зившись, рявкнул он. -- Нечаянно... -- пролепетал я. -- А ты, -- он перевел крайне грозный взгляд на братца Принцессу, -- почему ты вообще без короны?! Да как ты осмелилась!.. Что-то твое лицо мне знакомо, не тебя ли разыскивает Святая Экзекуция? Мы тихо молчали. . -- Как вы сюда проникли? Сюда, в нашу святую% Великую Мечту?! Кто пропустил сюда эту шушеру? -- Он повертел грозным взглядом в разные стороны. -- С какого ты яруса? Ты! Тебя спрашиваю, антинашдомовская замарашка! Братец с крайне грозными глазами придвинулся к нам вплотную. -- Вниз глаза! вниз! к полу! Не сметь на меня, самого братца двадцатизубочника, смотреть! -- кричал он братцу Принцессе, поскольку кричать это мне не имело ни малейшего смысла -- я не то что смотрел в пол, я и сам уже вроде бы находился под полом... -- Эй, ревизор! Словно бы вынырнув оттуда, где я вроде бы был, рядом с нами возник пятнадцатизубый ревизор. Трепет, который меня колотил, стал колотить меня гораздо сильнее. -- Надеть корону! -- кричал, разбрызгивая слюни, братец с крайне грозными глазами братцу Принцессе. -- Сейчас же надеть корону! Не сметь ее никогда-никогда снимать! Служить! Служить самозабвенно! Я уже было собрался служить самозабвенно вместо братца Дринцессы, но тут братец ревизор спросил братца Принцессу: -- Как твоя кличка, братец? И он наконец достала из сумочки и надела на голову корону. -- Принцесса. Ревизор растерянно заморгал, его лицо сделалось пепельнее пепельного, что я сумел хорошо рассмотреть, так как надетая братцем Принцессой корона вмиг прекратила мой трепет и вытащила меня оттуда, где я до этого вроде бы был. А братец с прежде крайне грозными, но теперь крайне подобострастными глазами здорово уменьшился в росте, попятился было назад, однако тут же вытянулся в струнку и, сорвав с себя корону, подобострастно рявкнул: -- Чего изволите? -- Исчезни, -- сказала братец Принцесса. Братец с прежде крайне грозными, а теперь крайне подобострастными глазами, колыхнувшись, растаял в воздухе. Все братцы из стоявшей возле забегаловки компании обнажили головы. Ревизор провалился под пол... Мы снова ступили на самодвижущуюся дорожку. Мне было очень весело. Вдруг я услышал рядом какие-то странные звуки... Посмотрел на братца Принцессу --- он плакала. -- Ты чего? -- удивился я. -- Стыдно... -- сквозь слезы прошептала он. -- Стыдно? -- удивился я. -- Я не понимаю. Он вытерла слезы. А когда он вытирала слезы, он улыбнулась. Улыбнувшись и вытерев слезы, он сказала: -- Представь себе, что ты случайно вошел в комнату, где полно людей... -- Кого? -- Братцев... Совершенно раздетый. -- Ну? -- Что бы ты тогда почувствовал? -- А я бы был в короне? -Да. -- А сколько бы было зубьев на их коронах? -- Все равно сколько. -- Все равно сколько не бывает. Если бы меньше девяти, почувствовал бы естественное желание отдать им какое-нибудь приказание. -- А если бы больше? -- спросила братец Принцесса. -- Естественное желание мгновенно выполнить любое их приказание. -- Ну а если у них были бы точно такие же короны, как и у тебя? -- Не знаю... Наверное, мне было бы как-то не по себе... -- Вот видишь, значит, тебе было бы стыдно! И мне было стыдно, когда все это случилось. -- Да ведь ты же была одетая! -- А чувствовала себя так, будто на мне ничего нет. -- Да ведь если бы ты и была раздетая, ты могла бы заставить их отвернуться! Даже если бы только чувствовала себя так, будто на тебе ничего нет! -- Не хочу я никого ничего заставлять, понимаешь? Просто не хочу! Мне стыдно, что в Нашем Доме те, у кого в коронах зубьев больше, имеют право сколько душе угодно издеваться над теми, у кого их меньше. -- Когда ты раздетая? -- Когда одетая. Я хорошенько обдумал умом сказанное и сказал: -- Да ведь больше, чем у тебя, зубьев в коронах ни у кого не бывает! -- А мне все равно стыдно! Стыдно за всех нас! Мне стыдно за себя, потому что я не смогла удержаться и надела корону. Мне стыдно за них, потому что, узнав, что я дочь Самого Братца Президента, они моментально изменили ко мне свое отношение. Я не хочу, чтобы меня уважали только за то, что я чья-то дочь, что ношу такую корону. Я хочу, чтобы во мне уважали человека. Понимаешь, человека!.. Я не понимал. То есть слова-то, которые он произносила, я, в основном, понимал, но не понимал, что за ними крылось, а понять это мне очень и очень хотелось -- может, в этом стыдно была какая-то выгода. Или просто стыдно -- мода двадцать первого яруса? Я представил себе, как красиво использую эту моду, когда в очередной раз поеду с братцем Малютой Скуратовым XXXII на какой-нибудь верхний ярус... Пятизубочный таможенник снимет передо мной корону, а я заплачу. Братец Малюта Скуратов XXXII спросит: ты чего? А я отвечу: стыдно! Вот будет потеха... Вспомнив о братце Малюте Скуратове XXXII, я вспомнил о братце Белом Полковнике, о братце Цезаре