м, чем
чтение разума Горони, поскольку Лорис, помимо прочих своих извращений,
просто наслаждался страшной смертью Генри Истелина и, как оказалось, сам
инструктировал палачей в отношении того, как именно епископ должен был быть
убит. Увидев точную, подробную картину казни, во всех ее кровавых деталях, а
затем еще и не менее точную картину пыток Дункана, Келсон почувствовал, как
будто его охватывают какие-то злые чары.
Были и прочие эпизоды, о которых Келсон ничего прежде не знал: пока
Лорис был архиепископом Валоретским, в отдаленных районах действовали суды
инквизиции, сжигавшие тех, в ком подозревали Дерини. Все это, вместе с
долгой и ничем не обоснованной ненавистью Лориса к Дерини, заставило Келсона
ахнуть, когда он собрался выйти из разума Лориса.
Но тут внимание короля привлекло кое-что, чего он никак не
ожидал. Это
был кошмар, мучивший Лориса прошлой ночью -- только вот для Келсона это
отнюдь не было кошмаром.
Лорису снился святой Камбер. Келсон был уверен в этом, как будто он
видел все своими глазами. Это был устрашающий образ деринийского святого,
раскрашенный ненавистью Лориса и его страхом перед всем, что касалось
волшебства и деринийской расы, но лицо было очень похоже, что Келсон
неоднократно видел в разных местах. Явившийся Лорису призрак говорил о
сдержанности и терпимости и грозил Лорису карами за гонения на Дерини.
Неудивительно, что от этого видения Лорис пришел в ужас.
Прочитав все, что он мог выдержать, Келсон заставил Лориса потерять
сознание -- в дальнейшем копании в чувствах полуобезумевшего человека не
было никакого смысла. Келсон хладнокровно, и сожалея о Лорисе ничуть не
больше,чем о ядовитой гадине, раздавленной сапогом, принял решение, что он
сделает с Лорисом, когда они доберутся до Лааса. Причина кошмаров Лориса
казалась ему куда более важной, и Келсон начал догадываться, что могло
вызвать их.
"Я узнал все, что мне было нужно знать," -- сказал он, вставая и
взглядом подзывая лазутчиков. -- "Я разберусь с ними, когда мы будем в
Лаасе. К утру они должны быть готовы к дороге."
"На Лаас, Сир?" -- спросил Джемет.
"Да, на Лаас. Кайтрина там. Сайард!" -- позвал он, откидывая полог
палатки. -- "Передай командирам, что мы выступаем на Лаас с первыми лучами
солнца. Кайтрина и остатки армии мятежников укрылись там. Все контакты с
пленными -- только для удовлетворения их физических потребностей. Киркон,
если они будут слишком много говорить, можешь заткнуть им рты, но никто не
должен ни разговаривать с ними, ни отвечать на их вопросы. Я хочу, чтобы они
попотели немного, думая об участи, которую я готовлю им. Понятно?"
"Да, Сир."
"Сайард, тебе ясно?"
Довольный Сайард ухмыльнулся. -- "Да, Сир. Неплохо придумано! Нам,
похоже, все-таки удастся сделать из Вас приграничника."
"В твоих устах это звучит как комплимент."
Но когда Келсон с Кардиелем подошли к палатке, в которой лежал Дункан,
улыбка на лице Келсона сменилась усталой задумчивостью, и, прежде чем войти,
Келсон попросил Кардиеля еще раз показать ему перстни.
Дункан был в сознании и вполне мог рассуждать, несмотря на головную
боль и тошноту -- обычные последствия действия и мераши -- и слабость от
потери крови. Остальные его раны были вполне прилично подлечены. На плече у
него останется шрам от каленого железа, которым прижигали оставленную
стрелой рану, и потребуется время, чтобы на его пальцах отросли ногти вместо
тех, которые были выдраны щипцами Горони, но пальцы и на руках, и на ногах
выглядели уже не такими ободранными, а его раны и ожоги выглядели так, будто
они были причинены не тридцать часов, а тридцать дней
назад.
Он лежал на походной кровати в палатке Келсона, под голову была
подложена целая груда подушек, Дугал кормил его с ложечки супом, а выглядел
он как тень самого себя -- бледный, исхудавший, явно нуждающийся в бритье --
но глаза его блестели не от лихорадки, а от возвращавшейся к нему силы.
Когда Келсон и Кардиель вошли, и отец, и сын обернулись к ним, и на губах
Дункана появилась улыбка, которую Келсон всего лишь сутки назад уже не чаял
увидеть.
"Здравствуйте, государь," -- сказал Дункан, рот которого был полон
супа. -- "Простите, что не встаю, чтобы поприветствовать Вас как положено,
но я опасаюсь, что, если я покину это ложе, врачи причинят мне куда большие
увечья, чем Горони."
"Он считает," -- неодобрительно сказал Дугал, -- "что, раз он остался
жив, он может ринуться исполнять все свои прежние обязанности. Келсон, может
быть, если ты
расскажешь ему, насколько близко от смерти он был, он поверит
этому."
"Ему придется поверить
в это," -- сказал Келсон, подтягивая носком
сапога табурет и и приветствуя кивком входящего в палатку Моргана. -- "Это
действительно так. Я все видел сам. И мне кажется, что Аларик не разрешит
Вам ничего
делать, по крайней мере, несколько дней. Я прав, Аларик?"
"Не позволю."
