тра и еще целую луну вы будете добывать много мяса и шкур для племени, чтобы все были сыты и чтобы у всех была хорошая одежда... Потом мы двинемся в страну предков. Восторженными воплями были встречены эти слова. Пришли охотники, разбиравшие завал в пещеру предков. - Вождь, - сказал старший из них, - Лан, Зурр и Муна сказали правдивые слова: Аун не умер сам, его убил злодей. Большой Орел поднялся: - Приведите сюда Черного Ворона! - Сюда злодея! Сюда убийцу! - загудели голоса со всех сторон. Уруна бросила в огонь сноп душистых трав, и белый ароматный дым клубами покатился по склону. Черный Ворон рухнул у костра, не смея взглянуть в недобрые лица соплеменников. - Убить его, как он убил Мудрого Ауна! - Бросить его в пещеру предков и завалить вход! - Прогнать его вон, пусть тигр сожрет злодея!.. Со всех сторон неслись суровые приговоры, один страшнее другого. Поднял руку вождь. - Завет предков не велит проливать кровь соплеменника, даже сделавшего зло... Пусть он останется здесь один, когда мы уйдем. - Хорошо сказано! - Оставим его здесь! - Не загрязним рук своих его кровью!.. - Надо дать ему новое, плохое имя, - послышался твердый голос. - Верно, - ответил Большой Орел. - Кто неправильно говорил слово предков? - Ворон, Ворон! - загремело в ответ. - Кто прятал в скалах добычу племени? - Ворон, Ворон, Ворон! - Кто убил Мудрого Ауна, соплеменника нашего? - Ворон! - единым дыханием загремели голоса. - Как мы теперь назовем его? - Пусть называется Змея, - предложил Коготь. - Нет, это обидит змей, и они сделают нам зло. Пусть называется непонятно - Вор... Вот как родилось это постыдное слово. - Я останусь с ним, - негромко сказала Зурра. - Это справедливо, - откликнулся вождь. - Жена не должна покидать мужа, разве только в смерти. - Вуа-а! - застонал Зурр. - И Олень с тобой, мать. - Нет. Ты, Олень, живи с людьми. Ты чист, как этот Новый Огонь, среди людей ты таким и останешься... - А теперь, Уруна, умертви оскверненный огонь! - приказал Большой Орел. Старуха вошла в пещеру. Там, на широком камне, полузасыпанном золой, горел старый Огонь, который они принесли с собой из последнего перехода, древний Огонь племени, переживший не одну короткую человеческую жизнь. Сколько солнц миновало со времени его рождения? Не счесть. Неустанно, днем и ночью, подкармливала его оглохшая больная женщина, лишь изредка перепоручая это одной из соплеменниц. Уруна присела рядом и остановила ее руку с очередным полешком, жестом указала на большой веселый костер снаружи. Так и сидели они вдвоем, две старые женщины, глядя, как постепенно опали жаркие язычки пламени, как голубоватым прахом подернулись красные угли, как свет этих углей тускнел, прячась под толстым слоем сизого, а затем белесого пепла. И когда старый Огонь умер, больная женщина в невыразимой тоске легла на теплую еще золу и застонала, будто умер ее детеныш. Но горевала о старом Огне только глухая, которая ничего не знала о последних событиях в племени, не интересовалась ими. - Огонь зла умер! - крикнула Уруна и ударила в жреческий тум-тум. И люди, впервые за многие луны, почувствовали желание поплясать, повеселиться так же остро, как чувствовали они голод все это время. Удивительная, счастливая охота Косыми лучами солнце скользнуло по волнам бурливой реки и позолотило верхушки деревьев мрачного леса, когда охотники вышли на промысел. От нового, чистого огня Лан возжег факел: пусть удачной будет охота! Зурр прихватил с собой небольшую вязанку запасных факелов. Мальчики привыкли брать с собой огонь. Охотники подивились этому, но виду не подали. После того как Лан сотворил великое чудо рождения Нового Огня, ни один охотник не