нина? За что? Степан рассмеялся: - Нет. "Знак Почета". За установку насоса. - Так ведь тебе же за это выговор объявили!.. - Выговор - за опоздание. А за пуск завода - орден. Такова диалектика, дорогой мой братец Андрюша! - И Степан взъерошил волосы у него на голове. - Достань из-под кровати чемодан. Андрюша сначала торжественно пожал брату руку, а потом бросился исполнять приказание. Никогда еще мальчик не был так горд, как в этот момент, стоя на четвереньках перед кроватью и вытаскивая из-под нее пыльный чемодан. Степан - орденоносец! Там, в Москве, одобрили его идею, оценили, что он не спал десять суток и пустил завод! Значит, из Москвы виднее! - Подожди! - вдруг вскрикнул Андрюша и сел на пол, смотря снизу вверх на брата. - А как же бак? - Бак? - нахмурился Степан Григорьевич. Нефтяной бак, на котором давно стерлись буквы "Нобель", старый, никому не нужный, стоял, примыкая к новому школьному зданию. Огромный, наполовину врытый в землю, он занимал часть предполагаемой спортивной площадки, Андрюша от имени пионерской организации школы - он был председателем совета отряда - приставал к брату, настаивая, чтобы он, как главный механик завода-шефа, распорядился убрать бак. Сначала брат обещал это сделать, хотя и говорил, что поднять бак очень трудно и дорого. Но он все-таки обещал. И вот теперь он уезжает, а в школе скоро начнется спортивный сезон... - Бак? - повторил Степан, отворачиваясь. - Видишь ли... положение несколько изменилось. Ты не знаешь, что такое финансовая дисциплина. Я не могу оплатить работы, связанные с подъемом бака, ибо подобные расходы нигде не предусмотрены. Андрюша не верил ушам: - Но ведь ты обещал! Степан поморщился: - Я не могу послать рабочих за пределы завода. Подобное распоряжение повредило бы делу... и мне... И вообще это недопустимо. На месте главного инженера я бы этого не позволил. Андрюша вскочил, тонкий, бледный, со взъерошенными волосами. Глаза его сверкали, на скулах выступили красные пятна. - Ты не можешь так говорить! Что подумают ребята и директор, которым я от твоего имени обещал! Степан усмехнулся: - Что ж... очевидно, ты поторопился, ибо... - Что - ибо? - почти плачущим голосом закричал Андрюша. - Ибо мой брат не умеет держать слово! - Ну как ты не понимаешь? - не обращая внимания на Андрюшину резкость, мягко сказал Степан. - Обстоятельства изменились. Не всегда возможно поступать опрометчиво. Расходы, деньги... А что я скажу бухгалтеру? - Сын главного бухгалтера завода у нас в школе учится, - наивно сказал Андрюша. - Какой он еще ребенок! Я начал его любовно воспитывать, а он на меня смотрит гневными глазами! В кого это ты такой огнеопасный? Не беда, постоит еще перед школой ваш бак. Горючего в нем давно нет. Вот кончится год, предусмотрим специальные расходы на ваш дурацкий бак, тогда... - А мы не будем ждать! Не будем! - топнул ногой Андрюша. - У нас ребят много... Тысяча! Алексея Денисовича Денисюка попросим, он нам скажет как... Все возьмемся, так вытащим!.. И пусть тебе будет стыдно! - Ну и дурак! Тысяча ребят! Это тебе не сказка про репку. Даже если Жучка в штаны тебе вцепится - не поможет! Здесь не просто люди нужны, а деньги, ибо потребуется построить целое сооружение... козлы такие здоровенные, к которым тали и подъемные блоки можно привесить... Иначе бак не вынешь. - Нет, вынем, - твердил Андрюша. На шум из-за перегородки вышел хозяин квартиры Денисюк. Сощурившись, теребя свисающий ус, он озорно посмотрел на Андрюшу: - То же кочет! Кочеток! Чи правда, чи нет, Денисюка тут поминали? - Да вот, - пренебрежительно махнул Степан рукой, - с твоей помощью школьники хотят нефтяной бак вытащить. - То ж можно, - неожиданно заверил Денисюк. - Пустой разговор, Алексей Денисович, - сказал Степан, укладывая вещи в чемодан. - Тут ты ничем не поможешь. Сейчас время трудное. Денег у завода нет строить целое сооружение, чтобы проклятый бак вынуть. Пусть стоит пока... - Нет, не пусть стоит! - перебил Андрюша. - Когда ты научишься вежливости? - повысил голос Степан. Алексей Денисович погрозил Андрюше пальцем и пригладил у него на голове озорной хохолок. - Раз грошей немае, так и не треба никаких грошей, - сказал он. - Без затрат не сделаешь, - буркнул Степан. - Можно и без грошей, - упрямо повторил Денисюк и подмигнул Андрюше. - Про тот бак я еще от моего хлопца, от Дениски, слышал. Зараз бак выну. - Так ведь нет же ни людей, ни средств! - раздраженно отмахнулся Степан. - Да я ж так разумию: не треба ни рабочих, ни талей. Я бак так вытащу. Один. - Нет у меня сейчас времени для шуток. - Та я ж без шуток, Степан Григорьевич. Один выну. Андрюша, полуоткрыв рот, смотрел на Денисюка. Степан сердито снова махнул рукой. Потом все-таки спросил: - А как вынимать станешь? - Так то ж вам виднее, Степан