уту!.. Я боялся отказа, как гибели... Эллен смеялась над моей глупостью, а потом вдруг сразу стала серьезной. - Рой... не терзайтесь, - тихо проговорила она. - Я уже сделала выбор. Я вернулась... вернулась навсегда. Но не надо спешить... Будьте чутким... Я стал ждать, я был чутким, страдающим, терпеливым. Оказывается, я умел ждать. Шли дни. Доктор Полевая и профессор Терми трудились почти без отдыха. Работы было так много, что не только Эллен, но даже и мне пришлось стать их ассистентом... Впрочем, ассистенткой, конечно, была только Эллен, взявшая на себя заботу о сложной физической аппаратуре, я же был великолепен только в роли санитара, принося и унося больных. Совсем как в первые дни после взрыва, но тогда со мной была Лиз, а теперь Эллен... Однажды Эллен поинтересовалась у профессора Терми - я это случайно слышал, - что требуется в Америке для натурализации ребенка, рожденного в другой стране? Старик ответил, что лучше всего быть замужем за американцем. Сердце у меня забилось, я готов был расцеловать старого ученого. Я знал, что Эллен должна завтра встречать самолет из России. Я уговорил Эллен позволить мне сопровождать ее. Она ждала с этим самолетом своего ребенка, нашего ребенка... Я еще раз ощутил настоятельную необходимость лечиться от галлюцинаций. Маленького Роя, прелестного кудрявого мальчугана, вынесла на руках из самолета молодая женщина - двойник моей Эллен. Я нес мальчугана, идя между двумя сказочно похожими друг на друга женщинами. Я готов был лопнуть от радости, счастья, гордости... Вероятно, все это отражалось на моем глупейшем лице. Эллен сказала: - Лю, посмотри, как сияет этот мужчина. - Как солнце, - сказала она. Да, я мог спорить с воскресшим Солнцем. Лю хотела на следующий день вернуться в Россию, но Эллен уже решила что-то. Пошептавшись, она уговорила ее остаться на несколько дней. На то имелись веские причины. Я догадался о них и рискнул напомнить Эллен о нашем браке, который надлежало оформить перед возвращением в Америку. Она согласилась. Так растаял для меня последний из ледников Земли. Теперь я сиял, как тысяча солнц! Оформить брак мы могли только в американском консульстве, а там никого не было. Дежурный ответил мне по телефону, что лишь сторожит имущество и что весь состав консульства в знак протеста против действий нового правительства страны, национализировавшего крупные земельные владения, отозван в США. Я недвусмысленно выразил свое отношение к этому неуклюжему дипломатическому акту, чем вызвал насмешки дурно воспитанного клерка. Узнав, для чего мне понадобилось консульство, этот клерк не без язвительности сообщил мне, что, по местным законам, оформить брак иностранцев может только глава государства. Такая уж у меня натура. Я никогда не останавливаюсь на половине пути. Я ринулся дальше. Секретарь нового президента, до которого я дозвонился, сообщил мне, что глава государства может принять нас с Эллен, и пригласил тотчас же приехать во дворец президента, в бывшее бунгало какого-то плантатора, которое уцелело от атомного взрыва. Эллен убеждала меня подождать, хотя бы ближе познакомиться с собственным сыном, маленьким Роем. Но я заявил, что отныне хочу носить на руках своего вполне законного ребенка. Я уже успел накупить ему целый автомобильный парк. Эллен грустно улыбнулась. Полевая, с улыбкой слушая наш спор, который в общих чертах переводила ей Эллен, пообещала, что привезет в президентский дворец нашего мальчика. Это была удивительная по обаянию и доброте женщина. Я сказал ей, что ведь она стала Эллен матерью и что я в восторге, как это говорят по-русски, от такой тещи, так же, как от свояченицы Лю. Она засмеялась, обняла и поцеловала меня. Мы с Эллен помчались в президентский дворец. Огненный букет орхидей из джунглей Эллен взяла с собой. Ей напомнила о нем наша Лю. Этот букет был для меня подобен иллюминации, фейерверку, вихрю красок в честь величайшего праздника моей жизни. Белый плантатор, ныне потеряв захваченные владения, успел построить довольно роскошное бунгало, где на веранде нас встречал полуодетый чернокожий джентльмен, секретарь