раскидистом парке и на двух гектарах газона, перед самим зданием, размещалось незаметное для глаза тройное кольцо безопасности с тремя постепенно по-вьшающимися уровнями энергетической защиты и автоматическим обнаружением посторонних объектов. Неусыпное внимание к этой системе шефа, сменившего уже двух инженеров из группы ее обслуживания, привело к тому, что за пять лет пребывания Шифта на посту комодора отдела безопасности корпорации, кроме мелких инцидентов и ложных тревог, неизбежных при таком уровне автоматизации, не произошло ни одного серьезного сбоя в работе системы охраны. На виллу не только ни разу не удалось проникнуть постороннему или случайному посетителю, но ни один из местных жителей даже не догадывался о том, что в этом гнездышке богатых бездельников вершатся какие-то тайные дела. И уж совсем невозможно было предположить, что именно здесь располагался один из важнейших отделов корпорации. Такая глубокая конспирация, в том числе и от правительственных служб, постоянно интересующихся деятельностью отделов корпорации, обеспечивала комодору изрядную долю независимости при принятии любого значительного решения. Когда появляется возможность увеличить за государственный счет пределы личной власти, редкий чиновник способен от этого отказаться. Беда всех тоталитарных режимов как раз в том и заключается, что в конце концов они начинают разваливаться от чрезмерных стараний их верных апологетов. Впрочем, Комору это пока еще но грозило. Во всяком случае, корпорация не ощущала затруднений ни в финансовых, ни в людских ресурсах. Сегодня комодор в полной мере почувствовал все достоинства созданной им хорошо отлаженной машины. На ежедневной телеоперативке он потребовал от своих сотрудников срочной отправки внеочередного рейдера. И когда начальник финансовой службы попробовал заикнуться о том, что полмиллиона энергетических единиц не высосать из пальца в конце квартала, Шифту оказалось достаточно небрежно бросить: "Снимите со счета особых операций, по нему вам нет необходимости отчитываться". -- В конце концов, -- мрачно подытожил комодор, -- отправка необходима для того, чтобы исправить огрехи в работе наших же сотрудников. Не будем выносить сор из избы, а секронга Гравса при первой возможности переведите подальше. На Зеру, например. Там его беспробудная глупость принесет нам наименьший вред. Для мрачного настроения у комодора причин было более чем достаточно. На один из рейдов флота "икс" только что был назначен штурманом человек, в личной карточке которого центральный компьютер не нашел ни одной записи. Более того -- не было и самой карточки. Потребовалось немедленное специальное расследование. Страшно подумать, какой шум поднимется, если под вымышленной фамилией на рейдер проник какой-нибудь журналист из новоявленных левых. -- Крайнова немедленно арестовать и доставить в наш отдел. Я сам возьму под контроль его дело. Отправку рейдера оформите под правительственный рейс. Наши люди не должны засвечиваться во время этой операции. Действовать быстро. О результатах доложите лично мне. После того как совещание закончилось, с комодором остался только его личный секретарь и старый друг Гросул. Едва погас последний монитор связи, Гросул недоуменно пожал плечами: -- Столько шума из-за какого-то космика. -- Ты не понимаешь, Арнс. Ты недавно работаешь в разведке. Опасней всего тот противник, про которого мы ничего не знаем. -- Но почему обязательно противник? -- Потому, что ради простого космика никто не станет изымать из центрального компьютера его данные. Такого вообще еще не случалось на моей памяти! -- Комодор с ожесточением стукнул кулаком по ручке кресла. -- И инженерная служба утверждает, что это вообще невозможно! И этот неизвестно кем подосланный агент на одном из наших рейдеров! Только этого сейчас не хватало. -- Разве нельзя связаться с капитаном и попросить его без шума ликвидировать Крайнова? -- Во-первых, линии космической связи можно прослушать, во-вторых, в таком случае мы вообще никогда не узнаем, кто его подослал. -- Кто же еще, кроме Тетрасоюза? -- Тетрасоюз? -- Комодор усмехнулся. -- Если бы это был Тетрасоюз, я бы не шевельнул и пальцем. Все намного серьезней, Арнс. Вот уже четвертый год, как мы обнаружили, что внутри империи действуют агенты не известной нам организации. До сих пор мы не смогли даже выяснить ее название, не смогли поймать и обезвредить ни одного ее сотрудника. Это при нашей-то сети осведомителей! Происходит нечто такое, чего я не могу даже объяснить. Возможно, этот человек на "Рендболле" -- первый за эти годы шанс хотя бы узнать, что собой представляют наши ПРОТИВНИКИ. -- Кого ты собираешься послать на "Рендболл"? -- Нашу лучшую группу. Они должны действовать крайне осторожно и подготовиться к любым неожиданностям. Пусть сразу не раскрываются, осмотрятся, оценят