Старичок премьер волновался, путал слова, но все время старался быть изысканно вежливым. - Это невозможно, - согласились министры. - Мы не можем, господин Матросов, попирать ногами частную собственность, - закончил премьер-министр. - Я не прошу об этом, - спокойно сказал Матросов. - Наоборот, я прошу защитить частную собственность. Я выступаю здесь как частное лицо, как собственник Ютландского замка, где незаконно обосновался Вельт. Министры единодушно выразили готовность помочь: в душе они всегда были за мир, если он не нарушает устоев цивилизации. Но как пойти против Вельта? Однако, кроме адвокатов и писателей, профессоров и чиновников, заседавших в романтическом зале старинного замка, в городе Копенгагене, знававшем и гнет оккупации, и международные конгрессы борьбы за мир, было много и других людей, болевших за судьбы мира, воспитанных современной Данией - страной судостроения и пищевой промышленности, высокомеханизированного сельского хозяйства и несчетных типографий. Эти люди заводов и полей, студенты и женщины, матери детей пришли к замку с флагами, трепещущими на ветру, с транспарантами, с которых кричали слова: "Борьба!", "Забота!", "Воздух!". Все больше становилась толпа, все громче раздавались голоса. Древний датский Версаль гудел, как готовый взорваться паровой котел. Премьер-министр, прервав заседание, вышел на балкон. Рев толпы обрушился на него. Она бушевала внизу. К нему тянулись тысячи поднятых кулаков. Премьер, улыбаясь, раскланивался. Вернулся он к министрам со словами, что его партия в решительную минуту всегда находила общий язык с народом. Коллеги по кабинету смотрели вопросительно. Матросов, заложив руки за спину, спокойно разглядывал лепные украшения. Премьер-министр солидно сел и задумался. Он понимал, что ему сейчас предстоит "найти общий язык" с пришедшим к стенам замка народом, и в то же время он был в большом затруднении. Чудовищное стечение обстоятельств! Священный закон частной собственности, основа величественной пирамиды цивилизации, вдруг оказался противопоставленным ее вершине, самому Вельту - владельцу ключей от мира будущего... Поистине близок конец мира, если на глазах у поборников цивилизации она опрокидывается. И почтенный, всегда гуманный министр, сторонник прогресса и нерешительных мер, даже обрадовался, когда в раззолоченный зал, знавший камзолы и парики, звезды и брильянты, шпаги, плюмажи, ботфорты, смокинги, фраки и лакированные туфли, явилась группа людей в сапогах, с решительными лицами. Люди эти назвали себя Комитетом содействия, который был избран стоящими внизу людьми. - О каком содействии идет речь, уважаемые члены комитета? - с надеждой в голосе осведомился премьер-министр. Требования пришедших к замку людей были очень просты и понятны: они не хотели задыхаться. Прошел слух, что коммунистические страны, решившие вести активную борьбу с катастрофой, обратились за содействием к Дании. - Вот Комитет содействия и будет это делать, - закончил здоровенный детина с ясными серыми глазами и массивным подбородком. Почтенные министры переглянулись. Впервые за всю летопись Датского королевства, со времен Гамлета, принца Датского, совет министров Дании, одной из передовых стран Европы, провел совместное заседание с Комитетом содействия... Заседание было очень кратким, без прений и споров. Народ стал расходиться. Матросов уехал. Председатель Комитета содействия едва не раздавил в своей ручище тонкую руку премьер-министра. Министру казалось, что он совершил подвиг. Гордый, респектабельный, даже красивый, шел он, забыв надеть шляпу, по берегу озера, и ветер трепал его седые волосы. Да, он был горд, горд тем, что достиг единения с народом и... не нарушил священных законов собственности. Когда он подошел к озеру, то в ужасе отпрянул. В воде колебались неустойчивые, опрокинутые шпилями вниз башни. Это убедило почтенного социалиста, что все действительно перевернулось и опрокинулось. На следующий день утром несколько автомобилей один за другим неслись по гладкому шоссе, обгоняя ровный, шуршащий вереском ветер. Солнце поднялось уже высоко, кузнечики в траве отчаянно звенели. Верно, солнцу надоел назойливый звон, и оно решило сжечь их живьем. Но кузнечики пока не поддавались - должно быть, на их стороне был ветер. Солнце в ярости забралось еще выше и злобно нагревало и сушило все вокруг. Вскоре машины скрылись в небольшой роще стонущих от нестихающего ветра буков. Из-за раскачивающихся верхушек выглядывали шпили Ютландского замка. Машины остановились в лесу, и только одна из них подъехала к замку. После нескольких гудков ворота со скрипом открылись. Привратник пропустил автомобиль, удивленно оглядывая приехавших. Лакеи повели Матросова и сопровождавшего его чиновника по изъеденным веками ступеням. Седой и важный