ле Варвары робота, но Пегас, не получавший пока приказа начать съемку или сбор материалов, остался к ним равнодушен. До конца отдыха оставалось еще около получаса; Артур, назначенный главным в группе, прекрасно понимал, что проходить неведомое и страшноватое препятствие на переполненный желудок будет обременительно. Поэтому он вытянул длинные ноги, которые почти достали до воды, и кинул реплику Лерою: - Ну, на Большой Земле такой супец украсил бы меню любого ресторана! - Судить о гастрономических особенностях морских тварей, - по уверенному тону Лероя чувствовалось, что в его лице сэр Артур нашел компетентнейшего гастрономического оппонента, - может только тот, кто хоть раз попробовал золотую рыбку... - Позвольте, - продолжил игру Артур, - вы имеете в виду риукина, шубункина или диакина? - Даже не шишигашира, - ответствовал Лерой. - Дело в том, что есть аквариумную рыбу... Последовала столь любимая Лероем глубочайшая пауза - все предавались послеобеденной истоме, развлекаясь их диалогом. - ...это все равно что жарить блины на губной помаде. Варвара слушала и ушам своим не верила: куда девалась вся замкнутость Лероя, вся его вековая скорбь? Это был пожилой, но хорошо тренированный экспедиционник-дальнепланетчик, контактный и остроумный - душа общества, одним словом. Когда же он успел так перемениться? В тот момент, когда из толпы послышался его бас: "Пойдем берегом" - и это как бы поставило точку над всей дискуссией. Или чуть позже, когда все выходили и Кони протянула ему руку, которой он коснулся лиловыми, как можжевельник, губами? Варвара осторожно оглядела присутствующих. Нет, никто, кроме нее, не видел в поведении Лероя ничего удивительного. Или подобные перемены были в его характере, и все привыкли, или вкрадчивое и вроде бы не жаркое тамерланское солнышко так всех разморило, что глядеть хотелось или в фиалковое небо, или, на худой конец, на загадочную бронзовую шкуру, обтягивающую ворота. Время от времени она тихонечко подергивалась едва заметными конвульсивными складочками, словно по ней стремительно пробегало невидимое насекомое. В такие моменты светлые блики падали на лицо Лероя, проясняя его и одновременно безжалостно подчеркивая каждую морщинку. - Гляди-ка! - воскликнула вдруг Серафина. - Нам на ужин яичко снесли! Все повскакали с мест, восторженно галдя, - и действительно, в сложенных жгутом хватательных щупальцах робота поблескивало рыжими крапинками небольшое яйцо. Но местным райским птичкам столь бурно выраженные эмоции пришлись не по душе - они разом поднялись в воздух, испуганно попискивая, и ошалело, как подброшенная разбойничьим свистом голубиная стая, метнулись прямо в черный зев затаившихся ворот. Раздался хлопок, словно кто-то встряхнул простыню, неподвижная доселе бахрома взметнулась наперерез стае, вынося перед собой темно-синюю тень, - и вот уже то, что секунду назад было радужно блещущей живой стаей, превратилось в бесформенные пестрые комья, выметенные неощутимым ветром из бахромчатой скальной пасти на черту прибоя. Из воды выполз янтарный пенистый язык, слизнул эти комья - словно ничего и не было. Только радужное перышко полетело над берегом, закрутилось вокруг костра и сгорело. Все молчали, и было нестерпимо холодно. - Но ведь прошел же Вуковуд! - не выдержал Теймураз. - И мы пройдем, - спокойно, словно ничего не случилось, пробасил Лерой. - Да, действительно, - встрепенулся Келликер, наконец-то припомнивший, что в этой группе он за старшего. - А что. мы переполошились? На Степаниде и не то бывает. И между прочим, у нас еще осталось двадцать минут отдыха. На чем мы остановились? На золотых рыбках? Лерой, а где вы их встретили, если не в аквариуме? Лерой его понял: перед первым препятствием, которое Сусанин определил как "аттракцион номер один", а они сейчас увидели воочию, необходимо было произвести психологическую разрядку. Он опустился у догорающего костерка, приглашая остальных последовать его примеру. Они последовали. - Это было... - начал он, и Варвара поняла, что заминка в его рассказе на сей раз была не ораторским приемом, нет, легендарный дед действительно старался припомнить, как же давно приключилось то, о чем он собирался поведать. - Было, ну, скажем, лет шестьдесят тому назад. Немногие из вас знают, что в те времена я и не думал о дальних зонах в частности и о пространстве вообще, а работал скромным рыбопромысловиком, то есть тралил свой квадрат где-то восточнее Канарских островов. - Э-э-э... - с сомнением протянул Артур. - Вы хотите сказать, что на обычных промысловых сейнерах - я не имею в виду исследовательские суда - не имеется не то чтобы капитана, а и команды вообще? Согласен. Но ведь то - сейчас! А полвека назад в моем подчинении было... - Лерой явно тянул время, но никто не возражал. - Давайте вместе посчитаем: в трюмах у меня крутилось полторы сотни кибов-рыбообработчиков - значит, на них пять механиков-ремонтников. Да три механика по кибермеханикам. Да один механик по кибам-радистам. Да еще один по кибам-штурманам. Да еще врач-настройщик медицинских спецкибов - совсем безрукий был парень, никакой практической сметки, но зато как умел заговаривать зубную боль! Ну, да это к слову. Так. Вот и сбился, кого-то забыл... - Буфетчицу, - подсказала Серафина. - Совершенно справедливо. Два наладчика на камбузе: один по мясной, другой - по постной аппаратуре. Ну, и естественно, буфетчица, никакими кибами не обремененная, - у нее и без того забот хватало. И разумеется, для приведения к единому знаменателю всей этой кибер-оравы - боцман. Он быстро оглядел слушателей: большинство демонстративно загибало пальцы. Отвлеклись, значит. Что и требовалось. - Сколько получилось? - Шестнадцать, - сказал Теймураз. - То ли забыл кого-то, то ли буфетчицу мы за двоих считали: она у нас была многодетная мать, все свободное время в рубке дальней связи торчала, уроки проверяла у своих сорванцов. И сказать ничего нельзя - детишки как никак... - Сельдя промышляли? - с умным видом подыграл Солигетти. - Почему сельдя? Солигетти смешался, не зная, что сказать дальше, и все почувствовали естественное удовлетворение, потому как никто, кроме Лероя, смутить этого болтуна не мог. - Селедка в Канарском рыбохозяйстве - да это противно здравому смыслу! Итак, промышляли мы в основном черного малакоста, и не столько из-за мяса, хотя оно давало дивную рыбью колбасу твердого копчения, как, впрочем, и многие глубоководные рыбы, сколько ради бархатной шкурки, которая шла на дамские костюмы. У меня у самого была такая куртка, подкладка с биоаккумуляторной пропиткой, поэтому по всему моему фасаду светился характерный узор - рыбьи фотофоры продолжали работать. Мерцающий такой крап, белый и фиолетовый, а на воротник щечки пошли, там уж сами знаете, кто ихтиологию учил, - подглазный фонарь ярко-красный, заглазный - ядовито-зеленый. Словом, знали мою куртку от Мельбурна до Одессы, даром мне ее по особому заказу одна умелица с Малой Арнаутской шила. - Лерой, не дразните женщин! - вздохнула Серафина. - Да, опять отвлекся. Итак, вышли мы на точку, указанную сверху кибом-поисковиком, включили глубинный манок. Название одно - манок, а на самом деле - пугало, потому как от него половина рыб на дно ложится, а половина на поверхность всплывает. Для малакоста эти условия дискомфортны, от возмущения он шалеет, тут мы и берем его голыми руками. - Ну, невелика доблесть, - решил-таки сквитаться неугомонный Солигетти. - Насколько я помню, рыбешка так себе, с селедочку, разве что пасть до самого хвоста. Про селедку он лучше бы не упоминал. - Увы, мой юный друг, - пророкотал Лерой, - дальше селедки ваши познания в ихтиологии не продвинулись ни на йоту, да и то опасаюсь, что ассоциируются они в основном с соусами и заливками, как-то: провансаль, луковый, винный, имбирный, тминный... - Уксусно-яблочный... - мечтательно закатывая глаза, подсказал Келликер. - Мы опять отклонились. А я говорил о том, что это только в естественных условиях малакост - рыбешка не более полуметра. В промысловых же хозяйствах разводят какой-то гибрид, по-моему, с крокодилом, потому как если у малакоста натурального пасть достигает трети от длины тела, то у наших тварей ротик ровно в половину всей особи, а длина ее - три метра с гаком! Все представили себе лероевский "гак" и ужаснулись. - Да, так вот. Только я вышел за своими кибами приглянуть, как там они к приемке трала приготовились, - меня на связь зовут. Наблюдатель докладывает, что прямо на меня движется вполне приличный косяк на такой-то глубине, с такой-то скоростью и приблизительной массой, которой только мне и недоставало до выполнения месячного плана. "Берем!" -кричу, и вдруг соображаю, что не доложено главное: а что за рыба? "Кто в сети просится?" - спрашиваю больше для порядка, потому как о той добыче, которая нам не подходит по своим параметрам, киб-наблюдатель просто докладывать не будет. А он, вместо того чтобы одним словом все прояснить, начинает уточнять глубину чуть не до сантиметра, среднюю массу и прочие тонкости. Что за нептуновы шуточки?! Я на него рявкнул, но киб не робот, он интонаций не воспринимает. Бормочет свои параметры, а о главном - ни гугу. Ну, я ж тебя... Связываюсь с оперативным контролером всей флотилии и не то чтобы жалуюсь - докладываю. Тот пожимает плечами, потому что полное сходство с сардиной, а остальное после выполнения плана в трюме разобрать можно. - Сардина в Канарском рыбохозяйстве... - скептически протянул Солигетти, но на него уже не обращали внимания. - М-да. Но пока я сомнениями маюсь, мои кибы-рыбари уже исходные позиции заняли и трал-самохват навстречу косяку распустили. Никто из вас в такое приспособление не попадал? Жертв не нашлось. - Это радует. Потому как из