Григорьевич, - лукаво сощурился Денисюк. - Вы инженер, вам и решать, как вынимать, раз Денисюку не поверили. А он вынет. - Некогда мне спорить, - сказал Степан. - Вон машину за мной прислали. Андрей, поедешь меня провожать? - Не поеду, - опустив голову, сказал Андрюша, потом поднял глаза на Денисюка. - А вы взаправду бак один вынете? Тот рассмеялся: - Тильки ты ж мне и поможешь заодно с Дениской. - Да мы всей школой, Алексей Денисович! Я уже говорил... - Э-э... нет! Один я буду подымать. Вы с Дениской мне трошки поможете. Тильки втроем будемо. - Зачем ты ребенка дразнишь, Алексей Денисыч? - сердито сказал Степан и с силой захлопнул чемодан. - То ж вы дразните, Степан Григорьевич, то не я. Вы насос на пруду поставили - то добре! А мы вам бак зараз вынем без всяких средств - и то добре! И Денисюк вышел из комнаты. Степан хмуро посмотрел ему вслед. - Поглядим, - решительно сказал он и распорядился: - Андрей, снеси чемодан в машину. Я позвоню директору, попрощаюсь. Андрюша взялся за чемодан и сердито поволок его на улицу. Лицо его было напряженным, сосредоточенным, как у брата, когда тот шел по пруду к будущему месту установки насоса. Андрюша тоже пытался решить непостижимую для него задачу: как это можно вынуть бак из земли без людей и приспособлений? Глава четвертая БАК По всему светлорецкому заводу прошла молва о том, что старый Денисюк с двумя парнишками взялся вынуть из земли нефтяной бак. Никто не мог понять, как ухитрится он это сделать. Андрюша, взволнованный и гордый предстоящим участием в поднятии бака, тщетно ломал голову, но отгадать замысел Денисюка не мог. Дениска тоже ничего не знал об идее отца. - И не пытай, - сказал он Андрюше. - Батьку знаю - не скажет. А Денисюк молчал. Только рано утром, когда поднял ребят, чтобы идти с лопатами к баку, сказал: - Я так разумию, Андрей: догадаешься, как бак поднять, - чоловиком станешь. Андрюша промолчал. Но одно дело - решить быть таким же изобретательным, как Денисюк, другое - разгадать замысел старого такелажника, который в прошлом был и матросом и сапером. Начатая у бака работа показалась Андрюше, который ждал всяких чудес, скучной. Пришлось окапывать врытый в землю бак. Конечно, не окопаешь - не вынешь!.. Денисюк после ремонта домны взял отгул. Завтра было воскресенье. Дениска отпросился из ремесленного училища, куда перешел учиться из школы. Андрюша получил разрешение от директора школы пропустить субботние уроки. К выходному дню предстояло закончить все подготовительные работы. Школьники вызвались помочь, но Денисюк отказался. Хитро посмеиваясь, изредка поплевывая на руки, он с покрякиванием выбрасывал землю лопату за лопатой, постепенно окапывая весь бак. К обеду бак окопали, но до дна было еще далеко. Неожиданно пришел сам Веков. - Ты что задумал, товарищ Денисюк? - спросил он, осмотрев место работ. Андрюша, искоса поглядывая на директора, продолжал выбрасывать землю. Денисюк выбрался из канавы, отер рукавом пот со лба, поздоровался с генеральным за руку и оперся о лопату: - Бак вынимаем, Михаил Сергеевич. - Вот что, товарищ Денисюк. Не годится такая кустарщина. Я пришлю с завода людей с талями и блоками, бревна для козел. Надо делать по-настоящему. Школа - наша подшефная. - Никак не можно, товарищ директор. Бак мы одни подымать будемо. - Что за чепуха? Почему одни? - Об заклад ударили, Михаил Сергеевич, - сказал Денисюк и выразительно подмигнул, - с инженерами... Дозвольте заклад выиграть, - и он указал на канаву. - Ага, понятно, - сказал Веков, словно догадавшись. - Ну, добре, добре! По-хозяйски обойдя бак, он не спеша подошел к ожидавшей его "Волге". Денисюк посмотрел ему вслед, подмигнул Андрюше и взялся за лопату. Дениска, широкоплечий, крепкий, признанный силач среди мальчишек, работал весело и, казалось, ни о чем не думал. Скоро жена Денисюка, тетя Оксана, принесла всем троим поесть. Когда они обедали, из школы выбежала шумная гурьба мальчишек. Они остановились и молча смотрели, открыв рты, как обедают трое героев дня. Никто не понимал, как будут поднимать бак. К вечеру канава вокруг бака стала глубокой, как траншея. Старый Денисюк приказал подкапываться под дно бака... Под дно! Андрюша просиял. Под дно!.. Так вот зачем нужно дно! И Андрюша сразу понял все... Как же он раньше не мог догадаться!.. Только так и можно поднять бак без всяких усилий! Ох, и голова же у старого Денисюка! Мальчики продолжали яростно подкапываться под бак. Андрюша шепотом сказал Дениске о своем предположении. Тот удивленно посмотрел на него: - Да что ты! Ай да батька! Андрюше стало немного обидно. Дениска похвалил не его за догадку, а отца. Но в следующий миг Андрюша уже возмущался собой. Он только догадался, а старый Денисюк придумал. Даже Степан не мог придумать, а Денисюк