Юлия Латынина. Сто полей --------------------------------------------------------------- Роман Origin: "Библиотека в кармане-3" ---------------------------------------------------------------  * Часть первая. СТРАНА ЛОЖНЫХ ИМЕН *  Глава ПЕРВАЯ, в которой не происходит ничего, кроме катастрофы. Клайд Ванвейлен вовсе не собирался открывать новую планету. Получилось это чисто случайно. У Серого Пятна за его кораблем погнались двое пиратов с фальшивыми опознавательными знаками Порте-Кассино, даже не пиратов, если говорить честно, а отощавших обывателей Ньютоны. Планету недавно вышибли из ООН за несоблюдение прав человека, отчего местный диктатор, хоть и не перестал расстреливать собственных болтунов, однако совсем перестал преследовать собственных бандитов. Если бы у Ванвейлена был хороший корабль и надежный экипаж, он бы подождал эти катера и популярно, с помощью бортовых лазеров, разъяснил им международное право, -- но у Ванвейлена был этакий грузовой бочонок с подтекавшими стабилизаторами, на котором он вез на Эркон геофизическое оборудование и прилагаемого к оборудованию геофизика по имени Сайлас Бредшо, скромного молодого человека с застенчивыми манерами и глазами черными, как донышко пусковой шахты. Бредшо, был нежен, тих, слюняв, и во время погрузки так хлопотал над запечатанными контейнерами, словно его буровые вышки были собраны из лепесков гортензии. Ванвейлену подумал, что если его пассажир запсихует и доложит в порту назначения о незарегестрированных средствах защиты на борту, то у Ванвейлена опять отберут лицензию и еще, пожалуй, конфискуют это старое корыто, и эта мысль ему не очень-то пришлась по душе. Тут два катера вздыбились и превратились в два широких синих плевка длиной, с точки зрения приборов, в семь тысяч километров, -- Ванвейлен врезал по панели управления и ушел в подпространство, не утруждая компьютер координатами выхода. Когда дельта-поле вновь собрало корабль в одном месте, на экранах сияла неведомая Ванвейлену россыпь звезд, а чуть справа по курсу, как одинокая елочная игрушка, висел серебристо-синий шар, важно подставлявший затянутый облаками бок небольшому желтому солнцу. Даже невооруженным глазом можно было заподозрить, что атмосфера на важном шаре -- земного типа, и это было редкой удачей. Весь экипаж, в количестве шести человек, сбежался в рубку, и пассажир Бредшо, подскакивая от восторга, потребовал подойти к планете. Через полчаса грузовик вынырнул из гиперпространства в трехстах пятидесяти километрах от поверхности планеты. Внизу был океан с шельфовой нефтью, потом горы, магнитная аномалия, потом облака и в разрыве -- вечерняя степь с антилопами. Корабль вошел в ночную тень над затянутым облаками материком. -- А это что? -- спросил Бредшо, вдруг ткнув пальцем в синюю линию на экране анализатора. Ванвейлен изумленно на него оглянулся. "А геофизик-то мой ничего не смыслит в геофизике!" -- вдруг пронеслось в его голове. И тут корабль словно сгребло клешней и потянуло вниз, к темным и жирным, как свиной фарш, облакам. -- Какого черта, -- выругался Ванвейлен. Из облаков выскочила нехорошая тень, слева распустился серебристый цветок и тут же превратился в гиганскую круглую воронку всех цветов радуги. -- Это нападение! -- закричал в соседнем кресле Макнейл. Корабль въехал носом в одну из воронок и стал кувыркаться. Глаза индикаторов пучились и лезли из орбит. Клод Ванвейлен бегал пальцами по пульту управления -- клавиши вдавливались с бесчувственным резиновым звуком. -- Сбрасывайтесь, -- заорал не своим голосом Бредшо. Ванвейлен на мгновение оглянулся: геофизик сидел весь зеленые, и глаза у него от ужаса были большие, как дисковые антенны. -- Сиди смирно, -- зашипел Ванвейлен. Корабль тряхнуло еще раз, радужные зайчики запрыгали по стенам и приборам, изображение грузовых отсеков на экране вдруг полыхнуло красным, -- и -- до Ванвейлена дошло, что он вез. -- Бросайте груз, -- опять заверещал Бредшо. Что Ванвейлен и сделал. Корабль стал делиться, как созревшая амеба. Грузовые отсеки уходили вниз, ракетоплан с аварийным запасом топлива -- на запад. Радужные воронки теперь выспыхивали далеко сзади, и издалека казалось, что кто-то пытается поймать в разноцветный гигантский сачок стальную бабочку в пять тысяч тонн весом. На ракетоплан этот кто-то не обращал внимания. Ванвейлен рвал пломбы с системы аварийного управления. Капсула слушалась с трудом. Выскочил и лопнул парашют, за ним другой. Берег материка, размытый инфракрасным светом, пропал на востоке. Капсула шла над морем, теряя высоту быстрее, чем скорость: четыре тысячи метров, две тысячи метров, полторы тысячи метров... Далеко впереди вновь возник берег, изрядный остров, горные леса, обрывавшиеся у ледников. Восемьсот метров. Рули высоты как под наркозом. Топливный индикатор помаргивал, когда ракетоплан попадал в воздушные ямы. Берег был уже внизу. Ванвейлен с трудом разворачивал машину. Датчики