приглушенные крики. Как-то раз наверху включили музыку. Найс замер, знаками приказал всем застыть и не дышать. Музыка играла долго, час или два. На одеревеневшем было лице Найса проступила застенчивая, какая-то внутренняя улыбка, делающая его похожим на Старика. - Будто дома побывал. - Дома! - усмехнулся Айз. - Где наш дом? Казарма? Городок? Партизанский центр? По ночам ему не спалось. Храпел Биг, стонал Стек, что-то бормотал спросонья Найс, а его неотступно преследовала все та же проклятая дума: кто мы, чьи мы дети? Казалось, узнан он это, и все образуется, все проблемы отпадут сами собой. Но если даже Командир не догадался, кто они... и мудрый Старик... и этот сильно ученый человек с голой головой, неужели он, Айз, сможет решить задачу? Разве он умнее их? Но он же был в Городке, он помнит свое детство, а они могут чего-нибудь не учесть. Если бы ему все знания лысого, мудрость Старика и зоркость Командира, - уж он докопался бы до сути! Он лежал до рассвета, ломал себе голову, пока не пришла к нему дрема, а вместе с нею Шпринг. Шпринг была как настоящая, она обнимала его тонкими руками и умоляла спасти ее, избавить от Городка, и звала на лужайку к реке, где цветут цветы. В эти минуты даже сквозь сон Айз думал о том, что надо бы поскорее выполнить задание Командира, чтобы потом... Потом он во главе большого вооруженного отряда врывается в Городок. Треща, рушится Стена, оседают бетонные казармы, в панике мечутся капралы. Стрельба, дым, крики, стоны, языки огня и оскаленные, рычащие собачьи пасти... Вместе со своей доблестной десяткой он вламывается в женскую казарму, зовет: "Шпринг! Где ты, Шпринг?" Но что это? С воплями врассыпную бегут от него сотни одинаковых Шпринг - заломленные тонкие руки, рассыпанные по плечам волосы, бессмысленные зеленые глаза... Он проснулся в ужасе, в холодном поту. Пришедшая во сне догадка сразила его: а ведь и верно, они все похожи, эти девушки за десять жетонов, как же я отыщу среди тысяч одинаковых свою Шпринг? Они похожи, как и мы... "Слушай, Айз, не распускайся и не паникуй, - приказал он себе голосом Командира. - Придет время, разыщешь. Это проще, чем выполнить задание. Лучше сосредоточься и постарайся что-нибудь придумать". Но мысли вертелись в прежнем направлении... Почему же мы искали только отцов? Почему не матерей? Если девушки из казарм так похожи... и мы так похожи... Сказал же Командир, что у его матери было три сына, и все разные. А мы все одинаковые... Значит, у нас общий отец, общая мать. "Балбес! - стукнул он себя по макушке. - Совсем глупый Айз! Разве одна женщина сможет нарожать столько детей?" На этом он и уснул. А утром его разбудил треск над головой. Из черной щели в потолке посыпалась пыль, труха. Они все вскочили, еще ничего, не понимая спросонья. Доски раздвинулись, между ними показалась смеющаяся чумазая физиономия Чертенка Педро. - Ловите! - И он упал на руки Дэя. Вслед за ним в подвал спрыгнул "стриженый". - Его зовут Рой, - прошептал Педро. - Он останется здесь. Кто-то один вместо него пойдет наверх. Рассказывать про Момо. Только быстрее! Кто? - Я! - воскликнул Найс. - Я с удовольствием пойду. - Я тоже с удовольствием пошел бы, - проворчал Биг. - Пусть идет Айз, он лучше всех сделает дело. - Да, это правда, - потупился Найс. - Иди, Айз, я не обижусь. - Но меня же схватят там. Что я им скажу? Чертенок Педро расхохотался: - Какой ты глупый, Айз! Как эта стенка. Никому ничего не надо говорить. Когда выкликнут "Рой", ты будешь кричать "я", только и всего. Вас же родная мама не различит. Идем, а то могут застукать. Завтра мы сменим еще одного. Подсади меня, Стек, ты самый длинный. Джо начал нервничать. Время летело, а он ни на шаг не приблизился к решению задачи. Он прошел еще сквозь некоторые "закрытые" двери - безрезультатно. Даже пустяковый протокол об автомобильной катастрофе достался ему куда труднее, чем сверхсекретное досье Климмера. В их работе случается такое, но лучше бы оно случилось не сейчас, когда на счету каждая минута. Нет, ему положительно не везло последнее время, похоже, ветреная фортуна повернулась к нему спиной. По сути, протокол не прибавил ничего нового к его знаниям, лишь подтвердил предположение: да, Эдна мешала, Эдну пришлось убрать. Междугородный автобус потерял управление и упал в море; двадцать семь пассажиров погибли, шофер успел выпрыгнуть; господи, какие мелочи - двадцать семь человек - для того, кто выпускает людей серийно! Впрочем, катастрофа еще не доказательство; доказательство - чудом спасшийся шофер, которого через неделю нашли с перерезанным горлом; свидетели никому не нужны. Только вот что это добавляет к его построению? Ровным счетом ничего. Если полоса невезения протянется дальше, он не помощник Айзу. А как было бы здорово - прийти сказать: я знаю, кто вы, кто ваш папа! Заветный ключ, о котором толковал Рико, мечтал Командир... Но дни идут, Айз действует на свой страх и риск с помощью "отмычки", и, кажется, что-то у него получается, по крайней мере, набеги на деревни в джунглях прекратились. В Императорских казармах брожение, офицеры теряются в догадках: в чем дело, что происходит? Кто бы мог подумать, что среди роботов доктора Климмера витает тень Момо, безвестного Момо, любимца деревенских парнишек? Да, и такие казусы случаются в жизни: мертвый Момо работает на восстание, а я, живой и полный сил, мечусь в поисках решения чисто теоретической в общем-то проблемы и ничем не в силах помочь ни Момо, ни Айзу, ни центру... Итак, Эдна. Снова начнем от печки. Эдна, холодная красавица, никогда не имевшая детей. А если она просто не пожелала, чтобы по ее образу и подобию штамповали детишек? Девушек? Будущих соперниц, которые, она знала, скоро затмят ее? Мама Эдна? Нет, немыслимо! Папа Климмер? Вполне возможно. Очевидно, он не лишен пристрастия к отцовству. Но столько детей - это ведь надо иметь запятую в мозгах. Комплекс. Какой? Комплекс отцовства? Такового вообще не существует, чувство отцовства - естественнейшее из естественных. Да и откуда бы? Военный врач, ученый... после войны эмигрировал из Германии... пригрело военное министерство. И все-таки без гипертрофии отцовства здесь не обошлось. Новая усовершенствованная раса, созданная на базе высочайших образцов? С ума сойти! Допустим, все это так. Но при чем тут Эдна? Опять Эдна, возвращаемся на круги своя. Эдна не терпела детей, факт очевидный. Они прожили вместе два года. За два года женщина может родить максимум двух детей. Но даже если и эти... как их?.. Эмбрионы... А в Городке, по крайней мере, несколько сотен девиц, подобных Шпринг. Вот и ломай голову, Садовник. Если бы я знал генетику, эмбриологию, медицину хотя бы так же, как агрономию! Впрочем, я и агрономию никогда не изучал, так, нахватался верхушек. Однако это не помешало, мне выращивать деревья и цветы. Деревья... и... цветы... Постой-ка, постой-ка, Садовник! Эва оно что! Да это же и ребенок знает - растения размножаются не только семенами, но и почкованием! Помнится, кто-то когда-то вырастил лягушонка из одной клетки! Джо схватил энциклопедический словарь, торопливо зашелестел страницами. "Вегетативное размножение... растения... простейшие живые организмы... делением или почкованием. Клонинг... Уникальный эксперимент поставил английский ученый Д.