обстановку. Крайнов чрезвычайно опасен, мы не можем допустить здесь прокола. Необходимо выяснить, кто за ним стоит. -- Вы сами проинструктируете оперативников? -- Нет. Пусть этим займется Никольский. Никто не должен догадаться о том чрезвычайном значении, которое имеет для нас эта операция. Если правительственные службы получат о пей информацию -- поднимется скандал похлеще того, который разразился в связи с делом Ренца. Глава 5 Для узника время течет медленно, и я мог себе позволить неторопливо обдумать все странные вещи, приключившиеся со мной за последние месяцы. Чего стоит, к примеру, история с датой рождения в моей карточке? Если Гагаров ее выдумал -- то зачем? Если нет, то почему я об этом ничего не знаю? Хотя карточка личного учета никогда не выдается на руки, должны же были раньше обратить внимание на такой ляп! Нынче две тысячи триста сорок шестой, и выходит, если верить карте, я родился триста лет назад, в две тысячи восьмом... Что-то мне эта дата напоминала. Что-то чрезвычайно важное, и мне никак не удавалось вспомнить -- что именно. События до двадцать восьмого года помнил отлично. Лицей космонавтики на Земле, общежитие, лица студенческих друзей. Долгие политические споры по вечерам о национальной независимости, об интервенции Комора, не знающего предела для собственных аппетитов. Но дальше в памяти провал -- словно наглухо закрытая дверь... За ним лишь лица незнакомых людей, обрывки непонятных фраз... Конечно, это все шуточки гипноблока. Насилие над человеческой психикой не проходит бесследно. Узнать бы, кто мне его поставил... после того как я потерял сознание в подземельях Лимы. Прошло не меньше шести часов, прежде чем я вновь обрел контроль над собой. Многовато для простого сонара. За это время могло произойти все что угодно... И опять мои мысли, в который уж раз, вернулись к Илен. Видимо, мне никогда теперь не удастся избавиться от этого воспоминания... Я видел се обнаженной в своем гостиничном номере, когда побежденная наконец моими ласками, она не смогла уже скрывать ответной страсти. Хотя, надо отдать ей должное, старалась оставаться простой статисткой до самого последнего момента. Словно хотела подчеркнуть, что ни на что большее, кроме ее обманом полученного тела, я не имею права... Теперь эта сцена приобрела надо мной странную власть. Я вновь видел лицо Илен, за минуту до того, как она повернулась, открыла дверь и молча, навсегда ушла из моей жизни. Лицо ее чуть заострилось, чуть смазались его черты, удлинились волосы -- сейчас это было лицо другой женщины. До боли знакомое и незнакомое -- одновременно. Я видел ее так ясно, словно она стояла тут, в моей замусоренной железной клетке. Оля взглянула на меня перед тем, как выйти, и от ее василькового взгляда мной овладело необъяснимое оцепенение. Полусон-полуявь. Воздухопроводы работали плохо, и затхлый, пахнувший горелым пластиком воздух донимал меня даже во сне. В конце концов я окончательно проснулся от вони. Пахло чем-то едва ощутимым, отвратительно мерзким, но не горелым пластиком. Самым неприятным показалось то, что запах был мне определенно знаком, но я никак не мог вспомнить, что он должен означать. Хотя в минуту пробуждения на какую-то долю мгновения мелькнула и пропала странная мысль о том, что я совершенно точно знаю все об этом запахе. А потом, проснувшись окончательно, ничего не мог вспомнить. Опять гипноблок? И тут я почувствовал, что дело здесь совсем не в гиплоблоке... Двенадцать витязей, стоя спиной к спине у скалы, высокой и узкой, отражали атаку. Они стояли здесь давно и рубились яростно. Им некуда было отступать, потому что позади была отвесная скала, а на ней замок, который они охраняли... Битва продолжалась долго. Слишком долго. И усталость я чувствовал такую, словно стоял среди них... Картина казалась яркой и сочной, будто я ощущал на себе самом всю тяжесть этой битвы. Неумолимый натиск врагов и безмятежность... Самое непонятное -- безмятежность. Потому что в их сердцах не было ни ненависти, ни горечи. Я знал это совершенно точно, как и то, что битва уже проиграна и враги через несколько бесконечных минут ворвутся в замок, переступив через наши поверженные тела. И это ничего не меняло, значение имела лишь сама битва, лишь то, по какую сторону скалы стоял каждый из нас... Сталь звенела от ударов, и искры, голубые, яркие, вместе с каплями нашей крови падали в траву, оставляя на ней несмываемый след... Замерев, я всматривался в эту, не имеющую отношения к данности картину. Но наваждение уже отпускало, таяли стены замка, похожие теперь на разорванные ветром клочья тумана. В последний миг мне показалось, что остатки видения уходят сквозь многометровую титанитовую стену корабельного борта, не ощущая преграды. И оттуда, им навстречу, тянутся длинные лучи звезд... Окончательно я очнулся от гулкого