, желали им долгих и счастливых лет супружеской жизни. Потом начались лобзания с родственниками. Их, родственников, не говоря уже о лобзаниях, было столько, что Вася не успевал подставлять щеки. Надо заметить, это было не всегда приятно, особенно когда одна старушка вознамерилась поцеловать его взасос. Зато когда его целовала еще довольно молодая дама, он постарался подольше оставаться в ее объятиях. Заметив это, Оля оттащила Васю в сторону, шутя пригрозила ему пальчиком и тихо сказала: - Василечек, с сегодняшнего дня ты будешь целовать только меня. - Я согласен, но в таком случае перейдем на хозрасчет. - А это как? - Ну, за каждый поцелуй - хотя бы... копеек двадцать. - Ой, я согласна! - рассмеялась Оля и громко чмокнула его в щеку, оставив на ней красный знак. - У меня есть полторы тысячи, да еще родственники подарят. Представляешь, на сколько хватит. Она говорила то, о чем думала. Вообще-то Вася не верил женщинам, слишком легко они ему доставались. Но Оля... Какая-то странная она. Вот и сейчас, неизвестно, правда, всерьез или в шутку, высчитывает в уме, сколько же это поцелуев придется на тысячу, пятьсот рэ. Даже сам того не замечая, Вася начинал постепенно увлекаться ею. Весь день, до самого вечера, пока гости веселились и пели, Кукушкин танцевал со своей "невестой". Даже за столом почти не сидели. Он успел разглядеть каждую черту ее лица. Ему нравились ее чистые мысли, карие грустноватые глаза, милое белоснежное лицо. - А где же твой ребенок? У тебя сын или дочь? Оля невинно улыбнулась и прикоснулась маленькой ручкой к его губам. Прослушав ее мысли, он узнал, что не было у нее никакого ребенка. Более того, она была двадцатипятилетней девушкой, воспитанной в строгих правилах. "Господи, да я и целовалась до тебя только один раз, в девятом классе. До пятого класса меня мама забирала каждый день из школы. А ты меня спрашиваешь о каком-то ребенке!" - закричала она мысленно и опустила глаза. Ей хотелось плакать... - Не надо, Олечка. Я тебя никому не отдам! - воскликнул Вася испуганно. - Что? - удивленно переспросила она. - О нет, ты фиктивный... - Но не дефективный! - А это ни о чем не говорит... - Мы с тобой расписались? Расписались. Ты меня целовала при всех? Целовала. Смотри, сколько свидетелей, смотри! Что ты им завтра-скажешь? Ой, простите меня, я ошиблась, это не мой Вася?! - Послушай, Василечек, тебе не кажется, что это уже не деловой разговор? Кукушкин смотрел в ее серьезные глаза и верил, что так быстро, буквально в течение нескольких секунд может измениться женщина. Ведь только что она была согласна на все! Это в конце концов затронуло его самолюбие, и он резко ответил: - Нет так нет! Тоже мне - королева Англии. Да таких, как ты, у меня - штабелями... - А чего это вдруг ты рассердился? Я и так не сомневаюсь, что ты имеешь успех у женщин. Но иметь много - это значит никого. Ты одинокий, Вася, как и я. Разница между нами лишь та, что я одинока оттого, что судьба так сложилась, а ты - из-за своей распущенности. Не обижайся на меня, я тебе сказала правду. Ее откровенность не поразила Кукушкина, но он вынужден был признать, что об этом никогда не думал. Что-то перевернулось в его душе. Хотя ему не хотелось соглашаться с ней, ясно было одно: она не та, за которую он раньше ее принял. Задумавшись, он вспомнил слова учителя Гринко: "Слышать, о чем думают другие, - это еще не значит слышать их мысли". Вдруг всплыли и слова Валентины Михайловны, услышанные им при первом знакомстве: "Молодой человек, вы еще молоды и наверняка не знаете, что думают, говорят и даже поступают не всегда одинаково". Всю ночь после ухода гостей они просидели в ее комнате. Много курили, пили кофе. Каждый из них поведал друг другу о своей жизни. Вася рассказал, как однажды чуть ли не женился в командировке. Это было два года тому назад, когда он еще работал инспектором в одной "научной организации труда". Эту организацию Кукушкин смело называл "новой организацией тунеядцев" и, по существу, даже не знал, чем она занимается. Но зарплату получал два раза в месяц исправно, совершенно не чувствуя угрызений совести. Особенно любил Вася ездить в командировки. Его всегда встречали, отвозили сначала в гостиницу, затем знакомили с городом. Знакомство, как правило, начиналось с ресторана. На этот раз гидом у него был председатель постройкома Женя Жмаченко, его ровесник. И главное, что приятно отметил Кукушкин, платежеспособный парень. После второй рюмки они перешли на "ты", и Вася понял, что работа в строительном тресте, где числился Женя, поставлена по большому счету. - Можно считать, Женек, что моя командировка удалась, - заговорил Вася дружеским инспекторским голосом. - Я так и доложу своему шефу: организация труда в вашем тресте на должном уровне... - Правильно, Вася, должных уровней у нас хоть отбавляй! Правда, как говорит наш управляющий на каждой планерке, это еще не продукция. Должный