в процессе. - Я представляю Ахтарский металлургический комбинат, - встал Денис, - и являюсь заместителем генерального директора комбината Вячеслава Извольского. - Я и мой коллега - компанию "Импера", - заявил московский адвокат. - Ваша честь, - сказал Денис, поднимаясь, - мы уже объясняли арбитражному суду, что сделка по продаже акций носит явный мошеннический характер. Акции принадлежали и принадлежат фирме "АМК-инвест", 90%-ным пакетом которой владеет генеральный директор АМК Вячеслав Извольский. Очевидно, что акции не могли быть проданы или переведены на баланс без его согласия. В данном случае такое согласие отсутствовало. На документах нет подписей Вячеслава Извольского или лиц, имеющих право принимать решение по поводу акций. Сумма, которую "АМК-инвест" якобы должен был получить за акции, составляет семнадцать миллионов долларов, при том, что на открытом рынке при котировках, существовавших на момент продажи, стоимость пакета составила бы около восьмисот миллионов долларов. Судья внимательно вчиталась в лежавшие перед ним бумаги. - Почему в таком случае сделка была зарегистрирована в реестре акционеров? - Ваша честь, - сказал Денис, - сделка не была зарегистрирована в реестре, а Дмитрий Неклясов, чья подпись стоит на всех бумагах, был к этому времени уволен из компании и, разумеется, не мог подписывать подобные документы. Я также обращаю внимание суда на то, что областной прокурор выдал ордер на арест Дмитрия Неклясова. Адвокат "Ивеко" вскочил с места. - Это прямая ложь, - заявил он, - на договорах о продаже акций стоит подпись Дмитрия Неклясова и печать "АМК-инвеста". Эти же подпись и печать стоят на передаточных распоряжениях. На момент заключения сделки Неклясов был генеральным директором компании и обладал полномочиями на совершение подобных операций, а сделка была зарегистрирована "Ахтарским регистратором". В распоряжении суда имеются выписка из реестра, договор о продаже акций, а также нотариально заверенные копии передаточного распоряжения фирмы "АМК-инвест", предписывающей ОАО "Ахтарский регистратор" сделать соответствующие записи в реестре на основании договора о купле-продаже акций. Судья поднял голову. - Здесь есть представитель "Ахтарского регистратора"? Семен Вайль поспешно встал с места. - Да, ваша честь. Я директор фирмы. - Вы регистрировали сделку о продаже акций? - Нет, ваша честь. Я очень удивлен, что противная сторона представила выписку из реестра. Это может быть только подделка. Адвокат "Ивеко" возразил: - Все три выписки из реестра на следующий день после внесения изменений в реестр были доставлены курьером по юридическому адресу "Имперы", "Лагуны" и "Кроники", на улицу Наметкина. Мои поручители сохранили конверты, в которых пришли эти выписки. На этих конвертах вручную написан адрес, фамилия Дмитрия Неклясова, и слова "выписки из реестра. Срочно". Почерк, которым написан адрес, совпадает с почерком главного бухгалтера ЗАО "Ахтарский регистратор", жены уважаемого господина Вайля. Я также обращаю ваше внимание, что после получения выписок мы сняли с бумаги отпечатки пальцев. На бумаге имеются отпечатки пальцев господина Вайля и его жены. Черяга и Вайль побледнели и переглянулись. "Идиот старательный, - некстати мелькнуло в уме Дениса, - не мог секретарше все поручить, сам хлопотал! " Денис мгновенно вскочил с места. - Ваша честь, - сказал он, - это абсурдное обвинение! Юридический адрес "Имперы" и других фирм действительно совпадал с адресом "АМК-инвеста". Семен Вайль - глава "Ахтарского регистратора", и естественно, что он отправлял десятки конвертов с выписками из реестра. Кто может доказать, что внутри этого конверта действительно лежали выписки, касающиеся "Лагуны", "Имперы" и "Кроники"? - Я забыл добавить, - спокойно сказал московский адвокат, - что именно эти слова присутствовали на конверте. Три конверта с надписями "Выписка из реестра. "Лагуна". "Выписка из реестра. "Импера". "Выписка из реестра. "Кроника". Вот фотокопии конвертов. - Проблема не в том, что написано на конверте, а в том, что значилось в выписке! - возразил Денис, - а все, что было и могло быть написано в этих выписках, - что ни "Лагуне", ни "Имперс", ни "Кроникс", - не принадлежит ни одной акции АМК! Эдак извините, я завтра зарегистрирую фирму "Редькин и Хрен" и спрошу Вайля, а сколько процентов АМК принадлежит "Редькину и Хрену"! Он мне направит выписку, где будет сказано, что ни хрена этой фирме не принадлежит, а я возьму конверт и предъявлю его как доказательство моих прав на комбинат? Это абсурд! Вы мне найдите хоть один закон, в котором надпись на конверте именуется юридическим документом! Московский адвокат поднялся со своего места. - Ваша честь, у нас достаточно юридических документов. На договоре о продаже акций стоит подлинная печать "АМК-инвеста", которой мог воспользоваться