к мы с вами, разве только был храбрей некоторых из нас. Фань Чжун готов был уже завопить "ай-ай-ай" и дернуть веревку, как вдруг свет его фонаря упал на белесую стену, и он увидел на ней какие-то загадочные знаки. Он наклонился и стал разбирать старинную надпись. И пусть он пока читает эту надпись, а мы вернемся в город, в управу Чжу Инсяна. Чжу Инсян был очень доволен, что ему удалось выловить еретиков. "Кто бы мог подумать, что старый Фань даже не попытается бежать, - думал он. Это верный признак его виновности! Он, наверно, думал, что стоит ему тряхнуть рукавом, как с неба посыпятся змеи и прочая нечисть!" Чжу Инсян знал о случаях, когда чиновники предлагали еретикам доказать, что те, мол, неуязвимы для стрел и арбалетных шариков, - и еретики прямо на глазах своих приверженцев падали, пронзенные насквозь, и все потому, что искренне верили в свое колдовство. А Чжу Инсян ни в колдунов, ни в оборотней не верил. Отряду по борьбе с разбойниками удалось захватить несколько человек из усадьбы, и, кроме того, Чжу Инсян арестовал старшего брата Фань Чжуна, Фань Ши. У Чжу Инсяна не было, конечно, доказательств того, что Фань Ши колдун и еретик, потому что тот давно не проживал в поместье отца, а служил при уездной управе, но за такие преступления родственников карают до девятого колена, и Чжу Инсяну пришлось довольствоваться этим. Фань Ши плакал и говорил: - Все это обвинение подстроено сыщиком Цзи Даном! Наверняка отец хотел сдаться властям, и Цзи Дан первым поджег усадьбу и велел убивать тех, кто пытался спастись! Это коварный человек, и он думает только о том, чтобы получить имущество моего отца и занять место своего начальника Вень Да! Минул месяц, как сгорела усадьба старого Фаня, и стало известно, что в Цзяннань из столицы прибыл инспектор-цзайсин. В то время цзайсин обладал чрезвычайными полномочиями. Он мог проверять кого угодно и сколько хотел. Все это делалось для того, чтобы избежать злоупотреблений. Чиновники так боялись цзайсина, что копили подарки буквально месяцами, чтобы расположить его. И вот внезапно инспектор явился в уезд Тайченсянь. Он сразу же чрезвычайно заинтересовался рассказом о деле старого Фаня, похвалил честность Чжу Инсяна и воскликнул: - Быть того не может, чтобы этот Фань Ши не ведал о проделках своей семьи! Я хотел бы сам осмотреть все, что осталось от усадьбы. Почему бы нам на взять с собой заключенного? На следующий день чиновники отправились в путь. Несчастного Фаня везли в бамбуковой клетке. Только чиновники выехали за городские ворота, как увидели, что навстречу им приближается толпа. Впереди всех был монах-даос. Монах громко кричал, что хочет показать людям кое-какие чудеса. Он ехал, восседая на кадушечке, а кадушечка крутилась и подпрыгивала под ним. Чжу Инсян, не веря в подобные штуки, хотел проехать мимо, но новый инспектор, Хуа Гай, велел своим людям остановиться. - Эй, поди-ка сюда, - крикнул он монаху, мы хотим полюбоваться на твое искусство. Монах поднялся на своей кадушечке в воздух, перелетел через головы зрителей и шлепнулся на землю прямо перед чиновниками. - Мое умение ничтожно, - сказал даос, - и не может равняться с вашими талантами! Однако в надежде на вашу благосклонность попытаюсь развлечь вас. С этими словами он взмахнул рукавом и начал вытаскивать из своей кадушечки живых кур и прочие чудеса. - Так я и знал, - вскричал рассерженный Чжу Инсян, обмахиваясь из-за жары веером, - все это не что иное, как глупые фокусы! - Если господин начальник сомневается в моем искусстве, - заметил даос, - почему бы ему не дать мне свой красивый веер? Может быть, мне бы удалось показать что-нибудь стоящее. Над начальником уезда трепетал зонтик, который держали сопровождающие его лица. Помимо этого, из-за сильной жары Чжу Инсян держал в руках красивый веер, из крашеного шелка, разрисованный лебедями и скворцами среди бамбуковых зарослей. При веере имелась изящная яшмовая подвеска. Этот веер хранился в семье чиновника не одно поколение. - Что же! - отдайте ему веер, - воскликнул инспектор. Начальнику округа было очень жалко отдавать старинный веер какому-то грязному монаху, но он побоялся отказать инспектору. По правде говоря, если бы инспектор потребовал чиновника снять шапку или халат, Чжу Инсян пошел бы даже и на это. Монах кинул веер на землю, а потом плюнул на него и вскричал: - Лети! И в тот же миг лебеди и скворцы, нарисованные на веере старым художником, ожили и взлетели в небеса. В один миг все прекрасные рисунки пропали! Можете себе представить, какая досада взяла Чжу Инсяна. Он подскочил к монаху, и, выпучив глаза, потребовал: - Немедленно верни птичек обратно! - Но если я верну их обратно, - возразил монах, - вы скажете, что я только морочил вам голову, а колдовать не умею! - Конечно, не умеешь, - вскричал разъяренный чиновник. Тогда один из скворцов, который не улетел, а сел