самохвата никому еще выбраться не удавалось. Для обитателей тверди земной, не имеющих представления о работе в море, поясняю: такой трал, пока он на борту, - это что-то вроде кишки с бахромой. Внутри кишки - миниатюрные биолокаторы, вроде цепочки сарделек, автоматически нацеливающиеся на ихтиомассу. С минимальными зачатками . вычислительных способностей. А наружный слой - растущий, он на определенном расстоянии от косяка начинает стремительно расширяться вверх и вниз и вырастает в сеть с нужными ячейками - эдакий кошель, готовый принять фронт косяка с максимальной эффективностью. Коррекция ячеек постоянна, так что ускользает только мелочь, коей и положено по несовершеннолетию свое догулять. Ну, да я уже начал цитировать учебник... Лерой кокетничал: на всех лицах отражался живейший интерес. - Итак, трал мой ведет себя, как китовая пасть: сначала раскрывается, а затем захлопывается, а вернее, зарастает в задней части. Рыбка, естественно, нервничает - у нее на консервную банку вроде ясновиденья, хотя ученые такую возможность и отрицают. Плещется она, сердечная, под тропическим солнышком, а я гляжу и понять не могу: или с моими глазами что-то приключилось на радостях от выполнения плана, то ли я такой рыбы никогда и видом не видал. Потому как блещет мой трал на одиннадцать тонн чистейшего червонного золота! Он снова позволил себе паузу, и напрасно, потому что все невольно посмотрели в сторону Золотых ворот, хотя ничего червонного в них не было, так, тусклая бронза. ' - Ну, рыбку мою принимает сортировочный лоток, тоже не приведи вас на него попасть, и тут вся моя команда является на палубу, словно ее из кают ветром вымело. Потом ребята говорили, словно их что-то толкнуло, и шепоток послышался легонький, бормотанье такое бессвязное. И я тоже слышу: шелест. Сперва едва уловимо, словно ветерок по волнам пробежал, а потом все громче, все отчетливее: "Отпусти ты меня, старче... отпусти ты меня, старче... отпусти ты меня..." Все одиннадцать тонн разом шепчут! - На сколько, выходит, каждая тянула? - прищурился Артур. - Да граммов сто. Так, с карасика рыбка. - Тогда это хор... На килограмм - десять штук, на тонну - десять тысяч, на весь улов - что-то вроде ста тысяч голов. Ничего не скажешь, должно впечатлять! - То есть такое впечатление, что на меня вроде столбняка нашло. Но механики мои покрепче нервами оказались и сообразили, что к чему, со значительным упреждением. Я еще уши себе прочищаю на предмет галлюцинации, а в воздухе уже рыбьи хвосты так и мелькают. А навстречу им что-то летит обратно, из воды на палубу. Я поначалу и внимания не обратил, мало ли летучих рыб наши экспериментаторы развели: они давно уже лелеют планы такую промысловую рыбу сочинить, чтобы она навстречу кораблю шла, из воды выметывалась и без всякой сети сама в трюм порхала. - Могу вас успокоить, - вмешался Келликер, - сия продукция все еще в перспективном плане числится. - Я и не сомневался. Но мне-то на палубу сыпалась отнюдь не летучая рыбка. Потому как из рыбы первоклассное французское шампанское фонтаном не бьет. - Ай-яй-яй!.. - не удержался Теймураз. - Вот именно: ай-яй-яй. Правда, на нашем флотском языке это звучало несколько иначе. Выговорил я все, что в таком случае положено, хватаю одну рыбешку - царь водяной! Глаза - как у газели, масть - фазанья, и лепечет на совершеннейшем бельканто: "Отпусти ты меня, старче, в море..." - "Плыви, - говорю, - только чтоб на палубе ни единой бутылки больше не было!" Только моя голубка в океан-море шлепнулась, как - пок, пок, пок! - бутылки все произвели перелет за борт, а следом и все огнетушители выметнулись. Перебрала рыженькая. - Вот что значит неточно сформулировать техническое задание, - простонал Солигетти, дрыгавший ногами от смеха. - Ну, огнетушители мне боцман вернул, поскольку он за них отвечает. Но я как глянул за борт - там вода кипит: из глубин морских выплывает то одноместный планетоход конструкции "Ягуар - восемьсот восемьдесят восемь", то глубоководный гидрокостюм фирмы "Марссинтетик", и я нутром чую, что это еще только мелочи. И действительно, ка-ак трахнет нам что-то под самый винт, ну, думаю, конец нашей скорлупке со всем ее перевыполненным месячным планом, поскольку кто-то решил на Моби Дика живьем посмотреть. Только ошибся я. Всплывает по правому борту целая каланча со всякими лесенками, стрельчатыми окошечками да арочками. Закачалась она на волнах, сердечная, тут я ее сразу и опознал: в Пизе стоит такая, и уж какое столетье набок валится. Видно, кто-то из моих механиков - большой любитель архитектуры, решил ее выпрямить, да не оговорил место, вот она и появилась под собственным килем. Ну что же, тонет она в строго вертикальном положении (а куда ж ей деваться - тоннаж ведь свое берет!), а вокруг судна гуляет восьмерками всамделишный змей морской, метров на триста и весь изумрудно-зеленый, гадюка. И