визжали, как побитая собака, что-то радостно пело в системе подачи топлива. Ракетоплан развернулся и пошел нырять над ночным берегом, обросшим лесом и изжеванном когда-то ледниками. Пятьсот метров. Под крылом ракетоплана мелькнул и пропал ночной город. Паучьи ножки улиц сбегались к пристани и площади. "Экий космодром для народных собраний", -- подумал Ванвейлен. В темном лесу мелькнула одна плешь, другая. Ракетоплан цеплялся брюхом за деревья. "Сейчас или никогда", -- подумал Ванвейлен, аккуратно управляясь с приборами. Дрожь прошла по кораблю, датчики нехорошо проорали и смолкли. Что-то ухало и ворочалось в системе охлаждения, едкий дым пополз было из-под панелей, но сгинул в вентиляционных шахтах. Капсула сидела посреди проплешины в темном лесу и тихо шипела. Ванвейлен повернулся к Бредшо и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, осведомился: -- Ну, что у вас там было? Плазменные гранаты? Бредшо виновато мигал. -- Ясное дело, -- сказал кто-то из экипажа, -- гремучка у него в контейнерах, вот он и испугался. -- Геофизики, -- процедил Ванвейлен, -- чтоб вас с вашей борьбой за демократию... Всю галактику засморкали. -- А вас это не касается, -- огрызнулся Бредшо, -- вас нагрузили, вы и везите. -- Меня это очень касается, -- возразил Ванвейлен, -- потому что импорт бурового оборудования стоит одну цену, а импорт демократии стоит совсем другую цену. -- А они экономят. -- сказал кто-то. -- Им Федеральный Сенат снизил ассигнования на зарубежную демократию. Бредшо, из-за кожуха накопителя, виновато блестел глазами. -- Это была ракетная атака, -- сказал он, -- Боеголовки типа "Фавилла". Если бы они попали в корабль, от нас бы даже соплей не осталось. Ванвейлен изумился. Это же надо, -- спутать искровые боеголовки с радужными воронками мезонных бомб! Ну и слюнявых же специалистов готовят Они на наши налоги! -- Не попали же, -- сказал Ванвейлен, и ткнул пальцем в оранжевый индикатор слева от бокового экрана. Индикатор, указывавший на состояние грузовых отсеков, мирно помаргивал, как бы удивляясь: "И чего вы меня оставили?" -- Точно не попали? -- Точно, -- рассердился Ванвейлен, -- и теперь, пожалуйста, корабль там, а мы тут. Две тысячи километров, и еще триста. -- Можно добраться, -- неуверенно сказал Бредшо. -- Ага. Вот только местной валюты нет, заказать билеты на ближайший авиарейс. -- Это была не ракетная атака, -- сказал один из экипажа, Хатчинсон, -- это была магнитная ловушка. Я однажды возил контрабанду на Геру и попал в точно такую, -- если корабль не имеет опознавательного сигнала, его тащит вниз... -- Ребята, вы что, взбесились, -- сказал бортинженер. -- Это был лазер. Экран же был весь серебряный. Ванвейлен почувствовал некоторую дрожь в руках. Радужные воронки еще стояли у него в глазах. Радужные воронки бывают только у мезонных ракет, взрывающихся в атмосфере, типа "агаты", под которую он попался под "Вегой-20". -- Есть еще мнения? -- осведомился Ванвейлен. -- Вы что видели, Джеймс? У Джеймса Макриджа глаза были виноватые и странные. -- Я, -- откашлялся он, -- знаете, я вчера фильм смотрел, по СВ, с танками, -- и вот мне показалось, что что на нас едет такой серый танк с броней высшей защиты. -- Так, -- сказал Ванвейлен, -- значит, на нас в стратосфере наехал танк. Вероятно, архангелы проводили тактические учения. Василиска, дракона, и упыря с минометом никто не видел? Но василиска не видел никто. Может быть, потому, что по СВ в последнее время не показывали фильмов с василиском в качестве центрального персонажа. Тогда Ванвейлен переключил компьютер на воспроизведение и затребовал данные получасовой давности. Экран осветился нежным зеленым светом, и Ванвейлен несколько прибалдел. Судя по данным компьютера, их вообще никто не атаковал. Судя по данным компьютера, корабль сам пошел вниз, а потом закувыркался в стратосфере, подчиняясь довольно дурацким, но все же выполнимым приказам центрального блока... "Ого-го, -- заплясало в голове Ванвейлена, -- это что же? Это значит, кто-то на том материке взял управление кораблем на себя, разобрался за пару мгновений и взял? Хотя постойте, а головы наши? Управление нашими головами он тоже взял на себя? Ведь каждый видел, черт побери, разное! Это ведь привидения можно видеть по-разному, а принять мезонную ракету за магнитую ловушку... Лучше бы я долбанул этих пиратов... Скверное это дело -- быть подбитым мезонной ракетой, но быть подбитым призраком мезонной ракеты -- нет уж, увольте от знакомства с такой цивилизацией... В этот миг что-то клюнуло в прозрачную оболочку. Ванвейлен включил наружное освещение и увидел, что из черных кустов в корабль сыплются раздвоенные стрелы с белыми перышками. У местного населения, судя по всему, неизвестных противоракетных систем не было. На рассвете выяснилось: корабль сел на огород с бататами. Совладельцы огорода скрылись в лесу, оставив у столба в круглом поселке обильную