о! Не было того, за кем, презрев страх и стыд, она убежала из своего тихого селища! Вместо него стояла на дороге сама Смерть -- слепая, безжалостная, свирепая... Завизжав, Полева бросилась прочь. Она не разбирала дороги -- летела сломя голову, куда придется -- лишь бы подальше от ставшего ее судьбой страшного колдуна. Пропуская ошалевшего мальчугана с искаженным лицом, встречные шарахались в стороны, ахали. Полева не остановилась, даже выскочив на берег Мутной. Прожив всю жизнь у озера, она умела плавать. Разбрасывая шумные брызги, мерянка ринулась в холодную воду. Мутная подхватила ее тело, поволокла от пристани. Люди на берегу что-то закричали, но она ничего не услышала, кроме гудящего в ушах страха и плеска пляшущей вокруг воды. Широкими холодными ладонями волны захлопали ее по щекам, плеснули в рот. Полева отчаянно заработала ногами. Одежда путалась, тянула вниз. Мешая дышать, вода заползала в горло. "Может, так оно и лучше, -- неожиданно подумала Полева. -- Все равно он меня никогда не полюбил бы..." И эта последняя мысль отняла у нее немногие еще оставшиеся силы. Она перестала сопротивляться. Темная река потянула вниз, перед глазами замельтешили разноцветные точки, грудь сдавило бессилием и пустотой. Полева уже не почуяла, когда чья-то сильная рука выдернула ее на поверхность, не услышала восторженных криков с берега. И даже радостный вопль у самого своего уха: "Вот он! Нашелся малец!" -- она не разобрала. А когда очнулась, воды уже не было. Вместо бледнокожей берегини над ее изголовьем сидела чернявая, чисто одетая девка и что-то напевала, то и дело тыкая иглой в растянутую на пяльцах ткань. Заметив, что Полева открыла глаза, девка пискнула и выскочила за дверь. Приподнявшись на локтях, мерянка огляделась. Горница, где она лежала, оказалась большой и просторной. В углу висели странные, нарисованные на досках лики. Над ними высился небольшой, аккуратно обвешенный белоснежным полотнищем крестик. А под крестом, выведенные чьей-то не очень умелой рукой, красовались непонятные значки и буквы. -- Едва очнулась и на лики святые глядишь? Хорошо! Полева резко обернулась. Высокий, красивый еще старик, судя по речи -- варяг, приветливо поглядывал на нее из-под кустистых бровей. За его плечом маячило румяное лицо молодого парня. -- Зачем косу-то срезала, в порты мужские нарядилась? -- дружелюбно спросил старик. -- Что за беда с тобой стряслась? Полева молчала. Да если бы и захотела что-то объяснить -- разве смогла бы? Разве поняли бы ее, поверили бы? -- Я так тебе скажу, -- опустился на край лежанки старик, -- какой бы ни была твоя печаль, а руки на себя накладывать грешно. И одежка эта срамная тебе не к лицу! От его слов и от всей его фигуры веяло чем-то добрым и надежным. Полеве захотелось прижаться к могучей груди старика и расплакаться, но она не посмела. Где-то внутри нее жила преступная любовь, заставившая ее бросить родной дом и подарившая ей весь мир. "Выродок! -- вспомнила Полева. -- Где он?" Она резко села: -- Поклон вам люди за заботу, но я должна идти. -- Куда? -- скрывавшийся ранее за плечом старика молодой парень подошел ближе, склонился. Его добрые карие глаза устремились на ее обеспокоенное лицо: -- Живи у нас! Мы никого не гоним. Сами намыкались по свету, знаем, каково иногда бывает... -- Я хочу уйти! -- Взметнув подолом исподницы, Полева соскочила с полатей. От слабости она еле удержалась на ногах, но все-таки, устояв, упрямо шагнула к двери. -- Погоди, -- придержал ее старик. -- Оденься хоть... Одеться? Полева чуть не застонала. Конечно, она должна была одеться, но за это время Выродок мог уйти слишком далеко! Как потом сыскать его? Кто знает, куда уведут его быстрые ноги и неведомые задумки? Она беспомощно огляделась. Яркий свет за окном напомнил о чем-то... Ах да, она помнила, что прыгнула в реку днем, даже ближе к вечеру, а нынче воздух за холстиной сиял радужными бликами, словно на рассвете... -- Давно я больна? -- Дня два уже, -- негромко признался старик. Два дня?! Полева рухнула на лавку, прижала руки к груди. От нестерпимой боли она и заплакать-то не смогла, лишь жалобно заскулила. Старик обнял ее трясущиеся плечи: -- Что с тобой, дочка? Дочка... Так называл ее Буркай... Как это было давно! -- Он ушел! -- не вынеся молчаливой тоски, воскликнула она. -- Ушел и больше не вернется! -- Ах, вот в чем дело, -- обрадованно кивнул старик. -- Выходит, ты из-за мужика все затеяла -- и одежку, и топиться? Ну, это не горе -- так, печалишка! Коли любый твой от этакой красавицы ушел, так резан ему цена. Мы тебе и умней, и красивей сыщем! Полева не ответила -- душили слезы и ненависть к себе самой. Зачем она убежала от Выродка? Чего испугалась? Смерти? А ведь говорила -- смерть от любимой руки иной жизни слаще! Предала она и себя, и любовь свою... Теперь коли и встретит ее зеленоглазый знахарь -- разве простит? Глядя на ее бледное лицо и шевелящиеся, словно в беспамятстве, губы, старик сделал чернявке знак рукой и поднялся. Молодой мужик тоже двинулся к дверям. -- Ты пока посиди тут, поплачь, -- уже притворяя дверь, сказал старик. -- А затем и поговорим. Он кинул быстрый взгляд в угол на разрисованные ликами доски: -- А коли совсем невмоготу станет -- их попроси. Они добры... Полева не слышала его -- душой поняла, что старик говорит о богах. Грустных богах, развешанных на его стене... Но нынче ей было не до богов. Едва дождавшись прощального хлопка дверей, она метнулась к окну, рванула руками промасленную холстину. Пальцы сорвались, и она вцепилась в холстину зубами. На сей раз ткань затрещала и подалась. В появившуюся дыру хлынул поток прохладного воздуха. Свобода! Долгожданная свобода! Стены жилища душили ее... Словно почуявший лесной воздух зверь, Полева заметалась по горнице. Она должна была спешить... Там, в городище, можно будет расспросить людей, в какую сторону отправился повздоривший с братом Альва человек, и пойти следом! Она найдет Выродка! Найдет! Полева наткнулась на сундук с одеждой. Дрожащими руками она выбросила на пол расписные летники, украшенные жемчугом убрусы и нарядные, с вышитыми по низу петухами поневы. Выбрав из всего добра самый невзрачный наряд и кое-как натянув пропахшие пылью тряпки на свое похудевшее тело, мерянка бросилась к окну. Солнечные лучи ударили ее по глазам, заставили зажмуриться. А когда слепящее сияние стало обретать очертания человеческих фигур, она застонала, скобля бессильными пальцами доски подоконника. Отысканный ею выход вел прямо на широкий мощеный двор. По нему сновали люди, Полева и высунуться-то не сумела бы незамеченной... Сердце рванулось из ее груди прямо в огненные объятия поднимающего голову Хорса. Рухнув на колени, она потянулась взглядом к небесам -- боги оставили ее! Она упала на пол, поползла к полатям. Чей-то внимательный взгляд заставил ее повернуть голову. Один из нарисованных богов старика, короткобородый и ясноглазый, скорбно глядел на нее из угла. Не совсем понимая, что делает, Полева потянулась к нему, коснулась дрожащими пальцами гладкого лика. -- Помоги же хоть ты мне, -- попросила она, уже теряя сознание. -- Помоги... ГЛАВА 34 Оскальзываясь на лужах крови и переступая через тела убитых, Владимир метался по терему полоцкого князя. Покоренные кривичи гнули перед новым хозяином спины и заискивающе улыбались, но Владимир не видел их. Со злобой пиная все двери подряд, в одной из клетей он налетел на Добрыню. Боярин вскинулся на резкий звук, но, углядев искаженное яростью лицо племянника, опустил меч: -- Что с тобой? Чего яришься? -- Ты мне что обещал?! -- не обращая внимания на его вопрос, закричал Владимир. -- Рогнеду, а где она? Где?! Добрыня потупился. Он понимал нетерпение молодого князя: стоило ли проделывать столь дальний путь и связываться с дружиной Рогволда, если желаемая добыча исчезла? Хлопнув могучей ладонью по ляжке, он сказал: -- Не думаешь же ты, что Рогнеда сама нам навстречу выйдет? Прячется она. А найти ее нетрудно: спросим у родичей -- мигом покажут. Сникая под уверенным голосом дядьки, Владимир махнул рукой: -- У каких родичей? Рогволда ты там пополам разрубил, а братья Рогнедовы вон где валяются! Добрыня задумался. Похоже, с убийством Рогнедовой семьи он поспешил. Но иначе и нельзя было. Пройдет первый пыл боя, когда и младенцев бьют не жалеючи, а потом рука не поднимется убивать отроков: оставишь в живых хоть самого зеленого -- и не вспомнишь, что не будет находнику покоя, ежели кто-то из бывших властителей остался жив. А малец тот титяшный, коего пожалеешь, вырастет, припомнит, какого он рода, и начнет народ к смутам подстрекать... Нет, надо, надо было всех Рогволдовых выползков прикончить! Но все же он поторопился... -- Что молчишь? -- крикнул Владимир. Добрыня скосил на него умные глаза. Иногда горячность племянника радовала его, а иногда злила. Вот как нынче. Он нахмурился: -- Девка сыщется, князь, а вот напуганные нынешней резней половцы вряд ли будут тебе верны. Ты им силу свою показал, теперь милость яви. Выйди на двор, отпусти пленников, помоги раненым, примирись с врагами. Хороший князь и во вражьем стане себе друзей сыщет. -- А Рогнеда? -- не сдавался Владимир. Добрыня хмыкнул, поднял руки, будто намереваясь оттолкнуть племянника: -- Рогнеда -- моя забота! Владимир гордо вскинул голову: -- Гляди, коли не найдешь ее! Не пожалею ни седин, ни заслуг! И отправился на двор -- добиваться любви новых слуг и союзников. Проводив племянника долгим взглядом, Добрыня пошел по клетям. Он дважды обошел весь дом и даже в медуше в каждой бочке пошарил, но Рогнеды так и не сыскал. Должно быть, в пылу схватки никем не замеченная княжна утекла в городище и теперь скрывалась там. Ходить по избам и трясти и без того