считал себя вправе сомневаться в правильности всех его действий и поступков. Этим утром, впервые со времени возвращения, Лан вспомнил о друге, о соба. Рыжий волк исчез. Может быть, он нашел родную стаю и больше не вернется, может быть, погиб в схватке с сильным зверем. На душе у мальчика стало муторно и беспокойно. Как он не подумал раньше о том, что соба может испугаться большой человеческой толпы и убежать... Охотники обошли ближние ямы - зверовые ловушки. Они были пусты. Вышли к реке. Нещадно жалили комары. В камышах стоял гогот множества птиц. Но лишь одному из охотников посчастливилось подстрелить гуся. Голодные люди тут же разодрали и съели птицу. Было ясно, что такой большой и шумной группой невозможно подкрасться к чутким, осторожным птицам. То один, то другой охотник с криком проваливался в теплую, пахнущую гнилью воду. А разбрестись люди не решались, опасаясь тигра. Именно в камышах напал тигр на Желтого Клыка, загрыз и утащил его, лишь кровавые пятна нашли охотники, когда прибежали на крик соплеменника. Вернулись к ручью. Медленно, опасливо побрели к лесу. Туда они никогда еще не ходили, вообще избегая густых зарослей, где могли их подкарауливать хищники. В степи Лан заметил стаю рыжих волков. Они бежали в том же направлении, в каком шли охотники. Постепенно расстояние между волками и людьми сокращалось. Пристально вглядывался мальчик в рыжих зверей, издали они все казались одинаковыми, но когда он отошел подальше от группы охотников, от стаи тотчас отделился волк. Это был соба. Лан узнал его. Как ликовал в душе мальчик, как он был счастлив, что с другом соба не случилось ничего дурного! На глазах пораженных охотников человек и зверь встретились как добрые друзья-соплеменники. Лан даже ласково потрепал волка по загривку, чего никогда не делал раньше. - Вах-ха! Соба - хорошо, - говорил Зурр соплеменникам. - Мой соба спас Зурра-Оленя от медведя. - Соба! Соба! Зверь-соба! Спас от медведя! - повторяли пораженные охотники. Для них, бывалых, много повидавших в своей трудной жизни, все это казалось бы неправдоподобным, если бы они не видели собственными глазами, как дикий зверь радостно и дружелюбно ласкается к мальчику. Двинулись дальше. Соба и другие волки бежали теперь впереди охотников, Лан и Зурр старались не отставать от зверей. Вот волки устремились в заросли кустарника, и мальчики поспешили следом. Охотники медлили, они не могли преодолеть недоверие к густым зарослям, но раз Лан и Зурр идут за соба, то, наверное, опасности нет, и они двинулись за мальчиками. Нет, недаром продирались волки сквозь колючий кустарник: стадо сайгаков, стройных светло-желтых антилоп, пряталось тут от полуденного зноя. Охотники видели сквозь кусты, как потревоженные животные выскочили из зарослей и стремительно понеслись по степи. Волки мчались, обходя стадо стороной. Описав широкий полукруг, стадо повернуло и помчалось прямо к зарослям, где стояли охотники. Теперь волки бегут по обе стороны от стада, не давая им свернуть в сторону. Затаились в зарослях люди. Возбужденно горят глаза, натянуты тугие луки, изготовлены острые стрелы. Стадо все ближе. Уже слышен дробный перестук быстрых копыт о твердую, звонкую землю. Вот сайгаки разделились на две группы, обтекая заросли. Теперь они повернулись боком к охотникам. Зажужжали, запели, засвистели стрелы. Несколько антилоп рухнули на землю со всего маху, будто споткнулись о невидимое препятствие. Шесть антилоп бились на земле. Какая удивительная, счастливая охота! Люди выскочили из зарослей, радуясь богатой добыче, как дети. Лан схватил за ноги одну из антилоп и оттащил далеко в сторону - это доля рыжих волков. И снова от