все пространство сзади. Гранитный кулак великана ухнул в землю рядом со мной, лишь слегка зацепив плечо. Ситрилоновая защита выдержала этот скользящий удар, меня просто отбросило в сторону, но боль в плече была ощутимой. Почва заколебалась, стала уходить из-под ног. Я едва удержался от падения. Это было бы концом поединка. Каменный молот вновь взметнулся над моей головой, никакой ситрилон не выдержал бы такого удара, и тогда я отпустил кольцо, все время рвущееся из-под моего контроля. Луч силы из него уперся в запястье и остановил движение огромной длани. Ярость Проранта с трудом поддавалась описанию. Он заревел. Горы чудовищных мускулов напряглись на его торсе. Осколки камней летели во все стороны, я едва успевал отражать их многочисленные удары. Неожиданно вся эта бешеная атака закончилась, ярость великана улеглась так же быстро, как появилась. -- Кто ты, несущий на себе знак могущества? Я усмехнулся. Если бы он узнал мое настоящее имя, то, которое дал мне Сейрос, я бы полностью оказался в его власти. Но он, видимо, угадав мои мысли, тут же поправился: -- Мне не нужно настоящее имя. Как к тебе обращаться? -- Зови меня Крайневым, воином третьей ступени, если хочешь. -- Я не могу сделать предсказания, не зная хотя бы твоего внешнего имени. Сейчас я его знаю. Он ухмыльнулся, и я весь похолодел от этой чудовищной каменной ухмылки, понимая уже, что вновь допустил промах. Если мне не удастся избежать мрачного пророчества Проранта, о моей дальнейшей судьбе можно не беспокоиться. -- Воин третьей ступени... -- начал он. -- Не спеши. Я могу тебе помочь. -- Я пытался его остановить, но внезапно появившаяся слабость парализовала меня. -- Я предрекаю тебе... -- Он вдруг остановился, оценивая своим каменным взглядом козявку, замершую у его ног, и вдруг начал торговаться. -- То, что мне действительно нужно, для тебя не по силам. -- И все же я могу попытаться. -- А какова цена? -- Она невелика... Отвлекая его разговором, я не терял ни секунды. Глубоко внизу, у самого подножия скал, протекала мощная река черной энергии. С помощью зрения КЖИ я видел ее вполне отчетливо. От потока ответвлялся довольно широкий рукав и поднимался вверх к постаменту Проранта. Если мне удастся отсечь или хотя бы ослабить это ответвление -- мы сможем разговаривать на равных. Я не знал, получится ли из этого что-нибудь. Слова нужного заклинания произносились с огромным трудом, чувствовалось сильнейшее противодействие... Оно исходило словно бы не от самого Проранта. Теперь я замахнулся на силу, пропитавшую всю планету... Мне оставалось лишь надеяться, что тот, кто ею управлял, не сразу поймет, что происходит... Наконец бледный световой бублик отделился от кольца Аристарха и метнулся к пьедесталу Проранта. Он охватил пьедестал тонким светлым кругом, постепенно погружаясь в камень. Кольцо света опоясало темный поток в его самой узкой части. Я колебался, все еще не решаясь прошептать заключительные слова силы. -- Так какова же цена?! -- вновь нетерпеливо спросил Прорант. -- Ты должен узнать судьбу женщины, прилетевшей вместе со мной в этот мир. Если она жива, ты скажешь, где я могу ее найти. Я все еще медлил, понимая, что как только начну атаку, Прорант вряд ли сможет выполнить мое условие. Только из потока темной силы, управлявшей всей планетой, он мог извлечь необходимые мне сведения. Я не знал, как долго удастся поддерживать контроль на нужном уровне. Напряжение темной энергии все время нарастало, я чувствовал себя так, словно мышцы свело параличом, по лбу катились крупные капли пота, и я не знал, останутся ли у меня силы провести завершающую стадию снятия чар. Наконец я услышал его голос: -- Кажется, я нашел... И если ты... Прорант пошатнулся. Громовой удар снизу потряс всю скалу. Я думаю, даже тогда они все еще не поняли, что происходит. Скорее всего это была лишь защитная реакция на попытку Проранта проникнуть в закрытые хранилища информации. Тем не менее, не теряя более ни одной секунды, я стиснул кольцо вокруг темного потока и все свои силы вложил в это давление. Прорант, словно против воли, разжал свои каменные уста. -- Предрекаю тебе, воин третьей ступени, что в тоске будешь ты глодать хвост свой, желая насытить вечно пустую утробу свою, а глаза твои, разбитые на тысячи осколков, не увидят мира сего... -- Кажется, он попросту бредил. Меня будто прошил мощный заряд электрического тока. Боль стала невыносимой, но я ни на секунду не отпускал хватки, чувствуя, что постепенно горловина под кольцом подается, становится уже и уже. Я шептал слова вспомогательного заклинания, усиливающего воздействие на кольцо. Но главным сейчас было не оно, а моя внутренняя воля, сконцентрированная на световой петле. -- Будешь ты, пребывая во тьме, тысячу лет молить о пощаде, и никто не услышит стенаний твоих! -- хрипел Прорант. Кажется, прошла целая