напуганных горожан Добрыне не хотелось, и, хоть он не страшился Владимировых угроз, ссориться с племянником из-за девки было глупо. Раздумывая, как быть, боярин опустился на опрокинутую бочку, устало уронил лицо в ладони. Он устал. Устал от самодурства племянника, от бесконечных битв и тяжких решений. Чужая земля за два долгих года выпила из Добрыни много сил, и теперь он желал только поставить Владимира над Русью и уйти на покой, семью завести, детишек -- чтоб бегали по двору, просили: "Сделай ладью, как у князя, сделай лошадку!" С каким удовольствием он вырезал бы из деревяшек радующие детское сердце забавные игрушки! -- Боярин! -- Сощуря глаза, в полутемную медушу заглянул один из Добрыниных молодцов. -- Ты нас за княжной посылал, так ее нет нигде. Но люди говорят, будто есть в Полоцке знахарь, который ее сыскать сможет. Он все умеет. -- Глупости! -- Добрыня даже не повернул головы на захлебывающегося словами воя. -- Волшба лишь для баб да дураков, а мне ныне не до этого. Ищите княжну! Попятившись, вой робко вымолвил: -- А мы этого знахаря привели... Не желая огорчать парня, боярин поднялся: -- Добро, коли так. Тащи его сюда. Шагая по медуше, Добрыня неожиданно вспомнил явившегося к нему в Новом Городе странного болотного парня. Как он там говорил? "Имя на ветер кликни -- я и услышу"... Покачав головой, Добрыня усмехнулся и вдруг негромко позвал: -- Выродок! Эй, Выродок! В воздухе что-то дрогнуло, из распахнутых дверей повеяло прохладой. В дальнем углу медуши за бочкой метнулось что-то маленькое и темное. Ощущая необъяснимый испуг и желая убедиться, что пугаться нечего, Добрыня потребовал: -- Выродок!!! Отыскивая в сырой пустоте медуши хоть кого-нибудь живого, гулкое эхо заметалось вдоль стен, но, так никого и не найдя, пропало. Облегченно вздохнув, Добрыня засмеялся. А ведь чуть не поверил, что пробежал через медушу махонький мохнатый домовой из давних детских сказок... -- Вот он, боярин! Добрыня обернулся. В проеме дверей стоял высокий худой старик с белой, будто сотканной их облаков, бородой и поблекшими голубыми глазами. Разорванная одежда лохмотьями болталась на его нескладном теле, а под узкой скулой расплывался кровоподтек. Он совсем не походил на того уверенного и мудрого старца, что часто встречал гостей на Рогнедовом дворе. Добрыня поморщился. Он давно привык к жестокости, но издеваться над стариком было бессмысленно. Махнув рукой поспешно удалившимся стражникам, Добрыня присел на бочку, указал старцу напротив: -- Садись, не бойся. Я тебя не трону. -- Знаю, -- неожиданно сильным голосом ответил тот и осторожно, словно опасаясь растревожить невидимые раны, присел на моток старой, неведомо как попавшей в медушу пеньки. Теперь ему приходилось смотреть на Добрыню снизу вверх, запрокидывая лицо, и от этого он казался еще более старым и жалким. Добрыня уж хотел было отказаться от расспросов, но старик заговорил сам: -- Зачем я тебе? -- Люди болтают, будто ты можешь Рогнеду отыскать. -- Нет, -- печально улыбнулся старик. -- Я ее искать не буду, я точно знаю, где она. -- И где же? Знахарь шумно вздохнул, стиснул тонкие длинные пальцы: -- Она в Киеве, с пресветлым Ярополком. Добрыня зло передернул плечами: -- Не лги мне, старик! -- Я не лгу... В устремленных на боярина очах знахаря плавала-купалась чистая небесная синь. Добрыня закусил губу. А что, если старик сказал правду? Если Рогнеда уехала к мужу? Ох, тяжело тогда будет объяснить Владимиру, зачем взяли Полоцк и умертвили Рогволдову семью. Юный князь хоть и умен, но сердцем еще мягок -- напрасно пролитой крови не простит ни себе, ни другим... -- Боярин! Разозленный Добрыня развернулся, прыгнул к дверям: -- Что надо?! Маленький вой отшатнулся, просипел: -- Боярин! Там... Альв... Князь... -- И наконец, обретя дар речи, закончил: -- Беда, боярин! Какая еще беда?! Хватит и того, что Рогнеда утекла! Добрыня впихнул кметя в медушу: -- Покуда не вернусь, со старика глаз не спускай! -- и выскочил на двор. Первым, кого он увидел, был Владимир. Окруженный со всех сторон воями, князь втолковывал что-то возвышавшемуся над прочими Альву. -- Он убийца! -- не внимая княжьим речам, дико вопил тот. -- Он убил моего брата! Добрыня подошел поближе и только тогда заметил двух повисших на своем разъяренном сородиче урман. А еще увидел стоящего рядом с князем человека. Правда, со спины... Не веря своим глазам, он попытался обойти вокруг, но тут услышал знакомый, чуть напевный голос: -- Спроси видоков, светлый князь. Я к его брату и пальцем не прикоснулся, а что тому худо стало, так разве в этом моя вина? Может, он животом приболел да от коликов умер, а может, его Карачун схватил, только при чем тут я? "Болотник, -- шевельнул губами Добрыня. -- Откуда?" -- Он правду говорит, -- вставил кто-то из дружинников. -- Я все видел. Пришлый этот перед Рольфом ничего не делая