ничего не умеющий толком, вот даже разобраться в том, для чего сделаны эти сооружения... Вместо того чтобы искать разгадку, он валяется в психическом трансе в этом классе... Почему класс? Ну да, на Земле это бы назвали классом или тренировочным стендом. Название не имеет значения. Важно лишь то, для чего все это сделано и сумеет ли он понять, а потом сохранить рассудок и память... Впрочем, его сейчас мало трогала судьба Доктора, она стала для него просто символом в сложном уравнении, которое он решал и от решения которого зависело нечто большее, чем его судьба. В это уравнение каким-то образом входили и его теперешние раздумья, и вторая, внешняя сторона его раздвоившегося мира. Мысли получались выпуклыми и четкими, словно их гравировали на черном камне. При этом они оставались подконтрольны его сознанию. Похожее чувство возникает, вспомнил он, если надеть шлем машины, стимулирующей творческие процессы, только там это не доставляет радости и не порождает ощущения огромной ответственности, которое возникло здесь. Словно он строил наяву все эти воображаемые конструкции и отвечал за все, что происходило внутри их, и за конечный результат. Контакт с машиной не мог оставить после себя такого ощущения зрелости, приобретенного эмоционального опыта. Когда перед глазами рассеялись последние остатки смутных теней, его аккумуляторный фонарь почти совсем погас. Тлел только маленький красный огонек нити... Совсем разрядилась батарея, значит, все это продолжалось несколько часов... Это была первая его сознательная мысль. От пола тянуло пронзительным холодом. Странно, что он вообще еще может что-то ощущать, просидев неподвижно так долго на холодном камне. Ничто уже не двигалось на потолке ячейки, и не было никакого звука. С удивлением он понял, что, пока он был без сознания, кресло приподнялось, ушло из фокуса потолка вместе с полом, если только все это не приснилось ему. Небольшая галлюцинация, маленький психический транс... Он знал, что это не так. И убедился в этом еще раз, когда обнаружил, что приподнявшийся пол закрывал теперь выход из ячейки. Почему-то это его нисколько не обеспокоило. Будет у него выход, раз он ему нужен. И действительно, как только он так подумал, пол очень медленно, плавно и совершенно беззвучно пошел вниз. Маленькую рощицу на берегу моря заметно потрепали ветры планеты. Она казалась взъерошенной и совсем ненастоящей. По-прежнему нельзя было купаться и ловить рыбу в этом чужом море, и все же именно сюда они всегда прилетали, когда хотели обсудить что-то особенно важное. Доктор лепил из песка странные геометрические фигуры и неторопливо по порядку рассказывал. Только в самом конце он поднялся, чтобы швырнуть в море острый каменный осколок, на котором до этого лежал, но так и не успел, потому что вопрос Кибернетика заставил его задуматься. -- Что же, под полом был какой-нибудь механизм, обеспечивающий его движение, или ты не заметил? -- спросил Кибернетик. -- Не было там никакого механизма. Во всяком случае, так кажется, -- тут же поправился Доктор. Почему-то теперь он избегал резких категорических суждений. -- Не думаю, чтобы там был какой-нибудь механизм. Им, видимо, незнакомо само понятие механизма. Механизм -- это только передатчик между нашим желанием и природой, в которой он помогает нам произвести нужное изменение, но требует за это слишком дорогую цену. -- А с них природа, по-твоему, не требует никакой цены? -- Они сумели обойтись без передатчиков. Проникли в самую сущность материи, научились управлять ее полями и преобразованиями без всяких механизмов. -- Но ведь это ОНИ проникли. ОНИ умеют управлять, -- тихо возразил Физик. -- А пол опустился по ТВОЕМУ желанию. Несколько секунд Доктор не мигая смотрел на Физика. И даже под загаром было видно, как побледнело его лицо. Вдруг он осторожно разжал руки, до сих пор сжимавшие острый тяжелый камень. Камень неподвижно повис в метре над землей, потом приподнялся, и Доктор взял его снова. -- Вот это я и хотел сказать, -- все так же тихо проговорил