на городскую стену неподалеку, сделал круг над головою чиновника, и выронил из своего зада нечистоты. Он так ловко это сделал, что попал как раз на большую печать, висевшую у Чжу Инсяна на поясе. Чжу Инсян вскрикнул, и, ругаясь, стал вытирать печать. Но мерзость не пропадала, а выступала вновь и вновь. Зеваки вокруг хохотали. Даже Фань Ши, в своей бамбуковой клетке, не мог удержаться от смеха. - Эй, господин начальник округа, - вскричал монах, - отдайте-ка мне печать, я исправлю ее! Чжу Инсян заколебался. - Отдайте, - заметил ему инспектор, - если этот монах осмелится на что-то неподобающее, мы арестуем его. Успокоенный этим замечанием, Чжу Инсян протянул казенную печать даосу. Тот схватил печать, бросил в свою кадушечку и прошептал несколько слов. В ту же минуту из кадушечки повалил желтый дым, и вместе с дымом из нее выпрыгнул огромный полосатый тигр. - Ба, - вскричал инспектор, - да это тот самый тигр, что вырезан на ручке вашей печати! Монах ловко обвел вокруг тигра круг, и тот принялся метаться в круге и рычать. Толпа ревела. - Это все вздор, - закричал Чжу Инсян, - вы морочите народ, как может быть нарисованный тигр - настоящим! - Ай-ай-ай, господин начальник, вскричал пораженный монах, - как вы можете говорить про такую вещь, как печать, что на ней изображены вещи, не имеющие места в действительности! Господин начальник! Неужели от вашей печати погибло меньше людей, чем от какого-то тигра! Если вы не верите в то, что эта тварь ест людей, войдите в круг и убедитесь сами! - Я не верю, что этот тигр настоящий, - продолжал твердить Чжу Инсян, однако сам он боялся взойти в круг. - Тогда, господин начальник, - предложил монах, - втолкните в круг какого-нибудь человека, и вы сами увидите, что станется с ним! - Очень нужно мне убивать какого-то человека, - возмутился Чжу Инсян. Тут из своей клетки закричал Фань Ши: - Господин начальник! Дайте мне в руки меч и позвольте сразиться с этим тигром! Если это настоящий тигр, я убью его, а если это волшебство, я погибну с мечом в руках! Чжу Инсян погрузился в сомнения, но инспектор из столицы вскричал: - Прекрасная мысль! Фань Ши освободили из клетки, сняли с него кангу, дали в руки меч и втолкнули в круг с тигром. Фань Ши бросился на тигра и кончиком меча задел его ухо. В тот же миг тигр ухмыльнулся и откусил от Фань Ши изрядный кусок. Фань Ши закричал и отпрыгнул в сторону, но куда там! Тигр широко разинул пасть и заглотил Фань Ши. Обмахнулся хвостом и прыгнул обратно в кадушечку. Даос наклонился, достал из кадушечки чистую печать и с поклоном вручил ее начальнику. "А где же преступник? - ужаснулся Чжу Инсян. - Станут говорить, что я казнил его без суда и следствия, да еще при таких позорных обстоятельствах. Это очень плохо скажется на моей карьере, если будут говорить, что я якшаюсь со всякими колдунами". - Эй, - закричал Чжу Инсян, - а ну-ка верни преступника обратно! Уж не хочешь ли ты сказать, что нарисованный тигр может съесть живого человека? - Уважаемый начальник, - сказал монах, кланяясь, - я не знаю, сумею ли я его возвратить. Все зависит от того, к какому разряду чиновников вы относитесь. - А какие, по-твоему, бывают разряды чиновников? - спросил Чжу Инсян. - Есть три разряда чиновников, - ответил монах. Есть чиновники, которые угнетают бедных и потворствуют богатым, есть чиновники, которые разоряют богатых и потворствуют бедным, а есть чиновники, которые притесняют и тех и других. Тут Чжу Инсян наконец понял, что даос издевается над ним, выпучил глаза и бросился на монаха. Тот прыгнул в свою кадушечку. Чжу Инсяну ничего не оставалось, как прыгнуть вслед за ним! Засвистело, заухало, - Чжу Инсян полетел в какой-то бездонный колодец и потерял сознание. Когда он открыл глаза, он обнаружил, что висит в сетке, словно гусь, а сетка эта подвешена к балке. Балка и комната внизу были ему совершенно незнакомы. Так он провисел полчаса, и наконец в комнату вошла молоденькая служанка. - Грабители, - завопила служанка, увидев человека в сетке, и бросилась вон. Не прошло и двух минут, как в комнату ввалилась целая толпа людей с мечами и вилами, и во главе их был ни кто иной, как новый начальник отряда по борьбе с разбойниками Цзи Дан. - Ох, господин начальник, - завопил он, увидев Чжу Инсяна, - вы ли это, или ваша тень, и как вы попали сюда? - Сначала сними меня, а потом спрашивай, - возразил чиновник. Оказалось, что Чжу Инсян висел на балке в женских покоях дома Цзи Дана: немудрено, что он не узнал этого места, хотя и бывал два раза у подчиненного. Что же касается служанки, то она была совершенной дурой: разве бывали случаи, чтобы вор лез в дом, чтобы подвесить себя в сетке на балку? Даже если бы вор задумал такую штуку, он вряд ли мог бы ее выполнить. Чжу Инсяна развязали, и Цзи Дан, извиняясь, выставил угощение. В это время к дому Цзи Дана подъехали люди, и они рассказали