нового президента. Он сообщил, что президент немедленно примет нас, хотя кое-кто уже ждет у него приема. И провел нас через гостиную в круглый холл с вентилятором под потолком, украшенный, видимо, еще по вкусам старого плантатора экзотическим оружием и страшными негритянскими масками. На высоко расположенных полках почему-то стояли человеческие и обезьяньи черепа. В холле понуро сидел человек, забившись в уголок длиннейшего дивана, на котором сиживали когда-то надменные колонизаторы, покуривая дорогие сигары. Выглядел посетитель настолько жалко, что я не сразу узнал в нем мистера Ральфа Рипплайна. - Великолепный Ральф, - шепнул я Эллен. Она удивленно подняла брови. Я кивнул и подмигнул. Ральф почтительно вскочил. Но, узнав меня, отвернулся к окну, сделав вид, что изучает струю фонтана перед окном в саду. Секретарь президента провел нас к главе государства. Боже мой! Ну и встреча!.. Приветственно раскрыв руки, ко мне шел мой эбеновый Геракл. Я горячо обнимал и целовал своего черного друга, в первый раз, наверное, уверенного, что я совершенно трезв. Но я был все-таки пьян, пьян от радости встречи, от тревожного ожидания того, что должно произойти. - О мистер Рой! О леди! - на прекрасном английском языке говорил мой Геракл, то есть президент. - Когда мне сообщили, для чего я вам понадобился, я готов плакать от счастья. Он усадил нас на такой же длинные, как в холле, диван, сам сел между нами и положил огромную черную руку мне на колено. - Ваш будущий муж, леди, - друг нашего народа. - Я тоже дружила с вашими маленькими гражданами, мистер президент, - сказала, задумчиво улыбаясь, Эллен. - Они помогали нам строить шалаш в джунглях. - О, в джунглях мы построим теперь не только шалаши. До сих пор черная раса дремала как бы в резерве цивилизации, теперь предстоит ее вывести в первые ряды, рядом с вами, мои друзья. В Геракле поражала величественность и простота. В нем невозможно узнать вчерашнего швейцара отеля, оказывается, лидера прогрессивного национального движения. Ай да эбеновый Геракл! - Я еще не слишком много успел сделать, - сказал президент. - Если признаться, то я сейчас совершу лишь второй свой акт. Но обоими актами я горжусь. - Какие же это два акта? - спросила Эллен. - Первым актом национализированы все земли, незаконно захваченные у нашей страны преступной организацией "SOS". - Кстати, руководитель этой организации "SOS" мистер Ральф Рипплайн ожидает у вас аудиенции, - заметил я. - В числе ваших первых посетителей обиженный вами капиталист, - улыбнулась Эллен. - Капиталист? Где капиталист? Подать сюда капиталиста! - притворно улыбнулся президент. - Могу вас уверить, что под этой крышей капиталистов уже нет. Разве что мистер Рой, простите, что продолжаю вас так называть. - О нет! - рассмеялся я. - Я даже за свою книгу ничего не получил. Президент страны встал, подошел к письменному столу и взял лежащую на нем книгу. Это был мой дневник... Глава государства пригласил нас к столу. Оформляя бумагу о нашем браке, он сказал: - Я признался вам в своем первом акте, в результате которого этот жалкий тип, что торчит в приемной, уже не капиталист и никого больше не интересует. А второй мой акт, честное слово, которым станут гордиться и все мои преемники, - это венчание будущего американского президента. Эллен с острым вопросом посмотрела на меня. Я опустил голову. Геракл все понял. - Простите, мэм, вам еще, очевидно, не попали в руки сегодняшние газеты. Мистер Рой Бредли выдвинут кандидатом в президенты Соединенных Штатов Америки. Я не сомневаюсь в исходе предвыборной борьбы. Времена меняются. В Америке выбирали многих президентов. В большинстве случаев кандидаты мало отличались в своих политических целях, которые они собирались осуществить на высшем посту страны. Они различались скорее в средствах, более или менее умеренных. Пожалуй, впервые народ будет избирать человека, который способен повести Америку по совсем новому пути. Это прежде всего "свой парень", которого узнали все американцы, они прочитали его дневник, они знают его всего насквозь, верят в него, любят его. И