вечность. И вдруг с грохотом выстрела горловина сомкнулась. Поток темной энергии, несущийся под скалой, втянул отсеченный отросток и продолжал свой стремительный бег, словно ничего не произошло. Теперь, когда непосредственный контакт с темной энергией прервался, стало намного легче, но мне еще предстояла самая ответственная часть операции. Нужно было отыскать ключевой узел в цепочках иероглифов деймовских заклинаний и попытаться его разомкнуть. Хватит ли у меня для этого сил и знаний? В этом я не был уверен и понимал, что тогда все предыдущее напрасно. Прорант представлял собой сейчас мертвый кусок скалы, не способный ответить ни на один вопрос, и, возможно, останется таковым навсегда. Кольцо света под землей побледнело и исчезло. Вместо него от моей руки, той, на которой не было кольца, потянулся узкий лучик света. Соприкасаясь с ним, иероглифы дергались, как живые существа, и это сильно затрудняло работу. Моя энергия оказалась полностью не совместимой с энергией деймов. Этого следовало ожидать... Пришлось избегать прямого взаимодействия, иначе, при достаточно сильном соприкосновении, начнется аннигиляция, тогда все вокруг исчезнет во вспышке голубого пламени... Почему-то вспомнилось биомеханическое существо, окруженное коконом не совместимой с ним энергии. Посланец иного мира на чужой для него планете. У меня теперь было немало общего с его тогдашним положением. Правда, меня пока не накрывал кокон черного поля, но кто знает, как долго будет длиться эта относительная свобода. Ни на секунду я не сомневался, что в недрах планеты накоплено вполне достаточно энергии, чтобы расправиться со мной. Сейчас меня попросту игнорировали. Ну что же, спасибо и на этом. Я постараюсь до конца воспользоваться предоставленными возможностями... Лопнула еще одна цепочка, обвивавшая тело Проранта, еще один иероглиф беспомощно повис в пространстве. Эта работа не требовала от меня такого напряжения, как противостояние черному потоку, зато здесь нужна была ювелирная точность. Я знал, что одно неверное движение может полностью замкнуть заклинание на себя, сделать его неразборным, или, что еще хуже, превратит его в неизвестную и неуправляемую цепочку команд, способную вызвать любые, непредсказуемые последствия. В конце концов мне удалось отвести две последние цепочки и замкнуть их на себя. Похоже, все кончилось, но ничего не менялось. Больше я не видел на камне ни одного постороннего пятна, однако кроме этого ничего не происходило. Я уже стал сомневаться в верности выбранного метода, как вдруг поверхность статуи треснула и почти сразу же вниз обрушился шквал обломков. Мне едва удалось отклонить от себя этот каменный водопад. И тогда, на обнажившейся верхней грани постамента, обнаружилась неподвижная, скорченная фигура голого человека... Глава 10 Невозможно было поверить, что вся каменная мощь Проранта заключалась в этом жалком теле маленького старичка. Но это было именно так, и если я хотел узнать судьбу Илен, следовало ему помочь, пока не поздно. Старик не подавал никаких признаков жизни. Мне пришлось повозиться с аптечкой. После того как я вынес старичка, недавно называвшегося Прорантом, за пределы круга, никто из моих спутников не пожелал приблизиться к нему. Не знаю, чего здесь было больше -- страха перед непонятными событиями, стойкой, въевшейся с годами неприязни к оракулу или самой обыкновенной брезгливости. Во всяком случае, с появлением в отряде этого нового человека у меня прибавилось немало проблем... И все же я не собирался оставлять старика одного в этой пустыне после того, как потратил столько сил, чтобы освободить из каменного плена. Не только желание получить сведения об Илен двигало мною. Хотелось противопоставить свою волю воле черного властелина, проверить силы. Впервые я применил их все без оглядки, выложился до конца. И, возможно, впервые, по-настоящему поверил в то, что штурман Игорь Крайнев -- не просто штурман... -- Убить его? -- спросил Хенк, опасливо приближаясь с обнаженным мечом в руке. -- Нет, он мне нужен. -- Ты делаешь ошибку. Все, что связано с деймами, очень опасно. -- Да, я знаю. Постараюсь быть осторожнее. Но этот человек мне нужен. Жизнь едва теплилась в щуплом старческом теле, и лишь несколько часов спустя, после того, как мы соединились с основными силами отряда, появилась надежда узнать от него хоть что-нибудь об Илен. Заметив, что бывший Прорант зашевелился, я сразу отдал распоряжение разбить лагерь. Я еще не осознал до конца того факта, что после превращения могущественного каменного великана в безобидного старика руководство экспедицией полностью перешло ко мне. Была в этом и весьма существенная, неприятная сторона. Беспрекословно выполняя любое мое указание, все воины, кроме Лана, начавшего привыкать к моим магическим фокусам, держались теперь от меня на почтительном расстоянии. Внешне