снедь, пальмовое вино и привязанную девушку. -- Всегда мечтал спасти принцессу, предназначенную в жертву дракону, -- сказал Ванвейлен, разрезая веревки. Принцесса впилась ему в руку, звякнула ножными браслетами, схватила калебасу с вином и убежала. Ванвейлен ошарашенно жмурился, пытаясь понять, как согласуются атака в верхних слоях атмосферы с девушкой, привязанной у столба. И было что-то еще: ах да! Прибрежный город, горбатенький, темный и какой-то средневековый... Никто не спешил посылать свои военно-воздушные силы на розыски ракетоплана. Казалось невероятным, чтобы высокоразвитая цивилизация ограничилась одним материком. На следующий день жители деревни вернулись. Деревня была устроена незамысловато, поле -- тоже: лес был вырублен, выжжен и засеян. Таких вырубок было очень много: ливни быстро вымывали почву, люди переходили на другое место, а вырубка зарастала, видимо, лет двести-триста. Сил по-настоящему навредить природе у людей не хватало, и они жили с ней в полной гармонии. Ванвейлен благословил в душе здешний метод сельского хозяйства: если бы не вырубки, ракетоплан распоролся бы о деревья. В деревне в правильном порядке стояли круглые хижины с деревянными подпорками и заплетенными окнами. Подпорки все были одинаковой длины, чтобы, в случае чего, отдать подпорку из хижины покойника -- соседу, но огород у каждого был совершенно свой. Большой Короб -- так, примерно, кажется, звали человека, приставленного деревней к небесным гостям, -- с гордостью провел Ванвейлена по лощинам и террасам, указывая на свой огород, свою пальму, свой таро и ямс. Большой Короб, видимо, безошибочно угадал в Ванвейлене Большого Человека из летающей деревни и свел его к Большому Человеку из деревни наземной. Тот объяснил Ванвейлену с помощью знаков, что девушки и еда у столба были товаром для обмена с богами. Ванвейлен не понял, что требовалось от богов взамен: железная чешуя, возмещение за потраву или хорошая погода. На всякий случай он объяснил, что девушка в качестве товара им не подходит. Тот вздохнул, развернул пальмовые листья в принесенной с собой корзине и вытащил оттуда два полукилограммовых бруска золота. На брусках были иероглифы, похожие на головастиков, и клеймо: множество людей на городской площади. Ванвейлен погладил брусок и подумал, что, вероятно, с жителями этого мира можно будет все-таки найти общий язык. В деревне поспешно солили, коптили, кололи, сушили, -- Большой Человек деревни, Белый Батат, гонял людей, как мух. Ванвейлен понял, что идут какие-то грандиозные приготовления к торговой экспедиции по обмену с прибрежным городом, а может, и дальше. Дикари быстро освоились с богами и стали воровать с корабля все, что попадалось им под руку. Бредшо сказал, что это потому, что у них другие представления о собственности, но Клайд Ванвейлен подстрелил парочку дикарей, и с этих пор представления дикарей о собственности не очень отличались от представлений Ванвейлена. Ванвейлен так и не вытряс из Бредшо признания, на какую из многочисленных спецслужб Федерации тот работает, но про себя решил, что речь идет о Комиссии по соблюдению межконституционных ограничений, -- говорят, именно там обитали вот такие парни, -- непременно с двумя дипломами, очками на носу, печальным взглядом и сравнительно слабыми кулаками. С самого начала Ванвейлен подумал, что неплохо бы иметь что-то, чем можно торговать с дикарями. Но, поскольку местные автоматы для размена денег не принимали кредитные карточки Космобанка, пришлось поступить по-другому. Бредшо нашел в горах подходящий песочек, -- все-таки, видимо, что-то в геологии он понимал, чтобы не засветиться. Из подручного материала и остатков двигателя соорудили печку и наделали для дикарей всяких бус, -- красных, розовых и синих. Эти бусы так понравились туземцам, что они меняли на них свиней, коз, и квадратные золотые слитки. Бредшо сказал, что менять десяток пестрых бусинок на золотой слиток -- это значит обирать аборигенов Ванвейлен сказал, что еще одно такое заявление со стороны Бредшо, -- и он скормит Бредшо аборигенам на завтрак. Ванвейлену очень хотелось собрать побольше золота. Ванвейлен стал расспрашивать, скорее знаками, чем словами, где они берут слитки, и разузнал, что на юге, ближе к стране мертвых, есть города, сделанные людьми, приплывшими из-за моря, и что эти люди, вероятно, родственники Ванвейлена, поскольку плавать по морю, наверное, труднее, чем летать по воздуху. Ванвейлен собрал экипаж и сказал, что если они собираются всю жизнь есть бататы и сливаться с непотревоженной природой, то лучшего места в галактике им не найти. Он же, Ванвейлен, намерен добраться до прибрежных городов, нанять там корабль, переплыть море, добраться до корабля и улететь с планеты. Некоторое время обсуждался проект строительства самого неуклюжего вездехода в мире, который должен был потреблять в качестве горючего местный бататовый самогон. Но