вы, люди, летающие на огненных колесницах, можете многое. Я покажу тебе дорогу. Не добавив ни слова, жрец ушел, и Ротанов, оставшись один, долго рассматривал замысловатый узор на тяжелой кованой чаше. Неведомые чудища гнались друг за другом по кругу, и не было конца этому бегу. Кто же такой жрец, друг или враг? И кого он боится? Кого может бояться здесь человек, занимающий в племени столь высокое положение, что сам повелитель входит в его хижину с низким поклоном? Какую дорогу имел в виду жрец? Одни вопросы. Вопросы без ответов... Странные ночи стояли на Энне. Полные розовых сумерек. Шепота огромных бархатных листьев. Пахнущей травами тишины, прерываемой лишь далекими криками куков. Ротанов лежал в своей хижине с открытыми глазами и ждал прихода Олега. Днем они обменялись условным знаком, и теперь, как только стражи у входа отвлекутся, Олег будет здесь. Что-то случилось. Что-то такое, чего не скажешь по селектору связи. Ротанов не разрешал без крайней необходимости этих тайных ночных визитов, но ему самому нужен был Олег. Послезавтра свадьба, и он чувствовал, что события все время опережают их, что они к ним не готовы... Наконец послышался шорох под полом хижины. Ротанов отодвинул циновку. Люк, который они сделали специально для таких неофициальных визитов, откинулся, и появился Олег. Его коренастая массивная фигура угадывалась во мраке лишь смутным контуром. Он все никак не мог отдышаться. - Сегодня твои охранники внимательны как никогда. Мне пришлось бежать от них в рощу, битый час путать следы и потом возвращаться снова. - Послезавтра свадьба, и наверно, охрана получила приказ удвоить бдительность. В конце концов там, где похищают невест, никто не знает, что может случиться с женихом. - Ты все шутишь, а мне не нравится комедия с твоей свадьбой. Она зашла слишком далеко. - Мне это тоже не нравится, да в чужой монастырь со своими законами не ходят. Они замолчали, прислушиваясь, но снаружи все было спокойно. - Половина охраны ищет меня сейчас в роще, а те, что остались, не войдут в хижину, жрец сказал, что им это запрещено. - Я знаю. Что там у вас случилось? Почему ты подал условный знак? - Жрец передал мне вот это. Сказал, ты поймешь. Не знаю, что он имел в виду, это похоже на какой-то план, но я в нем ничего не разобрал. Олег протянул ему шуршащий листок рота. Бореи использовали это растение вместо бумаги. Если по листу рота провести острым предметом, выступал белый сок, хорошо видный на черном фоне, потом лист высушивали, и надпись или рисунок могли храниться сколько угодно долго. Ротанов поднес шуршащий лист к светящемуся плоду гинго. Холодного желтоватого света было вполне достаточно, чтобы разобрать каждую закорючку. Это, несомненно, был план местности. Всмотревшись, Ротанов узнал ущелье, где проходил его поединок с дроном. Стрелка указывала на ущелье, идущее вверх от этого места. В самом конце его была нарисована еще одна стрелка и стоял небольшой крестик. Жрец обещал показать дорогу и сдержал обещание. Вот только забыл объяснить, куда она ведет. Ротанов свернул лист в трубочку. - С этим я разберусь. Теперь слушай внимательно. Нужно пробраться к шлюпке. Ее наверняка охраняют, поэтому пойдешь ты один. Постарайся не ввязываться в драку. В самом крайнем случае используй сонный газ. Нужно перегнать шлюпку в такое место, где она будет в безопасности и в то же время поближе к поселку. Пока ее обнаружат, пройдет какое-то время. Скоро она нам может понадобиться. И вот еще что... Попробуй зарядить от ее генераторов два-три комплекта батарей. Элсон считает, что заряд в них держится здесь часов пять-шесть, этого может оказаться достаточно, если ты правильно рассчитаешь время. - Ты имеешь в виду защитные костюмы? - Разумеется, не бластеры. Костюмы, связь со шлюпкой. Мы тоже должны подготовиться к свадьбе. Чувствую я, что за ней сразу же последуют бурные события. А теперь иди, пока из рощи не вернулась охрана. Олег бесшумно исчез в люке, и Ротанов вновь остался один. Итак, жрец сдержал обещание... План... Что там может быть? Засада? Ловушка? Провокация с целью скомпрометировать "жениха" накануне обряда? Он лежал, вытянувшись на циновке, и вслушивался в розоватую, мягкую, как вата, тишину Энны. Больше всего Ротанов не любил неопределенность и неизвестность. В таких ситуациях он всегда предпочитал ускорять события, идти при малейшей возможности им навстречу. Сегодня такая возможность у него была. Он бесшумно поднялся со своего травянистого ложа и осторожно, крадучись, подошел к двери хижины. Ни один стебель не скрипнул под его ногами, казалось, во мраке хижины движется лишь тень человека, так осторожны были все его движения. Убедившись, что возле хижины по-прежнему всего два стража и что внимание их приковано к зарослям, где уже слышался шорох ветвей и шум шагов возвращавшихся из неудачной погони за Олегом воинов, Ротанов вернулся к люку. Хижина стояла на столбах. Между