ных выхлопах одиночных разрядов, все еще раздававшихся со стороны мака, невозможно было ни опознать, ни пересчитать их. В отчаяньи он перекинул калибратор десинтора на непрерывный широкополосный разряд и, вжавшись лопатками в шершавую выщербленную плиту, раскинул над собой гигантский ослепительный веер. И только тут заметил сзади - ох, как далеко сзади! - что-то бесформенное, копошащееся, бьющееся. Он мгновенно погасил разряд и бросился туда, почти автоматически отмечая, что и Гэль не бежит к кораблям, а наоборот, почти во весь рост мчится к Иссабастову маку, наперехват двум последним трассирующим очередям. Он знал, что на этот заслон можно положиться, и теперь все свои силы вложить в скорость - ничего другого не было сейчас важнее: скорость! Подбегая, он в прерывистом свете редких вспышек увидел мону Сэниа, которая, распахнув свой легкий скафандр, старалась прикрыть им маленького Юхани, а бьющееся и вырывающееся наружу - это был ее сиреневый крэг, яростно выдирающий свои крылья из-под непроницаемой пленки да еще норовивший ударить клювом в лицо. - Держите ее крэга! - донесся издалека голос Гаррэля, и краем глаза Юрг успел заметить, что его стремительная, гибкая фигура выросла вдруг во весь рост - и исчезла. И в тот же миг аметистовый стервятник вырвался-таки из своего плена, еще раз ударил куда-то наугад и с мстительным кличем взмыл в ночное небо. Юрг стиснул зубы, преодолел одним прыжком оставшиеся метры и схватил Сэнни вместе с крошечным попискивающим свертком, упрятанным под скафандр. - Брось меня, - услышал он шелест сухих упрямых губ. - Брось, я тебе приказываю! Без тебя они не договорятся с Землей, а я теперь в полете - только обуза... Он побежал к своим кораблям, уже начавшим сползаться, чтобы образовать единый мак, и старался не слушать ее, и не глядеть в изуродованное, залитое кровью лицо. Редкие разряды хлестали по земле то слева, то справа - два последних дружинника Иссабаста до конца выполняли приказ своего командора, но темнота не позволяла им сделать прицельного выстрела. И Гэль им больше не отвечал. Юрг подбежал к блестящим громадным коконам, уже спаянным вокруг центрального шатрового корабля, и на секунду замешкался - перед ним была непроницаемая поверхность. Но в тот же миг она треснула, образуя овальную щель, и сразу несколько рук протянулись навстречу командору. Он осторожно передал им завернутую в плащ мону Сэниа. - Гэль остался где-то там, - хрипло проговорил он, переводя дыхание после быстрого бега. - Кто со мной?.. - Командор, мы-то можем это сделать мгновенно, - возразил рассудительный Борб. - Нужно только точно знать, где он. - Он бежал к маку Иссабаста, прикрывая нас... Гэль! - крикнул он в темноту, сложив руки рупором. В ответ протянулась прерывистая очередь, и фонтанчики расплавленного камня брызнули у самых ног Юрга. - Не так, - прошептала мона Сэниа, вставая рядом с мужем. - Гаррэль, королевский лекарь, паж мой!... Это был не крик и не шепот - едва отделяясь от губ, слова исчезли, уносясь в безмолвие раскаленных плазменными разрядами каменных плит и душного тления травы. Первая луна встала как раз за кораблем Иссабаста, и голос, посланный в густую конусообразную тень, тонул в ней и не находил ответа... ...Что-то коснулось помертвевшей щеки, и Гаррэль открыл глаза. Жгучая, нестерпимая боль полоснула по ногам, и ему пришлось отключиться от всего - зрения, слуха, обоняния - лишь бы задавить эту боль, затянуть ее в тугой пульсирующий узелок, не дать ей овладеть всем телом и сознанием... Удалось. Тогда он снова глянул вверх и прямо над собой увидел плавно кружащегося в вышине розового фламинго. "Гаррэль, паж мой!.." - снова коснулось его щеки; - где ты пошли мне свой голос!" Он попытался приподняться на локте, и снова нечеловеческая боль бросила его обратно, на шершавый холодный камень. Но главное он успел увидеть: там, где эта боль возникала, не было ничего, что могло бы болеть. Вместо ног в пульсирующем свете одиночной пальбы он увидел только запекшиеся, обожженные обрубки. И тогда в какую-то долю секунды он понял, взвесил и решил все разом. И то, что его принцесса жива, но ее крэгу удалось вырваться, и теперь он ни за что на свете не вернется к своей владелице. И то, что она, прекраснейшая в мире, никогда не бросит и не предаст своего пажа, своего лекаря, и всю жизнь будет опекать его и держать рядом с собой - жалкого калеку, человеческий обрубок, который до скончания дней своих будет слышать собственный голос, когда-то произнесший невероятные слова: "Я, Гаррэль из рода