Физик. -- Значит, и ты тоже. Значит, это вообще может каждый... каждый человек... Табак у них кончился давно, и Доктор курил сушеную хлореллу. Запах горелого сена заставлял его морщиться. Практикант отыскал его среди камней по запаху жженой хлореллы. Увидев Практиканта, Доктор внутренне сжался, потому что знал, что больше не удастся отложить предстоящий разговор. Практикант начал не сразу. С минуту он молча стоял рядом и разглядывал вершины далеких холмов, едва заметных с того места, где теперь был их лагерь. -- Как ты думаешь, почему они прятались? -- Куда прятались? -- не сразу понял Доктор. -- Почему они прятались под землю? -- Может быть, они стремились сохранить естественность на этой планете. Красота -- это прежде всего естественность. Наверное, она была важна для тех, кто здесь обучался. Вовсе они не прятались. Берегли планету. Берегли ее зеленое небо и синее море в шершавых каменных берегах... Берегли все таким, какое оно есть, потому что любили... -- Наверное, ты прав. -- С минуту Практикант молчал, словно собирался с силами, он даже смотрел сейчас не на Доктора, так ему было легче спросить: -- Помнишь, там, в пустыне, ты говорил о старте... Ты не передумал? -- Я не полечу. -- Доктор ответил сразу одной фразой и невольно проглотил застрявший в горле комок. -- Не полетишь?.. -- Райкову показалось, что мир вокруг него потемнел и сомкнулся. -- Ты сказал, не полетишь, да? -- Я не могу. -- Но ты же... ты же сам спрашивал, когда наконец будет старт, ты же так этого хотел! -- Видишь ли, теперь это решение уже не принадлежит мне. Ты меня прости... -- Кому же принадлежит твое решение? -- одними губами спросил Практикант, и Доктор невольно отметил, какие у него сейчас мертвые губы. -- Тем, кто там, на Земле. Я не могу рисковать. -- Объясни, -- тихо попросил Практикант. -- Я попробую... Люди еще ничего не знают. Продолжают создавать миллионы ненужных вещей... О том, что можно по-другому, сегодня знаем только мы. Собственно, по-настоящему только я, потому что мне посчастливилось познакомиться не с результатом, не с подарком, как это было с тобой, а с процессом, с дорогой, по которой может пройти каждый. Человечество не может рассчитывать на подарки... Земля должна получить это знание, и поэтому я не могу рисковать. -- Но оттого, что ты сидишь здесь!.. -- закричал Практикант, и Доктор остановил его, попросил подождать, потому что почувствовал, что именно сейчас, сию минуту он найдет решение. Оно было совсем близко, рядом. Практикант что-то продолжал кричать, но Доктор не слышал его, потому что уже знал, что надо делать. Не до конца, не совсем ясно, но главное знал. И даже понимал, что именно отчаяние, оттого что он причинял этому мальчишке такую боль, помогло ему понять... -- Да погоди ты минутку! -- закричал Доктор, и Практикант наконец замолчал. -- Погоди... -- уже тихо попросил Доктор. -- Мы прошибаем лбом стену, все время куда-то ломимся и почти забыли о Земле... Десяток световых лет изолировал наше сознание, создал иллюзию одиночества во Вселенной, но ведь это не так. У нас нет звездолетов, способных преодолеть бездну пространства, зато они есть на Земле... -- Ты что, издеваешься надо мной?! -- У нас есть выход! Совсем простой выход. Вместо того чтобы лететь к Земле почти на верную гибель, надо позвать ее... -- Позвать Землю?! -- Вот именно -- позвать Землю. А для этого послать сигнал. Всего лишь послать сигнал. Это проще, а главное -- надежнее, потому что сигнал можно посылать многократно, а лететь самим лишь однажды! -- Но какой сигнал ты собираешься посылать и как?! -- Этого я не знаю. Это вам с Физиком виднее. Но если ты уверен, что сможешь доставить в Солнечную систему целый корабль, то постарайся туда отправить сигнал. Это все-таки легче, хотя бы по весу. -- Но у нас ведь нет передатчика! -- А зачем тебе передатчик? Зачем тебе передатчик, если ты сумел сделать поле без генератора? Кто нам мешает превратить материю непосредственно в поток радиоволн или модулированное рентгеновское излучение, если оно надежнее? 