двигатель разлетелся при первом же испытании. Самогон, заготовленный в невиданных на острове количествах, раздали населению, и, надо сказать, это дело стало впоследствии у туземцев ежегодным праздником. На празднике Ванвейлен объяснил, что ему нужны носильщики. Дикари из деревни отказались сами идти к побережью, но, соблазненные красивыми бусами, напали на соседнюю деревню. Половину пленников они продали Ванвейлену, за сорок бус штуку, а половину усыновили, чтобы потом съесть. Бредшо вел себя смирно и водворять демократию не порывался. Возможно, это было связано с тем, что в племени и так господствовала демократия, столь полная, что она не нуждалась даже в спецслужбах для охраны демократии. Он только сказал, что Ванвейлен оправдывает свою репутацию. Да, была у двадцатисемилетнего Ванвейлена репутация, была с тех самых пор, когда Ванвейлен возглавлил маленькую экспедицию "Интерспейса", -- компании время от времени посылали в космос хлюпкие разведывательные ракеты, потому что эти деньги списывались им с налогов. Никто не хотел тогда идти под начальство молодого голодного капитана, сына нью-тайваньских эмигрантов, и Ванвейлен набрал людей со всяческими прорехами в биографии. За Вегой-20 это отребье отказалось лететь дальше, и капитану пришлось продырявить пару горячих голов, чтобы охладить остальные. Экспедиция завершилась довольно удачно, но по возвращении Ванвейлена из компании вышибли. Так вот появилась у Ванвейлена репутация, а заодно и файл в федеральном компьютере. Ха-ароший файл, увлекательный, кабы не этот файл, и не выбрал бы господин Бредшо себе такого капитана для импорта геофизической демократии... Когда у землян стало шестьдесят рабов, Ванвейлен снял с корабля все оборудование, какое хотел, навьючил рабов копченым мясом, саговой мукой и разобранным ракетным двигателем, запасся хорошей водой и двинулся к побережью. Дорогу в город дикари и в самом деле знали отлично. Через десять дней земляне увидели с вершины холма городские здания. Тут рабы сложили поклажу, сели под пальму, зажарили курицу, скатили косточки к Городу вниз, собрали свои корзины и объяснили Ванвейлену, что он может их, конечно, съесть, но в город они не пойдут. Ванвейлен не стал их есть, и земляне спустились в Город одни. Маленький город с большим космодромом для народных собраний был пуст лет триста. Время и отчасти землетрясение потрудились над ним, но преуспели мало, ибо люди им не помогли. Люди пропали, а душа города осталась на месте: виноградные прессы и земляные печи для меди и золота, фрески на стенах, дома и очаги, боги и оборотни-предки, спустившиеся с гор в виде животных. В городских цистернах плескалась дождевая вода, но изощренная система подземных каналов, пронизывавшая горные террасы, была безнадежно разрушена. В доках рассыхались корабли со звериными мордами, за стенами городских садов дичали яблони и пчелы, в храмах на голодных богах истлела одежда, в золотых рудниках на склонах гор обрушилась деревянная крепь: "Люди вынесли из гор золото и потеряли интерес к этой земле," -- подумал Ванвейлен. В храмах стояли яшмовые ларцы, в ларцах -- сандаловые валики, на которые когда-то были навиты шелковые свитки. Слова истлели. Из-за обилия рисунков и подписей город сам был как большая книга, но Ванвейлен не умел читать и только разглядывал картинки. На картинках текла обычная жизнь людей, вещей и исчадий фантазии. Стучали по наковальне кузнецы, лавочники расхваливали товар, умирали и воскресали боги, и над рудниками, похожими на преисподнюю, росли золотые деревья с говорящими яблоками. Люди были маленькие и с паучьими ножками, -- те, кто рисовал картинки-комиксы, знали, что главные действующие лица нарисованных историй -- не люди, а вещи более непреходящие: Города, Сады, Священные Вещицы. Но самое невероятное было -- клады. Круглые монеты, квадратные монеты, монеты со звериными головами и головами человеческими, монеты с дырочкой посередине и вверху, но чаще всего: рубленые слитки с номером и печатью, изображавшие множество людей на площади. Детекторы обнаруживали заветные кубышки в пересохших колодцах, в кладках печей, в самых бедных домах, и почти во всех: золото, золото, золото. Конечно, не одно золото. Были там вазы, драгоценные камни, мечи, полуистлевшие ткани. Вещи продолжали жить: на рукоятках мечей пели райские птицы, на клинках тявкали собачки, кувшины дремали, стоя на маленьких лапах, сложив ручки на животе. И главное -- Ванвейлен нашел несколько морских карт, вырезанных на черепаховых пластинках и на нефрите. Карты указывали рельеф берега, направления течений и ветров, и кружки городов на том берегу. А через несколько дней Бредшо набрел на еще одну карту. Эта была очень красивая карта. Ее никто не прятал в сундук, и она была выложена плоскими камешками на внтуренней стене какого-то храма. Центр карты был не на полюсе и не на экваторе, а немного к югу от середины восточного