удара, потрясшего корпус "Рендболла". Казалось, гигантская металлическая туша корабля содрогнулась всем своим нутром. Характерный протяжный вой тормозных и поворотных двигателей, скрежет металла от переходных причальных тамбуров означали, что к нам прибыли гости. Встреча в космосе с другим кораблем не такое уж частое событие. Но сколько я ни прислушивался, толстенные переборки не донесли до меня больше ни единого звука. Утром стюард, подавая завтрак, тихо прошептал: "Ночью пришел рейдер из Лимы. С вами хотят говорить. Тайные люди -- очень важный беседа". Больше мне ничего не удалось узнать, несмотря на все старания. Стюард лишь прижимал палец к губам да кивал на неработающие телесканеры, словно не он сам в прошлый раз сказал мне о том, что они неисправны. Выскальзывая за дверь, он шепнул лишь одно слово: "Ждите! " Одетый в новую, недавно выданную форму, начальник службы безопасности "Рендболла" лейтенант Лоуэлл сидел в своем кабинете один и, пощипывая верхнюю губу, усы на которой все никак не могли занять отведенное им в мечтах место, читал новый, только что полученный из центра приказ. Приказ пришел нарочным с рейдера, и поскольку такого никогда еще не случалось, Лоуэлл читал приказ старательно, как криптограмму, желая уловить скрытый между строчками смысл. Но то ли такого смысла не было вообще, то ли у Лоуэлла не хватало для этого опыта, ничего, кроме банальнейших казенных фраз, извлечь из документа ему не удавались. "Вам предписывается... Обеспечить необходимую секретность... Предоставить полную самостоятельность... Поступаете в распоряжение..." -- Я им что, кукла? -- спросил Лоуэлл, обращаясь к письменному столу, на что тот, естественно, ничего не ответил. Тогда лейтенант решительно встал и прошелся по кабинету, все убыстряя шаг. В голове почти мгновенно сложился отличный план предстоящей операции, не той, которая предписывалась ому приказом, а придуманной самостоятельно и предназначенной обеспечить полную ясность происходящего для пего лично. Гости пожаловали минут через сорок. Двое -- в форме инженерной службы крейсера, третий оказался моим старым знакомым, боевиком Ловинского, тем самым, с которым мне пришлось драться. Критонов сопровождал нас и в подземельях Лимы, однако сейчас сделал вид, что не узнал меня. Я охотно последовал его примеру, поскольку человек этот мне не понравился своей жестокостью и непредсказуемостью поступков. А после случая с сонаром я вообще не слишком доверял людям Ловинского, Совершенно непонятно, как этот человек очутился на "Рендболле". Неужели для его доставки отправили специальный корабль? Это казалось слишком невероятным. Сдержав свое любопытство, я промолчал, внимательно разглядывая своих гостей. Тот инженер, что был постарше, держался непринужденно и своей улыбкой, показным добродушием старался заранее расположить меня к себе. Второй, совсем почти мальчишка, с едва пробивающимися усиками, прятал взгляд и топтался у самого входа, почему-то не желая, чтобы я обратил на пего внимание, и тем самым, разумеется, вызывал к себе наибольший интерес. Форма на нем сидела мешковато, словно наспех подбиралась с чужого плеча. Он не задавал вопросов и ни разу не поднял глаз. Разговор начал тот, что постарше. Представился он как уполномоченный Тетрасоюза Ларсон. Выходило, Комор отправил рейдер за четыреста парсеков, чтобы любезно предоставить своим политическим противникам возможность встретиться со мной. Критонов предпочел в разговор не вмешиваться, и все это начинало сильно смахивать на плохой любительский спектакль с переодеванием. Ларсон говорил о чести, о том, что я в неоплатном долгу перед Тетрасоюзом, спасшим мне жизнь, и организовавшим побег с Лимы. Суть его путаного монолога в конце концов свелась к тому, что настала пора действовать. На "Рендболле" все готово для захвата корабля людьми Тетрасоюза, а мне предназначена во всей этой детективной истории роль штурмана, которую я якобы уже обещал Ловинскому. -- Бунт в открытом космосе по законам Комора карается смертью. Рисковать жизнью ради интересов Тетрасоюза, к которому я не имею ни малейшего отношения, но такая уж малая цена. Почему, собственно, вы думаете, что я соглашусь на такое предложение? Что касается бегства с Лимы, то, мне помнится, меня доставила на этот корабль полицейская служба корпорации. Ловинский преспокойно позволил корпорации загнать меня в угол, чтобы удобней было потом из него выуживать. Это злило меня больше всего. Мною просто пытались воспользоваться в своих интересах деятели Тетрасоюза и любезно предоставили мне роль пешки в своих непонятных играх. -- Послушайте, Крайнов, в конце концов, мы можем найти другого человека. На рудниках Сверсона живут недолго... И выбор у вас небольшой. -- Выбор у меня действительно небольшой. Но тем не менее я отказываюсь от вашего предложения. -- Вы