только генеральный директор. Это свидетельствует, что на момент заключения договора господин Неклясов являлся полномочным представителем "АМК-инвеста". Эта же печать стоит на передаточном распоряжении. - Неклясов украл печать, - заявил Денис, - мы были вынуждены заказать новую. Денис откашлялся. - Ваша честь, для оценки мошеннического характера сделки необходимо знать ее предысторию. Мошенничество было задумано и выполнено тремя лицами - Николаем Заславским, Дмитрием Неклясовым и Юрием Брелером. Эти трое вступили в преступный сговор с целью похищения акций Ахтарского металлургического комбината и последующей их перепродажи. Для этого Николай Заславский, руководитель фирмы "Ахтарск-контракт", под гарантию руководимой Неклясовым фирмы "АМК-инвест", занял в крупном московском банке сумму в 18 миллионов долларов. Деньги были поделены сообщниками между собой и, когда пришло время отдавать кредит, "Ахтарск-контракт" не смог его вернуть. Соответственно долг упал на фирму "АМК-инвест". Свалив вину за невозврат кредита на своего сообщника, Дмитрий Неклясов попытался предложить руководству комбината схему, которая, как он заверял, позволила бы уйти от возврата долга по мошенническому контракту. Он предложил перевести акции со счета "АМК-инвеста" на счета других фирм. Однако руководство комбината не согласилось с его советом. На тот момент мы были уверены, что сумеем доказать недействительность выданной "АМК-инвестом" гарантии, а роль самого Неклясова в этой истории показалась подозрительной, и он был уволен. Несмотря на это, Дмитрий Неклясов и Юрий Брелер продолжали действовать так, как будто их план был принят, и последовательно подделали сначала договора купли-продажи акций и передаточные распоряжения, а потом и выписку из реестра. Юрий Брелер в настоящий момент арестован и находится в тюрьме, и я прошу приобщить к делу его показания по этому поводу. Я также обращаю внимание суда на то, что их план мог увенчаться успехом в одном, и только одном случае: в случае внезапной смерти директора комбината и владельца данного пакета акций Вячеслава Извольского. Адвокат "Имперы" вскочил с места. - Ну это уж слишком! - проговорил он, - я прошу противную сторону выбирать выражения и не обвинять моих клиентов в организации заказного убийства! Я также обращаю внимание суда, что ордера на арест Неклясова и Брелера являются явным нарушением закона. Одно и то же правонарушение не может преследоваться и в гражданском, и в уголовном порядке. Одни и те же акции нельзя неправомерно продать и мошеннически похитить. Сам факт объявления Дмитрия Неклясова во всесоюзный розыск автоматически должен повлечь за собой прекращение арбитражного разбирательства. Фактически это - попытка давления на суд, равно как и демонстрация, организованная перед зданием суда. Судья Баланова сурово прервала адвоката: - Мы сами разберемся, кто и почему давит на суд! Немного посовещалась со своими коллегами и объявила: - Суд удаляется на совещание. Участники процесса, толкаясь, вышли один за другим из зала. Денис с Вайлем и несколько московских адвокатов собрались в кружок. Вайль был красный как рак, на висках от огорчения застыли маленькие капельки пота. Адвокаты сурово допрашивали его по поводу отпечатков пальцев. - Не здесь, - негромко сказал Денис, и адвокаты испуганно замолчали. Денис поманил Калягина пальцем. - В прокуратуре лежат бумажки на Брелера, - сказал он. - Можешь забирать его в Ахтарск. Калягин взглянул на часы. - Я на приговор не останусь, а? - спросил он. - Вроде и так все ясно. - Во всяком случае, так меня уверял Трепко, - сказал безразлично Денис. Начальник промышленной полиции города Ахтарска бросился вниз по лестнице. Суд совещался минут двадцать. В половине шестого всех пригласили в зал. Судья Баланова строго откашлялась, поправила красный бантик на кружевной кофточке, и, глядя в исписанный от руки лист, объявила: - В связи со вновь открывшимися обстоятельствами суд в двухнедельный срок требует провести экспертизу подлинности выписки из реестра, представленной истцом. Следующее заседание суда состоится 7 января. Кто-то из заводских растерянно охнул. "Сукин сын губернатор, - подумал Черяга, - торгует собой, как блядь привокзальная". У выхода его ждала довольно красивая, уверенная в себе журналистка лет двадцати восьми. Кажется, из какой-то влиятельной газеты. - Денис Федорович, - спросила она, - вы ожидали такого решения суда? - Без комментариев, - буркнул Денис. - Скажите, а можно поговорить с Вячеславом Извольским? - Вряд ли. - Что вы скажете по поводу подлинности договоров и передаточного распоряжения? - Я все сказал в суде. Денис повернулся и пошел к выходу. - Денис Федорович! Денис приостановился. Журналистка нагнала его. - Вы зря так ведете себя, Денис Федорович, - сказала журналистка. - Если газетчик прилетел на подвернувшемся