илось, закон в вину не ставит. Значит, "скорую" и милицию вызывали сами рабочие? - Всех опередил Федор Иннокентьевич Чумаков. В ту ночь он какими-то судьбами оказался на заводе. Он и вызвал. Только зачем? Могильщик требовался - и больше никто. - А когда вы повезли людей по домам, видели вы Чумакова во дворе или в цехе? - Нет, не заметил. - Не обратили внимания, в кабинете директора вашего завода были в тот момент освещены окна? - Вроде бы нет. Стояла темень. - Когда же в тот вечер вы впервые повстречали Чумакова? - А когда он прибежал на место происшествия... Хоть и здоровый мужчина, а не хуже наших баб, только что в голос не причитал. Больше всех суетился над Юрием. Даже искусственное дыхание делать начинал. Хотя всем ясно было - это без толку. А потом, когда лейтенант Сомов и доктор Шилов прибыли, он все им твердил про то, как Юрий Селянин сильно пьяным был в вечернем кафе и на ногах не стоял... А еще очень злился на Степана Касаткина. Меня в погоню за ним послал и кричал, что таких мерзавцев, как Касаткин, без суда расстреливать надо на месте. Мне капитан Стуков пенял потом, что не должен был я с места происшествия уезжать, поскольку лейтенант Сомов фиксировал следы случившегося. - Владимир Семенович, дело прошлое, скажите откровенно, лейтенант Сомов был в нетрезвом состоянии? - Да, припахивало вроде бы от него. Позже я узнал, что сына он женил как раз. Так что вызвали его со свадьбы. - Вы подписывали протокол осмотра места происшествия? - Вроде подписывал чего-то. - Как по-вашему, все в нем точно указал лейтенант Сомов? - А чего там указывать-то? Береза эта и сейчас на месте. Я уж говорил вам, Селянин лежал возле нее. А следы? На гравии, да еще в метель, какие там следы. Денис внимательно слушал Полякова, но в памяти неожиданно очень отчетливо прозвучал, казалось, позабытый уже голос сержанта Родченко - водителя газика в райотделе: "Чему тут меняться, да еще сильно? Пожалуй, против того только та перемена и есть, что в заплоте ДОЗа, вон там, за кюветом, дыру заделали. А тогда торчала, человек в нее свободно пролезть мог, даже и с плахой". Еще не полностью осознав важность этой неброской, на первый взгляд, подробности, Денис спросил: - Значит, никаких особых примет и следов? И заводской забор был в полном порядке, и снежный наст нигде не нарушен? Поляков сначала удивленно, потом как бы ошарашенно посмотрел на следователя и даже ладонью себя по колену прихлопнул: - А ведь правильно, язви тебя! Напротив той березы в заводском заборе дыра торчала, ее вскорости после всего заделали. А что до наста? Так был он порушен, и крепко. Бросилось мне в глаза и мужикам тоже, что в кювете, опять же аккурат напротив березы, яма чернела, ровно в ней медведь кувыркался. Или застрял человек. Я еще подумал, что Юрий Селянин по пьянке в кювет свалился, выбрался и на дороге отлеживался. "Дыра в заборе. Чернела яма в сугробе... Черные дыры в космосе - загадки науки", - вроде бы без связи с рассказом Полякова подумал Денис, но спросил деловито: - А еще каких-либо следов в кювете не было? - Да вроде бы ничего не видел. Хотя, я вам говорил уже, пуржило, могло и замести. - Одежда Селянина была в снегу? - Да нет. Видно, недолго он лежал, запорошить не успело. Поляков замолчал, с хитренькой усмешкой посмотрел на Дениса, напомнил подчеркнуто вежливо: - А от моего вопроса вы уклонились, товарищ следователь. Я о том, что кровь из головы покойного хлынула на виду у всех после того, как Касаткин колесом его развернул на дороге. Как же это понимать? Причина и следствие... - Мертвым был Юрий Селянин к моменту толчка его машиной Касаткина. Мертвым на дороге лежал! - с грустью ответил Денис. - Вот так оно было, Владимир Семенович. Эксперты отметили, что кровь после удара Селянина чем-то по голове скопилась в его шапке, а когда его машина Касаткина резко развернула, она хлынула на дорогу. Вот вам, Владимир Семенович, и очевидность, и причина, и следствие... Логика говорит: после того - не значит вследствие того. А верующие люди раньше утверждали: если что-то кажется тебе - перекрестись. Ну, а мы, безбожники, исповедуем: показалось, даже увидел, подумай, и крепко подумай, что к чему... 4 Афанасий Григорьевич Охапкин сидел перед столом Дениса, далеко выставив перед собой негнущуюся ногу. Был он седоголов, но в движениях не по-стариковски проворен. А вот на вопросы отвечал раздумчиво, не то нехотя, не то скрыть пытался что-то. - И давно вы в ночных сторожах? Даже и на это Охапкин ответил не сразу, прикинул сроки в уме: - А с той поры, как объявилась в наших местах ПМК и открылся ДОЗ. - Вздохнул и признался более словоохотливо: - Надоело числиться за собесом с самой войны. Да и не шибко денежно оно. А тут какой-никакой приработок, да и на людях. - Начальство часто по ночам будит? - Начальство ночами крепче нашего спит, - назидательно