"Я не останусь в обозе," -- обводя взглядом всех троих Дерини, сказал
Дункан, и в голосе его прозвучало предупреждение.
Морган, который только что проснулся после того, как, исцелив раны
Дункана, проспал почти все утро, потянулся и, сев на табурет напротив
Дугала, взял Дункана за запястье, проверяя его пульс.
"Успокойся, никто не собирается отправлять тебя в обоз. Правда,
несколько дней от тебя не будет никакого толку. Ты не сможешь ехать верхом с
такими ногами."
"Ну вот, опять ты все испортил!" -- пробормотал Дункан. -- "А что ты
будешь делать, если я откажусь?"
"Ты не сможешь этого сделать," -- Морган отпустил запястье Дукана и
озорно усмехнулся. -- "Ты забыл? Когда мы занялись твоими ранами, ты
разрешил мне установить точки для управления твоим разумом. Это был один из
тех редких моментов, когда твои мозги работали как следует. Если я прикажу
тебе спать, ты будешь спать, а не спорить со мной. Кстати, оба твоих врача
имеют над тобой такую жзе власть. Так что, ты не сможешь даже возразить отцу
Лаэлю."
Раздраженный Дункан на несколько мгновений задумался и откинулся на
свои подушки.
"А где Лаэль? Как он перенес все это?"
"Он спит," -- ответил Морган, -- "после того, как ваш покорный слуга
поспособствовал этому. Он точно не Дерини, но, пока ты был полон мераши, он
делал то, что не под силу
никому из Дерини. А сегодня утром, когда я исцелял
твои раны, он позволил мне воспользоваться своей силой."
"Слава Богу, что он с пониманием относится ко всем этим деринийским
штучкам," -- пробормотал Кардиель. -- "Я всегда знал, что он -- хороший
человек, иначе он не стал бы моим духовником, но никто не знает, как даже
самый хороший человек будет реагировать в столь напряженной обстановке."
Дугал, протягивая Дункану еще ложку супа, усмехнулся.
"Он стойко выдержал все испытания, и я многому у него научился. Он
прирожденный врач. Жаль, что он не Дерини. Не отпускайте его от себя,
архиепископ."
"А я и не собираюсь."
"Он, похоже, совершенно не удивился, узнав про меня и отца," --
продолжил Дугал. -- "Кстати, Келсон, боюсь, что сегодня утром в лагере пошли
разговоры."
"О чем?" -- спросил Дункан.
"О том, что Вы -- мой отец."
"А!"
"Я надеюсь, что вы не сердитесь," -- сказал Дугал. -- "Я помню, что мы
согласились хранить все это в тайне, пока Вам не удастся найти
дополнительных доказательств, но мне пришлось рассказать об этом Сайарду,
чтобы заставить его помочь мне связаться с Келсоном, и, боюсь, что я...
проговорился об этом, пробиваясь к Вам. Мне надо было хоть как-нибудь
отвлечь Лориса."
"Ну, я уверен, что это его точно отвлекло," -- проворчал Дункан. --
"Ну, и что он сказал? Что еретик-Дерини породил Дерини-ублюдка?"
"Вы слышали это! Или угадали?"
Дункан фыркнул. -- "Да ты сам вряд ли веришь, что я просто угадал. Но
мне все-таки жаль, что так получилось." -- Он посмотрел на Кардиеля. --
"Архиепископ, Вы расстроены?"
"Расстроен? Ты что, шутишь?"
"Но ведь это повод для сплетен вокруг Церкви... да одного того, что я
-- Дерини, более чем достаточно для скандала."
"Мы переживали и худшие скандалы," -- ответил Кардиель. -- "Меня больше
беспокоит юный Дугал. Сайард, правда, считает, что даже если Дугал --
незаконнорожденный, это никак не скажется на его статусе предводителя клана
МакАрдри. Вот если Вы хотите, чтобы он был признан в качестве наследника
Кассана и Кирни, Вам придется
что-то предпринять."
"Я знаю," -- опускаясь на подушки, прошептал Дункан, и, задрожав,
закрыл ненадолго глаза. -- "Я не хочу задумываться об этом сейчас," -- он
глубоко вдохнул. -- "Аларик, мне крайне неудобно просить тебя об этом, но я
больше не могу изображать из себя героя-Дерини. После мераши у меня дико
болит голова. Не мог бы ты усыпить меня ненадолго?"
"Конечно, могу. Тебе нельзя уставать. Постарайся сконцентриоваться, как
только сможешь, и я займусь этим."
Морган положил руку на лоб Дункана, слегка прижав большим и
указательным пальцами его веки, Дункан глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
"Когда я еще немного посплю, со мной все будет в порядке," -- широко
зевнув, пробормотал он. -- "Они ведь все это время держали меня в таком
дурмане, так долго..."
Его голос затих, когда Морган погрузил его в глубокий сон без
сновидений. Морган продолжал удерживать контакт еще несколько минут,
укрепляя организм Дункана и направляя в него потоки целительной энергии,
пока наконец не остался удовлетворен результатом.
"Мераша должан быть ужасной гадостью," -- прошептал Дугал, когда Морган
вышел из транса и вновь поднял на них глаза.
"Да. Это действительно гадость... Вам никогда не давали мерашу? Никому
из вас?" -- добавил он, глядя на Келсона.