придумал! А если он, Андрюша, догадался, когда увидел, что под дно подкапываются, это значит, что и он когда-нибудь станет изобретателем... Только он больше никому не скажет о том, что догадался: пусть не подумают, что он хвастается... Не подозревал тогда Андрюша, какую роль в его жизни сыграет эта догадка! К вечеру, совсем измученные, Денисюк и два юных помощника пошли спать. Андрюша даже не смог раздеться - он упал на кровать и мгновенно заснул. И тотчас, как ему показалось, его кто-то стал будить. Андрюша думал, что это Дениска требует, чтобы он разделся, и решил ни за что не просыпаться. Но чьи-то сильные руки подняли его с кровати и поставили на пол. Андрюша открыл глаза. За окнами, в лесу, было еще сумрачно. Чуть светало. Денисюк улыбался Андрюше. - Пишлы! - скомандовал он. Денисюк торопился прорыть траншею до двух часов дня, когда кончится на заводе первая смена и рабочие пойдут домой. Конечно, кое-кто завернет к школе. Старый такелажник считал себя артистом и готовил "представление". Школьники тоже явились, и все с лопатами. Денисюк прикинул оставшийся объем работы и велел им делать из выкинутой снизу земли метровый вал вокруг всего бака, чтобы тот оказался как бы в земляной чаше. К назначенному времени около школы собралось много народу. И как бы случайно туда заехал директор. Все шептались, ничего не понимая. Близ окруженного земляным валом бака не было видно никаких подъемных приспособлений. Правда, одна лебедка была, но далеко в стороне. От нее к баку шел трос, которым Денисюк, приставив лестницу, еще в самом начале работы зацепил за имевшееся на самом верху бака ушко. - Ну как, Архимед? - весело окликнул Денисюка генеральный. - Дай тебе точку опоры, и ты перевернешь мир? - То можно, - в тон ему отозвался Денисюк. - Бак повернем, а мир еще в октябре семнадцатого повернули... - Это верно, - согласился директор. Выполняя приказание Денисюка, Андрюша с Дениской тянули от школы пожарный рукав. Собственно, тянул один только Андрюша; Дениска остался у пожарного крана. Неожиданно громким басом Денисюк рявкнул: - А ну, давай, хлопцы, давай, як на пожар! Андрюша стал на земляной вал и направил из брандспойта струю воды вниз, в траншею. - Что это он? Размыть канаву, что ли, хочет? - послышались голоса из толпы. Дениска разматывал второй рукав. Скоро канава стала наполняться сначала в две, а потом в четыре струи. Денисюк скромненько отошел в сторону и принялся сворачивать козью ножку. Генеральный предложил ему сигарету, но тот отказался. В толпе теперь начали понимать, что задумал старый Денисюк. Кто-то в восхищении цокал языком. Денисюк не оборачивался, только в узких глазах его играли огоньки. Андрюша задыхался от гордости. В глубине души он гордился и самим собой. Он все-таки догадался!.. Может быть, он тоже станет изобретателем? Металл, конечно, тяжелее воды, но... Ведь это Архимед заметил, лежа в ванне, что тело в воде становится легче на столько, сколько весит вытесненная им вода. А если пустой бак погрузить в воду, так он вытеснит столько воды, что она куда больше будет весить, чем железо бака... Вот и получается, что железо можно сделать плавучим, если оно имеет форму бака, корабля или даже трубы, когда у нее концы закрыты... Толпа гудела. Вода наполняла траншею, и огромный нефтяной бак всплывал, как судно в шлюзе. Он поднимался у всех на глазах, вырастая из-под земли. Школьники кричали "ура!". Генеральный жал Денисюку руку. Андрюша сиял, а Дениска в общей суматохе закурил. Бак поднимался вместе с уровнем воды в канаве. Как и всякое судно, он имел осадку, приблизительно около метра. Теперь становилось понятным, зачем сделан вокруг бака метровый вал. Земляная чаша нужна была для того, чтобы вода, наполнив ее, поднялась выше земли на метр и дно всплывшего бака оказалось вровень с землей, даже чуть выше. Вода немного просачивалась через земляные стенки чаши, но уровень ее неизменно повышался. Бак продолжал всплывать, он казался теперь непостижимо огромным. Ребята, глядя на него, запрокидывали головы. Денисюк палкой определял, где находится дно бака, поднялось ли оно над землей. - Добре! - крикнул он. - Гей, хлопцы, Дениска, Андрюшка! Дуй до лебедки! Натягай трос! Дениска с Андрюшей стремглав кинулись к лебедке и стали крутить ручки. Трос натянулся. Бак поплыл в сторону лебедки. Толпа оживилась. Бак заметно двигался от одного края чаши к другому. - Добре! - крикнул Денисюк. Взяв лопату, он подошел к земляному валу там, где бак придвинулся к нему вплотную. - Зараз наш бак на мель сядет, - пообещал он. В толпе уже поняли, что он задумал. Несколько рабочих взяли у школьников лопаты, чтобы помочь Денисюку прорыть земляной вал. По мере того как они уменьшали толщину вала, вода просачивалась все сильнее и наконец хлынула из