сказал Охапкин. - А мы, сторожа то есть, на посту согласно инструкции. Спать нам не положено. Хотя, по правде сказать, на моем объекте - никаких происшествий. - Как же никаких происшествий? - стал заходить со стороны Денис. - Два года назад почти напротив вашей сторожки погиб при загадочных обстоятельствах Юрий Селянин. Охапкин посидел молча, будто даже это известное всему району происшествие ему требовалось припомнить: - Да, погиб. Царство ему небесное... Это вы, значит, про ту ночь, когда меня Федор Иннокентьевич навестил. - И настолько сильным, может быть, даже болезненным было в душе Охапкина это воспоминание, что он, не дожидаясь вопросов следователя, заговорил пространно: - Обошел я в ту ночь оба вверенных мне склада, вернулся к себе в сторожку... - Не скажете, в котором часу вернулись? - прервал Денис. - Часов нет при мне, но зашел я к себе, должно быть, за полчаса, как шум поднялся на дороге. Значит, в пол-одиннадцатого примерно. Только взялся я за дратву - валенки подлатать старухе, вдруг грохот в дверь, будто миной шарахнуло по землянке, как нас в сорок третьем году подо Ржевом. Я опешил малость, замешкался, доковылял до дверей, открыл, а там сам Федор Иннокентьевич, будто дед Мороз, только на бровях нет снега. Вообще-то, он уважительный мужик, всем работягам и руку подаст, и по имени-отчеству величает... А тут, видно, чем-то сильно был раздосадован. Даже, извиняюсь, матом меня, инвалида... Спишь, говорит, старый хрен. Я, говорит, все кулаки оббил о дверь, пока тебя добудился. Говорит, я обошел все твои объекты, в сугробах досыта накупался, размести дорожки ленишься. Я подумал: когда это он успел объекты обойти, когда я сам только что в сторожку со складов явился. Так-то, говорит, ты охраняешь вверенную тебе ценную социалистическую собственность. И еще напустился на меня: "Почему дыра не заделана в заплоте, через нее не только тесину, а медведь пилораму уволочь может". Вроде бы позабыл, что это вовсе не мое дело. Я, понятно, объясняю ему, что уже совершил положенный мне обход и вовсе не спал. Федор Иннокентьевич в конце концов отмяк душой, человек-то он отходчивый, выпил ковш воды. Расстались мы с ним по-хорошему, я с него еще снег голичком немножко обмахнул... ГЛАВА ВОСЬМАЯ 1 Она прикрыла за собой дверь бухгалтерии, приветливо взглянула на ожидавшего ее в коридоре Дениса Щербакова и сказала как старому знакомому: - Я знала, что вы придете. Слух по поселку: снова подняли дело Юрия Селянина. А я - Татьяна Матвеева, в прошлом - Солдатова. Вас интересует только Солдатова... Последняя любовь Юрия Селянина не взяла бы приза на конкурсе красоты. И ростом невеличка, и станом полновата, и черты лица вовсе не классические. Круглое лицо с ямочками на румяных щеках. Но во взгляде светло-серых глаз - такая доброта, спокойствие и основательность, которых нельзя не увидать и которые, скорее всего, привлекли к ней смятенную душу Юрия Селянина... - Я сразу догадалась, что вы из этих... как их... органов. - Правоохранительных, - подсказал Денис и представился. - Ясно. После гибели Юрия, - лицо ее потемнело, - меня и Колю уже расспрашивали про тот вечер. - И забеспокоилась: - Здесь, в коридоре, все время ходят и хлопают дверьми. Не получится у нас с вами разговора. Если бы вы были комиссар Мэгре или сыщик Пуаро и вообще жили бы где-нибудь в Париже или в Риме, пошли бы мы с вами в какой-нибудь погребок и заказали бы там по чашечке кофе, а то и по рюмочке как его... кальвадоса, и там бы вы услышали от меня все, что вас интересует... Но в Таежногорске кафе только вечернее, днем - обыкновенная столовая, где подают отварную мойву прошлогоднего завоза. Там не поговоришь. На улице еще холодно. Поэтому вот что, Денис Евгеньевич, двинем-ка к нам домой... Денис поблагодарил и, обескураженный Таниным позерством, - нет ли в нем стремления спрятать тревогу? - покорно дал ей взять себя под руку и подравнял свой размашистый шаг к ее семенящей походке. 2 Николай Матвеев оказался русоволосым парнем огромного роста, с задубелым от ветра лицом. Спортивная куртка, казалось, расползется по швам на его саженных плечах. Перехватив недоумевающий взгляд мужа, Таня сказала предупредительно: - Знакомься, Коля. Это товарищ Щербаков, капитан милиции. Ты же слышал: опять интересуются, как погиб Юра Селянин, и Денис Евгеньевич желает поговорить все о том же, о последнем ужине с Юрием... Таня, Юрий и Николай повстречались три года назад в том самом вечернем кафе, где год спустя провели свой последний вечер. Юрий и Николай сидели за столиком, разомлелые от духоты, выпивки, обильной еды, оглушенные лязгом музыкального автомата. И оба одновременно разглядывали в толчее танцующих темноволосую невысокую девушку. Танцевала она радостно, самозабвенно. Всплескивали над быстрыми плечами струйки темных волос, взлетали над головой