самолете, это еще не значит, что его купили. Это просто значит, что редакция сэкономила деньги на билете. А вот если ему нахамили, он звереет. Как мы сможем изложить вашу точку зрения, если на наши вопросы вы говорите: "пошли вон"? Денис помолчал, оглядел журналистку с ног до головы. - Вас как зовут? - спросил он. - Лида. Лида Воронова. Мы с вами, между прочим, уже раза три встречались. - Я должен возвращаться в Ахтарск, - сказал Денис, - если хотите, поедем вместе. - А самолет? - встревожилась журналистка. - И потом мне статью надо переправить... - Устроим, - пообещал Денис. Ахтарск находился в ста двадцати километрах от областного центра - расстояние по сибирским масштабам просто смешное. Доехали за час, и как-то так разговорились в дороге, что поехали не в гостиницу, а сразу в загородный дом Черяги. Журналистка оказалась смешливая и веселая. У нее был муж-бизнесмен, занимавший приличную должность в какой-то западной фирме, отец-профессор и, видимо, целая куча любовников, встречи с которыми рассматривались как приятное и ни к чему обе стороны не обязывающее развлечение. Статью она успела настрочить на собственном портативном компьютере, пока Денис совещался по телефону. В постели она была приятная на ощупь, и только один раз очень сильно обиделась, что Денис в самый ответственный момент назвал ее не "Лидой", а "Ирой". Лида улетела в Москву на следующее утро, за счет комбината, предварительно взяв с Дениса обещание, что он устроит ей интервью с Извольским. Вовка Калягин появился в областном СИЗО уже после шести вечера. - Брелер? - поскреб затылок дежурный. - Слышь, а Брелер у нас где? В восьмой? - В тридцать шестую перевели, - раздался голос из селектора. - Как - в тридцать шестую? - побледнел Вовка Калягин. - Он же в восьмой сидел? - Да сегодня начальство приехало, распорядилось, нехай сидит как все... Калягин невольно взглянул на часы. Шесть часов вечера. Ну не случилось же ничего за это время - не могло случиться! Когда убивают - убивают ночью, если только сам Юрка не упорет от отчаяния какой-нибудь косяк... И все-таки он опоздал. В третьем блоке гулко хлопали железные двери, раздавались возбужденные голоса, и навстречу Калягину двое вертухаев протащили бегом обвисшего на их руках заключенного - толстого парня с закатившимися глазами и залитым кровью лицом. Калягин бросился в тюремную больничку. Юра Брелер лежал на старом операционном столе возле маленького окошка, сквозь которое был виден кусочек стены с колючей проволокой и над ним - труба мертвого химзавода, и возле Юрки хлопотали сестричка и врач. Вовка Калягин видел слишком много умирающих людей, чтобы не понять, что Брелеру осталось жить не больше двух-трех часов. Лицо Юрки было сплошь залито кровью. На губах вздувались розовые пузыри. Глаз у Юрки уцелел только один. Второй глаз, выдавленный зэковским пальцем, зацепился за какую-то ниточку и болтался, круглый и похожий на вареное яйцо, чуть пониже носа. В этот момент Брелер открыл оставшийся глаз и увидел Вовку. - Продал, да? - тихо спросил он. - Выкачал, что надо, и продал... Калягин шагнул к своему бывшему другу. Глаз Брелера тихо закрылся. Тот, другой, у щеки, остался и смотрел на Вовку безразлично и строго. - Это Коваль, - сказал Калягин. - Это не я. Юрка, это... Но Брелер уже его не слышал. Калягин ошибался. Юра Брелер погиб не из-за длинных рук Коваля и не из-за связей "Ивеко". Он пал жертвой обыкновенной человеческой подлости, приправленной изрядной долей маразма. Он прожил в СИЗО почти семь дней. На восьмой день, тот самый, на который был назначен арбитражный суд, в Сунжу из отпуска явился начальник следственного изолятора полковник Коробцев. Полковник с детства не отличался остротой ума, каковой недостаток восполнялся бульдожьей хваткой и редким рвением угождать начальству. Услышав, что Юрий Брелер находится наконец под его опекой, полковник выразил удовлетворение и даже изволил потереть руки. Брелера ненавидела и администрация области, и УВД, и полковник Коробцев всегда был рад услужить и тем, и другим. - Доставить его ко мне, - распорядился полковник. Заключенного привели через десять минут, и Коробцев с неудовольствием отметил довольно сытый вид Брелера и добротный спортивный костюм. - Это кто тебе передачи носит? - справился полковник. Брелер не ответил, только глядел на него спокойными глазами, а сопровождающий вертухай чирикнул сбоку: - Калягин. - Не тебя спрашивают, - оборвал его Коробцев. Брелер стоял, расставив ноги и расслабившись, насколько это позволяли чересчур затянутые наручники. Коробцев обошел вокруг заключенного несколько раз, уловил чутким носом запах дорогих заграничных сигарет. - Что, попался жид в дерьмо? - спросил Коробцев. - Всем нагадил? Дубнову нагадил, Юрченко нагадил, даже Сляба умудрился по-скорпионьи цапнуть? Ух, была б моя воля, я