач Ольга Яковлевна, шрамик. В семье Фастовых перестали говорить о происшествии, о дробинке. Тем более что дробинка в тот же вечер исчезла - так, во всяком случае, решили взрослые. - Надя, - спросил тогда Иван Федорович, - тут была дробинка, где она? - До этого мне, Ваня!.. - с досадой ответила Надежда Юрьевна. - Глаза б мои не смотрели! Димку еще от машины отправили спать, дробинку искать не стали - все равно не определишь, из какого она ружья, не найдешь охотников. Засыпая, Иван Федорович обратил было внимание на деталь: никакого выстрела, когда пили чай, он не слышал. Надо было спросить у Димки, не слышал ли он. Но этот вопрос Иван Федорович заспал, и на том дело окончилось. В сентябре Фастовы переехали в город, суетность жизни увеличилась еще больше. Димка пошел в школу. У Ивана Федоровича прибавилось работы в лаборатории. Потекла привычная, обычная жизнь. И только в ноябре Надежда Юрьевна заметила, что ей нездоровится. И то, пожалуй, не она заметила, Мария Георгиевна. - Надя, - сказала она, - ты похудела. У тебя изменился цвет лица. Заболела? - Так, легкое недомогание... - призналась Надежда Юрьевна. - Как аппетит? - спросила Мария Георгиевна. - Аппетит хороший. - Больше гуляй на воздухе, - посоветовала Мария Георгиевна. - Лыжи ты совсем забросила, а ведь была спортсменка. Надежда Юрьевна грустно улыбнулась: мало ли что было в молодости? - Пойдем в театр? - предложила Мария Георгиевна. - У меня два билета. Один... - тихонько вздохнула, - лишний. Надежда Юрьевна согласилась пойти в театр. Пьесу она смотрела рассеянно, мало обращала внимания на доверительный шепот подруги в антракте сплетни. Кажется, жалела, что пошла, лучше было бы посидеть дома. - Ты какая-то странная, - заметила Мария Георгиевна, - без огонька. Что у тебя во рту? - Пуговица... - ответила Надежда Юрьевна. - А ну. Надежда Юрьевна выплюнула в кулак пуговицу, показала подруге. Пуговица была жестяная, старая, порядком обсосанная. - Что это ты?.. - удивилась Мария Георгиевна. - Не знаю, - ответила Надежда Юрьевна. - Так и сосешь? - Сосу. Мария Георгиевна удивилась еще больше. Сказала: - Такую гадость... Пуговица действительно была не из лучших. Но Надежда Юрьевна преспокойно отправила ее в рот. - Надя!.. - Хочется, - сказала Надежда Юрьевна. - Давно? - С месяц... Бывает, что дети едят известку со стен, какую-нибудь траву. Это Мария Георгиевна знала. Тут железная пуговица. Может быть, Надя в положении? Поговорили на эту тему. - Кажется, нет, - сказала Надежда Юрьевна. - Значит, в твоем организме не хватает железа, сделала вывод Мария Георгиевна. Надежда Юрьевна поводила языком во рту пуговицу, ответила: - Наверное, не хватает, - Ешь побольше яблок и помидоров, - посоветовала Мария Георгиевна. - Яблоки ем. - Надя!.. Они уже вошли в зал после антракта, сели. Мария Георгиевна искоса взглянула на подругу; - Ты какая-то странная. - Повторяешься, - ответила Надежда Юрьевна. Поднялся занавес, и обе подруги досмотрели действие без интереса. Пуговицу во рту Надежды Юрьевны заметил и Иван Федорович. - Так и сосешь? - повертел он пуговицу в руках. - Сосу, - ответила Надежда Юрьевна. - Брось, - посоветовал муж. Надежда Юрьевна взяла у него пуговицу, положила в рот под язык. Иван Федорович поглядел на жену внимательно: побледнела, под висками появились вмятины - похудела. - Завтра же сходи к врачу, - сказал он. - Зачем? - Что у тебя за мания - сосать пуговицу? - возмутился Иван Федорович. - А врач чем поможет? - Посоветует что-нибудь. Может, у тебя малокровие. - Вот еще... - сказала Надежда Юрьевна. Но к врачу пойти согласилась. - Ну и что? - спросил Иван Федорович вечером, возвратившись с работы. - Обслушала, обстукала, - начала рассказывать Надежда Юрьевна. - Говорит: вы здоровы. - А пуговица? Ты сказала про пуговицу? Пока разговаривала с мужем, пуговицу Надежда Юрьевна держала в руке. - Сказала. - И что? - нетерпеливо спросил Иван Федорович. - Ничего особенного. Недостаток в организме железа. - Господи! - воскликнул Иван Федорович. - И ты об этом говоришь спокойно! - Прописала таблетки Бло, ферамид, - рассказывала о беседе с врачом Надежда Юрьевна. - А больше, говорит, кушайте шпината и свеклы. В сыром виде. - В сыром виде!.. - воскликнул Иван Федорович.