о том, что произошло у ворот дальше. Как только Чжу Инсян исчез в кадушечке, монах выпрыгнул из нее вновь. А инспектор сорвал свой головной убор и громовым голосом воскликнул: - Эй, слушайте все! Я - Фань Чжун, и первый раз я явился, чтобы освободить моего брата, а второй раз я вернусь за головой того негодяя, который оклеветал мою семью. А этот монах-даос - просто бамбуковая палка! С этими словами он махнул рукавом, монах упал на землю и превратился в кусок бамбука. К инспектору с неба спустился белый журавль. Тот сел на журавля, вытащил из кадушечки своего брата, посадил его позади себя, и они оба взмыли в небеса. - А я-то думал, что колдовства не бывает, - вскричал, выслушав все это, изумленный Чжу Инсян. А Цзи Дан совсем оцепенел от страха. "Сомнений нет, - думал он, - это был Фань Чжун, но откуда же он выучился колдовать? Вот уж воистину, - я думал, что лгал, выставляя его колдуном, а оказывается, я говорил правду!" Фань Чжун между тем прилетел в разбойничий лагерь на журавле. Подбежавшие разбойники помогли братьям спуститься с птицы. После этого Фань Чжун прочитал заклинание. Птица превратилась в кипарисовую шишку, и Фань сунул шишку в рукав. Фань Ши упал на колени и залился слезами. - Брат, - сказал он, - ты меня обесчестил! Я клялся, что ты не умеешь колдовать! И хотя я, конечно, все равно бы клялся в этом, как ни обстояли дела на самом деле, но мне неприятно, что ты не сказал мне правды! - Я и вправду не умел колдовать еще неделю назад, - отвечал Фань Чжун, - но видишь ли ты этот колодец во дворе усадьбы? Фань Ши оборотился и увидел колодец. - Случилось так, - продолжал Фань Чжун, - что, опущенный в этот колодец, я убил большого павиана и пролез в сундук, который он сторожил. В этом сундуке была целая гора всяких волшебных вещей. Кроме того, я встретил в сундуке отшельника, который помог мне увидеть сущность этого бренного мира, выучил искусству заклинаний и напоследок подарил мне волшебную книгу. И с этими словами Фань Чжун с необыкновенной легкостью извлек из рукава книгу, толщиной своей напоминающую скорее каменную плиту в храме Земли и Неба, и исписанную старинными письменами. - Как тебе не стыдно лгать, - возразил Фань Ши, - ты ленивый и легкомысленный юноша, книгу такой толщины тебе и за год не одолеть! - Ты совершенно прав, - ответил на это Фань Чжун, - я изучал ее под руководством моего наставника три года, но когда я вернулся обратно, оказалось, что у вас за это время прошло всего три дня. Ты и представить себе не можешь, как я за это время остепенился и поумнел. А теперь мы пропустим несколько лет, - в самом деле, не всякую же мелочь должен рассказывать рассказчик, но только то, что может служить примером или уроком. После гибели семьи Фаней дела Чжу Инсяна пошли очень хорошо. О нем прошел слух как о чиновнике, который, заботясь о народе, не боится вступить в борьбу с богачами. Ван Аньши вызвал его в столицу и поручил ему исполнение планов, связанных с возвращением государственных земель, незаконно захваченных частными лицами. Этот отъезд спас его от мести Фань Чжуна, ибо Чжу Инсян уехал в столицу, отстоящую от разбойничьего лагеря на тысячи ли, и какому-то колдуну, конечно, было не так легко перемещаться по стране, как снабженному подорожной чиновнику. Вскоре, однако, по желанию Сына Неба Ван Аньши ушел в отставку, и Чжу Инсян оказался в числе благородных мужей, не встретивших судьбы. Он удалился в небольшое поместье близ Лянчжоу и проживал там, стараясь не скорбеть о минувших днях. Он утешал себя тем, что одинаково позорно не преуспеть в государстве, где соблюдают справедливость и преуспеть в государстве, где справедливости не соблюдают. Проведя в изгнании около трех лет, он, однако, почувствовал тоску и возвратился в Северную столицу, где множество старых друзей стало просить за него. Он даже встретился с Су Ши, который был возвращен из Хуанчжоу и назначен начальником ведомства наказаний. Тот принял его очень благосклонно. После его ухода Су Ши, однако, сказал: - Это человек больших дарований и талантов, однако ради своей карьеры он погубил моего родственника по матери: можно ли простить такое? Вскоре новый министр услышал, что в провинции Цзяннань свирепствует шайка разбойников. Он встревожился и пожелал узнать подробности. Су Ши доложил ему: - Некий Фань Чжун собрал в горах тысячи людей: этот человек грабит крестьян и чиновников, понуждает всех торговцев области платить ему пошлины. Стремясь обманными действиями завоевать доверие народа, разграбил казенные хранилища, о которых так хлопотал бывший министр, и снабдил зерном народ. Вот уже шесть лет этот человек разбойничает на северо-востоке области Хуэйчжоу. Когда у Фань Чжуна была тысяча людей, он назывался главарем разбойников. Когда у него стало три тысячи людей, он назвался гуном. А когда у него стало десять тысяч людей, он назвался ваном. В