бы вас всех, сионистов, в баржу да в море, а в барже-то дырку... - А ты в парламент предложение пошли, - любезно сказал Брелер. - А? - Пошли в парламент предложение. Мол так и так, в связи с несовершенством законодательства прошу внести в уголовный кодекс Российской Федерации статью, ну скажем - 289-ю, прим - принадлежность к еврейской расе наказывается водворением еврея на баржу и буксировкой оной в открытое море... Брелер не договорил. Полковник, осклабясь, съездил его кулаком по морде. Полковнику было за пятьдесят, он исхудал от постоянной пьянки и координация движений у него была не лучшая; Брелер, даже со скованными руками, легко ушел от удара. От одного полковника Брелер бы не пострадал, но Коробцев позвал на помощь двух вертухаев. Некоторое время они били упавшего заключенного, а потом Коробцев утомился и скомандовал: - В камеру его. Когда Брелера впихнули внутрь, у него были в кровь разбиты губы, и он болезненно прижимал руку к почкам. - Сто слуцилось? - бросился к нему вьетнамец. - Ничего. Юра тяжко сел на шконку. Ущерб, нанесенный ему, действительно был минимальный. Оба вертухая не очень усердствовали, а полковник, хоть и старался, но имел слишком малый калибр кулаков. На тренировочном спарринге от сильного партнера можно было пропустить больше гостинцев. Брелер улегся, стараясь не поворачиваться набок. Но ему не удалось пролежать долго. Снова лязгнула дверь камеры, на пороге появился вертухай: - Брелер? С вещами в тридцать восьмую! Лицо Брелера ничего не выражало. Дверь тридцать восьмой камеры захлопнулась за Юрием Брелером, и он остался стоять на пороге, вглядываясь в полутьму равнодушными и цепкими глазами. Камера была явно перенаселена; на шконках спали, видно, в две, а то и в три смены, повсюду, как гирлянды на детском празднике, были натянуты веревки, с которых свисали сохнущие майки и тренировочные штаны. Несмотря на ощутимый холод, в нос Брелеру шибанул запах пота от пятидесяти скученных на небольшом пятачке тел. Брелер остраненно подумал, что кто-то из этих ребят вполне может оказаться его крестниками. В годы работы в милиции у Брелера была хорошая раскрываемость: он брезговал вешать с помощью пыток чужие преступления на непричастных к ним пьяниц, но тех, в чьей виновности был убежден, колол беспощадно. Впрочем, есть в камере или нет его знакомые, - это не имеет значения. Минимум через час "малява" оповестит смотрящего, кто заехал на его хату. Юра Брелер мог считать себя мертвецом. Слишком многие хотели его смерти. Коваль, в интересах банка "Ивеко", потому что показания мертвого Брелера легче опровергнуть, чем показания Брелера живого - это раз. Ирокез, сунженский авторитет, прозванный так за первобытную, индейскую жестокость, - именно его ментовские завязки развязал Брелер два месяца назад. И хотя власть восприняла эту историю исключительно в том смысле, что вот-де замазали ментовское начальство, Брелер знал, что у самого Ирокеза тоже были крупные неприятности, потому что братва обернула историю ровно наоборот: получалось, это Ирокез ссучился и по заказу дружественных ментов пришил мешавшего им авторитета. Ирокез - это два. Было еще и три, и четыре - эти были настроены не так непримиримо, как Ирокез. Их устроило бы, возможно, если бы Юрку Брелера просто опустили, и он ушел бы в зону отбывать пятилетний срок - или сколько там ему дадут за соучастие в хищении миллиарда долларов - пробитым петухом. Но вот самого Брелера этот вариант категорически не устраивал. Он давно обдумал его и решил, что в этом случае - и сам умрет, и с собой возьмет, сколько можно. В принципе Брелер был совсем не то же самое, что бывший мент, в уголовном мире Сунжи он пользовался определенным весом, стрелки ему забивали, как своему. Но Ирокез и Коваль - это слишком много для одного человека, которого ненавидят и ментовка, и областная администрация. Дело было в четверг - Брелер точно знал, что не доживет до воскресенья. Конечно, он мог бы в коридоре устроить истерику, кричать, чтобы его перевели в одиночку, - но какой смысл? Брелер был твердо уверен, что Черяга и Калягин просто сдали его. Они добыли из него все показания, какие надо, и разменялись им с администрацией. А губернатору Дубнову жутко хочется услышать на каком-нибудь благотворительном приеме от наклонившегося к нему генерала: "А Юрка-то Брелер, помните? Под шконку загнали... Машенькой сделали... " Брелеру просто не пришло в голову, что происходящее с ним - следствие глупости отдельно взятого полковника, вернувшегося из отпуска на два дня раньше срока. Юрий молча стоял у порога с узелком вещей, не шевелясь и не здороваясь по блатным обычаям. Сначала на него не обратили внимания; потом с одной из нижних шконок у окна спрыгнул жилистый, как обезьяна, парень. - Что, парень, первоход? - спросил он. - Как звать-то? - Юрий Брелер. - Чем на воле