целая эстрада всплывает, а на ней, разинув пасть, победительница джазового фестиваля всех колец Сатурна с сопровождающим оркестром... - Паноптикум, - не выдержала Серафина. - Вам - паноптикум, а мне - самотоп. Приходится хватать второго карася и во всю ширину легких давать команду: "Руки за спину!!!" Пока моя команда очень, заметьте, нехотя приказ выполняет, я при помощи все той же рыбьей силы аннулирую все, не имеющее непосредственного отношения к морскому промыслу, затем рычу боцману: "Держать всех под гипноизлучателем, к рыбе не допускать!" - и ныряю в рубку. - Был хоть излучатель-то? - А, только кобура, да и в той боцман, сластена невероятный, финики держал. Да, вызываю я командующего флотилией, а тот полагает, что я опять с рекламацией на кибер-разведчика, и мне встречный выговор, повод ведь всегда найдется. Чтобы не кляузничал. Едва я сквозь его капитанский акустический заслон пробился, докладываю о сложившейся ситуации, а он в хохот. Не верит ни единому слову, но признает, что лихо закручено. Просит: потратьте, мол, одну никудышную рыбешку на второе солнце, поскольку при нескончаемом дне путина пойдет вдвое веселее. Зубоскалит, значит. Ну, выложил я все, камеру на сортировочный лоток направил, но крупного плана не получается. Золотые блики картину скрадывают. Убедила его только крупная золотая чешуя у меня на куртке. Задумался мой командир. Тут не то что годовой план, тут из океана в один момент рыбную солянку учинить можно. Одна беда: не в его правах и обязанностях такой приказ отдавать. Тут требуется начальство помасштабнее. Посему он оперативно связывает меня с капитан-директором объединения всех тропических флотилий. - Тот, естественно, не верит... - Как это вы догадались? Таки да, не верит. И показать ему ничего нельзя, потому как заседает он в Бубунимапишме - был такой город на понтонах, сейчас уже лет тридцать как пересадили его на какой-то атолл и переименовали в Мирный. - А! - сказали все хором. - Ну, я сейчас уже не помню, что я тогда с его капитан-директорским понтоном сделал, - крупную рыбку на то потратил, живучую... Поверили мне. Но опять же - ответственность! Как вы подсчитали, в среднем осуществимы сто тысяч желаний, и начинать надо, разумеется, с глобальных. А каких? - Ну, я собрал бы президиум всемирной академии, как минимум, - глубокомысленно протянул Келликер. - То есть доверить каким-то сухопутным деятелям то, что преподнес нам его величество океан? Ну, я посмотрел бы на моряка, который согласился бы с вашим предложением. А посему соединяет меня мой капитан-директор с самим Управлением Мирового океана, выше у нас, флотских, уже некуда. - Это где флаг-президентом был Коркошко? - спросил Артур. - Вот-вот, его тогда только назначили, а я его еще по Калининградской рыбной академии помню, он на четыре курса старше меня был, но когда я назвался, узнал меня сразу. Ну, думаю, хоть тут-то не придется долго убеждать... Не тут-то было. Я ему и про пизанскую башню, и про огнетушители, а он мне: "Ай-яй-яй, на рабочем месте и в разгар путины..." Ну, я прямо света белого невзвидел. Если я его сейчас не доконаю, то сделают посмешищем на два полушария, такие басни про меня начнут рассказывать. Потому командую уже привычно: "Боцман, рыбку!" Пихаю ее прямо в микрофон носовой частью, и она лепечет еле слышно: "Отпусти ты меня, старче..." - а в ответ хохот. Коркошко грохочет на всю океанскую акваторию. - А вы бы на его месте не смеялись? - спросил Теймураз. - На его месте я бы тоже смеялся. А он на своем месте мне говорит, и вполне резонно: у тебя, мол, там многодетная мать, она, ради того чтобы к своим сорванцам на пару дней в интернат слетать, и рыбьим голосом заговорить может... Логично. Но я на своем месте беру твердой рукой под жабры вышеупомянутый фольклорно-сказочный персонаж, даю ей некоторые указания, отчего ее прямо-таки дрожь пробирает, и швыряю в иллюминатор. "Товарищ Коркошко, - спрашиваю, - перед тобой на столе ничего не имеется?" - "Нет, две бумаги на подпись..." - и осекся. Потому как появилось перед ним то, что я рыбке моей заказал, и он без дыхания на это чудо смотрит. - А-а-а?..