стоял, а тот вдруг согнулся и упал. Мертвый уже. А с пришлым мальчишка был, так тот сам напугался и деру дал. -- Вот видишь, князь. -- Светлая голова болотника склонилась к Владимиру. -- Я по милости его брата раба потерял, так что не я ему, а он мне должен... Добрыне удалось наконец растолкать воев и пробиться к говорящим. Всклокоченный и злой, он вылетел прямо перед болотником. Тот моргнул зелеными глазами: -- Да вот и боярин меня знает -- не даст соврать, что я тебе, князь, лишь добра желаю. И нынче я не по своей воле явился -- он меня позвал. -- Я? -- удивился Добрыня и осекся. А ведь правда звал! Но как Выродок услышал его зов? Откуда явился? -- Да, звал... Но как ты услышал? Болотник безмятежно улыбнулся: -- Я ж тебе сказывал: только кликни -- я услышу... -- Не может быть... -- Впервые в своей долгой жизни Добрыня растерялся. Он не желал верить болотнику, но не мог не поверить. -- Стрый, -- шепнул ему на ухо Владимир, -- это что за человек? Очнувшись, Добрыня повернулся к князю. С болотником он еще успеет разобраться, но лучше, если Владимир при этом останется в стороне. -- Это мой старый знакомец, -- небрежно отмахнулся он. -- Позволь нам побеседовать без лишних ушей... Карие глаза князя сверкнули опасным всполохом: -- А Рогнеду сыскал? Болотник опередил Добрыню: -- Сыщем, князь. Вместе мы кого хошь сыщем. Егоше было смешно видеть разочарование на Добрынином лице. Он прекрасно понимал, чего желал боярин, но без княжьего доверия Егоше было не обойтись. В Новом Городе Добрыня отвадил его от князя, и, хоть болотник сразу разгадал его немудреную хитрость, огорчение от неудачного свидания было искренним. Он-то шел к Владимиру не советы давать! Однако, уже научась не отказываться от задуманного и зная, что боярин не упустит возможности пополнить дружину племянника, он сам отправился в Полоцк. К тому же томили мысли о Настене. Егоша надеялся поспеть в городище раньше Владимира и оградить сестру от возможных бед, но князь все же опередил его. Еще издали приметив вьющийся над городищем дым, Егоша остановился на холме у леса, внимательно вгляделся в суетящиеся возле городских стен людские фигурки. Он мог попробовать дотянуться до сестры духом, но после мнимой смерти, чуть не обратившей его в нежитя, боялся давать духу слишком много воли. Размышляя, он опустился на землю. И не успел сесть, как в ветвях позади него раздался шорох. Почуяв приближение зверя, Егоша замер. -- Он зовет тебя, -- тонко сказал пришедший. Егоша обернулся. Маленький мохнатый шишок, деловито сложив перед грудью пушистые лапки, сидел на нижней ветви раскидистой березы. Егоша протянул к нему раскрытые ладони. Шишок скакнул ближе, защелкал. -- Он трижды звал тебя, -- услышал Егоша. -- Откуда ведаешь? -- Шишок понравился болотнику, даже вызвал желание поговорить. Нежить обиженно утер лапками морду, звонко Цыкнул: -- Сам видел! -- Значит, ты -- Дворовой? -- удивился болотник. Этот шишок совсем не походил на Дворового. Его гладкая шерстка лоснилась от вольного житья, а ловкое гибкое тело привычно удерживалось на низкой ветви дерева. -- Я -- Хозяин! -- Шишок развернулся и скакнул в лес. Он выполнил свое дело -- передал услышанное тому, кто ждал зова, и теперь был свободен. Егоша поглядел ему вслед. Шишок выглядел как обычная ласка, но на самом деле умел и понимал куда как больше обычного зверя. Наворопника, следопыта и соглядатая лучше его и придумать было нельзя. Живя поближе к людям, шишки облюбовывали себе богатые дворы и становились Дворовыми или Хозяевами. Дворовые жили где-нибудь в овине, питались объедками со стола или воровали цыплят, но шишки-Хозяева владели человеческим двором будто своим собственным, и яро берегли его от любых посягательств иной нежити. Шишок-Хозяин мог умереть, защищая свое добро, а на облюбованном им дворе он считал своим все. Егоша кинул вслед шишку смятый листок березы, шепнул: -- Понадоблюсь -- позови... Услышал хитрый нежить его обещание или нет, понять было трудно, но, так и не получив ответа, Егоша направился к городищу. В разбитый и разграбленный Полоцк войти оказалось довольно просто -- дыр в городской стене было предостаточно, однако уже на княжьем дворе начались неприятности. Стараясь незамеченным добраться до Добрыни, болотник нос к носу столкнулся с Альвом. Урманин признал его сразу, и не уйти бы Егоше от бессмысленной и ненужной драки, но, к счастью, поблизости очутился Владимир. Егоша никогда раньше не видел Новгородца, и потому соскочивший с крыльца парнишка в богатом, измазанном кровью корзне сперва лишь разозлил его. Пареньку не следовало соваться -- он лишь мешал болотнику разобраться с Альвом, но, заступив дорогу урманину, мальчишка громко приказал: -- Не смей его трогать! Хватит крови! "Князь", -- понял болотник и тут же склонил голову, исподлобья косясь на Владимира. Ему было интересно. Значит, вот