занимался? - Поди у смотрящего спроси, - ответил Брелер, - он расскажет. Парень растерянно сморгнул, а Брелер прошел мимо него, как мимо столба, и лег на одну из нижних шконок. Откуда-то выметнулся полный, похожий на кирпич в штанах мужик: - Эй! Ты куда мою шконку занял? Жилистый пристяжной, пытавший у Брелера его имя, неожиданно остановил парня: - Погоди, Репей. Не видишь - избит человек. Еще выяснить надо, что за человек... Брелер отлеживался до вечера. К нему несколько раз подходили, кто-то свешивался с верхних нар, дышал в лицо табаком, - однако не сгоняли, за плечо не трясли. Вечером, когда стали развозить баланду, Брелер не притронулся к миске, а вынул из узелка толстый домашний пирог, завернутый в полиэтилен. Пирог спекла жена Калягина, и ему пошел уже второй день. Брелер отломил себе изрядный ломоть пирога, а остальное отдал соседям. - Ты бы себе чего оставил, - сказал сосед. - Вряд ли он мне еще понадобится, - ответил Юра. Он едва кончил есть, когда перед ним возник давешний жилистый парень. - Пошли, - сказал он, - с тобой поговорить хотят. Брелер неторопливо отряхнул крошки с брюк, встал и пошел. Смотрящий камеры со своей свитой ждал его у окна. Несмотря на прохладу, тренировочная куртка на смотрящем была расстегнута, и Брелер увидел поверх майки две восьмиконечных звезды и верхушку выколотого на груди креста. По этим звездам и седой, с залысинами голове смотрящего Брелер и признал его. Это был Барсук, авторитетный бродяга, из старых воров. В ментовскую свою пору Брелер никогда с Барсуком не встречался, а вот на стрелке как-то пришлось перетирать вопрос. Брелер даже знал, за что Барсука взяли: его кололи на предмет участия в вооруженном налете на обменный пункт. - Ну здравствуй, Юра, - сказал смотрящий. - Здравствуй, Барсук. - Что ж ты так, в дом заходишь, не здороваешься, к старым друзьям не идешь? - Вы меня позвали - я пришел. - Загордился ты, Юра, в своей Москве. Правда, что ты комбинат на миллиард кинул? - Неправда, - сказал Брелер. - Миллионов на восемьсот. По нынешним ценам. Смотрящий заулыбался, повернулся к свите. - Вот, - сказал он, - ребятки, учитесь, как дела делать. А тут триста штук тебе шьют, и пятнадцать лет светит... И тут же глаза его опять вонзились в Брелера. - А что, - сказал он, - давно ты Ирокеза в последний раз видел? - Давно, - ответил Брелер, - а вот венок он мне посылал. Похоронный. Месяца два назад. Барсук осклабился, показывая желтые, изъеденные тюрьмой зубы. - А на веночке этом ленточки от Моцарта не было? - Моцарт с Ирокезом не ладят с тех пор, как Ирокез себе автосервис северный взял, - с усмешкой ответил Брелер. - Образованный ты человек, Юра, - вздохнул смотрящий, - один только недостаток, что мент. Брелер промолчал. - Что же тебя твой кореш Каляга сюда засадил? Или это промеж ментов такая дружба? Брелер молчал по-прежнему. - Ну, что столбом стоишь? Язык проглотил? Не любят тебя менты, Брелер... Усмехнулся, неожиданно кивнул на порезанную колбасу, лежащую на газете. - Ладно, садись, потрапезничай с нами. Авось завтра малявка придет, что с тобой делать да как... Брелер скосил глаза на колбасу. Прием был довольно старый. Колбаса лежала себе на газетке, никто из свиты к ней не притрагивался, очень возможно, что положил ее туда по приказу опущенный. Коснешься такой вещи - и все, сам зачушкаришься... - Спасибо, я сытый, - сказал Брелер. Барсук неожиданно засмеялся, взял круг колбасы, жадно запихал его в рот. - Опасливый ты человек, Юра. Кто с тобой шутки шутить станет? Ладно. Иди на место. Я тебя трогать не буду, как малява про тебя придет, так и поступим... Когда Брелер подошел к своей шконке, она была занята: сбросив на пол узелок с его вещами, на одеяле лежал старый хозяин нар, кувалдообразный Репей. - А ну слезай, - сказал Брелер. - Ты, ментяра! Твое место у параши... Брелер молча схватил Репья правой рукой - за локоть, и левой - за ворот рубашки. На мгновение на него пахнуло кислым потом и табаком. Потом Репей описал дугу в воздухе и хряпнулся позвоночником о пол. Все обитатели камеры повскакали с мест. - Мочить мента! - заорал кто-то. - Кто мент?! - Вон, жидок! Репей поднялся с пола. Взгляд его не выражал ничего хорошего. Брелер, не оглядываясь, шагнул назад. Теперь у него за спиной была шершавая кирпичная стена, от которой тянуло едким холодом, а перед ним уже крутилась толпа из полутора десятков раззявленных рож. Первым стоял Репей и по бокам его еще два каких-то лба. Брелер не стал дожидаться, пока на него нападут. Он ударил первым. Репей схлопотал пяткой в межреберье, и в его грудной клетке что-то тяжело хрустнуло. Его сосед получил короткий и болезненный тычок в живот. Юрка развернулся, ставя по пути блок, и добавил в то же место локтем. Третий, легкий и ловкий урка по кличке Червонец, выхватил было заточку, но Юрка сшиб его на пол подсечкой, заточка