-хором протянули Артур и Солигетти, но Лерой великолепнейшим образом проигнорировал их любопытство. - Итак, молчим мы минуту, потому другую, затем Коркошко, легонечко заикаючись, спрашивает: "А из чего ЭТО сделано?" - "Из сплава платины с иридием, - говорю я мстительно, - как в Парижской палате мер и весов". - "Тогда подожди, я ЭТО в сейф спрячу... Вот так. А теперь слушай: все пригодные емкости - под аквариумы. Комиссию ихтиологов комплектую немедленно и высылаю суперскоростным транспортом. А до ее прибытия отбирай наиболее типичные экземпляры, с запасом, естественно, а остальное - за борт. В целях воспроизводства. Вопросы имеются?" - "Имеются. Как быть с командой?" - "Действительно... Ну, долго думать не будем, по три рыбки в руки, да предупреди, чтобы все желания были строго локальными, никаких там вспышек сверхновых, остановок времени и повального бессмертия. И без нарушений устава корабельной службы. И еще: передовикам производства накинь-ка по одной премиальной". - "Разрешите выполнять?" - "Еще минутку... Многодетная мамаша там у тебя, так ты ей выдели по одному желанию на чадо, соответственно". - "Все, товарищ флаг-президент?.." - Да, - сказал Келликер, - и я на вашем месте занервничал бы. - Нервничать - это не то слово. Он тянет и тянет, а у меня единственное желание - по микрофону заклепочной кувалдой... "А теперь насчет тебя лично, - говорит. - Ты уж возьми себе еще одну единицу, чтобы выполнение плана обеспечить и выпущенный косяк компенсировать, а то знаю я тебя, все свои личные желания на это потратишь. Ну, пока все, капитан Лерой, приступайте к выполнению". - "Есть!" - и кубарем на палубу... Лерой вдохнул терпкий соленый воздух и задумчиво поскреб серебряную шерсть на груди: - Вылетаю я на палубу, а там - тишина. Мертвая. Хотя весь его рассказ и был рассчитан на увеселение приунывшего коллектива, скорбный финал произвел соответствующее впечатление - никто даже не улыбнулся. - Уснула, сердечная, - тоненько и жалостливо запричитал Солигетти. - И вместе с премиальными... И с планом месячным... И со всем прочим... - Улов-то куда пошел? - деловито осведомился Артур, не допускавший мысли о том, что одиннадцать тонн такого добра может быть потеряно для едоков планеты. - Что - улов! Для моих трюмных автоматических линий это - пять с половиной минут обработки. И пошли баночки: "Золотая рыбка в собственном соку"; "Золотая рыбка в томате"; "Золотая рыбка с рисом и морской капустой"... - Ну хорошо! - подытожил Келликер. - Сии деликатесы вот уже шесть десятков лет как съедены и позабыты, но как там с вашим платино-иридиевым доказательством? Оно-то ведь практически бессмертно и должно было сохраниться? - Думаю, что да. Во всяком случае, если будете в Калининграде, молодой человек, зайдите в комплекс Управления Мирового океана. Ступайте прямо в кабинет директора. И там вы увидите два сейфа. Два, что, заметьте, нехарактерно. И один из них никогда не отпирается. Ни-ког-да. - Да, - впервые за все это время подал голос Параскив, старательно массировавший больное горло.- Это убедительно. Все помолчали, чувствуя, что проходит последняя минута их отдыха. - Послушай, Темка, - шепнула Варвара в самое ухо Теймуразу, - а откуда у него этот серый круг на груди? - А наш дед вообще большой шутник, - так же шепотом отвечал тот. - Говорят, это пластическая пересадка. Когда дед стал лысеть, он якобы уговорил корабельного врача пересадить ему лоскут кожи с шерстью с груди на темечко... Вот такой он. Варвара невольно высунула кончик языка и облизнула шелковистые ворсинки над верхней губой, стараясь даже косым взглядом не выдать своего любопытства. Да, даже сейчас всего того, что осталось на могучем торсе, хватило бы на целую роту плешивцев. Редкостной силы старик. Так откуда же тянет нудной, вековой болью, дрожью и холодом? Не от него же? Над узкой прибрежной полоской, ограниченной морем и отвесными скалами, растекалась томительная послеполуденная жара... Переправа подходила к концу. Шестеро экспедиционников и несколько кибов уже миновали зловещую дыру, зияющую в золотистом теле мыса, который как гигантский пологий клин подпирал скалу и узким копьем выметывался в море примерно на километр. Бронзовым, собственно, был не он, а ни на что не похожее кожистое покрытие, которое над проходом свисало самым хищным и непривлекательным образом. Там, где хребет уходил в море, виднелось еще несколько дыр, и с них тоже свисало, и вода в пределах этих непериодически повторяющихся арок совсем не колыхалась. Зато временами морщилась сама шкура. Точно зудело под ней что-то, и зуд этот начинался с самой отдаленной точки; он бежал к берегу, и шкура подергивалась все яростнее и нетерпимее, и тогда казалось, что сейчас из воды покажется когтистая драконья лапа, судорожно раздирающая золотисто-бурую плоть. И в эти минуты кожного пароксизма из сумрачного прохода полыхало такой жутью, тоской и оцепенением, что человека мгновенно скручивало судорогой и он, если еще мог, отползал прочь вопреки воле и разуму, повинуясь чистому инстинкту самосохранения, иначе через пару минут у него начинался паралич дыхательной системы. Но до этого, к счастью, ни у кого пока не доходило. У Золотых ворот бывали и периоды блаженного покоя, и в Пресептории существовала легенда, будто некто Вуковуд, впрочем, сразу же со Степаниды отбывший в неизвестном направлении, в самом начале пребывания здесь людей совершил разведывательную вылазку на это побережье. Обнаружив препятствие с явным шоковым барьером, он преодолел его стремительным спринтерским броском, недаром он слыл