чаши потоком. Бак стал оседать. Трос натянулся. Краем бак стоял на твердой земле. Натянутый канат держал его за ушко на весу. Вода вытекала из земляной чаши. Бак больше не плавал на воде. Двое рабочих сменили ребят у лебедки. Денисюк командовал. Трос укорачивался, бак стал заметно накреняться, как бочка, когда ее наклоняют, чтобы опорожнить. Толпа ревела. Добровольцы быстро раскидали часть земляного вала, на который валился теперь бак. Еще несколько минут, и под натяжением троса бак настолько накренился, что центр его тяжести прошел над ребром, которым бак опирался на землю, и бак сам собой опрокинулся, повалившись выпуклой стороной на землю. Толпа с громкими криками кинулась к баку, и, толкая его, покатила прочь от школы, как гигантское колесо. Денисюк едва успел освободить трос, зацепленный за ушко. Генеральный подошел к Денисюку: - Велик заклад был? - Да ни, невелик, - отозвался тот. - Нашла коса на камень. Инженерная коса на рабочий камень. - С кем поспорил? - допытывался директор. - Да тут с одним... - усмехнулся Денисюк. Генеральный понял, что ничего от него не добьется. - Каков заклад, не знаю, - сказал он, - а премию от себя назначу. - То добре! - расплылся Денисюк. Толпа, откатив бак, вернулась. Решили качать Денисюка. Под громкие крики его стали подбрасывать высоко в воздух. Он взлетал, и руки его нелепо болтались, словно принадлежали не ему. Когда Денисюка опустили, генеральный усадил его в "Волгу" и торжественно повез на край города, где жил старый такелажник. Уезжая, директор распорядился прислать к школе помпу, чтобы откачать воду из ямы, оставшейся от бака. Потом бульдозер засыплет ее землей. Здесь будет спортплощадка. Андрюша и Дениска пошли к пруду. Вода в нем была еще ледяная, но они все-таки выкупались. Андрюша лег под скалой на солнцепеке. От пруда пахло рыбой, из леса несло смолой. Закрытые веки казались прозрачными, по лицу расплывалось ласковее тепло, все тело приятно болело. Надвигался сон, глубокий, мягкий, теплый... Говорят, что после усталости снов не видишь. Андрюша не мог бы сказать, что видел сон. Это не был сон с видениями и событиями. Может быть, это мысль продолжала работать и во сне... Он видел бак почти наяву или думал о нем... Но плавучий бак почему-то походил на знакомую ему с зимних дней трубу, которая тянется в глубине пруда и напоминает туннель, если в нее забраться... Андрюша проснулся отдохнувшим и, главное, с таким чувством, будто он сделал какое-то важное открытие. Он сел и оглянулся. Солнце садилось, и тень от горы протянулась до половины пруда. Казалось, что в пруду две воды: одна - темная, другая - светлая. Рядом, раскинув руки, спал Дениска, крупный для своих лет парень, с квадратным лицом и светлыми, коротко остриженными волосами. Андрюша задумался. "А что, если это вовсе не пруд, а море?.. А на другом, темном берегу - Америка! Американцы ведь интересные люди. Вот если бы еще они не грозились ядерными ракетами! Построить бы мост на ту сторону пруда... К американцам, что ли? А вот здорово было бы, если бы к ним взаправду мост можно было построить! Надо инженером стать... и научиться изобретать, как Степан и Денисюк... Денисюк сначала был матросом, плавал по морям. Значит, и мне тоже надо стать матросом, поплавать по морям... И потом учиться на инженера!.." Андрюша окончательно проснулся, вскочил, расправил плечи, глубоко вдохнул воздух. Хотелось крикнуть во всю силу легких, хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, сдвинуть эту скалу, что ли!.. Хотелось жить, что-то придумывать, открывать!.. Новая сила рвалась из него, и он крикнул звонко, весело, задорно, крикнул, чтобы услышали его на том берегу, чтобы отозвался его голос в горах. И эхо ответило ему сотнями голосов, ликующим гулом гор. Андрюша, пораженный, взволнованный, слушал разбуженные им раскаты. Часть первая ПРИЗЕМЛЕНИЕ МЕЧТЫ Не тот - фантаст, кто увлечен фантазией, А тот - фантаст, кто увлечет фантазией! Глава первая ДВЕ ТАЙНЫ Не было большего горя на свете, чем у Ани Седых. Едва перешла она в десятый класс, как потеряла самое дорогое, самое близкое существо, горячо любимую маму. Все произошло так неожиданно. Милая, заботливая, хлопотливая мама, всегда так прихорашивавшаяся перед зеркалом прежде, чем идти в школу, терпеливо-спокойная, никогда не сердившаяся, ласковая мама весной вдруг слегла, когда муж ее, знаменитый полярный капитан Иван Семенович Седых готовился к навигации. Пришлось ему отложить свой отлет в Архангельск. У мамы оказался рак! Ей ничего не сказали, знали об этом только Иван Семенович да Аня, которой отец нашел нужным сказать об их несчастье. Аня никогда не думала, что эта страшная болезнь может развиваться с такой непостижимой быстротой. И в те дни, когда Аня всю себя отдавала уходу за