бесполезно плеснула по рукаву, и тут же Юрка наклонился, чтобы выхватить оружие из рук извивающегося на полу Червонца. Это оказалось ошибкой. Червонец перекатился, полоснув Юрку по ноге, и в ту же секунду сзади на спину прыгнули и вцепились мертвой хваткой. Через минуту Брелер лежал на полу, придавленный урками, но, как ни странно, живой. Затем вокруг наступила странная тишина, кто-то вздернул его за шиворот и поставил на колени, и, разлепив залитые кровью глаза, Брелер увидел перед собой широко расставленные ноги Барсука. - Ты что же, мент, в хате беспредельничаешь? Или это твой дом? Брелер поднял голову. - Я е... л твою хату и твои понятия, - сказал Юрка. Барсук неторопливо стал расстегивать свисающие мешком брюки. - Держите его, - сказал смотрящий. Два десятка рук вцепились в бывшего мента так, что тот не мог пошевельнуться. В следующую секунду Юрка плюнул в глаза Барсуку. Свое последнее оружие Брелер приберег на крайний случай. Как-то давно еще друзья показали ему фокус уголовников, которые умеют держать за щекой половинку безопасной бритвы. Лезвий у Брелера не было, но Калягин передавал ему в камеру хорошие сигареты - любимые юркины "Мальборо". Если поджечь фильтр от таких американских сигарет, и сделать все правильно, то пористая масса превратится в блестящую пластинку с острыми краями, которыми легко вскрыть себе вены. Или - использовать вместо бритвы. Барсук коротко вскрикнул и схватился за глаз, из которого торчала белая матовая полоска. Перепуганные урки чуть ослабили хватку. Брелер скинул с себя сокамерников, вцепившихся в него, как пиявки, перекатился через спину и, вскочив, нанес первой же кинувшейся на него роже удар кулаком. Зубы полетели в одну сторону, рожа кувыркнулась в другую. Ему удалось продержаться минут пять, но соперников было слишком много, и после того, как кто-то изловчился и воткнул Юрке заточку чуть повыше печени, все было очень скоро кончено. Брелер ослабел и повалился на пол. Его били долго и старательно, не намереваясь оставлять в живых, и наверное бы убили тут же, если бы вертухай не привел в тридцать восьмую камеру новенького. Однако сделать уже было ничего нельзя. Тюремная больничка, благодаря хлопотам местного фонда реабилитации заключенных, содержавшегося на счет средств областного общака, была снаряжена если и хуже швейцарской клиники, то уж точно лучше областного госпиталя, но травмы были слишком значительны. Брелер умер в реанимационном отделении, через два часа после четырехчасовой операции. Все это время глава промышленной полиции города Ахтарска Вовка Калягин сидел возле бывшего друга, не шевелясь и время от времени покусывая, по детской привычке, ногти. Брелер так и не пришел в сознание, и последними его словами, которые слышал Вовка Калягин, были слова в приемном покое: "Ты меня сдал". ГЛАВА ВТОРАЯ, О ТОМ, КАК КРЫСЫ БЕЖАЛИ С ТОНУЩЕГО КОРАБЛЯ Отсрочка заседания арбитражного суда стала первым звоночком, показавшим публике, что союз между Ахтарским металлургическим комбинатом и губернатором области Александром Дубновым не так прочен, и, во всяком случае, нуждается в серьезных материальных поощрениях со стороны комбината. Намеченное на 7 января заседание областного арбитражного суда было сначала отложено на неделю, а потом еще на две, по просьбе адвокатов противоположной стороны. В областной газете, финансируемой из бюджета, появилась длинная и злая статья о миллионах рублей налогов, украденных Ахтарским меткомбинатом у вдов, сирот и пенсионеров области. Было там и о скандале с пропажей акций, и все описывалось довольно подробно, но примерно в таком ключе: ген-директор Извольский украл восемнадцать миллионов у банка, поручившись за них акциями, а потом, чтобы не платить эти деньги, куда-то акции спрятал. И хотя тотчас же в газете появилась другая статья, где проклинали Москву, федеральное правительство и банк "Ивеко", все высшее общество в губернии насторожилось. Ибо было известно, что хотя "Сунженское знамя" и печатает за деньги все, начиная от рекламы подгузников и кончая гнуснейшей заказухой, но все же оно не печатает ничего без одобрения губернатора. Зашевелилась одна шавка, другая. Прокуратура подкатилась к комбинату с просьбой отремонтировать здание. Председатель Пенсионного фонда пожаловался, что его дочке в Америке негде по-человечески жить. Местная энергосистема отказалась принимать собственные векселя непосредственно от вексельного центра "Металлург", раньше платившего за АМК, и потребовала, чтобы векселя принимались уже упоминавшимся в повествовании "Фениксом". Черяга договорился о встрече с губернатором, но когда он приехал в администрацию, оказалось, что губернатор полчаса как срочно улетел в Москву. Спустя день Черяга тоже улетел в Москву, и тоже договорился о встрече с Дубновым, но за двадцать минут до начала встречу