землей и полом оставалось достаточное пространство, чтобы в нем мог свободно проползти человек. Ротанов осмотрелся и длинной незаметной тенью нырнул в заросли трав позади хижины. Судя по тишине, царившей в поселке, его уход остался незамеченным, вот когда пригодилась фотографическая память и долгие прогулки по поселку, позволившие ему составить в уме точную и подробную карту и самого поселка, и его ближайших окрестностей. Сейчас ему не стоило большого труда привязать к ней план, нацарапанный жрецом. Выскользнув из поселка, он медленно стал подниматься по дну ущелья, стараясь не выходить из густых зарослей, росших по краям. Розоватая мгла охватывала весь горизонт, и нельзя было понять, где здесь восток, где запад. Обойдя стороной площадку, на которой две недели назад он, спасая жизнь неизвестного ему человека, бросился на разъяренного дрона, Ротанов углубился в узкую расщелину, в конце ее на плане стоял крест - неизвестная цель его путешествия. Отвесные обрывистые скалы подступили вплотную. Заросли истончились и почти исчезли. Идти скрытно становилось все труднее. Впрочем, теперь это уже не имело такого значения, как вблизи поселка. Место, отмеченное на плане, должно быть совсем рядом, но он не видел ничего, кроме зарослей и обрывистых стен ущелья. Едва заметная тропа уперлась в камень. Дальше пути не было. Ротанов остановился в недоумении. Он ожидал ловушки, засады, но не обмана. Что-то здесь не так. Может быть, он ошибся, перепутал ущелья? Он закрыл глаза. Память, словно на фотографии, высветила белые линии чертежа. Нет, все правильно, крест стоял именно здесь, на этой стенке. Он протянул руку и провел по гладкой шероховатой поверхности скалы, и вдруг ниже, там, где плотные невысокие заросли полностью скрывали камень, рука нащупала пустоту. Лаз оказался узким и неудобным, явно не рассчитанным на его комплекцию. К счастью, ему не пришлось слишком долго протискиваться сквозь эту расщелину, ведущую в неизвестность. Через несколько метров ход изогнулся в сторону и впереди забрезжил тусклый желтоватый свет. Осторожно пододвинувшись к краю отверстия, Ротанов заглянул внутрь освещенной пещеры. Собственно, это была не пещера. Гладкие ровные стены просторного помещения говорили о его искусственном происхождении. Посреди вырубленной в скале комнаты стоял стол, за которым кто-то сидел. Слишком низкие своды лаза мешали Ротанову приподнять голову, и он не видел лица сидящего. Зато стол он видел хорошо. На нем лежали толстые связки листьев рота и стояли какие-то непонятные инструменты. Там был, например, хрустальный граненый шар, зажатый в бронзовых захватах, странный тикающий механизм в прозрачном корпусе, сфера с нанесенными на нее непонятными значками. Руки сидевшего человека быстро двигались, торопливо раскладывая на столе мелкие предметы, не то фишки какой-то игры, не то крупные зерна неизвестного ему растения. Вдруг человек нагнулся и пристально посмотрел в его сторону. Ротанов вздрогнул, почти физически ощутив этот взгляд, и только сейчас узнал женщину, сидевшую за столом. Слишком хорошо она запомнилась ему во время болезни. - Разве в вашей стране принято, чтобы гость лежал у порога? - Нет. Но мне забыли сказать, что меня здесь ждут. Ротанов спрыгнул внутрь пещеры и осмотрелся. Сухой прохладный воздух шел откуда-то сверху. Желтые светящиеся плоды, развешанные по стенам, создавали мягкое ровное освещение, узкая постель, застланная шкурой, очаг с набором кухонной утвари - здесь было как будто все, чтобы человек мог тут жить долго. Но Ротанов не привык доверять первому впечатлению. Посуда была слишком новой, не тронутой пленкой окиси, вокруг дымового отверстия очага не видно было сажи, а шкура казалась слишком пушистой, слишком ровной. Стилизация, хорошо и старательно выполненная под бронзовый век. Интересно, как она догадалась о его присутствии. Он был уверен, что последние несколько метров полз совершенно бесшумно. - Тебе не нравится мое жилище? - Нет, почему же, оно рационально. У очага стояла скамейка, и Ротанов, пододвинув ее к столу, сел, так и не дождавшись приглашения. - Это всего лишь убежище. На всякий случай. Я не живу здесь, и о нем никто не знает, кроме меня и моего отца. - Ты дочь жреца? - Он мой отец, но я не его дочь. - Как это понять? - Он считает меня своей дочерью. Но это не так. - Значит, он твой приемный отец? - Это слово мне непонятно. - Ну хорошо. Оставим это... Давай поговорим лучше о завтрашней свадьбе. Я не знаю ваших законов и хочу быть уверен, что ты согласилась на этот обряд по доброй воле, и еще скажи мне, что означает похищение невесты? - Сразу столько вопросов... Я не могу тебе все объяснить, но завтра ты многое поймешь сам. В обычаях бореев скрыт глубокий смысл, они... Как бы это получше сказать, чтобы было понятно твоему механическому слуге, который переводит мою речь на твой язык... Ты так сказал об этом помещении. - Рациональны? - Да. Но не