чем же причина такого успеха? - изумился министр. - Чиновники Цзяннани лихоимствуют, берут от народа много, дают ему мало, - оттого в провинции развелось множество разбойников. Это восстание не вылечишь одними войсками: надо переменить начальника области, дабы он искоренил его причину! - Если дела обстоят так, как вы говорите, и разбойники столь популярны в народе, - заколебался министр, - то как бы новый начальник области, не запятнанный преступлениями, не стал бы на их сторону! Су Ши поклонился и доложил: - Есть один человек, по имени Чжу Инсян, честности необыкновенной. В свое время из-за его доблести погиб отец предводителя разбойников. Почему бы не послать его в Цзяннань? Нет никакой опасности, что он сговорится с разбойниками. Министр в восторге захлопал в ладоши. На следующий день Су Ши призвал Чжу Инсяна и сказал: - Вы - человек деятельный и дальновидный. Нынче на северной границе столпились варвары, область Хуэйчжоу кишит разбойниками, - почему бы вам не привести все в порядок? - Я в восторге от этого назначения, - заверил его, кланяясь, Чжу Инсян. Тут же Чжу Инсян был назначен правителем области Хуэйчжоу. Когда чиновник ушел, один из подчиненных промолвил Су Ши: - Это не такое уж почетное назначение, и не боитесь ли вы, что в Цзяннани его захватит и убьет Фань Чжун? Су Ши не понравилось, что его намерения так легко разгадать, и он гневно ответил: - Как ты смеешь мне приписывать такие подлые мысли! Так, спустя много лет после своего первого назначения, Чжу Инсян вновь вернулся в Цзяннань. Как мы помним, в свое время Чжу Инсян, будучи введен в заблуждение, не выполнил указа об искоренении еретической секты, и за десять лет эта секта размножилась, как тля на дубовых листьях. Члены секты носили белые одежды и длинные волосы, возжигая ладан, обманывали народ, чудесами обманывали людей. Эти люди утверждали, что Майтрейя скоро спустится на землю, дабы править Поднебесной. Уверяли, что приближается последнее время, когда дух насилия охватит землю и зальет ее кровью. Только присоединившиеся к еретикам избегут гибели. Те, кто это сделают, при жизни станут ванами и гунами, приобретут безграничное богатство и высокое положение. Те, кто помогал много, станут высокими чиновниками, те, кто помогал мало - станут малыми чиновниками, а те, кто не помогал вовсе, будут истреблены. Эти люди фабриковали священные тексты, ложно выдавая их за слова самого Майтрейи. Вместо того, чтобы соблюдать безбрачие, устраивали непотребства и принимали в секту без разбора мужчин и женщин. Главари сект передавали свой титул по наследству. В это время главаря секты в Цзяннани звали Сяо Ли, и он уверял, что происходит из рода Ли и является воплощением самого Лао Цзы. Эти люди отвергали общепринятые нормы поведения, не почитали предков, и учили о спасении через страдание и самопознание. В том, о чем они учили, не было, конечно, ничего благого. Ясно, что на самом деле Будда этим людям не покровительствовал, и после смерти они были брошены в самые дальние уголки ада. Итак, Чжу Инсян приехал в Хуэйчжоу. Еще в пути он узнал, что Цзи Дан дослужился до поста начальника гарнизона, и тут же послал ему письмо с приказанием выступать против разбойников. В день приезда нового начальника жители устроили большое празднество. Повсюду на улицах развесили надписи, сулящие счастье и изобилие. У городских ворот на высоком помосте состоялось приветственное торжество. Уважаемые лица города поднесли ему почетный зонтик и разные подарки. Чжу Инсян, не желая обидеть их отказом, принял зонтик со словами благодарности и проследовал в свою резиденцию. Тут же он приступил к делам. Чиновники, кланяясь, доложили ему: - За время вашего отсутствия в области развелись разбойники и негодяи, не соблюдающие пяти отношений, не питающие почтения к императору! Уверены, что одного вашего появления будет достаточно, чтобы нагнать на них страху! Чжу Инсян был очень доволен неподдельной радостью, с которой его встретили в городе, но он хотел поподробней разузнать, как обстоят дела. Во время своей ссылки в Лянчжоу он не раз замечал, что об одном и том же чиновнике народ за глаза и в лицо отзывается по-разному, так что даже можно подумать, что речь идет о разных людях с одинаковым именем. И вот, пользуясь тем, что лицо его еще малоизвестно, на следующий день рано утром он снял свою чиновничью шапку, повязал голову простой темной повязкой, перепоясался пятицветным поясом монаха, взял в руки посох и чашу для подаяния и пошел поговорить с людьми. Чжу Инсян был проницательный человек и сразу увидел, что в окрестностях засуха, и что крестьяне этим недовольны. Многие из них, еще ничего не зная о новом начальнике, сплевывали при его имени, а о старом выражались и вовсе срамно. Чжу Инсян спросил одного из сквернословивших, не чувствует ли тот удовлетворения при мысли о том, что старый начальник