мамой, хоть и переходила из девятого класса в десятой, мамы не стало. Иван Семенович, как никто другой, понимал состояние дочери. Огромный, обычно шутливо-грубоватый, шумный, он стал тихим, удрученным, неумело заботливым, видя страдания девочки. На кладбище, стоя рядом с подругой жены, директором школы, где и жена работала, и Аня училась, он, перекинувшись с директрисой словами и получив ее одобрение, принял решение взять Аню с собой в полярный рейс на корабле "Дежнев". Новые впечатления от плавания излечат бедняжку, маму все равно не вернуть, а жить надо. Так и получилось, что в капитанской каюте, вернее в салоне, примыкавшем к ней, оказалась Аня, дочь капитана Седых. В былое время пройти кораблю за одну навигацию по всему Северному морскому пути считалось редкой удачей. Но после сооружения ледяного мола в полярных морях и подогрева остывшего течения Гольфстрим в Карском море термоядерной установкой "Подводное солнце" "Дежнев" несколько раз прошел отгороженную от полярных льдов незамерзающую полынью из конца в конец вдоль сибирских берегов, трижды побывал и на острове Диксон, в бухте Тихой, и на Чукотке, и на многих полярных станциях. Повидала Аня Север с его незаходящим солнцем, а потом удивительными, неисчезающими нежными ночными зорями, ледяными полями, сдерживаемыми тоже ледяной, но искусственной стеной, поднимающейся над уровнем воды с самого дна; познакомилась с полярниками, людьми особого склада, вселяющими бодрость и веру в жизнь, готовыми к преодолению любых трудностей, кому ни бури, ни морозы нипочем. Настоящие льды повстречал "Дежнев" в Чукотском море, где мол достраивался, и в Беринговом проливе, в конце арктического своего плавания. Здесь Аня увидела Арктику, какой она была до начала постройки "Мола Северного". Девушка стояла на палубе, тоненькая, несмотря на меховую свою одежду с капюшоном, скрывавшим ее толстые светлые косы, и куталась в еще мамин длинный красный шарф. Море было суровым, холодным, с появившимися откуда-то льдинами. С буйной яростью налетали вдруг молниеносные метели (снежные заряды). Издали они казались серыми наклонными столбами, скользящими по морю. Все вокруг в эти мгновения наполнялось крутящимся снегом, скрывалось в белой мгле. А когда снова появлялся свет, то Аня могла разглядеть, как удирают от корабля перепуганные медведица с медвежонком. Грязновато-белые, они, забавно вскидывая задами, были одновременно и неуклюжи и ловки. Они мчались по льду как серны, а бултыхнувшись в воду, плыли как дeльфины. По-иному вели себя тюлени на льдинах, ленивые, безразличные к корабельным гудкам. Где-то здесь неподалеку должны встречаться моржи и котики, живущие невероятно большими стадами, но Аня их не видела. Естественно, что ей хотелось делиться с кем-нибудь своими впечатлениями. С папой об этом не поговоришь, слишком ему все это знакомо. Другое дело - молоденький матросик Андрюша Корнев, решивший после школы изучить Арктику, и он точно так же, как и Аня, радовался всему, что видел. Они сблизились с ним за время плавания. И вот теперь, когда "Дежнев" вошел в Берингов пролив, Андрей оказался рядом с Аней. Оба долго и молча смотрели на серый горизонт. И матрос сказал: - А там, совсем близко - Америка. В хорошую погоду, говорят, можно берег угадать. - Холодно, - поежилась Аня. Он накинул ей на плечи свою матросскую куртку и не позволил снять. - Вот таким же вроде холодом и разделены мы с Америкой, - глубокомысленно произнес Андрей. - Руки замерзли, - отозвалась Аня, не слишком вникнув в смысл сказанного. - Это потому, что за металлические реллинги держалась. Он снял ее перчатку и стал дыханием отогревать ей пальцы. - Какие тонкие, - заметил он, перебирая их. - Уже согрелись, - смутилась Аня, осторожно высвобождая руку. - Да я на них надышаться не могу, - признался Андрюша. Ане даже стало жарко и вместе с тем радостно на душе. Она улыбнулась и дала согреть другую руку. И казалось ей, что нет никакого холода в мире, и всюду так же тепло и радостно, и всем должно быть так же хорошо, как ей сейчас. А он сказал: - Мне нужно открыть тебе одну самую важную для меня тайну. Аня невольно задержала дыхание. Она знала, знала какую тайну он откроет ей! Но ошиблась. Тайну, о которой она догадывалась, он ей не открыл, а рассказал совсем о другом, самом для него главном (конечно, после того, в чем пока не решился признаться!). Аня слушала, впитывая каждое слово. Теперь эта тайна стала их общей, спаяла их. И по тому, какой близкой и важной показалась Ане заветная Андрюшина мечта, она поняла, как дорог ей и сам мечтатель! И потом во время частых встреч на юте они только и говорили, что о заветном замысле Андрея. А о самом для них важном и волнующем не сказали ни слова. Навигация для "Дежнева" закончилась поздно. Во