Прорант сейчас выглядел так, как и должен был выглядеть шестидесятилетний старик. Лоб у него был узкий, круто нависали надбровные дуги. Глаза, когда открылись, оказались неопределенного дымчатого цвета. -- Значит, все-таки у тебя получилось. Я был уверен, что мы оба погибнем. -- Я со своей задачей справился, но еще не получил обусловленную плату. -- Ах да... Плата... Мне удалось попасть в хранилище сведений. Элия ее зовут? Она жива, пока еще жива. Но жить ей осталось недолго. -- Элия? Ее звали Илен. Может быть, ты ошибся, и это другая женщина? Он отрицательно покачал головой. -- Это именно та, что прилетела с тобой из другого мира. Возможно, Илен ее внешнее имя. Если деймы используют человека в своих целях, они меняют ему не только внешность... Сомнение овладело мной. Никогда прежде мне не приходило в голову, что у Илен может быть другое имя. Но если это так, я должен был знать ее в своей предыдущей жизни. Или "игре", как любил называть такой цикл Сейрос. Наверняка я ее знал, потому что в качестве приманки деймы выбрали бы женщину, к которой я буду привязан гораздо сильнее, чем к случайной гостиничной знакомой. Сейрос не раз говорил мне, что воин чужих пространств не имеет права на собственный дом, на привязанность, на обычные человеческие чувства, поскольку все это может быть использовано против него многочисленными врагами. -- Ты что-то сказал насчет ее близкой гибели? -- Во время предстоящего праздника халфу ее принесут в жертву. В этот день в храме тьмы всегда приносится человеческая жертва. -- Храм тьмы? Я слышу о нем впервые. -- Это второе, тайное имя храма Света. Вся его нижняя, подземная часть посвящена властелину тьмы. Именно там каждый год приносятся человеческие жертвы. -- Ну, это мы еще посмотрим! До халфу осталось двенадцать дней. Этого хватит, чтобы достигнуть храма? -- Конечно, хватит. Они редко ошибаются в своих расчетах. -- Что ты имеешь в виду? -- Ее похитили специально, чтобы сделать приманкой для тебя. Им нужен ты. Им нужно, чтобы ты сам, добровольно пришел в храм Света. Значит, я не ошибся в своем предположении. Тогда становится вполне объяснимой та буря чувств, которую вызвало во мне мимолетное знакомство в гостинице Лимы. -- Зачем я им понадобился? -- Вот этого я не знаю. Эта часть информации оказалась для меня недоступной. Чем-то ты очень сильно насолил деймам. -- Как ты сам к ним попал? Как тебя угораздило стать оракулом, да еще с такой мрачной репутацией? Он заметно смутился, из его малоразборчивого бормотания я с трудом понял, что много лет назад его похитили пустынники из приморской колонии, от которой давно ничего не осталось. Его привели в ущелье и наложили заклятие. -- Пустынники сами накладывали заклятие? -- Они на такое не способны. Заклятие накладывал дейм. Может быть, даже Аристарх. -- Ты его видел? -- Нет, конечно. Только огромная тень и слова... Да и помню я далеко не все. Это было слишком давно. -- Почему они выбрали именно тебя? -- Этого я не знаю. По-моему, им годился любой подвернувшийся землянин. Возможно, они тешили свое властолюбие, заставляя одного из нас уничтожать себе подобных... -- И ты стал произносить пророчества, которые всегда сбывались... -- Попробуй сам посидеть в клетке такого заклятия. Оно все пропитано злобой. Мной управляли как куклой. -- Это я понял. Потому и взял тебя с собой. -- Так объяснил бы им. -- Он кивнул на стены шатра. -- А то от меня шарахаются как от зачумленного, словно я погубил столько душ по собственной воле. -- По-моему, они это понимают, иначе тебя бы не было в живых, что же касается остального... Им надо привыкнуть, и только от тебя самого будет зависеть, какое место ты займешь среди нас. После короткого отдыха отряд двинулся дальше. Теперь у меня появилась возможность хотя бы приблизительно рассчитывать время и выбирать более короткий путь. Бывший Прорант стал для нас неплохим проводником. Мы назвали его Прором. Исполняя обязанности предрекателя несчастий, он не раз погружал свое сознание в информационное поле планеты и теперь представлял для нас огромную ценность. Я не мог понять, почему деймы так легко позволили его освободить, и с минуты на минуту ждал ответного удара. Кое-что разъяснилось, когда Прор, утоляя свой непомерный после снятия заклятия аппетит, пробормотал: -- Деймы не могут использовать против меня свою магическую силу повторно. Им придется прибегнуть к более простым методам. Но не сомневайся, в покое они нас не оставят. Его слова подтвердились очень скоро. Солнце за нашей спиной опускалось все ниже и на третий день пути совершенно скрылось за горизонтом. С трудом верилось, что оно никогда не взойдет, если мы не повернем обратно. Но все обстояло именно так: полуночные земли не зря носили свое название. Нас окружили плотные сухие сумерки. Пока было вполне достаточно света, чтобы различать окружающую