отменили, так как губернатор спешно вылетел обратно в область. "Стрелку ему забить, что ли? " - мрачно поинтересовался Витя Камаз, когда Черяга рассказал ему о губернаторе-путешественнике. Надобно сказать, что вот уже полмесяца как Витя Камаз был не Витей Камазом, долголаптевским бригадиром, а Виктором Семенычем Свенягиным, первым заместителем начальника промышленной полиции города Ахтарска. Больше Черяга Дубнову не звонил. Настаивать после такого на встречах - значило самому потерять лицо. Как-то вечером, когда Денис сидел в полуопустевшем заводоуправлении, уже отпустив секретаршу, в дверь кабинета тихо поскреблись. Пришедший оказался Гера Черезов - друг детства Извольского, ныне торговавший иномарками. У него было два салона - в Ахтарске и в Сунже, и деньги на обзаведение выделил Извольский. По унылому виду Герки Денис мгновенно понял, что у него проблемы, и что проблемы эти не могут быть не связаны со стремительной потерей комбинатом влияния. Так оно и оказалось: три дня назад таможня арестовала у Геры партию японских "мазд" на двести тысяч долларов. Машины были конфискованы и тут же проданы за копейку дочерней фирмочке при таможне, а та уж продала их за половинную цену конкуренту Геры, некоему Ващенко. Ващенко поставил цену на "мазду" в девять тысяч вместо законных двенадцати и успел уже продать несколько машин. - Где ж ты раньше чухался? - с досадой спросил Черяга. Гера пожал плечами. - Они все это в один день провернули, - начал объяснять он. - Все, Гера, я понял. Иди. Когда печальный Черезов ретировался из кабинета, и. о. гендиректора поднял трубку: - Витя, ты еще в здании? Зайди. Витя Камаз явился через две минуты. Денис вкратце обрисовал ему ситуацию. - Это твоя тема. Работай. Витя Камаз вышел из директорского кабинета задумчивый. Задача, которую поставил перед ним Черяга, на самом деле была довольно сложна. С одной стороны, пример Черезова должен был доказать всем шакалам, сбежавшимся к логову умирающего льва, что они несколько недооценили ситуацию. С другой стороны, не следовало ни в коем случае давать повода областному УВД раскричаться по поводу беззаконий, чинимых ахтарской службой безопасности. Оба этих условия в корне противоречили друг другу и исключали простые и очевидные ходы типа тыканья "козой" в лицо таможенникам, выдавливания из господина Ващенко денег с помощью вставленного в задний проход паяльника и тому подобных хорошо знакомых Камазу методов. Поразмыслив, Витя Камаз нашел изящный выход из положения. Через неделю у господина Ващенко обчистили автомобильный салон. Темной январской ночью товарищи в черных шерстяных шапочках нейтрализовали сторожа и отключили сигнализацию, после чего к задним воротам салона подъехала самая обычная автовозка. На нее загрузили восемь тачек, и машина бесследно растаяла в темноте. Спустя три дня, явившись в свой кабинет, Денис обнаружил в предбаннике невысокого худощавого человека лет сорока в щегольской кожаной куртке и черных брюках-слаксах. Лично Денис с ним никогда не встречался, но по фотографии прекрасно знал. Звали его Моцарт, и был он одним из крупных сунженских авторитетов и "крышей" пострадавшего Ващенко. - Слышь, начальник, базар есть, - сказал Моцарт, не вставая с дивана, и Денис коротко бросил: - Подождите. И, повернувшись к секретарше: - Позови Свенягина. Витя Свенягин, он же Камаз, появился в директорском предбаннике с похвальной быстротой, и в кабинет Камаз с Моцартом вошли вместе. - Какие проблемы? - спросил Денис, после того как гости расселись, а секретарше по селектору были заказаны три чашечки кофе с коньяком. - Такие проблемы, что ваши по беспределу моего барыгу обнесли. Ващенко. Тачками торгует. Денис невозмутимо улыбался. - Я слыхал об этом случае, Моцарт. Но с чего это ты решил, что служба безопасности Ахтарского меткомбината грабит по ночам автомобильные салоны? Нам сейчас, что - чем-нибудь другим нечем заняться? Моцарт пожал плечами: - Он у вашего Герки партию японок увел. Это все знают. Денис развел руками. - Вот видишь, Моцарт. Получается, ты сам признал, что Ващенко был неправ. И что первым беспредел начал он. Забрать чужие тачки по половинной цене, это как - не беспредел? О том, что тачки мог забрать не столько сам Ващенко, сколько именно Моцарт, захотевший прощупать нынешние возможности АМК, Денис пока не стал говорить. Моцарт помолчал. Получалось, что он довольно неудачно начал разговор, попавшись в простенькую ловушку Черяги, и теперь сделать вид, что не признаешь вины за своим барыгой, было нельзя. - Хорошо, - сказал Моцарт, - Ващенко упорол косяк, за это он по ушам получит. Но он у Герки увел тачек на двести штук, а ты, Камаз, на сколько? Витя Свенягин оскалил зубы. - Так тачки-то теперь паленые, - объяснил он, - ну, увел бы я те же "мазды". Они в таком виде семьдесят штук вместо двухсот стоят. Вот и пришлось