Когда оба покачали головами, он продолжил. -- "Ладно, нам придется
заняться этим -- потом, после возвращения в Ремут, зимой, наверное. Вы
должны сами испытать, что это такое. С действием мераши в определенных
пределах можно бороться, если знать, что делать, а как вы можете знать
, что
делать, если никогда не испытывали действия мераши? Мне кажется, что, на
самом деле, мераша помогла Дункану выдержать то, что с ним творили Лорис с
Горони."
"Думаю, что в этом есть определенный смысл," -- пробормотал Дугал, --
"но у меня сейчас проблемы с логикой. Неужели действие мераши хуже
столкновения моих экранов с экранами других Дерини?"
"Гораздо хуже," -- ответил Морган.
"Тогда неудивительно, что Дункан так плохо себя чувствует," -- сказал
Келсон. -- "Кстати, Аларик, как он?"
"Как только он оправится после действия мераши, ему станет гораздо
лучше," -- ответил Морган. -- "Но не настолько, чтобы сразу вернуться в
строй. С такими израненными ногами он не сможет ехать верхом, даже если у
него хватит сил, чтобы держаться в седле -- а их не хватит, учитывая большую
потерю крови. О каких бы то ни было перчатках не может быть и речи, пока его
пальцы не подживут."
"Ну, не думаю, чтобы его ободранным пальцам повредило вот это," --
сказал Келсон, беря у Кардиеля завернутые в ткань перстни. -- "Получив это
назад, он немного утешится. Сайард снял их вчера с Лориса, когда того
схватили. Я только что допросил этого мерзкого ублюдка."
"Ну зачем же так говорить о Сайарде," -- хохотнув, сказал Морган,
осторожно разворачивая платок.
"Вы знаете, о ком я говорю."
"О, да, даже слишком хорошо," -- Морган наконец развернул оба перстня
и, держа их через несколько слоев ткани, положил их на обе ладони: перстень
Дункана -- на правую руку, а перстень Лориса, о котором все почти забыли, --
на левую.
"Так-так. А я-то удивлялся, куда он делся. Тьфу!" -- его передернуло.
-- "Перстень просто покрыт психической вонью Лориса. Не могу поверить, что
он посмел носить перстень Истелина."
Келсон поморщился. -- "Думаю, что найдется немного
того, на что не
осмелился бы Лорис. Но в этом случае он получил куда больше, чем хотел.
Что-то
вызвало у него кошмар, в котором ему явился святой Камбер."
"Правда? Если честно, то не могу сказать, что меня это удивляет. Но, я
думаю. что Дункан хотел бы получить этот перстень обратно. Правда, Дункан?"
Морган, держа перстни через ткань, слегка коснулся запястья Дункана.
Практически в то же мгновение его глаза, затрепетав веками, открылись и
сконцентрировались на перстне, который держал Морган.
"Перстень Истелина," -- пробормотал Дункан, поднимая руку с вырванными
ногтями и стараясь дотянуться ею до перстня. -- "Откуда он у Вас?"
"А где ты последний раз его видел?" -- ответил Морган, убирая руку с
перстнем так, чтобы Дункан не мог до него дотянуться. -- "Думаю, что его
нужно очистить. Его носил Лорис."
От нахлынувших воспоминаний по телу Дункана пробежала дрожь.
"Я знаю. Но, по крайней мере, он не отрезал мне палец, в отличие от
того, как он поступил с Истелином. Надеюсь, перстень вызвал у него немало
кошмаров!"
"Похоже, что именно так оно и было," -- ответил Морган. -- "Но не
вызовет ли он кошмаров у тебя
, ведь этот перстень видел такое?! Мы уже
поняли, что он впитывает сильные переживания."
Дункан отрицательно хмыкнул и, пытаясь дотянуться до перстня, покачал
головой.
"Камбер и Истелин сильнее Лориса. Дайте его мне, Аларик. Я обещаю не
повторять того, что случилось во время моего посвящения."
"Очень надеюсь, что этого не случится," -- пробормотал Морган. Но он
все-таки передал перстень Дункану, оставив перстень Лориса Кардиелю, и тот
убрал его обратно за пазуху своей сутаны.
Дункан несколько мгновений подержал перстень, держа его между большими
и указательными пальцами и пристально глядя сквозь него, затем моргнул и
улыбнулся.
"Я не думаю, что Камберу понравилось бы, что это перстень имеет
отношение к Лорису," -- прошептал он.
"И?" -- спросил Кардиель.
"Аларик, введите Томаса в связь с нами. А вы все присоелиняйтесь. Этот
перстень хочет не просто очищения. Я думаю, что Камбер хотел бы что-то
сказать всем нам."
Когда Кардиель заморгал от удивления, Морган поднялся, уступая ему
место, а когда архиепископ уселся, положил руку ему на затылок. Келсон и
Дугал встали по другую сторону от Дункана.
"Томас, закройте глаза и расслабьтесь," -- тихо сказал Морган, и, когда
Кардиель выполнил это приказание, осторожно вошел в его разум. -- "Я знаю,
что вы уже работали с Ариланом. Не спрашивайте меня, откуда я знаю об этом.
Просто не сопротивляйтесь мне. Плывите по течению. Если что-то станет
слишком сильным, я прикрою Вас."
Кардиель кивнул и, опустив подбородок, прижал его к груди, а Морган,
усилив контакт, положил ладонь на руку Дункана и вошел транс, уже связавший
Дункана с Дугалом и Келсоном. Он не стал закрывать глаза и заметил, как
Дункан одел кольцо на палец правой руки.