его поддерживают самые прогрессивные партии. Закономерно, что на пост президента баллотируется не Майкл Никсон, красный сенатор, а Рой Бредли, выдвигаемый им. Грядущее за вами, мой дорогой будущий президент. Я не сомневаюсь в вашей победе и на выборах, и на высоком посту, победе над силами мрака и зла. - Говоря это, он держал в руках мой дневник. - Боже мой! - тихо сказала Эллен. - Можно ли измерить всю тяжесть долга? - Может быть, вы не решитесь теперь сочетаться с ним браком? - поинтересовался глава государства. Эллен встряхнула головой: - Нет, господин президент. Я не колеблюсь. Новым путем Америку должны вести и новые люди! - И новый президент, - добавил Геракл. - Я не сомневаюсь, кто им станет, как не сомневаюсь и в счастливом браке, заключенном здесь. - Он уже заключен прежде под африканскими звездами, - сказала Эллен. - Вот как? - Нас венчали не в церкви, не в венцах со свечами, - сказала по-русски Эллен и перевела по-английски. В глазах у огромного черного президента сверкнули озорные огоньки. - О да! - откинулся на спинку стула эбеновый гигант. - Вас венчали не в церкви, а в кабинете президента, как и подобает венчать президента дружественной державы. Надеюсь, мистер Рой, вы позаботитесь о возвращении состава американского консульства? Я встал и хлопнул Геракла по плечу: - Я тоже буду гордиться этим актом, если мне удастся его совершить, - сказал я. Глава государства поздравил с заключенным браком и пригласил отобедать у него, но мы сказали, что нас ждет сын. Брови Геракла поползли вверх, но он разулыбался. Президент провожал нас до дверей, и, когда закрылась дверь его кабинета, из-за нее послышался, как гул поющего колокола, великолепный бас, запевший знакомую мне, самую дорогую на свете песню: Нас венчали не в церкви, Не в венцах со свечами, Нам не пели ни гимнов, Ни обрядов венчальных... Венчала нас полночь Средь шумного бора... ...Леса и дубравы Напились допьяну... Столетние дубы С похмелья свалились! Он знал, что пел эту сумасшедшую песню, от которой должны содрогнуться все ханжи на свете! И пел на русском языке. Мы стояли с моей женой у дверей главы черного государства, счастливые, пораженные, и не могли произнести ни слова. Из холла к двери президента его секретарь подвел нашу милую Полевую, мою названую тещу, с чудным мальчиком на руках. Я взял его, и он доверчиво пошел ко мне. И все мы молча слушали набатный голос за дверью, певший на удивительно красивом языке о моей любви, а я смотрел с нежностью на сына, рожденного этой любовью. Я много видел, много перенес, но заплакал я, честное слово, по-настоящему только сейчас. Мальчика спустили на пол. Нам хотелось держать его с двух сторон за обе ручки. Конечно, при этом приходилось чуть нагибаться. Он спешил к своим маленьким автомобилям. Эллен расцеловалась с Полевой, мы с ней обменялись улыбками. И все пошли через круглый холл, забыв посмотреть на Ральфа Рипплайна, который, по словам Геракла, уже не был больше капиталистом. Весело шли по президентскому саду, направляясь к ждавшей нас машине, в которой сидела наша Лю. Полевая осталась стоять на веранде и вместе с секретарем президента смотрела на нас троих. Я оглянулся, непостижимым образом я понял, о чем она думает, что она видит. Она видела, как мы трое, делая осторожные шаги, шли вперед, выходя из тени на солнце. Она подумала, что все мы трое делаем первые свои шаги в желанный мир". ЭПИЛОГ Высокое Знание без Светлого Разума подобно молоту, что вырвался из рук. "Как странно, что мне, которая ни на что не влияла, приходится заканчивать повествование о возвращении льдов. И конечно же, особенно важно предоставить слово тем, кто может сказать так много. И пусть говорит сама Эллен Вот ее последнее письмо: "Милый мой Люд, мой хороший, самый лучший из людей! Я взволнована твоим письмом. Какая странная пришла тебе идея соединить вместе свой дневник, дневник Роя, мои письма и твои комментарии, чтобы рассказать обо всем, что произошло, показать события через наши судьбы, словно они представляют для кого-то интерес... И как много всколыхнула ты в сердце! Ах ты, моя