руки, жарко блестели в улыбке глаза и зубы... - Вот это девчонка! - ахнул Юрий. - Сильна! - поддакнул Николай. - Не знаешь кто такая? - Вроде бы Василия Ивановича Солдатова дочка. Но раньше не встречал ее здесь. Юрий, потом Николай пригласили девушку на танец, а там подсели к столику, за которым она сидела со своими подружками. Юрий завязал разговор с ней, как со старой знакомой, Николай застенчиво помалкивал. Вскоре парни узнали, что она действительно Таня Солдатова, заканчивает в областном центре финансово-экономический техникум, приехала сюда на преддипломную практику и уже получила распределение в Таежногорскую ПМК. - Так что, мальчики, возвращаюсь в родные места, - сказала она с удивительной своею улыбкой. - И заживем мы все вместе... - Вместе-то чего хорошего? - простодушно возразил Николай. - Вдвоем жить надо. Когда вдвоем - семья. - Вон ты куда загадываешь, не рано ли? - засмеялась Таня. - Я пока не собираюсь замуж. Даже и за тебя... богатырь-красавец... - А уж за меня, маломерка, и подавно, - ввернул Юрий. - А может, маломерки мне больше нравятся. Я ведь и сама невеличка. Может, влюблюсь в тебя с первого взгляда... Николай заметно помрачнел. А Юрий сказал непонятно: - Ненадежная моя любовь, Таня. Нынче - князь, завтра - грязь. - Ой, да ты, оказывается, мрачнющий, - разочарованно заметила Таня. - Ладно, мальчики, давайте пока просто танцевать... Когда парни у ворот Василия Солдатова простились с Таней, Юрий подождал, пока за ней захлопнулась дверь в сени, ухватил Николая за локоть и сказал твердо: - Вот что, Коля-Николай, я вижу, ты на Татьяну тоже положил глаз. Все понятно. Так вот что, Николай, чтобы нам не изломать из-за нее нашу дружбу и не стать врагами по-страшному, давай договоримся: никаких свиданий наедине, тем более - объяснений, всегда и всюду только втроем. И пусть она, как говорят в ООН, сделает свободный выбор... - Да вроде бы так. Вроде бы правильно. Все, как в ООН. Кому судьба, тому и фарт. - Фарт что, фарт всегда в наших руках. Тьфу! Тьфу!.. - вроде бы покрасовался Юрий перед приятелем. - А вот судьба? Судьба, Коля, дело туманное... За год никто из них не нарушил уговор. Если Николай работал в вечерней смене, Юрий не показывался у Тани. Если Юрия отправляли в командировку, Николай всячески уклонялся от встречи с девушкой. В тот непогожий январский вечер они завернули в вечернее кафе тоже втроем. Сели за столик, обогрелись. Николай внимательно оглядел Юрия, встревоженно заметил: - Ты сегодня какой-то вроде бы не такой. Лицо горит, глаза блещут... Вроде бы лихорадка у тебя... - И правда, Юра, - согласилась с Николаем Таня. - Какой-то ты встопорщенный, что ли. - А, ерунда, - беспечно отмахнулся Юрий. - Ветром нажгло, вот и горят щеки. Заказывал Юрий ужин с напугавшей Таню жадностью: - Куда так много? Будто купец в старину... Юрий накрыл своей ладонью лежавшую на столе ладонь Тани, искательно заглянул ей в глаза и сказал робко: - Догадливая, Танюша. - И признался вроде бы шутливо, но с несвойственной ему отчаянностью: - А вообще-то, к месту про купцов. Сегодня мне охота напиться именно по-купецки. Так, чтобы по мордасам лупить кое-кого, зеркала, посуду... - Ничего себе. Скромное желание, - напряженно засмеялась Таня. - Может быть, мы уйдем, Коля? Пусть он один дерется и ломает все вдребезги. - Вроде уговор же у нас, - возразил Николай, - чтобы всюду втроем. Едва официантка подала заказанное Юрием, он, не притрагиваясь к еде, с жадностью опорожнил фужер водки. Посидел, словно бы закаменев, наполнил фужеры шампанским и сказал глухо: - Коля ты мой, Николай! Давно я порывался сказать тебе, как в той частушке: сиди дома, не гуляй. Да все не поворачивался язык. Уговор наш, дружбу нашу с тобой ломать не хотел. Ты знаешь, Коля, слово свое я держал твердо. Ни разу Танюшу за руку не взял за твоей спиной, ласкового слова не шепнул ей. - Он заслонил ладонью глаза от света и сказал еще глуше: - Один я знаю, чего это стоило мне... Ведь люблю я Таню больше жизни, больше матери своей люблю... - Ты, парень, что-то вовсе с тормозов соскочил, - испуганно и осуждающе сказал Николай. - Видно, сегодня водка тебе не впрок Уговор же у нас... Юрий смотрел прямо перед собой и, казалось, не видел покрасневшей до слез Тани, но все же уловил мгновение, когда она попыталась встать. Мягко, но властно накрыл своей ладонью ее ладонь на столе и сказал, словно они были наедине: - Не уходи, Таня. Прошу тебя. Трезвый я. И к тебе со всей моей душой. Хочешь, при всех на колени перед тобой встану... Только ты одна, Таня, спасти меня можешь. Уйдешь, значит, все - гибель мне, без тебя нет для меня ни жизни, ни солнца, ни стариков моих, никого. И сил моих никаких нет, не выгрести мне без тебя к берегу... Люблю я тебя и при нем, при Николае, прошу тебя, Таня, стать моей женой. А откажешь, с любовью этой