все. Есть законы и правила, совершенно непонятные чужеземцам. В тот день, когда ты победил дрона, я была в глубоком смятении. Королева праздника обязана выбрать своим суженым победителя, таков закон. Но им должен был стать Рэт. Я не любила этого человека. Он постоянно преследовал меня и наконец добился своего. Подстроил так, что королевой праздника избрали меня... недолго живет та, которой выпал этот жребий. Рэт - сын вождя, у него много родственников, отец пробовал помешать им, но у него ничего не вышло. Рэт предупреждал меня, что так будет, если я не соглашусь стать его женой, и, как видишь, сдержал слово. В последний свой день я должна была сделаться игрушкой для человека, которого ненавижу. И вдруг вмешался ты. Это было как дар богов, как судьба. Ее огромные глаза блестели, как синие влажные звезды, и Ротанов почувствовал странное волнение. Он как зачарованный мальчишка ловил каждое ее слово, каждый звук ее голоса... До него вдруг дошел смысл фразы: "Недолго живет та, которой выпал этот жребий..." - Ночь коротка, и у нас мало времени. Мне надо объяснить тебе, как поступить в храме Юстары. Ты незнаком с нашими обычаями и вовсе не обязан соглашаться, никто тебя не упрекнет. - Соглашаться на что? - Ты не должен оставаться со мной после обряда. Отказаться очень просто. Когда жрец разломит пополам священный плод таны, брось свою половину в источник - это и будет отказ, тогда ты будешь свободен и в любой момент, как только захочешь, сам сможешь выбрать другую девушку. Ту, что тебе понравится. - Могу я, по крайней мере, узнать имя своей невесты? - До того, как я стала жрицей богини Юстары, меня звали здесь Элной. - Скажи, Элна, а если я не захочу отказаться, что тогда? - Не надо с этим шутить, Ротанов. Ты должен отказаться. - Позволь мне подумать хотя бы до завтра. - Ты просто не знаешь, насколько это опасно, не знаешь будущего. Это принесет несчастье прежде всего тебе самому. Она не смогла бы, наверное, найти лучших слов, чтобы заставить его принять окончательное решение. 4 Разговор закончился быстро. Пожалуй, слишком быстро. Чего-то она все время боялась или кого-то ждала, "Та, что прячет свое лицо"... Не зря она его прячет. Сегодня наконец Ротанов почувствовал, что вплотную приблизился к разгадке какой-то важной тайны... Как только он протиснулся в узкую расселину, соединявшую второй выход из пещеры с незнакомым ему рукавом ущелья, он остановился и прислушался. "По старой дороге не ходи, там тебя могут ждать, я покажу другой выход", - сказала она, и вот теперь он стоял на едва заметной тропе один. Скользящие сумеречные тени вновь окружили его со всех сторон. "Слишком долгий восход", - подумалось ему. Или, быть может, закат? Скорее закат, ведь у этого мира нет будущего. Все закончится в гравитационном коллапсе, а коллапс - это попросту смерть для всего живого, вообще для всего сущего, даже для мертвой материи... может быть, тысячу лет продержится сегодняшнее состояние неустойчивого равновесия, а может, всего десять, невозможно предсказать, поскольку неизвестны причины, поддерживающие этот остановленный кем-то космический взрыв... Для этого нужны силы и энергии, о которых человечество сегодня не смеет и мечтать, шутка сказать, остановить гравитационный коллапс звезды... Неужели нашелся разум, способный это осуществить? Или они столкнулись с очередным природным феноменом, которому пока нет объяснения? Бронзовый век? Да, возможно, вот только слишком много несуразностей, противоречий. В одном он сегодня убедился окончательно: "Та, что прячет свое лицо" не принадлежала к племени бореев. Приемная дочь жреца прекрасно владела собой, она великолепно научилась скрывать свои знания и мысли. Наверно, для бореев этого было достаточно, но в мельчайших нюансах ее поведения, в манере построения фраз он почувствовал интеллект, по крайней мере равный его собственному. Кто же она такая? Нужно предпринять разведку, немедленно выяснить, есть ли здесь другие земли и народы. Даже если генераторы шлюпки израсходуют весь запас активного вещества, даже вообще без шлюпки, используя местный транспорт, им все равно придется провести детальную разведку, потому что больше ждать нельзя. Элсон не в состоянии рассчитать, как сильно замедляется время внутри этого несуразного мира, насколько оно отличается от внешнего времени. Возможно, прошли все контрольные сроки, возможно, Торсон давно уже вернул "Каравеллу" на базу, поднял тревогу и теперь сюда спешит весь резервный флот Федерации. А у них по-прежнему почти нет никаких конкретных данных, они по-прежнему не готовы к решительным действиям - одни догадки да предположения... "Ничего, - успокоил он себя, - завтрашняя свадьба многое должна прояснить. Не зря ее все ждут, ждут и боятся. Вот мы и посмотрим, кого они так боятся... Возможно, удастся приобрести в лице бореев друзей, да и тайну "Той, что прячет свое лицо" он никогда не узнает, если не доведет