X и полученных от них спецзаданиях. Воспоминание о спецзаданиях заставило меня сказать: -- Отношения между братцами в Нашем Доме справедливо регулируются количеством зубьев на коронах. На этом зиждется наш порядок. Да и как же иначе? Разве ты против порядка? Разве ты хочешь, чтобы гармония Нашего замечательного Дома была заменена хаосом и непредсказуемостью окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды, порождающей в братцах различнейшие иллюзии? -- Ну да, -- улыбнулась братец Принцесса, -- фрукты, выходит, тоже иллюзия? -- Конечно. -- Да ты же их, вероятно, ел! -- Естественно, ел. Ну и что? Когда иллюзии фруктов попадают в Наш Дом, они перестают быть иллюзией и становятся просто фруктами. От заботы братцев мыслеводителей из Кабинета Избранных, возглавляемых Самим Братцем Президентом. -- Ты это серьезно? -- снова улыбнулась братец Принцесса. -- В нашей дворцовой оранжерее... -- Что это такое? -- У нас во дворце есть такая комната, где растут деревья, цветы, трава... -- Значит, эта твоя комната -- оранжерея -- заполнена ядовитыми испарениями, раз там могут расти иллюзии? -- Нет, мы там гуляем... -- В скафандрах же гуляете-то! -- Нет. -- Без скафандров? Во фраках? -- Конечно. -- Во фраках -- где растут иллюзии? -- Да. Да. Да. В любом дворце на двадцать первом ярусе есть оранжереи, и в этих оранжереях в совершенно обычной атмосфере растут и деревья, и цветы, и трава. -- Значит, по-твоему, Сам Братец Президент врет?! Братцы наши славные из Кабинета Избранных врут?! -- совсем не на шутку рассердился я даже несмотря на то, что сердиться на такую корону не имел ни малейшего права. -- Сам Братец Президент врать не может! И братцы из Кабинета Избранных врать не могут! Они говорят только истины, поскольку знают истину, это знает каждый! -- Кое-что они действительно знают, -- взяв меня за руку, горячо зашептала братцу Пилату III в самое ухо братец Принцесса, -- но только не истину. Истину знать вообще нельзя. Они знают, что, если мы перестанем верить тому бреду, который они несут, придет конец их безграничной власти. ...Совсем, совсем, ну просто окончательно чокнутая, решил мой ум, и мне стало так невыносимо тоскливо, что я даже подумал, что мне кажется, что я не очень счастлив. Если бы не спецзадание, даже несмотря на то, что братец Принцесса была Сынком Самого Братца Президента, я тут же положил бы конец нашему знакомству, сбежал бы, на самом бы деле сбежал, сбежал без всякого его на то разрешения -- зараза она ведь и есть зараза! Бежать было нельзя. Я сказал: -- Принцесса, да как же они могут не знать истину? О чем ты говоришь? Истина -- это наша Великая Мечта, именно туда, то есть сюда, наши славные братцы мыслеводители нас и ведут. А раз они ведут нас сюда, то есть туда, куда надо, значит, они знают истину. В противном случае, мы бы уже давным-давно заблудились. Но мы ведь не заблудились! Я могу иногда чуть-чуть думать, что мне будто бы кажется, что я не очень счастлив, но я знаю, что скоро наш славный Кабинет Избранных сделает меня окончательно счастливым. -- К счастью можно прийти только самому, -- прервала мои рассуждения братец Принцесса. -- Привести к счастью невозможно. К настоящему, естественному счастью... как все там, за Железным Бастионом, а не к искусственному, как все в Нашем Доме. Самому, опешил я! Скажет тоже! Самому... А зачем тогда братцы мыслеводители? Зачем тогда сам братец Пилат III, который ведь тоже кого-то за собой ведет, подумал я, и чтобы только больше не спорить, решил вернуться к тому, что по бредовым словам братца Принцессы растет в каких-то там оранжереях. Примирительно сказал: -- Ну и ладно, растут, ну и пусть растут. -- Кто? -- спросила братец Принцесса. -- Да твои иллюзии деревьев, -- ответил я. И совсем мирно в целях конспирации добавил: -- А раз ты утверждаешь, что в вашей дворцовой оранжерее нет никаких ядовитых испарений, пусть их даже не будет, мне-то что... -- И за Железным Бастионом их тоже нет, -- упрямо сказала братец Принцесса. -- Там воздух самый, самый обыкновенный! -- То есть как? -- снова опешил я, так и не успев окончательно прийти в себя после того, как опешил до этого. -- Да вот так. Точно такой же, а может, и лучше, чем в Нашем Доме. -- Нет! -- решительно возразил я. -- Это я точно знаю. Как-то братец из группы поиска разорвал в ядовитой окружающей среде скафандр. Его прах давно возродился в новых братцах. -- Он умер сразу? -- В госпитале. В страшных мучениях. -- Ясное дело. Так бы и выпустили его оттуда живым! -- Не понял. -- Когда-нибудь поймешь, надеюсь. Если бы мне предоставилась возможность, я бы навсегда ушла за Железный Бастион. Здесь они меня в покое не оставят, я знаю. Скоро им надоест смотреть на мои похождения, и меня запрут во дворце, как птичку в клетке. -- Как это... птичка? -- спросил я. -- Ну как тебе