уровень в работе, подчеркивает он и всегда высоко поднимает указательный палец, это тогда, когда уравниваются все должники! - Женя заметно осмелел. - Это что-то новое в научной организации труда, - снисходительно усмехнулся Кукушкин, компетентно прожевывая балык. - Это как же? - А я и сам не знаю, - искренне сознался профсоюзный деятель. - Это, наверное, конечный результат такой: никто и никому ничего не должен! - Это хорошо, но не ново, - похвалил инспектор и без лишних слов принялся за горячий шашлык. - Наш институт уже давно занимается этой проблемой. - Тю, а для нас это не проблема! - Входя в азарт беседы, Женя наполнял рюмки. - Давай, Вася, выпьем за то, чтобы вместо проблемы было дело, а дело - не было проблемой... Кукушкин снисходительно поднял, рюмку: - Твой тост, конечно, очень запутанный, но я согласен, Женечка, твоя гостеприимность - это намного больше, чем дело! - Спасибо, Вася, я привык уважать начальство, даже если оно этого и не заслуживает, - пошутил Женя и выпил залпом. - Я понимаю, твоя наука не трудная, но, согласись, нужная. Необходимая! Без нее всякая организация труда - ненаучная! Кукушкин тоже выпил и начал закусывать шашлык рыбным балыком. За столом он вел себя по-хозяйски. - Женько, ты хороший парень, и у тебя чисто профессиональный подход. - А у нас все такие. - Не, Женя, ты, собака, лучше всех! - Вася вдруг подумал, что не стоит скромничать, говоря и о других. - Надо протеже? Жмаченко тут же перешел на дипломатический тон: - Ты это серьезно? - Заяц трепаться не любит, - Кукушкин всегда так отвечал в подобных случаях. - Хорошие люди должны расти. Через полгода - квартира, а остальное зависит от тебя. Провинциальный профсоюзный бог так обрадовался, что хотел было обнять дорогого гостя, но субординация вовремя остановила его: - Вась, но ты должен знать, что у меня - сельскохозяйственный... - Ну и что! - махнул гость рукой. - У меня - исторический факультет. Ты же сам знаешь, Женя, что в жизни все взаимосвязано. - Вася, спорить не стану... - Представляешь, закончил университет! Смотри, чему я там научился, - Кукушкин вытянул шею и начал шевелить ушами. Жмаченко не сразу обратил внимание на его уши, но когда увидел, был поражен: - Вася, как ты уникально хлопаешь ушами! Да такие, как ты, везде нужны. Кукушкин решил не заострять внимания на своих способностях: - Ладно, что мы все о делах. В этом диком краю музыка бывает? - В этом диком краю даже домашние лошадки водятся, - Женя показал взглядом в сторону соседнего стола, за которым сидели две молодые особы. Затем, подпрыгивая, подбежал к автомату включить проигрыватель. Кукушкин и не догадывался, что те две симпатичные выполняли задание Жмаченко. Председатель постройкома умел встречать важных гостей. - Разрешите? - пригласил Вася особу поинтересней, и глаза его загорелись мартовским желанием. Приглашенная сделала вид, будто не услышала его. На самом же деле ей очень хотелось, чтобы ее пригласили еще раз и обязательно со словом "пожалуйста", Но ее выдала недовольная сотрудница: - Аська, ты что, оглохла, тебя же пригласили! Асе ничего не оставалось, как сделать вид, что она делает кому-то одолжение, и пойти танцевать. Вася решил немедленно вскружить партнерше голову. - Меня, Асечка, зовут Василечек. Извините, но я танцую, как лошак. - А это кто? - Асе понравилось такое знакомство. - А это гибрид ослицы с жеребцом! Она рассмеялась, почувствовав, что у этого человека с юмором не темно, как в подвале. Вася это понял и спросил: - Откуда ты? - Из хипповских племен. - Тогда переводчик нам не нужен. - А ты откуда? - О, я потомок Рюрика Хацапетовского. - Тю, а я думала, что ты потомок Шарукана, предка хана Кончака. Это того, которого разбил на последнем собрании Владимир Мономах из нашего треста. Может, слыхал? - проговорилась Ася и прикусила язык. - А ты знаешь, я сразу все понял. - Что ты понял? - Мне сразу было ясно, что у тебя... солнечное затмение. - Тмутараканский истукан, идол глухонемой! - скапризничала она, но на самом деле обрадовалась. - О, пожалей своего отрока и дай мне поцеловать твою багряницу, - Кукушкин деликатно поцеловал ей поясок от платья. Асе понравился этот жест: - Василий - это христианское имя, но почему-то по-гречески оно обозначает - царский. - Слушай, а ты, случайно, с византийским императором Ираклием не знаком? - И даже с Хоздрой, персидским царем. - Тогда у тебя должны быть полные карманы гривен? - Само собой! На ванну шампанского хватает, - Вася похлопал себя по карману, где лежали нетронутые "командировочные". - Василечек, а ты не в марте родился? - Моя королева, откуда тебе известно? - Ага, значит ты пардус. - Что это за птица? - Хищник из породы кошачьих, отличающийся быстротой бега. - Понятно... - Ну раз понятно, тогда на ванну шампанского я согласна!. Хоть обещано было шампанское, водка пошла не хуже. - Вы хотите, чтобы я пила водку?! Во время