местность и тропу, по которой двигался отряд. Из Проранта получился довольно мерзкий, вечно голодный, сморщенный старикашка, который не мог к тому же произнести ни одного слова на интерлекте. Мне пришлось стать его переводчиком, поскольку только я один мог понимать мысленную речь, на которой мы с ним общались. Из-за этого Прор старался все время быть рядом, соперничая в этом с Ланом. Похоже, я постепенно обрастал неразлучными спутниками и не знал, радоваться мне этому или огорчаться. Растительность вдоль дороги почти совсем исчезла, а редкие сохранившиеся кусты напоминали бесформенный фиолетовые кучи. Их листья приспособились улавливать оставшиеся крохи рассеянного света, и потому раскинулись огромными лопухами. Еще день пути, и опасность, которая все время тревожила нас, останется позади. Крейги не летают в полной темноте. Нам повезло хотя бы в этом. Но Адра, словно желая поиграть с нами, приберегла встречу с этими опасными существами на вторую половину того последнего дня, когда они еще способны были совершить нападение. Местность, по которой мы двигались, походила на переплетение вен какого-то гигантского животного. Круглые валики пологих холмов, образовавшиеся из выветренных базальтовых даек, представляли собой настоящий лабиринт. И хотя высота самих даек не превышала десяти метров, их совершенно гладкие стены создавали неприступную для человека преграду. Нанесенный ветром глубокий слой песка покрывал дно всех этих переплетавшихся между собой узких ущелий. Даже хрумы с их многочисленными широкими лапами двигались по этой рыхлой массе значительно медленнее обычного. Наши противники, очевидно, следили за нами не один день и хорошо выбрали место и время атаки. За полчаса до ее начала, чтобы быстрее миновать узкий участок, мы решили разделиться на две группы и двигаться параллельно по двум ущельям. Тут-то нас и поджидала засада: из боковых проходов внезапно выскочили хорошо подготовленные заставы пустынников. Тяжеловооруженные воины, выстроившись в несколько рядов, перекрыли нам путь. Укрывшись за сплошной стеной высоких щитов, эти заставы оказались неуязвимыми для обычных стрел. Но тут нападавших ожидал небольшой сюрприз. По моему приказу все десять наших арбалетчиков дали одновременный залп стрелами, заряженными пластиковой взрывчаткой. Эффект превзошел мои ожидания. Взрывами пустынников раскидало в разные стороны. Линия заставы оказалась смята, а уцелевшие воины были полностью деморализованы. Мы прошли сквозь их ряды, не встретив сопротивления. Свернув в ближайший боковой проход, мы оказались в тылу у группы воинов, преграждавших путь отряду Хенка. Хенк, видимо, не очень доверявший моим нововведениям, топтался на месте, осыпая противника совершенно бесполезными в этой ситуации обычными стрелами. Его промедление имело губительные последствия. Потому что в этот момент, следуя, очевидно, общему плану, на отряд Хенка сверху обрушился десяток жуко-людей. Они появились из-за стены дайки совершенно неожиданно. Все сразу же смешалось в кровавую кучу. В ближнем бою закованные в панцири огромные жуки напоминали какие-то адские мясорубки. Не теряя ни секунды, я атаковал всем своим отрядом тыл заставы пустынников, преграждавших путь Хенку. Как только мы с ними покончили, я отвел свой отряд назад, не позволяя втянуть нас в общую кровавую кашу. Приказав стрелкам спешиться и залечь, я отдал распоряжение сбивать зарядами взрывчатки отделившихся от общей массы крейгов. Еще пятеро лучников, расположившись по бокам ущелья, прикрывали сверху нас самих и, как оказалось, не напрасно. Едва первые выстрелы разнесли в клочья трех крейгов, остальные взмыли вверх и бросились в нашу сторону. Но мы не зря потратили время в лагере Паршина, тренируя лучников по стрельбе в цель из арбалетов. Первый же залп разорвал в воздухе еще четырех крейгов, а оставшиеся три, резко изменив направление полета, скрылись за гребнем холма. Атака крейгов произвела среди воинов Хенка немалое опустошение. Но мы не могли задержаться даже для того, чтобы отдать последнюю дань уважения павшим воинам. Нужно было как можно скорее выбираться из предательской мышеловки. Дайки становились все ниже. Конец лабиринта был уже близок, когда на нас навалилась кавалерия пустынников. Их верховые бойцы пользовались не хрумами, а другими животными, напоминавшими гигантских блох, передвигавшихся огромными скачками. Нам сразу же пришлось остановиться и занять глухую оборону. Нас атаковали одновременно спереди и сзади. Противник был слишком многочисленным, и пока мы стояли на месте, с обеих сторон ущелья вновь выстроились кордоны пехоты. Теперь мы увязли окончательно. Используя нашу задержку, противник подтянул к месту схватки новые силы, и теперь нам противостояли свежие отряды пехоты и кавалерии. Пустынников было не меньше трех сотен, а у нас оставалось всего два