объяснить... Птицы -- это такие маленькие пушистые существа с крыльями, при помощи которых они летают. В нашем дворце птицы живут в клетках, а за Железным Бастионом -- на воле, то есть на свободе. Ведь там нет ни ярусов, ни таможен, у них никто не проверяет прописки. Летают куда им вздумается... Совсем свихнулась, бедняжка, подумал я. Забыл на мгновенье про все спецзадания и сказал: -- Все эти твои нестройные мысли не что иное, как результат некоторого психического расстройства. -- Расстройства?.. Послушай, а ты, случайно, не из Великой Ревизии? -- Нет. Но как и всякая другая порядочная шлюха... -- Хватит! К счастью, мы уже пришли. -- Куда? К какому счастью? -- К твоему. К Железному Бастиону. -- Где Железный Бастион? -- Прямо перед тобой, он зеркальный. Железный Бастион двадцать первого яруса на самом деле был зеркальный, и в нем, сияя всеми своими огнями, отражалась Великая Мечта, которая от этого, отражения была еще более Великой Мечтою. Вечная песня радости нашей бесповоротной победы над дикостью ядовитой окружающей Наш Общий Дом среды была тут особенно радостной. Братец Принцесса прильнула к глазку -- одному из множества расположенных на разных уровнях по всему Железному Бастиону, возле которого никого, кроме нас да наших радостных отражений, не было. -- Луна, все видно... Я последовал его примеру. И увидел эту самую луну, которая большущим фонарем висела, вроде бы и на самом деле ни на чем не держась, прямо на потолке окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды. -- Полнолуние, -- прошептала что-то очень загадочное братец Принцесса. -- Смотри, как красиво... А я даже не смог спросить, что означает слово "полнолуние" -- в горле у меня все пересохло, а глаза, напротив, отчего-то стали влажными. Я не отрываясь смотрел на луну, и мне представлялось, что она едет по потолку, словно автомобиль по асфальту, то и дело ныряя в полупрозрачный шлейф выхлопных газов. Ныряя и выныривая. И это было действительно красиво... У меня закружилась корона. А братец Принцесса сказала: -- Звезды, ты видишь звезды? Вот эти маленькие сияющие камешки. Смотри на звезды... А я и сам уже смотрел на сияющие камешки, похожие на маленькие лампочки, которые были развешаны в полном беспорядке по всему потолку того, что находилось за Железным Бастионом. Моя корона кружилась все сильнее... -- А прямо перед нами -- деревья. Я перевел взгляд на деревья, которые торчали из пола в нескольких десятках метров от Железного Бастиона не с моей, а с той, враждебной стороны, где меня не было, а была только враждебная всему живому ядовитая окружающая среда, и от небрат-цевского беспорядка, мною увиденного, мне стало совсем плохо. -- Когда за Железным Бастионом ночь, -- меж тем продолжала говорить братец Принцесса, -- почти все краски там гаснут, но даже сейчас ты видишь не только черный и белый цвет. -- Иллюзии, -- прошептал я. -- Вражеские галлюцинации... -- Посмотри на небо. -- Куда? -- Вверх, туда, где звезды. Небо -- темно-синее, луна -- бледно-желтая. Завтра, когда ты выйдешь туда при свете дня, увидишь, что небо -- голубое, трава и листья деревьев -- зеленые... Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? Мои ноги еле держали тело братца Пилата III, он закрыл глаза и молча кивнул. -- К этому нужно привыкнуть, там слишком красиво, -- сказала братец Принцесса. -- Иллюзии, -- проскрипел я сквбзь зубы. -- Ядовитые испарения проникают к нам через глазки. Вот я и отравился... Он нежно коснулась нежной ладонью моей щеки. -- Бедненький мой Пилатик... Не ядовитые испарения к нам проникают, а красота, чуть-чуть. Открой глаза. Я открыл. Глаза братца Принцессы были возле моих. Наши глаза были совсем рядом с глазком в Железном Бастионе. Глаза братца Принцессы были странными: не серыми, как обычно, а почти того же цвета, что и потолок окружающей среды рядом с луной, и в них я видел все то, что видел тут, но главное -- там, за Железным Бастионом. -- Ну, видишь? -- Вижу, -- выдавилось из меня. -- Ты видишь мою душу. Я вижу твою. Видишь, там тоже есть небо, луна и звезды, там тоже есть свой Железный Бастион, даже свой Сам Братец Президент и Белый Полковник там есть... Все вокруг -- только отражение наших душ. Мы свободны и счастливы, когда в наших душах нет Железного Бастиона... Тут мои ноги совсем отказались держать тело братца Пилата III на ногах, и я осел всем своим телом прямо на пол Великой Мечты Нашего Дома. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Всю дорогу в спецлифте наверх братец Принцесса рассказывала мне о жизни на двадцать первом ярусе, я молча слушал, все еще находясь в состоянии некоторого отравления, и не переставал удивляться слышимому. Когда в холле отеля "Черное яблоко" он на прощание пожала мне руку, я, сам того не очень желая, подумал и сказал: -- Принцесса, братец Белый Полковник приказал мне бороться с твоими причудами, но сейчас я скажу тебе только то, что думаю сам, причем своим умом. Принцесса, ты действительно... Понимаешь, тебе только кажется. Только кажется -- и все. Вот. На меня самого иногда это тоже находит, я тебе уже говорил. По утрам. И когда мне кажется, в мой странный желудок приходят разные странные мысли, я гоню их прочь, я всеми силами им сопротивляюсь. Потому что нельзя не сопротивляться. Ну вот, давай с тобой здраво разберемся: что же все-таки лучше -- когда кажется что-то или когда так и есть на самом деле. Если мне кажется -- значит, я сошел с ума. Если мне это не кажется -- сошли с ума все остальные в Нашем Доме. Что же лучше? Лучше, если сошел с ума только я... Если мне не кажется, что я не очень счастлив, если на самом деле я несчастлив, тогда просто нужно взять веревку, привязать ее в дворцовом кабинете к крюку бачка и повеситься... Братец Принцесса не дала мне договорить, он прижалась ко мне всем своим маленьким, теплым и нежным телом и прошептала: -- Я люблю тебя, Пилатик... -- Как... люблю? -- растерялся я. -- Глупенький, ах какой же ты все же глупенький... -- Он заглянула в мои глаза -- мне показалось, что я снова увидел в его глазах то, что располагается за Железным Бастионом, -- поцеловала в губы и, оттолкнув меня, побежала в свои апартаменты. А я вдруг понял, что он хотела сказать, когда сказала то, что сказала. Несколько минут я стоял посреди холла в полнейшей растерянности. "Люблю, люблю, люблю..." -- звучало в моих ушах. Мне очень хотелось броситься вслед за братцем Принцессой. За братцем Принцессой мне хотелось броситься очень... За братцем Принцессой? Ты что это себе позволяешь, а, братец Пилат III, рявкнул я сам на себя, ведь это не просто братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, -- братец в двадцатиоднозубой короне! Братец Принцесса!! Сынок Самого Братца Президента!!! И все равно братец, которая меня любит и которая, можно не сомневаться, меня сейчас ждет... Ждет, в тоске размышлял мой ум, но ведь он не просто братец -- братец Принцесса! Вон сколько зубьев в его короне! Столько же, сколько в короне Самого Братца Президента, которая на Самом Братце Президенте, дай ему Сам Братец Президент здоровья! Как же я туда пойду, если он мне этого не приказывала?! И как же я туда не пойду, если он меня ждет?! Ждет такая корона!!! Но ведь он ничего такого мне не приказывала... Если бы я мог разорваться на две половины, я бы немедленно разорвался, и одна моя половина пошла бы к братцу Принцессе, а другая осталась бы в холле. Но разорваться я, как ни пытался, не мог, несмотря на то, что меня всего так и разрывало, так и разрывало, и поэтому решил: пойду туда, куда меня понесут ноги. Ноги понесли меня в ближайшую забегаловку, и братец Пилат III пошел в ближайшую забегаловку. В ближайшей забегаловке, куда я пошел после того, как меня понесли в ближайшую забегаловку ноги, я выпил ртом два бокала божественного нектара, заказал третий, но пить не стал, а направил себя искать какой-нибудь другой отель, но только не "Черное яблоко", где меня разрывало. Идти в свой шикарный дворец по причине воспоминаний о братце Моне Лизе мне почему-то не хотелось. Дежурный администратор отеля "Блаженство за три монеты" дремал за пластмассовой перегородкой. Я громко кашлянул. Он посмотрел на меня осоловевше-счастливыми глазами и проснулся. -- Мне нужны апартаменты, -- сказал я. -- А мне нужны деньги, -- сказал он. -- Деньги у меня есть, -- сказал я. -- А у меня есть апартаменты, -- сказал он. -- Может, сдашь мне апартаменты за деньги? -- спросил я. -- Надолго? -- спросил он. -- На ночь, -- сказал я. Он немного подумал, приметил на моей груди две медали, проснулся окончательно и сказал: -- Орденоносцам и медалистам у нас без очереди. -- Вот и хорошо, -- подумал вслух я. -- Придется тебе, братец медалист, подождать, пока образуется очередь. Нарушать инструкцию не имею права, сам знаешь, -- не то сказал, не то подумал вслух он. Я вытащил из потайного кармана пятнадцатизу-бовик, который тут же бросил на стойку. Братец дежурный администратор поднял его со стойки и положил себе в потайной карман. После того, как он положил пятнадцатизубовик себе в потайной карман, он вышел из-за стойки, встал в очередь впереди меня, пропустил меня без очереди вперед, вернулся за стойку и сказал: -- Тебе, братец медалист, апартаменты с непорядочной шлюхой или без? -- Лучше -- без. -- В нашем отеле все апартаменты с непорядочными шлюхами. -- Давай с непорядочной. -- Платить придется за трое суток, на меньший срок не сдаем. -- Хорошо. Я протянул ему три девятизубовика. Он вытащил из сейфа толстую тетрадь, сорвал с нее печать и вписал в страницы мою прописку и кличку. -- Двадцать первая комната, -- сказал братец дежурный администратор с осоловевше-счастливыми глазами. А