рабочего дня?! - возмутилась Ася. - Ладно, наливайте. Изрядно выпивший Вася уже не соображал, что делает. Закурив, он начал сбрасывать пепел в горчичницу, затем мазал горчицу на хлеб и ел с таким аппетитом, будто это был бутерброд с осетриной. Затем он вызвался гадать Асе по руке... - Вася, а хиромантия и хреномантия - это одно и то же? - шутил Женя. Но Вася уже не обращал на него внимания и полностью был поглощен ухаживанием за своей новой знакомой: - Я вообще-то привык гадать на Псалтыре. Могу вызвать духов далеких предков. Могу поговорить с Ростиславичами... - Вася, а когда? - голова Жени уже качалась. - Что - когда? - Вася только на мгновение посмотрел на Женю. - Заливать перестанешь? - Жмаченко похлопал себе в ладоши, что смог разыграть гостя. - Так вот, могу поговорить с Ростиславичами: Рюриком, Вовкой и Васькой, сыновьями двоюродного брата Володьки Мономаха! - продолжал говорить Асе Кукушкин, махнув рукой на Женю. - Могу вызвать на дуэль черниговского и тмутараканского князя Митьку Владимировича, побившего касожского князя Редедю... - Кого, кого? - переспросил Женя, посмеиваясь. - Редедю, а что? - Ничего, я просто так спросил... - Тебе смешно, Женя, а я из-за этого Редеди университет бросил! С третьего курса ушел, представляешь... - Ася, ты что-нибудь поняла? - Жмаченко вопросительно посмотрел на сотрудницу. - Хочу понять, но вы не наливаете, - усмехнулась она. - И зачем я только отпросилась с работы... - Все понял! - Женя принялся наполнять рюмки. - Вася, брось ты тосковать по своим князьям. Печаль ест ум человека, как ржа железо. Ты понимаешь, Вась, нельзя ковшом вычерпать море, неззя. Ты с этим согласен? - Само собой, давно доказано, - подтвердил Кукушкин. - Вот и я говорю своей куропатке - это... своей желе: я все равно всю водку не выпью, чего ты боишься? - А она? - А она - эта... моя куропатка, которая не только своих птенцов выводит, она еще из чужих гнезд яйца приносит, - Женя уже заговаривался. - То есть вру, она уже готовых цыплят приносит. Этих, как их... - Зачем? - не понял его Вася. - Что зачем? - Женя не понял Васю. - Ох, Женя, с тобой говорить - все равно что водку пить из дырявой чашки! - весело ответил Кукушкин и подал Асе рюмку. - Вот скажи, Асечка, мертвый - он может открыть глаза? - Зачем? - Ася испуганно поставила рюмку обратно на стол. - Вот и я говорю: зачем. Но ты меня не поняла. Я задам тебе вопрос попроще: мертвому нужны деньги или, к примеру, золото? Девушка, недоумевая, смотрела на Васю и не знала, что ответить. - Опять не поняла, - вздохнул Кукушкин. - Ну хорошо, скажи - можно дурака научить уму? - Запросто! - ответил уверенно Женя за нее. - У нас еще не то можно, у нас самые талантливые дураки в мире. - Правильно, Женя! - поддержала его Ася. - Ты думаешь, Вася, что только у вас там все можно. У нас, к твоему сведению, даже ходит такой анекдот: когда баран стает ученым, а свинья человеком, то корове ничего не остается, как заняться фигурным катанием. - Браво, Ася, истину речешь! - громко обрадовался гость и чмокнул ей руку. - Женя, ты мой ходатай? - Ша, Вася, не ругайся, люди услышат. - Такси, Женя, такси! Мы едем венчаться! Хватит нам жировать, будем пост принимать! - Кукушкин, размахивая руками, свалил со стола тарелку и графин, но никто на это не обратил внимания. - Асенька, ты готова, у тебя есть белое платье? - Не переживай, Вась, мы еще успеем купить ей белую комбинацию, - сказал Жмаченко, подмигивая Асе. - Господи, куда я попала? Отдайте мои вещи, - девушке уже надоело выслушивать пьяную болтовню, и она пересела за столик к подруге. Женя хотел удержать ее за руку, но в это время подошел официант с бородкой и вежливо напомнил: - Господа, вам не кажется, что нам уже пора рассчитаться?! - Женя, нам уже пора? - спросил Вася, разыскивая взглядом Асю. - Н-не знаю, щас посмотрю, - Жмаченко достал свой кошелек и начал отсчитывать деньги. - Я вообще-то прихватил стольник, но это... Это профсоюзные, общ-щ-щественные, слышь, я должен за них отчитаться! - он подозвал пальцем официанта и спросил: - Ты мне можешь дать какую-нибудь квитанцию? - Извините, уважаемый клиент... - Очень уважаемый! - поправил официанта Кукушкин. - Да, многоуважаемый, я с профсоюзными деньгами дела не имею. - Ну что ты в бутылку лезешь! - не поверил ему Жмаченко. - У тебя что, нет там каких-нибудь канцтоваров, что ли? Ну ладно, борода. Сколько с нас? - Вот счет. У Жени перед глазами расплывались цифры: - С-колько здесь, я без очков не вижу? - Шестьдесят два рубля и плюс шесть рублей за разбитые графин и тарелку. - Слушай, а может, как-нибудь по перечислению? - Жмаченко отсчитывал деньги, будто отрывал их от своего сердца. - По перечислению я могу и больше. - Если вы перечисляете на мою собственную сберкнижку, я согласен, - шутя ответил официант. - Господи, за что? - Жене было жаль до слез отдавать деньги. - Какой грабеж! Ползарплаты за один