дворецкий с почтительной радостью узнал мистера Тросса, который "так вовремя", по его мнению, вернулся, и отправился доложить Вельту. Когда Матросова ввели в полутемный зал со стрельчатыми окнами, первое, что бросилось ему в глаза, была фигура женщины в облегающем бархатном платье, стоявшей в противоположных дверях между двумя закованными в латы средневековыми рыцарями. В первый момент могло бы показаться, что это замечательная картина, но женщина, вызывающе красивая, медленно пошла навстречу Матросову. Она бесцеремонно рассматривала его энергичное, открытое, немного скуластое лицо. - Тросс! Это вы или привидение? Впрочем, в замках полагаются привидения! - Да, это я, мэм. Во плоти и крови, мэм, - Проверим. Я ведь никогда не верила, что вас съели акулы. Это неэстетично! Фи! Просто вас нужно было спрятать... может быть, от меня. Не так ли, Тросс? - И она заглянула ему в глаза. - Как вам будет угодно, мэм. Всегда к вашим услугам. - Как прежде? О'кэй! Мне угодно побеседовать с вами, будь вы хоть привидение, хоть оживший скиф! В библиотеке. Надеюсь, вы не забыли, где она? - Нет, мэм! Прекрасно помню. - Я хочу узнать о вас все. - И Иоланда повернулась к окну так, чтобы мистер Тросс видел ее профиль, профиль римлянки. Матросов с холодной учтивостью любовался им. Вернулся знакомый дворецкий и почтительно пригласил Тросса пройти в кабинет. Вельт сидел в полутемной комнате со спущенным жалюзи. Перед ним стояла лампа с рефлектором, неприятно слепившая входивших. Он медленно поднялся из-за стола и шагнул навстречу Maтpocoвy: - Тросс? Я не поверил ушам. Что мне сделать с этим болваном Шютте за его доклад о вашем безумии? - Наградить его ящиком пива, сэр. Он прекрасно служил вашему делу. - Вы так считаете? Ну хорошо. Выпьем по рюмочке за это дело, а вы пока обдумайте, как изложить мне свою версию. Или она давно готова? - говоря это, Вельт открыл вделанный в стену сейф, внутри которого оказался американский бар с пузатыми бутылками. Он налил две рюмки коньяку и пригласил Тросса к столику: - Вот теперь выкладывайте, парень, вашу подготовленную версию. Матросов спокойно сел, закинув ногу на ногу и держа рюмку у губ. Вельт внимательно наблюдал за ним. Но намеренно налитая им рюмка "с верхом" не расплескивалась. Руки у Тросса не дрожали. - Версии нет, - спокойно сказал он. - Вы ведь знаете, биг-босс, для какой деятельности меня готовили у вас в Америке. - Думаете, я зря пообещал вам выгодное место при себе? - И Вельт покосился на бар, который в его нью-йоркском кабинете был прикрыт картиной с изображением Белого дома. - О'кэй, сэр! Я держался за вас. Но мог ли я упустить необычайную возможность, которая ввела бы меня в тесный круг коммунистических верхов? - Что вы имеете в виду, Тросс? - Я мог бы разом стать "разоблачителем капиталистического мира", вестником грозящего Земле несчастья, свидетелем занявшегося пожара атмосферы и... заработать доверие Кремля, не потеряв вашего. - Каким образом? - Перейдя на советский корабль, подошедший к пылающему острову. - Матросов выпил рюмку и поставил ее на столик перед Вельтом, не прикоснувшимся к своей. - И я не задумываясь сделал это, сэр. - Откровенно! - не без восхищения процедил Вельт и пригубил рюмку. - А как же акулы? А кровь? Мне даже представили цветную фотографию места вашего упокоения. - Резиновый жилет с кислородом, когда я в море, всегда на мне. Акваланг легко умещается под пиджаком. - А кровь? - О, сэр! Порошок в пакетике выдается вместе с аквалангом, бумагу даже не надо разрывать, размокает в воде моментально. Безукоризненный цвет. Я думал, вы знаете, сэр. - Я мог знать, а акулы? - О, сэр! Вы же ценили во мне кое-какие спортивные качества. А в разведшколе нас обучали бороться в океанарии с дельфинами, а это почище акул, поверьте, сэр. - И всю эту болтовню вы считаете версией? - Я же предупреждал вас, сэр, что версии не будет. - Как же вас выпустили коммунисты? - Очень просто, сэр. Они меня послали к вам с поручением. - Бизнес? Вижу, вы и там не терялись. - Если хотите, то бизнес. Безусловно, бизнес. Вы можете получить огромную выгоду, если продадите им имеющиеся у вас запасы радия-дельта. Видите, я и сейчас борюсь за ваши интересы. - Зачем? Зачем я стану торговать с коммунистами? - Ради выгоды, сэр. - Не поздно ли они собрались торговать со мной? Мой концерн, как вы отлично знаете, производит самое лучшее вооружение, но где найти ему применение в обозримом будущем на безвоздушной Земле? - И Вельт неприятно рассмеялся. - А жаль, Тросс! Неправда ли? Вы так умело рекламировали мои пушки, танки, газы! Микробы! Ха-ха-ха! Помните, вы подсчитали, что, если стрелять из одних моих пулеметов, можно расстрелять все население земного шара в десять минут. - Вы меня знаете, сэр. Вы никогда не ошибались, прислушиваясь к