Тут он почувствовал, что в контакте, помимо их самих, появился кто-то
еще и почувствовал ласковое, благословляющее прикосновение невесомых рук к
своей голове. Это было "прикосновение Камбера", которое он уже давно
связывал со своим целительским даром, но в этот раз в нем было нечто
большее: присутствие казалось даже более реальным, чем во время
рукоположения Дункана, и на несколько мгновений его наполнило ощущение
полного одобрения и поддержки, придавая ему невероятную уверенность и
умиротворенность.
Видение исчезло, оставив в памяти лишь теплый отсвет, и Морган,
разорвав соединение, заморгал, ободряюще стиснув плечо Кардиеля. Архиепископ
тоже заморгал и обвел остальных удивленным взглядом, почувствовав частичку
магии, в которую он всегда верил, но никогда не испытывал на себе.
"Это был... Камбер?" -- запинаясь, спросил Кардиель, вновь обретя дар
речи.
Дункан сложил левую ладонь ковшиком и, накрыв ею перстень на свое
правой руке, осторожно сложил руки на груди, стараясь не ударить свои пальцы
с вырванными ногтями.
"Я спросил бы, а кто еще, по-вашему, мог это быть," -- ответил Дункан,
-- "но я не собираюсь шутить на этот счет. Ясно одно: это был явно не Лорис.
Теперь
Вы понимаете, почему Келсон хочет восстановить поклонение Камберу?"
"Но я не Дерини," -- пробормотал Кардиель. -- "Я думал, что он является
только Дерини. Он -- их
святой."
"Это так, но изначально он был известен не только как покровитель
деринийской магии, но и как Защитник Человечества," -- сказал Морган. --
"Мы, кстати, не уверены, что он является только Дерини. Мы знаем лишь, что
некоторые Дерини, находящиеся в этой палатке, видели его прежде. Кроме того,
он не являлся
Вам -- Вы видели его только через наш контакт с перстнем. Я,
правда, не думаю, что это как-то умаляет значение того, что Вы видели.
Дункан, как ты думаешь, этот перстень получил что-то сейчас, или в нем
что-то сохранилось с прежних времен?"
Дункан покачал головой. -- "Трудно сказать. Я не думаю
, что это был
осколок прошлого. Томас, мы уверены, что перстень был сделан из чаши или
какого-то еще священного сосуда, который был связан с самим Камбером и
использовался им. Вы, часом, не знаете, кто делал перстень для Истелина?"
"Понятия не имею. Я думаю, что вполне возможно, для изготовления
перстня была использована какая-то часть дискоса. Но Истелин не был
Дерини... или был?"
"Этого никто не знает," -- ответил Морган. -- "И, к сожалению, мы
никогда не сможем узнать это. Я, правда, хотел бы узнать побольше о его
происхождении."
"Я постараюсь выяснить что-нибудь, как только мы вернемся в Ремут," --
ответил Кардиель. -- "Кстати, раз уж мы заговорили о Ремуте, Аларик, Вы
можете связаться сегодня вечером с Ричендой? Надо известить Найджела, что
меарская проблема близка к разрешению."
"Эта проблема не будет решена, пока Кайтрина не сдастся мне," -- прежде
чем Морган успел ответить, вставил Келсон, -- "но я согласен: их надо
известить обо всем, что произошло. И мне кажется, что связаться отсюда нам
будет проще, чем из Лааса."
Морган вздохнул. -- "Учитывая, что все мы очень устали, это будет
непростой
задачей даже отсюда
-- расстояние слишком велико. Но вы правы:
проще это не станет. Мы попробуем где-нибудь около полуночи, после того как
я немного посплю. Я бы хотел попросить всех вас помочь мне установить
контакт -- кроме Дункана, конечно."
"Аларик, я не инвалид..." -- начал было Дункан.
"Нет, ты именно инвалид! И чем быстрее ты перестанешь создавать
проблемы, тем быстрее ты перестанешь
им быть."
"Я хочу помочь!"
"Больше всего ты поможешь нам, если заснешь."
Намек был усилен мысленным приказом, и Дункан, упав обратно на подушки,
широко зевнул, стараясь удержать глаза открытыми.
"Аларик, это нечестно," -- пожаловался он, зевнув еще раз.
"Жизнь
не всегда честна," -- возразил Морган, слегка касаясь лба
Дункана. -- "Все мы узнаем это из собственного горького опыта. А теперь
спи."
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Совлек с меня славу мою и снял венец с головы моей
-- Иов 19:9
Они смогли связаться с Ричендой и узнать о торентских интригах,
раскрытых после их прошлого контакта, только вечером следующего дня.
"Теперь нам еще нужнее как можно скорее все закончить," -- сказал
следующим утром Келсон Моргану, когда они, задыхаясь в жарком равнинном
воздухе, выступили на Лаас. -- "Похоже, что ситуация под контролем, но я
должен быть там сам, чтобы заняться происходящим."
К тому времени, когда они, неделю спустя, осадили Лаас, в Ремуте ничего
не произошло. Дункан выздоравливал с каждым днем, а в тот день, когда они
прибыли к Лаасу, встал с постели, хоть ему и пришлось обрезать носки своих
сапог, чтобы дать поджить его ногам, и надеть легкие перчатки, чтобы
предохранить все еще очень чувствительные пальцы рук. Он быстро уставал, но
он знал, что Лорис и Горони выйдут из себя, когда увидят, что он, вместо
того, чтобы лежать бездыханным, снова сидит в седле. Он испытывал
несказанное удовольствие, видя, как они, закованные в цепи, окруженные
стражей, перешептываются друг с другом.