Лю! Поступай, как подскажет тебе совесть, и пусть твое "сказание" о небывалом испытании людей послужит предупреждением против мрачного времени "холодной войны", которая способна привести человечество или к взрыву планеты, как случилось с океанами Фаэтона, или... к ее обледенению, что пережили мы с тобой. Да, человечеству выпало на долю сверхиспытание! Так говорил на днях Рой при открытии памятника космическому кораблю Лиз Морган. Десять лет назад с "Петрарки" была получена последняя радиограмма, состоящая лишь из одного сонета Петрарки. Его прочел перед памятником президент Рой. В радиограмме не объяснялось, почему "Петрарка" не возвращается на Землю, а уходит из солнечной системы. Только я одна заметила, как волновался Рой. Он сказал о заслугах мисс Морган в полете. Она впервые увидела на Весте, этом огромном осколке планеты Фаэтон, руины былой цивилизации, которая погубила и себя и планету... Сообщение Лиз заставило призадуматься даже "бешеных", не перестающих бороться с Роем начиная с его вступления в Белый дом. Они все еще готовы держаться за средства, применение которых может привести к разрыву планеты на куски. Десять лет! Он уже избран на третий срок! На десять лет были запасы на "Петрарке"... Если бы она могла вернуться!.. Недавно выступил один молодой астронавигатор, доказывая, что "Петрарка" способен развить скорость, близкую к световой, используя межзвездный водород для своей термоядерной установки. А тогда начнет сказываться парадокс времени, вытекающий из теории относительности, и десятилетия, тянущиеся на Земле, для Лиз Морган промелькнут мгновениями. Если она вернется, то по-прежнему юной и красивой, а мы уже проживем свой век. Так хочется верить этому! Хоть бы она вернулась... когда угодно, но лишь бы вернулась!.. У меня, как ты знаешь, полно забот. Роенька тебе напишет сам, ему полезно упражняться в русском языке. Он увлекается математикой и битьем стекол... футбольным мячом. Когда мы бываем в "хижине дяди Тома", который самоотверженно хозяйничает на нашей семейной ферме, то оба Роя трогательно трудятся на ниве. Кстати, Том теперь объединился с соседними фермами, и они создали трудовую корпорацию. Вам это ни о чем не говорит? Я послала тебе отчет о нашем последнем исследовании в Беркли о квантах вакуума. Показала ли ты его маме? Поспеши ответить, нам с тобой надо крепко увязывать наши работы. А в Беркли все так же. Я рада, что тебе у нас понравилось и ты даже пообещала поработать в наших лабораториях. Надеюсь, муж твой простит тебе такое желание, как прощает мне мой муж мою занятость. Я ведь езжу к нему в Вашингтон только на уик-энд. Вот так и идут дела. Майкл Никсон стал государственным секретарем. Инженер Кандербль, к сожалению, умер, и, представь, на его похоронах падала в обморок Амелия. Все течет, все движется, сами мы уже не те, но, главное, пожалуй, в том, что Америка уже не та, какой описывал в своем дневнике Рой. Мы идем в желанный мир, и в нем, клянусь, не будет ледников! Обнимаю тебя крепко, моя родная, передай привет своему мужу. Ваша Эллен". Она никогда не подписывалась русским именем! Пусть это смешно, но я разыскала все-таки где-то у мамы на квартире свою старенькую голубую тетрадку и даже взгрустнула над ней. Не знаю, нужна ли она кому-нибудь, но я все-таки сделаю в ней последнюю запись о знаменательной встрече у нас с Буровым дома. Мы ждали в гости прилетающего с кратким визитом в Москву Генерального секретаря ООН Крнга, да, да! Нашего Геракла! Надо сказать, что он никогда не упускал случая повидаться с нами, "почетными гражданами Африки". Поэтому к нам приехала и Валентина Александровна Полевая. Кто не знает ее редкой энергии, мягкости, обаяния?! Она теперь смеясь говорит про себя, будто стала живой рекламой возглавляемого ею института "молекулярной хирургии", который называют институтом "генной инженерии" или "вечной молодости". Она сама себе сделала молекулярную операцию, восстановив те стершиеся временем нуклеиновые скрижали, что определяли старение организма. И она теперь прелесть как хороша! Седина ее осталась, но тетя Валя стала такой