десятка уставших и израненных бойцов. Положение казалось безнадежным. Глава 11 Арбалетчики все еще успешно отражали атаки, нанося противнику огромный урон, но это не могло продолжаться долго... -- Огненные стрелы кончаются. Люди ждут, когда ты начнешь свое колдовство, -- сказал Лан. -- Много наших погибло... -- Колдовство можно использовать только против другого колдовства. Вряд ли его удовлетворил мой ответ. Но применение энергии КЖИ против разумных существ ограничено строгими правилами, нарушить которые я был не в силах. Оставалось кольцо Аристарха. Теперь я почти постоянно чувствовал его возросшую силу. И вынужден был ее усмирять, с трудом сохраняя контроль. Несмотря на непрерывные атаки, мы упорно продвигались вперед. Вероятность того, что нам удастся вырваться из ущелья, постепенно возрастала. Хотя при таком численном перевесе, если пустынники продолжат преследование на открытой местности, нам все равно не уйти от их кавалерии. Оставалось надеяться лишь на то, что противнику не известно наше отчаянное положение. Как только боеприпасы кончатся, мы окажемся в их полной власти. Но пока сражение продолжалось, взрывы сотрясали скалы, число погибших врагов увеличивалось все больше. Казалось, этому не будет конца. Но вот пропела сигнальная труба, и всадники откатились назад, за кордоны пехоты. Через несколько минут из их порядков выехал воин с зеленой веткой на пике. -- Парламентер... -- прохрипел Хенк. Воспользовавшись передышкой, он перевязывал свои многочисленные раны. -- У нас остался только один шанс -- поединок. Надо вызвать их лучшего бойца и выставить нашего. Они признают правила честного боя. Если наш воин сумеет победить -- пустынники выполнят уговор. Нелегко было решить, кого послать на поединок. Хенк изранен настолько, что с трудом держится на ногах. Я окинул взглядом наших воинов. Их осталось в живых не больше двадцати человек. Уцелели, в основном, лучники, и никто из них не годился для предстоящего боя. -- Если решишь сам принять вызов, тебе придется снять свой волшебный панцирь. Это должен быть честный бой... -- Я знаю. -- Значит, Хенк давно догадался. А ведь я не обмолвился ни словом о ситрилоне. -- Если ты проиграешь, мы должны будем выполнить все их требования. -- Хорошо. Давай узнаем, что им от нас нужно. Посланец выглядел весьма внушительно. Особенно для пустынника. Этот низкорослый народ не обладал большой физической силой. Но, увидев парламентера вблизи, я понял -- бывают исключения. Парламентер передал предложение вождя племени: они пропустят нас обратно, если мы выдадим Проранта. Подтвердились мои худшие опасения. После того, как я вернул Прору человеческий облик, он не раз доказывал свою лютую ненависть к деймам, и я не собирался жертвовать своим союзником. Кроме того, я понимал, что если соглашусь на условия пустынников, мне не удастся прорваться к храму, да и в глазах наших воинов я буду выглядеть не лучшим образом. Пришлось предложить поединок. Парламентер тут же согласился, словно ждал такого предложения. Это меня насторожило, но отступать было поздно. Оговорили условия. В случае нашей победы они обязуются пропустить отряд через свои земли и не преследовать до самого храма Света. Прорант остается с нами. Кроме того, они обязуются пропустить тех, кто захочет вернуться из храма обратно в поселок. Парламентер подозрительно легко согласился на все наши требования. Он лишь с усмешкой осмотрел меня и сплюнул на песок, демонстрируя свое презрение... Прикидывая свои шансы, я понимал, что они не слишком велики. Этот человек был тяжелее меня и, несомненно, намного опытнее в рукопашном бою, в умении владеть мечом и пикой. Кроме того, его прыгающая "лошадь", покрытая хитиновым панцирем, давала очевидное преимущество перед хрумом. Я выставил еще одно условие: в случае их победы на поединке они отпустят наш отряд обратно в поселок. -- Кроме Проранта. Спорить не приходилось. Я сделал все, что было в моих силах. Бой назначили на время восхода третьей луны. Хотя сумерки в этой местности достаточно прозрачны, дополнительный свет луны показался мне совсем не лишним, а два часа передышки позволяли хоть немного отдохнуть после нелегкого боя. Пика, которую выбрал для меня Хенк, оказалась короткой, но зато тяжелой и хорошо уравновешенной, ее темное полированное древко производило впечатление надежности, а плоское узкое лезвие из титанового сплава, найденного в запаснике планетарного комплекса, могло, не сломавшись, выдержать любой удар. В случае удачи оно способно поразить даже чудовищное насекомое, которое мой противник использовал вместо лошади. Я заметил, что между пластинами хитина у него на груди оставались узкие щели, в которые не смог бы проникнуть обычный толстый наконечник. Вместо ситрилонового костюма, который я оставил под охраной Лана, пришлось натянуть негнущийся нагрудник из кожи