области, казнокрад и мздоимец, заменен новым человеком, и тот, крякнув, отвечал: "Новая пиявка хуже старой, старая-то уже напилась!" Можно себе представить, как огорчился Чжу Инсян, услышав подобные слова. В полдень Чжу Инсян зашел в заведение с красным флагом у входа и спросил себе чего-нибудь постного. Хозяин харчевни подал ему ароматного чаю, две чашки риса и чашку маринованных бамбуковых ростков. Вскоре в харчевню ввалился земледелец с корзинами на коромысле. Крестьянин составил корзины в угол, прислонил коромысла к стене и велел принести еды. Видимо, он проголодался, и поэтому, не дожидаясь, пока хозяин принесет пищу, отстегнул от пояса мешочек, высыпал из мешочка на стол горстку жужубов, и стал класть их в рот один за другим. Вдруг поверх его головы протянулась грязная рука и взяла один жужуб. Владелец мешочка поднял голову, и увидел молодого человека в зеленом даосском халате. Он подивился, но ничего не сказал. Крестьянин взял один финик, и даос взял один финик. Крестьянин опять ничего не сказал. Крестьянин взял два финика и даос взял два финика. Крестьянин опять ничего не сказал и взял три финика. Даос тоже взял три финика. Крестьянин взял четыре финика. Тогда даос схватил целую горсть фиников и бросил себе в рот, а часть уронил на землю и растоптал. Крестьянин вскочил, схватил коромысло и заорал: - Ах ты дурак! Хоть бы ел, а то бросаешь! Молодой даос усмехнулся и ответил: - Дурак - это ты! Вот я взял у тебя каждый второй финик, и ты уже хватаешься за коромысло. А по какому праву берет у тебя каждый второй финик чиновник? И хоть бы ел - а то гноит в амбарах! Почему, когда у тебя забирают и финик, и рис, и курицу, и шелк - ты сидишь себе и молчишь? Крестьянин озадачился, а даос повернулся и вышел из харчевни. "Вот человек, который мне нужен", - подумал Чжу Инсян, подхватил свой посох и чашу и побежал за даосом. Даос еще долго ходил по городу, вытворяя всякие штуки, и наконец скользнул в какую-то харчевню с зеленым флагом у входа. Чжу Инсян тоже прошел за ним в харчевню, шепнув человеку, стоявшему у входа, "Милефо". Вы спросите, откуда он знал, что надо шепнуть? Дело в том, что вслед за даосом в харчевню вошли еще два или три человека, и Чжу услышал, что они сказали привратнику именно это слово. Чжу Инсян прошел харчевню насквозь и очутился в небольшом персиковом саду. Между старыми деревьями, в отдалении стояла полуразрушенная часовня. Чжу Инсян осторожно подкрался к часовне, провертел в масляной бумаге дырочку и стал смотреть. Вся часовня изнутри была выложена нефритом, и в нефритовых колоннах сверкали, ломаясь в пламени светильников, серебряные вставки. Посереди часовни стоял огромный алтарь. На алтаре стояла золотая чаша, в которой плавали лотосы и ветви ивы. По обеим сторонам чаши стояли курильницы, а перед ней - табличка со слоновой костью. На табличке красной киноварью было написано имя бога-покровителя храма и имена его подчиненных. В храме было множество народу, мужчин и женщин. Вскоре на помост поднялся человек в белой одежде, с волосами, связанными в пучок красным шнуром. В одной руке он держал короткий меч, а в другой - свиток с заклинаниями. Это был ни кто иной, как Маленький Ли. Молодой человек, который утром мутил народ в одежде даосского монаха, кланяясь, доложил: - Согласно приказаниям, отданным небесной стихии, во всей области царит засуха. Люди недовольны начальством. По всем этим признакам можно заключить, что время Справедливости близко. Однако, когда глядишь на людей, которые страдают от жажды, сердце разрывается от боли! Не стоит ли пожалеть народ? Мятежник Ли нахмурил брови и объяснил: - Глупый народ имеет привычку повиноваться начальству. Люди всегда терпят от правительства гораздо больше, чем мыслимо терпеть! Только исключительные страдания могут заставить их вступить на путь справедливости. Заставляя народ умирать от засухи, мы приближаем время справедливости. Нахмурился и прибавил: - Однако на северо-востоке области вчера шел дождь: следует выяснить, в чем дело! После этого мятежник Сяо Ли распустил волосы и произнес заклинания. Раздался звон, налетел порыв ветра, пламя свечей и дым от курений затрепетали, и в воздухе показался клубящийся дракон. Мятежник замахнулся на дракона мечом, и тот взвизгнул. - Разве я не запретил тебе, - сказал сурово мятежник Ли, - проливать дождь иначе как в соответствии с моими приказаниями? Почему ты ослушался меня? Что это за дожди на северо-востоке? - Фань Чжун, - отвечал, дрожа, дракон, - приказал мне поднять воды озера и полить его владения! Я не в силах был противиться его требованиям! К тому же несчастные жители области, мне кажется, достойны сострадания. Мятежник Ли прочитал заклинание, и свиток в его руках превратился в кнут. Он стал бить дракона кнутом и заорал: - Да что ты, золоченый червяк, понимаешь в путях справедливости! Дракон заметался