не можете этого сделать! Мы готовили всю операцию в расчете на вас, мы затратили массу средств, времени, мы рисковали жизнью наших сотрудников! -- Очень сожалею. Меня просто забыли спросить о согласии вовремя. -- Может быть, мне просто пришить его? -- спросил Критонов. -- А корабль поведешь ты, что ли? Скажите прямо, Крайнов, чего вы хотите? Денег? Ларсон уже с трудом владел собой. Я вовсе не собирался провоцировать его на непродуманные крайние действия. В конце концов, Критонову ничего не стоило воткнуть нож в любого человека. -- Мне хватает моего заработка. Но если вы отдадите "Рендболл" под мое начало, тогда, я, возможно, соглашусь. Честно говоря, я сам удивился этой фразе, она прозвучала неожиданно, помимо моей воли. Я не собирался становиться капитаном, даже не думал об этом -- и вдруг на тебе! -- Я не могу этого сделать без согласия штаба! У нас уже есть человек, которому будет поручено командование Кораблем... -- Кто он? -- впервые вмешался в разговор тот молодой инженер, что псе время держался в сторонке. Его вопрос явно не понравился Ларсону. -- Когда придет время, нам сообщат! -- Видите, как мало вы доверяете собственным сотрудникам! -- Я сразу же воспользовался подвернувшейся возможностью. -- А еще хотите, чтобы я вам доверял! Нет уж, только если управление кораблем будет в моих руках -- я соглашусь рискнуть. -- Я предупреждал вас о том, что Крайнов ненадежен! Мы не можем ему доверять. А теперь он знает слишком много и его придется ликвидировать! -- гнул свое Критонов. -- Откуда вы знаете о его неблагонадежности? Это ваша собственная выдумка? -- Нет! Это данные разведотдела, он хочет использовать Тетрасоюз в своих личных целях! "Опять Илен! -- подумал я. -- Сколько еще раз мне придется жалеть о своем опрометчивом поступке?" -- Сейчас бесполезно спорить о том, кто будет командовать кораблем. Сначала нужно его захватить. Потом я свяжусь со штабом, и мы решим эту проблему. -- Пирсон попробовал еще раз обойти мое условие, но я твердо стоял на своем. -- Так дело не пойдет. Мне нужны гарантии. -- Вы даже не представляете, к чему меня вынуждаете и какие трудности нас ждут! Проще всего мне было бы пообещать вам сейчас все что угодно! -- В его голосе слышалось отчаяние. -- Вы прекрасно знаете, что это не так. В любом случае, кроме меня, управлять "Рендболлом" у вас некому, иначе вас бы здесь не было. Ну а в штурманской рубке у меня всегда будет возможность проверить, как выполняются мои приказы. -- Чего вы добиваетесь, Крайнов? Славы? Она весьма сомнительна. Шансов довести операцию до успешного конца у нас не так уж много! Центральный компьютер напичкан защитными блоками, еще до начала операции его придется вырубить, иначе автоматика пошлет на базу аварийный сигнал. "Рендболл" поведут вручную. -- Это невозможно. Это просто за пределами человеческих возможностей. -- Я ведь не говорил, что мы останемся вовсе без техники. Все вспомогательные системы сохранят работоспособность, будет нарушена лишь общая координация их взаимодействия. -- Даже в этом случае мы, скорее всего, попросту разрушим корабль. Человеческий мозг не способен работать со скоростью, необходимой для управления кораблем в момент перехода. -- Нам понадобится всего лишь сменить координаты и выиграть время. Кибернетики у нас опытные. В конце концов они овладеют ситуацией, для этого необходимо лишь несколько часов. -- Ну хорошо. Давайте на время забудем о технических проблемах и предположим, что все удалось. Корабль захвачен, кибернетики справились с программами центрального компьютера. Что дальше? Что вы собираетесь делать с "Рендболлом", если все удастся? -- Но я же вам говорил... -- Нет, я спрашиваю не о стратегических планах Тетрасоюза. Меня интересует, что будет с нами со всеми после того, как весь флот Комора бросится за нами в погоню? Не могут же они оставить без последствий подобный инцидент! Они сделают все от них зависящее, чтобы уничтожить мятежный крейсер как можно скорее. -- Мы не будем ввязываться в драку с флотом Комора. У нас есть план, на разработку которого ушло немало сил и времени. Мы слишком дорого заплатили за излишнюю доверчивость и не собираемся повторять ошибок. Вам достаточно знать, что для осуществления нашего замысла нужен не просто штурман, а специалист, способный вывести "Рендболл" вручную, без центрального компьютера, хотя бы в мертвую зону гиперперехода. И тогда я снова с чистой совестью отказался. Они требовали от меня невозможного. Тем не менее они попросили меня еще раз подумать и дали на размышление несколько часов. Значительно меньше Гагарова. Время поджимало. Всем нужен был штурман. Но за этим скрывалось и нечто иное. Слишком повышенный интерес к моей особе, начиная с Лимы. Наличие следов гипноблока в моей памяти... Похоже, сведения, которыми я располагал, представляли для кого-то