вечер. Говорила моя куропатка: теперь, Жека, ты будешь меньше пить! Ох, куриная моя голова, какой там черт меньше пить, жрать будем меньше - вот что! - он печальными глазами посмотрел на официанта и швырнул на стол семь червонцев. - На, бери, кровопийца! - Спасибо, - вежливо поблагодарил тот и скрупулезно пересчитал деньги. - Жека, оставь на такси! Жека, и - на свадьбу! - Состояние Кукушкина было уже критическим, и он с трудом координировал свои движения, но ему все же удалось подняться во весь рост. - Слышь, Жека, где моя Ася? Я сегодня на ней женюсь! Оркестр, музыку! Всем играть туш! Машину, Жека, машину! Через пять минут по вызову официанта прибыла машина. Кукушкин сразу понял, что обслуживание в этом городе было на должном уровне. Как его уводили под руки на венчание, он еще помнил. Но затем какие-то ангелы в синих мундирах увезли его с собой на небеса. Проснулся Вася утром и долго-протирал глаза. Было такое ощущение, будто голова его привязана к постели. Он никак не мог понять, где он и что с ним происходит. В большой комнате было множество железных кроватей, на которых спали и сидели какие-то чужие люди разных возрастов. Со всех сторон доносился раздражающий храп. Когда Кукушкин увидел сидевшего напротив грустного Женю, окутанного до пояса простыней, он все понял. "Эх, похмелиться бы!" - это первое, о чем подумал Вася, и со стоном оказал: - Ничего, Женя, друзья познаются в беде. А где... Ася? - Не знаю. Она обещала прийти к тебе в номер... - грустно вздохнул Женя и с горечью добавил: - На брачную постель. - Ха-ха, теперь ясно, зачем ты вчера требовал от дежурного сержанта семейный номер! - хрипло рассмеялся бородатый мужчина в углу комнаты. - Что, первый раз в вытрезвителе? Ничего, у тебя еще все впереди. Вася, свесив ноги на пол, ухватился за голову. Он только сейчас вспомнил, что должен был позвонить на работу своему начальнику отдела еще вчера вечером. - Не торопись, милок, здесь все по расписанию, - сказал кто-то в другом углу. - А он думает, что ему дешевле обойдется! - послышался голос за спиной. - Не волнуйся, если не осталось наличных, из зарплаты высчитают. Женя в ужасе смотрел на Васю, а тот в ответ только качал головой. - Все, карьера лопнула! - казнил себя Жмаченко. - С работы погонят - как пить дать. Галка, наверное, и вещи забрала. Она меня уже предупредила: еще одно совещание и... гуляй, Женя! Куда податься - не знаю... Вась, а ты не забыл наш вчерашний деловой разговор? - он вдруг вспомнил, что Кукушкин обещал ему составить протекцию. - Ты знаешь, Жень, убей, но ничего не помню, - Вася посочувствовал прежде всего себе, а потом и своему новому другу. - Погуляли! Жмаченко больше ничего ему не сказал, он только с грустью подумал о том, что все это ему обошлось гораздо дороже, чем Кукушкину. - В нашему сэли так и кажуть: ото не пый з бригадыром, а пый з головою! - захихикал бородатый, затем спрыгнул с кровати и начал делать зарядку. - Как говорят в Одессе, нет ума, ходи пешком! После утренних обязательных процедур Вася и Женя разминулись. Кукушкину вернули одежду и пригласили в дежурку. Дежурный сержант, просматривая его документы, съязвил: - Кукушкин Василий Васильевич?! Докуковался. Претензии есть? - Никак нет, товарищ начальник, все было на высоком художественном и финансовом уровне! - отчеканил Вася по-армейски. - Есть маленькая просьбочка. - Слушаю. - Шеф, не сообщай на работу, будь человеком. - Эх, Вася, Вася, единственное, что я могу для тебя сделать, так это только отметить командировку. - Это-как же? - испугался Кукушкин. - Очень просто: поставить штамп "прибыл" и "убыл", и будь здоров! - пошутил сержант и вернул ему документы. Вася быстро схватил паспорт и, открыв его, заглянул в командировочное удостоверение. Затем, спрятав документы в карман, с улыбкой сказал: - А ты юморист, сержант. - Ничего не поделаешь, служба такая. - Эх, сержант, сержант, а знаешь, почему ты не старший сержант? - По возрасту еще не положено. - Да нет. Службу еще не понял. А ведь в святом писании сказано: "Просящему у тебя дай, стучащему открой, да не лишен будешь царства небесного!" - обиженно сказал Кукушкин и медленно направился к выходу. - Слушай, - настороженно обратился сержант к разводящему, - а мы его не рано выпустили? Может, вернем, пока не поздно? Услышав эти слова, Вася Кукушкин остановился только за третьим поворотом... Услышав Васин рассказ, Оля долго смеялась. Отсмеявшись, она с сожалением сказала: - Красивый ты внешне, Вася, но внутри... - А что внутри, внутри ничего не видно! - Кукушкин не любил критики. - Хотя каждый любит заглянуть в запрещенное место. - А это еще как сказать. Ну да ладно, - Оля не стала больше сердить гостя, - каждый сходит с ума по0своему. Только я тебя попрошу: никогда не рассказывай подобных историй моим родителям. Они у меня слишком правильные... - Правильные - это как? Не надевают брюки через голову?! - Примерно