Гердон, вырастив в искусственной среде из ядра клетки взрослую особь лягушки, способную к размножению. Во многих странах ведутся опыты по выращиванию из клеточного ядра зародыша человека..." Все стало на свои места. Долгожданный ключ был найден. Но Джо не испытывал никакого удовлетворения, наоборот, на сердце словно камень навалился: так это было гадко, так омерзительно. Какая уж тут любовь, таинство деторождения, материнство! Все просто, примитивно, ничего таинственного, ничего святого - вегетативное производство людей. Тысячи Климмеров. Сотни Эдн Браун. Копии, копии, копии... Но какова же скотина этот Климмер, если даже холодная кукла Эдна взбунтовалась против его чудовищных экспериментов с ее клетками! И все-таки задача решена! Теперь надо срочно передать Айву: вас искусственно вырастил Климмер из клеток своей кожи, чтобы с вашей помощью завоевать мир, превратить его в сплошной Городок. Это должно подействовать на них: собственных сыновей - больше того, братьев, частицу самого себя - он превращает в тупых животных, в роботов, в убийц. Это ли не зверство? Вот и выбирайте, кто ваш отец: Момо или Климмер... Скрипнула дверь, в каморку вошел инвалид в черных очках. - Дядюшка Джо, - сообщил он с нотками торжества в голосе, - мой племянничек Педро передает тебе от сыновей Момо: "Мы готовы". К его удивлению, дядюшка Джо нисколько не обрадовался. Больше того, дядюшка Джо так хватил толстенной книгой о стол, что с потолка посыпалась штукатурка. 9 - Вперед! - скомандовал Айз. Три десятка теней метнулись к высоченной стене форта и слились с нею. Часовые сонно топтались на своих постах. Что-то темное беззвучно падало на них сверху, и, ничего не успев сообразить, они уже лежали на земле, скрученные по рукам и ногам, с кляпами во рту. Бесшумно распахнулись тяжелые бронированные ворота. Небольшой отряд хорошо вооруженных бородатых людей без единого звука разошелся по спящему гарнизону. Четыре часа утра. Айз в сопровождении двух бородатых с автоматами наперевес вошел в казарму. Как убитые спали солдаты регулярной армии "акул", лишь изредка раздавался храп. Вспыхнул яркий свет. - Тревога! Посыпались с коек парни, ошалелые спросонья, дурные. Затоптались, заметались бессмысленно, забегали взад-вперед, натыкаясь друг на друга... Этим утром, с четырех часов до пяти, были разоружены несколько гарнизонов армии "акул" в разных уголках страны - и ни единого выстрела не прозвучало: армия давно устала воевать с народом. В полдень к военному министерству подкатил бронетранспортер; группа партизан во главе с Начальником штаба поднялась в вестибюль. Навстречу широким маршем парадной лестницы спускалась депутация с белым флагом; ее возглавлял заместитель военного министра Тхор; он отлично держался, этот генерал-актер, он был в меру важен и надут, в меру скорбен и удручен. Он выслушал условия капитуляции - и ничего не отразилось на его лице. Он выслушал обвинение в государственной измене - и даже глазом не моргнул. Но когда его взгляд наткнулся на Айза, стоявшего рядом с Начальником штаба, - Тхор поперхнулся. Айз отрастил пышную шевелюру и начал отпускать бороду - трудно было бы узнать в нем прежнего "стриженого". Ко Тхор, видимо, узнал. То и дело косился он на Айза, и постепенно горбилась статная фигура, серело лицо, улетучивалась генеральская спесь. Айз никак не мог понять: где видел он этого вылинявшего индюка? И наконец вспомнил. Собаки! Этот человек, только в штатском, приезжал в Городок, когда их врагом были собаки. Выходит, старый знакомый!.. В начале первого у Командира закончилось важное совещание. Усталый и счастливый, он шел по коридору бывшей резиденции диктатора и лицом к лицу столкнулся с Айзом. Айз протянул руку, чтобы поздравить Командира с победой, но тот по-братски обнял его. - Ну вот, братишка, свершилось! Поздравляю! - И тебя поздравляю, Командир. Здорово получилось, не правда ли? Ни одного выстрела! - Да, просто удивительно. "Стриженые" действовали отлично, революция не забудет этого. Молодцы! Ну