кого опасался Сирома? Этого мальчишки с щуплым телом и надменным лицом? Избранник нового Бога казался слишком молодым и глупым для своей великой цели. Но когда-нибудь он станет первым поклонником Христа... Хотя нет, не первым. Его бабка, великая Ольга, уже поклонилась новому Богу. Жаль, стара была, чтобы привести его на Русь... Молодость князя была Егоше на руку -- юнца легче обвести вокруг пальца. А от Добрыни лучше избавиться. Не убить, конечно, и не отвадить его от князя, а сделать своим союзником. -- Мы сумеем отыскать Рогнеду, князь, -- повторил Егоша. -- Если боярин не против. Владимир склонил голову к плечу, задумчиво сморщил лоб. Он не знал этого парня, но Добрыня знал. Может, пришлый и впрямь отыщет Рогнеду? Владимир вспомнил алые надменные губы княжны, ее тонкий стан и высокую грудь... Пускай ищет! Взмахнув рукой, он приказал Альву: -- Не тронь его! Тронешь -- будешь дело со мной иметь! А ты, болотник, ступай с Добрыней и помогай ему, коли можешь! Егоша поклонился. Бурча и вздыхая, Добрыня повел его к медуше. -- Не злись, боярин, -- буркнул Егоша в его широкую спину. -- Я ведь и впрямь тебя услышал. Я же колдун... Еще не остыв от потрясения, Добрыня скривился, фыркнул через плечо: -- Тогда тебе самое время со знахарем познакомиться. Небось, оба спятившие -- вот и договоритесь. -- Что верно, то верно. -- Егоша согнулся, с трудом втиснулся в узкий лаз медуши. Его привычные к резким переменам света глаза сразу заметили сидящего на бочке знахаря. Почуя в нем врага, дух Егоши сжался, изготовился к схватке. Сдерживая его мощь, болотник подошел к знахарю. Голубые глаза старика огладили его теплом, но, уловив в подошедшем незнакомце опасность, стали холодными. -- Чего ж вы оба будто воды в рот набрали? -- расхохотался Добрыня. Ему было потешно видеть рядом двух помешанных, один из которых мнил себя знахарем, а другой -- колдуном. -- Помолчи. -- холодно велел ему Выродок. Добрыня ухнул, хватился за меч, но болотник охладил его: -- Хочешь сыскать Рогнеду -- заткнись. -- Ну, коли не сыщешь! -- пригрозил Добрыня. -- Так что же, старик? -- нараспев протянул Егоша. -- Где твоя княжна? Подрагивая всем телом, знахарь молчал. Чуя, что Егоша сильнее, он приготовился к смерти. Она была лучше предательства, которое его заставлял совершить этот чужой и злой колдун. Сомкнув зубы, он судорожно сглотнул. В последний миг, уразумев его намерения, Егоша рванулся к знахарю, с силой надавил ему на скулы крепкими пальцами. Рот старика раскрылся, глаза закатились. Ничего не понимая, Добрыня метнулся к ним. -- Язык хотел проглотить, -- небрежно отряхивая пальцы, заявил Егоша. -- А не вышло. Ничего, оклемается -- все скажет. -- А может, он и не знает ничего? -- робея перед знаниями и ловкостью болотника, предположил Добрыня. Тот окатил его холодным взглядом: -- Просто так языки не глотают. Коли решился на такое, значит -- что-то ведает и выдать страшится! Старик медленно открыл глаза. Болотник склонился к нему и, разорвав рубаху, поставил на обнаженную грудь пленника, как раз против сердца, обе ладони: -- Ты знаешь, что я сильнее, но молчишь. Это похвально и глупо. Я не убью тебя, однако причиню очень сильную боль. Тебе придется заговорить. Старик упрямо отвел глаза. Добрыня сглотнул. Задумка болотника ему не нравилась, но что было делать? Князь ждал... -- Жаль, -- облизнув губы, Егоша прикрыл глаза. -- Когда-то ты помог моей сестре... -- Я ни за что не стал бы помогать отродью! -- хрипло перебил его знахарь. Болотник открыл глаза: -- Ты ослеп от старости. Погляди на меня и вспомни... Голубые глаза зашарили по его лицу. -- Болотник... -- прошептал старик. -- Сестра... -- И, резко поднявшись, выкрикнул: -- Настена! Против его воли воспоминания отбросили его назад, к той, которая стала почти дочерью. Он вновь учуял дым горящих изб, услышал звон мечей и, очутившись в своем доме, узрел лаз под сундуком и спускающуюся в него Настену. Она помогала спускаться всхлипывающей и почти теряющей сознание Рогнеде. "Как же ты? -- раздался в ушах старика ее жалобный голос. -- Как же ты?" -- Я знаю, где княжна! -- Болотник резко оторвал руки от груди знахаря, выпрямился. -- Пойдем, боярин! Понимая, что невольно выдал самых близких людей, старик застонал. Расслышав стон страшный, оказавшийся братом Настены колдун остановился в дверях, повернул к нему равнодушное лицо: -- Перестань, старик! В этом нет твоей вины. -- Я знаю. -- Знахарь поднял к нему искаженное болью лицо. Из его голубых глаз выкатилась слезинка, оставляя на смятой коже влажный след, сбежала к бороде. -- Только от этой мысли мне не становится легче. Но Егоша уже не слушал его. Торопясь порадовать князя, Добрыня толкнул его к выходу: -- Оставь старика, лучше покажи, где Рогнеда. Егоша кивнул. Знахарь обрадовал его: Настена была в безопасности, и княжна не пострадала, а значит, Владимир