чрезвычайную ценность, к сожалению, я и сам не мог ими воспользоваться. Корпорации Комора, Тетрасоюз... Сейчас оба эти понятия слились для меня, и я затруднялся определить, где кончается одна организация и начинается другая... Может быть, этой границы не было вообще. Может быть, организация Ловинского -- фикция, пустышка для обмана простаков, вроде меня... Может быть, Тетрасоюз -- всего лишь один из отделов все той же вездесущей тайной корпорации? Слишком много у них было общего, и потом, если реального противника не существовало -- его следовало создать искусственно. Эта не такая уж сложная мысль могла прийти в голову кому-то из руководителей корпорации, и тогда появился Ловинский, со своим разветвленным и крайне "опасным" для Коморы Тетрасоюзом. Подобная идея могла принести корпорации много субсидий и дополнительных правительственных фондов. Не в этом ли причина моего неожиданно возникшего стремления к самостоятельности? Я не доверял Ловинскому и не желал больше рабски трудиться на интересы Комора. Я мог рассчитывать только на себя -- но в одиночку невозможно установить контроль над "Рендболлом". Нужны были новые союзники, новые друзья. Сидя взаперти, немногого добьешься. И тут я впервые заметил, что не работавшие до сих пор сканеры в моей камере включены... Наш разговор подслушивался. События начали развиваться стремительно, словно кто-то отпустил туго натянутую тетиву. Глава 6 Лоуэлл вернулся в кабинет раздосадованный и совершенно не удовлетворенный ходом своей собственной операции. Несмотря на хорошо продуманный план, узнать ничего стоящего так и не удалось. Ни его личное присутствие на совещании заговорщиков с Крайновым, ни организованное без ведома капитана прослушивание не помогли ему установить главного -- чем простой штурман мог до такой степени заинтересовать две самые могущественные организации империи. А время поджимало. Лоуэлл прекрасно понимал, что скрытое на рейдере спецподразделение долго там не останется. Оно вот-вот приступит к выполнению основного задания, и Крайнов, вместе со своей тайной, уплывет от него навсегда. Все честолюбивые планы придется тогда отставить. Конечно, можно было сыграть в хорошего служаку, доложить в центр о готовящемся восстании, о раскрытии им лично целого заговора -- это принесло бы ему повышение в звании по крайней мере на два пункта. Но не более того... Такая перспектива совершенно не удовлетворяла неожиданно пробудившиеся аппетиты молодого лейтенанта. Сбросив отвратительный синий костюм инженерной службы, Лоуэлл облачился в привычную и удобную форму. Сама одежда не много значила, но она помогла ему вновь обрести утраченную уверенность в себе. Единственное, что сулило хоть какой-то успех в сложившейся ситуации, -- это оттяжка или срыв задания спецгруппы. Только это позволило бы ему выиграть необходимое время и самому разобраться с Крайновым. Но как это сделать? С космодесантниками шутки плохи... -- Я придумаю что-нибудь. Я обязательно придумаю! -- как заклинание произнес Лоуэлл вслух и не заметил, что после этой фразы экран давно сгоревшего монитора на нижней полке стеллажа непонятным образом замерцал под толстым слоем пыли и давно обесточенный прибор вновь обрел утраченную жизнь. Шестеро десантников из спецподразделения капитана Мейлера отчаянно скучали, полностью изолированные от команды крейсера. Изматывающее нервы непонятное ожидание, соблюдение первой группы секретности и вообще вся эта странная операция по захвату одного-единственного человека, находящегося к тому же под арестом, действовали на людей не лучшим образом. Задание на первый взгляд казалось слишком простым для полностью укомплектованного десантного звена. Такое подразделение, в случае необходимости, могло захватить город или взять под свой контроль корабль типа "Рендболл" -- и вдруг приказ: доставить на базу одного-единственного человека. Они привыкли не доверять простым и легким, с первого взгляда, заданиям. Разговоры в кубрике давно уже не нравились Мейлеру. Он ждал лишь повода, чтобы вмешаться и пресечь подспудно зреющее недовольство. -- Сидим тут, как крысы в мешке, а наверху решают, когда нас бросить в очередное пекло! -- Кто он такой, этот космик, ради которого нас сюда прислали? -- Начальству видней, кто он и зачем понадобился! -- решительно вмешался Мейлер. -- Наше дело выполнять приказ! Начинаем через пятнадцать минут! Эта долгожданная фраза вызвала в кубрике десантников оживление, которое можно было сравнить разве что с получением внеочередной увольнительной на берег. Мейлер, считавший излишним любые напутствия и указания перед самым началом операции, на этот раз не удержался от замечания: -- Чтобы все было тихо. Арестованного доставите на рейдер без единой царапины. Они бежали по кормовым палубам "Рендболла", разбившись на три двойки, в точном соответствии с