Элей, беру тебя в жены и не завещаю никому..." И еще он понял то, что промолчи он еще секунду - и они все, уже собравшиеся на своем маке и готовые в любой миг покинуть планету, вместо этого сейчас же ринутся в черную тень, под выстрелы, навстречу погоне. Навстречу гибели. И это будут его звездные братья. Его командор. Его принцесса. Он собрал остатки сил, и голос его, одновременно мужественный и юношеский, разнесся над Звездной Гаванью: - Принцесса Сэниа! Я, твой паж и королевский лекарь, был верен тебе до последнего дыхания и никогда не думал, что когда-нибудь попрошу за это награду... А теперь я прошу тебя. Он перевел дыхание, и страшная тишина распростерла свое покрывало над ночными просторами Джаспера. Даже те двое, что еще стреляли наугад, укрывшись за иссабастовым маком, замерли, опустив оружие. - Принцесса! Поклянись мне, что ты выполнишь мою просьбу! - Клянусь... - пронеслось над опаленными плитами и коснулось его холодеющего лба. - Тогда прими мой прощальный подарок и улетай немедленно. Я остаюсь здесь. Не отвечай ничего... прощай. Холодная струя ночного воздуха пахнула в залитое кровью лицо моны Сэниа вместе с последним словом, и она почувствовала, как мягкие, невесомые перья одевают ее плечи. И, еще ничего не видя, она догадалась, что это. Гаррэль из рода Элей отослал ей своего Кукушонка и остался здесь, чтобы умереть в темноте и одиночестве. Он сам просил об этом, и она поклялась выполнить его просьбу. И только одного она не могла - не ответить ему. - Гэль, паж мой! - донесся до него горестный голос, обращенный к нему одному. - Я, принцесса Сэниа королевского рода владык Джаспера, повинуюсь тебе... Прощай. И наступила тишина, в которой не было больше даже дыхания. Только зловонное шипение перегретых десинторов. Звездный корабль командора Юрга исчез, чтобы появиться вблизи запретной звезды Чакры Кентавра. И тогда, превозмогая ужас перед бесконечностью темноты, которую уже ничто не могло прервать, он заговорил, посылая свой голос в вечнозеленые лабиринты королевских садов и твердо зная, что, пока он говорит, ни один джасперианин не двинется в погоню; а когда силы его иссякнут и он замолчит, многие еще подумают, а стоит ли догонять беглецов... И он заговорил: - Братья мои, с вами говорю я, Гаррэль, младший сын Элей, умирающий в темноте. Слушайте меня, ибо я откроя вам тайну крэгов. Жители зеленого Джаспера! Когда-то ваши предки были свободны, могучи и мудры, повелевая мирами и крэгами... Но ни с чем не сравнимый ужас слепоты обрушился на нашу планету, и вместо того, чтобы бороться с ним, вы предпочли стать рабами крэгов и дарить им целые миры в награду за собственное рабство. Сейчас, хотите вы этого или нет, но владычеству крэгов приходит конец. Жаль, что не своими руками добьемся мы этого... Но хотя бы помогите отважным людям с далекой звезды, которую мы называем Чакра Кентавра, а следует называть Солнце... Один из них уже отдал свою жизнь за то, чтобы вы стали свободными. Он услышал у себя над головой свист расправленных крыльев и понял, что крэги пытаются разглядеть его в туманной темноте. И как только луна поднимется над маком Иссабаста и ее лучи осветят тело, неспособное даже уползти в тень - они растерзают его так же, как расправились с Юханом. И все-таки он продолжал: - Братья мои! Перестаньте быть рабами, носящими пышные титулы. Вспомните и поймите, что вы - не эрлы и графы, таны и принцы, а инженеры и ученые, вычислители и врачи, биологи и астронавигаторы. Это поможет вам преодолеть слепоту, даже если крэги снова предадут вас. Но не бойтесь за своих детей, не бойтесь за будущее Джаспера: ведь тайна крэгов в том и состоит, что все дети рождаются зрячими! Они приходят в мир, чтобы видеть его собственными глазами, и только... Страшный удар обрушился на его голову - аметистовый крэг, сложив крылья, камнем упал на его голос, рискуя разбиться о камни. Но он не промахнулся. Несколько секунд они еще жили - то, что осталось от юноши, и то, что недавно было сиреневым крэгом. Затем человеческого дыхания не стало слышно. Опередил его крэг или отстал на несколько мгновений - никто не смог бы сказать. - Мы ушли на достаточное расстояние? - спросил Юрг, прижимаясь лбом к черному иллюминатору, занимавшему всю середину пола. Немерцающие холодные светила роились под ним, очаровывая и пугая своей близостью. - Мы никогда не уйдем достаточно далеко, - отвечала мона Сэниа, полулежавшая рядом с ним на подушках и поддерживавшая одной рукой забинтованную голову. - Мы уже в твоем созвездии, которое в наших "Анналах" почему-то называют Костлявым Кентавром. Но нас могут догнать и здесь, потому что для перехода через _н_и_ч_т_о_ расстояний не существует. Я и так не понимаю, что сдерживает погоню... В любую секунду они могут начать выныривать прямо здесь, в центральной каюте корабля. - Так почему они этого еще не сделали? - По-видимому, Гаррэль нашел такие слова, которые их остановили. Ну, что ж, остался последний перелет - к твоей планете! Короткий приказ, легкое покачивание пола под ногами, кажущееся таянье стен, становящихся прозрачными - и внезапно чуть левее и ниже призрачно засветился такой знакомый, причудливо расписанный нежными перламутровыми красками шарик - долгожданная Земля. - Теперь мы можем не спешить, - проговорила мона Сэниа смертельно усталым голосом. - Смотри и выбирай, куда ты хочешь опуститься, командор. Вот мы и у цели, до которой... Голос ее дрогнул и прервался. Теперь, когда цель лежала у них под ногами, непомерной для женских плеч тяжестью легло воспоминание о тех, кому уже никогда не суждено было этой цели достигнуть. Сначала - Асмур, затем - Юхан, теперь вот - Гаррэль. Юрг смотрел на хрупкую фигурку жены, прижавшуюся к золотистой прозрачной стене. Нет, не новую диковинную планету разглядывала Сэнни - она просто прятала свои слезы, потому что, каким бы ни был повод для горести - принцесса Джаспера не могла плакать при посторонних. И спуститься вниз вот такой, истерзанной горечью воспоминаний, она тоже не хотела, потому и просила не спешить. Он угадал, он каждой клеточкой своего тела почувствовал остроту ее скорби и невольно вспомнил ту счастливую ночь, когда они спорили, на Земле или на Джаспере умеют любить сильнее... Горе траты - оборотная сторона любви. Он бесшумно приблизился и осторожно снял с ее плеч пестрое живое покрывало. - Будь другом, Кукушонок, - попросил он, - присмотри за Юхани. Кукушонок послушно скользнул в угол, где на свернутом плаще безмятежно сосал палец наследник двух планет, и опустился в изголовье, заботливо оглядывая малыша, но не касаясь его даже кончиками перьев. Сэнни не обернулась, продолжая невидящим взглядом смотреть туда, где мягким светом сияла такая близкая и такая далекая Земля. Юрг наклонился и бережно обнял жену, словно пряча ее от всей Вселенной. Вдохнул запах ее теплых волос и все-таки не удержался, поверх ее головы засмотрелся на пышный весенний ковер каракумского разнотравья. Его подбородок невольно коснулся ее волос, а руки, как крылья, укрыли плечи... - Мы не будем торопиться, Сэнни, маленькая моя, - зашептал он, чувствуя, как под его губами шевелятся, точно живые, прядки ее черных волос. - Мы дождемся вечера и тихо опустимся на сказочную равнину, которая когда-то была пустыней, а теперь зеленее и душистее самого Джаспера... Хорошо? - Да, - еле слышно донеслось до него, - да... - Красноногие аисты, заночевавшие здесь на своем пути к северу, будут при виде нас закидывать головы на спину и щелкать клювами... Но ты их не бойся. - Нет, - отвечала Сэнни, - нет... - А потом подойдут джейраны, хлебца попросить, только вот у нас нет человеческого хлеба - не беда, правда? - Правда, - соглашалась она, - правда... - А потом за нами прилетят, - говорил он, радуясь, что стихает горестная дрожь, бившая ее маленькое тело, - за нами прилетят, если, конечно, облака не помешают - ишь, ползут с юга, точно белая мохнатая шкура... - Я думала, это снег... - Нет, это низкие облака, они к вечеру... Он вдруг осекся - горло перехватило. - Откуда ты знаешь - про облака? Она не ответила. - Ты... видишь? Ее голова едва уловимо дрогнула в коротком кивке. Он должен был ощутить буйную радость, а вместо этого его охватил цепенящий ужас и отвращение - к себе самому. - Значит, - проговорил он, едва ли не заикаясь, - я для тебя - все равно что... Он не мог даже произнести этого слова. И тут странный, прерывистый звук, напоминающий клекот орленка, донесся из угла. Юрг в недоумении обернулся и вдруг понял, что впервые в жизни - а может быть, и вообще в истории Джаспера - они слышат, как крэг смеется. - Сэнни, - прошептал он, обхватывая голову руками и садясь на пол; - Сэнни, Кукушонок, простите меня, дурака... Она порывисто повернулась и гибким, точным движением опустилась на колени рядом с ним. - Как же ты сам не догадался, муж мой, - проговорила она, и он подумал, сколько же дней и месяцев он не слышал, чтобы у нее был такой счастливый голос. - Как же ты сам не понял, что иначе и быть не может. У нас ведь теперь все на двоих: и сын, и зрение, и неразделимость самой жизни...