милой, привлекательной и по-настоящему красивой, что я влюбляюсь в нее всякий раз, когда вижу, совсем так, как когда-то в мою русалку, Елену Кирилловну. К мужу моему Валентина Александровна продолжает относиться с профессиональным интересом. Сразу же после приветствий, несмотря на общие протесты, принялась его исследовать. Она даже детей наших изучает, но, к счастью, своими сказочными аппаратами их не просвечивает. Наконец приехал Геракл Крнг, черный исполин с ослепительно седой головой. Он вошел, заняв весь проем двери, и протянул вперед огромные руки, чтобы схватить всех в охапку: - О Сербург, Сербург! Все никак не могу вас иначе называть! Дорогой мой почтенный африканский гражданин! И вы, мадонна Валя, на которую продолжают молиться в наших джунглях! Привет вам от всех вами спасенных! - А я собираюсь на вашу родину, Геракл, - сказала Полевая. - Надо изучить на детях возможные мутации, вызванные облучением их родителей. - Там рады будут вам, - прогудел Геракл, целуя белую руку хирурга. - И я уверен, что вы не только изучите мутационные изменения в организмах, но и сразу же на месте исправите нежелательные отклонения от нормы. Полевая кивала и улыбалась. - А вы, наш друг Сербург? Вы не собираетесь снова к нам? - обернулся он к моему мужу. - Кажется, я приеду к вам, но... не в Африку, а на форум Организации Объединенных Наций. - Рад повстречаться с вами всюду. Тем более выступить с вами вместе на форуме о незыблемом сохранении мира. А это значит, говорить о вашей "Б-субстанции", которая сделала невозможной ядерные войны, но... притушила Солнце, попав в руки капиталиста, готового, по словам Маркса, на любые преступления во имя барышей. И об "А-субстанции", разжегшей Солнце. Но вот как бы она не сделала снова возможной ядерную войну. Они сели в глубокие кресла, оба огромные, сильные, и заговорили о том, что касалось всего человечества. Мы с Валентиной Александровной молча смотрели на них и, может быть, любовались ими. - Наука - благо, когда она не подчиняется отстающему от ее развития человеческому самосознанию. - Поистине, Высокое Знание без Светлого Разума подобно молоту, что вырвался из рук, - прогудел Геракл. - К счастью, Разум человечества еще раз оказался достаточно светлым, чтобы удержать молот в руках. - Как же молотом и себя же по голове? - Вы же сами, Геракл, уже ответили на свой вопрос, приведя слова Маркса о готовности капиталиста на любое преступление во имя прибыли. Сиюминутная выгода заслоняет у него все, даже собственную близкую гибель. Ему все кажется, будто сила денег поможет ему избежать общей судьбы, отсидеться в убежищах, купить себе теплое местечко даже на обледенелой Земле. - Обледенелой Земле! Не холодная ли война ведет к этому обледенению? - Потому нет к ней возврата на Земле, Геракл! - Нет, - согласился Генеральный секретарь ООН. - Пусть дары науки служат людям, как у "Мадонны Вали", - и Геракл протянул руки к Полевой. Валентина Александровна зарделась от смущения. Геракл поднялся, встал и мой Буров. Почему-то я мысленно видела рядом с ним Роя Бредли, американского президента. - Наука может служить только счастью людей! - воскликнул Геракл, и голос его поющим колоколом отдался в большой нашей комнате. - Объявить на Земле вне закона все поиски новых средств убийства! Объявить патологическими и антигуманными даже мысли в этом направлении! Прекратить спекуляции на описании и показе подобных зверств, от которых впору содрогнуться не только людям, но и зверям! Только любить и лечить! Только строить, а не разрушать! - Строить новые города, новые материки, новые планеты, наконец! - в тон ему добавил мой Сергей. А я воскликнула: - И зажигать новые солнца по плану "Петрарки"! Геракл обернулся ко мне: - Уверен что эти слова повторит на форуме и президент Соединенных Штатов, наш друг Рой Бредли. - Это очень простые и ясные слова, - сказала Полевая. - Их произнесет теперь каждый человек Земли: "Пусть на многое способны ныне преступники под Солнцем но неосуществимы уже их злодеяния. В новую эру вступает разум Земли!" Москва, Абрамцево, Переделкино 1959-1963-1980 гг.