инструкцией. Случайно встреченные матросы палубных команд мгновенно отключались выстрелами парализаторов. Придя в себя через час, они могли лишь вспомнить сверкнувшую перед глазами синеватую вспышку да каких-то крабообразных чудищ, на которых походили люди, облаченные в скафандры высшей биологической защиты. Один только Мейлер выглядел в этой стремительно передвигающейся группе инородным телом. Он был в темном облегающем спецкостюме без защиты и походил скорее на аквалангиста, чем на десантника. Но внешний вид этого седого, слегка сгорбленного от постоянных тренировок воина был обманчив. В случае необходимости он мог, воспользовавшись только ему одному доверенной прямой телепа-связью с центральным компьютером корабля, вызвать для их поддержки всю энергетическую мощь генераторов крейсера. На четвертой палубе, последней перед коридором с каютой, в которой содержался Крайнов, они, следуя заранее разработанному плану, разделились. После начала операции любые команды, уточнения или изменения невозможны или, во всяком случае, бессмысленны -- шесть человек сливались в единый, заранее отлаженный и запрограммированный механизм, остановить который, казалось, не могли уже никакие внешние препятствия. Пронзительный звенящий звук обрушился на первую двойку десантников сверху. Шрастов среагировал мгновенно, отшатнулся, рванулся назад и столкнулся с бежащим за ним Кнутсом. Лопнувшая под потолком стальная балка медлила, словно специально дожидаясь момента, когда, столкнувшись друг с другом, оба десантника на долю секунды потеряли свободу маневра. Она обрушилась на них именно в это мгновение. Скафандры биологической защиты не рассчитаны на падающие с потолка металлические балки. В радиусе ста метров вокруг не было биологических объектов, и защита не сработала. Удар был страшен. Кнутсу раздробило плечо и повредило позвоночник. Шрастов получил тяжелую травму черепа. Оба мгновенно были выведены из строя и неподвижными грудами застыли на полу. В наступившей тишине лишь безответно пищал аварийный радиовызов... Вторая пара Дэвидсона обеспечивала прикрытие при отходе группы после завершения операции. Непосредственно в атаке она не участвовала. Поэтому ей повезло больше. Лопнувший в скафандре Дэвидсона воздухопровод лишь ненадолго лишил его сознания, а его напарник, безуспешно попытавшись связаться с капитаном, занялся своим товарищем и в дальнейшей операции не участвовал, так и не получив нового распоряжения Мейлера. Через минуту после начала атаки связь между десантниками прервалась полностью. Двери каюты, в которой содержался арестованный, достигла лишь пара Кэтлина, да и то благодаря фантастически быстрой реакции самого капитана, следовавшего за ними вплотную, и в самый последний момент успевшего прикрыть их защитным полем от хлынувшего в коридор раскаленного пара из лопнувшего тепловода крейсера. Температура и давление оказались настолько высоки, что для нейтрализации удара понадобилось, как потом выяснилось, восемь тетраватт мощности. Как бы там ни было, этой последней паре и самому капитану удалось достичь дверей каюты Крайнова. Взбешенный постыдным ходом всей операции, Мейлер разнес дверь выстрелом из бластера и сразу же, не тратя время на лишние объяснения, бросился на арестованного. Однако его молниеносный прыжок пришелся по пустому месту, противник успел переместиться в сторону в ту самую долю мгновения, когда тело Мейлера уже оторвалось от пола. Капитан с грохотом врезался в противоположную стену крошечной каюты и бесславно растянулся на полу. Ворвавшийся вслед за ним Кэтлин увидел упавшего капитана и, не разобравшись в ситуации, нарушив все полученные инструкции, почти рефлекторно нажал на курок бластера. Шифт метался по кабинету, словно запертый зверь. Он даже не пытался скрыть своей ярости от трех высокопоставленных правительственных чиновников, прибывших для расследования инцидента бесследно исчезнувшего рейдера со специальной десантной группой на борту. -- Эти сведения я должен был получить до начала операции! До, а не после! -- прерывающимся от бешенства голосом, прокричал Шифт. -- Их не было в корпорации, -- мягко сказал один из чиновников, пытаясь разрядить обстановку. -- Мы получили их восемь часов назад и, как вы понимаете, не могли доверить ни каналам связи, ни даже специальному нарочному. Собственно, одна из целой нашего прибытия состоит как раз в том, чтобы ознакомить вас с этой информацией. -- Какой от нее теперь толк! Ваша мания сверхсекретности делает невозможной нормальную работу! Если бы я получил эти данные сразу -- я бы успел отозвать группу Мейлера! -- Отозвать? Зачем? Она выполнила свою роль. Теперь, по крайней мере, почти со стопроцентной гарантией мы можем быть уверены, что имеем дело не с обычным вражеским агентом, не с заговорщиками и даже не с Тетрасоюзом... -- Так этот