материка, и в центре этом была выложена ониксом черепаха. Восемь ног черепахи переходили в восемь главных меридианов. Карта была выполнена в ортогональной проекции, искажения нарастали по мере удаления от центра, и заморский берег был мало на себя похож. Город был, однако, покинут не совсем: не то снова приезжали переселенцы, не то наведывались пираты. Длинный шпиль у храма на городской площади был починен недавно, и на стапелях в доке сидел новый корабль с одинокой мачтой и пустыми уключинами для весел. Киль его, восемнадцати метров длиной, был вытесан из одного куска дерева, и с обоих его концов удивленно посматривали на землян два резных длинношеих дракона. Ванвейлен осмотрел корабль и сказал: -- Вот на этот корабль мы погрузим вон то золото, и доплывем на нем до материка. Накануне отплытия, когда круглый корабль качался в бухточке, к Ванвейлену, скорчившемуся у костра, подошел Бредшо. Ванвейлен, сев на корточки, выгребал из углей завернутую в пальмовые листья дикую курицу, -- рецепт, подсмотренный у местного населения. -- Неужели вы действительно думаете дотащить все это золото до "Ориона"? -- Да. -- Глупо. А знаете ли вы, во сколько раз грамм золота дешевле грамма рения? -- Жаль, что горожане забыли спрятать свой рений в тайники. -- Глупо. Нас убъют за это золото. -- Нас убъют и без него. А вы что, боитесь, что мы потонем в море? -- Просто я не люблю деньги. -- Мистер Бредшо, если человек говорит, что он не любит деньги, это значит, что деньги его не любят. Бредшо пожал плечами, и они некоторое время в молчании ели курицу. Курица была божественная. Аромат ее возносился над опустевшим городом, и местные голодные боги свесились с облаков на запах и жадно глотали слюнки. -- Кстати, -- полюбопытствовал Бредшо, -- откуда на вашем корабле бортовые лазеры? И почему вы не стали стрелять в пиратов? -- Вас побоялся, -- сказал Ванвейлен, -- думаю, сидит невинный геофизик, испугается, донесет. -- Да, -- сказал Бредшо, -- испугался помидор помидора. Помолчал и прибавил: -- Странная все-таки история приключилась с кораблем. Как вы думаете, что нас ждет на том берегу? Мне так ужасно интересно, куда мы попадем? Ванвейлен ничего не думал о том, что его ждет на том берегу. Он привык думать только о тех вещах, про которые можно надумать что-то толковое, и тут он думал до конца. О вещах, о которых думать бесполезно, а можно только гадать, он никогда не думал. -- Да, -- сказал Ванвейлен, -- очень интересно. -- А? -- Очень интересно, куда мы попадем. Вдруг у них там сейчас гражданская война, и они распотрошили нашу ракету, -- и лупят сейчас друг друга вашим... геофизическим оборудованием. На следующий день корабль со звериной мордой отплывал из пустого города. Неудачно развернутый травяной парус хлопнул и сбил Ванвейлена с ног, и бывший капитан "Ориона" долго воевал с новым своим двигателем и ругался, что всякая катастрофа -- великий шанс для примитивных устройств. Окончив свое занятие, он подошел к поварам: бортпрограммист Хатчинсон готовил обед, а Бредшо стоял рядом и, вместо того, чтобы чистить батат, чесал языком. -- О чем спор? -- осведомился Ванвейлен. -- Да вот, Клайд, -- сказал Бредшо, -- мы спорим о политическом устройстве земель за материком. Согласитесь, что от их уровня развития и образа правления во многом зависит, сумеем ли мы добраться до корабля. Вот Хатчинсон полагает, что мы столкнемся с целым рядом таких же э...э.. городских республик, как этом покинутый город. А мне кажется, что горожане вовсе не были самостоятельным государством. Они были частью какой-то очень дисциплинированной империи, которая приказала им переселиться отсюда, -- вот они и переселились. И согласитесь, что если на том берегу нас ожидает централизованное государство со шпионами и доносчиками, то про корабль наш давно донесли по начальству и прибрали к рукам, и договориться с таким правительством будет нелегко. -- Я на стороне правительства, -- сказал Ванвейлен. -- им на голову сваливается три тонны плазменнных гранат, ракетометы и прочее, а потом являются хозяева всего этого барахла и заявляют, что они мирные люди и поклонники свободы. Кстати, для кого вы везли мой груз? Бредшо надулся. -- Не скажу. -- Подумаешь, теорема Ферма, -- фыркнул Ванвейлен. -- Если учесть, что на Эрконе всего две воюющие стороны, и если учесть, что наши доблестные спецслужбы вряд ли будут поставлять оружие этому уголовнику-президенту, то, стало быть, оружие предназначалось будущим демократам. Бредшо молчал. Хранитель государственных тайн. -- Так вот, учтите -- сказал Ванвейлен. -- Я, конечно, не знаю, что там на том берегу, рабовладение или еще какое хитрое слово, но я полагаю, что по сравнению с режимом на том берегу даже президент Эркона может получить медаль за прогресс и демократию. И если вы там тоже попытаетесь нести в массы огонь свободы, то я вас придушу раньше, чем это сделают массы. Никакой самодеятельности, ясно? Наше