стаи отделился соба, доверчиво приблизился к мальчику и жадно лизнул кровь на ранке сайгака. Улыбаясь умными глазами, волк заглянул в лицо своего двуногого друга, радуясь вместе с ним удаче. - Хорошо, соба, хорошо! Не сразу стая рыжих волков набросилась на добычу, когда Лан удалился. Некоторое время соба один рвал зубами тушу. Потом подбежали молодые волки, и наконец вся стая собралась на пиршество. Охотники, все до единого, как завороженные наблюдали за происходящим. Никто не пожалел для волков эту антилопу. Они только что видели удивительное и непонятное: звери помогли человеку добыть много мяса, и человек поделился с ними добычей. Хорошая, счастливая охота! Если бы так везло каждый день, у племени таж было бы вдоволь мяса. И тут из зарослей, которые только недавно скрывали охотников в засаде, раздалось грозное рычание тигра, Вероятно, злобный враг шел по следам людей. Тигр застал охотников врасплох: многие бросили на землю луки и стрелы, копья и дубинки, собираясь свежевать сайгаков. И теперь, безоружные в большинстве, люди сбились в кучу. Лан и Зурр поспешно подожгли новые факелы, но огонь был совсем не виден в ярких лучах солнца. Не раздумывая, Лан швырнул один факел далеко в заросли, откуда доносился рык. О мальчишеская слепая самонадеянность! Если бы он мог предвидеть последствия, то не сделал бы этого. Но слава последних дней и безоглядная вера в могущество огня сделали мальчика безрассудным. Тот самый огонь, который столько раз спасал их с Зурром и Муной вдали от родного племени, едва не стоил жизни многим охотникам в этот день... Глухо загудело пламя в сушняке зарослей. Быстрыми невидимыми змейками растекся огонь по жухлой траве, высушенной солнцем, оставляя за собой черный след, с угрожающим треском взлетал вверх по кустам и деревцам. Страшная дымная стена вмиг отрезала тигру путь к отступлению, и разъяренный зверь выскочил из зарослей прямо на охотников. От неожиданности кто-то из охотников побежал, кто-то повалился на землю с жалким воплем. Никому из них еще не приходилось так близко видеть могучего зверя. Один вид его ясно говорил людям, что их сила - ничто рядом с его силой, их быстрота и ловкость не могут сравниться с его быстротой и ловкостью. Миг назад его не было, а вот уже он тут. Единственный прыжок отделяет кровожадного от них. Несколько робких торопливых стрел полетели в сторону зверя, не причинив ему вреда, но разъярили его еще больше. Спасаясь от огня, тигр на время потерял из виду врагов, за которыми уже давно крался. Но, оказавшись вдруг нос к носу с ними, он должен был нападать, другого пути не было. Люди чувствовали это, и каждым в этот страшный миг владело одно стремление - спрятаться, убежать, исчезнуть, если бы было возможно. Не отчаянная храбрость, не сознание собственной силы, а странная мальчишеская вера в свою неуязвимость и, может быть, еще растерянность заставили Лана остаться на месте. Тигр не напал на людей сразу, потому что его пугали и раздражали запах дыма и треск пламени в зарослях, позади. И теперь он видел перед собой единственного маленького врага, не ударившегося бежать и не упавшего на землю. Враг этот был совсем близко, и он не мог уже убежать, если бы и захотел. Этот короткий миг и ничто другое спасли Лана и других его соплеменников от ужасной гибели. Волки, рыжие волки со злобным рычанием окружили могучего зверя. От неожиданного нападения волчьей стаи тигр окончательно рассвирепел. Их было много, этих красно-рыжих бестий, они закружили зверя в бешеном хороводе. Издали можно было подумать, что громадный зверь ловит собственный хвост, забавляется ради удовольствия. На самом же деле это была смертельная