над алтарем, видимо не в силах вырваться из магического круга, а мятежник Ли сорвал со своего пояса тыкву-горлянку и вскричал: - Негодяй! В третий раз ты ослушался моих приказаний! Если ты ослушаешься их в четвертый раз, я запру тебя в этой тыкве, и даже роса перестанет выпадать на поля. А теперь проваливай отсюда! Дракон исчез, и нестерпимое сияние в храме померкло. Мятежник Ли взмахнул в раздражении плеткой: кончик ее намок в зеленой крови. После этого мятежник Ли оборотился ко всем и сказал: - В древности преступления Ван Мана прогневали Небо, и Небо повелело изгнать его. Пастух Лю Пенцзы занял Чанъянь, облачился в императорские одежды, поменял девиз лет правления. Слой пепла от сожженного риса достигал пяти цуней! Но войска его предавались излишествам, от которых погибло восемь десятых населения великой равнины, и Небо отобрало у него мандат на правление. Впоследствии Чжан Цзюэ сумел собрать сотни тысяч человек, лечил людей и наставлял их на правильный путь. Отобрав мандат на правление у великой Хань, сам он, однако, не успел завершить начатое. Когда истек срок, отпущенный великой Тан, Небо послало на землю Хуан Чао. Хуан Чао занял Лоян без боя, три года носил императорские одежды. Люди его врывались в дома богачей, разували их и гнали босыми по колючкам, раздавали обездоленным ценности и шелка. Вследствие голода Хуан Чао, однако, пришлось покинуть столицу. - Все эти люди, - продолжал мятежник Ли, - подчинялись велениям Неба, но не знали подлинных заклинаний, освобождающих от страдания, и, как только дело доходило до управления, им ничего не оставалось, как морочить народ. Нынче дела обстоят противоположным образом. Сам Лао-цзы явился на землю, чтобы позаботиться о своих детях. Знания его непревзойденны и велики, все помыслы его устремлены на благое, небо и земля соединены в зрачках его глаз. Один зрачок его голубой, как небо, другой коричневый, как земля. Мы приурочим свое выступление к концу великого цикла, наступающему в этот год. Говорю вам: в день Праздника Фонарей обрушится синее небо несправедливости и восстанет желтое небо великого равенства. И он еще много говорил в таком духе, а напоследок показал всем присутствующим зеркало, в котором они увидели свои отражения в богатых одеждах и высоких шапках. Можете себе представить, каково было Чжу Инсяну видеть и слышать все это! В ту же ночь Чжу Инсян вызвал к себе своих доверенных чиновников и приказал: - Немедленно выловите всех мятежников, а также окружите их храм и сравняйте с землей место для нечестивых церемоний! Цзи Дан, кланяясь, возразил: - Но у мятежников нет храма! Как так нет, - рассердился Чжу Инсян, - я сам видел красивый храм с яшмовыми колоннами и золотыми стропилами! Бывший сыщик объяснил: - Мне довелось узнать, что мятежник Ли обладает волшебной погремушкой, сделанной из тыквы-горлянки. С помощью этой тыквы он умеет заставить людей видеть каждую вещь не такой, какова она на самом деле. Он заставляет их видеть дворцы и храмы там, где на самом деле одни болота. Голову даю на отсечение, что дивный зал, в котором вы были, на самом деле не что иное, как отхожее место! - Какой ужас! - воскликнул Чжу Инсян, - надо немедленно захватить эту волшебную погремушку! Больше я не вижу способов бороться с ересью! Уважаемые слушатели! Вам, конечно, сразу стало ясно, что захватить волшебную погремушку мятежника Ли можно было только с помощью колдовства. А между тем Чжу Инсян был служилый человек и глава области, и, конечно, не умел колдовать. Один из чиновников, видя его затруднение, доложил: - Осмелюсь высказать предложение! В пяти ли от города, выше по течению реки, живет даосский праведник. Почему бы вам не посоветоваться с ним? Чжу Инсян немедленно послал за даосом, но тот даже не ответил на переданное ему приказание явиться. Тогда Фань Чжун отправился к даосу сам. Это было очень красивое зрелище! Перед паланкином правителя области в три ряда ехали всадники на нарядных конях. По обеим сторонам несли фонари с надписью: "паланкин правителя области". Стражники с палками в руках разгоняли народ, сбежавшийся приветствовать начальника. К вечеру Чжу Инсян добрался до заброшенной хижины вдали от проезжих дорог. Часть его свиты отстала, а самому правителю пришлось вылезти из паланкина и пойти пешком. Навстречу ему вышел человек с темным лицом и в драном зеленом халате. Голова его была повязана ветхим платком, а с пояса свисала мухобойка, сделанная из хвоста буйвола. Чжу Инсян, в своей высокой чиновничьей шапке и в черных сапогах на белой подошве, почувствовал себя не очень-то уютно. - Я всю жизнь следовал учению Конфуция, - сказал, кланяясь, Чжу Инсян, - вы всю жизнь следовали заповедям Лао-цзы. Наши одежды различны, наши принципы одинаковы! Страшная опасность угрожает провинции, - прошу вас, помогите народу! Даос усмехнулся и ответил: - Можете не рассказывать