11 -- Я запрещаю всякие эксперименты с превращением материи в энергию непосредственно па планете, -- твердо сказал Физик. -- Реакция может выйти из-под контроля, и тогда вы всю планету превратите в радиоизлучение. И я не уверен, что даже в этом случае хватит мощности. Слишком велико расстояние. Десять светолет... Можно попробовать. Возможно, какой-нибудь корабль случайно уловит наш сигнал, но шансы слишком малы, почти ничтожны... Конечно, придется попробовать, но только не на планете. Построим искусственный спутник за пределами атмосферы, рассчитаем орбиту и время... Мы даже не знаем, в какую сторону нужно направить сигнал. -- Мы будем направлять его во все стороны, -- стиснув зубы, ответил Доктор. -- Мы построим десять спутников, сто, если понадобится, и мы будем звать Землю... Доктор и Практикант стояли на остроконечном выступе скалы, ставшей частью искусственного спутника планеты. -- До сих пор не верю, что нам это удалось, -- задумчиво проговорил Доктор. -- Может быть, напрасно решили транспортировать сюда эти скалы отдельно друг от друга? Надо было попробовать вывести на орбиту сразу всю необходимую массу. -- Чем массивней скала, тем труднее с ней справиться. У тебя разве не так? -- Практикант пренебрежительно пожал плечами. -- Для меня безразлична любая масса. Я ее просто не чувствую, волевое усилие в каждом случае одинаково. -- Наверняка там были другие ступени... -- О чем ты? -- О школе... Иногда я чувствую себя студентом, не успевшим пройти полный курс. С минуту они молча смотрели на зеленое светило. Отсюда оно казалось лохматым и непривычно резким. На черном фоне лишенного атмосферы неба даже сквозь светофильтры можно было различить четкий силуэт короны. Доктор поежился. -- Черт знает что за звезды! Я все время чувствую давление на поле, такой мощный поток... -- Физик говорит, что она очень сильно излучает в жестком рентгеновском диапазоне. Стоит ослабить поле, и не спасут никакие скафандры. -- Очень трудно работать, когда одновременно приходится управлять полем. Вначале я думал, ничего не получится. -- Все у тебя получилось. Никак не могу представить, что через час эти скалы превратятся в пучок радиоволн, как ты думаешь, в расчетах нет ошибки? -- Физик и Кибернетик считали отдельно. Потом сверились. Ширина радиолуча будет в два раза шире района, где может находиться Солнце. Жаль, что не удалось определить более точные границы. Излучение было бы сильнее. А так придется захватить лучевым конусом добрый десяток светолет. -- Нам пора. Они уже заждались, наверное. -- Сейчас. Видишь, еще не совсем погашено вращение. Нужна точная ориентация. Астероид качнулся. Планета с правой стороны небосклона перескочила на левую. Звезда над их головами выписывала сложные зигзаги. Наконец успокоилась и она. -- Ну вот, так, кажется, в самый раз... Можно двигаться. Они одновременно оттолкнулись и унеслись в пространство. Обе фигуры на фоне гигантских скал спутника выглядели уродливыми карликами из-за огромных рюкзаков, набитых камнями. Камни служили топливом для индивидуальных защитных полей. Доктор перед каждой экспедицией придирчиво взвешивал эти рюкзаки. Капсула, висевшая километрах в двадцати над спутником, казалась небольшим светящимся веретеном. Доктор неточно направил силовую ось своего поля, и в середине пути их траектории стали расходиться. Пришлось догнать его и подать линь. Не хотелось дожидаться, пока он сам исправит ошибку. Через несколько минут они уже входили в центральный салон новой большой капсулы, построенной Практикантом специально для этих работ по сооружению спутника. Все так давно ждали последней минуты, что не было ни вопросов, ни разговоров. Практикант прошел в носовую часть капсулы, отделенную от остального корабля и затененную так, чтобы во время работы видеть только нужный сектор неба. Несколько секунд он сидел расслабившись, внимательно разглядывая угловатый ребристый обломок, на создание которого они потратили два месяца каторжной работы и который он должен был сейчас