так. - Для этого много ума не надо. - А для чего, по-твоему, нужно, много ума? - Оля немного обиделась. - Чтобы от одного поцелуя рождались дети. - Ну, детей, которые родились от одного поцелуя, у нас хватает. Кстати, Василечек, кто твои родители? - Я инкубаторский! - И вылупился ты, судя по твоим габаритам, из яйца страуса? - Нет, меня моя бабка нашла возле вытрезвителя. Меня там кто-то потерял, поэтому я до сих пор потерянный... У Васи действительно не было родителей. Не знал он даже, как они выглядят. Взяла его на воспитание из детского дома одна пожилая одинокая женщина. Но вскоре она умерла, и у Кукушкина от нее осталась только одна небольшая посеревшая фотография. Детские и юношеские годы его прошли в интернате. Когда поступил в университет, жил в общежитии. Но об этом Оле он не скажет. Уж больно не любил Вася, когда его жалеют или сочувствуют ему. - Василечек, а у тебя есть цель? - Прожить без цели - это тоже цель. Чем меньше хочешь, тем больше получаешь. У меня, Олечка, не цель, а мишень. Для меня жизнь - это веселая прогулка по королевскому лесу, где зайцы жрут волков, слоны боятся мышей, а змеи выплескивают свой яд друг на друга. И все они для меня мишени... - Значит, я для тебя тоже мишень?! - встрепенулась она. - Да какая ты мишень, - в словах Васи проскользнула надменность. - Ты просто маленькая эпизодическая героиня в моей жизненной комедии. - Ах, даже так! - Оля вскочила и раз за разом начала затягиваться сигаретой. - Так ты еще и драматург. Прослушав ее мысли, Вася понял, что она не на шутку рассердилась. Этого он совсем не хотел. А насторожило его то, что у нее рождался какой-то замысел. Какой именно, он еще не мог понять. Их разговор, который мог бы дойти до ссоры, прервал звонок в квартиру. Они даже не заметили, что было уже утро. - Пожалуйста, драматург, пойди открой, - попросила она его. - У меня после такой брачной ночи, наверное, ужасный вид. Родителей Оли в это время дома не было: по утрам они занимались бегом в ближайшем сквере. Вася открыл дверь и, увидев перед собой белобрысого мужчину лет тридцати пяти, спросил: - Вы кто? Как доложить? Мужчина поставил свой чемодан и протянул руку для знакомства: - Я Курочкин Василий Васильевич! - у него был робкий голос. - А вы? - Я - тоже Василий Васильевич, только Кукушкин, - ответил недоброжелательно "жених" и пригласил гостя в коридор. Курочкин был немного ниже ростом. Он вздрогнул, когда за ним громко захлопнулась дверь. Они оба услышали, как в гостиной зазвенела хрустальная люстра. - Что это? - спросил Курочкин, оглянувшись и прислушавшись. - Проверка слуха, - ответил Кукушкин. - Правильно, ля мажор, - приезжий заволок в гостиную тяжелый чемодан. - Я закончил музыкальную школу у себя на мясокомбинате. Пригодилось. - А вы, случайно, не привезли с собой мяса? - Ну как же, как же, за кого вы меня принимаете, - Курочкин, кряхтя, поставил чемодан на диван и, открыв его, начал выкладывать подарки: балыки, копченые колбасы, окороки. - Пожалуйста, все, что хотите, все, что ваша душа пожелает. Я мог бы привезти и больше, но, увы, у меня только две руки. И, вы знаете, я за это не дал ни копейки. Он настолько увлекся, что даже не заметил появления Оли. Она некоторое время понаблюдала за ним, затем иронично спросила: - Василечек, ты, случайно, живых поросят не привез с собой? - Поросят?! - обернувшись, машинально переспросил Курочкин. - Нет, Оля, не привез. Скотовоза не было... Здравствуй, Оля! - Здравствуй, здравствуй, - холодно ответила она, оглядывая подарки. - А живую свинью мог бы привезти и в чемодане. Чтобы не задохнулась, дырочку прорезал бы. А этого зачем столько? - Как зачем, Оленька! На нашу свадьбу. Тратиться меньше... - Так ты опоздал, Курочкин, свадьба уже состоялась. - В глазах Оли настоящий жених выглядел почти чучелом. Она снисходительно усмехнулась, сравнивая красивое лицо Кукушкина с серой физиономией своего настоящего жениха. - Как состоялась? Когда? С кем?.. - растерянный жених сел на диван и распустил галстук. - Вот мой муж, с которым я вчера расписалась! - Оля подошла к Кукушкину и, будто желая вызвать ревность у Курочкина, прижалась к его плечу. - А что же мне делать? - на Курочкина жалко было смотреть. - Я уволился с работы, выписался из общежития. Оля, побойся Бога... После долгого тягостного молчания наконец заговорил Кукушкин: - Послушай, друг, ты не расстраивайся. На потерянную жену я тебе выдам справку. Законную - с подписями и печатью. Конечно, взамен брачного свидетельства. Но это еще не все. До сегодняшнего дня ты был домашней птицей, а я тебе предлагаю стать свободной. Пожил ты Курочкиным, теперь поживешь Кукушкиным. Для этого нам нужно обменяться только паспортами. Кое-какое портретное сходство имеется, хотя я, безусловно, намного симпатичнее. Правда, Оля? Вася Курочкин с горечью смотрел на своего соперника и завидовал ему. Бывают же на свете такие