всего, я и сам знаю, зачем вы пожаловали. Необходимо отнять у мятежника Ли погремушку, которой он вводит в заблуждение народ. Но, увы, я не обладаю должной волшебной силой. Только один человек в провинции может одолеть мятежника Ли, - это некто Фань Чжун, к нему и обратитесь за помощью! - Уж не тот ли это Фань Чжун, который разбойничает на горе Иншань, и против которого я послезавтра оправляю Цзи Дана с десятитысячным отрядом по борьбе с разбойниками? - Именно он. - Но я никак не могу просить его о помощи, - изумился Чжу Инсян. - Мало того, что он сам поклоняется грядущему Майтрейе, - я знаю, что он поклялся вырвать мою печень и сердце и принести их в жертву духу отца! У Цзи Дана, присутствовавшего при этом разговоре, от страха поднялись волоски на теле, и он подумал: "Этот даос наверняка знает, что произошло на самом деле! Сейчас он все расскажет Чжу Инсяну, и вряд ли после этого я надолго останусь военным начальником!" Но в это время раздался мелодичный звон, и к даосу, кланяясь, подошли двое отроков в одеждах даосских послушников. - Уважаемый, - доложили они, - патриарх Чжан Даолин, изготовив киноварные пилюли, почтительнейше приглашает вас на гору Эмей принять участие в пиршестве! Даос поклонился начальнику округа и сказал: - Извините, не могу больше беседовать с вами. Меня ждут более важные дела! С этими словами он взмахнул мухобойкой, и на землю опустилось радужное облако. Отшельник взошел на облако, поджал ноги, и облако улетело на гору Эмей. Чжу Инсян воздел к небу руки и подумал: "Народ терпит бедствие, управление государством приходят в упадок, а у него какие-то более важные дела!" И вернулся в город. Между тем засуха день ото дня становилась все сильнее. Земля на полях потрескалась так, что напоминала панцирь черепахи. Чжу Инсян раздавал голодающим зерно и направил в столицу доклад с просьбой о помощи. Но его недруги в столице доложили: "По достоверным сведениям, голода в области нет. Правитель Чжу тайно продает зерно, разбазаривает государственные запасы. Посему провианта в Цзяннань не посылать, а истраченную сумму взыскать с провинившегося правителя". Некий Вень Мин, дальний родственник одного из друзей цензора Оуян Сю, был отправлен в Цзяннань с вышеописанным указом. Чжу Инсяну удалось арестовать множество сектантов, но эти люди только притворялись на допросах, и увиливали от ответов. Многих даже пришлось отпустить, потому что они оказались совершенно не при чем. Что же касается подлинных преступников, то сыщики жаловались, что арестованные часто обращаются в их руках в бамбуковые коленца. Они приносили эти коленца и требовали плату, как за поимку преступника, и Чжу Инсян, когда видел, что они говорят правду, был вынужден награждать их, чтобы не вызывать недовольства подчиненных. А между тем военный начальник Цзи Дан и его дядя, торговец Цуй Ань, благодаря затеянной начальником борьбе с разбойниками развернулись вовсю и творили дела, о которых Чжу Инсян и не подозревал. Начальники отрядов по борьбе с разбойниками вообще редко отличаются благонравием. Они требуют выкупы с деревень, угрожая обвинением в пособничестве разбойникам, грабят селения, впоследствии относя это на счет разбойников. Иногда они отрезают головы невинным крестьянам, чтобы получить награду от казны. Эта награда выдается за отрезанные головы разбойников, но у разбойника отрезать голову трудно, а у прохожего - легко. Поэтому они отрезают у крестьянина голову и выдают за разбойничью, совершенно не считаясь с той бедой, в которую они ввергают семью покойного. Вообще в смутные времена разбойники чаще ведут себя благородней правительства. Они пытаются завоевать благосклонность населения, раздают народу из казенных амбаров все, что не могут взять с собой. А правительственные войска, притворяющиеся разбойниками, наоборот, всегда стараются внушить ужас. Что же касается Фань Чжуна, то его люди занимались грабежом чрезвычайно редко. Он занимал весь северо-восток области и ограничивался тем, что собирал налоги в подвластных ему селах. Взамен он поддерживал в деревнях порядок, творил суд и искоренил грабежи. Так что, хотя он и назывался разбойником, его управление отличалось от обычного порядка вещей только тем, что он собирал налоги самовольно, и не был уполномочен на то императором. Но разве невежественным крестьянам есть дело до таких тонкостей? Им было совершенно все равно, кому бы платить налоги, лишь бы они были маленькие. И они с радостью отдавались под покровительство Фань Чжуна. Обычно начальник отрядов по борьбе в разбойниками все-таки не обладают торговой смекалкой, и поэтому не грабят больше, чем им нужно. Но военный начальник Цзи Дан совсем распоясался, так как благодаря своему дяде, торговцу Цуй Аню, он мог беспрепятственно сбывать награбленное. Эти двое вывезли, под предлогом спасения от разбойников, золотой алтарь из обители Великого