гивлатоваса. Экипировку завершил обоюдоострый тяжелый стальной меч, подобранный мной на поле брани. Я привык к этому оружию и никогда с ним не расставался, хотя он и был несколько тяжеловат. До начала поединка оставалось еще полчаса. Я решил использовать это время для накопления энергии КЖИ, не слишком надеясь на то, что возникнут условия для ее применения, однако следовало подготовиться к любым неожиданностям. Уединения, необходимого для полноценной процедуры, мне не удалось найти на оставшемся под нашим контролем узком пятачке. Все же я постарался сосредоточиться и полностью отключиться от окружающего. Пришло обычное во время КЖИ-процедуры ощущение легкости и прозрачного видения. Я как бы отстранялся от настоящего. Реальность превращалась в дымчатую тень. Такие же легкие, неосязаемые тени недавнего прошлого уже окружали меня. Я вновь, во всех подробностях видел только что закончившийся бой. В этих картинах моя личная память не принимала никакого участия. Я рассматривал битву одновременно с разных сторон и видел детали, недоступные зрению отдельного человека. Я знал, что среди теней прошлого, нечетких контуров настоящего, столь же прозрачно и легко, почти неразличимо в мешанине прочих теней, проступали едва уловимые контуры будущего. Лишь очень опытный воин мог их различить. Внимательно всмотревшись в этот пестрый калейдоскоп, я увидел поверженного бойца... Вот только лица не сумел разглядеть. Как обычно бывает в таких предсказаниях, ответ можно истолковать двояко. Кто-то из нас погибнет, это несомненно. Возможно, удалось бы получить и более точный результат, если бы мне не помешали. Чья-то рука осторожно коснулась моего локтя. Я вышел из транса. Окружающие предметы вновь обрели четкость. Я уже не смотрел на мир уголками глаз, как научил меня когда-то мексиканский индеец. Рядом стоял Прор. Зная, как остро он реагирует на малейшее неудовольствие с моей стороны, я все же не удержался от возгласа досады. Слишком болезненно проходил вынужденный выход из КЖИ-транса. На этот раз он не обратил на мое восклицание ни малейшего внимания. -- Пора собираться, а мне еще нужно сказать тебе нечто важное. -- Я молча ждал продолжения, и он закончил, слегка понизив голос: -- Скоксы не выносят света, даже самого слабого. Постарайся держаться от него со стороны луны. Самое главное в тактике их всадников -- точность прыжка. Если скоке промахнется -- у тебя появится шанс. Он не может слишком долго стоять на месте и двигается только прыжками. Я поблагодарил Прора и неторопливо направился к своему хруму. Эти ласковые, выносливые животные плохо приспособлены для боя. Хотя они не знают страха и точно выполняют все команды во время схватки, неповоротливость и медлительность сделали невозможной их использование в кавалерии. К сожалению, выбора у меня не было. Пеший воин не может противостоять всаднику в одиночном поединке. Я тщательно проверил упряжь, еще раз осмотрел оружие, опустил шип на шлеме, пристегнул к левому локтю небольшой круглый щит и под одобрительные возгласы ваших воинов направил хрума к воткнутому в землю копью с флажком, обозначавшему место, с которого я должен был стартовать после сигнала. В ста метрах от меня, у такого же копья, уже высилась массивная фигура моего противника. Даже выглянувшая из-за облаков луна не позволила мне рассмотреть его лица. Зато я сразу же заметил, что пустынники, взявшие на себя труд по разметке площадки для поединка, поставили меня так, чтобы луна не мешала их всаднику. Правда, это не имело особого значения, поскольку, показавшись на мгновение, она тут же скрылась за огромным облаком. Облако вызвало вопли восторга в лагере наших противников. Они расценили это как хорошее предзнаменование. Ночное зрение пустынников обеспечивало им значительное преимущество. Стало так темно, что невозможно было рассмотреть ничего на расстоянии вытянутой руки. Это показалось мне странным. Слишком уж своевременно появилось облако... Сосредоточившись, я произнес некое имя... Налетел порыв ветра, но туча, изрядно потрепанная ветром, так и не сдвинулась с места. Стало ясно: тут не обошлось без магии. Часть небосклона все же очистилась, уступив моим усилиям. Я снова видел своего противника. Пропела труба. Не теряя ни секунды, скокс огромными прыжками понесся ко мне. Я не двигался, выставив копье и посильнее прижав его к бедру, я ждал. Третий прыжок, четвертый... Теперь пора. Я послал хрума вперед, одновременно направляя его вправо и разворачивая. Пятый, последний прыжок скокса. Луна, все еще скрытая облаком, находилась сейчас за моей спиной. Пока это не имело значения, но позже могло пригодиться. Поднятый мною ветер крепчал. Скокс снова прыгнул. От направленного в грудь копья я легко уклонился. Но реакция моего противника оказалась не хуже моей. Его меч сверкнул над головой слишком быстро... Я едва успел