чемпионом континента. Не земного, правда, какого-то альфа-эриданского. За ним бросился и его киб, которому было ведено в любой ситуации держать дистанцию в три метра, и развил скорость, для своей конструкции просто технически недостижимую. Правда, обратно таким же образом Вуковуду пройти не удалось: Золотые ворота разволновались всерьез и абсолютного покоя от них было не дождаться. Но Вуковуд и тут нашелся: принял ампулу анабиотина и на пять минут (чтобы с запасом) впал в полную прострацию. Бездыханного и недвижного, его благополучно протащил через роковой проход его киб-рекордсмен. Сейчас переправу осуществляли именно так - вторым методом Вуковуда. Для скорости и надежности Келликер предложил использовать сразу двух кибов, которые должны были переплести свои щупальца, образовав что-то вроде носилок. Но тут тихонечко подал голос Пегас, до сих пор кротко державшийся в тени Варвары, и вопрос решился сам собой. Действительно, зачем два киба, когда можно использовать одного робота. А Пегас изначально был предназначен для переноски крупных туш животных. Правда, этим круг его обязанностей не ограничивался - вся последующая обработка тоже лежала на нем, поэтому он представлял собой удобный разделочный стол, у которого справа и слева (хотя с тем же успехом можно было сказать - спереди и сзади) помещались два начиненных микросхемами бурдючка с приданными им щупальцами, число которых при желании можно было увеличивать вдвое. В походном виде стол сворачивался наподобие корыта - в этом-то самоходном корыте и решено было проныривать сквозь загадочную дыру. Со стороны этот робот выглядел странновато и даже антихудожественно, но сейчас главным было то, что он совершенно нечувствителен к таким тонкостям, как биобарьеры и психоудары, что он с блеском и продемонстрировал, шесть раз прогалопировав туда и обратно, перенося одного усыпленного экспедиционника и возвращаясь за другим. Первым, естественно, вызвался пройти опасную преграду Лерой. Сейчас возле потухшего костерка остался один Солигетти, и всей группе, благополучно пробудившейся и протершей глаза, его незагорелая тощая фигурка на залитом солнцем берегу казалась особенно хрупкой и незащищенной в мрачной раме неровного проема. Артур нетерпеливо махнул рукой: надо поторапливаться, до вторых таких же ворот, прозванных Оловянными за более тусклый цвет, было километров тридцать. Ночлег на узенькой прибрежной полоске никого не прельщал - всем хотелось добраться до более комфортабельной площадки. Кроме того, и момент был благоприятный: странное подобие кожи сейчас не чесалось и не морщилось. - Скорее бы, - вырвалось у Варвары, - холодает. Параскив недовольно нахмурился: постоянно простужаясь, он терпеть не мог, когда заболевал кто-нибудь кроме него. Но Варвара имела в виду совсем другое: поначалу она чувствовала постоянный гнет, будто поблизости лежало больное животное, - вероятно, так воспринималось излучение несчастной шкуры. Но сейчас мерещилось стремительное приближение какой-то ледяной массы, и было это ни с чем пережитым не схоже. Между тем и с Солигетти происходило что-то непонятное. Вместо того чтобы проглотить ампулу, он медленно-медленно поворачивался всем корпусом, как локатор, отыскивающий что-то в морской дали. Нашел время любоваться пейзажем! - Может, не стоит... - начала Варвара, но Артур, не обращая на нее внимания, успел поднести микрофон к губам. - Пегасина, подтолкни-ка этого соню! - крикнул он в плоскую коробочку передатчика, потому что проход был достаточно глубоким и простой крик мог до Солигетти с Пегасом не долететь. Пегас, приняв радиокоманду, встрепенулся и несильно боднул свою будущую ношу под коленки. Солигетти словно очнулся, тоже схватил микрофон, крикнул: - Варюша, а вы гарантируете, что в процессе путешествия ваш тяни-толкай не снимет с меня шкуру? - И, не дожидаясь ответа, кинул в рот ампулу, точно рассчитанную на пять минут полного отключения организма, и опрокинулся в корыто-носилки. - Пошел, пошел! - нервно прикрикнул на носильщика Артур, и Пегас со своей ношей ринулся в проход размашистой иноходью. Он прошел примерно треть пути, когда девушка почувствовала, как цепенящий холод забивает ей горло колючками льдинок, и ей уже не крикнуть, и никто, кроме нее, пока ничего не ощущает, и она попятилась, отчаянно махая руками; а из гнусной дыры секла невидимая поземка, отшвыривая прочь, к морю, - и вот уже вскрикнула Серафина, и побежал, заслоняясь рукой, Теймураз, и недоуменно попятился Лерой; и они отходили все дальше и дальше, и тошнотворный липкий ужас все-таки догонял, и шкура на Золотых воротах уже пузырилась, вспухая и опадая, и на месте этих спустивших воздух мешков болталось что-то напоминавшее слоновьи уши, и они гулко хлопали, словно хотели оторваться... - Солигетти! - вдруг закричала Серафина, и все, протирая глаза, залитые холодным потом, разом