примет его. Теперь Добрыне уже не удастся так легко прогнать его со двора! Он стрельнул глазами на боярина. Окруженный созванными наспех кметями, тот угрюмо глядел в землю и шевелил губами, будто считая шаги. Нет, отныне и Добрыне не захочется его гнать. Боярин заинтересован и, пока не разберется, не отпустит. Добрыню на самом деле беспокоил болотник. Кем он был? Откуда взялся? Старый знахарь не сказал ему ни слова, однако и он, и даже сам Добрыня вдруг поняли, что знахарь выдал княжну. Как и почему -- боярин не ведал, но уверенный шаг болотника и жалобный стон старика лишь подтверждали его догадку. Может, болотник и впрямь был колдуном? Говорили же, будто давным-давно на земле жили могучие волхвы... Ольга и Олег в них верили... Болотник подвел воинов к невысокой добротной избе и, не церемонясь, шагнул внутрь. Добрыня вошел следом. По терпкому запаху трав и множеству горшочков на полоках он понял -- это изба знахаря. -- Вели отодвинуть сундук, -- шепнул на ухо Добрыне болотник. -- Зачем? -- не понял боярин. Огромный, кованный железом сундук посреди горницы вызывал у него недоумение -- какой хозяин станет столь громоздкую вещь на середку ставить? -- но двигать его Добрыня считал бессмысленным. -- Двигай! -- резко рявкнул болотник. Добрыня вздрогнул и немного удивленно велел застывшим на пороге кметям: -- Ну-ка, ребятки, подвиньте сундук! Пройти мешает. Дружинники послушно отложили оружие, склонились и, ухватившись за края сундука, закряхтели. Оставляя на полу глубокие царапины, он со скрипом сдвинулся с места. -- Так-то лучше. -- Болотник рухнул на колени, зашарил по полу пальцами и неожиданно рванул вверх одну из половиц. За первой потянулось еще несколько. "Лаз", -- смекнул Добрыня и, отодвигая колдуна в сторону, велел: -- Пусти! Почти не касаясь ведущих в подвал ступеней, он провалился в лаз. Следом спрыгнули остальные. В маленькой и уютной клети, куда они попали, гордо выпрямившись, стояли две женщины. Одну он узнал сразу и невольно склонил в почтении голову -- будущую родственницу стоило уважить, а вот другую видел впервые. Она была мала ростом, но стройна и довольно красива. Огромные голубые глаза на бледном лице девки светились решимостью, а зажатая в тонких пальцах лучина даже не дрожала. -- Не подходи, боярин! -- зло выкрикнула Рогнеда. -- Я лучше умру, чем отдам себя сыну ключницы и убийце моих родичей! Заметив в ее руке блестящее лезвие, Добрыня попятился. -- Зачем же так, княжна? -- выступая из-за его плеча, негромко сказал болотник. Лучина в руке второй, незнакомой Добрыне девушки дрогнула, ее губы округлились, и тут боярин признал ее. Это была та самая девчонка, что когда-то помогла им избежать ссоры с Рогволдом. Давно это было... Ох, давно... Как же ее звали? Кажется, Настеной. Он еще ее отблагодарить обещал... -- Брат? -- не сводя с болотника пылающих глаз, жалобно шепнула она. -- Брат?! -- Рогнеда оглянулась, и тут болотник прыгнул. Не успев обернуться, Рогнеда упала под его весом. Выпавший из ее пальцев кинжал покатился по полу к Добрыниным ногам. -- Вяжи ее! -- не поднимаясь выкрикнул Добрыне Выродок. Тот щелкнул пальцами. Ратники подскочили к упавшим, вздернули Рогнеду на ноги, скрутили ей за спиной локти. Болотник поднялся сам, покосился на остолбеневшую Настену: -- Что ж ты не удержала подругу, сестра? Зачем ей нож дала? -- Ты?! -- Настена неверяще вытянула вперед лучину, почти коснулась огнем лица болотника. -- Я, я, -- хмыкнул тот. Растерянно переводя глаза с него на девку, Добрыня пытался хоть что-то уразуметь. Настена оказалась братом Выродка? Но почему же тогда он пошел против Рогнеды? Назло сестре? Нет, не похоже... -- Предательница... -- глядя в глаза Настене, жалобно всхлипнула княжна. -- Нет! -- Словно очнувшись, девка бросилась к ней, умоляюще заломила тонкие руки. -- Нет! Я не знала! -- Она не поверит тебе, сестра, -- быстро ответил за княжну Егоша. Настена повернулась к нему. Не в силах видеть мечущегося в ее глазах ужаса и недоверия, Добрыня отвернулся. -- Но ты?! Ты же умер? Как?! -- срывающимся голоском простонала она. -- Что -- "как"? Как умер или как выжил? -- Егоша и сам не ведал, что с ним творилось. Он глядел на Настену, а видел совсем чужую, незнакомую ему девку с напористым и гордым нравом. Девочка, которую он когда-то знал и любил, осталась в давнем прошлом, а эта незнакомка, хоть и звала его братом, приходилась ему чужой. Настены больше не было... Он тронул Добрыню за рукав: -- Пошли, боярин. Князь ждет. Добрыня вздрогнул, что-то подсказало ему, что девушка вот-вот упадет. Кинувшись к ней, он ловко подхватил на руки ее уже оседающее тело. -- Помоги же! -- выкрикнул в лицо Выродку. -- Она все же сестра тебе! Тот отрицательно помотал головой, не спеша вылез наружу и уже сверху негромко сказал: -- Нет, больше не сестра... В ставшей пустой и тихой клети