уйду в могилу!.. - И, точно лишь сейчас вспомнив о Николае, всем телом крутанулся к нему и заговорил умоляюще: - Ты, Коля, зла не держи на меня. Знаю, что только ты мой истинный друг, прочие так... собутыльники на дармовщинку... Ты пойми меня правильно, друг единственный, найдешь ты еще свою судьбу и любовь, а мне без Тани не жить... - И, низко склонившись над столом, приник губами к дрогнувшей руке Тани. Таня растерянно оглянулась на соседний столик, где перестали звенеть рюмками и ножами, прислушиваясь к словам Юрия, сглотнула слезы и спросила гневно: - Ты что, артист? Новую роль репетируешь? Чувствуется богатый опыт и навык! Только я не Лидия Ивановна Круглова, перед которой все поселковые кавалеры ползают на коленях и ручки ее целуют! И не пугай. И могила тебя минует, и прочие страсти... И у нужного берега ты вынырнешь... А что до твоей необыкновенной любви ко мне, то спасибо, конечно. Только вот беда, нечем мне тебе ответить. Нет у меня любви к тебе. Нет! - Она словно задохнулась на этой фразе, договорила грустно: - Ты уж прости меня за это. Но сам понимаешь, разве кто волен в любви. А если уж честно... Я люблю Николая и пойду замуж только за него, если он, конечно, возьмет меня... - Да что ты, Танечка... Да я! - Губы Николая дрогнули, покривились, казалось, он заплачет. Юрий медленно и тяжело, точно она была перешиблена, снял свою руку с руки Тани и сказал: - Куда ни кинь - кругом клин. Может, ты и права, Танюша. Может, ясновидица ты! Какой я против Николая жених! У него бульдозер в руках. И сегодня, и завтра, и до скончания дней. А я нынче - князь, завтра - грязь. Кончилась моя карьера. - Он снова заслонил лицо ладонью, не то от света, не то от любопытных взглядов, и сказал с неожиданной лихостью: - А! Все, как говорит один мой недобрый знакомый, гримасы бытия... Я с вами, друзья мои, последний нонешний денечек... Нынче - здесь, завтра там. Да так далеко, что и в лупу это место не рассмотришь на карте. А поскольку на свадьбе мне у вас не быть, вот тебе, Таня, мой свадебный подарок! - Он быстрым движением извлек из кармана коробочку, раскрыл ее и надел Тане на палец золотое кольцо-веточку с тремя крохотными лепестками и с тычинками-бриллиантиками посередине. Сказал с горькой усмешкой: - Вознесся я в мечтах, думал, станет обручальным это колечко, а теперь вот примите, как говорят дипломаты, уверения в моем совершенном к вам почтении... - Лицо его потемнело, голос стал сдавленным: - Между прочим, на кольце, под лепестками, буковки Т. С. Думал - Татьяне Селяниной, а сейчас просто Татьяне Солдатовой. Таня взглянула на свой палец, этикетку на кольце и сказала мягко, но решительно: - Ты прав, Юра. Коля мой - обычный бульдозерист, я - рядовой бухгалтер. И такие дорогие подарки нам отдаривать нечем. - Правильно, Танюша, - с облегчением сказал Николай. - Не к лицу нам такие подарки. - Стало быть, и в этом прокол. Что же, на нет и суда нет. - Юрий сам снял с пальца Тани кольцо, осмотрелся, обрадованно крикнул попавшейся на глаза официантке: - Эй, Тася, ты, кажется, Сергеева. Так что все буковки сойдутся. Иди-ка сюда, озолочу тебя... На память от бывшего Юрки Селянина. Может, ты хоть когда вспомнишь, что был такой в поселке. Тут Юрия властно крутанула за плечо чья-то сильная рука. Перед ним стоял и пепелил его взглядом суженных яростью черных глаз Федор Иннокентьевич Чумаков. - Ты что тут выступаешь, молокосос! Устроил, понимаешь, спектакль! То в дон Кихота играешь и Дульсинею Тобосскую, то бижутерией разбрасываешься! Напились, понимаете, до потери сознания и ориентировки. Не можете водку, пейте кефир. Безответственность! Только позорите честь нашего славного рабочего коллектива. А ты, Тася, - начальственно кивнул он поспешившей на зов Юрия официантке, - ступай и продолжай работать. И не слушай этого суслика. Устроили, понимаешь, представление! Юрий скинул со своего плеча руку Чумакова, сказал с дерзкой усмешкой: - А, ясновельможный товарищ Чумаков! Собственной персоной. Ужинаете, значит, с народом. Трогательно, аж слеза прошибает... А вот чужие разговоры подслушивать - нехорошо!.. Нехорошо, Федор Иннокентьевич, как вы любите говорить, аморально! И не бижутерия это, а мои деньги и мой каприз. И никакой я не член рабочего коллектива. Это вон Николай рабочий человек. А я - порученец, как говорит мой отец, Селянин Павел Антонович, при вашей особе. Большие выпуклые глаза Чумакова вовсе сузились, артистически поставленный голос стал шипящим: - Правильно, ты, Селянин, не рабочий и не порученец. Ты - просто шпана и алкоголик! И ты еще пожалеешь о своем дебоше... Юрий словно бы от удара отпрянул назад и проговорил сдавленно: - Спасибо, Чумаков, спасибо за все! Уж коли подслушивал сейчас, послушай и мой последний сказ. Сегодня я полдуши друзьям распахнул, а завтра... - Он понизил голос почти до