схватка. Вот с хриплым воем отлетел в сторону и остался лежать один из волков. И тут же его собрат располосовал лоснящуюся шкуру тигра на боку, а другой - жестоко куснул свирепого врага за заднюю лапу. Тем временем люди опомнились. Неожиданная помощь волков дала им необходимую отсрочку и вернула способность защищаться и нападать. Лан первый поднял с земли чей-то лук и стрелы, обежал место схватки так, что горящие заросли оказались за его спиной и, значит, будут отпугивать зверя, если ему снова вздумается напасть. Вскоре к нему стали присоединяться и другие охотники. Первая же стрела мальчика вонзилась в правое плечо тигра. Зажужжали другие стрелы. Зурр угодил в бок зверю, и тот, забыв про волков, стал яростно кататься по земле, взметая тучи тонкой желтой пыли. На время тигра и волков не стало видно в клубах пыли, и пришлось прекратить стрельбу из луков, чтобы не поранить волков. Когда пыль чуть рассеялась, все с облегчением увидели удирающего к лесу тигра. Самые свирепые волки продолжали преследовать зверя, тогда как большая часть стаи как ни в чем не бывало продолжала прерванную трапезу. Долго не могли успокоиться охотники, возбужденно обсуждая подробности схватки с тигром. Если кому-нибудь не хватало слов, они представляли в лицах, как вел себя тигр, а как - волки, как вонзались стрелы в злобного зверя и как он катался по земле. Потом распороли животы антилопам и наперебой просили Лана и Зурра отнести волкам то внутренности, то куски особенно вкусных лакомств - печени, желудка, легких. Мальчики, правда не очень смело, приближались к стае. Некоторые звери свирепо скалили клыки при приближении ребят, и они предпочитали бросить угощение издали. Но как бы там ни было, а рыжие волки в этот день проявили себя друзьями и помощниками людей, и это благодаря их верному другу - соба. Пора в путь Восходящее солнце широко раскинуло свои лучи-перья по всему огромному, в розово-голубых переливах небу из-за тяжелых туч. Ночью прошумел дождь, и земля, умытая и похорошевшая, нежилась в сладком утреннем сне, кутаясь в легкой белесой испаринке. Яркие багряные отсветы горели на смуглых щеках гор, словно румянец со сна. Большой Орел поднялся до рассвета, как поднимался, когда был здоров и силен. Глядел, как рождается ясное утро, и вспоминал, как племя пришло сюда, как они жили... Нет, видно, Мудрый Аун был не прав, когда говорил ему: "Нельзя заступаться за слабого перед сильным, если сам не самый сильный". Вот ведь как! Он, вождь, не сумел защитить слабых - Ауна, Яну, Муну... а Лан, мальчишка, смог. Почему это так? Нет, не мог сегодня вождь ответить себе на этот вопрос. Полной грудью вдохнул Большой Орел легкого прохладного ветерка, долетевшего сюда с лучезарной стороны горизонта. Сегодня он впервые не почувствовал боли при глубоких вздохах. Вместо боли явилось радостное ощущение силы молодого тела, трепетное предчувствие хорошего, как бывало в детстве. Легко и естественно пришла долгожданная уверенность: пора! Пора в путь! Доброта ли и спокойствие светлого рождения теплого дня, первые ли легкие признаки неблизких осенних ненастий, собственное ли выздоровление от долгого липкого недуга, когда он уже и смирился и сдался, привели его теперь в состояние радостной уверенности: пора! Вождь сощурился от ласковых и совсем еще не ярких солнечных лучей, скользнувших по лицу, и тихо засмеялся. Крикнул громко, как давно не кричал, от избытка чувств: - Люди таж! Пора в путь! Мы пойдем в теплую страну, страну предков! Загудели, загомонили голоса, засуетились люди, словно пчелы в потревоженном улье. Без лишних слов, без долгих сборов двинулось племя на восход, не жалея о своем жилье, что