Добрыня сел на пол, положил на колени русую девичью голову. Бедная девочка! Угораздило же ее иметь такого братца! А как была смела... Добрыня легко похлопал пальцами по Настениным щекам. Распахнувшиеся голубые глаза девушки ударили по его душе невыплаканной болью, заставили отвернуться. -- Он ушел, девочка, -- не дожидаясь вопроса, сказал он. Настена села и, еле сдерживая слезы, жалобно прошептала: -- Он... Он... Он такой... А я из-за него... И, не выдержав, она зарыдала. Добрыня зажмурился. Он не выносил женских слез -- казалось, будто скулит и жалуется на что-то, перебравшись в дергающееся женское тело, его собственная душа. -- Тебе надо уходить из Полоцка, девочка, -- тихо предложил он. -- Я сам найду тебе провожатых, сам выведу из городища. Коли тебе есть куда пойти -- ступай, а коли некуда -- вспомни мое обещание. В моем доме в Новом Городе места много -- тебе хватит. Только теперь Настена вспомнила, где раньше видела это чернобородое лицо. Конечно! "Добрыня", -- так назвал этого новоградца Варяжко. И еще добавил: "Он от своих слов не откажется -- поможет тебе, коли встретиться доведется". Ведал бы он, как и когда они увидятся... Боль разорвала сердце Настены. Всех она потеряла, всех! Кого по глупости, кого из упрямства... Сама от любви отказалась. И из-за кого? Из-за Егоши? Но Егоша умер! А этот гнусный, даже не улыбнувшийся ей при встрече Выродок был кем-то чужим! Теперь она понимала и ненависть к нему киевлян, и желание Варяжко разделаться с ним. По его вине потеряла она свою любовь, по его вине плакала в неволе гордая и красивая Рогнеда... Век не отмолить ей у пресветлых богов прощения за такого брата. Отцу с матерью не отмолить... Вспомнив о родных, Настена выпрямилась. Никого у нее не осталось, кроме отца и матери. Давно рвалась ее душа в родные края, а нынче, видно, настало время самой туда отправиться. Она вытерла слезы: -- Благодарствую за приглашение, боярин, а только у меня родичи есть. К ним пойду. Добрыня помог девке вылезти на свет. Выродок не ушел далеко, сидел в горнице на лавке возле стола, перебирал длинными пальцами какие-то обереги Рогнединого знахаря. Рядом с ним, поддерживая безвольно обмякшее тело княжны, стояли Добрынины кмети. А у ног болотника, утопая в луже крови, с грубо перерезанным горлом, лежал сам хозяин избы -- голубоглазый старик-знахарь. Заметив его, Добрыня удивленно вскинул брови, а Настена всхлипнула, прижимаясь к боку боярина. -- Он, дурак, сюда заявился и на меня с ножом полез. Вот и получил, чего желал, -- добродушно пояснил болотник и тут же поинтересовался: -- А вы-то чего там застряли? Притискивая к себе Настену и стараясь не смотреть на жалкое, худое тело мертвого знахаря, боярин хрипло ответил: -- Сестре твоей помогал. -- А-а-а. -- Тот равнодушно пожал плечами, отвернулся: -- Пошли, что ли? Ярость и боль потери придали Настене сил. Рванувшись из Добрыниных рук, она прыгнула к брату. Ее огромные глаза впились в лицо Выродка: -- Ты не мой брат! Ты -- выродок, убийца! Мне жаль, что киевские бояре не сумели с тобой расправиться! Мне стыдно жить, имея такого брата! Спокойно перехватив ее занесенную для удара руку, болотник подтолкнул девку к Добрыне: -- Когда-то я любил тебя, сестра, но все проходит и все меняется... Ступай прочь и моли богов, чтобы больше не очутиться на моей дороге. Отброшенная его сильной рукой, Настена рухнула на широкую грудь боярина и затряслась, зарывшись лицом в его надежное плечо. Новгородец чем-то напоминал ей Варяжко. Как хотелось бы прижаться к его сильной груди, ощутить рядом его надежное тепло, услышать дорогой голос... Но она устала, слишком устала, да и кто знает -- простит ли ее нарочитый? Ведь по ее милости князь погнал его за Волчьим Пастырем, когда Рогнеда приезжала в Киев. Варяжко вряд ли стерпел позор от простой болотной девки. Верно, уже давно нашел себе другую, утешился... А ей остается жить одной... Оторвавшись от Добрыни, Настена смолкла, утерла слезы. -- Давно бы так, -- заметив ее жест, ухмыльнулся болотник. -- От нытья проку нет. -- И, переведя на Добрыню красивые безжалостные глаза, напомнил: -- А нам, боярин, поспешить надобно. У нас впереди много дел, и без моей помощи твоему князю с ними не сладить. Болотник пугал и восхищал Добрыню одновременно. Он был подлецом, но иногда один умный и ловкий подлец оказывается нужнее десятка честных и преданных друзей... Все еще прижимая к себе хрупкое девичье тело, Добрыня кивнул болотнику: -- Пойдем, Выродок! ГЛАВА 35 Вести о захвате Полоцка примчали в Новый Город три больших черных жеребца. Увидев их, Полева испугалась. Летящие по улице вороные походили на несущихся неведомо куда вольных Стрибожьих внуков. Даже их огромные с лиловым отливом глаза сияли какой-то дикой, неприрученной красотой. Заглядевшись на коней, Полева не сразу заметила гордо восседающих на их лоснящихся