возместить - во-первых, чтобы Герке отдать столько, сколько он потерял, во-вторых, ребятам за работу... - Возместить? Ты салон дочиста выставил, четыре "мерса" взял, два "чероки", один "мерс", между прочим, мой был - мне его спецом из Кельна гнали... - Погоди-погоди! - даже подскочил Камаз. - Какие четыре "мерса"? Я три "мерса" взял, два вишневых, один белый, а джипов я ваще не брал, они в автовозку по габаритам не лезли... Моцарт аж вылупил глаза. - Ты сколько, говоришь, тачек увел? - Восемь тачек. У меня же машина была, на нее больше не влазит. Ващенко уверял, что у него угнали одиннадцать машин. - За базар ответишь? - Отвечу. Моцарт смерил Дениса с Камазом внимательным - очень внимательным, - взглядом поднялся и вышел из кабинета. Тачки люди Моцарта отыскали на следующий же день: два джипа стояли в просторном гараже на летней даче Ващенко, а темно-коричневый "мерс", предназначавшийся в подарок "крыше", обнаружился под холстом на стоянке, где всегда парковался приятель Ващенко. К вечеру бизнесмена привезли на дачу к Моцарту. Там его завели в подвал, приторочили наручниками к водопроводной трубе и избили до состояния промокашки. - Ты меня дебилом перед ахтарскими выставил! - орал Моцарт, пиная ногами рыхлое, податливое тело коммерсанта. Ващенко не убили. Но в тот же вечер бизнесмену пришлось отписать бандитам принадлежащий ему салон, а в качестве компенсации за моральный ущерб Моцарт забрал себе и летнюю дачку, и новую квартиру Ващенко. За несколько часов преуспевающий барыга превратился в нищего. Только спустя месяц Моцарт понял по некоторым несомненным деталям, что Черяга с Камазом развели его втемную. И что у Ващенко украли все-таки одиннадцать машин, а не восемь. Восемь вывезли автовозкой и продали в Новосибирске, а остальные три расставили по ващенковским точкам. Но переигрывать он, разумеется, ничего не стал - не отдавать же барыге салон обратно? Как ни странно, этого оказалось мало. Умные люди, конечно, услышали, что преуспевающий сунженский бизнесмен Ващенко попытался поставить на бабки структуру, близкую к АМК, и через неделю после того, как он это сделал, Ващенко лежал в больнице, а его автосалон больше ему не принадлежал. Однако помимо умных людей в области было очень много дураков, а глупость - это штука опасней, чем граната Ф-1. Не прошло и трех дней после истории с Ващенко, как неизвестно откуда взявшиеся отморозки попытались наехать на компьютерный магазинчик, тридцать процентов акций которого принадлежало одной из дочек АМК. Пробивка была жесткой, со стволами, с криками "ща я тебя урою! ", глава отморозков, некто Курт, напоследок сбил наземь владельца магазинчика, и, помочившись на его окровавленное лицо, предложил приготовить к завтрему три штуки баксов. "Комбинату не до тебя, у них забот выше крыши", - объяснил он. Бандюков расстреляли на следующий день, прямо перед дверьми магазинчика. Три "кипариса", высунувшиеся из двух припаркованных у обочины джипов, превратили Курта с подручными в кровавую кашу, которую долго потом отскребывали от тротуара. Промышленная полиция, не моргнув глазом, списала происшествие как очередной "висяк". А еще через два дня, когда на комбинат пожаловала налоговая проверка, Черяга очень радушно распорядился выделить мытарям кабинет и предоставить им всю документацию, а потом доверительно сказал, склоняясь к самому уху замначальника налоговой инспекции: - Только, знаете ли, жадность до добра никого не доводит, как Курта... Извольский, в Москве, выслушал и про Курта и про налоговиков и остался недоволен. - Ты меня в уголовника превращаешь, - пробормотал директор. - Это плохо. Если человек показывает силу, значит, есть повод в ней сомневаться. Но так или иначе, налоговая проверка почла за благо ничего на комбинате не найти. Удивительным образом обнаружились у комбината и союзники, и самым неожиданным и полезным из них оказался Сенчяков - тот самый директор вертолетного завода, который добровольно стал вассалом Извольского. Услышав, что АМК, а стало быть, и его вертолетный завод отходят к московскому банку, Сенчяков встал на дыбки, а разгневанный железобетонный коммунист - это та еще сила, доложу я вам. Сенчяков принялся собирать митинги, на которых клеймил сионистский московский режим, вывозил рабочих в автобусах в областной центр, и в конце концов принялся за организацию похода ахтарских металлургов в Сунжу. Поход должен был продолжаться две недели и завершиться миллионным митингом протеста на площади перед областной администрацией. Область была бедная, угольная, электорат в ней был преимущественно протестный, и усилия Сенчякова быстро разожгли из искры пожар четвертой категории сложности. В скором времени о том, что прихвостни Международного валютного фонда по заданию западных конкурентов намерены разорить самое крупное в области предприятие, з