разрушить. Там вначале возникнет крошечная искорка, звездочка распада, затем всю энергию надо будет сдвинуть в невидимый спектр радиодиапазона, и скалы начнут таять, как сахар, превращаясь в биллионы мегаватт энергии, летящей к земному Солнцу... Если все пойдет хорошо, через десять лет земные радиотелескопы сквозь дикий треск и вой космических помех уловят это сообщение... Если уловят... Пора начинать... Он повторил себе это дважды, чтобы получше собраться и отключиться от всего лишнего. Во время операции ему одновременно придется регулировать сразу несколько параметров и помнить десятки различных вещей. Он представил себе летящую от корабля через космос невидимую пока искру. Вот она подошла вплотную к спутнику, опустилась на поверхность скал... Ничего не случилось, только вокруг защитного поля побежали радужные разводы. Значит, поле полностью экранирует космос от его воздействия... Надо попробовать еще раз. Остановил же он сорвавшуюся у Доктора скалу, не снимая защитного поля! Снова и снова вспыхивали вокруг поля ослепительные сполохи, и все так же висела в двадцати километрах от них неизменная ребристая тень. Райков хотел было проделать в поле небольшое отверстие, но тут же вспомнил, что процесс будет продолжаться не меньше часа и на такое время нельзя раскрывать капсулу: они все погибнут от излучения... Значит, есть только один выход. Ему придется выйти наружу. Это намного сложней и опасней, но, если правильно отрегулировать поле и держаться так, чтобы скалы спутника экранировали его от излучения звезды в тот момент, когда он снимет защитное поле, ничего страшного не случится. Он встал и отодвинул непрозрачную дверцу отсека. По их лицам он понял, что объяснять ничего не нужно. Он даже думал, что молча удастся надеть скафандры и пройти в кормовой отсек, но Физик все-таки остановил его: -- Интересно, что ты будешь делать, если излучение пробьется через астероид, особенно в конце реакции, когда ничего не останется от скал? -- Там будет видно... -- А если серьезно? -- А если серьезно, то нам придется передать сообщение. -- Тогда разрешите, я попробую, -- сказал Доктор бодрым тоном. -- Будет очень трудно управлять полем, и потребуется большая мощность воздействия. -- Вот потому-то я и хочу попробовать. До сих пор я только помогал Райкову, а сейчас хочу сам. Вы уж мне разрешите. -- И Доктор решительно взял свой скафандр. -- Никто туда не полезет, -- твердо сказал Физик. -- Мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь другое. -- Нет, -- сказал Практикант. -- Больше мы уже ничего не придумаем. Сегодня к Земле пойдет сигнал. Он прошел мимо них и уже взялся за ручку дверцы отсека, когда Физик крикнул: -- Вернись! Практикант повернулся и что-то хотел ответить, но в этот момент корабль резко тряхнуло, перед глазами у них все поплыло, а когда предметы обрели прежнюю четкость, в отсеке не было Доктора. Они не сразу поняли, что произошло, и даже потом, заметив у самого астероида летящую искорку, они все еще не понимали, как это Доктору удалось. -- Ты сможешь его вернуть? -- спросил Физик. -- Не знаю. Мы никогда не пробовали противопоставить друг другу эти силы. Наверное, смогу. Но для этого придется снять поле. -- Как он это сделал? -- Ну, мгновенно выйти в пространство, не пользуясь дверями, для него не составило труда. А потом он толкнул капсулу своим полем. Было восемь "ж", не меньше. Секунды на две мы потеряли контроль. -- Практикант пожал плечами. -- Сейчас я попробую его догнать и... Он не успел закончить. На одной из вершин астероида вдруг вспыхнула ослепительная синяя искорка, сейчас же погасла, и скала стала медленно исчезать у них на глазах. Кибернетик бросился к Практиканту и рванул тумблер рации на поясе его скафандра. Стены корабля вздрогнули от пронзительного, терзающего уши воя. -- Я знал, что ему не справиться с частотой, -- с горечью прошептал Практикант. -- Только бы он не перешел на импульсную передачу, только бы не вздумал... Но он уже видел, как на месте астероида вспухает огненно-красный