- Ты больна? - Здорова. Сказала же врач... Каждый день Груша подавала ей тертый шпинат и свеклу. Надежда Юрьевна безропотно поедала то и другое. Но главным ее удовольствием была железная пуговица, которую она обсосала уже наполовину. Иван Федорович беспокоился. Как ни был занят работой, он не мог не заметить ухудшения здоровья жены. Надежда Юрьевна худела, у нее появилась апатия - даже разговаривать ей не хотелось. Всякий раз, приезжая с работы, Иван Федорович спрашивал жену о здоровье: - Ну как? - Ничего, - отвечала Надежда Юрьевна односложно. - В санаторий поедешь? - Не хочу. - Надя! - Не смотри на меня так,- говорила Надежда Юрьевна. В январе у Ивана Федоровича осуществилась мечта. Он перешел с преподавательской работы на исследовательскую, стал заведующим лабораторией. Работа над диссертацией быстро пошла вперед, подходила к заключительной стадии. Предстояло поставить ряд опытов, работал Иван Федорович в области изучения мозга, была изготовлена тончайшая аппаратура по биотокам. Случалось, Иван Федорович сутками не появлялся дома - обедал в институте, спал в лаборатории. Естественно, Надежда Юрьевна была от этого не в восторге, но Иван Федорович умел успокаивать супругу: в конце концов главное, говорил он, работа. - Это ненадолго, Наденька. Через месяц освобожусь. Даже возьму отпуск, если хочешь. Как твоя пугозица? - попытался он шутить. - Замолчи!.. - говорила Надежда Юрьевна. Какое-то равновесие в ее организме наступило: худеть она перестала. По-прежнему ела шпинат и свеклу недостаток железа в организме ощущался. Но теперь по советам близких Надежда Юрьевна больше ела мяса, яиц, и все надеялись, что дело идет к перелому, Надя наконец начнет поправляться. Так думал и Иван Федорович. Приналег на работу, по неделе не появлялся дома. В такое вот время, ощущая нужду в деньгах. Надежда Юрьевна зашла к мужу в лабораторию. - Ты, Надя! - отвлекся он от приборов. - Садись. Я сейчас. Надежда Юрьевна села на стул. Муж возился с аппаратурой. - Что такое? - ворчал он. - Откуда поле? Не было ничего - и вдруг... Надежда Юрьевна сидела на стуле, ждала, когда Иван Федорович оторвется от приборов. - Не пойму... - бормотал тот. - Откуда фон? Несомненно, наведенный. Не было же минуту назад! Надежде Юрьевне надоело сидеть. Встала со стула, подошла к шкафам поглядеть на приборы. - А... - удовлетворенно сказал Иван Федорович. - Чисто, никаких помех. Надя! - позвал жену. Надежда Юрьевна подошла. - Я совсем забыл, - признался Иван Федорович. Зарплату получил. Вот деньги. При этом он случайно взглянул на приборы и выругался: - Что за черт! Извини... - обернулся к жене. - Не ладится тут, в аппаратуре. Опять стал копаться в приборах. Надежда Юрьевна заскучала, отошла к окну. За окнами лаборатории был маленький сквер, из детского сада вывели малышей на прогулку. - Надя! - позвал Иван Федорович. Надежда Юрьевна подошла. - Вот деньги, - вынул он наконец из кармана. Передавая жене конверт, он искоса поглядывал на стрелки, на счетчики. Что-то опять там не ладилось. - Фокусы! Прямо фокусы! - недовольно восклицал Иван Федорович. Надежда Юрьевна взяла деньги, пошла прочь. Дошла уже до двери, когда Иван Федорович окликнул ее: - Надя! Надежда Юрьевна обернулась. Муж стоял, наклонясь над столом, позвал ее: - Вернись, пожалуйста. Надежда Юрьевна