обряд до конца. Бореи могут оказаться неплохими проводниками, они мало что знают о загадках своего странного мира, но уж местность-то они знают наверняка. С их помощью мы найдем тех, кто управляет этой планетой, кто устанавливает на ней нелепые и жестокие законы". Сквозь привычные шорохи и звуки ночных зарослей Энны, между периодически разрывавшими тишину воплями куков ему послышался посторонний звук, словно камень сорвался со склона под чьей-то неосторожной ногой... Впрочем, камень мог сорваться и сам по себе. Ротанов осторожно двинулся по тропе, стараясь совсем не показываться на открытом пространстве, обходя проплешины и подолгу задерживаясь в боковых ущельях, пробитых в скалах некогда бурными, а теперь уж навсегда исчезнувшими потоками. Не хватало, чтобы его обнаружили. Сколько он там нарушил этих священных запретов племени, покинув хижину и увидевшись до свадьбы с "Той, что прячет свое лицо"? Вдруг Ротанов резко остановился. Новый звук, долетевший до него, был едва различим, зато он показался ему совершенно чуждым всем остальным шорохам, наполнявшим заросли. Далекий звон струны? Он не успел понять, потому что спустя ничтожную долю секунды раздался резкий свист, и нечто тяжелое с силой ударило в толстый стебель перед ним. Мгновенно по-кошачьи распластавшись на земле, Ротанов замер. Но ничто больше не нарушало обычных звуков сумеречных зарослей, и если бы не этот предмет, вонзившийся в ствол и теперь слегка раскачивавшийся у него над головой, Ротанов мог бы подумать, что все происшедшее лишь игра его воображения. Он ждал долго, до последнего разумного предела, понимая, что от выдержки, от того, кто первый обнаружит себя, зависит исход дальнейшего поединка. Он был безоружен, но ему необходимо вернуться в хижину до того, как проснется поселок. Больше ждать он не мог. Плавно и осторожно Ротанов передвинулся вплотную к стволу и снова замер. Ничего не произошло. Тогда одним резким движением он переметнул свое тело на противоположную сторону, так что ствол теперь оказался между ним и этим неведомо откуда взявшимся предметом, и снова ничего не произошло. Ротанов медленно поднялся, вплотную прижимаясь к могучему стеблю, толщины которого было достаточно, чтобы прикрыть сразу двух человек. Теперь предмет, застрявший в стебле, оказался напротив его лица с противоположной стороны, оставалось лишь протянуть руку... Это был трехгранный стальной клинок с двумя лезвиями и рукояткой посредине. Нож, специально приспособленный для метания, и не только вручную. На краю рукоятки он заметил скобу для тетивы и вспомнил звон струны... Нечто вроде арбалета, метающего стальные клинки. "Сложноватое оружие для бронзового века. Кому-то мы тут сильно мешаем, и вряд ли это бореи..." Он подумал о том, что это мог бы быть Рэт, неудавшийся жених, оскорбленный им на празднике Дрона, и тут же отбросил это предположение, слишком хорошо успел он за эти дни познакомиться с характером бореев. Рэт не стал бы устраивать на него тайной засады, такая победа не принесла бы ему ничего, кроме позора, да и само оружие говорило против этого. Тот, кто стрелял, собирался покончить с ним одним выстрелом. Лишь предчувствие опасности, выработанное годами, внезапная остановка спасли его от этого удара. Ротанов примерил рукоятку. Его ладонь удобно поместилась в ребристом углублении. Что ж, теперь можно поговорить на равных... Выждав еще с полчаса, Ротанов медленно двинулся дальше, никто больше не попытался остановить его. Стражи возле хижины мирно дремали на своих постах, и когда багровое пятнышко Эпсилона показалось над горизонтом, он уже лежал на циновке, словно и не покидал хижины всю эту ночь. Утро самого праздника началось торжественной и нелепой процессией. Ротанова водили от стола к столу, от хижины к хижине. Голову его украшал не то венок, не то шляпа, сплетенная из цветов и листьев. Столы ломились от фруктов, рыбы и мяса, неизвестных ему животных. Это была щедрая планета, и она обильно снабжала плодами своей земли народ бореев, не требуя взамен чрезмерных усилий. Ровный и мягкий климат, почти не разделенный на день и ночь, отсутствие в атмосфере сильных воздушных течений - все это вместе создавало впечатление убаюкивающего покоя, почти скуки, и, если бы не его ночное путешествие, Ротанов, пожалуй, смог бы в это поверить. Тревогу вызывало то, что остальных космолетчиков все время держали в стороне от основной группы наиболее высокопоставленных участников торжества. Наконец после десяти часов непрерывного рева труб, хмельных криков и непонятных тостов Ротанов понял, что праздник подходит к концу. Предводитель племени произнес заключительную речь, полную тревожных намеков и не менее тревожных поздравлений. Он говорил что-то о вековой каре, о расплате за нарушение традиций, о забытых заветах предков, о том, что чужестранцы, прибывающие на огненных колесницах, позволяют себе слишком много вольностей в их стране. В