прятало их от зверей и непогоды много-много лун. Если и оборачивался кто, так для того только, чтобы посмотреть на две одинокие обреченные фигуры у входа в пещеру. Черный Ворон и Зурра будут глядеть вслед уходящим, пока племя не исчезнет за склоном горы, потому что никогда больше не придется им увидеть людей таж вновь. Светлая радость звала и манила вперед людей таж - их вели по торному пути в теплую благодатную страну, где много оленей и косуль, коз и баранов, где много сладких плодов и орехов, где короткая, добрая зима. Беспросветная кошмарная полоса жизни осталась позади, там, вместе с Черным Вороном, а впереди - радость, как это вот солнце, брызнувшее из-за туч ослепительными лучами. Лан шел рядом с отцом. Он показывал дорогу племени. Он не боялся заблудиться: знакомая речка выведет их к высокогорному озеру, а другая, родная сестра ее, покажет дорогу вниз, в страну предков. Его беспокоило другое - соба жил теперь со своей стаей. Пойдет ли он с людьми через перевал? Стая рыжих волков следовала неподалеку. Оглядываясь, мальчик видел их то сзади племени, то сбоку, на склоне холма, то вдруг впереди, в распадке. Целую луну уже сопровождает стая охотников, а теперь вот племя. Но пойдут ли звери за ними через перевал? Женщины и дети держались плотной толпой, несли туши вяленого мяса, скребки, топоры и била, факелы и шкуры. Мужчины-охотники с луками и копьями в руках вытянулись в две цепочки по сторонам от толпы. Говорливый ручей, берегом которого они сейчас шли, своим неумолчным плеском заглушал отрывочные голоса, шорох босых ног, писк детей. - Хорошо ли знаешь дорогу? - спросил вождь у сына со скрытым беспокойством, заметив, что Лан все время оглядывается по сторонам. - Да, хорошо. Некоторое время шли в молчании. Большой Орел старался превозмочь усталость, тяжестью растекающуюся по телу. - Хочу, вождь, чтобы волк-соба пошел с нами - Всякий зверь хочет жить в своей стае... Мог бы ты жить среди волков? - Нет. - Так и он. Погляди вокруг. Разве зайцы живут среди коз и косуль? - Но соба наш друг. Он спас меня и Зурра. Он храбрый, как человек, он как мы... - Он волк, бегает на четырех ногах. Ты, и я, и всякий другой из племени не похожи на него. - Да, это так... И все же Лан горевал при мысли, что соба не живет теперь рядом, не следует за ним, как раньше. Стая волку роднее. Лишь иногда подходит он к нему и Муне, берет из рук кусок мяса, кость, разрешает прикоснуться к себе... Вождь остановил племя на отдых. Запылали костры. Уставшие, но полные бодрости и возбуждения люди разбились на кучки. Женщины расспрашивали Муну, вспоминает ли она дорогу, верно ли ведет Лан племя, хороша ли теплая страна предков. Охотники еще и еще раз просили мальчика рассказать о приметах предстоящего пути. Будут ли подходящие места для охоты. Не труден ли перевал. Только к Зурру не приставали с расспросами - бесполезно. И без того неразговорчивый, мальчик горевал о расставании с матерью. Самая многочисленная толпа собралась вокруг старой Уруны - женщины и дети. Задорно поблескивая выцветшими глазами, старуха выбивала пальцами на некогда грозном тум-туме призывный веселый ритм. Четкая мелодичная дробь то затихала, уплывая в неведомую даль, то смерчем налетала на слушателей, увлекая их своим бурным движением откровенно и властно. Смешливая черноволосая Ламуза, шлепнув босой ногой о теплый камень, повела вокруг карими, в искорку глазами и потекла, заструилась в танце. Камень, на котором она танцевала, был невелик, но танцовщице и не нужно было большего. Подчиняясь ритму тум-тума, она гибко раскачивалась, будто грозный столб смерча, уходящий в поднебесье, или кипела и бурлила звонким