красивые люди! Но Олю он ни в чем не обвинял: - Оля, за год нашей переписки ты мне написала сто восемьдесят два письма. Я тебе - ровно триста. Можно, я твои письма оставлю себе, а ты мои верни. Зачем они тебе? - Хорошо, Вася, - сочувственно вздохнула она. - Только у меня, наверное, не все письма сохранились... - Ничего, сколько есть. Вам же, Василий, вот что я скажу: вы счастливец, но и от счастья люди устают. А издеваться над другим человеком негоже... - Вася, да ну что ты! - подскочил Кукушкин. - Никто над тобой не издевается! Я тебе действительно предлагаю обменяться местами. Поживешь пока в моей квартире. Можешь даже поездить на моей машине, если права имеются. "А почему бы мне и не согласиться? - спросил себя Курочкин. - Хоть поношу паспорт этого счастливого нахала. И податься мне сейчас некуда. И денег у меня сейчас маловато, чтобы снять квартиру..." Не дожидаясь, пока Курочкин решится, Кукушкин достал свой паспорт, вложил в него две сторублевые купюры и сказал: - Держи, Вася, и не горюй! Ты потерял жену, но нашел друга, тезку и стал свободной птицей. Кукушкиным! А это не каждому дано. Ты еще узнаешь, кто такой Кукушкин! Курочкин согласился. Впрочем, в таком состоянии ему было уже все равно... А Оля торжествовала. Она задумала перевоспитать Кукушкина на свой лад. Только неведомо ей было главное: ее "жених" об этом уже знал. 10 Итак, Вася Кукушкин решил пожить под чужой фамилией. Отдав Курочкину ключи от своей квартиры и проводив его, он сразу же позвонил на работу Валентине Михайловне: - Валюша, по закону мне положено три дня выходных. Доложи директрисе о моем отсутствии. И запиши мой новый телефон, - он продиктовал ей Один номер. - Не волнуйся. Василек, Генриетта Степановна уже поставлена в известность, - в ее голосе сквозила ревность. - Она только ужасно удивилась. Я, кстати, тоже не ожидала от тебя такого подвига. Все же нашлась такая, что стреножила тебя. Ну что же, желаю счастья! Кукушкин понял, что, регистрируя его брак с Олей, Валентина Михайловна допустила элементарную невнимательность. Когда она вчера увидела Васю в качестве жениха, была просто ошеломлена. И, проверяя заявление новобрачного, фамилию "Курочкин" машинально прочла как "Кукушкин", а имя и отчество - Василий Васильевич - сделали свое черное дело. За много лет ее работы во Дворце бракосочетания не было подобных курьезов. Такое недоразумение Кукушкина вполне устраивало, ведь он твердо решил, воспользовавшись своими уникальными возможностями, стать миллионером, а другая фамилия, другое место жительства, считал он, помогут ему законспирироваться. Он еще точно не знал, как будет обогащаться, но был уверен, что помогут ему в этом Хитроумовы. Вечером он встретился со Всеволодом Львовичем в условленном месте возле кафе. - Такой человек - и без охраны! - Кукушкин учтиво пожал ему руку. - Как дела, как ваше драгоценное здоровье? - Вы ошибаетесь, Василий Васильевич, если считаете, что я без охраны. Вот посмотрите, - Всеволод Львович показал рукой на прохожих, - меня охраняет все общество. Надежно защищает! - В таком случае я за вас спокоен. Куда мы сегодня идем? Хитроумен взял Кукушкина за локоть, отвел его в сторону и, наблюдая за толпой прохожих, с философским выражением лица сказал: - Вглядитесь в этот человеческий муравейник. Только дурак может подумать, что это толпа. Посмотрите, ведь у многих из них довольно умные лица. Конечно, дураков гораздо больше. Но в этом же и заключается прелесть жизни. Дураки послушны, покладисты. Они просто необходимы... Ладно, Василий Васильевич, я вижу, вам скучно от моей говорильни. Мне, кстати, очень понравилось ваше изречение: поменьше слов - побольше денег! Хорошо сказано. Густо, сочно, и вопросов никаких. Даже дружить с вами хочется... "Всеволод Львович, похвалы - это еще не деньги!" - подумал Кукушкин и рассмеялся. ...В последнее время Хитроумовым всерьез заинтересовались компетентные органы. Было уже две повестки. Запомнилась ему последняя встреча с майором Луниным, инспектором с маленькими проницательными глазами. - Товарищ Хитроумов, вы живете, как капиталист. Откуда вы берете средства? - этот вопрос майор задал дважды. Но у Хитроумова было алиби. Трижды он выиграл по лотерейным билетам автомобили. Правда, выигрышные билеты он купил с рук, переплачивал некоторые суммы. Но в сберкассе, где Хитроумов получал деньги, зарегистрирована его фамилия, поэтому чувствовал он себя спокойно. - Скажите, пожалуйста, товарищ Лунин, вот если бы я был нищим, вы бы спросили у меня, откуда такая нищета? - Товарищ Хитроумов, здесь, по-моему, вопросы задаю я... - Эх, товарищ Лунин, товарищ Лунин, задавать вопросы - это еще не значит спросить! Спрашивать нужно сначала научиться, - Хитроумов укоризненно покачал головой. - Научимся, Всеволод Львович, еще как научимся! И ответить заставим по всей строгости закона, невзирая на должности и личности. - Ладно, не