клубок огня совсем рядом с маленькой светлой точкой, которая в эту секунду все еще была Доктором. И прежде чем пришла другая секунда, когда Доктора уже не было, Практикант успел разорвать защитное поле. Он рванул в космос так, как привык летать в небе зеленой планеты, даже не вспомнив о защитном поле. Все же какое-то поле, видимо, возникло просто потому, что он знал, что с ним ничего не случится. Не должно с ним сейчас ничего случиться, пока он не будет там, рядом с Доктором... А может, и не было никакого поля, наверное, можно было управлять летящими частицами материи без всякого поля. В этом еще предстояло разобраться физикам Земли, и ни о чем таком не думал Практикант, потому что важнее всего ему было увеличить скорость. И он ее, кажется, увеличил. Огненный шар перед ним стал распухать необычайно быстро, заполняя все пространство, весь его горизонт... Наверное, именно в этот момент он ощутил, как отчаяние переходит в ярость. В ярость на слепые, чудовищные силы, бушевавшие перед ним, опередившие его движение, его мысль. Вдруг он резко остановился, потому что верил, что мысль может быть быстрей и сильней атомного поля, охватившего горизонт. Он вытянул ему навстречу свои огромные сильные руки, и это было все равно что уголь взять в ладони; он даже почувствовал боль от ожога и не почувствовал слез, высыхающих на его щеках... Уголь можно раздавить, погасить между сжатыми ладонями... Это он знал... Это он просто знал и не удивился, когда впереди исчезли огненные сполохи и вместо них клубился теперь холодный туман каменной пыли... Среди ее пылинок в бесконечном круговороте атомов осталось все, что секунду назад было Доктором... И никогда уже он не услышит его спокойного голоса... Что-то он говорил ему, что-то важное про это сообщение, про то, что они не имеют права рисковать... Но главное -- про сообщение, он очень хотел передать его Земле... Теперь у них нет даже астероида, а есть звезда, огненный шар плазмы, рассеявший в космосе смертоносные лучи, которых так боялся Доктор, не за себя боялся... Практикант повернулся лицом к звезде. Он уже не видел мертвой холодной пыли, в которую только что превратился астероид. Видел огненный шар звезды, ее зеленую корону, ежесекундно выбрасывающую в космос потоки энергии, той самой энергии, которая так нужна была Доктору для его сообщения, которая убила его... И, еще не соображая в точности, что он делает, Практикант протянул к звезде руки, словно она была огненным мячиком, шариком плазмы, детской игрушкой, астероидом, взрывом, который он только что погасил... От страшного напряжения раскалывалась голова. Сколько это длилось? Секунду? Вечность? Казалось, время вокруг него остановилось. Практикант чувствовал, что задыхается, что сейчас он не выдержит, ослабит поле и тогда гигантская мощь излучения звезды, сжатая им за эту секунду, обрушится на них, как обвал, неудержимым смертоносным потоком. В этот миг что-то изменилось. Словно дрогнули вокруг него в пространстве невидимые струны, словно невидимые руки протянулись к нему отовсюду... Словно неслышные голоса шептали: "Мы здесь, мы с тобой... Скажи, что надо сделать еще. Теперь ты не один на звездных дорогах, человек..." Практикант стал управляющим центром какой-то огромной системы, к ней подключались все новые и новые звенья, наращивали мощность, чтобы справиться с грандиозной задачей, которую он уже решил за мгновение до этого, и вот только сил не хватило... Теперь эти силы были. Сквозь пространство и время, сквозь необозримые бездны космоса летели слова, деловые слова сообщения, которое не успел передать Доктор: "Всем радиостанциям! Всем кораблям! Экипаж звездолета "ИЗ-2" вызывает Землю. Получено согласие на контакт с межзвездной цивилизацией. Срочно высылайте корабли в район передачи". Дежурному оператору астрономических лунных станций показалось, что он сошел с ума: в шесть часов тридцать минут по Гринвичу безымянная звезда номер 412-бис из созвездия Водолея начала передавать свое сообщение обыкновенной земной морзянкой.