заключение он сказал, что ждать осталось недолго, расплата близка. И предложил выпить за счастье, которое ждет их всех в недалеком будущем, а Ротанова уже сегодня. Пока под приветственные крики передавали друг другу очередную круговую чашу с хмельным напитком, Ротанову, наконец, удалось протиснуться к Дуброву. - Крымов не вернулся, батарей нет. Держись. Мы попробуем прорваться к храму Юстары, как только начнется обряд. - Даже не думайте. С этим я справлюсь сам. Выясните, что со шлюпкой, куда девался Олег. Дуброва оттеснили, к Ротанову подошел почетный эскорт воинов. Приближалась заключительная церемония, ради которой он терпеливо сносил весь этот балаган. Храм богини Юстары расположился у подножия горного хребта, разорвавшего сплошное море черных трав, в двух километрах от поселка. "Долина шепчущих листьев" - так называлось это место. Ротанов не раз поражался точности и своеобразной поэтичности местных названий. Торжественная процессия, возглавляемая помощником жреца, шла по дну постепенно поднимавшегося по склону хребта ущелья. Дышалось с трудом то ли от подъема, то ли оттого, что воздух здесь был до предела насыщен влагой. Наконец в глубине на фоне серого неба обрисовалась громада какого-то строения. И чем ближе они подходили к храму, тем больше Ротанов поражался мрачному величию этого сооружения. Сложенные из огромных неотесанных глыб серого камня, стены производили почти циклопическое впечатление. Никакие механизмы не смогли бы разместиться в узком ущелье и поднять эти массивные глыбы на такую высоту. И тем не менее стены храма торжественно и величественно стояли здесь, прочно врезавшись в землю планеты. Седой древностью веяло от изъеденных временем замшелых глыб. "Слишком много противоречий, - подумал Ротанов, - натуральное хозяйство, бронзовый век, и вдруг стальные лезвия, самострелы, теперь этот храм, сделанный наверняка не руками людей. Тогда кем же? Слишком много загадок, слишком много тайн на этой планете. А узнали пока так мало... Почти ничего существенного. Ничего такого, ради чего стоило очертя голову бросаться в гравитационную бездну. Где те, кто направляет к Земле "черные корабли"? Где подлинные хозяева планеты? Что, если он ошибся, если планета не имеет ни малейшего отношения ни к пузырям антипространства, ни к нападению на земные колонии, что, если врагов следовало искать совсем в другом месте? Если здесь специально создана хитрая и запутанная ложная приманка, обманный ход противника, желание увести их в сторону, выиграть время... В одном он был совершенно уверен: кто-то очень хотел, чтобы они опустились на Энну, кому-то это было надо. И кому-то еще они здесь сильно мешали. Он нащупал под одеждой длинное лезвие кинжала, который вырвал из стебля в ночном лесу. Лезвие казалось холодным и надежным. "Конечно, это не бластер, но и я не простой охотник, как бы дичь не поменялась ролями с теми, кто затеял этот мистический спектакль". Отстранив провожатых, Ротанов решительно шагнул к огромным, похожим на ворота дверям храма. Ворота со скрипом, тяжело приподнялись при его приближении, открывая мрачный и темный вход, из которого пахнуло холодом. Не раздумывая больше, Ротанов вошел внутрь. К его удивлению, в храме оказалось достаточно светло. Свет шел сверху, из узких щелей в потолке и от вездесущих здесь универсальных светильников - плодов гинго. Сделав несколько шагов, Ротанов остановился и даже не обернулся, когда с грохотом за ним захлопнулась дверь. Он не собирался показывать своим неведомым противникам, какое впечатление произвели на него эти захлопнувшиеся позади каменные врата. И хотя теперь он остался как будто один, он не сомневался, что за ним наблюдает не одна пара глаз. Храм был прост, величествен и мрачен. Никакие перегородки не разделяли внутреннего пространства огромной конической башни, форму которой он не мог определить снаружи. Сложенные из грубо вытесанных камней стены поддерживали терявшийся во мраке свод. В центре храма, в сотне шагов от входа, возвышалась статуя женщины. От самой позы женщины веяло безысходной тоской, обыкновенным человеческим горем. Мрачноватый храм, слишком мрачноватый для свадьбы. Ротанов подошел ближе к статуе. Лицо ее скрывало едва намеченное покрывало. Что означает этот повторяющийся символ - женщина без лица? Безликая судьба? Или их боги так жестоки, что предпочитают прятать свои лица? Но тогда почему живая женщина тоже должна прятать свое лицо? Во всем этом некогда разбираться, да и не нужно. Есть вещи, не предназначенные для посторонних, принадлежащие только этому народу и этому месту. Он отошел от статуи и лишь сейчас заметил у ее подножия небольшой каменный бассейн, в котором плескалась вода. "Наверно, это и есть священный источник", - подумал Ротанов. Его мысли прервал голос, раздавшийся высоко под куполом храма. Усиленный и отраженный стенами, он, казалось, шел со всех сторон. - Чужеземец, желающий взять в жены "Ту, что прячет свое лицо", чисты ли твои намерения? Нет ли в мыслях у тебя коварства и зла, скрытых под покровом внешнего? Зачем ты пришел сюда? - Слишком много вопросов. Я отвечу лишь на последний. Я пришел, чтобы защитить "Ту, что прячет свое лицо". - Достойный ответ... - Только теперь Ротанов узнал в этих повелительных мрачных интонациях голос жреца. - Подойди же ближе, и да исполнится предначертанное... Долгий печальный звук, не лишенный мелодичности, пронесся под сводами храма - не то гонг, не то стон... Ротанов подошел вплотную к источнику. Он дал себе слово не оглядываться, не оглянулся и сейчас, хотя отчетливо различил звук шагов за спиной и вздрогнул лишь тогда, когда в его левую руку легла узкая, прохладная женская ладонь. Две или три фигуры, с ног до головы закутанные в темные покрывала, остались у них за спиной. Подошел жрец в оранжевом плаще со своим неизменным ожерельем из прозрачных камней. Он подал знак, и снова прорыдал гонг. Руки статуи, до этого в скорбном жесте прижатые к груди, вдруг распрямились и оказались теперь протянутыми к Ротанову. На раскрытых ладонях статуи, сделанных из неокрашенного дерева, лежал золотистый неведомый плод. "Наверно, это и есть священный плод таны", - подумал Ротанов. Он стоял неподвижно и прищурившись смотрел на ослепительно желтый плод, казавшийся единственным живым и ярким пятном в этом мертвом храме, в мертвых деревянных руках статуи. Возможно, он должен был сам сделать то, что в конце концов сделал жрец. Шагнув к статуе, он молча взял плод с ее ладоней, разломил его над источником, и Ротанов заметил, что несколько капель сока, красных как кровь, упали в воду. Одну половину плода жрец протянул Ротанову, другую женщине. Взяв свою часть плода, Ротанов повернулся к "Той, что прячет свое лицо". Сегодня покрывало на ее голове было глухим и непроницаемо-черным, он не смог увидеть даже глаз. Вся ее фигура показалась ему неподвижной, похожей на изваяние богини. Голос под куполом храма спросил: - Согласен ли ты, чужестранец, победивший дрона, соединить тропу своей судьбы с судьбой женщины, что стоит с тобой рядом? - Ротанову почудился какой-то подвох в этой фразе, но он ответил сразу же. - Да, согласен. - Тогда вкуси от священного плода таны. Ротанов отрицательно покачал головой, повернулся к "Той, что прячет свое лицо" и отчетливо произнес: - Пусть она сделает это первой. В моей стране женщина имеет такое же право выбора, как мужчина. Тишина, повисшая в храме, выдала замешательство тех, кто режиссировал этот спектакль. Наконец голос под куполом произнес: - Хорошо, чужеземец. Богиня удовлетворяет твою просьбу. Пусть "Та, что прячет свое лицо" первой совершит обряд. - Не переменив позы, деревянным движением, словно она и впрямь была статуей, "Та, что прячет свое лицо" приподняла покрывало, поднесла к губам плод таны, надкусила его, и темная, похожая на кровь струйка сока потекла по ее одежде. Торопливо опустив покрывало, женщина шагнула к статуе и вложила в ее протянутые ладони остатки плода. Доли мгновения оказалось Ротанову достаточно, чтобы узнать "Ту, что прячет свое лицо". Сомнения отпали. Теперь он знал, что делать дальше. - Твоя очередь, чужеземец! - произнес голос под куполом. И Ротанов, по-прежнему не отрывая взгляда от темного покрывала, поднес плод к лицу. В эту секунду сдавленный, сбивчивый шепот коснулся его слуха: - Не делай этого, я тебя прошу, умоляю! Ты погубишь себя, а мне все равно не поможешь. Брось плод в источник! Плод был терпким, почти горьковатым на вкус. У Ротанова пересохло во рту, и он проглотил душистый, густой сок, затем шагнул к статуе и вложил ей в ладони остаток плода. В последний раз ударил гонг, померкли светильники. Ротанов заметил, как в почтительном поклоне склонились перед ним служители храма, и понял, что обряд закончен. Их пригласили к боковому проходу. Ротанов, не отпуская узкой прохладной ладони, чтобы не потерять женщину в этом полумраке, пошел за служителем. Перед ними открылась узкая каменная лестница. Подъем продолжался долго. Они, очевидно, находились уже у купола храма, в каких-то его верхних, расположенных над крышей этажах. Лестница закончилась узкой дверью, почти щелью. Ротанов с трудом протиснулся сквозь нее следом за "Той, что прячет свое лицо". Служители храма остались снаружи, и едва Ротанов переступил порог, как глыбы за его спиной дрогнули и сошлись вплотную, намертво закрывая выход. Они очутились в небольшом цилиндрическом помещении метров семь в поперечнике с совершенно гладкими, уходящими вверх стенами. Пол, устланный пушистыми шкурами, был заставлен блюдами с плодами и местными яствами. Стояли кувшины с соком и брагой. Тут и там тускло светились оранжевые плоды, освещая странную, почти нереальную картину окружающего. Окон не было, лишь узкие, в ладонь шириной, щели связывали с внешним миром их новое жилище. Или темницу? Ротанов заметил, что рука его спутницы