Келсон и основные силы гвинеддской армии, значительно выросшие за счет
меарцев, которые после сражения на равнине Дорны присягнули на верность
Келсону, начали тем временем осаду Лааса. Закованных в кандалы Лориса и
Горони везли вместе с несколькими мерцами, которые не пожелали поклясться в
верности Келсону. Вместе с ними в импровизированных гробах везли тела
Сикарда и Итела, которые от жары начали разлагаться.
На следующий день после окружения Лааса, перед самым полднем, дав
населению города понервничать ночью из-за костров раскинувшегося вокруг
города военного лагеря, Келсон, в сопровождении Аларика, Эвана, Дункана,
Дугала, архиепископа Кардиеля и почетного эскорта из шести рыцарей, подъехал
под белым флагом к городским стенам на расстояние полета стрелы. Барон
Джодрелл и шесть стражников остались охранять Лориса и Горони. Наконец из
калитки в городских воротах выехал одинокий подтянутый и профессионально
бесстрастный всадник под белым флагом парламентера.
"Моя госпожа приказала мне выяснить твои намерения, король
Гвинеддский," -- сказал человек, сдержанно, но учтиво поприветствовав
Келсона и его свиту.
Келсон, на голове которого был парадный шлем, украшенный золотой
короной с драгоценными камнями, спокойно рассматривал посланника.
"В данных обстоятельствах Ваша госпожа вряд ли может ожидать от меня
мирных намерений," -- сказал он. -- "Она, видимо, уже заметила, что мы
захватили в плен ее бывшего генерала Эдмунда Лориса, а также священника
Горони, и что многие из ее солдат встали ныне под знамена Халдейнов. Кроме
того, произошли и другие события, о которых, как мне кажется, ей должен
сообщить кто-нибудь из высокопоставленных лиц -- прошу не принимать это на
свой счет."
Человек гордо вскинул голову, но в словах его звучала осторожность.
"Я рыцарь и посол моей госпожи, Сир. Я полагаю, что ее доверия мне
достаточно, чтобы доверить мне любое послание, которые Вы желаете передать
ей."
Келсон заметил, как его руки сжали поводья. Они с Дугалом долго спорили
по поводу того, кто должен принести Кайтрине новости -- о том, что ее муж и
сын убиты, об условиях, которые предъявляет Келсон -- и Дугал, говоривший с
точки зрения родственника Кайтрины, сумел, в конце концов, убедить Келсона.
"Имеются обстоятельства, неизвестные Вам, сэр рыцарь, о которых Ваша
госпожа должна узнать наедине. Поэтому я хочу послать вместе с Вами своего
посланника для переговоров с Вашей госпожой. Могу я надеяться, что она
гарантирует ему безопасность?"
"Сир! Моя госпожа -- благородная дама."
"Все мы стараемся
быть благородными," -- устало сказал Келсон. -- "Вы
гарантируете безопасность моего посланника?"
"Конечно," -- Посланник с некоторым подозрением посмотрел на Моргана и
Дункана, -- "правда, я не думаю, что моя госпожа будет рада, если к ней
отправится Дерини... Простите, господа, я не хотел обидеть вас," -- добавил
он.
Келсон слегка усмехнулся. -- "Я хочу послать к ней не герцога, а
графа," -- спокойно сказал он, -- "который, кстати, является ее
родственником. Правда, их последняя встреча случилась при не самых
благоприятных обстоятельствах. Как Вы думаете, примет ли она своего
племянника, графа Дугала МакАрдри?"
Солдат внимательно, оценивающе поглядел на Дугала, затем, с неожиданным
напряжением во взгляде, обратил глаза к королю.
"Графу будет гарантирована безопасность," -- запинаясь, сказал он. --
"но... Сир, Вы не знаете, что случилось с лордом Сикардом?"
Келсон угрюмо кивнул.
"Знаю. Но об этом вначале должна узнать Ваша госпожа," -- сказал он, --
"и лучше, если об этом ей расскажет граф Дугал. Вы сопроводите его к ней?"
По пути к воротам Лааса Дугал и посланник обменялись едва ли дюжиной
слов. Им не о чем было говорить. Дугал чувствовал себя неуютно от груза
известий, которые он должен был доставить Кайтрине, а от ее посланника вряд
ли можно было ожидать дружеского отношения к тому, кто вез вести, которые,
практически наверняка, означали конец всем разговорам о независимости Меары.
Чтобы подчеркнуть, что он едет скорее как посланник, а не как солдат с
титулом графа, Дугал сменил доспехи на кожаный дорожный костюм и не стал
пристегивать к поясу ни меча, ни кинжала. Чтобы подчеркнуть свое родство с
меарской претенденткой, он накинул новый плед цветов клана МакАрдри, заколов
его на груди брошью, на голове его красовалась украшенная тремя перьями
приграничная шапочка, подтверждавшая его статус предводителя клана, а в
косичку была вплетена черная лента. Бок о бок с меарским посланником он
проехал через ворота во внутренний двор замка, спешился и, не глядя по
сторонам, пошел следом за посланником,который повел его не в главный зал, а
вверх по лестнице, затем по боковому коридору.