водопадом. Муна восторженно глядела на Ламузу и вдруг поплыла вокруг нее нежным цветком, вея по ветру золотистые паутинки своих волос. Женщины взвизгнули от восторга, а пальцы Уруны еще горячее и призывнее забегали по тугой коже тум-тума. И вот уже несколько молодых женщин пустились в пляс, будто не было тяжелого перехода под знойным солнцем, будто не ждало их трудное восхождение навстречу кипящей и падающей из узких промоин в черных скалах речке, к самым облакам, что сейчас зацепились за далекую седловину в недосягаемой орлиной вышине. Обет Здесь. Да, здесь предстояло им расстаться. Холодное темное устье ущелья поглотило уже почти все племя. Лан и Муна ждали. Стая рыжих волков остановилась на пригорке. Похоже, дальше они не пойдут. Волк-соба несколько раз подбегал к ребятам и снова возвращался к стае. Он метался от людей к собратьям, как бы спрашивая и советуясь, как поступить, с кем остаться. Наконец приблизился к ребятам. Лан положил перед ним большую кость с лоскутами мяса. Последнее дружеское угощение. Волк схватил кость, отволок ее в сторону и оставил. Должно быть, он тоже чувствовал близкую разлуку. Муна опустилась на землю и тихо позвала волка. Роняя слезы, она гладила и ласкала зверя, а он тыкался носом ей в руки, как детеныш, слизывал слезы со щек и рук. Потом, отстранившись, подошел и потерся о ногу Лана. Мальчик ласково и грустно погладил его по спине. Зурр издали наблюдал, как прощаются ребята с соба, и ему было тяжко, грустно. - Я привяжу и не отпущу его, - решительно сказала Муна, утерев глаза жесткой ладошкой. Лан усмехнулся. Зверь уже так велик и силен, что его не удержать кожаной тесемкой, да и сил у Муны не хватит на это. - Всякий зверь хочет жить в своей стае, - повторил Лан слова отца, показавшиеся ему мудрыми и убедительными. - Он волк, бегает на четырех ногах, а мы, люди, - на двух... Нашего соба теперь не удержать силой. Тем временем несколько голодных волчат-детенышей с жадностью набросились на кость, оставленную волком. Неподалеку от стаи, рядом со взрослым волком, волчата чувствовали себя уверенно, да и голод заставлял их забыть об осторожности. Запах людей за последнее время они ощущали каждый день, и люди не внушали им такого страха, как прежде. Поэтому Муна сумела подобраться к ним совсем близко... И вот уже один волчонок заскулил, завертелся на месте, стараясь освободиться от петли на шее. Остальные волчата тотчас отскочили от пищи, поджав хвосты. Визг волчонка встревожил стаю. Звери беспокойно задвигались. Несколько волков стали медленно приближаться к Муне, но Лан громко крикнул и поднял копье, и Зурр уже спешил на выручку. Волк-соба, грозный, взъерошенный, стал боком между людьми и зверями, и было неясно, кому из них он угрожает. А Муна как ни в чем не бывало ласкала и теребила волчонка, увертывалась от его зубов, подсовывала под нос мясо и всячески старалась успокоить. - Пусть у нас будет новый соба, если мы не можем взять с собой нашего. Лан сообразил, что, пожалуй, Муна права. Как он сам не додумался до этого! Но тут же рассердился на девочку: как смеет она поступать вопреки мудрым словам вождя! Хотя ведь она не слышала этих слов. И потом... один раз волк уже вырос рядом с ними. Не только вырос... Если бы не волк-соба, они, наверное, не добрались бы до своего племени... Но пора поспешить. Муна с упирающимся волчонком на привязи и Лан осторожно, с опаской отступали к ущелью. Обернувшись, мальчик увидел с радостью и удивлением, что соба следует за ними, а в нескольких шагах за волком бежит волчица, волчата и несколько молодых неопытных зверей. Большая часть стаи по-прежнему оставалась на пригорке и провожала глазами людей