дело -- дотащить это золото до корабля и улететь. Мы -- торговцы. Торговцы не спасают прекрасных принцесс, не убивают драконов и не вступаются за права угнетаемого населения. Понятно? Бредшо сказал, что ему понятно. x x x Прошла неделя. Люди из горной деревни спустились на праздник в Город. В городе они увидели, что нелюди, прилетевшие с неба, уехали по морю на погребальном корабле, который строят раз в четыре года и пускают по воде со всеми отходами жизни. Староста сказал, что вряд ли такой поступок принесет нелюдям удачу, если только они не большие колдуны. А колдовство этих людей было слабее деревенского. Ведь они прилетели с неба в большой тыкве, а деревенские колдуны летали на небо безо всяких тыкв, и это было гораздо сложнее. А люди очистили Большой Дом и площадку перед ним, после чего Белый Батат устроил на площадке обещанный праздник. Пришли со всех деревень. Раскрасили тела, сообразуясь с фресками и надели на ноги лучшие браслеты, сообразуясь с браслетами, которые надевали боги на их предков, но несколько хуже, потому что браслеты предков были из железа, а браслеты нынешние -- из перьев и лака. Пришлось немало потрудиться, чтобы съесть за неделю всех свиней и овощи, потому что Белый Батат запасал и менял все для праздника один год и еще один год и еще четверть года. В конце прошел слух, что Белый Батат что-то оставил себе: люди пришли с камнями и пристыдили его, что в следующий раз не будут на него работать. Он выменял откуда-то свиней и раздал еще. У Большого Короба был родственник, Малый Короб. Вместе им причиталась целая свинья. Большой Короб был человеком уважаемым, и ему причиталась почти вся свинья, а Малому Коробу -- только левая задняя нога. У Малого Короба явилась хорошая мысль, и на празднике он спросил: -- А нельзя ли нам получить свинью живой? Белому Батату было, конечно, все равно, и он обещал им свинью живой. А вскоре Малый Короб пошел к Большому Коробу и сказал: -- Я, пожалуй, передумал. Отрублю-ка я лучше свою ногу и съем. Большой Короб испугался, потому что трехногая свинья никуда не годилась, и стал его уговаривать. Наконец тот уступил, выпросив себе вторую заднюю ногу. Через неделю Малый Короб опять пришел к Большому и сказал: -- Я, пожалуй, передумал: съем-ка я эти задние ноги. Большой Короб испугался и посулил Малому Коробу третью ногу. "Ну, так и быть", -- сказал тот и ушел. А через неделю он вернулся снова и сказал: -- Гляжу я на нашу свинью, и так мне хочется съесть свою долю. Тут Большой Короб плюнул и сказал: -- И зачем я с тобой связался! Забирай свинью целиком и уходи. Отчего, однако, если ты такой хитрый, ты не можешь нажить свиньи сам? После этого Большой Короб взял мотыгу и пошел копать ямс на огороде Дикого Кота, чтобы Дикий Кот прополол кукурузу на огороде Рябушки, а Рябушка за это подарил Большому Коробу поросеночка от своей свиньи. Если бы Большой Короб умел считать, он бы посчитал, что у него почти сто полей, огородов и деревьев. Однако Свои поля, как известно, имеют затем, что это очень почетно, и затем, чтобы знать, на чьем Чужом ты работаешь. А Малый Короб через три дня свинью зарезал и съел. И больше мы не будем упоминать об этом острове, пусть их живут и наживают добро, а станем рассказывать о том, что происходило на восточном берегу, на материке. Глава ВТОРАЯ, в которой оказывается, что Страна Великого Света лежит и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге, однако непременно по ту сторону горизонта. В эту пору в Горном Варнарайне, в усадьбе Золотой Улей жил человек по имени Шодом Опоссум. Он был один из самых рассудительных людей в округе, и многие обращались к нему за советом и поддержкой. Этой весной пришла пора выдавать замуж его младшую дочь. Шодом решил добыть побольше мехов перед приходом храмовых торговцев, снарядил три больших лодки и поехал грабить деревню Лисий-Нос, принадлежавшую Коротконосому Махуду, его давнему врагу. Все вышло как нельзя лучше, а еще Шодом навестил храм матери зверей, стены сжег, а украшения и прочее взял себе. На обратном пути Шодом остановился в усадьбе Птичий Лог, и хозяйка сказала ему, что рыбаки, ездившие к Темному острову за черепахами, видели там на мели разбитый корабль, точь-в-точь как корабли предков на скалах. -- Кто там был, люди или покойники, неизвестно, -- сказала хозяйка, -- но их было не больше семи и держались они смирно. Дружинник Шодома, Арнут Песчанка, сказал ему: -- Если это покойники, какой смысл с ними драться? Все равно навье золото, если его взять силой, обернется углем и грязью. -- Можешь остаться, -- говорит Шодом Опоссум. -- Я не останусь, -- говорит Арнут Песчанка, -- однако я вижу, что поездка эта добра не принесет. Через некоторое время Шодом вышел по малой нужде и оставил в сенях секиру. Возвращается -- а с секиры капает кровь. Шодом стал ее вытирать, а железо течет, течет, словно женщина в месячные. Тогда Шодом пихнул секиру