моим прогнозам. Я пришел к вам, чтобы возобновить свою работу у вас, если вы согласитесь на это, разумеется. - Вот как? А пресс-секретарем Белого дома вы уже не стремитесь стать? - Мне кажется, сэр, что сейчас у нас с вами, да и вообще у всех людей мира, иные интересы. - Какие же? - вкрадчиво поинтересовался Вельт. - Выжить на Земле. - Почему на земле, можно и под землей, - усмехнулся Вельт. - Если вы не возражаете против возобновления моей работы у вас, то позвольте сообщить Советской стране о вашем согласии продать радий-дельта. - Если не ошибаюсь, мы говорили о вооружении, которое вы так ловко рекламировали, Тросс. Может быть, начнем с него наш бизнес с коммунистическими странами? - Боюсь, биг-босс, что коммунистическим странам не нужно ваше вооружение. - Знаю, знаю! У них свое вооружение. Они не желают пользоваться моими услугами. Тем хуже для них. Правда, Тросс? У нас с вами всегда были общие взгляды. Но все же им пришлось обратиться ко мне, даже послать посредника из числа моих бывших служащих. Может быть, поговорим об акциях спасения? Так передайте своим новым хозяевам, что в мир будущего, созданный мною, я их не пропущу. - У меня нет новых хозяев, сэр. Но, насколько я знаю, приобретать у вас акции спасения коммунистические страны не собираются. Им нужен всего лишь радий-дельта. - Что вы заладили "радий-дельта, радий-дельта"! Чего он вам въелся в печенку? - Видите ли, сэр... я думаю, что вы тоже заинтересованы в его применении у коммунистов. - Это почему же? - Коммунисты собираются потушить воздушный пожар. - Слушайте, Тросс. Вы немало работали со мной. Я вас считал умным человеком. Вы вернулись ко мне, насколько я понимаю... - Вернулся, сэр, для совместных с вами действий. С помощью вашего радия-дельта пожар над Аренидой можно потушить. - Клянусь, Тросс, если бы вы еще работали у меня, я бы вас уволил за этот неделовой бред. - Почему неделовой, сэр? Меня в этом вы никогда не упрекали. - Слушайте, парень. Вы стали тем, кто вы есть, потому что много лет я учил вас жить. Без меня вы ничего не понимали бы в жизни. - Вы в этом уверены, сэр? - Уверен. Но мне горько слышать, как вы бормочете о спасении мира, о том, чтобы совместно с коммунистами потушить воздушный пожар. Неужели вы такого скверного мнения о моих умственных способностях? - Нет, что вы, сэр! - Подумайте сами. Руководители, к которым вы, по вашим словам, втерлись в доверие, как в свое время и ко мне, собираются каким-то таинственным способом потушить пожар в Тихом океане. Одним из застрельщиков этой идеи выступает мой бывший служащий (бывший ваш сослуживец, не так ли?) господин Кленов. Как видите, у меня информация не только от вас. Я хорошо знаю все его работы. И вдруг теперь им срочно требуется радий-дельта! Ха-ха-ха! Вывод ясен. Налить вам еще? - Спасибо. Если позволите, я налью сам. - Валяйте. И мне тоже. Итак, радий-дельта им нужен для выполнения их фантастического плана. Как вы думаете, Тросс, вы всегда были моим советником, дать им этот радий-дельта? - А почему бы и не дать, сэр? Когда жизнь сохранится на Земле, она сохранится и у вас. - Замолчите. Я не хочу в вас разочаровываться. Я считал вас разбирающимся в коммерции. Вы осведомлены, конечно, что перед вами владелец Концерна спасения - грандиозного промышленного и коммерческого предприятия, стоящего сотни миллиардов долларов! На эти средства уже построены многие сооружения, которые могут быть использованы только при жизни нового мира, то есть мира без воздуха, без атмосферы. Что же вы предлагаете мне? Отдать им радий-дельта, помочь Кленову потушить пожар? Сделать новые подземные города ненужными? Вы предлагаете мне пустить на ветер все вложенные в новые сооружения средства? Это не коммерческий разговор! - Вы хотите сказать, что вам невыгодно спасение человечества? - Не мне, не мне, мистер Тросс! - насмешливо сказал Вельт. - Это только законы коммерции. Деньги не могут быть пущены на ветер, они не могут погибнуть. Я не позволю разорить себя. - Очень ясно, - сказал Матросов без малейшего удивления. - Особенно ясно, если учесть, что образ мышления людей, населяющих их территорию, является постоянной угрозой мировым деловым кругам! Нельзя, Тросс, упустить случай раз и навсегда покончить с призраком, который бродит не только по Европе, но и по Азии, Африке и Америке! Будущий мир будет и без атмосферы, и без коммунизма. - Вы не сказали мне ничего нового. Я ожидал такого ответа. - Зачем же вы тогда обеспокоили себя и явились ко мне? - язвительно пожал плечами Вельт, почти совсем закрывая левый глаз. - Сообщить, что я не потерплю больше ни одной минуты вашего пребывания в моем замке. Вельт оторопело откинулся на спинку кресла. Матросов насмешливо посмотрел на него. - К-к-ка-ак?! - начал Вельт. - В вашем замке? Вы с ума