пугайте! - Хитроумов приподнялся, уверенность Лунина показалась ему наивной. - Научитесь. Сидите на государственных харчах... Сами, небось, своим умом копейки не заработали, а собираетесь научиться. Чему только?.. Как говорится: и сам не гам, и другому не дам! Вот это вы умеете, даже учиться не надо... Кукушкин внимательно прослушал этот эпизод, хотя Хитроумов не сказал ни слова. Понимая его обеспокоенность, попытался успокоить собеседника: - Всеволод Львович, но это пока лишь диалог... Слова... - Да не знать мне никаких диалогов с этими мусорами! - взорвался миллионер, не скрывая своей ненависти к милиционерам. - Лодыри, бездельники! Да они больше вреда приносят, чем пользы. Ну скажите, что плохого в том, что я умею делать деньги?! По-моему, таким, как я, нужно ставить памятники еще при жизни. Другие совершенно ничего не умеют делать, разве что только подписи ставить под зарплатой - и им ничего. Они в ладах с законом. Допускаю, что я обогащаюсь путем обмана. Но я же не обманываю государство! Я обманываю таких же деловых людей, как и сам. Ну, они немножко глупее меня. Ничего не поделаешь - таков закон коммерции: если не ты их, значит, они тебя. Детей даже в школе учат: если не ты, так кто же? - он хитровато прищурил левый глаз, будто хотел подмигнуть собеседнику. - Между прочим, один мой знакомый, директор кладбища, имеет странное хобби: он записывает на кассеты и собирает надгробные речи. Но самое странное в том, что он любит их прослушивать под веселую музыку. Знаете, я однажды присутствовал при этом. Сначала мне было как-то жутко, но потом... привык. Особенно мне понравилась скорбная речь одного врача над гробом своего покойного коллеги под мелодию песни "Жить и верить - это замечательно...". Недавно он даже создал из работников ритуальной службы хор, который назвал "Лучше нету того свету"... - Все это очень интересно, только никак не пойму, зачем вы мне рассказываете об этом кладбищенском лирике? - пожал плечами Вася. - А затем, что я приглашаю вас в гости к нему. Весьма оригинальный и нужный человек. Хотелось бы мне послушать повнимательнее... Директор кладбища Фердинанд Калистратович Клоп был не такой богатый, как Хитроумов, но, во всяком случае, жить от аванса до получки ему никогда не приходилось, а одну стенку в своей комнате он запросто мог обклеить сторублевыми ассигнациями вместо обоев. Клоп обладал весьма примечательной чертой характера: он никогда не считал, сколько брал, но всегда записывал, кому и сколько давал. Давал он своему вышестоящему начальству, ибо был уверен, что иначе на его месте был бы другой. Давал своему знакомому врачу, который лечил его сразу от трех болезней: диабета, геморроя и склероза. Своему главному бухгалтеру он не давал принципиально, вместо этого он забронировал для него место на кладбище. Короче, давал Фердинанд Калистратович только в исключительных случаях, когда, как говорится, деваться было некуда. В остальных случаях только брал. В настоящее время Клоп жил с женой Дорой Абрамовной и двумя внуками - детьми-любимой и единственной дочери. Внуки жили чаще у него, чем в кооперативной квартире, которую он построил доченьке. Квартира Клопа была по проекту четырехкомнатная, по он сделал из нее пятикомнатную. В большой комнате стояла раздвижная перегородка, благодаря которой у него появился небольшой и уютный домашний кабинет, где он иногда скрывался от назойливых гостей. В случае чего, казалось ему, он сможет хотя бы на какое-то время спрятаться в своем кабинете и от компонентных органов. Был у Клопа единственный друг Петя Шибчиков, с которым он мог всегда поговорить по душам. Петя жил почти по соседству и бывал у него чаще других. Работал он приемщиком утильсырья, хотя имел высшее гуманитарное и незаконченную кандидатскую. Забегая к Фердинанду по утрам на чашечку кофе, он часто рассказывал, как делать деньги из ничего. - Ты знаешь, К-кло-оп, как делать бабки из мусора? - он ленился употреблять длинные слова, а некоторые короткие выговаривал с заиканием. - Каждый делает их по-своему, - для людей подобного круга это была общеизвестная истина. - Э, не скажи, К-ло-оп-п, не скажи... Слушай, ну зачем тебе такая длинная фамилия? - А зачем тебе такой короткий ум? - сердился хозяин. - Больно ты умен - всю жизнь кандычишь на подачках! Брать "парнусю" - и дурак сможет. Это же... унизительно! - Зато почетно. Каждый жулик и вор тебе подчиняется. Вот они у меня где! - Клоп сжал руку в кулак и осторожно ударил им по столу. - А какое ты имеешь право брать взятки, ты - заведующий мертвецами?! - Ладно, мусорщик, о правах заговорил, - Фердинанд Калистратович выплюнул горячий кофе в чашку и с наслаждением продолжал хлебать. - Прав тот, у кого больше прав. - Да, развели мы таких вот клопов на свою голову! - Петя в гневе выговаривал фамилию друга без заикания. - Ладно, валяй собирать свой мусор! - на этом директор кладбища хотел