заслониться щитом. Удар сокрушительной силы бросил меня на спину хрума. Однако щит отбил меч в сторону, я не получил серьезных ран. Скокс снова прыгнул и унес пустынника метров на пять в сторону. Пока тот разворачивал животное, готовя его к обратному прыжку, я успел выпрямиться и вновь направить на него острие своего копья. При первом столкновении наконечник лишь скользнул по хитиновому панцирю скокса. И вот он снова рядом. Я заставил себя сосредоточиться только на груди животного, не отвлекаясь ни на что другое. Копье вошло в грудь скокса почти на полметра. Древко тут же вырвалось у меня из рук. Скокс рванулся в сторону, и это спасло меня от очередного удара меча. Мой противник успел выпрыгнуть из седла, прежде чем обезумевшее от боли животное рухнуло. По правилам поединка я имел право атаковать верхом, но не воспользовался этим и уже через секунду, обнажив свой меч, стоял напротив пустынника. Этот рыцарский поступок вызвал крики восторга в нашем лагере, хотя, скорее, он был продиктован холодной логикой. Я понимал, что в быстроте реакции -- мое главное преимущество, а неповоротливый хрум сводил его на нет. Сила, в которой мой противник значительно превосходил меня, имела бы мало значения в поединке на легких рапирах. Но как только я извлек из ножен свой тяжеленный меч, я понял, что поступил опрометчиво, оставив хрума. Щит, расколовшийся после первого удара, мне пришлось бросить. Копье осталось в груди скокса. Единственным моим оружием стал теперь только этот меч, но он показался мне слишком тяжелым, в несколько раз тяжелее обычного, и я вновь заподозрил неладное. Не простым воином был мой противник, совсем не простым. Проверить это предположение не составляло особого труда. Если я ошибался, сила КЖИ никак не проявит себя. Едва я произнес нужное заклинание, как меч попросту потерял вес. Он словно бы превратился в невесомую рапиру. Но теперь я знал, с каким грозным противником имею дело, и удвоил осторожность. Мне очень сильно мешало кольцо. Контроль над ним отвлекал внимание и требовал постоянного усилия воли. Порой трудно было определить, кто из нас управляет поединком. Последовал удар слева. Направленный двумя руками меч моего врага со свистом приближался. Я понял, что отразить его не успею. Можно лишь уклониться. Это я и сделал. Пустыннику не удалось достаточно быстро погасить инерцию удара. Его повело вслед за мечом вперед. Он раскрылся, и я получил возможность ударить сверху в левое плечо. Времени для замаха не было, мой удар не мог причинить серьезного вреда. Все же это заставило его отступить и поднять меч для защиты... Напрасно... Теперь он открыт спереди. Прямой колющий удар в грудь. Это был бы завершающий удар в поединке на рапирах. Сейчас же меч, ударившись в пластины панциря, лишь слегка отшатнул моего противника назад. Не теряя ни секунды, он нанес ответный удар сверху, по моему шлему. У меня не было времени для защиты. Я не успевал поднять меч, не успевал и уклониться. Пришлось лишь пригнуться, максимально ослабив удар. Сбитый с моей головы шлем покатился по земле. Соскользнувший после удара по нему меч пустынника обрушился на мое плечо. Левая рука повисла, как плеть. Зря я не рассмотрел лицо того витязя, что лежал на земле, в моем видении, оно показалось мне знакомым... Усилием воли я справился с болью, загнал ее в дальние уголки сознания. Отпрыгнул назад, и выиграл несколько мгновений, чтобы перевести дыхание. Я вновь поднял меч одной рукой, по-прежнему не чувствуя его веса, я держал его легко, как перышко, в вытянутой руке, и, наверное, это очень удивило моего противника. Во всяком случае он приближался слишком медленно, слишком осторожно, проигрывая мне такие дорогие мгновения. С каждой секундой боль отступала все дальше, в глазах прояснялось. И уж совершенно неожиданно для своего врага я бросился во встречную флеш-атаку, легко отвел в сторону его меч и ударил в шею, в то место, где застежки шлема соединялись с панцирем, вложив в этот удар весь вес своего тела. Шлем с перерубленным подшейником отлетел в сторону, и я узнал лицо поверженного на землю воина. Я запомнил его в тот момент, когда он плюнул в землю, демонстрируя свое презрение ко мне и к предстоящему поединку. Глава 12 В просторном помещении, отделанном резными панелями, стояла роскошная кровать с балдахином. Пол утопал в коврах, по стенам разместились светильники с никогда не гаснущими лампами. Дорогая посуда, разнообразная пища, вино и фрукты, немые прислужницы... Нет ничего хуже полной неизвестности. Илен не знала, где находится, не знала, что ее ждет, и лишь догадывалась -- за всю эту, предоставленную в ее распоряжение роскошь придется платить, и платить недешево. Она не могла простить себе собственной глупости! Молодая женщина металась по своей роскошной тюрьме и вспоминала, как нелепо попалась, как бездарно позволила