Кайтрина ожидала его в гостиной, окна которой выходили в монастырский
сад. Вокруг нее стояли Джудаель, епископ Креода и четверо странствующих
епископов, поддержавших Лориса и претензии Меары на независимость: Мир
Кирни, Джильберт Десмонд, Реймер Вэленс и Калдер Шил, его дядя по
материнской линии -- нет, на самом деле, двоюродный дед. Когда Кайтрина
увидела, кого король прислал ей, ее морщинистое лицо, казалось, стало белее
ее белых одежд.
"Как он посмел послать тебя?" -- пробормотала она, выглядя настолько
бледной, что Дугал испугался, как бы она не лишилась чувств. -- "Как ты
смеешь смотреть мне в глаза?"
Дугал, как и следовало посланнику короля к правителю противника,
вежливо приветствовал ее.
"Миледи, вряд ли Вы можете ожидать от посланника Халдейна, кем бы он ни
был, хороших новостей," -- спокойно сказал он. -- "Его Величество посчитал,
что будет лучше, если Вы услышите это от родственника."
Кайтрина постаралась взять себя в руки, как и подобало бы королеве, и
пристроила руки на подлокотники своего кресла, которое в это мгновение
превратилось во всего лишь жалкое подобие трона.
"Что за... новости?" -- пробормотала она. -- "Сикард?"
"Мертв, миледи."
"А мой... мой сын?"
"Тоже."
Когда ее руки взлетели к губам, стараясь остановить беззвучный, полный
страдания крик, Джудаель опустился на колени рядом с ее креслом и положил
голову ей на колени, а Креода сделал несколько торопливых шагов к Дугалу.
"Что с архиепископом Лорисом?"
Дугал знал, что он, будучи глашатаем Келсона, должен держаться
нейтральным, но, несмотря на это, в голосе его послышался лед.
"Пленен, Ваше Преосвященство. И Монсиньор Горони тоже. Они ждут
королевского суда."
"Но это невозможно," -- пробормотал себе под нос Креода, Джудаель
побледнел, а остальные священники ошеломленно зашептались друг с другом.
"Позвольте мне заверить вас, что это не только возможно, но и есть так
на самом деле, Ваше Преосвященство," -- холодно сказал Дугал. -- "И,
честно..."
Он оборвал себя, ибо не стоило рассказывать здесь ни о том, что Лорис и
Горони сотворили с его отцом, ни о том, что отношения между ним и Дунканом
были чем-то большим, чем обычные отношения между двумя приграничниками.
"Вы будете оповещены о мнении Его Величества на этот счет в свое время.
А пока что моя обязанность -- изложить ее милости условия, выставленные Его
Величеством."
"Как смеет он
ставить мне условия?" -- пробормотала Кайтрина.
Дугал удивленно вскинул голову. -- "Миледи, Вы же проиграли. Вряд ли Вы
можете не понимать этого."
С явным усилием взяв себя в руки, Кайтрина снова пристально посмотрела
на него.
"Юный МакАрдри, в Лаасе, своей столице, я в безопасности," -- твердо
сказала она. -- "Твой Келсон не сможет выгнать меня отсюда."
"Выгнать Вас?" -- Дугал удивленно посмотрел на остальных. -- "Мадам, Вы
в осаде. Ваши основные советники или схвачены, или убиты. Ваша армия была
разбита в сражении и присягнула на верность Халдейнам, как и должно было
случиться еще несколько поколений назад. Все, что нужно сделать Его
Величеству -- это просто выждать. И, если будет необходимо, он будет ждать.
Сбежать Вам не удастся. Вы проиграли."
Джудаель положил свою дрожащую ладонь на руку своей тетки и смело
посмотрел на Дугала.
"И каковы же условия короля?" -- спокойно спросил он.
"Я зачитаю их вам," -- ответил Дугал, вынимая свиток из-за пазухи
своего дорожного костюмя и набирая побольше воздуха.
"От Келсона Синила Риса Энтони Халдейна, милостию Божьей Короля
Гвинедда, правителя Меары и правителя Перпл Марча -- леди Кайтрине, именумой
также "Меарской Претенденткой"," -- спокойно сказал он, разворачивая свиток.
-- "Леди, дальнейшее сопротивление вашему законному сюзерену приведет только
к бессмысленной гибели меарцев, ибо за каждого погибшего подданного
Халдейнов незамедлительно по окончанию битвы будут казнены десять меарцев.
Однако, в случае Вашей безоговорочной сдачи, мы склонны предложить Вам
следующие условия:
Первое. Против народа Меары не будет предпринято никаких дальнейших
репрессий, но все лица благородного происхождения и бывшие военнослужащие
меарской армии должны присягнуть на верность королю Келсону Гвинеддскому как
их законному суверену и правителю, а в случае нарушения этой присяги кем бы
то ни было из них все они подлежат казни. Решения в отношении тех, кто
нарушил законы Гвинедда, причинив при этом вред другим лицам, будут приняты
в индивидуальном порядке.
Второе," -- прежде чем читать дальше, он, не поднимая глаз, сделал еще
один глубокий вдох. -- "Будет разрешено почетное погребение в Лаасе тел
Сикарда МакАрдри и Итела Меарского. Леди Кайтрине будет позволено
присутствовать на церемонии погребения, как того требует обычай."
"Как они умерли?" -- донесся до него голос Кайтрины, прервавший его
заранее отрепетированную речь.
Дугал поднял голову и медленно опустил свиток.