а как поживает твоя грусть, Айз? Еще не сбежала? Теперь-то уж ты сможешь заняться своими личными делами. - Но ведь Городок еще не освобожден... - Завтра будет освобожден. Утром туда вылетает Комиссар, ты назначен его заместителем. Мы уже передали Климмеру ультиматум. Айза охватило неудержимое мальчишечье ликование. - Значит, завтра я увижу... Командир достал из кармана фотографию, усмехнулся загадочно: - Ее? На Айза смотрела беззаботная зеленоглазая Шпринг - тонкие руки, теплый дождь волос, доверчивая девчоночья улыбка на губах. - Где ты раздобыл эту карточку?! - Спроси у него, - рассмеялся Командир и кивнул на скромно стоявшего в сторонке, как всегда незаметного Джо Садовника. Старик бережно взял фотографию из рук Командира, отставил подальше, прищурился. - У тебя будет хорошая жена, сынок. И много-много детей. Пять или даже шесть. На свадьбу-то пригласишь? - Обязательно, отец, - сказал Айз, и дыхание его перехватило. Будто бы и вправду Старик был его отцом, а Командир - братом. А может, и вправду? 10 Доктор Климмер был сдержан и спокоен, как обычно. До истечения срока ультиматума оставалась еще более часа. Он тщательно, с присущей ему скрупулезностью взвесил все "за" и "против" - это был конец. Над Городком кружили самолеты повстанцев. За Стеной стояли наготове тяжелые артиллерийские орудия. Разумеется, мятежники не оставят у себя в тылу такую силу; если он не выкинет белый флаг, угрозы будут приведены в исполнение. Конечно, он мог бы сейчас открыть ворота, выпустить всю ораву "стриженых" - и тогда еще бабушка надвое сказала, кто кого. Но это вовсе не входило в его планы. Он еще успел бы удрать на личном сверхзвуковом истребителе в соседнюю страну, прихватив драгоценный генный фонд, как в свое время праотец Ной прихватил каждой твари по паре, - чтобы там, за цепью гор, начать все сначала. Но у него уже нет ни сил, ни времени начинать все сначала. А третья возможность... Впрочем, думать о ней еще рано. Он надел белоснежный халат и прошелся по лабораториям, с гордостью осматривая свое разросшееся хозяйство. В стеклянных утробах колб дрыгали ножками готовые появиться на свет девятимесячные младенцы. В виварии копошились малыши. Их смышленые звериные глазенки настороженно следили за соседями. Доктор Климмер включил душ - и малыши радостно запрокинули мордочки, потянулись ручонками к теплым струям. В гимнасиуме соревновались в ловкости двенадцатилетние подростки. Дело всей жизни доктора Климмера, отлаженное как часы, процветало. И опять он почувствовал себя отцом этого огромного семейства, и опять отцовская гордость живительным теплом разлилась по телу. Вот чего он достиг, начав с нуля! Снова предстал перед ним апрель сорок пятого... дымящиеся развалины родного города - результат жестокой и бессмысленной бомбежки... Последние "летающие крепости", сбросив свой груз, брали курс на запад, когда он, военный врач, едва отмыв руки от крови прооперированных солдат, прибежал домой, чтобы проведать трех своих малышей. И все трое, вместе с матерью... Нет, он не в силах забыть это ни на минуту! Его детки, его надежда, вся его жизнь... С тех пор дети стали его слабостью. Дети, дети, дети... Он рожал их, и выкармливал, и нянчил, и оберегал, и гордился ими, и уже провидел их великое будущее. Если бы не ошибка... да-да, он поддался на шантаж Тхора... уж он взял бы мир за глотку руками своих мальчиков! Доктор Климмер усмехнулся. Конечно, Тхор выиграл тогда все три раунда и добился своего. Но приятно вспомнить, как этот не нюхавший пороху вояка судорожно схватился за горло, когда Климмер как-то намекнул на омолаживающее свойство крови, младенцев. Солдафон решил, что он вливает себе кровь своих детей! Три раунда остались за Тхором. И все-таки бой выиграл