обернулись к воротам, а там, под сводами короткого тоннеля, кружился на одном месте Пегас, приседая на левой паре ног и плавно занося вперед правую пару, словно делая на льду неуклюжую перебежку. - Пегас, слушать мою команду! - взревел Келликер, но было явно не похоже, что команда принята адресатом. - Стой!!! Но робот продолжал механически выписывать круги. - Киб-пять и киб-шесть, вытолкнуть робота из тоннеля! - снова скомандовал начальник группы, и два киба, еще оставшихся на той стороне, бросились под шевелящийся свод. Но едва они приблизились к мерно хромающему по кругу Пегасу, как движения их замедлились, левые пары щупалец подогнулись и они, пристроившись роботу в кильватер, закружились в нелепом хороводе, наступая друг другу на пятки. Это было бы смешно, когда бы не несло с собой смерть. Теймураз первым ринулся к невидимому барьеру, но тут же запнулся, его скрючило, швырнуло на землю. Лерой оттащил его и бросил на руки Артуру, но и сам не продвинулся дальше ни на шаг. Шкура продолжала вздуваться и передвигаться; море, на которое никто не обращал внимания, тоже было покрыто непонятно откуда взявшимися валами, над которыми с ураганной быстротой проносились клочья медово-желтой пены. Проскочил вдоль берега даже айсберг, золотящийся рыжими искрами, - не айсберг, разумеется, потому что скользил он, словно на воздушной подушке, но едва его янтарная громада исчезла где-то слева, в стороне Оловянных ворот, как вдруг стало удивительно тихо и тепло. Шкура в последний раз шлепнула складками и замерла. Пегас устало подогнул ноги и улегся прямо под болтающимися лоскутьями свода. Кибы последовали его примеру. На них кричали, им грозили, их умоляли, но они только пошевеливали конечностями, словно во сне продолжали делать свою перебежку по кругу. Так прошло еще пять бесценных минут. Наконец Пегас поднялся и нехотя затрусил вперед. Все молча смотрели, как он приближается, и невольно отводили глаза. Наверно, всем им впервые приходилось видеть лицо человека, которому не хватало воздуха. Впрочем, и во второй раз это не легче. Параскив уже ждал с развернутым полевым реаниматором, и Серафина вытряхнула из аптечки все ее содержимое, и тем не менее вряд ли у кого-нибудь оставалась хоть искра надежды. Семнадцать минут пробыл Солигетти под страшным сводом. Пять минут - в анабиозе. Но когда действие ампулы закончилось и он проснулся. Пегас находился в самом центре излучения. Никто не услышал ни единого звука - вероятно, едва придя в себя, он мгновенно потерял сознание. И еще целых двенадцать минут он пробыл там, и никто не смог бы сказать, сколько из них он еще дышал. Потому что при такой силе излучения хватило бы секунд... И все-таки почти час Параскив с Серафиной бились, пытаясь совершить невозможное. - Всем готовиться к обратному переходу, - коротко приказал Келликер, когда этот час истек. - Попытаемся вернуться по верху, взобравшись на скалу. Кибам сложить груз и забивать скобы по программе "Скалолаз". Все. Параскив закусил губы, наклонился как можно ниже, чтобы не было видно его лица, и сложил полиловевшие руки Солигетти на груди. Выпрямившись, он оглянулся по сторонам, заметил понуро стоявшего Пегаса и, схватив его за щупальце, намотал его на руку и рывком подтянул робота к себе: - Отвечай, скотина, почему ты это сделал? - Не понял вопроса,- коротко отвечал робот. - Почему ты ходил по кругу? Почему не вперед?! - Получил приказ. Из двух приказов выполняется последний. Все на секунду забыли о Солигетти. - Чей приказ? - крикнул Келликер. - Человека. - Но мы молчали, а тот, что находился на носилках, не мог говорить: он был в анабиозе! - Воспроизвести приказ не могу ввиду отсутствия у меня звукозаписывающего блока. Варвара тихонечко потянула Келликера за рукав: - Не кричите на него, Артур. Все равно здесь и сейчас мы не сможем установить, чей приказ он выполнял. Тем более что его получили и ваши кибы. Боюсь, что это останется очередной неразгаданной загадкой Степаниды. - Пока неразгаданной, - проговорил Теймураз, подходя сзади к девушке и опуская смуглую руку на ее плечо. Он как будто брал ее под свою защиту. Еще бы, ведь Пегас был ее личным роботом. Варвара вздохнула - ну до чего же надоел собственный независимый характер, - даже такую вот дружескую легкую руку потерпеть на своем плече она не могла. Она присела, ускользая от этого прикосновения, и пошла к морю. Села лицом к воде, чтобы не видеть того, кто лежал сейчас на серой гальке. Человек умирает не сразу, во всяком случае, не за те двенадцать минут, когда его безнаказанно душило черное излучение ворот. Его тело умирало еще и сейчас, и на эту тягостность исчезновения, перехода в небытие, накладывался пульсирующий, как застарелый нарыв, вековой недуг полуживых-полумертвых чудовищ, именуемых воротами. Она расшнуровала ботинки, опустила ноги в теплую воду, в которой не виднелось ни искорки недавнего янтаря. Вечер был почти по-земному сказочен. Силы небесные, да кто же сотворил такое с безвинной Степухой, что на ней людям жить невмоготу?! За спиной тихонечко заверещал настраиваемый передатчик. - База... база... вызываю базу... - каким-то неживым, обесцвеченным голосом повторял Келликер. - База... Что, база? Нет, не Сусанина, прошу самого. Да. Жан-Филипп? Докладывает Келликер. Мы возвращаемся. Дело в том... - Отставить! - загремело над берегом. - Всем оставаться на местах. Ждать дальнейшей связи! И наступила тишина. Потом заскрипела галька - все отходили от тела Солигетти и собирались возле передатчика. "Зачем они так толпятся? - с досадой думала Варвара.