я вдруг вспомнил братца Принцессу в его двадцатиоднозубой короне. Мой ум зачем-то зашел за мой здравый разум, и мне стало казаться. Мне стало казаться, что мы идем с ним по синей иллюзии ядовитой окружающей среды без скафандров... Но уже через секунду мой ум вышел из-за моего разума, и я увидел коридор, а в нем -- вышедшую меня встречать непорядочную шлюху. Я подошел к нему и обнял за плечи. Он хохотнула и сказала: -- Ласковый! И чмокнула меня в щеку, обдав шикарным запахом дешевых духов и губной помады. Я прижал к себе непорядочную шлюху крепче. Он застонала: -- Ла-а-с-ковый... Когда мы вошли в апартаменты, я сел на кровать, которая была в апартаментах, где кроме кровати и стула в апартаментах ничего больше не было. Он остановилась около стула. -- Как твоя кличка? -- спросил я. -- Непорядочная шлюха Инфанта. Я не знал, что говорить, и поэтому молчал. -- Ну так что, раздеваться? -- через минуту спросила непорядочная шлюха Инфанта. -- Как хочешь. Он пожала своими плечами и сбросила с себя свое полосатое платье. Чулки на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную полоску, подвязки на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную полоску, трусики на братце непорядочной шлюхе Инфанте были в бело-черную полоску. Братец непорядочная шлюха Инфанта была очень похожа на наш родной вполне порядочный домовой флаг. Чтобы больше не было порнографии, я отвернулся к окну. Почему-то снова вспомнил иллюзии, увиденные за Железным Бастионом, и к моему горлу подкатил ком тошноты... В окне была белая ночь, а на окне кривилась моя собственная чем-то недовольная, хотя и безмерно счастливая черная физиономия, увенчанная шикарной девятизубой короной. -- Чулки и подвязки снимать? -- Выключи свет. Он щелкнула выключателем, а я, не поворачивая к нему лицо, зачем-то сказал: -- Сегодня я видел то, что находится за Железным Бастионом. Он оживилась: -- О! Ты выходящий?! Ты бываешь в ядовитой окружающей среде?! Что-нибудь принес? Угостишь? Я достал из кармана тщательно завернутую в целлофан фейхоа, которую так и не отдал братцу Принцессе. -- Возьми. -- О! -- воскликнула он, непорядочная шлюха Инфанта, и спрятала фейхоа за щеку. -- Нет, за Железным Бастионом я не был ни разу. Я смотрел туда через глазок. Там очень красиво, оттуда сюда чуть-чуть проникает красота... Он фыркнула и села рядом, прижавшись горячим бедром к моей опущенной на кровать руке. -- Говорят, воздух ядовитой окружающей среды вовсе не ядовитый. -- Шкажешь! -- шепеляво заметила братец непорядочная шлюха. А мне вдруг захотелось убедить его в том, в чем еще совсем недавно пыталась убедить меня братец Принцесса. -- Да. Говорят, воздух там даже лучше, чем в Нашем Доме. Там, например, живут птицы, выкрашенные в разные не белые и не черные цвета. Птицы -- это такие маленькие иллюзии, они могут летать, куда им вздумается... -- Шкажешь! -- шепеляво возразила братец непорядочная шлюха Инфанта. -- Да! А потолок ядовитой окружающей среды почему-то зовется небом. По небу красиво стелются автомобильные выхлопные газы. А ночью, я сам видел, на потолке светит луна, которая днем называется "солнце". Ну, луна -- это такой большой фонарь, но без столба, она ни на чем не держится. Просто висит... Он отодвинула бедро от моей руки и пристально на меня посмотрела. -- Послушай-ка, братец, а ты, случайно, не псих? Он вскочила с койки на ноги. -- То-то, я шмотрю, какой-то штранный, -- быстро зашепелявила он. -- Ты что, не знаешь, как нужно вести себя в отеле с непорядочными шлюхами? Ты должен войти в апартаменты и сказать: "Раздевайся!" А я должна спросить: "Чулки и подвязки шнимать?" А ты: "Конечно". А я: "Чтобы снять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты". А ты: "Школько?" А я: "Три девятизубо-вика". А ты: "Хорошо". А я: "Какая ты душечка!" Вот. Вон на стене инструкция висит, не видишь, что ли? И после этого мы обязаны всю ночь заниматься тем, чем обязаны, а не разговоры разговаривать. Так что, мотай отсюда, я всякую заразу даже за деньги подцеплять не собираюсь. -- Чем заниматься?! Трахаться?! -- выкрикнул я. -- Это слово нехорошее, -- заметила братец непорядочная шлюха Инфанта. -- Ну давай! -- Что? -- Раздевайся! Он сильно повеселела и прошепелявила: -- Чулки и подвязки шнимать? А я ответил: -- Конечно. А он: -- Чтобы снять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты. А я: -- Сколько? А он: -- Три девятизубовика. Я бросил ему деньги, он спрятала их за другую щеку. -- Какая ты душечка... Вообще-то это тоже не по правилам, -- ворковала она во время снимания чулок, подвязок и всего прочего, -- монеты ты должен был бы дать мне только перед самым своим уходом и никак не более двух девятизубовиков. А я бы тебе сказала: "Дерьмо!" А ты бы влепил мне пощечину. А я бы... -- Ты что, пришла сюда разговоры разговаривать? Забыла