"Разве подробности сейчас важны, миледи?" -- тихо спросил он. -- "Они
только сильнее расстроят Вас."
"Расскажите мне!" -- потребовала она. -- "Иначе я не стану слушать
остальные требования Вашего господина."
"Хорошо."
Дугал, чувствуя себя неловко, свернул свиток и постарался подобрать
слова, которые могли бы немного смягчить правду.
"Ваш муж пал с мечом в руке, мадам," -- тихо сказал он. -- "Я... мне
сказали, что он встретил смерть с отвагой, предпочтя смерть плену, когда
понял, что потерял армию."
"Да," -- выдохнула она. -- "Это похоже на него. Вы видели, как он
погиб?"
"Нет, миледи."
"Но это было быстро?" -- настаивала она. -- "Скажите, что он не
мучался."
"Я думаю, миледи, что он не мучался," -- сказал Дугал, в памяти
которого всплыла картина стрелы, торчащей из глаза Сикарда. -- "Он умер
мгновенно. Я сомневаюсь, что он вообще что-то почувствовал."
"Благодарю тебя, Господи," -- сжав руки, прошептала она, прежде чем
снова поднять свой взгляд. -- "А мой сын?"
Дугал сглотнул, зная, что это известие ранит Кайтрину даже сильнее, чем
весть о смерти ее мужа. Но в его сердце не было места для сочувствия Ителу.
"Две недели назад принц Ител был захвачен в плен в Талакаре," -- сказал
он. -- "В тот же день он и барон Брайс Трурилльский были осуждены,
приговорены и казнены за измену."
"Как... казнены?" -- выдохнула Кайтрина.
"Их повесили."
Он не мог ни смягчить эти слова, ни подготовить ее к их суровости.
Когда она, покачнувшись, опустилась на стул, закрыв глаза, Джудаель
склонился к ней, пытаясь утешить ее, несмотря на то, что сам посерел от
страха -- если Ител, наследный принц, был казнен, то что же ждет его,
следующего наследника?
"Я... я не буду требовать от Вас подробностей," -- придя в себя,
пробормотала Кайтрина. Взяв Джудаеля за руку, она подала Дугалу знак
продолжать и отвернулаясь, глядя сквозь пелену слез на окно, из которого
струился солнечный свет.
"Третье," -- сказал Дугал, разворчаивая свиток вновь, чтобы продолжить
чтение. -- "После принесения клятвы в том, что она никогда не подымет вновь
мятежа против законного правителя Меары, а именно -- Келсона Гвинеддского
или кого-либо из его наследников -- леди Кайтрине будет позволено удалиться
в монастырь, избранный Его Величеством, где предстоит ей пребывать до конца
земных дней своих в качестве монахини такового монастыря, каясь и моля о
спасении душ тех, кто отдал свою жизнь в результате мятежа, поднятого ею."
"Миледи, это очень великодушное решение," -- гладя ее дрожащую руку,
прошептал Джудаель, глаза которого были полны слез. -- "Дугал, а что будет
со мной?"
"Четвертое," -- продолжил Дугал, не смея взглянуть на молодого
епископа. -- "Касательно Джудаеля Меарского, племянника леди Кайтрины,
бывшего епископа Ратаркинского: поскольку тот преступил законы и светские, и
церковные, и поскольку Его Величество не намеревается позволять нового
меарского мятежа, который может сложиться вокруг вышеназванного епископа,
являющегося наследником леди Кайтрины, Джудаель Меарский подлежит лишению
жизни."
Джудаель еле слышно ахнул, и, побледнев еще сильнее, пошатнулся.
Кайтрина застонала и судорожно обняла его за плечи. Но прежде, чем остальные
епископы смогли вымолвить хоть слово, Дугал откашлялся и кивком заставил их
замолчать.
"Однако, поскольку названный Джудаель, происходящий от древних
правителей Меары, есть принц и по рождению, и по своему церковному сану,
король Келсон дарует названному Джудаелю милость: он будет лишен жизни путем
отделения головы от тела мечом, без присутствия публики, и будет похоронен с
почестями вместе со своими родственниками здесь, в Лаасе."
Он украдкой поглядел на потрясенного Джудаеля, стараясь не встречаться
с ним глазами, заием, прежде чем вернуться к чтению свитка, бросил взгляд на
остальных священников.
"Пятое. Епископ Креода и прочее мятежное духовенство, связанное с
меарским мятежом, после того, как будет определена их вина по светским
законам, предстанут перед церковным судом, созванным архиепископами
Брейденом и Кардиелем, и король обязуется последовать рекомендациям такого
суда." -- Он свернул свиток и поднял глаза. -- "Никаких дальнейших
переговоров не будет."
Затем последовало краткое изложение сказанного ранее, несколько
уточнений условий, и, наконец, Кайтрина, пошатываясь, поднялась, давая
понять, что аудиенция окончена.
"Дугал, передай своему королю, что его условия очень жесткие, но мы
рассмотрим их и дадим ему наш ответ в полдень."
"Хорошо, мадам, я передам," -- прошептал он, вежливо кланяясь ей.
"Спасибо. И, Дугал..."
"Да, мадам?"
Сглотнув, она подала Джудаелю и остальным еписком знак отойти и,
подозвав Дугала к себе, отошла с ним к окну. Когда он, вопросительно глядя
на нее, подошел поближе, его волосы сверкнули в лучах солнца подобно
начищенному медному шлему. Когда Кайтрина внезапно вытащила из рукава
небольшой кинжал, Дугал вздрогнул.