сошли, Тросс! Вельт недоуменно смотрел на своего посетителя и не узнавал его. В нем произошла мгновенная перемена. Бывший его помощник, вернувшийся к нему после долгого отсутствия, исчез. Перед ним сидел с решительным лицом незнакомый человек, отчеканивавший слова: - Не Тросс, а Матросов, мистер Матросов, если желаете. В дальнейшем прошу вас правильно выговаривать мою фамилию. И при обращении ко мне, если это вас не затруднит, добавлять "сэр". - Я не поверил вашей "версии", но теперь... - Напрасно, я рассказал вам то, что было. - И что же вы еще хотите рассказать? - Я даю вам полчаса для того, чтобы покинуть мой замок. Достаточно вы пожили здесь, не имея на то права! - Молчать! Мальчишка! Вон отсюда! - ударил кулаком по столу Вельт. Появился лакей. - Позвать Ганса! Пусть он выгонит этого нахала!.. Вон отсюда! - небрежно приказал Вельт. В дверях показался датский полицейский чиновник. - Я вам нужен, сударь? - обратился он к Матросову. - Да, пожалуйста, разъясните этому господину, что он находится в принадлежащих мне стенах и должен немедленно очистить помещение. - Как так? - злобно засмеялся Вельт. - Мне, владельцу мира будущего, смеют говорить, что я нахожусь в чужом доме? - Сохраните серьезность, господин Вельт, - сказал датчанин. - Ознакомьтесь вот с этими документами. - Он разложил на столе перед Вельтом старые, пожелтевшие бумаги. Перебирая их, он вежливо говорил: - Не угодно ли господину Вельту узнать свою подпись под дарственной записью на имя доктора Кленова? - Кленова? - воскликнул Вельт. - Да, доктора Кленова. Вы сами передали владение Ютландским замком этому Кленову взамен принятия господином Кленовым на себя обязательств по оборудованию особой лаборатории, которые, как здесь помечено, выполнены в 1916 году. Вот документ, удостоверяющий исключительное право собственности на элемент радий-дельта ученого Бакова, его открывшего, создавшего его запасы и завещавшего их все тому же Кленову... - При чем тут Кленов? - закричал Вельт. Датчанин попыхтел трубкой и спокойно продолжал: - Вот документ, где доктор Иван Кленов, ныне заслуженный деятель науки Советской страны, переуступает права владения упомянутым замком в Ютландии и запасами радия-дельта господину Матросову. - Матросову?.. Это вам? - спросил хрипло Вельт. В комнату вошел громадный Ганс и недоумевающе остановился поодаль. Из двери выглядывали несколько полицейских. - Сопротивление напрасно, мистер Вельт, - сказал Матросов. - Если вы немедленно передадите мне радий-дельта, то я подожду с выселением. Учтите, что замок оцеплен отрядом полицейских. Вельт смотрел то на Матросова, то на пожелтевшие бумаги, столько лет пролежавшие в секретном сейфе комнаты Кленова. Ганс никогда не видел своего хозяина в таком состоянии. - Босс, какие будут ваши приказания? - спросил он тихо. - Убирайтесь к черту! - заорал на него Вельт. - Отдайте радий-дельта, и я подожду с выселением. - Не знаю этого элемента! Я никогда не видел его! - забрызгал слюной Вельт. - Прекрасно! - весело воскликнул Матросов. - Даю вам полчаса сроку, чтобы удалиться отсюда. Пока же я отправлюсь осмотреть свой дом. Вельт скрипел от ярости зубами. - Кажется, я понимаю, почему он явился сюда не один. - Вельт подошел к полицейскому чиновнику и тихо сказал: - Вы... Я дам вам акцию спасения! Только убирайтесь отсюда вместе с этим нахалом! Датчанин вынул трубку изо рта, улыбнулся и неторопливо ответил: - О нет, господин Вельт! Я бедный человек, я не смогу купить вашу акцию. - Дурак! Я дам вам даром! - прошипел Вельт. Датчанин поклонился: - Благодарю, но у меня большая семья и много друзей, с которыми вместе я много лет боролся за мир и которых мне не хотелось бы покидать. - Вы торгуетесь? Это безбожно! - О нет, господин Вельт. Я просто предпочитаю надеяться на коммунистические страны. Для многих они всегда были надеждой... - Здесь все с ума сошли! - закричал Вельт. - Ганс, что же это такое? Ганс недоумевающе вращал глазами. Вельт запустил портсигаром в лампу-рефлектор, но промахнулся. Глава VI. ЖЕЛЕЗНАЯ ПОСТУПЬ По пустыне бежал человек. Оставляя за собой цепочку следов, он бежал ровно и легко, словно ноги не увязали в сыпучем песке, словно солнце не жгло так, что воздух плясал горячими струями. Спортивные трусы и майка, мускулистые длинные ноги и тренированное дыхание помогли бы узнать в нем спортсмена, если бы не полосатая рейка, которую он нес на плече. Ящерица зарылась в песок. Следы бегуна пересекли тонкую полоску, будто оставшуюся от протянутой веревки. Навстречу бегуну по склону струился "пересыпаемый в часах вечности" песок. Это движение выдавало пустыню. Ее застывшие волны на самом деле двигались, дымясь песком. Человек поднялся на гриву бархана, поставил рейку вертикально и оглянулся, ладонью прикрывая глаза от солнца. На вершине