слегка дрожит. Он провел по ее волосам, едва коснувшись их торопливым движением, как гладят маленьких детей, чтобы их успокоить. Ни слова не было сказано с той самой минуты, как он услышал ее сбивчивый шепот у священного источника. - Интересно, как долго мы здесь пробудем? - спросил он, осмотревшись. - Совсем недолго, только до полуночной зари. Ее рука снова вздрогнула, и он не стал спрашивать, что случится потом. По местному времени до этой самой "полуночной зари" оставалось не больше двух часов. Он осторожно отпустил ее руку, шагнул к щели, заменявшей окно, приподнялся на цыпочки и выглянул наружу. Перед ним внизу раскинулся весь остров. Если бы не полумрак, он бы, наверное, смог отсюда рассмотреть побережье. - Больше всего я боялась, что ты не послушаешься меня. Я просила тебя не шутить с будущим, которого ты не знаешь. - Да, я помню. Именно поэтому я предоставил право выбора тебе первой. Ты ведь тоже могла отказаться. Она отрицательно покачала головой. - Для меня выбор был определен судьбой. - И все же ты могла отказаться, ведь могла? Ну скажи, могла? Он заметил, как дрогнули ее плечи. - Тогда здесь вместо меня оказалась бы другая женщина. Ты не должен был этого делать, Ротанов. Несмотря на темную вуаль покрывала, несмотря на то, что он по-прежнему не видел ее лица, он понял, как сильно было ее волнение. Голос стал глуше, и снова чуть заметно дрогнули плечи. Стоило рисковать. Стоило проделать все это хотя бы ради того, чтобы узнать, чего она так боится. Медленно и осторожно Ротанов обошел по кругу все их небольшое помещение. Он старался не упустить ни малейшей детали. Невеселое место. Похоже на крепость. Только осаждающим сюда не добраться. Он вновь подошел к щели, заменявшей окно, и поразился толщине стен. Не меньше двух метров. Очевидно, снаружи стены сложены из тех же грубо отесанных глыб, только здесь есть штукатурка... Неожиданно это открытие заинтересовало его. Почему внизу в храме штукатурки не было, а здесь она была? Он попробовал ковырнуть стену осколком сосуда, валявшимся на полу. Стена оказалась твердой. Обожженная глина не оставила на ней даже царапины. Цемент? Во всяком случае, что-то не менее твердое... И кому-то было нужно сделать здесь гладкие стены, именно изнутри. Чем внимательней Ротанов осматривал помещение, тем меньше оно ему нравилось. Не видно ни единой щели, ему пришлось нагнуться, чтобы обнаружить место, где сошлись плотно подогнанные глыбы, закрывавшие вход. - Отсюда не выйти, но и сюда не так-то просто войти. Как именно они собираются тебя похищать? - Давай не будем говорить об этом. И не будем думать. Ты все равно ничего не сможешь сделать. У нас осталось мало времени, стоит ли тратить его на бессмысленные теперь вопросы? Отсюда никто никогда не возвращался. Не вернемся и мы. Впервые он по-настоящему почувствовал, насколько серьезна ее уверенность в безысходности их положения. Это был не страх, не женская боязнь неизвестной опасности. В ее голосе слышалась спокойная уверенность и безнадежная горечь. И он невольно подумал, сколько же мужества нужно этой женщине, чтобы так держаться. - Ты можешь съесть что-нибудь или выпить. Здесь много вкусных плодов. Вот, например, плод глада, он очень ароматен, попробуй. Ротанов отрицательно покачал головой. Во рту у него все горело после сока священной таны. Очевидно, он содержал какие-то возбуждающие, наркотические вещества. Ротанов чувствовал легкое головокружение и теплую волну, распространявшуюся по всему телу. Ему было знакомо это состояние, оно обычно наступало после приема стимуляторов, и он знал, что сумеет держать себя под контролем, какая бы сильная доза ни оказалась в соке. - Скажи, а на твоей родине, когда мужчина выбирает себе женщину, у вас тоже бывает обряд, скрепляющий этот выбор? - У нас выбор всегда взаимен. А обряд... Что ж, пожалуй, это можно назвать обрядом. Мы рисуем наши имена в большой красивой книге. - И ты уже рисовал там свое имя? - Нет. Не приходилось. - Значит, я первая твоя женщина? Ротанов почувствовал, что настала пора объясниться, расставить все по своим местам. Но он медлил, боялся начать, понимая, что своим объяснением скорей всего оскорбит ее, и не мог поступить иначе. - Я ведь не успел узнать тебя как следует, я даже не видел твоего лица. У нас выбор не бывает таким скоропалительным. В моей стране мужчина и женщина сначала знакомятся, долгое время дружат друг с другом, иногда эта дружба переходит во что-то большее, и, лишь убедившись в этом... Он замолчал, чувствуя, что постепенно вязнет в болоте бессмысленных слов и что сказанного уже не вернешь назад. Она долго молчала. И вдруг заговорила как будто совсем о другом. - Хочешь знать, почему существует обычай, запрещающий открывать мне лицо? Он молча кивнул. - Я говорила тебе, что в обычаях бореев много рационального. А этот помогает мужчине, после того, как он останется один, не вспоминать лица той, которая его