вернулась. - А-а-а... - протянул Иван Федорович, не отрываясь от приборов. - Чего тебе? - спросила Надежда Юрьевна. - Отойди... - Иван Федорович стоял к ней спиной, впившись глазами в аппаратуру, Надежда Юрьевна отошла. - Подойди! Надежда Юрьевна неуверенно подошла. - Вот как! - сказал Иван Федорович. - Отойди! - Ты что, Ваня, считаешь меня маятником? - спросила Надежда Юрьевна. - Туда-сюда... - Отойди! - Иван Федорович по-прежнему стоял к ней спиной, глядел на приборы. Надежда Юрьевна пожала плечами, пошла к двери. - Надя!.. Это был крик. Так кричал Архимед "Эврика!". Надежда Юрьевна испуганно обернулась. Муж глядел на нее расширенными глазами и уже не кричал - шептал: - Подойди еще раз... Надежда Юрьевна испугалась, медленно пошла к нему. Он оглянулся на приборы, потом на нее и внезапно опустился на стул, на котором только что сидела Надежда Юрьевна. Лицо его было бледно. - Тебе плохо? - наклонилась к нему Надежда Юрьевна. - Нет, нет, Надя... - сказал он скороговоркой. Дай подумать. Дай мне подумать. Опять взглянул на приборы. - В чем дело? - спросила Надежда Юрьевна. - В чем дело? - переспросил он. - В том-то и дело, в чем дело... - Иван Федорович! - Надежда Юрьевна готова была рассердиться. - В том и дело... - машинально повторял Иван Федорович. Поглядел на жену и сказал: - Ты излучаешь! - Что излучаю? - испуганно спросила Надежда Юрьевна. - Излучаешь и все!.. - Иван Федорович был растерян. - Поясни, Ваня, - ласково попросила Надежда Юрьевна. - Как будто в тебе работают, знаешь... сто радиостанций сразу, - пояснил Иван Федорович. Надежда Юрьевна не нашлась, что сказать мужу. - Феномен какой-то... - смотрел на жену Иван Федорович. - Глупости, - наконец произнесла Надежда Юрьевна. - Тебя надо исследовать, - сказал муж. И прибавил: - Невероятно! Надежда Юрьевна повернулась и молча вышла из лаборатории. В этот день Иван Федорович приехал домой рано. Тотчас приступил к жене с расспросами: как самочувствие, есть ли улучшение, как она питается, чем, как с пуговицей. Надежда Юрьевна отвечала на вопросы мужа, показала пуговицу - тоненькую пластинку: иссосала почти всю. - Да... - кивал при этом головой Иван Федорович. - Да... Он столько раз повторял это "да...", что Надежда Юрьевна пришла в раздражение и спросила, к чему ведет этот допрос. - Видишь ли... - Иван Федорович не находил нужных слов. - Ничего не вижу! - сказала жена. - Потемки! - Правильно, - согласился Иван Федорович. Потемки. - Что же все это значит? - Ты вся излучение, - сказал наконец Иван Федорович. - Приборы словно сошли с ума. Токи мозга пе сравнению с твоим излучением - невнятный шепот. Надежда Юрьевна слушала. - Вот я и думаю: в чем дело? - продолжал Иван Федорович. - Может быть, ты железом перенасытилась? Железо, оно знаешь, имеет магнитные свойства... Ты не беспокойся, пожалуйста! - заверил он, видя, как смотрит на него Надежда Юрьевна. - Ничего опасного нет, если ты и намагнитилась. - Хватит! - оборвала разговор Надежда Юрьевна. - Скоро ты скажешь, что твоя жена - слесарная мастерская. Так? Иван Федорович так не думал. Но и что думать, не знал. Решили, что надо идти опять к врачам исследоваться. В поликлинике Надежде Юрьевне предложили пройти анализы. - Вот талончик на кровь. Это можно сегодня. Спуститесь вниз, в кабинет одиннадцатый. Надежда Юрьевна сдала на анализ кровь. - Придете завтра, - сказали ей, - в девять часов. Но удивительные события развернулись раньше этого срока. Лаборант Вятлов закончил анализ крови Надежды Юрьевны в час дня. В четверть-второго он вошел к главному врачу Сергею Наумовичу. - Удивительно, - сказал он с порога. - Знаете, что я обнаружил в крови Фастовой? Сергей Наумович поднял голову от бумаг. - Не поверите! - сказал Вятлов. Сергей Наумович молча ждал.. - Спуститесь, взгляните