соседнего холма появился вездеход. Сошедшие с него люди расставили треногу. Бегун, повинуясь их жестам, стал переставлять полосатую рейку. Когда место для нее было найдено, бегун воткнул в песок колышек, взятый из походной сумки, взвалил рейку на плечо и огромными, похожими на скачки шагами побежал вниз по склону. На гребне впереди себя он видел высокую фигуру человека, его четкий силуэт на эмалевой сини неба. Бегун вошел в ритм бега. Рейка на его плече не колебалась. Горизонтальная, она плыла над землей, как рога северного оленя, которые не дрогнут при самой бешеной скачке. Человек на бархане был в военной форме. Высокий, жилистый, он сам чем-то напоминал бегуна. Бегун, добежав до гребня бархана, опустил рейку на песок и отрапортовал, не переводя дыхания: - Геодезическая группа строительства движется строго по расписанию, товарищ полковник! Полковник посмотрел на ручной хронометр, потом на голые загорелые ноги спортсмена. Он узнал знаменитого бегуна. Тот понял его взгляд. - Слово дал, товарищ Молния, пробежать через всю пустыню. Мечта такая была, - и оглянулся на оставленный им бархан, где на вершине появилась машина и люди с треногой. - Своим бегом вы задаете темп всей наступающей армии, - сухо сказал Молния. - Задержка связана, товарищ Зыбко, не с проигрышем состязания в комплексном беге, а со срывом графика движения, в котором соразмерены все элементы. - Разрешите просить, товарищ начальник строительства. Если собьюсь с ноги, проиграю хоть секунду, - сажайте с позором в автомобиль. И не сдержит тогда Зыбко комсомольского слова! Молния мог бы запретить это необыкновенное испытание выносливости, но он сам был спортсменом, и, кроме того, ему знакома была мечта. Строго смотря на Зыбко, Молния спросил: - С комсомольцами пришли на Аренидстрой? Зыбко кивнул, взвалил на плечо рейку и легко побежал вниз по склону. Молния с удовольствием отметил великолепную технику бега. Впрочем, он сам держал бы корпус чуть прямее, хотя, быть может, так легче нести рейку. Молния подошел к ожидавшему его автомобилю и поехал навстречу наступающей технической армии. Рядом с цепочкой следов бегуна пролегла колея от резиновых гусениц. Первой машиной, встретившейся полковнику, был вездеход геодезистов. Сидевшие в открытом кузове, они почтительно приветствовали начальника. Полковник взял под козырек. Когда автомобиль Молнии въехал на следующий гребень, стали видны машины. Они двигались одна за другой параллельными нитями. Ближние из них не поднимались на песчаный холм. Держа равнение на вехи, оставленные геодезистами, они вгрызались в него. В обе стороны разлетались тяжелые фонтаны песчаных туч. В нескольких десятках метров песок ложился вытянутыми ровными грядами по обочинам гладкого проспекта. Немного позади звенели рельсы. Заблаговременно свинченные со шпалами, они взлетали вверх, напоминая огромные лестницы. Готовый кусок железной дороги точно ложился на свое место. Рабочие электрическими ключами завертывали гайки, соединяли его с рельсами уже уложенного пути, на котором стоял железнодорожный путевой комбайн. Вскоре он передвинулся, неся по воздуху новую лесенку со ступеньками шпал. Позади путевого комбайна к далекому горизонту уходили серебристые полосы. Вдали по ним двигались поезда, груженные рельсами, шпалами и другими материалами. За подножку путевого комбайна уцепилась девушка. Из-под платочка выбились непокорные колечки светлых волос, румянец пробивался через загар. Увидев автомобиль начальника стройки, она соскочила на песок и побежала наперерез вездеходу. Молния остановил машину. - Здравствуйте, товарищ Молния! Я Надя Садовская. Сестра Марины... Но сейчас не об этом. Я комсорг механического звена. Понимаете, нам не хватает рельсов и шпал. Мы могли бы двигаться быстрее. Отработали движения как часы... - Простите, - холодно сказал Молния. - Армия обладает совершенной организацией, потому она исполнительна, предельно точна и быстра. В ней все подчинено дисциплине и единой логике. Уклониться от точности выполнения нельзя. - Даже вперед? - запальчиво спросила Надя, вскочив на ходу в открытую машину полковника. - Даже вперед, - подтвердил Молния. - Ну нет! Ребята с вами не согласятся! - Строители, "ребята" и "не ребята", - солдаты наступающей армии. Их умение, энтузиазм, порыв должны служить делу выполнения общего плана. Один опрометчивый солдат мог бы погубить план наступления. Вы предлагаете ускорить движение? - Молния холодно говорил это, а сам думал, почему он так любуется этой девушкой и почему она попалась ему на пути? - Конечно! - воскликнула Надя. - Агрегат может двигаться быстрее! Мы убедились в этом. Мы еще догоним Зыбко, которого вы встретили! - И она улыбнулась Молнии. Молния все же продолжал в прежнем сухом тоне: - Двигаться быстрее - внести сумятицу