спинах всадников и, лишь когда улеглась потревоженная конскими копытами пыль, по их высоким красным шапкам поняла -- летели могучие жеребцы из Полоцка, несли вести от Владимира. Сообразив, что к чему, она метнулась на двор к Антипу и с порога закричала: -- В городище гонцы из Полоцка прибыли! Антип сидел в светлой горнице за столом и, старательно выводя кистью из моченого конского волоса сложный узор, что-то разрисовывал. От громкого крика Полевы он выпустил кисть из руки, оглянулся: -- И что слышно? Она пожала плечами: -- Ничего покуда. -- Не удержавшись от любопытства, заглянула старику через плечо и ахнула: -- Ох, красота-то какая! Лежащая перед Антипом поделка и впрямь была красива. Старик славился своим умением выпиливать из камней и речных ракушек диковинные броши и подвески, а расписанные им чаши и кружки за большие деньги покупали богатые и важные купцы из далеких Херсонеса и Рима. По круглому ободу той чаши, что лежала перед ним нынче, летели такие же кони, какие недавно промчались через городище. Только на спинах нарисованных жеребцов не было вершников и масти они были иной -- серые в ярких белых яблоках. -- Кому ж ты этакую красоту творишь? -- поинтересовалась Полева. Обрадовавшись похвале, старик притянул ее, усадил рядом: -- А что скажешь, коли тебе? -- Мне? Полева не ждала от Антипа подарков. Старик и так слишком многое делал для нее. Ведь это он выходил ее после исчезновения Выродка, он кормил ее, поил, давал одежду и кров. И хоть Антипу не удалось избавить ее от воспоминаний, успокоить убивающую ее боль он сумел. Благодаря его стараниям Полева уже не пыталась убежать из Нового Города и почти смирилась с мыслью, что никогда больше не увидит завладевшего ее сердцем знахаря. Ласковые и искренние речи Антипа принесли ей какой-то странный покой, а его Бог с грустным лицом каждый вечер перед сном утешал ее и каждое утро вселял надежду выжить. Старик поселил Полеву в небольшой, но уютной клети, возле своей горницы, и повесил в переднем углу лик своего Бога. Он сам написал его скорбное и любящее лицо, поэтому новый Бог казался Полеве более близким и простым. Иногда она даже пыталась разговаривать с ним, доверительно выплакивая свою боль. И хотя Бог молчал, Полеве становилось легче. В молчании Антипиного Бога была надежда на счастье... А однажды Антип выпилил из дерева маленький красивый крестик и подарил Полеве. Мерянка пыталась отказаться от подарка, но Антип сам надел крестик ей на шею и шепнул: -- Это оберег моего Бога. Пусть он помогает тебе. С той поры в трудный миг Полева хваталась за подаренный Антипом оберег и шептала слова мольбы к тому, в кого так верил варяг и кто был так добр, что каждую ночь безропотно выслушивал ее бесконечные жалобы. Вот и нынче, завидев летящих через городище черных жеребцов, Полева первым делом нашарила на груди крестик и испуганно сжала его в ладони. В тот миг она не заметила боли, но теперь, раскрыв ладонь, увидела посерединке глубокую, оставленную краем креста царапину. Она поднесла руку к губам, слизнула выступившую кровь. -- Что там у тебя? Покажь! -- заметив ее удрученное лицо, потребовал Антип и, не дожидаясь ответа, развернул к свету узкую девичью ладонь. -- Малость поцарапалась... -- не зная, как, не обидев мастера, объяснить свою рану, смущенно забормотала Полева, но на ее счастье дверь распахнулась, и в клубах утреннего мороза на пороге появился Миролюб. Углядев на щеках вломившегося в избу сына лихорадочный румянец, Антип приподнялся. Сияя улыбкой, Миролюб подлетел к нему, затряс за плечи: -- Наши Полоцк взяли! Рогнеда полоцкая Владимиру женой стала! Кривичи с Владимировой дружиной на Киев идти собираются! -- А тебе-то что за радость? -- отпуская руку Полевы, холодно спросил раскрасневшегося парня Антип. Миролюб опустил руки, недоверчиво взглянул в потемневшее отцовское лицо: -- Ты что, отец?! Неужели не рад?! -- А чему радоваться? -- Старик опустился на лавку, отодвинул в сторону свою поделку. -- Тому, что нашем князем месть движет и, от нее ошалев, он под себя людские жизни мнет? Иль тому, что он брата убить желает? Слова отца хлестали Миролюба будто плети. Что старик болтал?! У него под носом вершилось великое, а он чашки разрисовывал да кланялся идолу с оленьими глазами! -- Хватит, отец! -- пытаясь совладать с охватившим его негодованием, рявкнул Миролюб. --Ты меня в Полоцк с князем не пустил, так в Киев я сам пойду и тебя спрашивать не стану! Полева испуганно прикрыла ладошкой округлившийся рот и, сообразив, обеими руками обхватила старика. "Главное, чтоб отец с сыном не подрались, родной крови не пролили, -- стискивая напрягшиеся плечи Антипа, думала она. -- А слова забудутся". Не замечая ее усилий, Антип шагнул к сыну: -- Ты что говоришь?! -- А то и говорю, что не стану, подобно тебе, от войны бегать и трусость свою божьим словом прикрывать! Н