сами! То ли недоумение в глазах Вятлова, то ли дерзость, так подумал Сергей Наумович, с какой Вятлов вошел к главному врачу: не каждый и не по всякому поводу решится беспокоить Сергея Наумовича да еще приглашать его к микроскопу, - подсказали главному врачу, что у лаборанта есть к этому основания. Сергей Наумович поднялся и пошел вслед за Вятловым. Так они и шли - лаборант впереди, главврач за ним, какая-то невидимая нить связывала обоих. Лаборант шел, озабоченно, это можно было заметить по его напряженно выпрямленной спине; главный врач шагал трудно, в походке чувствовались его шестьдесят восемь лет, и еще чувствовалась озабоченность, которая передалась Сергею Наумовичу от лаборанта. Надо было бы всему миру поглядеть, как они шли - лаборант и Сергей Наумович. Но мир пока ничего не знал, хотя стрелки часов уже отсчитывали секунды эпохального времени. В маленькой тесной лаборатории никого не было. Микроскоп стоял у окна, в зажимах стекло с небольшим ржавым пятнышком. Сергей Наумович подошел к микроскопу, тронул винт, приподнял тубус, применяя к своему зрению. То, что он увидел, было невероятным. Сергей Наумович оторвался от микроскопа, протер глаза. Опять наклонился, чуть-чуть пошевелил винт. На ржавом коричневом фоне растекшейся крови в двухсоткратном увеличении линз Сергей Наумович увидел блестящие металлом обломки машин: шестерни, колеса, гнутые скобы и рычаги. - Что это? - спросил Сергей Наумович. - Третья проба, - ответил Вятлов. Вынул из-под микроскопа стекло с ржавым пятнышком. Взял из коробки другое, чистое. Выдавил из мензурки на него каплю крови, вновь поставил под тубус. Сергей Наумович приник к окуляру. Увидел он то же самое: шестерни, металлические детали. И еще он увидел - нет, не привидение, не фантом - миниатюрную микроскопическую подводную лодку... Действительно, это было невероятно. За долгую практику Сергей Наумович ничего подобного не наблюдал. - Чья кровь? - спросил он, не отрываясь от окуляра. - Фастовой... Надежды Юрьевны, - лаборант взглянул на листок. - Супруги Ивана Федоровича Фастова? Лаборант Ивана Федоровича не знал. Сергей Наумович знал. Отсюда же, из лаборатории, позвонил Ивану Федоровичу. Через полчаса Иван Федорович приехал. - Взгляните, -сказал ему главный врач. Их отыскали через неделю с помощью микроскопа, дававшего увеличение в шестьсот раз. Похожими на людей они не были: голова, туловище с двумя рядами щупалец - один ряд вверх, другой вниз. Увидели их города,заводы. Надежде Юрьевне пришлось претерпеть массу исследований. Для нее одной отвели целый этаж загородной больницы. Палаты превратили в лаборатории, нижний этаж - в жилье для научных сотрудников. Надежду Юрьевну осматривали, выстукивали, просвечивали, опрашивали, обследовали, переобследовали, доследовали... Ею восхищались, восторгались, ужасались. Все это она сносила терпеливо и молча - послушный кролик науки. Выводы были ошеломляющими: в теле Надежды Юрьевны обосновалась внеземная цивилизация. - Как?.. - был всеобщий вопрос и другие вопросы: - Откуда? С каких пор? Почему? Все это выяснялось и в конце концов выяснится. Но как войти в контакт с пришельцами? Кто они? - Радио! - предложил Иван Федорович. Действительно, Надежда Юрьевна излучала поток радиоволн. Цивилизация в ее теле обосновалась со всеми удобствами, вплоть до телевидения. Была определена частота радиоволн, диапазоны. Передачи велись на микроволнах. Аппаратуры работать с такими волнами не было. Техники тут же создали аппаратуру - приемники, телевизоры. Услышали голос гомункулов - пришельцев назвали гомункулами, увидели их самих. Больше всего поразило землян, что они великолепно устроились в человеческом теле. Лимфа крови была для них питательным веществом. Кислород для технических нужд они добывали