во все связанные с путевым комбайном звенья. Запоздает подвозка шпал и рельсов. Внесена будет нервозность в работу обслуживающих механизмов и поездов. Техническая армия - это армия четко работающих машин. Нельзя заставить одну зубчатку вращаться быстрее. - Пусть все зубчатки завертятся! - Хронометр - идеальный механизм. Он станет одинаково негодным, будет ли отставать или уходить вперед. Глаза Нади сузились. - Рычаги, колеса!.. А мы, а люди? - Люди обслуживают машины. - Неправда! Машины помогают нам! Молния пожал плечами. - Тогда уж лучше доставлять детали орудий на самолетах, а не прокладывать в пустыне пути! - с вызовом сказала Надя. - Нет, - решительно возразил Молния и сразу оживился. - Напротив! Именно сейчас выгодно проложить через пески пути. Мы можем сделать это, пока заводы изготовляют детали орудий и сверхаккумуляторы. Я всегда мечтал пройти живым конвейером через пустыню. - Живым конвейером? - растерянно переспросила Надя. - Мечтали? - О новом городе, который вырастет на месте, с которого мы произведем залп. Разве это плохая мечта? Надя смутилась. - Остановитесь, пожалуйста. Я соскочу. - Подождите, - сказал Молния. И Надя с удивлением услышала новую нотку в его голосе. Сердце у нее екнуло, и она почему-то жалобно попросила, чтобы машина сейчас же остановилась. Надя старалась не смотреть на Молнию, когда он отъезжал, но потом она все-таки оглянулась. Оказывается, он смотрел ей вслед. Правда, он сделал вид, что интересуется километровым столбом, только что установленным на месте. Он даже сверился с хронометром, в должное ли время появился здесь этот столб. Надя побежала и слышала, как стучит у нее сердце... Конечно, от бега стучит... Наконец Надя остановилась и огляделась. Как далеко они успели отъехать с Молнией! Чуть левее в небо поднималась гигантская ферма крана на гусеничном ходу. Кран повернул свой хобот и снял с железнодорожной платформы стальную мачту. Надя любила эти ажурные конструкции: в них чувствовалась не только техническая целесообразность, но и тонкий вкус их создателя. Около подножия крана визжала маленькая машинка, кончающая рыть глубокую яму. Рядом стояла девушка в комбинезоне, крепкая, широкая в кости. Низким повелительным голосом она отдавала приказания. Это была Ксения, "племянница" Матросова, как она называла себя, подруга Нади, с которой вместе записалась в комсомольский отряд Аренидстроя. Матросов отыскал ее родителей, единственных своих родственников, и Ксения стала с гордостью называть его "дядей Димой". Но только Наде рассказывала она о нем. Ксения, продолжая наблюдать, как кран ставит в яму основание мачты, чмокнула Надю в щеку. Потом ей пришлось выслушать, какой сухой и бесчеловечный Молния и что - подумать только! - у него вся жизнь была мечта... А вообще он замечательный... Вот если бы не считал строителей рычагами... Подъехала цистерна с жидким бетоном. Пока Надя рассказывала Ксении про Молнию, яма была заполнена. Ксения приказала дожидавшемуся своей очереди прожектору направить в яму желтоватые лучи, заставлявшие бетон схватываться в течение нескольких минут. Откуда-то доносилось пение. К установленной мачте приближалась решетчатая коническая башня с колоссальным барабаном наверху. Он приходился как раз на уровне чешуйчатых изоляторов. Барабан медленно вращался, разматывая провода. Девушки запрокинули головы. На площадке барабана, свесив ноги, сидел паренек и распевал на итальянском языке чудесную арию. В руках у него были плоскогубцы и электропаяльник. - Это он для меня поет, - шепотом сообщила Ксения. - Но я не обращаю внимания. На мужчин никогда не надо обращать внимания... И ты на Молнию тоже не должна... И вдруг совсем рядом раздался резкий голос полковника: - Что это такое? Девушки так и присели. А монтер наверху переспросил: - Шо це таке? Так це ж каватына Альмавыво! - Я не об этом спрашиваю вас, товарищ монтажник. Меня интересует, почему вы, нарушая правила безопасности, сидите на площадке, свесив ноги? Девушки переглянулись, и Надя опрометью бросилась догонять свой далеко ушедший путевой комбайн. - Винюсь, товарищ полковник! Забывся, як дурень... Ксения, упершись руками в бедра, смотрела наверх. Автомашина начальника исчезла. Молния все-таки догнал Надю Садовскую, чтобы подвезти ее к переднему краю. Машина с барабаном подъехала к мачте. Паренек-певец встал около проводов. Рядом с ним появилось еще двое. Площадка оказалась под самыми изоляторами. Монтажники прикрепляли к ним провода, которые красивыми волнами, перебрасываясь с мачты на мачту, тянулись к горизонту. Машина начальника снова проехала мимо Ксении. Девушка с понимающей улыбкой проводила ее глазами. Молния, довольный и помолодевший, смотрел по сторонам. Через пески в строгом порядке лавиной двигалась армия машин, преображая