свои обязанности? Он развеселилась совсем окончательно весело. -- Конечно, нет. -- Сейчас посмотрим, сейчас увидим. Что первым же делом ты обязана сделать, когда я уйду из отеля? -- Что? -- Ага! Не знаешь?! -- Шкажешь! По правилам, сразу же после твоего ухода из отеля, я обязана пойти в ближайший участок Великой Ревизии и доложить дежурному ревизору обо всех наших с тобой разговорах, которые мы разговаривали. -- Вот именно. Конечно, ты не забудешь доложить и о том, что я тебе заливал в корону насчет ядовитой окружающей среды? -- Шкажешь... -- Правильно. Я общественный инспектор инструкций из братцевского всевидящего контроля, мне поручено проверить, как тут выполняют инструкции. Спецзадание, понятно? Он захлопала наклеенными ресницами. -- Гони назад мне монеты! Он растянула в улыбку белые губы и отдала мне все три девятизубовика. -- А теперь -- ложись! -- приказал я. -- Чтобы шнять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты, -- чуть меньше шепелявя, пролепетала он. -- Фиг тебе в корону, а не монеты! -- Тогда что, одеваться? -- Как хочешь, братцевский контроль закончен. Он стала одеваться... А перед моими глазами вдруг опять показалась братец Принцесса. Мне стало стыдно, окружающая среда меня знает почему. Мой желудок заполнился самыми разными мыслями. Я разделся и лег под одеяло. -- Иди сюда, -- попросил я братца непорядочную шлюху Инфанту. -- Так что, раздеться? -- Как хочешь. -- Чтобы шнять чулки, подвязки и все прочее, мне нужны монеты... Я стиснул все свои зубы и отвернулся к стене. Минут через пять легла и он. Без чулок, подвязок и прочего. Уткнувшись губами мне в шею, он обняла руками меня за плечи. Из темноты вышла братец Принцесса... Мы шли, обнявшись, в окружающей Наш Общий Дом ядовитой среде, на нас не было скафандров, и на плече у меня сидела маленькая пушистая птица. -- Ты весь дрожишь, -- прошептала братец Принцесса. -- Тебе плохо? -- С тобой мне не может быть плохо, -- ответил я. -- Я тебя люблю... -- Что такое "любовь"? А, любовь -- это когда делают то же самое, но только не платят деньги? Птица взмахнула крыльями и превратилась в горячую руку братца непорядочной шлюхи Инфанты. -- Ты что, собрался смыться, не заплатив? -- Нет. -- Зачем же ты тогда меня любишь? А... ты хочешь, чтобы я принадлежала только тебе. Знаешь, сколько это будет штоить? У тебя хватит денег? -- Да вытащи ты наконец из-за щеки фейхоа! Не поймешь, что бормочешь. -- Ну да, я вытащу, а ты штыришь. Нет уж... Так у тебя хватит денег, я спрашиваю? -- Я думаю, что любовь -- это когда просто так, без денег. -- Ты псих? -- А без денег тебе с кем-нибудь было когда-нибудь хорошо? Братец непорядочная шлюха Инфанта немного помолчала, потом всхлипнула и сказала: -- Знаешь, в детском доме у меня была кукла... Мне было с ней хорошо, просто так было, без денег... А однажды какой-то гадкий маленький братец оторвал ей руку. Мне было так больно, будто бы руку оторвали мне. -- Выходит, ты эту куклу любила. -- Правда? Любила?.. Правда, выходит... Но я не хотела с ней делать это ни за деньги, ни бесплатно. -- Наверное, любовь -- не только когда делают это. -- Знаешь, я не хочу, чтобы тебе оторвали руку... -- Тебе было бы меня жаль? -- Да, пожалуй... Знаешь, мне было бы тебя очень жаль. Ты -- штранный. Штранно, это что же, я тебя тоже люблю?! Выходит, люблю... Штранно. Он замолчала, а потом вдруг, почти не шепелявя, заявила: -- Да, пожалуй, я бы могла быть с тобой и бесплатно. Штранно... Выходит, я тебя люблю? -- На мгновение он отодвинулась. -- Послушай, может, ты пудришь мне желудок? -- Снова придвинулась. -- Нет, не пудришь, пудрят не так, я тебе верю. Штранно... Но мне положено брать с тебя деньги за это, а как же мне их брать, если я тебя люблю? Штранно... Что же мне делать? -- Братец Инфанта, -- сказал я, -- давай не будем делать то, за что ты должна брать с меня деньги, и тогда тебе не придется решать: брать или не брать. А монеты я оставлю, просто так, ни за что. -- Если ты оставишь мне монеты ни за что, значит, ты меня очень-очень любишь, так? Но если я тебя тоже очень-очень люблю, как же я с тебя их возьму? Как же я отпущу тебя, не сделав с тобой это? Ты ведь этого хочешь? Все братцы всегда хотят. И потом: мне нужно знать, как это будет бесплатно. С куклой я это не делала, ни за деньги, ни бесплатно... Почему ты дрожишь? Ты сказал, что со мной тебе не может быть плохо. -- Мне не плохо, нет, я... -- Я повернулся к братцу непорядочной шлюхе Инфанте лицом. -- Посмотри мне в глаза... Ну, что ты там видишь? -- Ничего. Тут очень темно. -- Вот и я ничего не вижу... -- Подожди... Штранно... Будто бы что-то оттуда светит... -- Это -- луна и звезды. Теперь я тоже вижу, оказывается, только присмотреться надо... Это -- ядовитая окружающая среда. И еще там есть Железный Бастион и Сам Братец Президент... -- Коронушка ты моя бедненькая... -- Ты думаешь, я сошел с ума? Нет, просто так говорят, я ^ам слышал, но пока не все понимаю. Только сегодня, когда увидел иллюзии за Железным Бастионом, кое-что понял. И еще потом, когда... -- Когда? -- Ладно, давай спать. -- Нет. Хочешь половинку фейхоа? Так, бесплатно? -- Он достала из-за щеки фейхоа, вытерла об одеяло и приложила к моим губам. -- Если хочешь, ешь все... Я откусил половину. Оставшуюся половину съела братец непорядочная шлюха Инфанта. Мы немного полежали молча. Потом он сказала: -- Обними меня крепко-крепко... Я хочу знать, как это будет бесплатно. Ну... вот так... Знаешь, а бесплатно это делать действительно гораздо приятнее... Странно... ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ -- Странно... -- сказала братец непорядочная шлюха Инфанта, с которой мы делали это на кровати в апартаментах отеля с непорядочными шлюхами "Блаженство за три монеты" бесплатно. А когда это прошло, он спросила: -- Ты скоро ко мне еще придешь? -- Завтра я ухожу за Железный Бастион. Уже сегодня. -- Но ведь ты же вернешься! -- Да, вернусь. -- Я тебя люблю, я тебя буду ждать. -- Спи. -- Когда ты придешь? -- Скоро. Я обязательно приду к тебе скоро. -- Никогда мне не было так хорошо... -- Что тебе принести? -- Не знаю... Неважно, главное -- ты приходи... Он уткнулась лицом мне в плечо и тихонечко засопела. Вдруг вздрогнула во сне -- что ему там снилось? А мне снилось, что я маленький братец. Во всех комнатах шикарного дворца, по которым я шел, сидели на ночных горшках маленькие братцы, делая то, что очень хотелось сделать мне, но только в полном одиночестве. Я переходил из комнаты в комнату, из комнаты в комнату, у меня не было больше сил терпеть, и все же я никак не мог заставить себя расстегнуть штанишки. Мне было чего-то стыдно. Наконец, как-то мгновенно превратившись во взрослого братца, я вышел на площадь. На площади, тут и там, сидели на ночных горшках взрослые братцы, делая то, что делать при всех я стеснялся. Думая только о том, как бы уединиться, я направился к одной из улиц. Сидевшие на ночных горшках братцы хватали меня страждущими объединения руками за фалды фрака и кричали, чтобы я к ним присоединился. Я же отрицательно качал короной, вырывался и шел вперед, шел по улицам, увешанным транспарантами "Все -- на горшки!", шел по переулкам, увешанным лозунгами "На горшках -- объединяйся!", заглядывал в подворотни, где видел мраморные статуи Самого Братца Президента, сидевшего на горшке, в подъезды шикарных дворцов, в открывающиеся передо мной двери... И везде, в каждом крохотном закутке, в каждом укромном местечке на ночных горшках сидели братцы... Около эскалатора, куда я подошел, на ночных горшках сидели братцы таможенники; приметив меня, они закричали, что обязаны проверить мое дерьмо на лояльность существующему горшковому порядку. Я бросился бежать, вскочил на ступеньки... и очутился в Великой Мечте. Великую Мечту освещал поток слепящего света. В самом центре Великой Мечты на ночных горшках сидели возглавляемые Самим Братцем Президентом братцы братцевские мыслеводители из Кабинета Избранных; увидев меня, они замахали руками и закричали, что я обязан к ним присоединиться. Я снова побежал. Прервав горшочное объединение, братцы мыслеводители повскакивали на ноги и бросились меня догонять. Над моей головой, на которой не было короны, пролетел пущенный кем-то из них горшок. Всего меня облепило выпавшее из него дерьмо. Подхлестываемый отвращением, я рванулся вперед с утроенной силой, с маху врезался в зеркало Железного Бастиона... и Железный Бастион рассыпался, выпустив меня на свободу... Когда я проснулся, за окном тлел рассвет. Брат- ца непорядочной шлюхи Инфанты в апартаментах не было. А в карманах фрака братца Пилата III не было ни одной монеты. -- Сука! Шлюха непорядочная! Сука! Сука! Сука! -- рявкнул я, оделся и вышел из отеля. Он нагнала меня метров через пятьдесят. Его лицо было заплаканным. -- Я не хотела! -- Отцепись... -- Они меня заставили! -- Я тебя ни в чем не упрекаю. -- Так положено! Я должна была вытащить все из твоих карманов. Ты, по правилам, должен был пожаловаться на меня в ближайший участок Ордена Святой Экзекуции. Они должны были прийти, отобрать у меня монеты, половину отдать тебе, половину оставить себе. Из своей половины ты должен был заплатить мне. Но я ничего бы не взяла. Я тебя люблю! Я не хотела! Они меня заставили! Так положено! Так всегда бывает! -- Молодец. -- Служу Нашему Дому! -- рявкнула он. Потом впилась ногтями в мое плечо и... заревела. Тоже мне, непорядочная шлюха! -- Ладно, хватит, -- сказал я. -- Я не должна была брать с тебя деньги. Я же тебя люблю! Вот возьми, -- он сунула в мою руку несколько монет, -- это мои, собственные, твои я уже отдала. Так положено! Так всегда бывает! А я тебя люблю и не должна брать деньги... Я положил монеты в карман. Втянул корону в плечи и зашагал к ближайшему эскалатору. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Братец Мона Лиза, которая была убита, стояла в своей маленькой бронированной ассистентской возле окна на улицу, повернутая ко мне спиной. Когда он повернулась ко мне лицом, я увидел, что это вовсе не братец Мона Лиза, а братец совершенно мне не знакомая и совершенно не убитая, но очень похожая на братца убитую Мону Лизу, которая была до того, как его убили, ассистентом при нашем славном знамени: тот же рост, те же белые волосы, те же ярко-белые улыбающиеся губы... Даже корона на нем была точно такая же. -- Братец Пилат III? -- спросила он. -- Я-то братец Пилат III, -- ответил я. -- А вот ты кто? -- А я -- новый ассистент при славном департаментском знамени братец Клеопатра II. Направлена сюда отделом кадров Министерства внешних горизонтальных сношений для прохождения службы в бронированных стенах этой славной орденоносной ассистентской. Кстати, братец Пилат III, ты обязан явиться в министерство ровно в десять часов и одну минуту. Я посмотрел на часы. Было ровно девять и три минуты. Предстоящая поездка в министерство за новой синекурой меня очень радовала. -- Тебя сопровождать? -- Естественно. Ты будешь моим персональным почетным эскортом, -- пошутил я. Но братец Клеонатра II шутку не оценила, видимо, ввиду ее особой тонкости. Вытянувшись в струнку, он рявкнула: -- Так точно! Находиться в ассистентской наедине с братцем, похожим на убитую в моем шикарном дворце при крайне таинственных обстоятельствах братца Мону Лизу, которая мне померещилась, едва я вошел в ассистентскую, мне было что-то не очень весело. Я вскрыл толстую бронированную дверь и прошел в хранилище. Сделал запись о своем прибытии в журнале прибытия. Посидел на стуле непосредственно под портретом Самого Братца Президента, которому слава, вспомнил о купленном вчера за большие деньги, да так и не использованном по прямому назначению платье, и мне захотелось использовать его прямо по назначению. -- Братец ассистент при славном знамени братец Клеопатра II! -- рявкнул я. Он вошла в хранилище. -- Чего изволите? Изволю быть рад, что мой новый ассистент при знамени такой красивая братец. С прежним у меня сложились прекрасные отношения, надеюсь, у нас тоже будут слагаться отношения не хуже. И чтобы положить им крепкое основание, я решил преподнести тебе подачку. -- Какую? -- рявкнула он. Я выложил из стола на стол перевязанный пышной черной лентой шикарный полосатый пакет. -- Что это? -- округлила глаза и бедра братец Клеопатра II. -- Да так... ничего такого особенного. Он извлекла из пакета сногсшибательное платье. Но не упала, как я того ожидал, а только чуть-чуть покачнулась, особенно -- плечами. Мне же упасть помешал стул, который стоял под портретом Самого Братца Президента, где я сидел. -- Это мне? Да оно же из магазина пятнадцатого яруса... То, что братец Клеопатра II не упала, навело мой умный ум на мысль, что это не очень-то простой братец, братец, которая, видимо, по каким-то тайным причинам вынуждена скрывать свою истинную экзистенцию, что корону с ним нужно держать востро... -- Я всегда что-нибудь дарю -- это такое новое словечко с двадцать первого яруса -- своим новым ассистентам, -- сказал я, предварительно как следует навострив корону. -- Да, так уж у меня, братца Пилата III, заведено. Ну а такому красивой братцу, как братец ты, -- обязательно из магазина пятнадцатого яруса. -- Здорово! -- придя в себя, весело рявкнула братец Клеопатра II. -- Не то что на моей прежней службе, где я до этого служила. Он сбросила с себя прежнее платье. Чулки, подвязки, трусики на братце Клеопатре II были в бело-черную полоску, такую же бело-черную, как и на братце непорядочной шлюхе Инфанте, которую я тут же вспомнил. Смотреть на раздевающихся и раздетых братцев, несколько от меня физиологически отличающихся, да еще на службе, я не имел никакого права, так как это была порнография, которая очень сильно оскорбляла мое братцевское достоинство, за оскорбление которого меня могли привлечь на арену гладиаторов. Я отвернулся от порнографии и стал смотреть на портрет Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент здоровья. Почему-то смотреть на портрет Самого Братца Президента мне не хотелось, а хотелось смотреть на порнографию, даже несмотря на то, что она оскорбляла мое братцевское достоинство, а портрет Самого Братца Президента не оскорблял, а наоборот. -- Ну, что скажешь? -- спросила братец Клеопатра И. -- Ты уже оделась? -- Да, -- сказала он. -- Здорово! -- сказал я. А он сказала: -- Сейчас? Тогда я сказал: -- Можно и сейчас. -- Ну давай сейчас, -- сказала он. Чтобы не было порнографии, я натянул на глаза корону, котирую всегда натягивал на глаза, когда делал с братцами