и своих собратьев, пока темный зев ущелья не втянул их в свое чрево. Теперь Лан, Зурр и Муна с волчонком спешили к ущелью единой стайкой. Сердце у Муны радостно стучало. Волчонок время от времени пытался освободиться от привязи, однако скулить перестал, оттого, может быть, что рядом, совсем близко от него бежал большой сильный волк, а сзади мать. Остальная группа зверей держалась на почтительном расстоянии. Буйная радость овладела Ланом, когда звери вместе с ними вошли в ущелье. Пританцовывая на плоских камнях, оглаженных и вылизанных водой речки, он запел громко и задорно, как тогда в горах, когда они с соба добыли первую косулю: Соба остался с нами. Трум-бум-бу! Трум-бум-бу! Не страшны нам большие звери. Трум-бум-бу! Трум-бум-бам! Будут другие соба. Трум-бум-бу! Трум-бум-бу! Друзья они людям таж. Трум-бум-бу! Трум-бум-бам! Муна восторженно повторяла слова и припевку, напоминающую ей веселый говор тум-тума в руках Уруны. Даже мрачный Зурр заулыбался, ему тоже понравилась песенка Лана... Вечером у костра Лан пересказал отцу и собравшимся вокруг охотникам легенду Мудрого Ауна о Таже и матери-оленихе. С удовольствием, как заклинание, повторил он слова, врезавшиеся ему в память: - Вождь Таж был как див, которому повинуются звери... А наш соба, разве он не повинуется людям? Разве не помогал он на охоте? Разве не дрался с медведем, и с волком, и с тигром? Лан поглядел на отца с торжеством, обвел взглядом лица охотников. Долго обдумывали мужчины слова молодого охотника. - Да, - сказал наконец Большой Орел, - волк-соба помогает и повинуется людям. Он охотится для племени и дерется со зверями, как будто он соплеменник наш... Мудрость предков велит нам жалеть соба и его собратьев, как людей. Потом вождь велел Уруке принести пучок душистых трав для Большого Костра и, когда клубы белого дыма поползли вдоль вздыбившихся в звездную высь черных стен ущелья, торжественно сказал: - Пусть каждый охотник скажет слово у чистого Огня не делать зла соба, друзьям нашим, будто это детеныши. Пусть соба живет в жилище людей и пищу получает на общем дележе... Я, Большой Орел, вождь, говорю слово... - Я, Орлиный Глаз, охотник, говорю... - Я, Коготь, охотник, говорю... - Я, Ястреб, охотник, говорю... - Я, Медведь, охотник, говорю... - Я, Сокол, охотник, говорю... - Я, Олень, охотник, говорю... Все до одного охотники дали торжественный обет и надолго замолчали, как бы подчеркивая нерушимость торжественных слов. Потом Лан и Зурр собрали в козью шкуру кости, объедки племени, положили туда же часть тушки сайгака - ужин волков. По пути к волкам задержались возле Муны, которая увлеченно забавлялась с волчонком, и потащили волчье угощение дальше. Спустившись на несколько уступов вниз, мальчики стали вглядываться в темноту. Где-то здесь, во мраке, схоронились волки, Лан видел их в сумерках. - Соба, твои друзья Олень и Медведь принесли пищу, - негромко сказал Лан. Глаза немного привыкли к темноте, и мальчики увидели волка-соба рядом с собой. Остальные звери не показывались. Ребята вывалили волчью долю посреди небольшой каменной площадки и удалились. Долго удовлетворенно прислушивались они сверху к хрусту костей на крепких зубах, к обиженному повизгиванию молодняка и недовольному ворчанию старших зверей. Звери ели пищу, принесенную человеком, пахнущую человеком, их другом, не врагом. ПОСЛЕСЛОВИЕ В 1959 году казахские археологи обнаружили в предгорьях Каратау, одного из отрогов Тянь-Шаня, пещеру со следами древней стоянки людей неолита. Подобная находка - всегда событие, но эта пещера, близ реки Караунгур, представляет особый интерес, потому что здесь получена одна из самых многочисленных