под лавку, чтобы никто не заметил, и вернулся на свое место. Хозяйка, однако, увидела, что он стал рассеян, усмехнулась и сказала: -- Вряд ли тебе, Шодом Опоссум, этот корабль по зубам, потому что три дня назад здесь проехал Марбод Кукушонок. А теперь он стоит у Песчаного Вала, и ходят слухи, что он решил с этим кораблем не связываться. Тогда Шодом Опоссум сказал: -- Марбод Кукушонок своей храбростью торгует за деньги, вот она у него и кончилась. И наутро выехал к Темному острову. А женщина проводила его и вернулась во двор. Слышит -- собаки подняли страшный лай. Вот она входит во двор, и видит, что это лают не ее собаки, а посреди двора бьются пернатый Вей и рыцарь Алом, и собаки лают и визжат с пластины на панцире Алома, и еще клекочет кречет с лезвия секиры. Но тут Вей взмахнул плащом из птичьих перьев, в точности таким, какие рисуют на людях Великого Света на скалах, -- перья посыпались с плаща, превратились в голубые мечи и оранжевые цепы, бросились на собак и стали их мять и трепать, так что кишки разлетелись от угла до угла. Рыцарь взмахнул рогатым копьем и затрубил в рог: наваждение сгинуло, голубые мечи полетели на землю простыми листьями с золотыми кистями, собаки стали рвать бумагу... Тут, однако, Пернатый Вей взмахнул рукой, кинул в землю семена: из земли -- копья в виде колосьев, новые воины. Женщина убежала к себе бочком, в ужасе, села прясть: глядь, а на прялку вместо кудели накручены собачьи кишки... Она рассказала все служанке, и та говорит: -- Не к добру это. Потому что, несомненно, тот морской корабль из Страны Великого Света, и люди с него -- из рода Пернатого Вея. А женщина подумала и добавила: -- Сдается мне, однако, что не про Шодома Опоссума это видение, хоть он и уважаемый человек, а в Варнарайне скоро настанут страшные времена... x x x А с Марбодом Кукушонком было следующее. Услышав про корабль, он не подал виду, а велел плыть к соседнему островку, где была рыбачья деревушка. Жители попрятались, но Кукушонок не велел ничего трогать. Ночь была с двойной луной, по воде плавали льдинки. Вечером Марбод подвязал штаны и куртку, надел на пальцы рук и ног кожаные перепонки, чтобы лучше плавать, взял с собой в мешке лук, стрелы и меч. За два часа переплыл пролив, а еще до рассвета перешел на другую сторону Темного острова, где видели корабль. Корабль был, действительно, точь-в-точь как корабль предков, и весь светился белым светом. Когда рассвело, стало видно, что он лежит на мели, и мачта у него сломана. Люди на корабле совсем не береглись: двое прошли мимо кустов, где сидел Марбод, взявшись за руки, так что тот мог бы без труда изловить обоих. К вечеру на берег выбежал медведь. Один из людей махнул рукой: налетел вихрь, задрожали листья на деревьях, в воздухе замелькали голубые мечи и оранжевые цепы: медведь упал и умер. Марбод решил, что увидел достаточно, убрался и стал ждать. x x x Когда Шодом Опоссум подъехал к острову, над морем стоял туман. Шодом, однако, был человек осмотрительный и боялся, что у острова тумана не будет. Чтоб люди с корабля не успели перестрелять лошадей из луков, он велел заранее спустить коней в воду и привязать их за кормой, а когда те почувствуют под ногами дно, -- садиться и скакать. Тумана над островом, действительно, не было, а люди с корабля спали на берегу. Дружинники Шодома подкрались к ним и задавили их щитами, так что те не успели проснуться, как их скрутили, как циновку. Шодом Опоссум положил в мешок того чужеземца, который казался главнее, -- впоследствии стало известно, что его звали Ванвейлен, погрузил мешок в лодку и поплыл к кораблю. Тут из-за мыска выехали еще лодки, и с них закричали: -- Сдается мне, что бой здесь неравный! Шодом Опоссум увидел, что это Марбод Кукушонок, и что людей у него в три раза меньше. Лодка Кукушонка сошлась с его лодкой. Кукушонок стоял на носу. На нем был пятицветный боевой кафтан, украшенный облаками и птицами, панцирь был скреплен роговыми застежками, на голове у него был шлем, увенчанный перьями белого кречета, а за спиной -- колчан с бамбуковыми стрелами, отороченными белым пером и меч Остролист. Рукоять меча была увита золотой нитью. А поверх всего на Марбоде Кукушонке был длинный малиновый плащ королевских посланцев, с жемчужным оплечьем и печатью у пояса, такой плойчатый, что даже меча не видно в складках, и расшитый по подолу золотыми лапами и листьями, и плащи эти давно видали лишь у предков на скалах. А королевских посланцев в стране вот уже век как не рассылали, потому что никто их все равно слушался. Марбод закричал: -- Именем короля -- прекрати разбой! А дружинник Шодома Опоссума поглядел на плащ Кукушонка и сказал: -- Что-то нынче много развелось живых покойников, -- корабль как у предков, плащи как у предков... Шодом Опоссум засмеялся и крикнул Марбоду: -- Сними тряпку -- мешает драться! Марбод Кукушонок отвечал: -- Сдается мне, Шодом Опоссум, что твоей голове не