шепота. - Завтра могу и всю душу... - Распахивай! Если кто ее рассматривать станет, - усмехнулся Чумаков. - Чужая душа, как говорится, потемки... - Федор Иннокентьевич, - напомнила о себе снова подошедшая официантка. - Давеча вы заказывали навынос бутылку шампанского. Так будете брать? - Непременно, - с готовностью сказал Чумаков. - А этим пропойцам больше ни грамма!.. - Слушаюсь, Федор Иннокентьевич, - заверила официантка. Держа за горлышко бутылку, точно противотанковую гранату, Чумаков медленно и грузно двинулся к выходу... Юрий осмотрел зал, но, не уловив ни одного сочувственного взгляда, вернулся к своему столику и грустно сказал: - Не помню, в чьей-то пьесе кто-то говорит: "Испортил песню, какую песню испортил дурак..." - Вот и все, - со вздохом подытожила Таня. - Выпили по рюмке, Юра, не спрашивая счета, швырнул официантке на стол много денег. Та аж ахнула... На улице мы расстались. В первый раз за год пошли в разные стороны. Мы с Колей к моему дому. Юра к себе. Пошел - и не пришел никуда... - Таня потупилась, поскребла ногтем на полированной столешнице какое-то пятнышко и сказала тихо: - Так что я себя и Колю виню. Пошли бы мы тогда вместе с Юрой, сейчас бы он был живой... А мы сильно счастливые были тогда. Очень обошлись с ним круто, не дошло до нас, что маялся он чем-то... Ведь он же, подумать только, даже на Федоре Иннокентьевиче выместил зло. В тот момент все равно ему было, кто перед ним. Он бы и отца родного не пощадил... Сильно я его тогда подкосила. Но ведь сердцу не прикажешь, верно? - она улыбнулась виновато и грустно. - Да, Таня, сердцу не прикажешь, - подтвердил Денис, думая о важных подробностях, какие только что услыхал от Матвеевых, о том, что Чумаков и другие свидетели, пожалуй, не преувеличили, расписав Стукову пьяный дебош Селянина, и Стуков на основе этих показаний сделал логически верный вывод. Не задумался только: дебош ли это был или же бунт? Бунт! Но против кого и чего?.. - Конечно, можно сказать: роковое стечение обстоятельств. Вы с Николаем были слишком счастливы, чтобы думать о нем. Яблоков хотел его проводить, но Селянин отказался. А как вы считаете: Юрий, когда вы расстались, был сильно пьян? - Да как вам сказать? - Николай пожал плечами. - В кафе пришел трезвым, выпил умеренно, говорил связно, хотя зло и непонятно. А на ногах держался твердо. - А как же дебош? - вспомнил Денис. - Оскорбление Чумакова? - Я считаю, не было никакого дебоша, - убежденно сказала Таня. - Была просто истерика. Или бунт против чего-то. - Или против кого-то? - Против меня, наверно, - предположила Таня после долгой паузы. - Я его тогда обидела сильно. Уже убежденный в том, что версия об убийстве Юрия Николаем Матвеевым из ревности совершенно беспочвенна, Денис сказал: - Вот теперь, через два года, и гадай, что стряслось с ним: с отчаяния сам лег под машину, пьяным упал в кювет, как думают некоторые, выбрался и отлеживался на дороге или кто-то проломил ему голову... - Может, - начал Николай, - ни то, ни другое, ни третье? Просто на бегу подвернулась нога, упал, а вот подняться сил не хватило. А чтобы голову ему проломить... Кто?! За что?! У него же весь поселок в друзьях. Не было врагов у него. Ну, а если он стекла кому по пьянке выхлестал, так за это не убивают... - Значит, вы не были на месте происшествия? Когда же вы узнали о гибели Юрия? - Да утром уже. Сразу-то мы к моим родителям пошли. Сказали им, что хотим пожениться. По-старому, вроде бы спросили благословения. Папа с мамой растрогались, сразу угощение на стол. Так до утра все вместе и просидели, проговорили о будущей жизни. - Таня, как я понял, в кафе вы недобрым словом вспомнили Лидию Ивановну Круглову. Разве у Юрия с ней были отношения? От взгляда Дениса не укрылось, как быстро переглянулись супруги Матвеевы, и Николай, опережая ответ жены, сказал: - Откровенничал со мной Юрий. Лидия Ивановна заигрывала с ним всячески, когда он на лесных делянах отмеривал ей положенные по договору кубометры. Ну а Круглову эту, всему поселку известно, обхаживал инженер Постников. Так что между Постниковым и Юрием пробежала черная кошка... А если правду сказать, то последний год Юрий на всех шибко злиться начал: и на Круглову, и на Постникова, и даже на самого Чумакова. Поругивал их частенько. И еще намекал, что судьба его сразу может сломаться. И надо ему торопиться жить. - И что же, он торопился? Сорил деньгами? Делал дорогие покупки? - Нет, жил, пожалуй, в пределах своей зарплаты, - рассудительно оказал Николай. - Ну, прогрессивки были. В доме Селяниных заведено было, что свои деньги Юрий держал при себе, не давал на хозяйство. Да и не было в доме Селяниных никакого богатства. А когда Павел Антонович на могилу Юрия чуть не мавзолей поставил и по поселку слухи пошли разные, то он объяснил, что деньги это Юрия, и наиграл он их в "Спортлото". - А