выбрала. Чтобы для него встреча не стала слишком значительной, чтобы некого было вспоминать. Чтобы навсегда, на всю жизнь, во всех твоих последующих знакомствах, "которые" могут перейти во что-то большее", ты вспоминал меня лишь как "Ту, которая не имела лица", не имела права даже на твою память. Ротанов чувствовал мучительный стыд и не находил слов, чтобы возразить ей. И вдруг медленным, спокойным движением она сняла серебряный обруч вместе с темной вуалью, закрывавшей ее лицо. Волосы водопадом рассыпались по плечам, открывая высокий лоб, может быть, чуть слишком высокий, нос слегка вздернутый и, кажется, усыпанный веснушками, хотя в этом он не был уверен, и огромные синие глаза... Тысячи лет на его родной планете отделяли от него эту индивидуальную, слишком уж личную красоту. Смешение рас, смешение стилей и как следствие этого неизбежная унификация сначала одежды, а затем и эталонов женской красоты. Нет, она не казалась ему красивой, но почему же тогда как зачарованный не мог он отвести взгляд от ее лица, словно заглянул в родник с чистой водой, увидал в нем русалку и не отрываясь все пил и пил из этого родника чистую холодную воду. А она не отводила глаз, смотрела на него сурово и строго, словно ни секунды не сомневалась ни в себе, ни в том, какое впечатление произведет на него, словно знала заранее, что наказание за его чрезмерную и неуместную гордость будет действенным и суровым. В нижних помещениях храма зарыдал гонг. Его звук, густой и вибрирующий, вырвался на свободу и поплыл от храма куда-то вниз, в долину. На секунду Ротанову показалось, что эхо, рожденное горами, вернуло им этот звук, и он упал на них откуда-то сверху едва различимым сдержанным вздохом, словно вздохнуло само небо. - Надо что-то делать. Надо попробовать вырваться отсюда. Покорность не лучший способ справиться с судьбой. Она отрицательно покачала головой. - Отсюда не возвращаются, хотя ты мог бы еще отказаться. Еще не поздно, хочешь, я вызову жреца? - Вызывай! Пусть они только откроют дверь. Мы уйдем отсюда вместе. Она вновь покачала головой. - Стражи на лестнице? Они нас не удержат. - Я знаю. Но тогда сюда приведут кого-нибудь другого. А жребий пал на меня. По твоим правилам можно так поступать? - Ну нельзя, нельзя так поступать по моим правилам! Хорошо. Мы останемся здесь и посмотрим, чем оно кончится, это их похищение! И тогда опять откуда-то сверху донесся могучий и грозный гул, словно вибрировали и стонали сами горы. Ротанов поднял голову и только теперь заметил, что у башни не было крыши. Кусок бледного серого неба очерчивал ровный круг стен, почти сливавшихся с его темным фоном. Но сейчас небо посветлело перед рассветом, и он разглядел то, чего не видел раньше. Обозримая поверхность круглых стен была иссечена глубокими бороздами, словно кто-то рвал их гигантскими когтями. А звук, падавший сверху вдоль этих изодранных стен, становился все грознее, переходил в вибрирующий визг, на который мелкой дрожью отозвались двухметровые крепостные стены храма. 5 Получив задание Ротанова, Олег решил найти проводника. Всего несколько часов ходьбы отделяли поселок бореев от побережья, где приземлилась шлюпка, но в чужой стране лучше не путешествовать в одиночку. Нужен был человек, на которого можно полностью положиться. Ротанов просил сохранить экспедицию к шлюпке в тайне, и, наверное, для этого у него были серьезные причины. После долгих раздумий Олег решил побеседовать с Лартом, дальним родственником хозяина хижины, в которой его поселили. Между ними установились почти дружеские отношения. Ларт нравился Олегу немногословностью и открытым добродушием, которым зачастую в избытке обладают сильные, легко преодолевающие трудности люди. В дополнение ко всем своим достоинствам Ларт считался одним из лучших охотников племени и наверняка хорошо знал окружающую местность и обычаи племен, живущих поблизости. Ларт встретил Олега как старого друга, усадил на лучшее место, и между ними завязалась неторопливая беседа о погоде, о ближайшей охоте и о прочих малозначительных вещах. Бореи не любили излишней торопливости ни в делах, ни в серьезных разговорах. Наконец Олег решил, что этикет соблюден, и перешел к делу. - Тебе приходилось бывать на южном побережье? - Конечно. Сто ночей назад я ставил там силки на курланов. Там много дичи. Раньше мы часто охотились на юге. - Ты не мог бы проводить меня к тому месту, где опустилась наша огненная лодка? Олег решил не скрывать цели своего похода от Ларта. Он считал, что если уж приглашать человека для такого дела, то ему следует доверять полностью. Ларт раздумывал минуты две. Наконец он заговорил, глядя в сторону, и было видно, что ответ ему неприятен: - Теперь там чужая территория. Мы не можем ходить на южное побережье без разрешения роев. Олег не знал, кто такие рои, в данный момент это его не особенно интересовало, но дополнительное препятствие вызвало тревогу, и поэтому он п