человек, этот штурман Крайнов -- он что, землянин? -- Шифт все еще не мог поверить, не хотел признать неумолимую логику фактов. -- Во всяком случаи, был им триста лет назад. -- Триста лет, вы уверены? -- Да. Именно столько. -- Где он находился все эти годы? -- Со всей определенностью можно сказать, что на территории империи его не было. Мы провели огромную работу, чтобы подтвердить этот факт. Именно тогда и была совершенно точно установлена дата его рождения. -- Родившись, он исчезает и через триста лет появляется вновь? -- Не совсем так. Он успел окончить колледж, затем на триста лет пропал без вести. Сохранились косвенные свидетельства о его гибели, три года назад торговый корабль подобрал его на Риде. Им очень был нужен штурман. -- А документы? -- Они были у него в полном порядке, за исключением даты рождения. -- Каким же образом ему удалось с такой фальшивкой работать в системе флота корпорации в течение трех лет? -- Документы были подлинными. А что касается даты рождения -- такие ошибки иногда случаются. В конце концов мы взяли его под наблюдение. В комнате надолго повисло угрюмое молчание. Наконец глава комиссии полковник Кравст, впервые обратившись непосредственно к Шифту, спросил: -- Что собой представляет планета, откуда он родом? Шифт прикусил губу, не без основания полагая, что эти чинуши из центра устраивают ему нечто вроде экзамена. Однако он не был бы главой отдела безопасности, если бы не умел сдерживаться в подобных обстоятельствах. -- Это старый окраинный мир. Глухая провинция. Когда-то там была мощная космическая цивилизация. В некоторых вполне серьезных работах утверждается, что именно оттуда произошла вся человеческая раса. К моменту вступления в Союз Свободных Государств Комора их промышленность пришла в полный упадок. -- Они что, добровольно вступили в наше объединение? -- Как и все остальные. -- Шифт нехорошо усмехнулся. -- Этот парень всего лишь выходец из старого, давно подчиненного нами мира. -- Что вы о нем думаете на самом деле? Вы верите во все это? -- Крайнову сейчас примерно триста сорок лет, факт его рождения и его полная идентификация с пропавшим без вести человеком не вызывают сомнения. Кроме того, с "Рендболла" не вернулась наша лучшая десантная группа... -- Давно вы начали его подозревать? -- Мы следим за ним года два. У меня ведь не было этих данных! -- На этот раз Шифт даже не скрывал раздражения, кивнув на привезенную его гостями дискету. -- Одни предположения. Исходя из них, я решил, что "Рендболл" вполне подходящее для него место. Решил это, правда, не он, а секронг Гравс. Но Шифт не любил выносить сор из избы. С Гравсом он уже разобрался. -- Свяжитесь с Гагаровым. Пусть они немедленно возвращаются на базу! -- Все не так просто. Наша диспетчерская служба сообщила, что "Рендболл", передав первую букву сообщения, неожиданно замолчал и молчит до сих пор. -- Что же это за буква? -- "С". -- "SOS"? -- Вполне возможно. -- Какие меры вы приняли? -- Мы выслали в район, откуда принято сообщение, ближайший патруль. -- И это все? -- Я не распоряжаюсь флотом. -- Шифту надоело играть роль экзаменуемого мальчишки. Он опустился в свое глубокое удобное кресло, не торопясь достал табакерку с запрещенным кренгом и хорошенько им затянулся. -- Так что же все это, по-вашему, должно означать? -- Это означает, что империя, скорее всего, лишилась своего лучшего крейсера, а мы упустили наш единственный шанс выяснить, что собой представляют силы, стоящие за Крайновым. -- Мне не нравится ваше отношение к этому инциденту, -- слегка поморщившись, произнес теневой министр финансов Павловский. -- В конце концов, это ваша вина, что подозреваемый был выпущен из-под непосредственного наблюдения. Ситуацию необходимо взять под контроль во что бы то ни стало. Я подозреваю наличие международного заговора. Шпионы банкиров Тетрасоюза повсюду. Мы обязаны их нейтрализовать, не считаясь ни с какими затратами. Поэтому я уполномочиваю вас немедленно восстановить контроль над "Рендболлом", используя для этого любые средства. -- Вы имеете в виду флот? -- уточнил Шифт. -- Если понадобится -- и флот! Глава 7 Боль в левом боку после удара бластерного луча казалась нестерпимой, я чувствовал только, как она неотступно преследует меня, не давая полностью уйти в спасительное забытье. Когда огромным усилием воли мне удалось на секунду ослабить болевые тиски, чтобы схватить глоток воздуха, мрак, окружавший меня, слегка отступил, и я увидел вместо электрической панели на потолке своей камеры бледные лучи пробивавшегося сквозь туман солнца. Это открытие не удивило и не обрадовало меня. Я ждал каждую минуту, что боль снова вернется, но она почему-то медлила. Краешком сознания я отметил, что мир вокруг выглядит сурово и величественно. Сейчас меня не слишком занимал вопрос о том, как я здесь очутился. Сил для