вам Юрий говорил о "Спортлото"? - Были разговоры. Ездил он в область, покупал карточки. И по телевизору всегда смотрел тиражи. Он ведь, Юрий-то, вообще был азартный. Но о выигрышах скрытничал. И снова перед глазами Дениса всплыл памятник на могиле Юрия Селянина на неказистом Таежногорском погосте, и зашелестели пересуды по поселку, и замаячили где-то вдалеке сберегательные книжки. Вклад в десять тысяч рублей. И не было разумного объяснения происхождению этих ценностей, кроме не очень правдоподобного "Спортлото". А теперь еще засверкал бриллиантовыми тычинками на золотых лепестках перстень. И Денис, не сдержав озабоченности, спросил: - А что, Таня, перстень, который дарил вам Селянин, действительно был бижутерией, как определил Чумаков? - Да нет, Юрий сам опроверг это. Федор Иннокентьевич его видел издалека, а мы с Колей рассмотрели во всех подробностях. В футлярчике для перстня была этикетка магазина. Цена - тысяча семьсот рублей. Так что настоящие в нем бриллианты. - Где теперь этот перстень? У Павла Антоновича? - Этого я не знаю, никогда разговора не заходило... 3 Едва взглянув на вошедшего к нему капитана Стукова, Денис опять подивился способности Василия Николаевича преображаться внешне в зависимости от своих служебных обстоятельств. При первой встрече Стуков показался Денису немощным, глубоко уязвленным в самолюбии, сейчас он смотрелся бравым, не простившимся еще с молодостью офицером, исполненным достоинства, взгляд его был уверенным и твердым. - Что, Василий Николаевич, отрадные новости? - Да, оправдываются наши расчеты. Постников начал "работать" на пользу следствию. - И что же он "наработал" за два дня? - Как мы с вами и предполагали, он кинулся к своим старым связям. Сначала заявился к Жадовой, и примерно через полчаса оба рысью затрусили к Пряхину, где провели весь вечер. Не надо особой проницательности, чтобы догадаться: Постников обеспечивает себе у Жадовой и Пряхина алиби: не был, мол, я с вами в тот вечер, когда погиб Селянин. Но вот дальше... Дальше начинается, Денис Евгеньевич, любопытное. На следующее утро, вместо того чтобы явиться на работу, Пряхин сел в свой "Москвич" и двинулся в соседний райцентр - Еловское. И представляете, мимо почты проехал, а со станции отстучал две телеграммы. Вот вам и Валька Пряхин. Все его ветродуем считают, а он, гляди-ка ты, - конспиратор. Ну да и наши ребята глазастые... А телеграммы явно условным текстом. Вот копии: "Трест "Электросетьстрой", Чумакову Федору Иннокентьевичу. Решения кардинальных вопросов перспективного развития Таежногорской ПМК необходимо ваше присутствие. Постников". Эти "кардинальные" вопросы, - с усмешкой продолжал Стуков, - надо полагать, стали известны Постникову еще перед отъездом в Шарапово. Фокус в том, что, занятый своими хлопотами, сей командированный ко времени подачи телеграммы так и не удосужился явиться в ПМК. - Просчет для такой ситуации непростительный, - насмешливо заметил Денис. - Неужели Чумаков, заранее обговорив с Постниковым условный текст, не дал ему наставлений? - Бывает и на старуху проруха... - усмехнулся Стуков, мысленно удивляясь тому, что в первый раз неуважительный намек на Чумакова не вызвал в нем внутреннего протеста. Стуков услышал фамилию Чумакова и вдруг вспомнил, как в ходе предварительного следствия по делу Касаткина внимал каждому слову Федора Иннокентьевича, чуть не поддакивал ему и не задался самым главным вопросом: почему, по какой причине не очень пьяный, пусть нашумевший в тот вечер в кафе Селянин оказался лежащим на дороге... - А вот еще одна любопытная телеграмма: "Ташкент. Улица Намаганская, дом 12, квартира 9, Кругловой Лидии Ивановне. Вспомни моем дне рождения. Готовься срочному приезду Шарапово, Надя". Надя - это Надежда Гавриловна Жадова... - У Надежды Гавриловны, - засмеялся Денис, - прямо скользящий график ее появления на свет. Два года назад она отмечала свое тезоименитство десятого января, теперь вдруг передвинула на март. - Денис тепло улыбнулся Стукову и сказал: - Спасибо вам и вашим глазастым ребятам, Василий Николаевич. Сдается мне, что это приглашение на бал не менее важно для нашего дела, чем даже вопль Постникова о помощи... Первый естественный вывод: мадам Круглова на расстоянии держит в поле зрения все Шараповско-Таежногорские дела. Доследование причин гибели Юрия Селянина, интерес следствия к Постникову для всей компании небезразличен, - Денис взглянул на внимательно слушавшего Стукова и почувствовал, что не может не признаться ему в том, что отчетливо нарастало в его сознании: - Знаете, стократ хваленая следовательская интуиция подсказывает мне, что мы едва ли закончим дело о причинах гибели Юрия Селянина, даже если там действительно несчастный случай. Хотя едва ли несчастный... И очень возможно, что дело о трагическом дорожном происшествии перерастет в довольно сложное разветвленное дело о должностных и хозяйственных преступлениях. - Чем черт не шутит, когда бог спит, а точнее, местная милиция. - И еще, Василий Николаевич, по-моему выходит, что Федор Иннокентьевич Чумаков очень заинтересован в исходе дела Постникова и вообще в наших следственных действиях. - Денис остановился перед Стуковым, тепло улыбнулся ему: - В общем, похоже, что вы раскопали в мякине полновесное зерно. И если я не совсем профан - скоро мы встретимся с главными действующими лицами. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 1 И снова за стеклами газика мелькали домики Таежногорска. Над ними из печных труб извивались сизые дымки. Обочь дороги из кюветов вздымались и горбились подтаявшие ноздреватые сугробы. А за кюветами, куда ни кинь взгляд, чернела зимняя тайга. И сейчас, в пути, и до этого в гостинице, и в райотделе надвигалась на Дениса лавина вопросов: почему гордый, самолюбивый, всеми почитаемый Чумаков после публичных оскорблений Юрия Селянина не вызвал милицию, как, наверное, поступил бы каждый на его месте? Почему, купив бутылку шампанского, отправился с нею не к себе домой, а на ДОЗ, в поздний час, когда его там никто не ждал? Да еще пешком, в метель. Почему солгал Яблокову, что его машина "на приколе"? Где находился Чумаков с того момента, когда расстался с Яблоковым, до встречи с ним на заводском дворе? Почему никогда до этого не проверял сторожевые посты, а перед переездом затеял обход сторожевых будок? Почему срочно отправил Яблокова в командировку в Хребтовск сразу после гибели Селянина, хотя начальник Хребтовского участка Скворцов показал, что был удивлен приездом Яблокова. Почему грубо нарушил трудовое законодательство: задержал приказ об увольнении Юрия Селянина, его трудовую книжку и расчет? По какой причине хотел Селянин уехать на край света?.. Наконец, кто автор явно условной телеграммы Постникова? Если Чумаков - это значит, что он так же, как Круглова, держит в поле зрения все, что касается гибели Юрия Селянина... А из этого следуют прямо-таки сенсационные выводы - между Чумаковым, Постниковым и этими дамами существовала преступная связь. И Постников совершил наезд своей автомашиной на Юрия Селянина... по приказанию Чумакова или с ведома его... Дойдя до этого ошеломляющего вывода, Денис начинал спор с самим собой. Но что могло лежать в основе их преступной связи? Хищения? Но чего? Бетона? Стальных опор? Провода? Изоляторов? Запасных частей к строительным механизмам? Малоправдоподобно. В ближайшей округе нет спроса на эти ценности. Что же остается? Лес? При прокладке просек для высоковольтных линий в здешней чащобе вырубаются десятки тысяч кубометров древесины. А Круглова представляла здесь интересы нескольких среднеазиатских колхозов по закупке леса... Начальник ПМК Чумаков, экспедитор Юрий Селянин, автомеханик Постников и "торгпред" среднеазиатских колхозов Круглова - вполне возможная преступная группа. С внутренним разделением труда и замкнутой криминальной технологией. Такая гипотеза объясняет многое. Странную дружбу Чумакова с Юрием Селяниным, поведение Чумакова и Юрия Селянина в кафе и в разговоре с Яблоковым, двусмысленные речи и тосты за столом у Жадовой. Кстати, дружба Кругловой и Жадовой - а телеграмма Жадовой полностью подтвердила ее - тоже носит "производственный характер". Вагоны - дефицитнейшая вещь, а лес в Среднюю Азию везти надо... Как всякая гипотеза, эта выглядит убедительной. Но, как многие гипотезы, может не выдержать проверки реальностью. Против Чумакова - предприимчивого, масштабного, умелого хозяйственника - нет никаких фактов. Малоправдоподобна и версия о том, что Чумаков расправился с Юрием Селяниным, почему-то ставшим неугодным ему, руками Постникова. Во-первых, зависимость Постникова от Чумакова должна быть поистине рабской. А во-вторых, как Чумаков мог скоординировать скорость движения Юрия Селянина и машины Постникова? Юрий Селянин мог в ту ночь не пойти домой. Заночевать, скажем, в дежурке у Яблокова. Наконец, если Постников ехал с намерением сбить Юрия Селянина, зачем посадил к себе в кабину Круглову? Вот тебе и "убедительная гипотеза"!.. Все возвращается на круги своя... Несчастный случай - падение с высоты собственного тела... Чего не исключает и медицинская экспертиза. А стойкая преступная группа махинаторов с древесиной - это, увы, даже не гипотеза, а домыслы следователя, плоды его так называемой профессиональной интуиции... Значит, банальный несчастный случай... Да здравствует следователь Стуков и его здравый житейский смысл... Даже и полковнику Макееву изменила его хваленая интуиция. И стало быть, придется Григорию Ивановичу, как сам же пообещал сгоряча, раскошеливаться за безрезультатную командировку капитана Щербакова... Эти мысли и дискуссии с самим собой, неотступно сопутствовавшие Денису