пустыню и осуществляя его мечту. Одна из этих машин с огромным ртом, похожая на гигантского крокодила, ползла по земле, заглатывая впереди себя песок. Позади машины ровной струей разливалась расплавленная магма. Ее разравнивали катками, и она быстро застывала, образуя твердую глянцевитую поверхность. По готовому шоссе двигалась передвижная электростанция, питая энергией ползущую печь. Глянцевитая лента дороги, так же как рельсы и натянутые провода, уходила за горизонт. Молния услышал сзади себя звонок. Он повернулся и открыл крышку телевизефона: - У экрана полковник Молния. - Здравствуйте, товарищ полковник! Докладывайте. - Есть доложить, товарищ уполномоченный правительства! Наступление идет развернутым фронтом. Пройдено двести тридцать два километра семьсот двадцать метров. Расхождений с графиком нет. - К месту прицела артиллерии сверхдальнего боя придете без опоздания? - Рассчитываю прибыть к сердцу Каракумов в назначенное время. - Я отгружаю вам части электроорудий. - К монтажу орудий приступим немедленно по достижении места назначения. - Хорошо. Будьте добры, расположите так экран, чтобы мне были видны ваши войска. Молния выполнил просьбу министра. В поле зрения телевизионной установки попали гигантские резиновые кольца, сами собой катившиеся по пустыне. - Это наш водовод, товарищ уполномоченный правительства. - Ах да, помню, помню! Это ваш проект. Любопытно, любопытно... Подъедем поближе. Кольца двигались группами. Догоняя одну из них, машина Молнии поравнялась с большим закрытым автомобилем. У руля, изнывая от жары, сидел толстый человек в белой панаме. Перед ним был пульт с большим количеством кнопок. Толстяк нажал кнопку. Одно из колец тотчас остановилось у конца проложенной резиновой трубы. Толстяк нажал соседнюю кнопку. Кольцо развернулось и улеглось продолжением резинового трубопровода, на сотни километров протянувшегося по пустыне. Через несколько секунд из отверстия трубы выехал маленький тягач, который, перемещаясь внутри резинового кольца, заставлял его катиться. На двух легковых машинах подъехали люди и принялись соединять новую часть водопровода. Толстяк вытер платком красное лицо и мельком взглянул на Молнию. - Жарко? - послышалось из машины. - Ну ничего. Вот дадите воду - купаться станете. Сидевший за пультом человек очень удивился. Полковник Молния не имел привычки разговаривать подобным образом. Но сам Молния рассеял удивление толстяка. - С вами говорит уполномоченный правительства, - сказал он. - Есть искупаться, Василий Климентьевич! - радостно закричал толстяк. Автомобиль Молнии отъехал. - Управление по радио тягачами внутри колец полностью оправдалось? - спросил министр. - Да, - подтвердил Молния. - Таким образом, теперь совершенно ясно, что мы подведем к Аренидстрою средства сообщения, энергию и воду одновременно. - Ваш проект живого конвейера удался, товарищ полковник. - Это не могло быть иначе, товарищ уполномоченный правительства. - Подождите, полковник! Сейчас у вас все выполняется по хронометру, потому что ничто постороннее не вмешивается. Не поклоняйтесь секундной стрелке, обращайте больше внимания на людей, на их состояние. - В условиях точного расписания меня не ждут никакие неожиданности. Люди хорошо инструктированы и обладают высокой культурой труда. - Наступайте, не сомневаясь в удаче! - Есть наступать! Молния закрыл крышку телевизефона и огляделся. Всюду наступали машины, а от них назад тянулись рельсы, провода, ряды мачт, глазурное шоссе, резиновый водопровод... По шоссе двигались гигантские автобусы, напоминающие дома. Они везли подсменные армии рабочих. Командующий наступлением полковник Молния направился в тыл. Он проезжал теперь мимо промежуточной железнодорожной станции, уже заканчиваемой постройкой. Здесь перегружались поезда. Порожняки мчались обратно. На смену им приходили новые составы, расчетливо посланные по графикам. Они везли шпалы, рельсы, мачты, провода, бензин, продовольствие и неисчислимые материалы, нужные самому необыкновенному и самому спешному строительству в мире. Глава VII. ЗВОН И ЗАПАХ Председатель недавно сформированного чрезвычайного кабинета министров генерал Кадасима встал и демонстративно покинул заседания сюгиина - нижней палаты японского парламента, где в этот момент обсуждался вопрос о мерах спасения японского народа. В ушах Кадасимы еще стоял пронзительный крик с галереи: "Бака! Бака!" Генерал только что зачитал свой замечательный проект обращения к населению древнейшей страны Ямато. - Однажды бог воздуха Шанаи, беседуя с супругой и задумчиво глядя на облако, окунул свое копье в пурпурное море. Капли, упавшие с копья, затвердели и образовали нашу Страну восходящего солнца, - так начал свою речь генерал Кадасима. - Представляя Японию, страну былых великих стремлений, я