- Голос у начальника базы такой, что его прекрасно слышно и по ту сторону ворот. Зато в такой тесной группе не уловишь ни острого холода, прилетающего с моря, ни болезненного зуда несчастной шкуры. А ведь именно этих сигналов опасности и надо было слушаться. Ворота не просто так взбесились и удесятерили силу своего излучения - беда пришла с моря вместе с беззвучной янтарной бурей. Она пронеслась вдоль берега и задела нас только краешком, но на Солигетти и этого хватило. А винить будут неповинного Пегаса. Мало, от меня шарахаются, Варвара-кожемяка, мастерица по опусканию шкуры - к этому я привыкла. Издержки экзотической профессии. Но теперь и роботов перестанут выпускать за стены Пресептории. А ведь именно с ними мы прошли бы этот маршрут совершенно спокойно и безболезненно. Проскочил же Вуковуд без всякого анабиоза и с одним безгласным кибом! Идти нужно было втроем: я, Пегас и Пегги. Сделали бы кучу снимков. Взяли пробы..." И тут же за спиной загрохотал прежний голос: - Внимание, группа Келликера! На территории базы чрезвычайное происшествие: пропал ребенок. С момента его исчезновения прошло около сорока минут. В это же время со спутника-наблюдателя замечено значительное скопление желтых фантомов, которые на скорости, превышающей все, зафиксированное ранее, перемещались в восточном направлении. То есть к вам. Вашей группе поручается тщательный осмотр побережья на восток от Золотых ворот. Остальное сделаем силами Пресептории. Вопросов нет? - Вопросов нет, - отвечал Артур. Голос его был неправдоподобно спокоен. Передатчик отключился, несколько минут продержалась пауза, и тогда командир группы уже со своей стороны осведомился: - Так есть вопросы? Вопрос был один, и его задал Теймураз: - Совпадение?.. - Нет! - вырвалось у Варвары, и все обернулись к ней. - У вас есть какие-то факты, доказательства? - жестко проговорил Келликер. - Нет... Но я чувствую, что все, происходящее на Степаниде, связано в единую цепочку. - Артур, мы теряем время! - простонал Параскив. - Нет, - в третий раз упрямо повторила Варвара, вытаскивая ноги из темной воды и косолапо ступая по острой гальке. - Если мы наконец разберемся в том, что происходит на вашей распрекрасной Степухе, мы не потеряем времени даром. Потому что иначе мы будем искать вслепую! Она стояла одна против всех, взлохмаченная, с подвернутыми до колен брючинами, - маленький драчливый воробей, - но никто из пяти опытных экспедиционников не знал, что ей ответить. Поэтому отвечать за всех пришлось Лерою. - Светозар прав, - сказал он, словно ставил точки после каждого слова. - Времени, чтобы апеллировать к разуму, у нас нет. Будем искать вслепую. Тем более что мы все равно не знаем, в чем причина янтарного бунта по всему побережью. Ведь до сих пор человек на Степухе был неприкосновенен... В Пресептории произошло что-то, давшее толчок... Но что? Никто, естественно, не мог ему ответить. И вдруг раздался чуточку скрипучий голос - это вмешался Пегас: - Начальник биосектора Сусанин планировал эксперимент по захвату проб янтарной пены с помощью второго робота. Теперь все обернулись к нему. Совершенно очевидно, что у каждого мгновенно родилось по крайней мере по одной гипотезе и по три вопроса, но Артур вскинул руку: - Стоп! Никаких дискуссий! Мы выступаем. И тут к привычному шороху гальки примешался еще какой-то посторонний звук - глухое тяжелое шлепанье. Все как по команде посмотрели в сторону Золотых ворот и обомлели: из них выходила асфальтовая горилла, громадная даже по здешним масштабам. Шкура ворот морщилась и дергалась, но обезьяна шла, не испытывая ни малейших неприятных ощущений. Она приблизилась к недоумевающим людям, спокойно обошла их, словно это была куча камней, нагнулась и подняла тело Солигетти. Затем грузно развернулась, как полевой вездеход, и двинулась обратно к воротам, небрежно зажав свою ношу под мышкой. Серафина всхлипнула, размазала слезы кулаком и выдернула из кобуры десинтор. Все видели и молчали. Она прилегла, упершись локтями в камни, тщательно прицелилась, нажала спуск. Заряд угодил обезьяне точно между лопаток; ослепительно белое пятно высветилось на темно-серой коже, как будто она