"Дугал, ты ведь безоружен, не так ли?" -- не моргнув глазом, тихо
сказала она, заметив его испуг.
"Да, мадам. Я прибыл как посланник моего короля к благородной даме -- а
в ее благородстве не может быть сомнений, поскольку она вышла замуж за моего
дядю и родила ему детей, в жилах которых течет кровь МакАрдри."
Печально хмыкнув, Кайтрина выдавила из себя слабую улыбку. -- "Храбрые
слова, племянник, если учесть, что я могу убить тебя прямо на месте...
наверное, так мне и надо было бы сделать, ведь ты причинил немало зла мне и
моим родственникам. Но ты прав: он, твой дядя Сикард, был невероятно честным
человеком. Если бы я позволила нашим детям носить его имя, а не свое, все
могло бы быть по-другому."
"Пожалуй, Вы правы, мадам."
"Дугал, он был хорошим человеком," -- повторила она. -- "И я,
неоднократно слыша за последние недели о твоих подвигах, часто думала,
наколько все могло сложиться бы по-другому, если бы твоим отцом был он, а не
Колей."
Он чуть было не сказал, что Колей не был его отцом, но остановился, не
зная, что она собирается делать с кинжалом. Ему подумалось, что если она
бросится с этим кинжалом на него, он сможет отобрать его -- она все-таки
была меньше его ростом и почти вчетверо старше -- но, если она и вправду
бросится на него, остальные могут придти к ней на помощь. Было известны
случаи, когда посланников убивали за принесенные ими неприятные известия, и,
видит Бог, даже без принесенных им новостей у нее было достаточно причин
ненавидеть его.
Но она, подержав кинжал в своих пальцах, спокойно протянула его ему
рукоятко вперед, и на ее губах мелькнула слабая, застенчивая улыбка.
"Это мне подарил МакАрдри в день нашей свадьбы. Я хочу, чтобы это
принадлежало тебе."
"Мадам?"
"Я хочу, чтобы это было у тебя. Подойди." -- она втиснула рукоятку в
его ладонь. -- "Простите старухе ее причуды. Дайте мне хотя бы на несколько
секунд представить, что ты не сын Колея, а мой и Сикарда. Все мои дети
мертвы, как мои мечты о них... Джудаель, мой единственный родственник,
вскоре тоже расстанется с жизнью."
"Но ведь можно остановить эту череду смертей," -- сказал Дугал. -- "Нет
никакого смысла продолжать убивать."
Она с трудом сглотнула. -- "Вы ведь видели, как все они умерли, не так
ли?"
"Кто?"
"Все мои дети."
"Кроме... Итела," -- пробормотал он. -- "Я видел смерть Сиданы... и
Лльювелла. Но не стоит снова говорить об этом, миледи."
"Я не собираюсь говорить об этом," -- прошептала она, -- "но я
действительно должна спросить насчет Сиданы. Если бы... если бы Лльювелл
не... не убил ее, принесло бы ее замужество мир, как Вы думаете?"
"Я думаю, что так могло быть. А общий наследник прекратил бы все
пересуды насчет престолонаследия."
"А Сидана... была бы она счастлива с вашим Келсоном?"
Дугал, почувствовав, что в горле у него пересохло, сглотнул, ведь он
практически не разговаривал со своей меарской родственницей.
"Я... не знаю, миледи," -- прошептал он. -- "Но Келсон -- мой кровный
брат и мой король, так что я... думаю, что он по-своему любил ее. Я знаю,
что в ночь перед свадьбой он размышлял о предстоящем браке и говорил, что не
хочет жениться только по политическим причинам. Но мне кажется, что он
убедил сам себя, что любит ее," -- Он помолчал. -- "Вы это хотели услышать?"
"Да, если это -- правда," -- прошептала она. -- "По твоему лицу видно,
что ты веришь в это," -- она вздохнула. -- "Ах, если бы я была не такой
упрямой, она могла бы остаться в живых, да еще и стать королевой Гвинедда.
Но я убила ее, я убила своих сыновей, своего мужа.... Дугал, я так устала
убивать..."
"Тогда остановите убийство, миледи," -- тихо сказал он. -- "Только Вы
можете сделать это. Примите условия короля. Верните Меаре ее законного
правителя, и постарайтесь смириться с этим в оставшиеся Вам годы."
"Вы на самом деле считаете, что он оставит мне жизнь?"
"Он дал свое слово, мадам. Я не знаю случая, чтобы он не сдержал его."
Она вздохнула и гордо воздев подбородок, пошла в большой зал. При ее
появлении все разговоры в зале мгновенно смолкли.
"Сообщи своему господину, что мы сообщим ему о нашем окончательном
решении в полдень," -- сказала она. -- "Мне... нужно время, чтобы подумать,
что я должна сделать."
Когда Дугал ушел, она медленно осела на кресло и откинула голову на
спинку.
"Позовите советников, Джудаель," -- прошептала она. -- "И принесите мне
корону."
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей
-- Пс 81:7
Ровно в полдень ворота Лааса раскрылись, чтобы пропустить одинокого
герольда с белым флагом. Ворота за ним не закрылись.
"Мой король," -- поклонившись, сказал герольд, когда его привели к
сидевшему на коне Келсону, -- "моя госпожа в принципе принимает Ваши
условия, и готова принять Вас в главном зале в