Владивосток прибыли уже осенью, в школу Аня безнадежно опаздывала. Она думала, что полетит в Москву вместе с папой, но вышло иначе. Отец получил приказ после необходимого ремонта корабля во Владивостоке вести его через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море в Черное, в Николаев, чтобы там, на судостроительном заводе поставить "Дежнева" на капитальный ремонт. А потом прибыть в Москву для получения важного назначения. Аня пришла в ужас от мысли, что вернется в пустую московскую квартиру одна. И, сама не отдавая себе в том отчета, не меньше страшилась и расставания с Андрюшей. И тогда с чисто женским умением повела Аня атаку на отца. Лаской, слезами, рассудительной логикой доказывала она, что должна не возвращаться в школу, а плыть и дальше с ним; к экзаменам же на аттестат зрелости, чтобы сдать их экстерном, подготовиться в пути. Нужно только послать сейчас телеграмму директору школы. Та все поймет и позволит! Иван Семенович был крут с подчиненными, имел прозвище "Седого медведя", но у дочери был в подчинении, перечить ей не мог, подкрепив к тому же ее женскую логику своей, мужской: "Пусть девочка посмотрит мир: Калькутту, Суэц, Стамбул. Когда-то ей еще удастся повидать все это! А экзамены, что ж, она к ним подготовится, умом не обижена!" Все эти аргументы говорили в пользу сумасбродной Аниной идеи, но была еще одна невысказанная, но едва ли не самая важная причина - не расставаться с Андрюшей. Об этом умудренный жизнью Иван Семенович даже и не догадывался, исполняя желание дочери. Ремонт во Владивостоке затянулся. Старенький был корабль "Дежнев", и непросто оказалось подготовить его для кругосветного путешествия, чтобы дотянул он до заводских доков в Николаеве. И все это время было счастливейшим для Ани с Андреем. Они скитались по Владивостоку, плавали в бухте Золотой Рог на шлюпке, ходили в тайгу за орехами и не расставались. Теперь даже Иван Семенович Седых это заметил, хмыкнул себе в усы, решил, что поможет дружба эта затянуться ране, от потери горькой оправиться, и ничего не сказал. Плавание по Тихому и Индийскому океанам прошло без особых событий. Только водный простор был иным, изменчивым: то синим, то свинцовым, то гладким, то свирепо вздыбленным. В Калькутте, несмотря на зимний месяц, стояла жара. Пестро одетые прохожие ходили медленно, словно спешить им некуда. Мужчины кто в европейском костюме, кто в белых штанах и многие с чалмой, но не в виде обмотанной вокруг головы белой материи, как у мусульман, побывавших в Мекке, а в форме своеобразного головного убора, распадающегося на два потока, обрамляющих лоб, сходясь на его вершине, где часто виднелось украшение. Женщины, кроме едущих в автомобилях леди, одетых по преходящей европейской моде, носили преимущественно национальное сари. Десять метров цветной материи с тысячелетним искусством и отточенным вкусом так драпировали фигуру, что оттеняли ее женственность, с картинно накинутым на голое плечо концом цветной полосы. Все это вместе с гордым видом индийских красавиц с пятнышком между бровями тонко подметила Аня, обратив на это внимание Андрюши. Он же наблюдал контрасты города: пестроту прилично одетых пешеходов и сидящих на раскаленных панелях жалких нищих в рубищах, изможденных, худых, голодных. Великая страна набирала силы, но не избавилась еще от наследия колониализма и предрассудков прошлого. Не изжиты были еще касты, в том числе "неприкасаемых", считавшихся кое-кем полулюдьми, хотя конституция сделала их равными со всеми, и среди хорошо одетых пешеходов были прохожие и из их числа. Советских моряков, да и Аню с Андреем, на улицах индийцы встречали дружелюбно. Потом - снова Индийский океан. Африканские берега, Красное море с удивительными, видными на дне красноватыми водорослями, из-за которых море получило свое название. Наконец, Суэцкий канал. Совсем узкий. Аня воображала, что по одну его сторону Африка, а по другую Азия. Об этом можно было бы поспорить, но ей так хотелось почувствовать себя между двумя континентами! Суэцкий канал с его шлюзами, автомобильной дорогой вдоль него и другими дорогами, уходившими и в Африку и в Азию, показался Ане очень тесным. Корабли с трудом могли в нем разминуться. А в одном месте Андрей показал ей торчащие из воды мачты. Оказывается, здесь были до сих пор еще не поднятые суда, затопленные во время захвата канала израильтянами, едва не дошедшими до Каира. Здесь разгорелись тогда горячие бои. Шумный, знойный и пыльный Суэц был переполнен разноязычной толпой: англичане и шведы, американцы и африканцы, французы, греки, наконец, арабы из всех стран арабского мира, включая Египет. Не встречалось собственно египтян, потомков древних феллахов, которые, живя и ныне на берегах Нила, сохранили былой язык фараонов и