из красных телец, не уничтожая, однако, их, а высасывая атомы кислорода то из одного, то из другого эритроцита. Из лимфы они получали кислоты, металлы, в том числе и железо для машин, цивилизация у них оказалась технической. На экранах телевизора можно было видеть их информационные передачи, искусство. Гомункулы оказались существами деятельными и жизнерадостными. Жизненное пространство они осваивали энергично, не встречая сопротивления. Антитела оказались нейтральными к ним, фагоциты их не трогали, микробы ке поражали. Почему? Было миллион почему. Города-колонии они основали в легких Надежды Юрьевны, под левой лопаткой, там, где остался шрамик после ранения дробинкой. Города просвечивались рентгеном в виде округлых пятнышек с поперечными и продольными полосами: это оказались улицы и проспекты. Средством передвижения служили закрытые лодки, похожие на наши подводные, и открытые лодки-гондолы. Передвигались при помощи тока крови, предпочитая артериальную кровь, но могли передвигаться и против тока крови: лодки у них были моторными. Телепередачи у них, особенно развлекательные, очень забавные: во-первых, шли круглые сутки (гомункулы не знали сна), во-вторых, предпочтение отдавалось пляскам-хороводам, индивидуальным пляскам с затейливыми движениями рук и ног. Разыгрывались сцены с декорациями, наверное, детективные, потому что одни гомункулы гонялись за другими, а те улепетывали и прятались. Все это сопровождалось своеобразной музыкой - электронной. Музыкальных инструментов, кажется, у гомункулов не было: звучали электрические и магнитные поля. Металлургия у них атомная: строили машины и механизмы из атомов железа и других металлов, извлекая их из тела Надежды Юрьевны. При этом никаких отходов термической обработки не замечалось: атомы складывались по программе, и получалась деталь или машина, по мнению землян, удивительно и завидно быстро. Время у гомункулов было не наше - другое. По наблюдениям, каждая особь жила семь-восемь дней. Каждый наш час равнялся для них примерно году. Откуда гомункулы появились, так и не выяснено. Но очевидно, планета их покрыта океаном, растворившим все вещества. В человеческой крови они оказались как бы в родной стихии. Да ведь и кровь по составу сродни океанской воде. Что касается размера их планеты большая она или маленькая - судить тоже нельзя. Наша Земля большая, а микроорганизмы живут на ней вместе с людьми. Возможно, цивилизация гомункулов появилась и развилась в среде микроорганизмов. Вопрос о том, как войти с гомункулами в контакт, возник в тот момент, когда они были обнаружены. Но был и другой вопрос - боже, сколько этих вопросов! как сохранить здоровье Надежды Юрьевны? Гомункулы могли расселиться - и расселялись - по всему телу. Могли высосать из Надежды Юрьевны все соки. Женщине назначили усиленное питание. В общем, Надежда Юрьевна была здорова, не считая некоторой апатии и усилившегося аппетита. Но ей надоели исследования, надоела больница. Когда же ей сообщили, что микробы, да еще разумные, расселились в ее мышцах и печени, она ответила: - Надеюсь на медицину. Она выдворит их оттуда. Конечно, надо было их выдворить. Опять вопрос: как? Может быть, уничтожить? Цивилизацию?.. Вступить в переговоры было единственным разумным решением. Тем более это сулило землянам множество выгод: контакт обещал открытия в медицине, в космонавтике, астрономии. Задачу контакта разрешили с помощью радио, телевидения - электроники. Было замечено, что теле- и радиопередачи, особенно информационные, начинаются у гомункулов одними и теми же фразами. Резонно предположили, что эти фразы эквивалентны нашим. В начале: "Уважаемые радиослушатели, начинаем последние известия". В конце: "До свидания, до скорой встречи!" Электронные счетно-решающие устройства