анализа ситуации просто не оставалось. Я боялся взглянуть на свой изувеченный бок, но сквозь одежду чувствовал корку запекшейся крови. Это было странно, потому что после удара бластера не бывает никакой крови. Разрушенные высокой температурой ткани попросту обугливаются. Выжить при таком попадании практически невозможно, и поскольку мое сознание работало достаточно четко, я подумал, что это скорее всего тот самый предсмертный всплеск просветления, о котором я столько слышал. Тем не менее боль, потеряв прежнюю силу, с каждой минутой отступала. Без особого труда я приподнялся на локте и осмотрелся. Я лежал на дне узкого горного ущелья, освещенного тусклым солнцем, едва пробивавшимся сквозь хребты скалистых вершин, задернутых, как ширмой, мрачными низкими облаками. Неподалеку протекал ручей, вдоль него змеилась тропа, по которой, видимо, недавно прошел вооруженный отряд. Шел он с боем, прорываясь через заставу, перекрывшую единственный в этой стороне горный проход. Повсюду валялись шлемы, обломки копий, окровавленные тела в черных доспехах. Сейчас застава была разрушена, враги уничтожили ее и ушли дальше, вверх... Меня не удивили ни исчезновение "Рендболла", ни старинные доспехи, валявшиеся вокруг. Самым важным почему-то казался факт прорыва вражеского отряда, словно я был одним из защитников этой горной заставы, одним из тех, кто проиграл схватку, и меч, вонзившийся мне в бок... Меч? Разве это был меч? Преодолев внутреннее сопротивление, я взглянул на свою рану. Сквозь прорезь в одежде зияло широкое резаное отверстие в бедре и выше... Это, безусловно, был удар меча и, судя по характеру раны, определенно смертельный. Непонятно, почему я до сих пор жив. Краем глаза я уловил мелькнувшую тень за круглыми валунами, наваленными поперек тропы. Заученным жестом человека, привыкшего к внезапной опасности, я повернулся, превозмогая боль от резкого движения. Правая рука уже шарила в траве среди обломков в поисках какого-нибудь оружия. -- Оставь. Оно тебе не понадобится, -- произнес голос из-за валуна. -- Час назад мы вместе с тобой защищали здесь заставу. Наконец я увидел того, кому принадлежал голос, -- воина в искрошенных белых доспехах, со следами многочисленных ран. Искореженный шлем с приподнятым забралом открывал приятное простое лицо. Серые глаза, затуманенные перенесенной болью, смотрели на меня пристально и чуть печально. Шатаясь, он подошел и сел рядом, бросив в траву свою окровавленную секиру. -- Как тебя зовут? -- спросил незнакомец. -- Но ты же сказал, что мы вместе сражались у этой заставы! -- Конечно, сражались. Только при такой ране, как у тебя... Каждый раз, когда один из нас падает на поле боя со смертельной раной, он встает снова. Правда, после этого его зовут иначе... Затем все повторяется вновь. -- Выходит, я умер? -- В своем мире -- да. Но здесь, можно сказать, ты только что родился. И воевода захочет узнать, почему ты здесь оказался. Почему именно ты. Стараясь справиться с лавиной обрушившихся открытий, я неосторожно повернулся, ища в окружающем пейзаже нечто способное опровергнуть его слова. И застонал от вернувшейся боли. -- Боль сейчас пройдет. От раны не останется даже следа, даже шрама. Скорее всего, это правда... И я действительно умер. Почему-то это открытие не слишком потрясло меня, словно я умирал не в первый раз. Значит, полностью человек все-таки не исчезает после смерти... -- Выходит, я нахожусь на том свете? -- Вернее, на этом. Во всяком случае, в другом мире. -- Там, наверху, за перевалом -- замок? -- Ты знаешь? Тогда причина твоего появления именно в этом. Есть люди, связанные с нами настолько сильно, что их жизнь в предыдущем круге -- лишь ожидание здешнего рождения. Если я не ошибся -- тебя ждет здесь необычная судьба. Сейчас надо встать и дойти со мной до реки. Он осторожно поддержал меня, помог подняться. Я совершенно не чувствовал слабости -- только боль, которая теперь стала глуше и уже не занимала всего моего сознания. Он сказал, чтобы я называл его Мстиславом. Я заметил темный гранит под ногами, клочки сероватого длинного мха, забрызганного кровью. И тишина. Ни щебета птиц, ни посвиста ветра. Слышался лишь рокот воды в реке, переходящий вдали в грозный гул водопада. Это был суровый мир. Суровый и простой. Словно услышав мои мысли, Мстислав сказал: -- Здесь нет ничего лишнего. Только сконцентрированная сущность. -- Сущность чего? -- Сущность мира. Позже ты поймешь. Проводив меня до реки, Мстислав помог умыться, обмыть раны, а потом и напиться рокочущей, бегущей с гор воды. И только тогда я понял, как сильна была моя жажда. Боль прошла, исчезла, растворилась в свежести и прохладе этой воды. -- Теперь нам пора. Нас ждут. Ты уже можешь идти? Мы прошли не меньше двух километров по узкой горной тропе вдоль реки, прежде чем местность стала заметно повышаться. П