уверен: перед лицом гибели мира наша великая нация должна продемонстрировать свое величайшее единение! Не борясь с неотвратимым, посланным миру свыше, она не позволит все же мировой катастрофе отнять у японцев хотя бы одну человеческую жизнь. У каждого японца всегда есть в запасе средство, перед которым бессильны все силы и людей и природы. Японец не станет жертвой мировой катастрофы. Нет. Он сам уйдет из жизни, падая только вперед. Японцы не забыли священного обычая сеппуку, не разучились еще делать харакири. У каждого японца найдется еще близкий друг, который возьмет на себя роль кайтсаки, чтобы отсечением головы уменьшить страдания. Генерал Кадасима призывал японцев мужественно уйти из жизни. Он призывал к ста миллионам самоубийств. Предварительное обсуждение проекта вызвало переполох в правящих духовных и промышленных кругах. Концерн Мицубиси, захваченный общим порывом национального единения, не дожидаясь окончательного утверждения проекта, переключил свои сталелитейные заводы на производство ста миллионов вакасатси - традиционных кинжалов прекрасной японской стали, длиной в девять дюймов, необходимого атрибута процедуры харакири, по пяти иен за штуку. Банк Фурукава, служа посредником между концерном Мицубиси и другими, сумел заработать на этом деле не менее двадцати миллионов иен. Генерал Кадасима и его проект взволновали сердца японцев. В первый же день в виде демонстрации солидарности с мыслями достойного генерала более ста виднейших чиновников и военных одновременно покончили жизнь самоубийством посредством харакири. Правда, как всегда, нашлись злые языки и очевидцы, которые утверждали, что повстречали кое-кого из них в слегка измененном обличье. Как бы то ни было, но с помощью усердных газет генерал Кадасима, блюститель былых традиций, на один день стал самым известным человеком. И вот теперь этот самый генерал Кадасима, имя которого все еще можно было прочитать на валяющихся по мостовым листках, демонстративно вышел из зала парламента. В ушах его все еще стоял крик: "Бака! Бака!" Никогда ни один японец не позволил бы себе произнести это слово на улице. Самое ужасное ругательство, какое можно услышать в устах японца, - это сравнение с черепахой! Но в парламенте можно крикнуть даже самому почтенному старику, даже автору такого потрясающего проекта: "Бака!", что на хорошо известном Кадасиме русском языке значит "дурак". Кадасима пожал плечами, застегнул верхнюю пуговку генеральского мундира, которую незаметно для себя расстегнул, и поспешил к выходу. Было еще слишком рано. Автомобиль не ждал генерала. Кадасиме же было мучительно стыдно вернуться в здание и вызвать шофера. Кадасима вышел на улицу и пошел пешком, решив дойти до первой остановки такси или рикш. Взглянув на прохожих, генерал спохватился, вынул из кармана черную повязку и завязал ею нос и рот. Такие черные повязки имели сегодня все прохожие. И немудрено. Если многие благоразумные японцы носили повязки даже в обычное время, предохраняя свои легкие от пыли, то теперь... теперь это было необходимо. Кадасима прижал развевающуюся бороду к груди и остановился. Он чувствовал, как несущиеся массы воздуха давили на его спину, но не ощущал порывов ветра. Это было постоянное, назойливое, ни на секунду не ослабевающее давление. Кадасима знал, что с каждой минутой оно возрастает... Генерал плотнее придвинул к глазам стекла очков, что хоть немного предохраняло от несносной пыли, мельчайшие частицы которой, казалось, могли под действием воздушного пресса проникнуть куда угодно. Мимо промчался мотоцикл. Сидевший на нем японец в кожаном шлеме подоткнул под себя полы своего широкого киримона. Круто повернув, он скрылся за поворотом, едва не сбив с ног рикшу. Кадасима знал, что этот японец везет в императорский дворец его прошение об отставке. Сомнений быть не могло: отставка будет принята. Благородное и возмущенное сердце генерала клокотало. Он окликнул рикшу. Рикша лихо подбежал и остановился около тротуара. Старик с трудом забрался в двухколесную коляску. Экипаж тронулся. Мерно заколебались перед ним иероглифы на синем халате, мелькали упругие ноги в резиновых чулках с оттопыренным большим пальцем, из стороны в сторону качалась на проволочных подставках широчайшая соломенная шляпа-зонт. Среди рикш-велосипедистов остались и эти рикши-бегуны. Брать их считалось особым шиком, как извозчиков в европейских городах. Под тяжестью нерадостных дум Кадасима свесил голову на грудь. Проезжали мимо огромной стеклобетонной громады редакции газеты "Асахи". Верхние этажи здания были выкрашены в желтый цвет - японский символ надежды и стремлений, нижний - в голубой, что означало идеалы и мир. Старик криво усмехнулся. Он уже слышал, что газета сегодня закрылась. - Да, надежда, стремление, идеалы, мир! - горьк