себя провести! Пять дней ее носило в открытом море после черной бури. Ей не удалось наладить передатчик. Когда она окончательно простилась с надеждой на спасение и в отчаянии сидела на краю скалы, из-за ближайшего обломка вынырнула лодка с четырьмя гребцами. Ей даже в голову не пришло, что на планете могут быть другие люди. Она сразу решила: это Игорь. Она не знала точно, сколько людей прилетело на второй шлюпке, и, забыв обо всем, бросилась к своим "спасителям". Даже когда не увидела в лодке ни одного знакомого лица, она ничего не поняла, не приняла никаких мер предосторожности. Гребцы молча причалили, а затем в воздухе мелькнула сеть... С ней обращались как с неодушевленным предметом. Перенесли на борт лодки, напоили каким-то зельем. Проснулась она уже в этой комнате. Ей иногда удавалось разобрать за стеной гортанную непонятную речь, на которой переговаривались между собой прислужницы. Но, войдя к ней, они умолкали. Она давно потеряла счет часам, дням, неделям, не знала, когда здесь наступает ночь. В ее комнате не было окон, только лампы, постоянно льющие дымчатый свет. Ей казалось: больше она не вынесет. Прислужницы, словно выполняя некий ритуал, склонялись в поклоне, меняли еду и питье на столе, наливали горячую воду в небольшую ванну и молча исчезали. Когда, заледенев от ярости и тоски, она начинала беспрестанно барабанить в дверь, всегда был один результат: дверь открывалась, входили прислужницы, все повторялось. Лица у этих молодых женщин казались высеченными из камня, ни проявления досады или неудовольствия, ни шепота, ни вздоха -- ничего. Однажды она заставила их сменить пищу двести восемьдесят раз подряд и все эти перемены походили друг на друга как две капли воды. Наконец, сдавшись, она рухнула на постель и пролежала неподвижно, наверное, целые сутки. Время остановилось. Если бы у нее были часы! Часы казались ей порой самым желанным предметом в мире. Однажды, когда она лежала, уставившись остановившимся взглядом в противоположную стену, мертвое лицо одной из фресок ожило. Приподнялись веки, и в узких прорезях глазниц сверкнули живые человеческие глаза -- за ней наблюдали! Это маленькое открытие показалось ей чрезвычайно важным хотя бы потому, что не укладывалось в доведенный до кретинизма ритуал подачи пищи. Она ничем не выдала себя, вовремя отведя взгляд, но с этой минуты внимательно следила за всеми барельефами, в изобилии украшавшими стены ее темницы. Глаза больше не появлялись. Однажды она попробовала, встав на стул, дотянуться до фрески, но ей это не удалось. Когда проснулась, стул исчез, и вместо него появилась скамья, прикрепленная к полу. Но вот настал день... Без всякого знака с ее стороны двери распахнулись. Четыре прислужницы внесли и разложили на постели довольно сложный наряд, ничем не похожий на рыжие бесформенные бурнусы, скрывавшие фигуры ее обходительных молчаливых стражей. Знаками ей предложили переодеться и оставили одну. Она безропотно подчинилась с единственной целью -- изменить хоть что-нибудь в окружавшем ее чудовищном однообразии. Сердце молодой женщины тревожно билось. Это переодевание могло означать лишь одно -- перемену в ее судьбе. Пытка неизвестностью заканчивалась. Пустынники выполнили все условия договора. Хенк ничего другого и не ждал, но я все время опасался какого-нибудь подвоха до той самой минуты, пока в прибрежной деревне мы не выменяли, по совету Прора, оставшихся после битвы хрумов на плоскодонное гребное судно. Якорь подняли на борт, взметнулись весла, и темное пространство моря поглотило нас. На берегу не было никакого движения, никто не пытался нас преследовать. С каждым взмахом весел мы глубже погружались в ночь. Через час пришлось остановиться и подождать восхода первой луны, чтобы не натолкнуться в полной темноте на один из многочисленных плавучих камней. Все наше судно целиком было выдолблено из такого же легкого, ноздреватого, но достаточно прочного камня. Мы старались держаться ближе к берегу. Его извилистая линия оставалась для нас основным ориентиром. -- Нужно спешить, -- прошептал Прор, наклоняясь ко мне. -- Мы слишком надолго застряли в этих проклятых песках, и у тебя почти не осталось времени. -- Сколько до халфу? -- Четыре луны. Сам праздник длится двенадцать лун, и в любой из этих дней она может умереть. Обстоятельства складывались так, словно кто-то специально нанизывал их на невидимую нить, замедлявшую наше продвижение вперед. То весло сломалось, и пришлось приставать к берегу, чтобы сделать новое. То кончились запасы питьевой воды, и мы несколько часов потеряли на побережье в ее поисках. Был лишь один способ ускорить наше движение, один-единственный способ. Я все еще сопротивлялся давлению, толкавшему меня к губительному решению. Но кольцо жило, трепетало на руке и в сознании возникали насмешливые чужие слова: "Давай, давай. С