коллекций находок: большие и малые каменные скребки, кремневые наконечники стрел и копий, топоры-тесла, проколки, ножи-скребки из плиточной гальки. Наряду с каменными орудиями обнаружено также много костяных игл с ушками, костяные шилья, гладилки-лощила, костяные орудия из лопаточных костей животных для выделки шкур. Каменные изделия выработаны из местного материала - галечного кремния, роговика, песчаника и горного хрусталя. Найдены были также древние украшения: просверленные раковины, бусы, привески, ожерелья из кабаньих клыков. Недалеко от входа в пещеру шумит горный ручей, водопадами скатывающийся по уступам скал. Пещера большая, вместительная, высота сводов местами достигает шестнадцати метров. В глубине от входа она сужается до тесного лаза, а потом снова раздается вширь и ввысь. Ученые установили, что здесь не раз устраивали свое жилище племена первобытных людей-охотников. Были обнаружены внушительные склады-свалки костей куланов - диких ослов, медведей, оленей, джейранов, косуль, кабанов, лошадей, волков, быков, черепах... По обнаруженным в раскопе пещеры костям археологи заключили, что люди, жившие здесь десятки тысячелетий назад, уже умели приручать диких животных. Многие ученые утверждают, что первым прирученным людьми животным стала собака. Известный зоопсихолог и писатель К. Лоренц считает первоначальный шаг человека в деле одомашнивания собаки событием, "историческая роль которого неизмеримо превосходит разрушение Трои или изобретение пороха". "Сказание о верном друге" - повесть о приключениях ребят из первобытного племени таж, которое могло жить в предгорьях Тянь-Шаня и в степях Средней Азии в далекие времена неолита. Конечно, эта повесть о Лане, Муне, Зурре и их друге волке - вымысел, фантазия, но фантазия эта отталкивается от фактов и предпосылок науки. Даже та главная роль в повести, которая отведена ребятам, приручившим волчонка, основана на гипотезе ученого. В умной и доброй книге К. Лоренца "Человек находит друга" высказывается мысль, что в древности именно дети первыми приручили собаку. Играя и забавляясь со щенками волка, принесенными в жилище охотниками, они приучили дикого зверя жить с людьми, служить им. И сами люди научились дорожить собачьей дружбой и преданностью. Строгие сведения об интересных археологических находках в пещере Караунгур в Тянь-Шане, богатая природа этого замечательного края - своеобразный животный и растительный мир, сохранившийся в значительной мере до наших дней, - дополнились фантазией о приключениях ребятишек из первобытного племени таж. Действие повести происходит в предгорьях и горах Тянь-Шаня, где я несколько лет жил и работал. Много километров исходил я по этим живописным лесистым горам вместе с моим четвероногим другом охотничьим псом Барсом. И сегодня вы найдете здесь описанных в повести животных - белокоготного тянь-шаньского медведя, дикобраза и сурка, шакала и гиену. Тут живут рыжие или, как их еще называют, красные волки. Только тигров уже нет. Реалистично старался я изобразить и повадки зверей. Медведь, например, часто охотится на коз и баранов, а бывает, и на пастухов, скатывая с крутых склонов и обрывов огромные камни. Не фантазией подсказано и остроумное устройство для получения огня. Такие устройства применяются с древнейших времен также и для сверления отверстий. Еще и сегодня можно встретить мастеров-кустарей, искусно скрепляющих фарфоровую и фаянсовую посуду медными скрепочками на азиатских базарах. Отверстия для скрепок просверливают они при помощи лучка, сверлышка и ореховой скорлупки, какие применял Лан. Так что вымысел и реальность тесно сплелись в "Сказании о верном друге". Автор