Климмер. Пусть дорогой ценой, но выиграл - сохранил тайну рождения своих мальчишек. Этот простофиля поверил, что он скупает эмбрионы! Чужие эмбрионы, может быть, с испорченной наследственностью! Да стоит только взглянуть на него... на него и на них... чтобы понять, в чем тут суть. Но Тхор не понял. Как не понял и того, что через год-другой мог бы полностью рассчитывать на старину Климмера. Потерпи он немного, и старина Климмер провозгласил бы его диктатором - ха, под своим диктатом, разумеется. "Тхор поспешил, а я уступил - и вот результат. Но самое парадоксальное, что мятежники как-то ухитрились повернуть против меня моих же мальчиков. Без их помощи красные никогда не смогли бы взять власть, никогда. Даже тут без нас не обошлось! - с горькой гордостью подумал Климмер. - Впрочем, я выбрал не лучшую страну. Но, кто знал тогда, после войны, что и здесь созреет революция? Даже здесь!" Через два года это была бы его страна. Через пять лет это был бы его континент. Через десять лет это была бы его планета. Он все предусмотрел. В лучших университетах Европы и Северной Америки учились бы лучшие из его мальчишек - под разными фамилиями, разумеется; если бы он не дожил до этих благословенных дней, один из них, самый способный, встал бы во главе дела. Сын. Брат. Ха, по сути, он сам, только более молодой, более энергичный и, кто знает, может быть, более счастливый. Через десять лет планета была бы завоевана, завоевана тихо, спокойно и незаметно - одним только количеством "стриженых", до крайности необходимых для искоренения смуты в каждой стране этого бушующего континента, этого сумасшедшего шарика. Ему нужно было еще десять лет, чтобы построить на Земле свой мир. Ему осталось десять минут. Что ж, час пробил. Пора прощаться. Прощаться с детками. Детки его, детки, вся его надежда, вся жизнь! Пусть же они и умрут вместе с отцом, как в добрых старых рыцарских романах! Доктор Климмер приложил к глазам платок, сделал ручкой стеклянным колбам и покинул лабораторию. У себя в кабинете он остановился перед портретом Эдны. - Прощай и ты, милочка! Скоро встретимся... на том свете. Даже она не поняла его. Даже она, которую он обессмертил, назвала его чудовищем. Пришлось пожертвовать оригиналом. Но почему он считал мальчиков своими сыновьями, девочек же не дочерьми Эдны, а ее сестрами? Психологический феномен? Ему осталось пять минут. Доктор Климмер налил рюмку лучшего рома и проглотил не разбавляя. Потом отомкнул бронированный сейф. В сейфе виднелась еще одна дверца, потайная. Он открыл и ее. В крохотном втором сейфе не было ничего, кроме стеклянного колпака и молоточка. Молоточек ударил по стеклу; во все стороны брызнули осколки; один из них впился в палец; показалась капля крови. Доктор Климмер побледнел, поморщился, подошел к аптечке и тщательно обработал царапину. Когда секундная стрелка, обежав последний круг, коснулась цифры "12", он сунул руку в сейф и до отказа нажал красную Кнопку, таившуюся прежде под стеклянным колпаком. Он успел подумать с удовлетворением, что всегда был дальновиден и еще тридцать лет назад, проектируя Городок, учел и эту мелочь. Что ж, предусмотрительность оказалась не лишней, совсем не лиш... Чудовищной силы взрыв поднял Городок в воздух и снова опустил на землю, разметав окрест его обломки. Все было разбито, искромсано, искорежено. Только возле одной стеклянной колбы, отлетевшей дальше других и расколовшейся при падении пополам, лежал на земле и тоненько попискивал новорожденный ребенок - ничей сын. Он лежал так весь день, и к вечеру его писк стал совсем слабым: еще час, и он, верно, вовсе замолчал бы. Но тут над ним склонилась женщина. Нежные руки подняли младенца и прижали его холодные губки к теплой, полной материнского молока груди.