Спокойствия, покрасили его краской, распилили на куски и продали. Разбойник Фань Чжун, добиваясь популярности, послал баржу с зерном в голодающий город: Цзи Дан и Цуй Ань потихоньку разграбили баржу, а Чжу Инсяну доложили, что колдун Фань Чжун заморочил народ, прислав вместо зерна просто резаную солому. Для деревень северо-востока начались ужасные дни: на завалы и стрелы вырубили весь лес кругом деревень, пепел от рисовых хранилищ достигал локтя в вышину. Между тем праздник Фонарей, когда новый Майтрейя должен был явиться на землю, все приближался и приближался. Чжу Инсян совсем потерял сон. День и ночь он думал о Фань Чжуне. "Если дела обстоят так, как говорит этот отшельник, - рассуждал он, - то получается, что мятежники сильнее правительства, а Фань Чжун - сильнее мятежников. Положим, я призову его на помощь. Но если этот человек победит тех, кто слабее его, неужели он подчинится тому, кто слабее тех, кого он победил! Этот разбойник обосновался в горах и незаконно величает себя князем, - куда такому невежде помнить о долге поданного! Позвав его, я передам народ из рук сектантов в руки разбойника!" Все это могло показаться очень разумным, но на самом деле Чжу Инсян рассуждал так только потому, что Фань Чжун обещал съесть его сердце. Но он все-таки приказал Цзи Дану прекратить действия против разбойников и долго-долго советовался с ним о том, как совладать с сектантами. На следующий день начальник Цзи Дан навестил своего дядю, Цуй Аня. За это время Цуй Ань необыкновенно разбогател. И хотя нельзя было сказать, что Цзи Дан покровительствовал торговле, все же одному торговцу, - своему дяде - он покровительствовал чрезвычайно. Гость и хозяин расположились за столиком в беседке. Служанка принесла вино и закуски и поспешно вышла, прикрыв за собой дверь. После подобающих случаю приветствий военный начальник промолвил: - Во всей округе, говорят, нет никого, кто бы мог противостоять еретикам, кроме разбойника Фань Чжуна! Если мой начальник попросит у него помощи, то как бы наша с тобой проделка не выплыла наружу! Ведь нам отрубят голову! А если мой начальник не попросит у него помощи, то мятежники овладеют областью, а может, и провинцией, и тоже отрубят мне голову! Торговец задумался и сказал: - Почему бы тебе не перебежать к мятежникам? - Это было бы неплохо, - отвечал Цзи Дан, - но беда в том, что я чиновник, а в царстве Майтрейи не будет ни чиновников, ни подчиненных, и все люди будут как братья, а земля будет покрыта золотым песком. Торговец воскликнул в изумлении: - Насчет золотого песка ничего не могу сказать, но чтобы в государстве не было ни тех, кто отдает приказы, ни тех, кто их выполняет, - такое невозможно! - Очень даже возможно, - возразил начальник гарнизона. - Дело в том, что у мятежника Ли есть волшебная тыква-горлянка, и с ее помощью можно заставить людей видеть золотой песок и быть братьями. Ясно, что тот, у кого есть такая тыква, может обойтись без чиновников. Цуй Ань изумился, а потом воскликнул: - Здорово придумано! Помнишь те глиняные горшки, которые ты захватил в селении Дацзяцунь? Если у меня будет эта тыква, я смогу продать их, как будто это нефритовые вазы! Цзи Дан поглядел на этого ничтожного человека с презрением. - Да зачем тебе продавать горшки? С помощью этой тыквы можно править миром безо всяких денег, и вообще делать все, что хочешь! С помощью этой тыквы можно изменить твое восприятие мира с такой легкостью, как вот если бы, например, ты был стенка, и на тебя один день вешали бы красную занавеску, а на другой - зеленую. Торговец Цуй Ань задумался. - Какой ужас, - сказал он, - я вовсе не хочу, чтобы на мне, как на стенке, висела то красная занавеска, то зеленая! И вообще я не стенка! - Дурак, - вскричал Цзи Дан, - ты хочешь, чтобы Фань Чжун съел твое сердце, или ты хочешь ходить по золотому песку? Цуй Ань вздохнул и пробормотал: - Нет уж, лучше я буду ходить по золотому песку. - Тогда кончай рассуждать, - сказал начальник гарнизона. - У нас есть только один способ спастись! - Какой? - Явиться к мятежникам и завладеть тыквой-горлянкой! Через неделю мятежник Сяо Ли пировал в своем вегетарианском зале. Вдруг у дверей зала послышался шум, и стражники втащили в зал военного чиновника в шелковом платье и сапожках из кожи серны. Они скрутили ему руки и бросили к ногам мятежника. - Еге-ге! - сказал мятежник Ли, - да это, кажется, сам начальник гарнизона Цзи Дан. - Ваш ничтожный слуга, - проговорил Цзи Дан, - давно прислушивался к пророчествам, слыхал о ваших необыкновенных способностях, изумлялся стойкости ваших учеников. Давно был убежден в справедливости вашего учения, и всегда искал случая оказать вам услугу. Лет десять назад, например, когда вышел указ об аресте членов "Байляньцзяо", был в отчаянии. Хитростью решил уклониться от исполнения указа, и вместо вас, почтеннейший, мне удалось арестовать