строителей пирамид. Теперь египтянами считаются арабы, захватившие страну тысячу лет назад. После Суэца - Средиземное море. Оно показалось Ане особым, не похожим ни на полярные моря, ни на пройденные океаны. Ленивое, тихое, спокойное, с отраженным поистине летним (в зимние месяцы!) небом. Здесь, в Средиземном море, у Ани и состоялся столь важный для всей ее жизни разговор с отцом. Они стояли рядом на капитанском мостике. Седых строго следил, чтобы штурман и рулевой точно держали заданный курс, имея на это особо веские причины. Аня не знала о них, у нее были свои важные причины. - Ну что, тростиночка? О чем поведать хочешь? Или я не догадался? - Папка, милый, ты всегда все знаешь, но боюсь, что сейчас ошибаешься. - Или не хотела поговорить? - Нет, здесь ты прав. Но вот о чем, не догадаешься! - Будто не знаю. Насмотрелся за время пути на одну парочку. - Ах нет, папка! Совсем не то! - Иль не об Андрюшке Корневе речь пойдет? - О нем. Ты опять прав. - Я же говорил. И Аня стала вполголоса рассказывать о том, как Андрюша раскрыл ей в Беринговом проливе, когда они проходили мимо Америки, свой сокровенный замысел, которым пока не делился ни с кем, кроме Ани. И вот теперь, сам не решаясь поговорить с Иваном Семеновичем, просил Аню открыть отцу их тайну. Иван Семенович, выслушав дочь, присвистнул. - Вот удружили! - пробасил он. - Нашли консультанта. С американцами дружить захотели. А ты хоть знаешь, какова она, современная Америка? Обо всем вы слышали, читали, а не понимали! Думаете, "бенди-бренди, джинсы-джимсы"? Нет! - В Америке не была. А ты бывал, их встречал. Ты все знаешь, потому мы с Андрюшей решили все тебе рассказать. - Тогда мне придется повторить вам, как оно есть на самом деле. Вот мы по Средиземному морю плывем, и я "в оба" за курсом слежу. Почему, думаешь? - Ну, из-за тех, кто на корабле. - А еще больше из-за американцев! Мало того, что они ядерные вооружения наращивают и любые переговоры об их сокращении срывали - лишь бы в Европу свои ракеты с ядерными боеголовками сунуть. Их монополии страсть как любят свой нос совать в чужие страны. Всех себе подчиненными, купленными или припугнутыми считают. Так даже древние римляне, захватив весь прилегающий к этому Средиземному морю мир, не решались делать. А эти современные, просвещенные, "свободолюбивые", всей своей ягуарной тяжестью на островок в ближнем их море, как на маленькую зверюшку в сельве навалились и растерзали. Да еще и облизываются, уверяют, что "целый народ освободили". А по правде, так за колючую проволоку концлагеря, в который остров превратили, согнали. Да чего там! Будто газет не читала, радио молчало? - При чем же здесь курс корабля? - Вот и приходится, дочка, ухо востро держать. Эти нахальные янки тут поблизости "мир насаждают". - Да разве миротворческие цели у них могут быть? - Все знают: Израйль под их крылышком на Ливан напал, чужую страну захватил, всех неугодных - за колючую проволоку в концлагеря. По нацистскому рецепту, по какому немало людей при Гитлере погибли. А теперь в такие же концлагеря для арабов. И только за то, что они арабы! Американцы переговоры там затеяли и сами в них как посредники участвовали, а в лагерях для беженцев из Палестины - резня, тысячи убитых женщин, стариков, детей. - Так ведь не американцы же! - Как же! Они даже возмущались, слезы лили, а сами потихоньку Израйль по головке гладили. А потом... - Что потом? - Еще полтора года назад во главе с американцами высадились в Ливане натовские миротворческие силы. - Чтобы не было междоусобной войны. - И началась там другая "миротворческая", "в одни ворота". - Почему "в одни ворота"? Что за футбольный язык? - Да потому, что в эти минуты, когда мы мимо плывем под советским флагом, корабли шестого американского флота подошли к ливанской столице и расстреливают ее из артиллерийских орудий. Вот тебе и миротворцы! - Какой ужас! По радио слушаешь, не чувствуешь, что это рядом! - Кстати, о футбольном языке. Адмирал с линкора "Нью Джерси" хвастал, что один снаряд, выпущенный с его корабля, оставит воронку размером с футбольное поле. Видишь, какие "миротворческие футболисты"! Но беда в том, что кратеры с футбольное поле образуются не на спортивных площадках, а в густо населенных жилых кварталах города и прилегающих к нему деревнях. И мирные жители превращаются в угольки. И некоторое время даже светятся в темноте. Вот какие "пальмовые веточки"! - Но как это возможно? Как на это весь мир смотрит? - Невозможно, но происходит, потому что твои янки во всем мире считают себя и полицейскими и хозяевами. - Почему мои! - возмутилась Аня. - Никакие не мои! Я просто не понимаю. - А они понимают, что им стрелять безответно по городу сподручно с кораблей. Свой "военный бизнес" предпочитают делать с комфортом. А