поставить точку. Но Петя не спешил уходить: - Получать взятки - это же продавать совесть и честь. Это стать той же проституткой! У тебя не соображает чердак, как заработать самому, поэтому ты торгуешь своей совестью. Меня не купишь ни деньгами, ни лицемерными словами. Я могу заработать столько, сколько мне надо, но брать от других подачки - нет, никогда! Лучше - в прорубь, лучше - казнь, чем неуважение себя! - Тебе лечиться надо. У меня есть "канал" - могу определить в психиатричку, - снисходительно посмеивался Клоп. - Не смей своим грязным языком оскорблять меня! Мразь, гнилье, грязная скотина. Таких, как ты, нужно сжигать в пепел и не развеивать по ветру, а закапывать глубоко в землю, чтобы ни одно дерево, ни одна травинка не отравилась твоей плотью, - Шибчиков, конечно же, играл, но кое-что он высказывал от души. - Ничего, нас многовато, всех не сожжешь. Пусть мы дураки, но мы еще долго будем диктовать свои условия и делать таких, как ты, неудачниками, а более сговорчивых заставлять кланяться себе. Так что ваше время еще не скоро придет, если оно вообще когда-нибудь придет, - Клоп ни на секунду не сомневался в своей правоте. Шибчиков вздохнул, допил залпом кофе, поставил чашку вверх дном на блюдечко и быстро вышел. После подобных ссор они обычно расставались на день или два. Но Петя пришел уже на следующий вечер, чем нарушил установленную традицию. И пришел не с пустыми руками. Хотя Фердинанд Калистратович был очень самолюбив, но стоило Пете в знак извинения преподнести Клопу пять томов Анатоля Франса в отличном полиграфическом исполнении, как он бросился обнимать его. В таких случаях ему казалось, что перед ним унижаются, и он должен ответить благородным прощением. - Спасибо, спасибо, дорогой, - повторял он раз за разом, - мелочь, но приятно. Шибчиков знал, что делает: с Клопами, понимал он, лучше не портить отношений. Случилось так, что в тот же вечер к Фердинанду Калистратовичу пришел в гости и его сотрудник Хамло Иван, бригадир гробокопателей. Это был угрюмый громадный человечище с бородой, ледяными глазами и ручищами, как лопаты. Голос, казалось бы, у него должен быть, как у человека-горы, но он обладал лишь колоратурным сопрано. Появлялся Иван в доме Клопа один раз в месяц и в одно и то же время. Калистратович выпивал с ним по рюмке коньяку в своем кабинете, выкуривал по сигарете, принимал от него конверт с "наваром" и затем отпускал его любоваться своим аквариумом. А для Хамло это было единственным утешением в этом доме. Он и сам имел несколько аквариумов, но о таких уникальных рыбках, как у его начальника, мог только мечтать. А через двадцать минут к Фердинанду Калистратовичу пожаловали и Хитроумов с Кукушкиным. Встретив такого важного гостя в своем скромном доме, Клоп даже на радостях прослезился: - Всеволод Львович, позволь мне тебя обнять! Не верится, что ты - в моей скромной хибаре! - он прислонил свою лысую голову к груди Хитроумова и начал всхлипывать. - Если б ты знал, какой это праздник, какой это... - Ладно, ладно, так я тебе и поверил! Я сам себе один раз в год верю, - Всеволод Львович сначала мягко похлопал Клопа по спине, но когда близость этого плешивого человека ему стала неприятна, ударил его несколько раз по почкам. Хозяин со стоном отскочил от него и, ухватившись за бок, побледнел от боли. Хитроумов самодовольно расхохотался: - Ну что, ты меня уже не любишь?! Ладно, приглашай, пока мы не передумали... Фердинанд, ты же не баба, хватит тебе корчиться! В квартире Клопа стояла приличная мебель, по это была кладовка по сравнению с квартирой Хитроумова. Да и сам Хитроумов выглядел франтом: он всегда носил джинсы или вельветовые брюки, имел модные рубашки, несколько кожаных финских курток и японских пиджаков. Клоп же был похож на старую развалину: рыхлые щеки, отвисший живот, линялые бегающие глазки. После коньяка, выпитого вместе с гостями, хозяину квартиры полегчало. Сначала он мысленно выругал Хитроумова последними словами, затем вытер вспотевшие руки о неглаженные брюки и миролюбиво спросил: - А помнишь, Львович, ты у меня хотел приобрести одну вещицу? - Какую вещицу? Не помню... Речь шла о старинной иконе. Ради нее и пришел сюда Хитроумов. Ради нее и привел сюда Кукушкина... - Так-таки не помнишь?! - не поверил ему Клоп и нажал на какую-то секретную кнопку. Большой книжный шкаф в кабинете хозяина автоматически открылся. Клоп неторопливо поднялся, раздвинул желтые бархатные шторы на стене и обнажил тайник с антиквариатом. Кукушкин слегка удивился. Шибчиков уже видел это много раз. Зато ахнул в душе Хитроумов и чуть не завопил от зависти. Он сразу понял, что здесь находилось целое сокровище. Старинные иконки с позолотой, золотые и серебряные крестики, посуда, ювелирные изделия - все это, по его приблизительным подсчетам, тянуло тысяч на двести. Придя в себя от изумления, Всеволод Львович кашлянул и обратился к Кукушкину: - Васи