место на твоих плечах, раз ты говоришь такие слова. Тут одна лодка зацепилась за другую, люди Марбода выскочили на палубу и начали биться, и не все люди у Шодома сражались так храбро, как обещали. Марбод сбросил плащ и кинулся на Шодома. Шодом нанес ему удар под названием "клюющая перепелка", но Марбод подставил щит, и меч вонзился в щит с такой силой, что застрял в нем. Марбод отвел щит и выворотил меч у Шодома из рук. Тут Шодом схватил секиру, завертел ею и отступил за мачту, а щит его остался перед спускной балкой. Марбод бросил швырковый топор, -- тот порхнул и пригвоздил шодомов щит к балке. А затем Марбод ударил Шодома ударом "кошачья лапа бъет справа", так, что у того соскочил подшлемник и шлем слетел с головы, сбил его с ног, занес меч и сказал: -- Признайся, что ты напрасно оскорбил меня, и нечестно было грабить чужеземцев. Шодом был человек рассудительный, он вздохнул и ответил: -- Многие бы предпочли смерть такому унижению. Однако я думаю, что нет позора быть побежденным лучшим мечом королевства и человеком из рода Кречетов. И Шодом Опоссум закричал людям, чтоб перестали драться. Однако у Марбода было несколько дружинников из тех, что во время битвы, помимо желания, превращаются в рысей и волков, так что прежде чем все успокоились, многие еще получили отметины на память, а от некоторых на воде остались лишь пузыри, а потом и пузыри пропали. После этого Марбод подошел к чужеземцу, который во время драки выбрался из мешка, и помог ему встать на ноги. Марбод Кукушонок, однако, ничего не взял из принадлежащего Шодому. Все считали, что оба вели себя очень благородно, -- ведь лари на лодках Опоссума были забиты мехами. А чужеземцы вели себя довольно-таки гнусно, потому что когда началось сражение, их как бы отпустили, и старший даже выполз из мешка, а они сидели и смотрели, словно их это не касалось. Друг Марбода, Белый Эльсил, сказал ему: -- Ты сегодня сделал две глупости: отпустил живым Шодома и не взял добра у чужеземцев. Будет время, и ты раскаешься в этом. Потому что чужеземцы, видно, и вправду колдуны, однако те, кто во всем полагается на колдовство, а воевать не умеет, кончает плохо. -- Молчи, -- сказал Марбод. -- Если они помогут мне в том, что я задумал, мне не придется жалеть ни о чем. Марбод Кукушонок и Шодом Опоссум перегрузили вещи из корабля на свои лодки, и это были в основном золотые слитки. После этого корабль сняли с мели и отвели в Золотой Улей, поместье Шодома Опоссума. Чужеземцы почти не говорили ни на языке богов, ни на языке людей, однако поняли, что Кукушонок дрался за их жизнь и добро, были ему очень благодарны и подарили много золота. Они хотели также подарить кое-что Шодому Опоссуму, но тот не хотел брать от таких трусливых людей ничего, иначе, чем за деньги. Тогда Марбод Кукушонок сказал: -- Сдается мне, Шодом, что ты питаешь дурные мысли в отношении этих людей, а мне надо уезжать, и я не хотел бы, вернувшись, найти их мертвыми. Тогда Шодом Опоссум взял от чужеземцев столько золота, сколько они хотели, и зарыл это золото в беличьем болоте. Все поняли, что не будет удачи тому, кто этот клад выроет. Перед отъездом Шодом сказал Кукушонку: -- Я хочу, чтоб ты знал, что моя жизнь и мои земли -- все это теперь твое, и ты вправе просить у меня все, что пожелаешь. Кукушонок ответил: -- Я о многом попрошу тебя, а сейчас мне бы хотелось одного, чтобы ты помирился с Махудом Коротконосым, потому что наступают странные времена и покойников в королевстве, действительно, чересчур много. Марбод Кукушонок как всегда, был удачлив, потому что сделал все, что хотел, и даже больше того, раз Шодом стал его другом. Марбод оставил чужеземцев в Золотом Улье чинить корабль и обещался вернуться через месяц. -- Правда ли, -- сказал Марбод Кукушонок, прощаясь, -- что в Золотом Улье есть подземный храм Ятуна? Шодом Опоссум побледнел, а собаки на ножнах его меча насторожились. -- Это я так спрашиваю, -- сказал Марбод Кукушонок. -- Прошлое не должно стоять между нами. Разве я плохо воевал для короля этой зимой? x x x Карта с морскими течениями и торговыми городами соврала, и карта с империей-черепахой соврала тоже. Не было на Западном Берегу ни городов, ни империи. Были замки над морем, усадьбы за каменными стенами и деревни за сосновым тыном. Хуже всего, однако, было то, что и кораблей, подобных кораблю землян, нигде не было, -- только их подобия были высечены на "скалах предков". Были этакие плоские лодки без киля, на которых было удобно заходить в реки и грабить приречные деревушки, а на торговые корабли с глубокой осадкой спроса не было. Заморский корабль с золотом торчал как бельмо на глазу. Впрочем, без золота он торчал бы еще больше, -- здрасьте, приперлись, -- а зачем, спрашивается? Со своим золотом -- значит, торговать, а без золота -- значит, грабить. Ванвейлен ломал себе голову: кто же построил корабль на том берегу? Все считали их оборотнями, но мало ли