в последние дни, сейчас вдруг словно бы поблекли, потускнели в свете набиравшего весеннюю силу солнца и в блеске выпавшего ночью снега. Денис спустил боковое стекло газика, всей грудью вдохнул струю ветра. И с умилением, присущим всем городским жителям при встрече с природой, думал о том, что кто-то мрачный и напрочь лишенный чувства красоты высокомерно назвал такие, теперь все более редкие, уголки земли "медвежьими"... Вспомнились рассказы космонавтов о том, какой нежно-голубой, прекрасной и тревожно-маленькой смотрится из космоса Земля. И припомнилась гипотеза известного астронома об уникальности жизни на Земле, неповторимости ее нигде в галактике, а возможно, и во всей вселенной... Гипотеза, опять гипотеза... Пока нет фактов, чтобы подтвердить ее. Но нет пока фактов и для того, чтобы ее опровергнуть. Страшно, немыслимо, невозможно согласиться с тем, что наша голубая Земля - всего лишь микроскопический островок разумной жизни в межзвездных безднах, что нигде на пространствах в миллиарды парсеков нет у землян собратьев по разуму, по формам жизни. Как же дорога нам должна быть наша мать-Земля и все на ней: и громады городов, и сельские избы, речные плесы, таежные дебри и снеговые завалы... Как дорого все живое, как бесценна и уникальна жизнь каждого человека. А тот, кто посягает на нее - враг всех людей, он недостоин звания человека... Юрия Селянина кто-то или что-то лишило жизни. Что-то или кто-то? Несчастный случай? Роковое стечение обстоятельств? Или тщательно задуманное и искусно исполненное преступление? С этой обретшей прежнюю остроту мыслью старший следователь областного УВД Денис Щербаков вошел в кабинет начальника Таежногорской ПМК "Электросетьстроя" Дмитрия Степановича Афонина. 2 В просторном, по-современному обставленном кабинете Афонина при разговоре со следователем присутствовали трое. Сам Дмитрий Степанович - молодой, чуть старше Дениса, громогласный краснолицый крепыш; главный бухгалтер Нина Ивановна Шмелева - сухонькая, седовласая женщина; начальник отдела кадров Семен Потапович Усенко - тщедушный, лысый, очень болезненный человек. Однако после первых "пристрелочных" вопросов у Дениса возникло ощущение, что с ним беседуют четверо. Словно бы скользнул тенью в кабинет и незримо уселся в кресло, подавал реплики, своевременно напоминал о себе Федор Иннокентьевич Чумаков. Имя, прежняя и новая должности Чумакова звучали едва ли не в каждой произнесенной собеседниками Дениса фразе. Афонин не преминул подчеркнуть, что Чумаков, при котором Дмитрий Степанович работал главным инженером колонны, передал ему сложное хозяйство в образцовом состоянии. Планы строительно-монтажных работ перевыполнялись из месяца в месяц, высокими были и другие экономические показатели. А как заботился Федор Иннокентьевич о людях, о престиже колонны! Сколько индивидуальных домиков и общежитии возвели в поселке хозспособом. А почему бы и не строить? Леса вон сколько остается при прокладке линий. Или о престиже... Никогда не забывал Федор Иннокентьевич ни о материальных, ни о моральных стимулах повышения производительности труда. Сколько статей в местную печать написал о лучших людях колонны, с представлением к правительственным наградам знатных строителей никогда не запаздывал. В районном центре флаг трудовой славы в честь лучших бригад подымали торжественно каждую неделю, а ведь район-то сельскохозяйственный. Словом, десятки, да что там десятки, сотни людей в поселке обязаны Федору Иннокентьевичу и достатком своим, и репутацией. - Уж как заботлив он был к рабочим, - вклинилась в разговор Нина Ивановна Шмелева. - В нашей колонне самые высокие тарифные ставки по тресту, а трест едва ни не крупнейший в стране - двенадцать колонн. - Она вздохнула, точно бы у нее дух захватило от масштаба треста, который теперь возглавлял Чумаков, и продолжала с неподдельной гордостью: - Сколько внезапных ревизий наезжало: и трестовских, и министерских, и из областного КРУ. Строгие ревизии, придирчивые... Но ни одна не вскрыла ни одного рубля приписок строительно-монтажных работ, нарушений финансовой дисциплины. Разве что по моей части мелкие упущения в оформлении документации. А Чумакову после ревизии непременно благодарность. - Или вот мелочь, кажется, - снова заговорил Афонин, - кабинет этот. Распорядился Федор Иннокентьевич отделать и обставить его в соответствии с самыми высокими современными стандартами. Некоторые злословили тогда: нескромность, мол. Денис лишь сейчас оценил деревянные панели вдоль стен, полированную мебель, тяжелые портьеры на окнах. - В таком кабинете, - снова донесся до Дениса голос Афонина, - даю вам честное слово, и ты сам, и тот, кто на прием приходит, воспринимает тебя личностью. Так что дальновидно это со стороны Федора Иннокентьевича. По одежке встречают... Афонин не то удивленно, не то не скрыв