подтвердили, что это так. Был найден ключ к освоению языка гомункулов. Когда накопился достаточный запас слов и была сконструирована передающая аппаратура, к гомункулам обратились с обычной их вступительной фразой: - Уважаемые радиослушатели! Какой переполох возник в стане пришельцев, когда электронная машина передала через их радиостанции эту фразу! Возможно, от неожиданности, возможно, оттого, что фраза прозвучала необычайно громко, гомункулы буквально попадали с ног. Гром с ясного неба! Но это деталь. Контакт удался, начались разговоры. - Кто вы? - спросили земляне - вопрос с виду простой и ясный. - А кто вы? - спросили гомункулы. Кто мы? Надежда Юрьевна? Человечество? Венец творения?.. Так-то задавать простые вопросы: гомункулы тоже считали себя венцом творения. Поделом. Второй вопрос был такой: - Откуда вы? Гомункулы ответили: - Зачем вам это нужно? У пришельцев был характер! Терпение. Начались многословные пояснения, кто мы такие. - Как вы появились у нас? - спросили земляне. - На этом острове?.. - спросили пришельцы. Надежду Юрьевну они считали островом! Разговор велся в присутствии Надежды Юрьевны, и она возмутилась: - Какая наглость! Ее попросили молчать. Гомункулам пояснили, что они в человеческом теле. - Этот остров - человек? - спросили они. - Человек, - подтвердили земляне. - Такой большой?.. - Все люди большие. - Сколько вас? - спросили гомункулы. - Пять миллиардов. А вас сколько? - В теле? - Да, в теле. - Двести семнадцать. - Миллиардов?.. Электроника перевела ответ: - Штук. Потом гомункулы поставили вопрос: - В каждом из вас можно жить, как в этом теле? Вопрос заставил задуматься: нет ли тут опасности для человечества? - Видите ли... - Как им ответить, что они ведут в теле паразитический образ жизни? Кто-то придумал нейтральный ход: - Вам нужно выйти из тела. Ответ последовал тотчас; - Нам и здесь хорошо. Еще бы - на всем готовом! Последовал очень долгий разговор о том, что тело можно довести до истощения, используя его соки для заводов и городов. Тело может умереть, а вместе с ним погибнут и гомункулы. Подумав немного, пришельцы ответили: - Можно переселиться... Похоже, что пришельцев не так легко убедить в очевидных для нас вещах. Тогда им сказали: - Подумайте об этике. - Что такое этика? - спросили гомункулы. Пришлось очень долго разъяснять, что вторжение в чужой мир вопреки желанию и воле хозяев не совсем приятная вещь. И о том, что человек, в теле которого они поселились, страдает, а страдание и насилие вещи дурные, и это, наверно, понятно любому разумному существу. Гомункулы подумали и спросили: - А лишать нас корабля, в котором мы прилетели, - это этично?.. В лагере землян произошло замешательство: что за корабль? Какой корабль?.. Пока сыпались эти восклицания, сверкали недоуменные взгляды, гомункулы выдвинули требование: - Верните корабль. Земляне ничего на это ответить не могли, гомункулы повторили: - Верните корабль, и мы улетим. Тогда Иван Федорович и Надежда Юрьевна вспомнили о чаепитии на веранде, о ранении - происшествие это в потоке нахлынувших необычайных событий было забыто. Вспомнили о враче "Скорой помощи" Ольге Яковлевне, о дробинке, которую она вынула из-под кожи на спине Надежды Юрьевны. По-видимому, дробинка и есть корабль. Где дробинка? Вспомнили, что Ольга Яковлевна положила ее на кусок бинта возле кровати в спальне. Куда делась дробинка, не могли вспомнить. Призвали домработницу Грушу. Груша уверяла и клялась, что дробинки не видела. - Может быть, вымела с сором?.. - Да нет же, - отмахивалась Груша. - Видеть не видела! Позвали Димку, С первого вопроса глаза у мальчишки забегали, Димка раза два шмыгнул носом, но промолчал. - Мальчик... - упрашивали его. Димка стоял, размышлял: подумаешь - дробинка. Другое дело найти ги