дома у себя войны сто лет не нюхали, только богатели от нее твои американцы. - Капиталисты и рабочие - не одно и то же. Зачем ты так? - Хочу пронять тебя, а ты своего Андрюху проймешь. Так почему я так строго за курсом слежу? Да потому, что эти "джинсы-джимсы", чтобы им, их "кровавому миротворчеству", никто не помешал, объявили зону вокруг своего флота особой и всякий появившийся в ней корабль или самолет - вражеским. - Как так вражеским? Войны нет и формальных врагов у Америки быть не может! - Не может. Верно! Сенат американский войны не объявлял. Но "миротворческими делами" с уничтожением во имя их мирных жителей заниматься не возбраняется, как видим. Для этого твоим американцам санкции сената не требуется. Зачем война, если воевать можно и без ее объявления? Напал во имя непрошеной "свободы" на чужой народ. Напал "во имя мира" на чужую землю. Впрочем, не "нападать с помощью оружия", а, по терминологии того адмирала, "играть в футбол в одни ворота". Безнаказанно притом и без свидетелей в виде нежелательных кораблей или самолетов в зоне. Вот и я не имею права командой рисковать, под их миротворческий прицел попасть. Приходится за курсом следить, чтобы в "преступную мирную зону" ненароком не попасть. - Это ужасно, что ты рассказал. А я знала, как "не знала"! - А ты говоришь: американцы! - Не все же такие! - Не все, но дающие приказ и делающие бизнес на войне - таковы! Им кровь с рук не отмывать. Она где-то там на суше проливается. Даже в бинокль не видно. У них дело техническое, подал снаряд в казенную часть, нажал спуск, от грохота ухмыльнулся, и опять заряжай. В день по полтысячи выпускают. Производительность труда, как у Форда! Да ты прислушайся. До нас грохот канонады докатывается. - Я думала, где-то там гроза. - Не гроза, а угроза, и не тайная, а явная. Так что пусть лучше ваша "американская тайна", которую твой Андрюха выдумал, тайной останется. На капитанский мостик по крутому трапу взлетел взволнованный радист в распахнутом кителе, Анин знакомый, молодой паренек, рыжеватый, кудрявый, радиолюбительством увлекался: - Иван Семенович, товарищ капитан! Торговый теплоход торпедирован. Недавно в Гданьске в судоверфях на воду спущен. Шел из Триполи и из "проклятой зоны" выйти не успел. Иван Семенович преобразился, выпрямился, усы дыбом: - Координаты? - В ста милях отсюда. На юго-юго-восток. - Курс зюйд-ост-ост! - крикнул капитан вахтенному в рулевой рубке. Аня широко открытыми глазами смотрела на отца. - Разложить на палубе советский флаг, чтобы с воздуха видно было! - громовым голосом командовал он. - Полундра! "Дежнев" застал "Фредерика Шопена" еще на поверхности. Вернее, только его высоко поднятую корму со свежевыкрашенным на верфи рулем и поблескивающим на солнце, словно отполированным винтом. Очевидно, в трюме скопился воздух и не давал кораблю затонуть окончательно. - Эй, на юте, на баке! Готовить шлюпки! - гремел бас капитана. - Геть с мостика, - последнее относилось к дочери. Аня ни жива ни мертва скатилась по трапу на палубу. Там она, притаившись за переборкой, наблюдала, как матросы снимают с шлюпок брезенты, бросают на скамейки пробковые пояса и спасательные круги. Андрей старательно греб в паре со своим корабельным другом Васей. Аня смотрела им вслед. Ее в шлюпку не взяли, как она ни просилась. Для того чтобы рассмотреть торчащую из воды корму, Андрею приходилось оборачиваться через плечо; Аню же он видел все время. Она перегнулась через реллинги и всматривалась в море. Волны были округлыми и казались небольшими. Однако черные точки - головы людей, держащихся на воде - заметно поднимались и опускались. Шлюпки тоже то взлетали, становясь силуэтами на эмали неба, то проваливались, полуприкрытые валом. Советские моряки на передних шлюпках подбирали из воды людей. Шлюпка Андрея шла одной из последних. Но даже с нее различить Аню было нельзя: "Дежнев" развернулся. Зато на торчавшей из воды корме тонущего судна Андрей увидел одинокую фигуру. "Неужели капитан с погибшего корабля?" - Люди под правым бортом! - крикнул рулевой. Андрей - он сидел на левом борту - вытянул шею. - Сушить весла! - послышалась команда. Андрей видел, как с поднятого Васиного весла капает вода. А за этим веслом, то поднимаясь, то опускаясь, по пояс высовывались из воды два человека. Они все время были на одном расстоянии один от другого, будто сидели на разных концах бревна. С шлюпки бросили пробковые пояса. Андрей совсем близко от себя увидел слипшиеся волосы и ястребиный профиль человека, поднявшего из воды руку. - Зачем пробками швыряешься? - с сильным кавказским акцентом крикнул пловец. - Веревку бросай! Давай скорей веревку! Вася встал и бросил линь. Человек поймал его на лету и опустился в воду по плечи. Около него тотчас всплыла дл